Странные политические перестановки происходили не только в Москве. Раз уж мы назвали главу «Москва – Лондон», упомянем и о событиях в столице Британии.
На острове все шло своим чередом, а неожиданность случилась одна: потихоньку принялась восстанавливаться империя. Конечно, никто не производил переворотов и не ставил в Индии вице-короля, не вводил войска в Канаду, не пытался завоевать Австралию при помощи экспедиционного корпуса авианосцев, не собирал дань с африканских племен и не тщился поучаствовать в разделении Китая, даже не зарился вернуть Гонконг.
Однако в здании на Вокзале (то есть в районе Vauxhall), где располагалась служба MI-6, – в одном из тех зданий, иными словами, связь которых с правительством обычно не афишируется, – появился новый кабинет без таблички, а в кабинете этом, в свою очередь, появился обитатель. Это был небольшой рыжий и очень веселый шотландец неопределенного возраста и весьма странного свойства: хоть внешность у него была самая приметная, запомнить его было совершенно невозможно. Работал он как будто без штата, и одна только неприступная секретарша охраняла доступ в его странный ромбовидный офис. При этом он пропускал через себя огромное количество посетителей (судя по виду, со всех сторон земли), а уж какое количество электронной информации протекало через его тонкие руки, и подумать страшно.
Этот человек успешно сносился с Канберрой, с Гонконгом, с Оттавой, с Ла-Валеттой и даже с Нью-Дели, и везде-то ждали от него вестей. От него в бывшие британские колонии, а также и некоторые, казалось, совсем посторонние земли приходили документы со странной ромбовидной печатью. Ну а ему каких только документов ни приходило: и со слоном, и с кенгуру, и с мальтийским крестом, и с канадским листком, и со стилизованным трехмачтовым корабликом.
Что же, и довольно на этом о 2020 годе.
10. Простуженный демон
На острове все шло своим чередом, а неожиданность случилась одна: потихоньку принялась восстанавливаться империя. Конечно, никто не производил переворотов и не ставил в Индии вице-короля, не вводил войска в Канаду, не пытался завоевать Австралию при помощи экспедиционного корпуса авианосцев, не собирал дань с африканских племен и не тщился поучаствовать в разделении Китая, даже не зарился вернуть Гонконг.
Однако в здании на Вокзале (то есть в районе Vauxhall), где располагалась служба MI-6, – в одном из тех зданий, иными словами, связь которых с правительством обычно не афишируется, – появился новый кабинет без таблички, а в кабинете этом, в свою очередь, появился обитатель. Это был небольшой рыжий и очень веселый шотландец неопределенного возраста и весьма странного свойства: хоть внешность у него была самая приметная, запомнить его было совершенно невозможно. Работал он как будто без штата, и одна только неприступная секретарша охраняла доступ в его странный ромбовидный офис. При этом он пропускал через себя огромное количество посетителей (судя по виду, со всех сторон земли), а уж какое количество электронной информации протекало через его тонкие руки, и подумать страшно.
Этот человек успешно сносился с Канберрой, с Гонконгом, с Оттавой, с Ла-Валеттой и даже с Нью-Дели, и везде-то ждали от него вестей. От него в бывшие британские колонии, а также и некоторые, казалось, совсем посторонние земли приходили документы со странной ромбовидной печатью. Ну а ему каких только документов ни приходило: и со слоном, и с кенгуру, и с мальтийским крестом, и с канадским листком, и со стилизованным трехмачтовым корабликом.
Что же, и довольно на этом о 2020 годе.
10. Простуженный демон
Митя вспомнил, что странный начальник «Гнозиса», с которым он встречался в первый день, предлагал ему воспользоваться помощью фирмы, правда, единожды. С учетом того, что вопрос с редакторством Митя решил успешно и без помощи человека в шубе, обратиться к нему на сей раз было бы только естественно. Однако, прежде чем ехать в Пряничный дом, Мите надлежало проверить, как идут дела в подшефном хозяйстве. Производство актуального креатива в «Солдатах гламура», конечно, было поставлено на поток, но в занятиях такого рода одного потока мало: нужен еще кто-то, периодически вылавливающий из него багром дохлых собак и пластиковые пакеты с мусором. Уже стоя на лестничной клетке, Митя решил, что не станет сегодня удостаивать редакцию личным присутствием, а вместо этого позвонит, и набрал номер телефона.
– Редакция журнала «Солдаты гламура», здравствуйте, – сказала девушка на том конце.
– Да, здравствуйте, – проговорил Митя и, заходя в лифт, задумался. Что полагается говорить дальше, если ты главный редактор и не пришел на работу? Уж точно не извиняться… Наверное, подойдет общеначальственный тон, решил Митя. Правда, он никогда так ни с кем не говорил, но надо же когда-то начинать?
– Э-э, это самое, Леночка… – катнул пробный шар Митя.
– Оля, – холодно поправила его телефонная девушка. – А кто это?
– Это, кхм, Дикий, – извиняющимся тоном представился Митя, стремительно потерявший обороты, как юла, которую ткнули пальцем в бок.
– Какой Дикий? – на том конце уже хотели было засмеяться, но, видимо, вовремя что-то сообразили, и уже начавшееся просачиваться было в трубку хихиканье внезапно сменилось странным бульканьем. – Ах, это вы, Дмитрий Алексеевич! Простите, пожалуйста, не узнала. Вас с кем-то соединить?
– Да, пожалуйста, с Робертом, – Митя уже выходил на улицу и постепенно вживался в роль. Робертом звали ответственного секретаря – человека, как нельзя лучше подходящего на роль энциклопедической иллюстрации обоих этих слов. Ованесов был очень ответственным и очень секретарем; он, по необходимости бывший по-настоящему, по-кавказски остроумным, вел дела редакции с той исключительной, возведенной в ранг искусства занудностью, которая доступна только наиболее просвещенным и опытным адептам издательского дела. Роберт Саркисович жил флэт-планами, отставаниями, поднажиманием и штрафными санкциями и не мыслил себя вне своей надсмотрщической функции. Остальные сотрудники с уважением относились к тому, что эту важную нишу в пищевой цепи кто-то заполнял, и искренне сочувствовали Роберту Саркисовичу, когда план по чьей-либо вине пытался сорваться. Однако в некоторые особенно жаркие рабочие часы на передний план у всех членов трудового коллектива выходило лишь одно чувство к Роберту Ованесову – желание, чтобы он поскорее умер.
– Ованесов слушает, – ответили Мите.
– Здравствуйте, Роберт Саркисович, – Митя попытался сделать голосу инъекцию энтузиазма, но безуспешно, – это Митя… э-э-э… да.
– Вы, Митя, не переживайте, – сказал Роберт Саркисович спокойно (как же Митя был благодарен за то, что тот не стал его называть Дмитрием Алексеевичем!), – работа идет, статьи пишутся… Вот только заминочка выходит небольшая с венерианским грунтом, боюсь, можем не успеть… – На заднем плане Мите послышался неопределенный звук, как будто принялся закипать большой возмущенный чайник. Ованесов продолжал с душераздирающей неспешностью: – Правда, вот Се-ме-о-н меня уверяет, что все успеваем, все сделаем… – Имя «Семен» он произносил так, как будто слог «Се» лежал у него под ногами, а за «меном» приходилось лезть на ветку.
– А в портфеле есть что-нибудь? – спросил Митя автоматически. Роберт Саркисович покряхтел.
– Да вроде бы есть, – пробормотал он спустя полминуты. – Про подиум военной исламской моды в Милане. Странная какая-то статья, правда…
– Ну как бы то ни было, – поспешно и не без раздражения согласился Митя, – если что, поставим этого гибрида, а Семену скажите, я передал, пускай не расслабляется.
– Та-ак точно, – как-то необязательно ответил Роберт Ованесов, – все сделаем, Митя, не беспокойтесь…
– А я и не беспокоюсь, – вдруг зло и как-то нехарактерно отрывисто сказал Митя. Он хотел добавить еще что-то, но фраза закончилась сама по себе, и в воздухе повис тревожный подтекст – «не сделаете, пеняйте на себя». Ответсек крякнул. Митя помолчал и, распрощавшись, погасил линию. Что-то во всем этом разговоре ему не понравилось – то ли как сам он говорил с Робертом, которого до этого побаивался точно так же, как и все остальные, то ли интонации Роберта… Не додумав, Митя мысленно махнул рукой и решил не заниматься самокопанием, а разобраться во всем на месте. Завтра.
И вот, зажав папку под мышкой, Митя лавировал меж бесстрастными человеко-потоками в метро по пути в «Гнозис» и размышлял, какая же податливая вещь человеческая психика. «Вот вчера, – думал он, – я с ними работал, но не знал, и они меня не знали, и мы были друг другу безразличны, как кирпичи в стене… хотя также поддерживали видимость добродружеских отношений. А стоило подняться, хоть и волей случая, над ними, и сразу же проснулся в них и зашевелился целый омерзительный клубок чувств: звонит, чего-то требует… без году неделя, а туда же… Но и я к ним уже отношусь иначе, для меня теперь Дело, получается, важнее людей, а все потому, что люди эти ничего собой не представляют вне этого Дела – их поместили, как кариатид, поддерживать своды журнального благополучия, а на самом деле убери их – ничего не изменится. А и вообще – представляют ли люди собой что-нибудь вне Дела?». Внезапно Мите показалось, что он роется совсем рядом с каким-то высоковольтным кабелем вселенских истин, и его охватила легкая тревога – а ну как он сейчас ткнет лопатой куда не надо и приобщится к какому-нибудь пониманию, которое пробьет его насквозь и выйдет через макушку? Так размышлял он, пока не пришел к зданию «Гнозиса».
Дверь была открыта, у входа стояли Салли с Крекером, курили что-то приятно пахнущее, и при виде их Митя с облегчением осознал, что здесь он не главный редактор, а всего лишь один из исполнителей. Он скомканно поздоровался и спросил у стены между Салли и Крекером, не знает ли она, где генеральный директор. Ответила девушка:
– Он плавает в бассейне.
Митя в очередной раз оторопел.
– Где? – переспросил он довольно тупо. – Тут еще и бассейн есть?
– А почему бы ему здесь и не быть? – с непонятным выражением поинтересовался Крекер. – Мы же серьезная фирма, не пирожками торгуем!
Митя хотел было ответить, что совершенно не представляет себе, где в Пряничном доме можно было бы разместить бассейн, с пирожками было бы проще, но вовремя остановился. Действительно, компании с такими разносторонними интересами, как «Гнозис», наверное, было бы несложно организовать себе всего лишь какой-то жалкий бассейн. Мало ли?..
– Да ты прямо спускайся к нему, без комплексов! – неожиданно перешла на «ты» Салли, беззаботно ломая окурку шею о стену. – Он не запрещает. Я покажу, куда идти!
Они зашли в здание, но двинулись не направо, как обычно, а налево. «Не запрещает? – подумал Митя. – Так ему и не нужно запрещать… кто в здравом уме попрется к начальнику фирмы, когда он в бассейне?.. Мало ли какие у него там дела, в бассейне-то».
– Салли, – начал было Митя, и тут вдруг кое-что отвлекло его внимание. – Мне кажется или пол как будто идет под уклон?
– Не кажется, – усмехнулась Салли. – «Тем, кто знаком с пятым измерением…»
Митя понимающе хмыкнул, хотя не мог отделаться от все усиливающегося ощущения, что он – Алиса, следующая за Салли-Белым Кроликом известно куда.
Они шли довольно долго и миновали не один уходящий вбок коридор, однако Салли, видимо, работала в «Гнозисе» уже давно и ориентировалась без особого труда. Несмотря на это, Митя чувствовал себя довольно дискомфортно, а в особенности не прибавляло ему радости то, что, чем больше они удалялись от входа, тем отчетливее ощущалась сырость, как будто они спускались в подземный грот. Он уже хотел сказать Салли, что, пожалуй, вернется и просто подождет директора, но тут она остановилась, как вкопанная, не доходя двух шагов до каменной арки, и сказала:
– Ну что же, вот мы и пришли. Отсюда просто прямо, вниз по круговой лестнице, а я, пожалуй, пойду – столько корреспонденции накопилось!
Она стукнула Митю кулачком в бок и стремительно удалилась. Митя остался один. Он поднял голову и оглядел очередную арку – высокую, сложенную из монументальных каменных кубов, и неуловимо, тревожно неправильную. Подумав, Митя понял, что именно ему не понравилось – арка отнюдь не выглядела так, как будто была построена во дни дикого капитала по прихоти обеспеченного заказчика, уверенного в том, что если кладка лежит крупная, основательная – то это богато. Напротив, этот проход с выщербленными камнями, местами поросший странным желтым мхом, как будто обозначал некую веху, столь древнюю, что она срослась со временем и стала его веткой. Митя понял: чтобы пройти и в эту арку, ему потребуется сделать над собой усилие.
Он уже совсем было сделал шаг внутрь, когда надпись, выдолбленная над аркой, привлекла его внимание. Там было написано:
Достигнув каменной площадки практически у самой воды, Митя, уже слегка свыкшийся с той неожиданной формой, которую принимали в «Гнозисе» самые обыденные вещи, понадеялся увидеть рядом – хотя бы для приличия – какой-нибудь прозаический шезлонг с небрежно брошенной на него одеждой и полотенцем, столик с коктейлем… Иными словами, он катастрофически жаждал обновления связи с реальностью. Однако ничего такого не было и в помине. Вообще, убери оттуда Митю, и картина заиграла бы классически-ренессансными красками, пусть и с оттенком меланхолического безумия – пустой каменный грот, опоясывающая его лестница и озеро, пронизанное неведомо откуда берущимися солнечными лучами. Митя перевел взгляд на озеро, ожидая увидеть там мускулистую фигуру плывущего щедрыми саженками топ-менеджера. Как выяснилось, гендиректор плавал не кролем и даже не баттерфляем.
Прозрачное озеро внезапно начало ходить ходуном, приподнимая то один край, то другой, как бывает с водой в стакане, ездящем по столику в купе поезда. Затем Митя увидел, что под водой против часовой стрелки быстро движется какая-то тень, и сине-хрустальная тень эта была заодно с водой, как если бы все озеро было ее жидким хвостом. Вот по озеру пошла волна, она отталкивалась то от одной стены, то от другой, гигантские брызги срывались с поверхности и обрушивались на все вокруг, включая Митю; и, наконец, в качестве кульминации прямо из центра озера на пенном хвосте поднялся могучий человеческий силуэт, переливающийся, как стеклянная форма темно-морского цвета, каким-то чудом застывшая в воздухе, и, покачиваясь, уставился куда-то в даль.
– Э, – каркнул Митя, – здравствуйте… я, наверное, не совсем вовремя?..
Ответа не последовало. Каждая новая секунда, втыкаясь в окружающий мир, как иголка врача в податливую подушечку пальца, усиливала холодное ощущение чуждости. Торопливо подумав (как ему показалось), Митя задал еще более странный вопрос:
– Генеральный директор – это вы?.. Мне сказали, что можно к вам сюда прийти.
И вновь никакой реакции не поступило; вместо этого странная фигура, покачавшись, громко и водянисто вздохнула и, плавно выгнувшись назад, растворилась в озере. Митя растерялся приблизительно так же, как теряется ртуть из разбитого градусника, – охотно, быстро и окончательно. «Что же делать? – только и успел подумать он, как голодным червячком влезла в мозг фобия увольнения. – А ведь не далее как вчера, – напомнил себе Митя несчастно, – ягордо раздумывал, не отказаться ли от всего»…
Впрочем, пока он так думал, ноги, послушные надчеловеческой тоске по простым и понятным местам, уверенно несли его прочь от странного озера вверх по каменной лестнице к арке. Общая взвинченность нервов заставила Митю всерьез испугаться, что нет-нет, а услышит он позади шум осыпающихся валунов, а то и какой-нибудь взрыв, и придется ему, торжествующе по-голливудски выбежав из-под негостеприимных и непонятных сводов, осуществлять медленный и драматический прыжок в воздух, расставив руки и ноги, как человек Витрувия{25}. Но ничего такого не произошло. Озерный обитатель, кто бы он ни был, не стал преследовать Митю, и никаких сотрудников на пути ему не попадалось: видимо, всем остальным было вполне очевидно, что ходить к начальству, пока оно расслабляется в бассейне, – идея не самая удачная. Впрочем, пройдя знаменательную арку, Митя все-таки обернулся и увидел, как позади него упала большая решетка, которой при обычных обстоятельствах место было бы на въезде в толстобашенный средневековый замок на отшибе цивилизации. Поверх решетки была укреплена табличка со сварливой надписью: No appointment – no entry[24]. Митя покраснел и мелкими перебежками вернулся в знакомую часть офиса. Салли сидела за компьютером и что-то мерно отстукивала на клавиатуре.
– Ох, Салли, – укоризненно покачал головой Митя, – что ж вы меня подставили?
Девушка вздернула брови, но взгляда не перевела. Сбровями, изогнутыми червячком, она Мите понравилась еще больше… да, признаемся! – Салли Мите нравилась, и он не знал, что и думать по этому поводу, но он все равно был на нее зол.
– Подставила? – переспросила она, и Митя услышал вее голосе холод.
– Ну, хорошо, – замялся Митя, – я неправильное слово употребил, простите…
– Да называй ты меня уже на «ты», наконец, – рассердилась Салли, встала и профессиональным секретарским движением подхватила со стола какие-то разномастные папки. – Можно подумать, мы на рауте! А что, не удалось поговорить?
– Редакция журнала «Солдаты гламура», здравствуйте, – сказала девушка на том конце.
– Да, здравствуйте, – проговорил Митя и, заходя в лифт, задумался. Что полагается говорить дальше, если ты главный редактор и не пришел на работу? Уж точно не извиняться… Наверное, подойдет общеначальственный тон, решил Митя. Правда, он никогда так ни с кем не говорил, но надо же когда-то начинать?
– Э-э, это самое, Леночка… – катнул пробный шар Митя.
– Оля, – холодно поправила его телефонная девушка. – А кто это?
– Это, кхм, Дикий, – извиняющимся тоном представился Митя, стремительно потерявший обороты, как юла, которую ткнули пальцем в бок.
– Какой Дикий? – на том конце уже хотели было засмеяться, но, видимо, вовремя что-то сообразили, и уже начавшееся просачиваться было в трубку хихиканье внезапно сменилось странным бульканьем. – Ах, это вы, Дмитрий Алексеевич! Простите, пожалуйста, не узнала. Вас с кем-то соединить?
– Да, пожалуйста, с Робертом, – Митя уже выходил на улицу и постепенно вживался в роль. Робертом звали ответственного секретаря – человека, как нельзя лучше подходящего на роль энциклопедической иллюстрации обоих этих слов. Ованесов был очень ответственным и очень секретарем; он, по необходимости бывший по-настоящему, по-кавказски остроумным, вел дела редакции с той исключительной, возведенной в ранг искусства занудностью, которая доступна только наиболее просвещенным и опытным адептам издательского дела. Роберт Саркисович жил флэт-планами, отставаниями, поднажиманием и штрафными санкциями и не мыслил себя вне своей надсмотрщической функции. Остальные сотрудники с уважением относились к тому, что эту важную нишу в пищевой цепи кто-то заполнял, и искренне сочувствовали Роберту Саркисовичу, когда план по чьей-либо вине пытался сорваться. Однако в некоторые особенно жаркие рабочие часы на передний план у всех членов трудового коллектива выходило лишь одно чувство к Роберту Ованесову – желание, чтобы он поскорее умер.
– Ованесов слушает, – ответили Мите.
– Здравствуйте, Роберт Саркисович, – Митя попытался сделать голосу инъекцию энтузиазма, но безуспешно, – это Митя… э-э-э… да.
– Вы, Митя, не переживайте, – сказал Роберт Саркисович спокойно (как же Митя был благодарен за то, что тот не стал его называть Дмитрием Алексеевичем!), – работа идет, статьи пишутся… Вот только заминочка выходит небольшая с венерианским грунтом, боюсь, можем не успеть… – На заднем плане Мите послышался неопределенный звук, как будто принялся закипать большой возмущенный чайник. Ованесов продолжал с душераздирающей неспешностью: – Правда, вот Се-ме-о-н меня уверяет, что все успеваем, все сделаем… – Имя «Семен» он произносил так, как будто слог «Се» лежал у него под ногами, а за «меном» приходилось лезть на ветку.
– А в портфеле есть что-нибудь? – спросил Митя автоматически. Роберт Саркисович покряхтел.
– Да вроде бы есть, – пробормотал он спустя полминуты. – Про подиум военной исламской моды в Милане. Странная какая-то статья, правда…
– Ну как бы то ни было, – поспешно и не без раздражения согласился Митя, – если что, поставим этого гибрида, а Семену скажите, я передал, пускай не расслабляется.
– Та-ак точно, – как-то необязательно ответил Роберт Ованесов, – все сделаем, Митя, не беспокойтесь…
– А я и не беспокоюсь, – вдруг зло и как-то нехарактерно отрывисто сказал Митя. Он хотел добавить еще что-то, но фраза закончилась сама по себе, и в воздухе повис тревожный подтекст – «не сделаете, пеняйте на себя». Ответсек крякнул. Митя помолчал и, распрощавшись, погасил линию. Что-то во всем этом разговоре ему не понравилось – то ли как сам он говорил с Робертом, которого до этого побаивался точно так же, как и все остальные, то ли интонации Роберта… Не додумав, Митя мысленно махнул рукой и решил не заниматься самокопанием, а разобраться во всем на месте. Завтра.
И вот, зажав папку под мышкой, Митя лавировал меж бесстрастными человеко-потоками в метро по пути в «Гнозис» и размышлял, какая же податливая вещь человеческая психика. «Вот вчера, – думал он, – я с ними работал, но не знал, и они меня не знали, и мы были друг другу безразличны, как кирпичи в стене… хотя также поддерживали видимость добродружеских отношений. А стоило подняться, хоть и волей случая, над ними, и сразу же проснулся в них и зашевелился целый омерзительный клубок чувств: звонит, чего-то требует… без году неделя, а туда же… Но и я к ним уже отношусь иначе, для меня теперь Дело, получается, важнее людей, а все потому, что люди эти ничего собой не представляют вне этого Дела – их поместили, как кариатид, поддерживать своды журнального благополучия, а на самом деле убери их – ничего не изменится. А и вообще – представляют ли люди собой что-нибудь вне Дела?». Внезапно Мите показалось, что он роется совсем рядом с каким-то высоковольтным кабелем вселенских истин, и его охватила легкая тревога – а ну как он сейчас ткнет лопатой куда не надо и приобщится к какому-нибудь пониманию, которое пробьет его насквозь и выйдет через макушку? Так размышлял он, пока не пришел к зданию «Гнозиса».
Дверь была открыта, у входа стояли Салли с Крекером, курили что-то приятно пахнущее, и при виде их Митя с облегчением осознал, что здесь он не главный редактор, а всего лишь один из исполнителей. Он скомканно поздоровался и спросил у стены между Салли и Крекером, не знает ли она, где генеральный директор. Ответила девушка:
– Он плавает в бассейне.
Митя в очередной раз оторопел.
– Где? – переспросил он довольно тупо. – Тут еще и бассейн есть?
– А почему бы ему здесь и не быть? – с непонятным выражением поинтересовался Крекер. – Мы же серьезная фирма, не пирожками торгуем!
Митя хотел было ответить, что совершенно не представляет себе, где в Пряничном доме можно было бы разместить бассейн, с пирожками было бы проще, но вовремя остановился. Действительно, компании с такими разносторонними интересами, как «Гнозис», наверное, было бы несложно организовать себе всего лишь какой-то жалкий бассейн. Мало ли?..
– Да ты прямо спускайся к нему, без комплексов! – неожиданно перешла на «ты» Салли, беззаботно ломая окурку шею о стену. – Он не запрещает. Я покажу, куда идти!
Они зашли в здание, но двинулись не направо, как обычно, а налево. «Не запрещает? – подумал Митя. – Так ему и не нужно запрещать… кто в здравом уме попрется к начальнику фирмы, когда он в бассейне?.. Мало ли какие у него там дела, в бассейне-то».
– Салли, – начал было Митя, и тут вдруг кое-что отвлекло его внимание. – Мне кажется или пол как будто идет под уклон?
– Не кажется, – усмехнулась Салли. – «Тем, кто знаком с пятым измерением…»
Митя понимающе хмыкнул, хотя не мог отделаться от все усиливающегося ощущения, что он – Алиса, следующая за Салли-Белым Кроликом известно куда.
Они шли довольно долго и миновали не один уходящий вбок коридор, однако Салли, видимо, работала в «Гнозисе» уже давно и ориентировалась без особого труда. Несмотря на это, Митя чувствовал себя довольно дискомфортно, а в особенности не прибавляло ему радости то, что, чем больше они удалялись от входа, тем отчетливее ощущалась сырость, как будто они спускались в подземный грот. Он уже хотел сказать Салли, что, пожалуй, вернется и просто подождет директора, но тут она остановилась, как вкопанная, не доходя двух шагов до каменной арки, и сказала:
– Ну что же, вот мы и пришли. Отсюда просто прямо, вниз по круговой лестнице, а я, пожалуй, пойду – столько корреспонденции накопилось!
Она стукнула Митю кулачком в бок и стремительно удалилась. Митя остался один. Он поднял голову и оглядел очередную арку – высокую, сложенную из монументальных каменных кубов, и неуловимо, тревожно неправильную. Подумав, Митя понял, что именно ему не понравилось – арка отнюдь не выглядела так, как будто была построена во дни дикого капитала по прихоти обеспеченного заказчика, уверенного в том, что если кладка лежит крупная, основательная – то это богато. Напротив, этот проход с выщербленными камнями, местами поросший странным желтым мхом, как будто обозначал некую веху, столь древнюю, что она срослась со временем и стала его веткой. Митя понял: чтобы пройти и в эту арку, ему потребуется сделать над собой усилие.
Он уже совсем было сделал шаг внутрь, когда надпись, выдолбленная над аркой, привлекла его внимание. Там было написано:
Per me si va ne l’etterno dolore[23]Митя поколебался, поскольку надпись показалась ему знакомой, переписал ее в свой блокнот, после чего, глубоко вдохнув, нырнул в арку и принялся спускаться вниз по каменной лестнице, идущей широким кругом и окаймляющей что-то внизу. Здесь тоже было сыро, но уже не гнетуще-душно, как раньше, а просто влажно. Подойдя к краю лестницы, Митя посмотрел вниз и понял, что Салли назвала бассейном, – это было небольшое прозрачно-голубое озеро по виду естественного происхождения, в котором что-то происходило. Митя постоял некоторое время, вглядываясь в воду, но не увидел в ней ничего, что хоть отдаленно могло бы быть генеральным директором «Гнозиса». Он подумал, что уж теперь-то возвращаться точно глупо, и решил спускаться до конца.
Достигнув каменной площадки практически у самой воды, Митя, уже слегка свыкшийся с той неожиданной формой, которую принимали в «Гнозисе» самые обыденные вещи, понадеялся увидеть рядом – хотя бы для приличия – какой-нибудь прозаический шезлонг с небрежно брошенной на него одеждой и полотенцем, столик с коктейлем… Иными словами, он катастрофически жаждал обновления связи с реальностью. Однако ничего такого не было и в помине. Вообще, убери оттуда Митю, и картина заиграла бы классически-ренессансными красками, пусть и с оттенком меланхолического безумия – пустой каменный грот, опоясывающая его лестница и озеро, пронизанное неведомо откуда берущимися солнечными лучами. Митя перевел взгляд на озеро, ожидая увидеть там мускулистую фигуру плывущего щедрыми саженками топ-менеджера. Как выяснилось, гендиректор плавал не кролем и даже не баттерфляем.
Прозрачное озеро внезапно начало ходить ходуном, приподнимая то один край, то другой, как бывает с водой в стакане, ездящем по столику в купе поезда. Затем Митя увидел, что под водой против часовой стрелки быстро движется какая-то тень, и сине-хрустальная тень эта была заодно с водой, как если бы все озеро было ее жидким хвостом. Вот по озеру пошла волна, она отталкивалась то от одной стены, то от другой, гигантские брызги срывались с поверхности и обрушивались на все вокруг, включая Митю; и, наконец, в качестве кульминации прямо из центра озера на пенном хвосте поднялся могучий человеческий силуэт, переливающийся, как стеклянная форма темно-морского цвета, каким-то чудом застывшая в воздухе, и, покачиваясь, уставился куда-то в даль.
– Э, – каркнул Митя, – здравствуйте… я, наверное, не совсем вовремя?..
Ответа не последовало. Каждая новая секунда, втыкаясь в окружающий мир, как иголка врача в податливую подушечку пальца, усиливала холодное ощущение чуждости. Торопливо подумав (как ему показалось), Митя задал еще более странный вопрос:
– Генеральный директор – это вы?.. Мне сказали, что можно к вам сюда прийти.
И вновь никакой реакции не поступило; вместо этого странная фигура, покачавшись, громко и водянисто вздохнула и, плавно выгнувшись назад, растворилась в озере. Митя растерялся приблизительно так же, как теряется ртуть из разбитого градусника, – охотно, быстро и окончательно. «Что же делать? – только и успел подумать он, как голодным червячком влезла в мозг фобия увольнения. – А ведь не далее как вчера, – напомнил себе Митя несчастно, – ягордо раздумывал, не отказаться ли от всего»…
Впрочем, пока он так думал, ноги, послушные надчеловеческой тоске по простым и понятным местам, уверенно несли его прочь от странного озера вверх по каменной лестнице к арке. Общая взвинченность нервов заставила Митю всерьез испугаться, что нет-нет, а услышит он позади шум осыпающихся валунов, а то и какой-нибудь взрыв, и придется ему, торжествующе по-голливудски выбежав из-под негостеприимных и непонятных сводов, осуществлять медленный и драматический прыжок в воздух, расставив руки и ноги, как человек Витрувия{25}. Но ничего такого не произошло. Озерный обитатель, кто бы он ни был, не стал преследовать Митю, и никаких сотрудников на пути ему не попадалось: видимо, всем остальным было вполне очевидно, что ходить к начальству, пока оно расслабляется в бассейне, – идея не самая удачная. Впрочем, пройдя знаменательную арку, Митя все-таки обернулся и увидел, как позади него упала большая решетка, которой при обычных обстоятельствах место было бы на въезде в толстобашенный средневековый замок на отшибе цивилизации. Поверх решетки была укреплена табличка со сварливой надписью: No appointment – no entry[24]. Митя покраснел и мелкими перебежками вернулся в знакомую часть офиса. Салли сидела за компьютером и что-то мерно отстукивала на клавиатуре.
– Ох, Салли, – укоризненно покачал головой Митя, – что ж вы меня подставили?
Девушка вздернула брови, но взгляда не перевела. Сбровями, изогнутыми червячком, она Мите понравилась еще больше… да, признаемся! – Салли Мите нравилась, и он не знал, что и думать по этому поводу, но он все равно был на нее зол.
– Подставила? – переспросила она, и Митя услышал вее голосе холод.
– Ну, хорошо, – замялся Митя, – я неправильное слово употребил, простите…
– Да называй ты меня уже на «ты», наконец, – рассердилась Салли, встала и профессиональным секретарским движением подхватила со стола какие-то разномастные папки. – Можно подумать, мы на рауте! А что, не удалось поговорить?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента