Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- Следующая »
- Последняя >>
Анна Гранатова
Плутоний для Фиделя. Турецкий гром, карибское эхо
Посвящается легендарному разведчику,
историку, аналитику и другу Кубы,
генерал-лейтенанту Николаю Леонову
Глава I
Штормовое предупреждение
В Карибском кризисе, как в капле воды, отразилась вся драматургия международной политики середины XX столетия
Над всей Атлантикой безоблачное небо
Пилот специального подразделения авиации, майор Ричард Хейзер поднял самолет в воздух, когда над континентом еще сгущалась ночная мгла. Перед тем как выйти на взлетное поле авиабазы ВВС США в Калифорнии, Хейзер, подтянутый и высокий брюнет с высоким и открытым лбом, уронил взгляд на болтающийся настенный календарь, где строгие цифры украшались феерическими фотографиями штурмующих небесную бездну американских самолетов. «Незасекреченные модели», – Хейзер незаметно улыбнулся углами рта, продолжая изучать календарь: его стальной красавец Lockheed U-2, или просто У-2, как крылатую машину окрестили в Союзе, на календаре не значился.
За пару минут до команды «стартуйте!» Хейзер коснулся шершавой рукой прозрачной рамки, обозначающей на календаре дату, и передвинул ее на 14 октября 1962 года. Бортовой хронометр отсчитывал секунды едва заметного рассвета. Пилот надел шлем, очки, перчатки. Руки легли на штурвал. Густая, как сливки, влажная пелена укрывала Флоридский пролив, в направлении которого майор Ричард вел машину. Отсюда, с авиабазы Эдвардс, до береговой линии Кубы – считаные минуты лету, если держать курс строго на юг. Слева от шумно разрезающего предрассветное небо лезвиями крыльев «Локхида» пролегали Багамские острова, куда на отдых стекались напыщенные джентльмены со щебечущими длинноногими леди со всего мира. Укрытые соленой фатой ночного тумана, дремали острова Большая Абака и остров Андрос. Встречный ветер был вполне терпимый, погода благоприятствовала полету.
Октябрь 1962 года начался с проливных дождей и тоскливой затяжной облачности, так что поступил приказ из разведцентра, – временно отложить аэрофотосъемку. Президент США Джон Кеннеди и директор ЦРУ Джон Маккоун, занявший свою должность в ноябре 1961 года, к такому решению пришли одновременно, оба были не в пример предшественникам – Дуайту Эйзенхауэру и Алену Даллесу – настроены куда как менее враждебно против Кубы, а после того как Ален Даллес провалил в апреле 1961 года операцию «Сапата-Мангуста» в кубинском заливе Свиней и Кеннеди попросил именитого разведчика подать в отставку, стало очевидно, что Фидель Кастро оказался крепким орешком и с ходу на Кубе политический режим не поменяешь.
«Полеты можно продолжить, как только погода улучшится, – сухо заметил Кеннеди, пристально глядя на Джона Маккоуна. – Сейчас в них нет острой необходимости. В сентябре советский лидер Никита Сергеевич Хрущев в заявлении ТАСС объявил, что «на Кубе советского наступательного вооружения и ракет нет». – «Вы в это верите? – Джон Маккоун вскинул брови. – Можно ли доверять русским?»
Профессиональный атомщик и новый директор ЦРУ, Джон Маккоун был единственным в окружении Кеннеди, кто в преддверии Карибского кризиса вопреки всем данным собственной разведки, ничего подозрительного не обнаруживавшей, твердил, что на Кубе должно находиться советское наступательное вооружение.
«Если его там до сих пор нет сегодня, то оно появится там завтра. Понимаете, это очень удобно, – объяснял свою мысль Маккоун. – Советская военная база под боком у нас. Это сразу же изменило бы геополитический баланс сил в пользу русских». – «Вы верите, что подобный прыжок через океан возможен? Под нашим-то пристальным контролем?» – возражали Джону Маккоуну высшие чины в Пентагоне. Директор ЦРУ пожимал плечами: «Не знаю, как они это сделают, но это фантастически выигрышная для Союза позиция!» – «Думаете, Хрущев способен на подобный риск?» – «Эта игра стоит свеч!»
Еще 23 августа 1962 года Джон Маккоун направил президенту США меморандум, в котором изложил гипотезу: на Кубу возможна перевозка советского оружия морским путем, и, возможно, именно сейчас советские суда, которые туда идут, груженные якобы сельскохозяйственной техникой, на самом деле везут туда оружие. «Но чтобы обслуживать серьезное оружие наступательного характера, нужны люди, – заметил Кеннеди, ознакомившись с меморандумом директора разведки. – Кубинцы с подобной техникой незнакомы. Значит, русским потребуется тайно перевозить на Кубу целые армейские части и подразделения! Но где они спрячут огромное количество солдат? Да и переход через Атлантику – неблизкий!»
В ответ на президентский скепсис Маккоун поставил военно-практический эксперимент. Несколько подразделений американских солдат поместили в трюмы различных судов и покатали в тропических водах. На третьи сутки такого «круиза» у военных начались массовые приступы всевозможных заболеваний – от головокружений и теплового удара до лихорадки и расстройств желудка. «Значит, моя гипотеза на практике неосуществима», – устало подумал Маккоун, и его агрессивный настрой по отношению к Острову свободы поубавился. Но ненадолго. Червь сомнения продолжал грызть аналитический мозг Джона Маккоуна. 7 сентября 1962 года, еще не имея на руках таких объективных данных, как, скажем, аэрофотосъемка, директор ЦРУ, находясь во Франции, направил в штаб-квартиру ЦРУ в США шифротелеграмму, последняя фраза которой звучала так: «Возможно, на Кубе уже находится советское оружие, возможно, ракеты малой дальности» (см. С. Микоян, Анатомия Карибского кризиса, М., 2006, фотодокумент на стр. 172).
Когда же сентябрь 1962 года зарядил дождями и шквалами, директор ЦРУ приказал разведывательной авиации прекратить полеты над Кубой. «Только горючее зря тратим. Да и президент Кеннеди считает, что с этим можно повременить, тем более что советский лидер Никита Хрущев в начале сентября заверил весь мир через ТАСС, что никакого советского оружия на Кубе нет и быть не может».
Не горел нетерпением взять реванш после провала Эйзенхауэром и Даллесом операции в заливе Свиней и президент США Джон Кеннеди, его больше заботили начинающиеся выборы в Конгресс. Не считал Кубу приоритетным направлением во внешней политике и министр обороны в правительстве Кеннеди, аналитик Роберт Макнамара, пришедший на свой пост из бизнеса, из совета директоров автомобильного концерна «Форд».
И все же политическое завещание президента Эйзенхауэра ликвидировать на Кубе коммунистический режим оставалось. В день своего ухода из Белого дома, 19 января 1961 года (передача президентской власти в США традиционно приходится на 20 января перед зданием Конгресса, в полдень), покидающий свой пост Дуайт Эйзенхауэр экспрессивно убеждал нового хозяина Белого дома в том, что «необходимо срочно ликвидировать коммунистический режим на Кубе, нельзя эту проблему решать «маньяна» (испанское maсana означает «завтра», кубинцы используют это слово в значении «неизвестно когда», «после дождичка в четверг»)». Кеннеди пообещал Эйзенхауэру, что на предмет «маньяна» можно не беспокоиться. Однако Джон Фицджеральд лукавил: ему просто не хотелось спорить со своим предшественником. Но тут объявились «люди из Пентагона» и начали с басовитой экспрессией давить на Кеннеди: мол, план Эйзенхауэра по Кубе «Мангуста» давно расписан в деталях, надо действовать, дайте отмашку!
Поэтому, как только небо над Флоридой развеялось и установилась относительно ясная погода, разведывательные полеты были возобновлены. Самолет У-2, ведомый рукой Ричарда Хейзера, вырулил на знакомую траекторию. Слева остался маленький скалистый, заросший буйным тропическим кустарником с жесткими листьями, напоминающий при взгляде из иллюминатора изумрудную пуговицу островок Ки-Уэст. Американцы назвали зеленый островок символично, Key West, значит, «Ключ к Западу» или «ворота на запад». Остров Ки-Уэст находится примерно посредине Флоридского пролива, между Майами и Гаваной. Именно здесь незадолго до Кубинской революции, провозгласившей победу армии Фиделя Кастро над режимом Фульхенсио Батисты, американский писатель и любитель морской рыбалки Эрнест Хемингуэй познакомился с будущим капитаном своего катера «Пилар», загорелым кубинцем Григорио Фуэнтесом Бетанкуром. Полуграмотный рыбак из кубинского Кохимара спас жизнь будущего нобелевского лауреата, когда разбитая штормом яхта Хемингуэя терпела бедствие. Кубинцы в то время ходили настороже, боялись провокаций, боялись янки, боялись жандармов Батисты, которые пачками бросали невинных в тюрьмы, боялись и повстанцев Фиделя: и среди них были свои лазутчики. Взбудораженный народ жил в постоянном страхе за жизнь. Но рыбак Григорио Бетанкур не думал о политике, сворачивая снасти и спасая бородатого незнакомца, на своем маленьком пропахшем рыбой и водорослями катере перевозя его на сушу. «Морской закон и характер кубинца! – сказал по-испански Григорио. – Мы обязаны помогать всякому, кто терпит бедствие в океане, вдали от берега, не разбирая, друг это или враг». После этого Хемингуэй записал в своем дневнике: «Ки-Уэст, «ключ к Западу», самое прекрасное место на земле». Писатель эпизодически жил здесь и на самой Кубе порядка тридцати лет. Любопытно, что одним из символов Кубы, изображенным на государственном гербе, является ключ.
Всего за час самолет преодолевает расстояние от Флориды до кубинского побережья. За этот час эпатажная держава с неутоленными политическими амбициями, кричащими витринами супермаркетов, неоновой рекламой пафосных казино, клубов, ресторанов вдруг стала незримой и неосязаемой. Всего час перелета над укутанным в соленый шлейф тумана дремлющим морем, и позади остаются зеркальные зубья небоскребов престижных торговых центров, коронующие самовлюбленную, энергичную и рациональную нацию, сотканную из упрямых, пробивных, циничных эмигрантских династий.
Всего несколько минут требуется, чтобы оказаться в совершенно ином мире, где люди живут иначе и мыслят иначе, иными ценностями. Здесь не понимают, что ради мешка с деньгами можно убить человека и что деловая карьера эгоиста-одиночки может быть важнее семьи, в которой много детей и внуков. Большинство домов на Кубе не имеют ни тяжелых железных дверей, ни сигнализации, ни каменных заборов, а лишь легкие фанерные дверные коробки, низенькие деревянные частоколы, через которые легко перепрыгнет коза и пронырнет кошка, да примитивные замкищеколды из звонкого металла. Боевых собак тут нет, а желтые и рыжие поджарые дворовые псы ластятся к каждому, что к хозяину, что к чужаку – гостю. И никому из этой боевой, ходящей в будни и праздники в военной форме болотного цвета братии, не приходит в голову держать в домашних сейфах личное огнестрельное оружие, чтобы защитить себя от бандитов. Да и домашних сейфов нет. А улицы постоянно патрулируются.
Не требуется специального приглашения, чтобы зайти в дом соседа на чашечку ароматного кофе с тростниковым сахаром, сваренного на песке в специальном латунном кувшинчике. Позвони в любую соседскую дверь, и тебя почти наверняка угостят и кофе, и ромом с колой, и сладким зеленоватым коктейлем из тростника с дольками лайма, и шуршащим, как на весенней реке во время ледолома, льдом. Здесь принято дружить семьями, как если б у всех были общие родственники. Принято водить детей в один и тот же детский сад и школу и потом подолгу вечерами обсуждать с соседями, чему там учат и как воспитывают. А когда это наскучивает, включают на кассетном магнитофоне бодрую музыку и начинают танцевать румбу или сальсу, и когда танцующих становится больше, чем может вместить гостиная, улыбающаяся толпа кубинцев плавно перетекает на улицу и продолжает танцевать возле дома, прямо на асфальте. Мимо нее проезжают загорелые, обтянутые в яркие спортивные трико велосипедисты, шествуют нагруженные сумками прохожие. Некоторые на мгновение останавливаются, ставят сумки на асфальт, а затем рьяно вплетаются в своеобразный хоровод кубинской сальсы. И тогда жизнь нескольких кубинских семей сливается с жизнью улицы. Поэтому забудь об официальности, а просто подойди к двери и постучись…
Покрывшийся небесной влагой, как холодным потом, самолет У-2, опираясь на восходящие потоки воздуха, стремительно поднимался над белым и плотным, словно морские льдины, плавающие в небесном океане, фронтом облаков. Их серебристый панцирь накрывал синюю морскую бездну, как ледяная скорлупа, но вдали, где небесные айсберги начинали таять, в темной глубине проблескивали сквозь соленый туман желтые огни прожекторов Острова свободы. От напряженного управления штурвалом руки Хейзера в кожаных перчатках слегка занемели. Он думал о том, что вот еще один полет – рисковый и бессмысленный – в его жизни, над страной, нравы которой он не понимает и отторгает своим гордым американским сердцем. Что за радость в сальсе на улице, с соседями, ведь это не ужин в дорогом ресторане с голливудской звездой? Кто они, эти кубинцы, распевающие «Куба либре!», «Свободная Куба»? За что борются их революционные фанатики? Он не понимал, зачем этот крошечный островок посреди океана с его странной нацией понадобился большим, сильным и богатым Штатам. Но приказ есть приказ. На панели управления горели красными цифрами параметры навигации. Самолет приближался к вспыхивающему разноцветными искрами ожерелью береговых огней, заливу Гаваны.
На короткое время ночной передышки бурлящее чрево котла с клокочущими лозунгами революционной борьбы команданте Фиделя и товарища Че успокоилось и затихло. Гавана спала, спали города Матанзас, Ольгин, Кохимар. Зеленая ящерица-игуана острова Куба смежила веки. Шуршали сквозь сон остроконечными веерами финиковые и кокосовые пальмы, шелестели высохшими на солнце листьями кофейные и тростниковые плантации, простирающиеся до горизонта квадратами и ромбами цветов рыжей яшмы и болотного турмалина.
Куба. Это слово на местном наречии индейцев означает «земля». Остров Куба площадью в 105 тысяч квадратных километров – самый большой в Кубинском архипелаге, окруженный еще примерно тысячью мелких островков, самые мелкие из которых представляют собой просто скалу в море с пучком зелени. На территории Кубы помещаются десять островов размером с Ямайку и целая дюжина таких крошечных государств, как Пуэрто-Рико!
Кубинский архипелаг примыкает к границе субтропической зоны планеты. Бытует мнение, что само название Кубинскому острову дали аборигены племени таино, которые занимались земледелием и говорили на одном из аравакских языков. Но то же самое слово – «земля!» – с восторгом выкрикивал и генуэзский мореход Христофор Колумб, изможденный многодневным плаванием по просторам Атлантики в поисках Индии. Американцы не любят эту историю, о ней вы не услышите в Штатах. В октябре 1492 года Колумб заметил на горизонте темную линию суши. Вожделенная «земля», на которую высадилась команда каравелл «Санта-Мария», «Пинта» и «Нинья» Колумба, оказалась Кубой.
В центре Гаваны – белоснежное величественное здание Капитолия, архитектурно напоминающее дом американского Сената на Капитолийском холме в Вашингтоне. Но это сходство лишь внешнее, в кубинском Капитолии находится Национальная библиотека. Страсть к познанию оказывается значимым противовесом американским чувственным ценностям, символика которых ассоциирована с известными ресторанами, ночными клубами, голливудскими грезами и игорными домами.
Само слово «свобода» на Кубе понимают иначе, нежели в Америке, символом которой стала каменная дама с короной из семи лучей – семи континентов – руки французского скульптора, вылепленная «по образу и подобию» жены производителя швейных машин «Зингер». Выставленная на международной выставке, французская девушка в колючей каменной короне так вдохновила американцев, что им в итоге девушку подарили, и теперь мы ее знаем как символ Нового Света.
Символом Кубы стала совсем иная женщина, Изабелла Бобадилья де Сото, жена губернатора Гаваны. Это ее изображение мы встречаем на роме «Гавана Клаб» и большинстве кубинских торговых марок. Она стоит, обратив голову к небу, задрапированная в ткань, ниспадающую мягкими складками, и опирающаяся на католический крест, как на флагшток. Однажды ее муж, губернатор и испанский генерал де Сото, отправился завоевывать новые земли во Флориде и оставил Гавану на попечение супруги Изабеллы на целых четыре года. Долгие четыре года испанка Изабелла де Сото правила кубинским городом Гаваной железной мужской рукой, но когда с другого берега Карибского моря пришло известие о гибели ее супруга, то инфаркт сразил ее. В память об Изабелле де Сото, правящей испанской колонией справедливо, но без мужской алчности и жестокости, благодарные гаванцы отлили фигурку Изабеллы в виде бронзового флюгера и водрузили на вершине крепости Ла-Фуэрса. Именно эта фигура Изабеллы де Сото изображена на этикетках кубинских ромов, сигар и других товаров. Поговорите с кубинцами, и вы услышите о верной женщине Изабелле, безмерно преданной своему мужу, рассказов куда больше, нежели о том, как она правила островом. «Мы ценим настоящую любовь», – подчеркнут кубинцы.
Маленькая Куба кажется огромным и непривычным миром, насыщенный совсем иной экспрессией и эмоциями, нежели мир, начинающийся на севере Флоридского пролива. Средневековая крепость Морро с белоснежной колонной маяка, бросающего на воду красноватые отблески, возвышалась над глубоким заливом темной глыбой скользких от саргассовых водорослей камней. Маяк, расположившийся на выступе отвесной серой скалы, врезающейся в море, освещал красноватым лучом развороченные штормами бурые волнорезы набережной-маликона и разбитую вдребезги асфальтовую дорогу.
Вдоль маликона – маленькие и легкие, словно игрушечные, двухэтажные домики с облупленной краской и потемневшими от соленого ветра металлическими жалюзи на окнах, с полными чугунных завитков решетками балконов, с которых из широких глиняных кадок свешиваются гирлянды душистых вьюнов с розовыми и сиреневыми колокольчиками соцветий и на которые карабкаются с потрескавшейся рыжей земли зеленые паруса дикого винограда.
И сейчас пилот Ричард Хейзер, бесстрашный американец с точеным англо-саксонским профилем, сам себе напоминает богатого путешественника, опрометчиво направившегося в царство загорелых аборигенов, беспечно обосновавшихся под кокосовыми пальмами на коралловом песке. Он вывалился вместе со своим самолетом из роскошного мира бисквитно-белоснежных особняков и сочных голливудских грез в гудящую москитами кокосово-тростниковую неизвестность. Он пересекает Флоридский пролив и переносится из мира благополучия и процветания в страну, напоминающую развороченный муравейник. Здесь люди погружены в бесконечные заботы о хлебе насущном и в оборону от недремлющего врага, они защищаются и ненавидят таких, как он, профессиональный пилот майор специального подразделения авиации, Ричард Хейзер.
Зачем же он отправился в эту дикую страну, полную страха, отчаяния и надежды? Какие чувства у сильной и гордой Америки способна вызывать маленькая пальмово-тростниковая Куба кроме высокомерной жалости? Кубинские земледельцы, изнуренные многочасовой рубкой сахарного тростника под палящим солнцем, возделыванием кофе и табака, ютятся в открытых всем ветрам деревянных домиках с крышами, крытыми сухими тростниковыми листьями. В таких хибарах любой житель зеркальных небоскребов не смог бы провести и нескольких часов! Крестьяне, подобно трудолюбивым муравьям, с утра до глубокой ночи копошащиеся на плантациях, измазанные до ушей рыжей кубинской глиной, не имеют даже представления о том, что такое кондиционер и ванна. Горячая вода – непозволительная роскошь. В кубинских магазинах не купишь ни тортов, ни шоколада, нет даже копченого окорока, ноздреватого сыра, свежего творога, йогуртов и сливочного масла, словно запас продовольствия в стране победившей революции – на исходе. На пару стаканов молока в день может гарантированно претендовать только ребенок, правда, бесплатно, по особой программе. Конечно же, в бакалейных лавках можно добыть рис всех сортов и оттенков, от снежно-белого до золотисто-коричневого, но сколько можно питаться одним рисом? День, два, неделю, месяц? Пожалуй, даже самые добрые люди должны ожесточиться из-за подобных лишений. Разве будешь доволен лишь радостью познания, сыт книгами из Национальной библиотеки и прочей духовной пищей? Разве страх за будущее, словно воронка тропического смерча, не поглощает и не засасывает кубинский народ?
Американский пилот Ричард Хейзер достиг береговой линии Кубы. Над Атлантикой восходило розовое солнце. Остались вдали Гаити и Ямайка, Багамские острова и Большие Антильские острова, мир вечного лета, рай на земле. «Какая странная и упрямая нация – кубинцы! – думал пилот. – Куда же они идут в своей революционной борьбе? Знают ли сами, видят ли перед собой цель или же лишь полагаются на железную волю и разум своего команданте?»
За спиной майора Ричарда Хейзера осталась двухсотлетняя история его западной державы, ее культуры и цивилизации. Но сейчас она ему не помогала. Впрочем, было не время думать о ее плодах. Сделав резкий разворот в утреннем воздухе, пилот заставил машину пройти по дуге, после чего он начал пересекать остров. На море упала тень пирамидальных облаков, похожих на вершины Гималаев, сгрудившихся на горизонте. Первые лучи восходящего солнца превращали волны Карибского моря в живой аквамарин. В иллюминаторе мелькнуло на миг ожерелье Гренадинов. Солнце, небо и острова, напоминающие с высоты птичьего полета драгоценную россыпь самоцветов! Пилот, чей самолет пока шел на большой высотой высоте в 22 км, чуть снизил машину, собираясь начать фотосъемку. Его взгляд скользнул по панели управления, хронограф высветил «14/10/62» и время: часы и секунды.
Облет Кубы майор Ричард Хейзер начал, согласно инструктажу, с запада на юго-восток, а затем, сделав воздушную петлю, он обогнул береговую линию острова и полетел в обратном направлении, с юга на север. К концу этих виражей его руки с трудом держали штурвал, полет без всяких сменщиков и «автопилотов». Хейзер вырулил машину на кубинские города Тако-Тако, Сан-Кристобаль, Бахиа-Хонда, где, по мнению ЦРУ, могло находиться особо опасное оружие, и преодолел эти три города всего за десять минут. Было уже семь утра по местному времени, и Ричард видел из кабины, как Куба энергично просыпалась и отряхивала с себя ночную росу и озноб экваториальной ночи. Маяк крепости Морро прекратил освещать путь кораблям в бухту своим красным, как раскаленное металлическое лезвие, лучом прожектора. Был отчетливо виден цвета черненого серебра купол белоснежного Капитолия и остроконечные готические башенки католического костела Старой Гаваны. Майор Хейзер вел свой высотный самолет уверенной рукой, и фотокамера, установленная на «Локхиде», тщательно фиксировала быстро разворачивающуюся под крылом картину.
Вот мелькнуло какое-то крупное административное здание, над ним ветер рвал полотнище национального флага. К слову, этот флаг был разработан не правительством Фиделя Кастро, а намного раньше, во времена испанской колонизации. У него удивительная история: созданный испанцами, флаг в быту именуется «Одинокая звезда», как и флаг американского Техаса. А дело было так. Флаг Кубы появился еще в 1848 году, его создателями выступили испанский морской генерал Нарсисо Лопес и его друг, редактор газеты «Правда» (La Verdad), оказавшийся одновременно талантливым художником, Мигель Толон. Кстати, Мигель Толон занялся и разработкой герба Кубы. Королевская пальма, украшающая сегодня кубинский герб, – это его идея. Но вернемся к флагу. Дизайн кубинского флага опирался на геральдику американского звездно-полосатого флага, и он получил условное название «Одинокая звезда» (La Estrella Solitaria). Удивительные совпадения у стран – политических оппонентов, правда? По мнению дизайнера флага Мигеля Толона, «одинокая» звезда освещает путь кубинского народа к свободе и независимости. Красный треугольник, на фоне которого звезда расположена, – символ революции. Три синих полосы означает три региона, на которые разделили Кубу испанцы. Белый же цвет двух полос, перемежающих синие, символизирует этическую чистоту народа и справедливость государственной власти. В мае 1950 года войска генерала Нарсисо Лопеса предприняли неудачную попытку свергнуть власть испанских колонизаторов, впервые подняв в испанском городе Карденесе флаг независимой Кубы. Увы… Но флагу суждена была долгая жизнь.
Куба продолжала переходить их рук в руки, и ее государственными флагами становились поочередно флаги США и Испании. Лишь 20 мая 1902 года флаг «Одинокая звезда», разработанный Мигелем Толоном и Нарсисо Лопесом, стал официальным флагом Кубы. В годы правления Кубой сахарного короля, покровителя игорного бизнеса Фульхенсио Батисты этот флаг, разработанный испанцами, не менялся, диктатор не придавал значения геральдике, его интересовала лишь прибыль от американского игорного бизнеса, и таких авторитетов мафиозного мира, как Лаки Лучано, диктатор принимал как самых дорогих гостей в лучших отелях Гаваны. Когда 1 января 1959 года режим Батисты пал, то Фидель Кастро тоже не спешил с новой геральдикой, но по другой причине: он скрывал политическую суть революции. Кастро было выгодно думать, что американцы не видят социалистической сути его революции и думают, что просто один сахарный король хочет свергнуть другого сахарного короля с пьедестала. Американцы полагали, что все богатые промышленники мыслят одинаково и ради прибыли готовы на все, считаются лишь с бизнесом, а на человеческие жизни своей нации им плевать. Потому они и не стали душить Кубинскую революцию в зародыше. Когда же они увидели реформы, проводимые Кастро, гневу американских мафиози, вхожих в правительство США и потерявших на Кубе миллиардный игорный бизнес, не было предела. Есть версия, что именно представители игорной мафии заказали убийство Джона Кеннеди, после того как тот решил оставить режим Кастро в покое.
За пару минут до команды «стартуйте!» Хейзер коснулся шершавой рукой прозрачной рамки, обозначающей на календаре дату, и передвинул ее на 14 октября 1962 года. Бортовой хронометр отсчитывал секунды едва заметного рассвета. Пилот надел шлем, очки, перчатки. Руки легли на штурвал. Густая, как сливки, влажная пелена укрывала Флоридский пролив, в направлении которого майор Ричард вел машину. Отсюда, с авиабазы Эдвардс, до береговой линии Кубы – считаные минуты лету, если держать курс строго на юг. Слева от шумно разрезающего предрассветное небо лезвиями крыльев «Локхида» пролегали Багамские острова, куда на отдых стекались напыщенные джентльмены со щебечущими длинноногими леди со всего мира. Укрытые соленой фатой ночного тумана, дремали острова Большая Абака и остров Андрос. Встречный ветер был вполне терпимый, погода благоприятствовала полету.
Октябрь 1962 года начался с проливных дождей и тоскливой затяжной облачности, так что поступил приказ из разведцентра, – временно отложить аэрофотосъемку. Президент США Джон Кеннеди и директор ЦРУ Джон Маккоун, занявший свою должность в ноябре 1961 года, к такому решению пришли одновременно, оба были не в пример предшественникам – Дуайту Эйзенхауэру и Алену Даллесу – настроены куда как менее враждебно против Кубы, а после того как Ален Даллес провалил в апреле 1961 года операцию «Сапата-Мангуста» в кубинском заливе Свиней и Кеннеди попросил именитого разведчика подать в отставку, стало очевидно, что Фидель Кастро оказался крепким орешком и с ходу на Кубе политический режим не поменяешь.
«Полеты можно продолжить, как только погода улучшится, – сухо заметил Кеннеди, пристально глядя на Джона Маккоуна. – Сейчас в них нет острой необходимости. В сентябре советский лидер Никита Сергеевич Хрущев в заявлении ТАСС объявил, что «на Кубе советского наступательного вооружения и ракет нет». – «Вы в это верите? – Джон Маккоун вскинул брови. – Можно ли доверять русским?»
Профессиональный атомщик и новый директор ЦРУ, Джон Маккоун был единственным в окружении Кеннеди, кто в преддверии Карибского кризиса вопреки всем данным собственной разведки, ничего подозрительного не обнаруживавшей, твердил, что на Кубе должно находиться советское наступательное вооружение.
«Если его там до сих пор нет сегодня, то оно появится там завтра. Понимаете, это очень удобно, – объяснял свою мысль Маккоун. – Советская военная база под боком у нас. Это сразу же изменило бы геополитический баланс сил в пользу русских». – «Вы верите, что подобный прыжок через океан возможен? Под нашим-то пристальным контролем?» – возражали Джону Маккоуну высшие чины в Пентагоне. Директор ЦРУ пожимал плечами: «Не знаю, как они это сделают, но это фантастически выигрышная для Союза позиция!» – «Думаете, Хрущев способен на подобный риск?» – «Эта игра стоит свеч!»
Еще 23 августа 1962 года Джон Маккоун направил президенту США меморандум, в котором изложил гипотезу: на Кубу возможна перевозка советского оружия морским путем, и, возможно, именно сейчас советские суда, которые туда идут, груженные якобы сельскохозяйственной техникой, на самом деле везут туда оружие. «Но чтобы обслуживать серьезное оружие наступательного характера, нужны люди, – заметил Кеннеди, ознакомившись с меморандумом директора разведки. – Кубинцы с подобной техникой незнакомы. Значит, русским потребуется тайно перевозить на Кубу целые армейские части и подразделения! Но где они спрячут огромное количество солдат? Да и переход через Атлантику – неблизкий!»
В ответ на президентский скепсис Маккоун поставил военно-практический эксперимент. Несколько подразделений американских солдат поместили в трюмы различных судов и покатали в тропических водах. На третьи сутки такого «круиза» у военных начались массовые приступы всевозможных заболеваний – от головокружений и теплового удара до лихорадки и расстройств желудка. «Значит, моя гипотеза на практике неосуществима», – устало подумал Маккоун, и его агрессивный настрой по отношению к Острову свободы поубавился. Но ненадолго. Червь сомнения продолжал грызть аналитический мозг Джона Маккоуна. 7 сентября 1962 года, еще не имея на руках таких объективных данных, как, скажем, аэрофотосъемка, директор ЦРУ, находясь во Франции, направил в штаб-квартиру ЦРУ в США шифротелеграмму, последняя фраза которой звучала так: «Возможно, на Кубе уже находится советское оружие, возможно, ракеты малой дальности» (см. С. Микоян, Анатомия Карибского кризиса, М., 2006, фотодокумент на стр. 172).
Когда же сентябрь 1962 года зарядил дождями и шквалами, директор ЦРУ приказал разведывательной авиации прекратить полеты над Кубой. «Только горючее зря тратим. Да и президент Кеннеди считает, что с этим можно повременить, тем более что советский лидер Никита Хрущев в начале сентября заверил весь мир через ТАСС, что никакого советского оружия на Кубе нет и быть не может».
Не горел нетерпением взять реванш после провала Эйзенхауэром и Даллесом операции в заливе Свиней и президент США Джон Кеннеди, его больше заботили начинающиеся выборы в Конгресс. Не считал Кубу приоритетным направлением во внешней политике и министр обороны в правительстве Кеннеди, аналитик Роберт Макнамара, пришедший на свой пост из бизнеса, из совета директоров автомобильного концерна «Форд».
И все же политическое завещание президента Эйзенхауэра ликвидировать на Кубе коммунистический режим оставалось. В день своего ухода из Белого дома, 19 января 1961 года (передача президентской власти в США традиционно приходится на 20 января перед зданием Конгресса, в полдень), покидающий свой пост Дуайт Эйзенхауэр экспрессивно убеждал нового хозяина Белого дома в том, что «необходимо срочно ликвидировать коммунистический режим на Кубе, нельзя эту проблему решать «маньяна» (испанское maсana означает «завтра», кубинцы используют это слово в значении «неизвестно когда», «после дождичка в четверг»)». Кеннеди пообещал Эйзенхауэру, что на предмет «маньяна» можно не беспокоиться. Однако Джон Фицджеральд лукавил: ему просто не хотелось спорить со своим предшественником. Но тут объявились «люди из Пентагона» и начали с басовитой экспрессией давить на Кеннеди: мол, план Эйзенхауэра по Кубе «Мангуста» давно расписан в деталях, надо действовать, дайте отмашку!
Поэтому, как только небо над Флоридой развеялось и установилась относительно ясная погода, разведывательные полеты были возобновлены. Самолет У-2, ведомый рукой Ричарда Хейзера, вырулил на знакомую траекторию. Слева остался маленький скалистый, заросший буйным тропическим кустарником с жесткими листьями, напоминающий при взгляде из иллюминатора изумрудную пуговицу островок Ки-Уэст. Американцы назвали зеленый островок символично, Key West, значит, «Ключ к Западу» или «ворота на запад». Остров Ки-Уэст находится примерно посредине Флоридского пролива, между Майами и Гаваной. Именно здесь незадолго до Кубинской революции, провозгласившей победу армии Фиделя Кастро над режимом Фульхенсио Батисты, американский писатель и любитель морской рыбалки Эрнест Хемингуэй познакомился с будущим капитаном своего катера «Пилар», загорелым кубинцем Григорио Фуэнтесом Бетанкуром. Полуграмотный рыбак из кубинского Кохимара спас жизнь будущего нобелевского лауреата, когда разбитая штормом яхта Хемингуэя терпела бедствие. Кубинцы в то время ходили настороже, боялись провокаций, боялись янки, боялись жандармов Батисты, которые пачками бросали невинных в тюрьмы, боялись и повстанцев Фиделя: и среди них были свои лазутчики. Взбудораженный народ жил в постоянном страхе за жизнь. Но рыбак Григорио Бетанкур не думал о политике, сворачивая снасти и спасая бородатого незнакомца, на своем маленьком пропахшем рыбой и водорослями катере перевозя его на сушу. «Морской закон и характер кубинца! – сказал по-испански Григорио. – Мы обязаны помогать всякому, кто терпит бедствие в океане, вдали от берега, не разбирая, друг это или враг». После этого Хемингуэй записал в своем дневнике: «Ки-Уэст, «ключ к Западу», самое прекрасное место на земле». Писатель эпизодически жил здесь и на самой Кубе порядка тридцати лет. Любопытно, что одним из символов Кубы, изображенным на государственном гербе, является ключ.
Всего за час самолет преодолевает расстояние от Флориды до кубинского побережья. За этот час эпатажная держава с неутоленными политическими амбициями, кричащими витринами супермаркетов, неоновой рекламой пафосных казино, клубов, ресторанов вдруг стала незримой и неосязаемой. Всего час перелета над укутанным в соленый шлейф тумана дремлющим морем, и позади остаются зеркальные зубья небоскребов престижных торговых центров, коронующие самовлюбленную, энергичную и рациональную нацию, сотканную из упрямых, пробивных, циничных эмигрантских династий.
Всего несколько минут требуется, чтобы оказаться в совершенно ином мире, где люди живут иначе и мыслят иначе, иными ценностями. Здесь не понимают, что ради мешка с деньгами можно убить человека и что деловая карьера эгоиста-одиночки может быть важнее семьи, в которой много детей и внуков. Большинство домов на Кубе не имеют ни тяжелых железных дверей, ни сигнализации, ни каменных заборов, а лишь легкие фанерные дверные коробки, низенькие деревянные частоколы, через которые легко перепрыгнет коза и пронырнет кошка, да примитивные замкищеколды из звонкого металла. Боевых собак тут нет, а желтые и рыжие поджарые дворовые псы ластятся к каждому, что к хозяину, что к чужаку – гостю. И никому из этой боевой, ходящей в будни и праздники в военной форме болотного цвета братии, не приходит в голову держать в домашних сейфах личное огнестрельное оружие, чтобы защитить себя от бандитов. Да и домашних сейфов нет. А улицы постоянно патрулируются.
Не требуется специального приглашения, чтобы зайти в дом соседа на чашечку ароматного кофе с тростниковым сахаром, сваренного на песке в специальном латунном кувшинчике. Позвони в любую соседскую дверь, и тебя почти наверняка угостят и кофе, и ромом с колой, и сладким зеленоватым коктейлем из тростника с дольками лайма, и шуршащим, как на весенней реке во время ледолома, льдом. Здесь принято дружить семьями, как если б у всех были общие родственники. Принято водить детей в один и тот же детский сад и школу и потом подолгу вечерами обсуждать с соседями, чему там учат и как воспитывают. А когда это наскучивает, включают на кассетном магнитофоне бодрую музыку и начинают танцевать румбу или сальсу, и когда танцующих становится больше, чем может вместить гостиная, улыбающаяся толпа кубинцев плавно перетекает на улицу и продолжает танцевать возле дома, прямо на асфальте. Мимо нее проезжают загорелые, обтянутые в яркие спортивные трико велосипедисты, шествуют нагруженные сумками прохожие. Некоторые на мгновение останавливаются, ставят сумки на асфальт, а затем рьяно вплетаются в своеобразный хоровод кубинской сальсы. И тогда жизнь нескольких кубинских семей сливается с жизнью улицы. Поэтому забудь об официальности, а просто подойди к двери и постучись…
Покрывшийся небесной влагой, как холодным потом, самолет У-2, опираясь на восходящие потоки воздуха, стремительно поднимался над белым и плотным, словно морские льдины, плавающие в небесном океане, фронтом облаков. Их серебристый панцирь накрывал синюю морскую бездну, как ледяная скорлупа, но вдали, где небесные айсберги начинали таять, в темной глубине проблескивали сквозь соленый туман желтые огни прожекторов Острова свободы. От напряженного управления штурвалом руки Хейзера в кожаных перчатках слегка занемели. Он думал о том, что вот еще один полет – рисковый и бессмысленный – в его жизни, над страной, нравы которой он не понимает и отторгает своим гордым американским сердцем. Что за радость в сальсе на улице, с соседями, ведь это не ужин в дорогом ресторане с голливудской звездой? Кто они, эти кубинцы, распевающие «Куба либре!», «Свободная Куба»? За что борются их революционные фанатики? Он не понимал, зачем этот крошечный островок посреди океана с его странной нацией понадобился большим, сильным и богатым Штатам. Но приказ есть приказ. На панели управления горели красными цифрами параметры навигации. Самолет приближался к вспыхивающему разноцветными искрами ожерелью береговых огней, заливу Гаваны.
На короткое время ночной передышки бурлящее чрево котла с клокочущими лозунгами революционной борьбы команданте Фиделя и товарища Че успокоилось и затихло. Гавана спала, спали города Матанзас, Ольгин, Кохимар. Зеленая ящерица-игуана острова Куба смежила веки. Шуршали сквозь сон остроконечными веерами финиковые и кокосовые пальмы, шелестели высохшими на солнце листьями кофейные и тростниковые плантации, простирающиеся до горизонта квадратами и ромбами цветов рыжей яшмы и болотного турмалина.
Куба. Это слово на местном наречии индейцев означает «земля». Остров Куба площадью в 105 тысяч квадратных километров – самый большой в Кубинском архипелаге, окруженный еще примерно тысячью мелких островков, самые мелкие из которых представляют собой просто скалу в море с пучком зелени. На территории Кубы помещаются десять островов размером с Ямайку и целая дюжина таких крошечных государств, как Пуэрто-Рико!
Кубинский архипелаг примыкает к границе субтропической зоны планеты. Бытует мнение, что само название Кубинскому острову дали аборигены племени таино, которые занимались земледелием и говорили на одном из аравакских языков. Но то же самое слово – «земля!» – с восторгом выкрикивал и генуэзский мореход Христофор Колумб, изможденный многодневным плаванием по просторам Атлантики в поисках Индии. Американцы не любят эту историю, о ней вы не услышите в Штатах. В октябре 1492 года Колумб заметил на горизонте темную линию суши. Вожделенная «земля», на которую высадилась команда каравелл «Санта-Мария», «Пинта» и «Нинья» Колумба, оказалась Кубой.
В центре Гаваны – белоснежное величественное здание Капитолия, архитектурно напоминающее дом американского Сената на Капитолийском холме в Вашингтоне. Но это сходство лишь внешнее, в кубинском Капитолии находится Национальная библиотека. Страсть к познанию оказывается значимым противовесом американским чувственным ценностям, символика которых ассоциирована с известными ресторанами, ночными клубами, голливудскими грезами и игорными домами.
Само слово «свобода» на Кубе понимают иначе, нежели в Америке, символом которой стала каменная дама с короной из семи лучей – семи континентов – руки французского скульптора, вылепленная «по образу и подобию» жены производителя швейных машин «Зингер». Выставленная на международной выставке, французская девушка в колючей каменной короне так вдохновила американцев, что им в итоге девушку подарили, и теперь мы ее знаем как символ Нового Света.
Символом Кубы стала совсем иная женщина, Изабелла Бобадилья де Сото, жена губернатора Гаваны. Это ее изображение мы встречаем на роме «Гавана Клаб» и большинстве кубинских торговых марок. Она стоит, обратив голову к небу, задрапированная в ткань, ниспадающую мягкими складками, и опирающаяся на католический крест, как на флагшток. Однажды ее муж, губернатор и испанский генерал де Сото, отправился завоевывать новые земли во Флориде и оставил Гавану на попечение супруги Изабеллы на целых четыре года. Долгие четыре года испанка Изабелла де Сото правила кубинским городом Гаваной железной мужской рукой, но когда с другого берега Карибского моря пришло известие о гибели ее супруга, то инфаркт сразил ее. В память об Изабелле де Сото, правящей испанской колонией справедливо, но без мужской алчности и жестокости, благодарные гаванцы отлили фигурку Изабеллы в виде бронзового флюгера и водрузили на вершине крепости Ла-Фуэрса. Именно эта фигура Изабеллы де Сото изображена на этикетках кубинских ромов, сигар и других товаров. Поговорите с кубинцами, и вы услышите о верной женщине Изабелле, безмерно преданной своему мужу, рассказов куда больше, нежели о том, как она правила островом. «Мы ценим настоящую любовь», – подчеркнут кубинцы.
Маленькая Куба кажется огромным и непривычным миром, насыщенный совсем иной экспрессией и эмоциями, нежели мир, начинающийся на севере Флоридского пролива. Средневековая крепость Морро с белоснежной колонной маяка, бросающего на воду красноватые отблески, возвышалась над глубоким заливом темной глыбой скользких от саргассовых водорослей камней. Маяк, расположившийся на выступе отвесной серой скалы, врезающейся в море, освещал красноватым лучом развороченные штормами бурые волнорезы набережной-маликона и разбитую вдребезги асфальтовую дорогу.
Вдоль маликона – маленькие и легкие, словно игрушечные, двухэтажные домики с облупленной краской и потемневшими от соленого ветра металлическими жалюзи на окнах, с полными чугунных завитков решетками балконов, с которых из широких глиняных кадок свешиваются гирлянды душистых вьюнов с розовыми и сиреневыми колокольчиками соцветий и на которые карабкаются с потрескавшейся рыжей земли зеленые паруса дикого винограда.
И сейчас пилот Ричард Хейзер, бесстрашный американец с точеным англо-саксонским профилем, сам себе напоминает богатого путешественника, опрометчиво направившегося в царство загорелых аборигенов, беспечно обосновавшихся под кокосовыми пальмами на коралловом песке. Он вывалился вместе со своим самолетом из роскошного мира бисквитно-белоснежных особняков и сочных голливудских грез в гудящую москитами кокосово-тростниковую неизвестность. Он пересекает Флоридский пролив и переносится из мира благополучия и процветания в страну, напоминающую развороченный муравейник. Здесь люди погружены в бесконечные заботы о хлебе насущном и в оборону от недремлющего врага, они защищаются и ненавидят таких, как он, профессиональный пилот майор специального подразделения авиации, Ричард Хейзер.
Зачем же он отправился в эту дикую страну, полную страха, отчаяния и надежды? Какие чувства у сильной и гордой Америки способна вызывать маленькая пальмово-тростниковая Куба кроме высокомерной жалости? Кубинские земледельцы, изнуренные многочасовой рубкой сахарного тростника под палящим солнцем, возделыванием кофе и табака, ютятся в открытых всем ветрам деревянных домиках с крышами, крытыми сухими тростниковыми листьями. В таких хибарах любой житель зеркальных небоскребов не смог бы провести и нескольких часов! Крестьяне, подобно трудолюбивым муравьям, с утра до глубокой ночи копошащиеся на плантациях, измазанные до ушей рыжей кубинской глиной, не имеют даже представления о том, что такое кондиционер и ванна. Горячая вода – непозволительная роскошь. В кубинских магазинах не купишь ни тортов, ни шоколада, нет даже копченого окорока, ноздреватого сыра, свежего творога, йогуртов и сливочного масла, словно запас продовольствия в стране победившей революции – на исходе. На пару стаканов молока в день может гарантированно претендовать только ребенок, правда, бесплатно, по особой программе. Конечно же, в бакалейных лавках можно добыть рис всех сортов и оттенков, от снежно-белого до золотисто-коричневого, но сколько можно питаться одним рисом? День, два, неделю, месяц? Пожалуй, даже самые добрые люди должны ожесточиться из-за подобных лишений. Разве будешь доволен лишь радостью познания, сыт книгами из Национальной библиотеки и прочей духовной пищей? Разве страх за будущее, словно воронка тропического смерча, не поглощает и не засасывает кубинский народ?
Американский пилот Ричард Хейзер достиг береговой линии Кубы. Над Атлантикой восходило розовое солнце. Остались вдали Гаити и Ямайка, Багамские острова и Большие Антильские острова, мир вечного лета, рай на земле. «Какая странная и упрямая нация – кубинцы! – думал пилот. – Куда же они идут в своей революционной борьбе? Знают ли сами, видят ли перед собой цель или же лишь полагаются на железную волю и разум своего команданте?»
За спиной майора Ричарда Хейзера осталась двухсотлетняя история его западной державы, ее культуры и цивилизации. Но сейчас она ему не помогала. Впрочем, было не время думать о ее плодах. Сделав резкий разворот в утреннем воздухе, пилот заставил машину пройти по дуге, после чего он начал пересекать остров. На море упала тень пирамидальных облаков, похожих на вершины Гималаев, сгрудившихся на горизонте. Первые лучи восходящего солнца превращали волны Карибского моря в живой аквамарин. В иллюминаторе мелькнуло на миг ожерелье Гренадинов. Солнце, небо и острова, напоминающие с высоты птичьего полета драгоценную россыпь самоцветов! Пилот, чей самолет пока шел на большой высотой высоте в 22 км, чуть снизил машину, собираясь начать фотосъемку. Его взгляд скользнул по панели управления, хронограф высветил «14/10/62» и время: часы и секунды.
Облет Кубы майор Ричард Хейзер начал, согласно инструктажу, с запада на юго-восток, а затем, сделав воздушную петлю, он обогнул береговую линию острова и полетел в обратном направлении, с юга на север. К концу этих виражей его руки с трудом держали штурвал, полет без всяких сменщиков и «автопилотов». Хейзер вырулил машину на кубинские города Тако-Тако, Сан-Кристобаль, Бахиа-Хонда, где, по мнению ЦРУ, могло находиться особо опасное оружие, и преодолел эти три города всего за десять минут. Было уже семь утра по местному времени, и Ричард видел из кабины, как Куба энергично просыпалась и отряхивала с себя ночную росу и озноб экваториальной ночи. Маяк крепости Морро прекратил освещать путь кораблям в бухту своим красным, как раскаленное металлическое лезвие, лучом прожектора. Был отчетливо виден цвета черненого серебра купол белоснежного Капитолия и остроконечные готические башенки католического костела Старой Гаваны. Майор Хейзер вел свой высотный самолет уверенной рукой, и фотокамера, установленная на «Локхиде», тщательно фиксировала быстро разворачивающуюся под крылом картину.
Вот мелькнуло какое-то крупное административное здание, над ним ветер рвал полотнище национального флага. К слову, этот флаг был разработан не правительством Фиделя Кастро, а намного раньше, во времена испанской колонизации. У него удивительная история: созданный испанцами, флаг в быту именуется «Одинокая звезда», как и флаг американского Техаса. А дело было так. Флаг Кубы появился еще в 1848 году, его создателями выступили испанский морской генерал Нарсисо Лопес и его друг, редактор газеты «Правда» (La Verdad), оказавшийся одновременно талантливым художником, Мигель Толон. Кстати, Мигель Толон занялся и разработкой герба Кубы. Королевская пальма, украшающая сегодня кубинский герб, – это его идея. Но вернемся к флагу. Дизайн кубинского флага опирался на геральдику американского звездно-полосатого флага, и он получил условное название «Одинокая звезда» (La Estrella Solitaria). Удивительные совпадения у стран – политических оппонентов, правда? По мнению дизайнера флага Мигеля Толона, «одинокая» звезда освещает путь кубинского народа к свободе и независимости. Красный треугольник, на фоне которого звезда расположена, – символ революции. Три синих полосы означает три региона, на которые разделили Кубу испанцы. Белый же цвет двух полос, перемежающих синие, символизирует этическую чистоту народа и справедливость государственной власти. В мае 1950 года войска генерала Нарсисо Лопеса предприняли неудачную попытку свергнуть власть испанских колонизаторов, впервые подняв в испанском городе Карденесе флаг независимой Кубы. Увы… Но флагу суждена была долгая жизнь.
Куба продолжала переходить их рук в руки, и ее государственными флагами становились поочередно флаги США и Испании. Лишь 20 мая 1902 года флаг «Одинокая звезда», разработанный Мигелем Толоном и Нарсисо Лопесом, стал официальным флагом Кубы. В годы правления Кубой сахарного короля, покровителя игорного бизнеса Фульхенсио Батисты этот флаг, разработанный испанцами, не менялся, диктатор не придавал значения геральдике, его интересовала лишь прибыль от американского игорного бизнеса, и таких авторитетов мафиозного мира, как Лаки Лучано, диктатор принимал как самых дорогих гостей в лучших отелях Гаваны. Когда 1 января 1959 года режим Батисты пал, то Фидель Кастро тоже не спешил с новой геральдикой, но по другой причине: он скрывал политическую суть революции. Кастро было выгодно думать, что американцы не видят социалистической сути его революции и думают, что просто один сахарный король хочет свергнуть другого сахарного короля с пьедестала. Американцы полагали, что все богатые промышленники мыслят одинаково и ради прибыли готовы на все, считаются лишь с бизнесом, а на человеческие жизни своей нации им плевать. Потому они и не стали душить Кубинскую революцию в зародыше. Когда же они увидели реформы, проводимые Кастро, гневу американских мафиози, вхожих в правительство США и потерявших на Кубе миллиардный игорный бизнес, не было предела. Есть версия, что именно представители игорной мафии заказали убийство Джона Кеннеди, после того как тот решил оставить режим Кастро в покое.