Страница:
Анна Грин
Кто убийца?
Глава I
Загадочный случай
Я проработал в адвокатской конторе «Виллей, Кар и Рэймонд» уже почти год, когда однажды утром в мой кабинет ворвался незнакомый мне молодой человек. У него был такой встревоженный вид, что я невольно поднялся и пошел ему навстречу.
– В чем дело? – спросил я. – Что случилось?
– Я хотел бы увидеть мистера Виллея, мне надо с ним переговорить, – ответил юноша.
– К сожалению, это невозможно, – сказал я, – сегодня утром его совершенно неожиданно вызвали в Вашингтон. Он вернется не раньше завтрашнего дня, но если вы не имеете ничего против, чтобы сообщить мне, в чем дело…
– Вам, мистер Рэймонд? – недоверчиво переспросил он и смерил меня холодным, пристальным взглядом, но, по-видимому, моя наружность успокоила его, так как он продолжил: – Собственно говоря, у меня нет никаких причин не доверять вам, тем более что я вовсе и не собирался делать тайны из цели своего посещения. Я пришел сообщить, что мистер Левенворт умер.
– Левенворт? – воскликнул я, отступив на шаг.
Левенворт с давних пор был клиентом нашей фирмы и, кроме того, считался ближайшим другом мистера Виллея.
– Да, и не просто умер – его кто-то убил. Ему выстрелили в голову, когда он работал за письменным столом.
– Убит? Выстрелом в голову? – переспросил я, не веря своим ушам.
Веселый, жизнерадостный старик, который всего неделю назад был у нас в конторе, шутил со мной, поддразнивал и приглашал к себе, чтобы выбрать мне невесту, – убит!
С недоверием взглянув на своего собеседника, я поинтересовался:
– Когда? Как это произошло?
– Сегодня ночью, по крайней мере мы так думаем; тело обнаружили только утром. Я личный секретарь мистера Левенворта и живу у него в доме. Это чудовищный удар, – прибавил он, – особенно для молодых девушек, его племянниц.
– Да, это действительно ужасно. Мистер Виллей будет сражен горем.
– Они совершенно одни… – продолжал он деловым тоном, составлявшим, как я потом заметил, его особенность. – Я говорю о племянницах покойного. Поскольку сегодня же должно начаться следствие по этому делу, то, конечно, было бы весьма желательно, чтобы на нем присутствовал какой-нибудь опытный в подобных делах человек. Дамы просили меня заехать к мистеру Виллею как к лучшему другу их покойного дяди и сообщить ему о том, что случилось. Они полагали, что он сразу же явится к ним. Но выясняется, что он в отъезде, так что я, право, не знаю, что и делать.
– Хоть я и не знаком с этими дамами, – ответил я, – но если я могу оказаться им чем-то полезным, то, конечно, из уважения к их дяде…
Секретарь при этих словах взглянул на меня так, что я оборвал фразу. Он нахмурился и, по– видимому, был не особенно доволен моим предложением, но, в конце концов, нерешительно проговорил:
– Делать нечего… Не знаю, может быть, так будет лучше… Во всяком случае женщин нельзя оставлять одних, без всякой поддержки…
– Хорошо, – перебил я его, – я приеду.
Сев за стол, я быстро набросал телеграмму мистеру Виллею и, отдав нужные распоряжения, вышел вместе с секретарем на улицу.
– Расскажите теперь подробно все, что вам известно об этом кошмарном происшествии, – обратился я к своему спутнику.
– Все, что мне известно, можно описать в нескольких словах. Когда я вчера вечером простился со своим патроном, он, как и всегда, сидел за письменным столом. Сегодня утром я нашел его на том же месте и почти в том же положении, только с простреленной головой. Рана небольшая, в отверстие вошел бы разве что кончик мизинца, – стреляли, очевидно, из револьвера.
– Когда вы вошли утром, он уже не подавал никаких признаков жизни?
– Нет, он был мертв.
– Ужасно! – лишь воскликнул я.
Немного погодя я спросил:
– Но разве это не могло быть самоубийством?
– Нет, револьвер, из которого стреляли, до сих пор не найден.
– Но ведь если мы имеем дело с убийством, то, чтобы на него решиться, нужен какой-то повод. Нет ли оснований предполагать, что оно совершено с целью ограбления?
– Ни в коем случае. Все имущество в доме в целости и сохранности. Вообще этот случай – своего рода загадка.
– Загадка?
– Да, и пока неразрешимая.
Я внимательно посмотрел на секретаря. Человек, живший в доме, где только что произошло таинственное убийство, не мог не интересовать меня. Но невыразительное, несколько простоватое лицо собеседника охладило мое любопытство; я вновь обратился к нему с вопросом:
– Значит, племянницы мистера Левенворта очень взволнованы?
– Разумеется, это же естественно, – ответил он.
Не знаю, послужил ли тому причиной мой вопрос или нечто иное, но на лице моего спутника на мгновение появилось выражение, которое ясно дало мне понять, что в разговоре с ним лучше не затрагивать вопроса о дамах. Я никогда прежде их не видел, но слышал, что обе они очень образованны и вращаются в лучшем обществе. Сделанное мною открытие почему-то показалось мне неприятным. Заметив проезжавший мимо омнибус, я сказал секретарю:
– Нам пора садиться, отложим разговор до более удобного времени.
Действительно, говорить в омнибусе об убийстве Левенворта не было никакой возможности. Я воспользовался этим, чтобы восстановить в своей памяти все, что мне было известно о покойном. Мои сведения, впрочем, оказались весьма скудными. Я знал только, что он был очень богатым человеком, который недавно передал партнерам все свои дела и жил в свое удовольствие; что он был вдовцом; что, будучи бездетным, он взял на воспитание двух племянниц и к одной из них по завещанию должно было перейти все его состояние. Мистер Виллей не раз говорил о странностях Левенворта и удивлялся тому, что он делает своей наследницей только одну племянницу, а другой не хочет оставлять ровным счетом ничего. О его прежней жизни, о том, какое положение он раньше занимал в свете, я почти ничего не знал.
Когда мы, наконец, подъехали к дому Левенворта, то увидели, что около него уже собралась огромная толпа. Я только и успел заметить, что этот большой дом был угловым, как толпа тотчас же потащила меня за собой, и я очутился у ступеней широкой парадной лестницы. Я с трудом отделался от двух ловких малых, ухватившихся за меня, чтобы проникнуть в дом, где было совершено преступление. На мое счастье, секретарь от меня не отстал. Я поспешил позвонить в дверь. Ее тотчас отворили, и на пороге я увидел человека, в котором без труда признал одного из местных сыщиков.
– Мистер Грайс? – поинтересовался я.
– Совершенно верно, входите скорее, мистер Рэймонд.
И, ничуть не заботясь о том, что у двери возникла страшная толчея, – на что он лишь насмешливо улыбнулся, – мистер Грайс впустил нас в дом.
– Надеюсь, вы не удивляетесь тому, что видите меня здесь? – поинтересовался он, пожав мне руку и искоса посмотрев на моего спутника.
– Конечно, нет, – ответил я и счел своей обязанностью познакомить его с молодым человеком, пришедшим со мной. – Позвольте вам представить мистера… Простите, я не знаю вашего имени, – осекся я и, обращаясь к мистеру Грайсу, продолжил, – этот господин был секретарем покойного.
– А, это секретарь! Коронер[1] уже спрашивал о нем!
– Значит, он уже здесь?
– Да, и присяжные тоже; все поднялись наверх, чтобы приступить к дознанию. Может быть, и вы хотите принять участие в деле в качестве присяжного?
– Нет, я явился сюда на тот случай, если дамам потребуется моя помощь, – ответил я. – Дело в том, что мистер Виллей в отъезде, и я заменяю его.
– И вы воспользовались этим случаем, чтобы завязать интересное знакомство, не так ли? – лукаво заметил сыщик. – Но раз уж вы здесь, то вам, как начинающему адвокату, я полагаю, были бы небезынтересны подробности этого дела. Оно далеко не так просто, как кажется на первый взгляд. Во всяком случае вы вольны поступать по собственному усмотрению.
По какой-то непонятной мне самому причине мне не хотелось принимать в происходящем участия, но я постарался подавить в себе это чувство и заявил:
– Я пойду с вами.
Как раз в ту минуту, когда я уже собирался подняться по лестнице, присяжные начали спускаться. Тогда мы с Грайсом удалились в небольшую нишу между гостиной и другой комнатой, где и продолжили разговор.
– Этот молодой человек предполагает, что здесь случилось не просто убийство с целью грабежа, – заметил я.
– Вот как? – проговорил Грайс и устремил взор на дверную ручку.
– Сегодня утром все было найдено на своих местах и…
– И ни один замок в доме не взломан, не так ли?
– Этого он не говорил, но если так, то убийца провел эту ночь в доме.
Грайс снова покосился на дверную ручку.
– Какой ужасный случай! – воскликнул я.
Грайс продолжал все так же внимательно разглядывать ручку. Здесь будет кстати заметить, что Грайс совсем не походил на длинного худощавого человека с пронизывающим взглядом, каким вы его, наверно, себе представили. Это был статный, видный мужчина, глаза которого не только никого не пронизывали, но даже не останавливались на собеседнике. В разговоре Грайс часто любил рассматривать какие-нибудь посторонние предметы, вроде вазы, чернильницы или книги, и казалось, эти вещи поглощали его внимание до такой степени, что он даже не замечал того, с кем говорил. На этот раз, как уже было сказано, Грайс в качестве объекта своих наблюдений избрал дверную ручку.
– Ужасный случай, – повторил я.
– Пойдемте, – вдруг сказал он и внимательно посмотрел на одну из моих запонок.
Грайс пошел вперед, но на верхней площадке лестницы остановился и вновь обратился ко мне:
– Послушайте, мистер Рэймонд, я вообще не большой любитель распространяться о тайнах своего ремесла, но в данном случае чрезвычайно важно с самого начала напасть на верный след. Мы имеем дело не с простым убийцей, а с человеком почти гениальным. Порой случается, что там, где опытный, до тонкостей изучивший свое дело человек блуждает в потемках, – лицо постороннее, действующее без всякой предвзятости, сразу же нападает на верный след. Если с вами произойдет нечто подобное, вспомните обо мне. Не говорите об этом ни с кем другим, а обращайтесь напрямую ко мне, потому что преступление это из ряда вон выходящее. А теперь следуйте за мной.
– А как же дамы?
– Они удалились в одну из комнат на верхнем этаже. Конечно, горе их очень велико, но, как я слышал, они в данном случае проявили немало самообладания.
Грайс подошел к одной из дверей, открыл ее и сделал знак, чтобы я следовал за ним. Когда мои глаза привыкли к темноте, я понял, что мы находимся в библиотеке.
– Вот где его убили, – сказал сыщик, дотронувшись рукой до письменного стола, стоявшего посреди комнаты вместе с придвинутым к нему креслом. – Вы видите, что стол находится как раз напротив двери. – Заметив это, он подошел к проему, ведущему в узкий коридор, в конце которого находилась спальня. – Так как покойник был найден сидящим в кресле, спиной к двери, то очевидно, что убийца вошел именно через нее и встал где-то здесь. – Сыщик указал место на ковре, в шаге от двери.
– Но… – начал было я.
– Здесь нет никаких «но», – прервал он меня, – я внимательно исследовал и обдумал все это. – И, не пускаясь в дальнейшие рассуждения, он развернулся и направился к уже упомянутому узкому коридорчику. – Вот здесь стоят бутылки с вином, – продолжил он, когда мы вошли в спальню Левенворта, – здесь платяной шкаф, здесь умывальник.
Мы подошли к постели, скрытой тяжелым пологом, и, когда Грайс отдернул его, нашим взорам представилось бледное спокойное лицо, так мало походившее на лицо покойника, что я не мог удержать возглас удивления.
– Смерть наступила так быстро, что не вызвала ни малейшего изменения в выражении лица, – пояснил мой спутник, приподнимая голову убитого и показывая рану на затылке. – Всего лишь маленькая дырочка, но ее достаточно, чтобы отправить человека на тот свет, прежде чем он успеет что-либо сообразить. Врач легко может доказать, что в данном случае о самоубийстве не идет и речи.
Я невольно отшатнулся, и при этом мой взгляд упал на дверь, что вела в коридор и находилась как раз напротив меня. Не считая того коридорчика, по которому мы проникли в спальню, это был единственный выход из библиотеки. «Может быть, убийца воспользовался именно этой дверью», – промелькнуло у меня в голове.
От Грайса не укрылся мой взгляд, брошенный на дверь, и, хотя в ту минуту его, казалось, занимал подсвечник, он поспешил пояснить:
– Эта дверь была заперта изнутри, так что вряд ли убийца мог пройти через нее.
– Кого вы подозреваете? – спросил я.
Он внимательно посмотрел на кольцо у меня на пальце и затем ответил:
– Всех и никого в частности. Мое дело не подозревать, а найти виновного.
С этими словами он опустил полог, и мы вышли из комнаты.
Поскольку коронер уже начал следствие, на котором я теперь непременно хотел присутствовать, то я попросил Грайса передать дамам, что я явился сюда вместо мистера Виллея и готов оказать им всяческое содействие. Затем я направился в комнату, где собрались все те, кто должен был принимать участие в дознании.
– В чем дело? – спросил я. – Что случилось?
– Я хотел бы увидеть мистера Виллея, мне надо с ним переговорить, – ответил юноша.
– К сожалению, это невозможно, – сказал я, – сегодня утром его совершенно неожиданно вызвали в Вашингтон. Он вернется не раньше завтрашнего дня, но если вы не имеете ничего против, чтобы сообщить мне, в чем дело…
– Вам, мистер Рэймонд? – недоверчиво переспросил он и смерил меня холодным, пристальным взглядом, но, по-видимому, моя наружность успокоила его, так как он продолжил: – Собственно говоря, у меня нет никаких причин не доверять вам, тем более что я вовсе и не собирался делать тайны из цели своего посещения. Я пришел сообщить, что мистер Левенворт умер.
– Левенворт? – воскликнул я, отступив на шаг.
Левенворт с давних пор был клиентом нашей фирмы и, кроме того, считался ближайшим другом мистера Виллея.
– Да, и не просто умер – его кто-то убил. Ему выстрелили в голову, когда он работал за письменным столом.
– Убит? Выстрелом в голову? – переспросил я, не веря своим ушам.
Веселый, жизнерадостный старик, который всего неделю назад был у нас в конторе, шутил со мной, поддразнивал и приглашал к себе, чтобы выбрать мне невесту, – убит!
С недоверием взглянув на своего собеседника, я поинтересовался:
– Когда? Как это произошло?
– Сегодня ночью, по крайней мере мы так думаем; тело обнаружили только утром. Я личный секретарь мистера Левенворта и живу у него в доме. Это чудовищный удар, – прибавил он, – особенно для молодых девушек, его племянниц.
– Да, это действительно ужасно. Мистер Виллей будет сражен горем.
– Они совершенно одни… – продолжал он деловым тоном, составлявшим, как я потом заметил, его особенность. – Я говорю о племянницах покойного. Поскольку сегодня же должно начаться следствие по этому делу, то, конечно, было бы весьма желательно, чтобы на нем присутствовал какой-нибудь опытный в подобных делах человек. Дамы просили меня заехать к мистеру Виллею как к лучшему другу их покойного дяди и сообщить ему о том, что случилось. Они полагали, что он сразу же явится к ним. Но выясняется, что он в отъезде, так что я, право, не знаю, что и делать.
– Хоть я и не знаком с этими дамами, – ответил я, – но если я могу оказаться им чем-то полезным, то, конечно, из уважения к их дяде…
Секретарь при этих словах взглянул на меня так, что я оборвал фразу. Он нахмурился и, по– видимому, был не особенно доволен моим предложением, но, в конце концов, нерешительно проговорил:
– Делать нечего… Не знаю, может быть, так будет лучше… Во всяком случае женщин нельзя оставлять одних, без всякой поддержки…
– Хорошо, – перебил я его, – я приеду.
Сев за стол, я быстро набросал телеграмму мистеру Виллею и, отдав нужные распоряжения, вышел вместе с секретарем на улицу.
– Расскажите теперь подробно все, что вам известно об этом кошмарном происшествии, – обратился я к своему спутнику.
– Все, что мне известно, можно описать в нескольких словах. Когда я вчера вечером простился со своим патроном, он, как и всегда, сидел за письменным столом. Сегодня утром я нашел его на том же месте и почти в том же положении, только с простреленной головой. Рана небольшая, в отверстие вошел бы разве что кончик мизинца, – стреляли, очевидно, из револьвера.
– Когда вы вошли утром, он уже не подавал никаких признаков жизни?
– Нет, он был мертв.
– Ужасно! – лишь воскликнул я.
Немного погодя я спросил:
– Но разве это не могло быть самоубийством?
– Нет, револьвер, из которого стреляли, до сих пор не найден.
– Но ведь если мы имеем дело с убийством, то, чтобы на него решиться, нужен какой-то повод. Нет ли оснований предполагать, что оно совершено с целью ограбления?
– Ни в коем случае. Все имущество в доме в целости и сохранности. Вообще этот случай – своего рода загадка.
– Загадка?
– Да, и пока неразрешимая.
Я внимательно посмотрел на секретаря. Человек, живший в доме, где только что произошло таинственное убийство, не мог не интересовать меня. Но невыразительное, несколько простоватое лицо собеседника охладило мое любопытство; я вновь обратился к нему с вопросом:
– Значит, племянницы мистера Левенворта очень взволнованы?
– Разумеется, это же естественно, – ответил он.
Не знаю, послужил ли тому причиной мой вопрос или нечто иное, но на лице моего спутника на мгновение появилось выражение, которое ясно дало мне понять, что в разговоре с ним лучше не затрагивать вопроса о дамах. Я никогда прежде их не видел, но слышал, что обе они очень образованны и вращаются в лучшем обществе. Сделанное мною открытие почему-то показалось мне неприятным. Заметив проезжавший мимо омнибус, я сказал секретарю:
– Нам пора садиться, отложим разговор до более удобного времени.
Действительно, говорить в омнибусе об убийстве Левенворта не было никакой возможности. Я воспользовался этим, чтобы восстановить в своей памяти все, что мне было известно о покойном. Мои сведения, впрочем, оказались весьма скудными. Я знал только, что он был очень богатым человеком, который недавно передал партнерам все свои дела и жил в свое удовольствие; что он был вдовцом; что, будучи бездетным, он взял на воспитание двух племянниц и к одной из них по завещанию должно было перейти все его состояние. Мистер Виллей не раз говорил о странностях Левенворта и удивлялся тому, что он делает своей наследницей только одну племянницу, а другой не хочет оставлять ровным счетом ничего. О его прежней жизни, о том, какое положение он раньше занимал в свете, я почти ничего не знал.
Когда мы, наконец, подъехали к дому Левенворта, то увидели, что около него уже собралась огромная толпа. Я только и успел заметить, что этот большой дом был угловым, как толпа тотчас же потащила меня за собой, и я очутился у ступеней широкой парадной лестницы. Я с трудом отделался от двух ловких малых, ухватившихся за меня, чтобы проникнуть в дом, где было совершено преступление. На мое счастье, секретарь от меня не отстал. Я поспешил позвонить в дверь. Ее тотчас отворили, и на пороге я увидел человека, в котором без труда признал одного из местных сыщиков.
– Мистер Грайс? – поинтересовался я.
– Совершенно верно, входите скорее, мистер Рэймонд.
И, ничуть не заботясь о том, что у двери возникла страшная толчея, – на что он лишь насмешливо улыбнулся, – мистер Грайс впустил нас в дом.
– Надеюсь, вы не удивляетесь тому, что видите меня здесь? – поинтересовался он, пожав мне руку и искоса посмотрев на моего спутника.
– Конечно, нет, – ответил я и счел своей обязанностью познакомить его с молодым человеком, пришедшим со мной. – Позвольте вам представить мистера… Простите, я не знаю вашего имени, – осекся я и, обращаясь к мистеру Грайсу, продолжил, – этот господин был секретарем покойного.
– А, это секретарь! Коронер[1] уже спрашивал о нем!
– Значит, он уже здесь?
– Да, и присяжные тоже; все поднялись наверх, чтобы приступить к дознанию. Может быть, и вы хотите принять участие в деле в качестве присяжного?
– Нет, я явился сюда на тот случай, если дамам потребуется моя помощь, – ответил я. – Дело в том, что мистер Виллей в отъезде, и я заменяю его.
– И вы воспользовались этим случаем, чтобы завязать интересное знакомство, не так ли? – лукаво заметил сыщик. – Но раз уж вы здесь, то вам, как начинающему адвокату, я полагаю, были бы небезынтересны подробности этого дела. Оно далеко не так просто, как кажется на первый взгляд. Во всяком случае вы вольны поступать по собственному усмотрению.
По какой-то непонятной мне самому причине мне не хотелось принимать в происходящем участия, но я постарался подавить в себе это чувство и заявил:
– Я пойду с вами.
Как раз в ту минуту, когда я уже собирался подняться по лестнице, присяжные начали спускаться. Тогда мы с Грайсом удалились в небольшую нишу между гостиной и другой комнатой, где и продолжили разговор.
– Этот молодой человек предполагает, что здесь случилось не просто убийство с целью грабежа, – заметил я.
– Вот как? – проговорил Грайс и устремил взор на дверную ручку.
– Сегодня утром все было найдено на своих местах и…
– И ни один замок в доме не взломан, не так ли?
– Этого он не говорил, но если так, то убийца провел эту ночь в доме.
Грайс снова покосился на дверную ручку.
– Какой ужасный случай! – воскликнул я.
Грайс продолжал все так же внимательно разглядывать ручку. Здесь будет кстати заметить, что Грайс совсем не походил на длинного худощавого человека с пронизывающим взглядом, каким вы его, наверно, себе представили. Это был статный, видный мужчина, глаза которого не только никого не пронизывали, но даже не останавливались на собеседнике. В разговоре Грайс часто любил рассматривать какие-нибудь посторонние предметы, вроде вазы, чернильницы или книги, и казалось, эти вещи поглощали его внимание до такой степени, что он даже не замечал того, с кем говорил. На этот раз, как уже было сказано, Грайс в качестве объекта своих наблюдений избрал дверную ручку.
– Ужасный случай, – повторил я.
– Пойдемте, – вдруг сказал он и внимательно посмотрел на одну из моих запонок.
Грайс пошел вперед, но на верхней площадке лестницы остановился и вновь обратился ко мне:
– Послушайте, мистер Рэймонд, я вообще не большой любитель распространяться о тайнах своего ремесла, но в данном случае чрезвычайно важно с самого начала напасть на верный след. Мы имеем дело не с простым убийцей, а с человеком почти гениальным. Порой случается, что там, где опытный, до тонкостей изучивший свое дело человек блуждает в потемках, – лицо постороннее, действующее без всякой предвзятости, сразу же нападает на верный след. Если с вами произойдет нечто подобное, вспомните обо мне. Не говорите об этом ни с кем другим, а обращайтесь напрямую ко мне, потому что преступление это из ряда вон выходящее. А теперь следуйте за мной.
– А как же дамы?
– Они удалились в одну из комнат на верхнем этаже. Конечно, горе их очень велико, но, как я слышал, они в данном случае проявили немало самообладания.
Грайс подошел к одной из дверей, открыл ее и сделал знак, чтобы я следовал за ним. Когда мои глаза привыкли к темноте, я понял, что мы находимся в библиотеке.
– Вот где его убили, – сказал сыщик, дотронувшись рукой до письменного стола, стоявшего посреди комнаты вместе с придвинутым к нему креслом. – Вы видите, что стол находится как раз напротив двери. – Заметив это, он подошел к проему, ведущему в узкий коридор, в конце которого находилась спальня. – Так как покойник был найден сидящим в кресле, спиной к двери, то очевидно, что убийца вошел именно через нее и встал где-то здесь. – Сыщик указал место на ковре, в шаге от двери.
– Но… – начал было я.
– Здесь нет никаких «но», – прервал он меня, – я внимательно исследовал и обдумал все это. – И, не пускаясь в дальнейшие рассуждения, он развернулся и направился к уже упомянутому узкому коридорчику. – Вот здесь стоят бутылки с вином, – продолжил он, когда мы вошли в спальню Левенворта, – здесь платяной шкаф, здесь умывальник.
Мы подошли к постели, скрытой тяжелым пологом, и, когда Грайс отдернул его, нашим взорам представилось бледное спокойное лицо, так мало походившее на лицо покойника, что я не мог удержать возглас удивления.
– Смерть наступила так быстро, что не вызвала ни малейшего изменения в выражении лица, – пояснил мой спутник, приподнимая голову убитого и показывая рану на затылке. – Всего лишь маленькая дырочка, но ее достаточно, чтобы отправить человека на тот свет, прежде чем он успеет что-либо сообразить. Врач легко может доказать, что в данном случае о самоубийстве не идет и речи.
Я невольно отшатнулся, и при этом мой взгляд упал на дверь, что вела в коридор и находилась как раз напротив меня. Не считая того коридорчика, по которому мы проникли в спальню, это был единственный выход из библиотеки. «Может быть, убийца воспользовался именно этой дверью», – промелькнуло у меня в голове.
От Грайса не укрылся мой взгляд, брошенный на дверь, и, хотя в ту минуту его, казалось, занимал подсвечник, он поспешил пояснить:
– Эта дверь была заперта изнутри, так что вряд ли убийца мог пройти через нее.
– Кого вы подозреваете? – спросил я.
Он внимательно посмотрел на кольцо у меня на пальце и затем ответил:
– Всех и никого в частности. Мое дело не подозревать, а найти виновного.
С этими словами он опустил полог, и мы вышли из комнаты.
Поскольку коронер уже начал следствие, на котором я теперь непременно хотел присутствовать, то я попросил Грайса передать дамам, что я явился сюда вместо мистера Виллея и готов оказать им всяческое содействие. Затем я направился в комнату, где собрались все те, кто должен был принимать участие в дознании.
Глава II
Следствие началось
Печальные обстоятельства, заставившие нас собраться в этом месте, резко контрастировали с окружающей обстановкой. Сам дом с его роскошной мебелью скорее походил на дворец, а разбросанные повсюду безделушки свидетельствовали о том, что еще накануне комната, в которой мы находились, служила мирным местопребыванием дружной семьи.
Мое внимание привлек портрет, висевший на стене прямо напротив меня; эта прелестная картина наполняла душу каким-то непередаваемым очарованием. На ней была изображена девушка в костюме времен Директории[2], она шла по лесной тропинке и с лукавой и милой улыбкой на лице оглядывалась назад, как будто кто-то нагонял ее. Если бы не ее костюм и прическа, я подумал бы, что это портрет одной из дам, живших в доме.
Затем взор мой невольно обратился на серьезное, сосредоточенное лицо коронера, на присяжных, на группку испуганных слуг, толпившихся в одном из углов комнаты, и, наконец, на бледного репортера, скромно сидевшего в углу и с деловитой поспешностью заносившего что-то в свою книжечку.
Коронера Хэммонда я знал и раньше: он славился тонкой наблюдательностью и необыкновенно серьезным и честным отношением к своей работе. Что касается присяжных, то они, в общем, ничем не отличались от обыкновенных смертных. Все они, по-видимому, относились к делу довольно безучастно и думали только о том, как бы поскорее исполнить свои обязанности и вернуться к оставленным делам; только один из них в полной мере интересовался следствием и старался вникнуть во все подробности дела.
Первым допрашивали врача, который был призван домашними, как только убийство открылось. Он давал показания главным образом по поводу раны, вызвавшей смерть старика Левенворта. Явившись в дом убитого, он нашел его на постели в одной из комнат второго этажа, куда его, очевидно, перенесли из соседней комнаты несколько часов спустя после смерти. Рана была нанесена только одна – в голову, других повреждений на теле покойного найдено не было.
Врач извлек пулю из раны и передал ее присяжным для изучения. Пробив затылочную часть черепа, она проникла прямо в мозг и вызвала моментальную смерть. Внешний вид раны, а также повреждение черепа ясно указывали на то, что о самоубийстве здесь не идет и речи; судя по состоянию волос, окружавших рану, можно было также с уверенностью сказать, что выстрел был произведен с расстояния в три или четыре шага. Направление, которое приняла пуля, пройдя через кости черепа, говорило о том, что в момент выстрела покойный сидел за столом, наклонив голову вперед.
На вопрос о том, каково было здоровье Левенворта в день его смерти и накануне, врач сообщил, что, судя по внешнему виду, он был совершенно здоров и должен был чувствовать себя прекрасно. Револьвера, из которого был сделан выстрел, нигде не могли найти: его не было ни в той комнате, где произошло убийство, ни в соседних с ней. По предположению врача, покойный должен был знать преступника очень хорошо: старик даже не поднял головы при шуме его шагов, из чего можно было заключить, что убийца пользовался свободным доступом в его кабинет.
Когда врач закончил давать показания, коронер взял пулю, внимательно осмотрел ее еще раз, потом что-то написал на клочке бумаги, подозвал полицейского и передал ему записку, шепнув на ухо несколько слов. Тот кивнул и молча вышел из комнаты.
Мое внимание привлек портрет, висевший на стене прямо напротив меня; эта прелестная картина наполняла душу каким-то непередаваемым очарованием. На ней была изображена девушка в костюме времен Директории[2], она шла по лесной тропинке и с лукавой и милой улыбкой на лице оглядывалась назад, как будто кто-то нагонял ее. Если бы не ее костюм и прическа, я подумал бы, что это портрет одной из дам, живших в доме.
Затем взор мой невольно обратился на серьезное, сосредоточенное лицо коронера, на присяжных, на группку испуганных слуг, толпившихся в одном из углов комнаты, и, наконец, на бледного репортера, скромно сидевшего в углу и с деловитой поспешностью заносившего что-то в свою книжечку.
Коронера Хэммонда я знал и раньше: он славился тонкой наблюдательностью и необыкновенно серьезным и честным отношением к своей работе. Что касается присяжных, то они, в общем, ничем не отличались от обыкновенных смертных. Все они, по-видимому, относились к делу довольно безучастно и думали только о том, как бы поскорее исполнить свои обязанности и вернуться к оставленным делам; только один из них в полной мере интересовался следствием и старался вникнуть во все подробности дела.
Первым допрашивали врача, который был призван домашними, как только убийство открылось. Он давал показания главным образом по поводу раны, вызвавшей смерть старика Левенворта. Явившись в дом убитого, он нашел его на постели в одной из комнат второго этажа, куда его, очевидно, перенесли из соседней комнаты несколько часов спустя после смерти. Рана была нанесена только одна – в голову, других повреждений на теле покойного найдено не было.
Врач извлек пулю из раны и передал ее присяжным для изучения. Пробив затылочную часть черепа, она проникла прямо в мозг и вызвала моментальную смерть. Внешний вид раны, а также повреждение черепа ясно указывали на то, что о самоубийстве здесь не идет и речи; судя по состоянию волос, окружавших рану, можно было также с уверенностью сказать, что выстрел был произведен с расстояния в три или четыре шага. Направление, которое приняла пуля, пройдя через кости черепа, говорило о том, что в момент выстрела покойный сидел за столом, наклонив голову вперед.
На вопрос о том, каково было здоровье Левенворта в день его смерти и накануне, врач сообщил, что, судя по внешнему виду, он был совершенно здоров и должен был чувствовать себя прекрасно. Револьвера, из которого был сделан выстрел, нигде не могли найти: его не было ни в той комнате, где произошло убийство, ни в соседних с ней. По предположению врача, покойный должен был знать преступника очень хорошо: старик даже не поднял головы при шуме его шагов, из чего можно было заключить, что убийца пользовался свободным доступом в его кабинет.
Когда врач закончил давать показания, коронер взял пулю, внимательно осмотрел ее еще раз, потом что-то написал на клочке бумаги, подозвал полицейского и передал ему записку, шепнув на ухо несколько слов. Тот кивнул и молча вышел из комнаты.
Глава III
Допрос
Коронер надел пенсне и, взглянув на лежавший перед ним список, произнес громким голосом:
– Дворецкий здесь?
Толпа слуг пришла в движение, и на середину комнаты вышел пожилой ирландец. Взглянув на его серьезное лицо, на холеные бакенбарды, на его почтительные, но вместе с тем полные достоинства манеры, я тотчас решил про себя, что это, наверно, образцовый слуга, но мне подумалось также, что он может оказаться и бесценным свидетелем, от которого будет толк. И действительно, вскоре я понял, что не ошибся.
Коронер, на которого дворецкий, как, впрочем, и на всех остальных, произвел самое благоприятное впечатление, спросил:
– Вас зовут Томас Догерти?
– Да, меня так зовут.
– Давно ли вы служите дворецким в этом доме?
– Почти два года.
– Вы первый узнали, что ваш господин убит?
– Да, мы с мистером Харвеллом.
– Кто это – мистер Харвелл?
– Это личный секретарь нашего покойного господина.
– В котором часу это было?
– В восемь часов утра.
– Где вы нашли покойного?
– В библиотеке, которая находится рядом со спальней. Мы удивились, что хозяин не вышел к завтраку, как обычно, и взломали дверь.
– Значит, она была заперта?
– Да.
– Изнутри?
– Не могу вам сказать, поскольку ключа в замке не было.
– Где лежал мистер Левенворт, когда вы его обнаружили?
– Он не лежал, а сидел за столом, что стоит посередине комнаты, – спиной к спальне, наклонившись вперед и опустив голову на руки.
– Как он был одет?
– На нем была та же одежда, в которой он ужинал накануне.
– Не заметили ли вы в комнате чего-нибудь, что могло бы навести на мысль о происходившей там борьбе?
– Нет, ничего.
– Имеете ли вы основания подозревать, что убийство совершено с целью ограбления?
– Нет, часы хозяина и его портмоне остались не тронуты.
На вопрос, кто находился в доме в то время, когда было обнаружено преступление, дворецкий ответил:
– Обе барышни – мисс Мэри и мисс Элеонора Левенворт; мистер Харвелл; из прислуги – Кэт, кухарка, Молли, горничная, и я.
– Это вся прислуга в доме?
– Да.
– Кто обязан был по вечерам закрывать двери?
– Я.
– И вчера вечером вы их заперли?
– Да, как всегда.
– А кто сегодня утром их открывал?
– Я сам.
– В каком виде вы их нашли?
– В таком же, как оставил вчера вечером.
– И вы нигде не обнаружили открытой двери или открытого окна? Хорошенько подумайте, прежде чем отвечать.
– Все было заперто.
В эту минуту в комнате воцарилась гробовая тишина. Тот факт, что убийца провел всю ночь в доме и если и покинул его, то не раньше чем утром, подействовал на всех удручающе. И хотя я об этом уже знал, подтверждение этого обстоятельства свидетельскими показаниями произвело на меня сильное впечатление. Я начал еще пристальнее всматриваться в лицо дворецкого, чтобы понять, не утаил ли он истину из боязни быть наказанным за небрежное отношение к своим обязанностям. Но Догерти был совершенно спокоен – он открыто и честно смотрел всем в глаза.
На вопрос, когда он в последний раз видел мистера Левенворта живым, Догерти ответил:
– Вчера вечером, за ужином.
– Видел ли его еще кто-нибудь вечером после ужина?
– Да, мистер Харвелл говорил, что в половине одиннадцатого он еще был в комнате хозяина.
– Где в этом доме находится ваша комната?
– Внизу, в подвальном этаже.
– А где помещаются остальные обитатели дома?
– По большей части на третьем этаже: барышни занимают задние комнаты, мистер Харвелл живет в маленькой комнатке, выходящей окнами на улицу; вся женская прислуга спит тоже наверху.
– Значит, на том этаже, где находился мистер Левенворт, никого не было?
– Никого.
– В котором часу вы легли спать?
– Около одиннадцати.
– Вы не слышали в доме никакого подозрительного шума приблизительно в это время?
– Нет, ни малейшего, – последовал решительный ответ.
Когда дворецкому предложили рассказать с самого начала, при каких обстоятельствах было обнаружено тело его господина, он сообщил обо всем в малейших подробностях, совершенно спокойно, не сбиваясь и не путаясь в показаниях.
– Как отнеслись молодые хозяйки к вашему открытию? – спросил коронер, когда дворецкий закончил свою речь.
– Они тотчас последовали за нами и вошли в комнату, где было совершено убийство. Мисс Элеоноре сделалось дурно при виде покойного.
– А какое впечатление произвело это зрелище на другую барышню – кажется, ее зовут мисс Мэри?
– Не могу сказать, потому что в это время я ходил за водой для мисс Элеоноры.
– Когда мистера Левенворта перенесли в спальню?
– Как только мисс Элеонора оправилась от обморока.
– Когда же она пришла в себя?
– После того как ей брызнули в лицо холодной водой.
– Кто же дал приказание перенести покойного?
– Мисс Элеонора; она подошла к нему, дрожа всем телом, и попросила мистера Харвелла и меня перенести его на постель и послать за врачом. Мы исполнили ее просьбу.
– Она вместе с вами отправилась в спальню дяди?
– Нет.
– Где же она была в это время?
– Она осталась у письменного стола.
– Что она там делала?
– Я не мог этого видеть, поскольку она стояла ко мне спиной.
– Долго она там оставалась?
– Когда мы вернулись назад, ее там уже не было.
– Где «там»? Около стола?
– Нет, ее не было в комнате.
– Вот как! Когда же вы опять ее увидели?
– Она снова вошла в комнату, когда мы уже собирались уходить из библиотеки.
– Было ли у нее что-нибудь в руках?
– Я ничего не заметил.
– Не показалось ли вам, что на столе чего-то не хватает?
– Право, я об этом тогда вовсе не думал.
– Кто оставался в комнате, после того как вы оттуда вышли?
– Кухарка Кэт, горничная Молли и мисс Элеонора.
– А мисс Мэри?
– Ее не было.
– Господа присяжные, не желает ли кто-нибудь из вас задать свидетелю вопрос?
Среди присяжных возникло оживление: один из них, маленький нервный человечек, который уже давно нетерпеливо ерзал на своем месте, заявил, что у него имеются некоторые вопросы к допрашиваемому.
– Я к вашим услугам, – ответил дворецкий.
Но, пока маленький человек отдувался и собирался с духом, его опередил другой присяжный. Он сказал:
– Поскольку вы уже два года служите здесь, как вы говорили, не могли бы вы сообщить нам, все ли в этой семье жили в мире и согласии между собой?
– На мой взгляд, да, – ответил дворецкий, немного подумав.
– Племянницы Левенворта были в хороших отношениях со своим дядей?
– Да, конечно.
– А как они относились друг к другу?
– Прекрасно, насколько мне известно; впрочем, я не имею права судить об этом.
– Насколько вам известно? Значит, вы допускаете, что могло быть иначе?
Томас с минуту колебался, потом решительно заявил:
– Нет, я уверен, что не ошибаюсь.
Присяжному, по-видимому, очень понравилась такая сдержанность дворецкого, который не считал себя вправе судить об отношениях господ между собой. Он с довольным видом опять уселся на свое место и знаком дал понять, что у него больше нет вопросов к допрашиваемому. Тогда маленький нервный человечек тотчас вскочил со своего места и спросил:
– В котором часу вы сегодня открыли двери в доме?
– Около шести.
– Мог ли кто-нибудь после этого выйти из дома, не будучи вами замеченным?
Томас при этом вопросе с видимым беспокойством оглянулся на слуг, толпившихся в углу комнаты, но тотчас ответил решительно:
– Нет, не думаю, что кто-нибудь мог после шести часов выйти из дома так, чтобы я или кухарка не заметили этого. Ведь нельзя же среди бела дня выскочить на улицу прямо со второго этажа – для начала надо спуститься по лестнице. К тому же наружная дверь закрывается с таким треском, что это слышно во всем доме, а кто захотел бы выйти через черный ход и сад, тот непременно прошел бы мимо кухни, и кухарка увидела бы его.
Эти слова, видимо, произвели на всех присутствующих должное впечатление. Дом был найден утром запертым на все запоры, а после этого никто из него не выходил, следовательно, убийцу надо было искать в доме.
Присяжный, задавший последний вопрос, огляделся вокруг с видом полного удовлетворения и, не желая, очевидно, свести на нет произведенный эффект, молча уселся на свое место, отказавшись от дальнейших расспросов.
Так как, по-видимому, никто больше не собирался допрашивать дворецкого, то последний, судя по всему, начал терять терпение и спросил:
– Дворецкий здесь?
Толпа слуг пришла в движение, и на середину комнаты вышел пожилой ирландец. Взглянув на его серьезное лицо, на холеные бакенбарды, на его почтительные, но вместе с тем полные достоинства манеры, я тотчас решил про себя, что это, наверно, образцовый слуга, но мне подумалось также, что он может оказаться и бесценным свидетелем, от которого будет толк. И действительно, вскоре я понял, что не ошибся.
Коронер, на которого дворецкий, как, впрочем, и на всех остальных, произвел самое благоприятное впечатление, спросил:
– Вас зовут Томас Догерти?
– Да, меня так зовут.
– Давно ли вы служите дворецким в этом доме?
– Почти два года.
– Вы первый узнали, что ваш господин убит?
– Да, мы с мистером Харвеллом.
– Кто это – мистер Харвелл?
– Это личный секретарь нашего покойного господина.
– В котором часу это было?
– В восемь часов утра.
– Где вы нашли покойного?
– В библиотеке, которая находится рядом со спальней. Мы удивились, что хозяин не вышел к завтраку, как обычно, и взломали дверь.
– Значит, она была заперта?
– Да.
– Изнутри?
– Не могу вам сказать, поскольку ключа в замке не было.
– Где лежал мистер Левенворт, когда вы его обнаружили?
– Он не лежал, а сидел за столом, что стоит посередине комнаты, – спиной к спальне, наклонившись вперед и опустив голову на руки.
– Как он был одет?
– На нем была та же одежда, в которой он ужинал накануне.
– Не заметили ли вы в комнате чего-нибудь, что могло бы навести на мысль о происходившей там борьбе?
– Нет, ничего.
– Имеете ли вы основания подозревать, что убийство совершено с целью ограбления?
– Нет, часы хозяина и его портмоне остались не тронуты.
На вопрос, кто находился в доме в то время, когда было обнаружено преступление, дворецкий ответил:
– Обе барышни – мисс Мэри и мисс Элеонора Левенворт; мистер Харвелл; из прислуги – Кэт, кухарка, Молли, горничная, и я.
– Это вся прислуга в доме?
– Да.
– Кто обязан был по вечерам закрывать двери?
– Я.
– И вчера вечером вы их заперли?
– Да, как всегда.
– А кто сегодня утром их открывал?
– Я сам.
– В каком виде вы их нашли?
– В таком же, как оставил вчера вечером.
– И вы нигде не обнаружили открытой двери или открытого окна? Хорошенько подумайте, прежде чем отвечать.
– Все было заперто.
В эту минуту в комнате воцарилась гробовая тишина. Тот факт, что убийца провел всю ночь в доме и если и покинул его, то не раньше чем утром, подействовал на всех удручающе. И хотя я об этом уже знал, подтверждение этого обстоятельства свидетельскими показаниями произвело на меня сильное впечатление. Я начал еще пристальнее всматриваться в лицо дворецкого, чтобы понять, не утаил ли он истину из боязни быть наказанным за небрежное отношение к своим обязанностям. Но Догерти был совершенно спокоен – он открыто и честно смотрел всем в глаза.
На вопрос, когда он в последний раз видел мистера Левенворта живым, Догерти ответил:
– Вчера вечером, за ужином.
– Видел ли его еще кто-нибудь вечером после ужина?
– Да, мистер Харвелл говорил, что в половине одиннадцатого он еще был в комнате хозяина.
– Где в этом доме находится ваша комната?
– Внизу, в подвальном этаже.
– А где помещаются остальные обитатели дома?
– По большей части на третьем этаже: барышни занимают задние комнаты, мистер Харвелл живет в маленькой комнатке, выходящей окнами на улицу; вся женская прислуга спит тоже наверху.
– Значит, на том этаже, где находился мистер Левенворт, никого не было?
– Никого.
– В котором часу вы легли спать?
– Около одиннадцати.
– Вы не слышали в доме никакого подозрительного шума приблизительно в это время?
– Нет, ни малейшего, – последовал решительный ответ.
Когда дворецкому предложили рассказать с самого начала, при каких обстоятельствах было обнаружено тело его господина, он сообщил обо всем в малейших подробностях, совершенно спокойно, не сбиваясь и не путаясь в показаниях.
– Как отнеслись молодые хозяйки к вашему открытию? – спросил коронер, когда дворецкий закончил свою речь.
– Они тотчас последовали за нами и вошли в комнату, где было совершено убийство. Мисс Элеоноре сделалось дурно при виде покойного.
– А какое впечатление произвело это зрелище на другую барышню – кажется, ее зовут мисс Мэри?
– Не могу сказать, потому что в это время я ходил за водой для мисс Элеоноры.
– Когда мистера Левенворта перенесли в спальню?
– Как только мисс Элеонора оправилась от обморока.
– Когда же она пришла в себя?
– После того как ей брызнули в лицо холодной водой.
– Кто же дал приказание перенести покойного?
– Мисс Элеонора; она подошла к нему, дрожа всем телом, и попросила мистера Харвелла и меня перенести его на постель и послать за врачом. Мы исполнили ее просьбу.
– Она вместе с вами отправилась в спальню дяди?
– Нет.
– Где же она была в это время?
– Она осталась у письменного стола.
– Что она там делала?
– Я не мог этого видеть, поскольку она стояла ко мне спиной.
– Долго она там оставалась?
– Когда мы вернулись назад, ее там уже не было.
– Где «там»? Около стола?
– Нет, ее не было в комнате.
– Вот как! Когда же вы опять ее увидели?
– Она снова вошла в комнату, когда мы уже собирались уходить из библиотеки.
– Было ли у нее что-нибудь в руках?
– Я ничего не заметил.
– Не показалось ли вам, что на столе чего-то не хватает?
– Право, я об этом тогда вовсе не думал.
– Кто оставался в комнате, после того как вы оттуда вышли?
– Кухарка Кэт, горничная Молли и мисс Элеонора.
– А мисс Мэри?
– Ее не было.
– Господа присяжные, не желает ли кто-нибудь из вас задать свидетелю вопрос?
Среди присяжных возникло оживление: один из них, маленький нервный человечек, который уже давно нетерпеливо ерзал на своем месте, заявил, что у него имеются некоторые вопросы к допрашиваемому.
– Я к вашим услугам, – ответил дворецкий.
Но, пока маленький человек отдувался и собирался с духом, его опередил другой присяжный. Он сказал:
– Поскольку вы уже два года служите здесь, как вы говорили, не могли бы вы сообщить нам, все ли в этой семье жили в мире и согласии между собой?
– На мой взгляд, да, – ответил дворецкий, немного подумав.
– Племянницы Левенворта были в хороших отношениях со своим дядей?
– Да, конечно.
– А как они относились друг к другу?
– Прекрасно, насколько мне известно; впрочем, я не имею права судить об этом.
– Насколько вам известно? Значит, вы допускаете, что могло быть иначе?
Томас с минуту колебался, потом решительно заявил:
– Нет, я уверен, что не ошибаюсь.
Присяжному, по-видимому, очень понравилась такая сдержанность дворецкого, который не считал себя вправе судить об отношениях господ между собой. Он с довольным видом опять уселся на свое место и знаком дал понять, что у него больше нет вопросов к допрашиваемому. Тогда маленький нервный человечек тотчас вскочил со своего места и спросил:
– В котором часу вы сегодня открыли двери в доме?
– Около шести.
– Мог ли кто-нибудь после этого выйти из дома, не будучи вами замеченным?
Томас при этом вопросе с видимым беспокойством оглянулся на слуг, толпившихся в углу комнаты, но тотчас ответил решительно:
– Нет, не думаю, что кто-нибудь мог после шести часов выйти из дома так, чтобы я или кухарка не заметили этого. Ведь нельзя же среди бела дня выскочить на улицу прямо со второго этажа – для начала надо спуститься по лестнице. К тому же наружная дверь закрывается с таким треском, что это слышно во всем доме, а кто захотел бы выйти через черный ход и сад, тот непременно прошел бы мимо кухни, и кухарка увидела бы его.
Эти слова, видимо, произвели на всех присутствующих должное впечатление. Дом был найден утром запертым на все запоры, а после этого никто из него не выходил, следовательно, убийцу надо было искать в доме.
Присяжный, задавший последний вопрос, огляделся вокруг с видом полного удовлетворения и, не желая, очевидно, свести на нет произведенный эффект, молча уселся на свое место, отказавшись от дальнейших расспросов.
Так как, по-видимому, никто больше не собирался допрашивать дворецкого, то последний, судя по всему, начал терять терпение и спросил: