Страница:
– Знаешь, не напрягайся, распаковывай.
– Да, распаковывай. Навертел тут ерунды всякой, пока разорвешь, – ворчала я.
– Нет, мадам, вы все же невыносимо скучны и прозаичны, и как ты еще стихи умудряешься ваять – ума не приложу. Ей преподносят очаровательно упакованную коробочку, и вместо того, чтобы умилиться, поцеловать дарителя в небритую щечку и аккуратно, подчеркиваю – аккуратно распаковать сюрприз, она пыхтит, бухтит и рвет красоту в клочья, – взгрустнул Илья.
– Знаешь, Рискин, пусть тебя в небритые щеки и другие небритые места целуют твои блондинки-модельки, их у тебя целая очередь. А умиляться красивой упаковке я перестала давно – частенько внутри оказывалось… Ну, всякое. Опаньки, мобильник! С чего вдруг, – я с удивлением рассматривала маленький изящный аппаратик.
– Тундра ты, подруга, чум позапрошлогодний. Ну сколько можно тупо сопротивляться достижениям цивилизации. Я вон уже три трубки сменил, а тебе дай волю – голубиной почтой пользоваться будешь.
– Ну Илюха, ты же знаешь, не хочу я, чтобы меня можно было найти всегда и везде. Ты прекрасно ведешь все деловые переговоры, а по своим делам я могу дозвониться и с домашнего, – попыталась сопротивляться я.
– Все, дорогуша, все. Кончилось это время – «с домашнего, не хочу». Суровая действительность безжалостно врывается в твое болотце. У нас, возможно, появится клиент, который предпочитает общаться с авторами напрямую, без посредников. Он заинтересовался твоими опусами, и теперь ты должна быть всегда доступна.
– Рискин, ты сам понял, что сейчас сказал? Доступные дамы – это в газету, смотри объявления типа: «Мадам Темперамент – позвони».
– Ой, не могу, – Илюха мерзко заржал, – мать, не заносись. Ты, конечно, дама интересная, но к тебе больше подходит рубрика: «Лечение змеиным ядом – позвони». Ладно, хватит гундеть. Вот телефон, номер свой напрягись, запомни. Возможно, подчеркиваю – возможно, скоро тебе позвонят. Постарайся вести себя прилично.
И ускакал, оставив меня наедине с этим чудом современной техники. Следующий час я провела, пытаясь перейти с этой крошкой на ты. Что самое интересное, мне это почти удалось. Я даже смогла подобрать определенные мелодии на некоторые номера из моей записной книжки. Причем на этого негодяя Рискина я установила волчий вой. И, разумеется, эти завывания были первыми звуками, которые издал мой телефон. А издал он их как раз в тот момент, когда я расплачивалась в кассе нашего супермаркета. Надо ли говорить, что эффект был потрясающий, ведь на радостях я установила максимальную громкость звонка. Пока я дрожащими руками копошилась в сумочке, пытаясь найти этот чертов мобильник, волк выл, не переставая. Хотелось невольно посмотреть вверх в поисках полной луны. Оправившаяся от первого шока кассирша смотрела на меня с плохо скрываемым сомнением и легкой жалостью. Казалось, она хотела сказать: «Как же это тебя выпускают одну, без сопровождения и намордника?» Тот же вопрос читался в глазах остальных посетителей и парочки секьюрити, словно бы невзначай нарисовавшихся рядом. Наконец, вспотев от напряжения и сломав целых два, ДВА ногтя, я отыскала-таки эту гадскую машинку на самом дне сумочки.
– Да, – рявкнула я, прижав трубку к уху плечом и одновременно пытаясь расплатиться за покупки.
– Да неужели, радость моя, ты справилась! – громко зазвенел жизнерадостный голос Рискина. Поскольку слышимость была отличная, окружающие с интересом стали прислушиваться. А кассирша отсчитывала сдачу буквально по рублю. – Всего каких-то 18 гудков – и ты уже нашла нужную кнопочку и даже смогла нажать на нее! Умничка! – продолжал резвиться Илюха.
– Я тебе перезвоню, – только и смогла простонать я и отключила телефон.
В глазах присутствующих уже не читалось никаких сомнений по поводу моей полноценности. Кассирша вложила мне сдачу прямо в ладонь, а один из секьюрити заботливо помог упаковать покупки и даже проводил меня к выходу.
Разумеется, Рискин не стал дожидаться моего звонка и перезвонил сам, но в этот раз застал меня уже дома. С наслаждением, разложив аргументы по полочкам и украсив речь разнообразнейшими эпитетами, я поведала все, что я думаю:
а) о нем;
б) о его… телефоне;
в) о мифических клиентах, из-за которых я вынуждена мириться с этой дрянью.
– Ага. Ясно. Ты в норме, – удовлетворенно сказал этот монстр и отключился.
И чего звонил?
Через пару дней я признала, что мобильник действительно очень удобная вещь. Я даже усвоила две самые главные заповеди мобиловладельца. Первая: не забывать заряжать аппарат. Второе: НИКОГДА не бросать его в сумочку.
Все это время я безуспешно пыталась расколоть Илюху, ради кого все-таки он разорился и купил мне телефон? Но Рискин был суров и стоек, как старая дева в военном санатории. И так же неприкосновенен. Я успокоилась, решив, что он раздувал жабры просто так, из любви к искусству.
Пока однажды вечером не раздался звонок. Обычный, без спецмелодий, значит, кто-то незнакомый. Я посмотрела в окошечко телефона – номер не определился. Честно говоря, ужасно не хотелось ни с кем общаться, настроение было препаршивое – я только что взвесилась. Но, вспомнив, насколько занудлив может быть Рискин, если я не выполняю его ценных указаний, я взяла трубку.
– Да, слушаю.
– Добрый вечер, Анна, – услышала я вежливый мужской голос, который показался мне смутно знакомым, – очень рад познакомиться с вами.
– А уж как я рада, вы и представить не можете. Не скончаться от переизбытка впечатлений мне мешает только мысль, что мне неизвестна персона, повергшая меня в такой экстаз.
– М-да, – хмыкнули в трубке, – Рискин меня предупреждал, что салат из кактусов есть проще, чем с вами беседовать. Позвольте представиться – Алексей Майоров.
– Принц Тимбукту, пэр Англии, вице-губернатор Земли Франца-Иосифа, – тем же слегка торжественным тоном продолжила я, – это ничего, что я сижу и в тапочках? Знаешь, Илюха, это даже не смешно, имитатор ты из Урюпинска. Что ж ты для розыгрыша такую малоинтересную для меня звездочку изображаешь? Давай уж сразу Элтона Джона или там Иглесиаса какого, а то – Майоров! Фи!
В трубке воцарилась тишина. Потом мой собеседник так вкусно расхохотался, что я непроизвольно заулыбалась сама. И одновременно сердце мое рванулось к пяткам, но застряло в желудке и притворилось куском ледяного мороженого. Смех был не Илюхин, я прекрасно знаю его смесь ржанья с похрюкиванием. Вот попала! Похоже, это действительно Майоров. Кто бы оторвал мне язык, а?
– Слушай, ты чудо, – отсмеявшись, сказал Майоров, – я буду на ты, не возражаешь? Со мной уже лет 15 никто так не общался, класс! Честно говоря, давно собирался позвонить, но для меня каждое новое знакомство – нож острый. Обычно сразу льется столько сиропа, что у меня изжога начинается. Но все же когда я прочитал твои стихи, которые мне Илья послал по электронке, очень надеялся, что ты другая. И тянул со звонком, опасаясь опять услышать кандидатку в очередь на целование моего седалища.
– Ну что вы, Алексей, даже в самых буйных эротических фантазиях мне и в голову не приходило целовать мужские попки, – автоматически ляпнула я. Тут же попыталась захлопнуть рот ладонью, но словесная диарея неизлечима. – Меня целовали, это было, но ведь не предлагать же мне теперь этот эксклюзив каждому встречному. А у вас целая очередь. Да вы, батенька, извращенец, похоже. Даже определение вам есть – вуайерист или эксгибиционист, точно не знаю. Не интересовалась этим вопросом, потому что уж очень слова трудные, плохо рифмуются.
«Не сидеть мне, похоже, на музыкальном олимпе, обруч Алексея Майорова, не видать мне, убогой, на полочке в стеллаже диплома «Песни года». А я уже и местечко приготовила…» – думала я, пережидая всхлипывания в трубке. Придя в себя, Майоров простонал:
– Ты чудо! Давно так не смеялся. Но я же просил на ты. Ну-ка, попробуй.
– Как я могу что-то пробовать, если ты в Москве, а я здесь. Я же не вижу, что ты пьешь, – немедленно отреагировала я.
– Ай, молодца! Видишь, как просто. Ну вот, а теперь по поводу текстов…
Так мы и познакомились. Но я до сих пор не могу связать эксцентричного и порой мрачного типа с телеэкрана и классного парня в телефонной трубке. Да, мы действительно до сих пор не встречались, как я и сказала Жанке, просто не получается. А я, если честно, побаиваюсь встречи. Боюсь разрушить те отношения, которые у нас сложились на сегодняшний день. У нас оказалось столько общего, мы часами можем висеть на телефоне или обмениваться письмами по электронной почте. Я делюсь с Лешкой своими проблемами, ною по поводу своего веса и внешности, прикалываюсь над его сценическими выходками. Я в курсе его бед и сомнений, радостей и забот. Кажется, что мы знаем друг друга сто лет. Я часто думаю теперь – а кто для меня Лешка? Друг – это точно, но и брат, и отец, и… Впрочем, все. Я не знаю, кто ему я, но чувствую, что наше общение необходимо ему не меньше, чем мне. Я никому не рассказываю о наших отношениях, для всех, и для Рискина тоже, у нас сугубо деловая связь автор – исполнитель. Только Илюха заметил, что тексты, которые я стала выдавать для Майорова, получаются очень личностные, написанные словно самим Алексеем. Но Рискин приписывает это моему возросшему профессионализму. Может, он и прав.
Глава 3
Глава 4
– Да, распаковывай. Навертел тут ерунды всякой, пока разорвешь, – ворчала я.
– Нет, мадам, вы все же невыносимо скучны и прозаичны, и как ты еще стихи умудряешься ваять – ума не приложу. Ей преподносят очаровательно упакованную коробочку, и вместо того, чтобы умилиться, поцеловать дарителя в небритую щечку и аккуратно, подчеркиваю – аккуратно распаковать сюрприз, она пыхтит, бухтит и рвет красоту в клочья, – взгрустнул Илья.
– Знаешь, Рискин, пусть тебя в небритые щеки и другие небритые места целуют твои блондинки-модельки, их у тебя целая очередь. А умиляться красивой упаковке я перестала давно – частенько внутри оказывалось… Ну, всякое. Опаньки, мобильник! С чего вдруг, – я с удивлением рассматривала маленький изящный аппаратик.
– Тундра ты, подруга, чум позапрошлогодний. Ну сколько можно тупо сопротивляться достижениям цивилизации. Я вон уже три трубки сменил, а тебе дай волю – голубиной почтой пользоваться будешь.
– Ну Илюха, ты же знаешь, не хочу я, чтобы меня можно было найти всегда и везде. Ты прекрасно ведешь все деловые переговоры, а по своим делам я могу дозвониться и с домашнего, – попыталась сопротивляться я.
– Все, дорогуша, все. Кончилось это время – «с домашнего, не хочу». Суровая действительность безжалостно врывается в твое болотце. У нас, возможно, появится клиент, который предпочитает общаться с авторами напрямую, без посредников. Он заинтересовался твоими опусами, и теперь ты должна быть всегда доступна.
– Рискин, ты сам понял, что сейчас сказал? Доступные дамы – это в газету, смотри объявления типа: «Мадам Темперамент – позвони».
– Ой, не могу, – Илюха мерзко заржал, – мать, не заносись. Ты, конечно, дама интересная, но к тебе больше подходит рубрика: «Лечение змеиным ядом – позвони». Ладно, хватит гундеть. Вот телефон, номер свой напрягись, запомни. Возможно, подчеркиваю – возможно, скоро тебе позвонят. Постарайся вести себя прилично.
И ускакал, оставив меня наедине с этим чудом современной техники. Следующий час я провела, пытаясь перейти с этой крошкой на ты. Что самое интересное, мне это почти удалось. Я даже смогла подобрать определенные мелодии на некоторые номера из моей записной книжки. Причем на этого негодяя Рискина я установила волчий вой. И, разумеется, эти завывания были первыми звуками, которые издал мой телефон. А издал он их как раз в тот момент, когда я расплачивалась в кассе нашего супермаркета. Надо ли говорить, что эффект был потрясающий, ведь на радостях я установила максимальную громкость звонка. Пока я дрожащими руками копошилась в сумочке, пытаясь найти этот чертов мобильник, волк выл, не переставая. Хотелось невольно посмотреть вверх в поисках полной луны. Оправившаяся от первого шока кассирша смотрела на меня с плохо скрываемым сомнением и легкой жалостью. Казалось, она хотела сказать: «Как же это тебя выпускают одну, без сопровождения и намордника?» Тот же вопрос читался в глазах остальных посетителей и парочки секьюрити, словно бы невзначай нарисовавшихся рядом. Наконец, вспотев от напряжения и сломав целых два, ДВА ногтя, я отыскала-таки эту гадскую машинку на самом дне сумочки.
– Да, – рявкнула я, прижав трубку к уху плечом и одновременно пытаясь расплатиться за покупки.
– Да неужели, радость моя, ты справилась! – громко зазвенел жизнерадостный голос Рискина. Поскольку слышимость была отличная, окружающие с интересом стали прислушиваться. А кассирша отсчитывала сдачу буквально по рублю. – Всего каких-то 18 гудков – и ты уже нашла нужную кнопочку и даже смогла нажать на нее! Умничка! – продолжал резвиться Илюха.
– Я тебе перезвоню, – только и смогла простонать я и отключила телефон.
В глазах присутствующих уже не читалось никаких сомнений по поводу моей полноценности. Кассирша вложила мне сдачу прямо в ладонь, а один из секьюрити заботливо помог упаковать покупки и даже проводил меня к выходу.
Разумеется, Рискин не стал дожидаться моего звонка и перезвонил сам, но в этот раз застал меня уже дома. С наслаждением, разложив аргументы по полочкам и украсив речь разнообразнейшими эпитетами, я поведала все, что я думаю:
а) о нем;
б) о его… телефоне;
в) о мифических клиентах, из-за которых я вынуждена мириться с этой дрянью.
– Ага. Ясно. Ты в норме, – удовлетворенно сказал этот монстр и отключился.
И чего звонил?
Через пару дней я признала, что мобильник действительно очень удобная вещь. Я даже усвоила две самые главные заповеди мобиловладельца. Первая: не забывать заряжать аппарат. Второе: НИКОГДА не бросать его в сумочку.
Все это время я безуспешно пыталась расколоть Илюху, ради кого все-таки он разорился и купил мне телефон? Но Рискин был суров и стоек, как старая дева в военном санатории. И так же неприкосновенен. Я успокоилась, решив, что он раздувал жабры просто так, из любви к искусству.
Пока однажды вечером не раздался звонок. Обычный, без спецмелодий, значит, кто-то незнакомый. Я посмотрела в окошечко телефона – номер не определился. Честно говоря, ужасно не хотелось ни с кем общаться, настроение было препаршивое – я только что взвесилась. Но, вспомнив, насколько занудлив может быть Рискин, если я не выполняю его ценных указаний, я взяла трубку.
– Да, слушаю.
– Добрый вечер, Анна, – услышала я вежливый мужской голос, который показался мне смутно знакомым, – очень рад познакомиться с вами.
– А уж как я рада, вы и представить не можете. Не скончаться от переизбытка впечатлений мне мешает только мысль, что мне неизвестна персона, повергшая меня в такой экстаз.
– М-да, – хмыкнули в трубке, – Рискин меня предупреждал, что салат из кактусов есть проще, чем с вами беседовать. Позвольте представиться – Алексей Майоров.
– Принц Тимбукту, пэр Англии, вице-губернатор Земли Франца-Иосифа, – тем же слегка торжественным тоном продолжила я, – это ничего, что я сижу и в тапочках? Знаешь, Илюха, это даже не смешно, имитатор ты из Урюпинска. Что ж ты для розыгрыша такую малоинтересную для меня звездочку изображаешь? Давай уж сразу Элтона Джона или там Иглесиаса какого, а то – Майоров! Фи!
В трубке воцарилась тишина. Потом мой собеседник так вкусно расхохотался, что я непроизвольно заулыбалась сама. И одновременно сердце мое рванулось к пяткам, но застряло в желудке и притворилось куском ледяного мороженого. Смех был не Илюхин, я прекрасно знаю его смесь ржанья с похрюкиванием. Вот попала! Похоже, это действительно Майоров. Кто бы оторвал мне язык, а?
– Слушай, ты чудо, – отсмеявшись, сказал Майоров, – я буду на ты, не возражаешь? Со мной уже лет 15 никто так не общался, класс! Честно говоря, давно собирался позвонить, но для меня каждое новое знакомство – нож острый. Обычно сразу льется столько сиропа, что у меня изжога начинается. Но все же когда я прочитал твои стихи, которые мне Илья послал по электронке, очень надеялся, что ты другая. И тянул со звонком, опасаясь опять услышать кандидатку в очередь на целование моего седалища.
– Ну что вы, Алексей, даже в самых буйных эротических фантазиях мне и в голову не приходило целовать мужские попки, – автоматически ляпнула я. Тут же попыталась захлопнуть рот ладонью, но словесная диарея неизлечима. – Меня целовали, это было, но ведь не предлагать же мне теперь этот эксклюзив каждому встречному. А у вас целая очередь. Да вы, батенька, извращенец, похоже. Даже определение вам есть – вуайерист или эксгибиционист, точно не знаю. Не интересовалась этим вопросом, потому что уж очень слова трудные, плохо рифмуются.
«Не сидеть мне, похоже, на музыкальном олимпе, обруч Алексея Майорова, не видать мне, убогой, на полочке в стеллаже диплома «Песни года». А я уже и местечко приготовила…» – думала я, пережидая всхлипывания в трубке. Придя в себя, Майоров простонал:
– Ты чудо! Давно так не смеялся. Но я же просил на ты. Ну-ка, попробуй.
– Как я могу что-то пробовать, если ты в Москве, а я здесь. Я же не вижу, что ты пьешь, – немедленно отреагировала я.
– Ай, молодца! Видишь, как просто. Ну вот, а теперь по поводу текстов…
Так мы и познакомились. Но я до сих пор не могу связать эксцентричного и порой мрачного типа с телеэкрана и классного парня в телефонной трубке. Да, мы действительно до сих пор не встречались, как я и сказала Жанке, просто не получается. А я, если честно, побаиваюсь встречи. Боюсь разрушить те отношения, которые у нас сложились на сегодняшний день. У нас оказалось столько общего, мы часами можем висеть на телефоне или обмениваться письмами по электронной почте. Я делюсь с Лешкой своими проблемами, ною по поводу своего веса и внешности, прикалываюсь над его сценическими выходками. Я в курсе его бед и сомнений, радостей и забот. Кажется, что мы знаем друг друга сто лет. Я часто думаю теперь – а кто для меня Лешка? Друг – это точно, но и брат, и отец, и… Впрочем, все. Я не знаю, кто ему я, но чувствую, что наше общение необходимо ему не меньше, чем мне. Я никому не рассказываю о наших отношениях, для всех, и для Рискина тоже, у нас сугубо деловая связь автор – исполнитель. Только Илюха заметил, что тексты, которые я стала выдавать для Майорова, получаются очень личностные, написанные словно самим Алексеем. Но Рискин приписывает это моему возросшему профессионализму. Может, он и прав.
Глава 3
И вот стою я перед зеркалом, простая русская баба, с утра зловредным типом разбуженная, невыспавшаяся и очумелая, и совсем мне не хочется спрашивать у этого стекла: «Свет мой, зеркальце, скажи…» и так далее. Заранее знаю, что ответит мне эта предательская гадина. Причем поверьте – слова «милая» и «прекрасная», а также их возможные синонимы там будут отсутствовать напрочь.
Всласть насмотревшись на плакат «Печальные последствия неумеренности в еде и вине для женщины среднего возраста» и даже почистив перед ним зубы, я поплелась на кухню варить кофе. Мрачно глядя на поднимающуюся пену, я размышляла о несправедливости, я бы даже сказала, неуместности некоторых поговорок. Особенно вот эта, насчет завтрак – сам, обед – с другом, а ужин – врагу. Ну почему не наоборот, а? Ведь мало кому в голову приходит трескать утром тяжелую, сытную пищу. Я, например, с трудом кофе в себя вливаю, ну, иногда еще бутерброд проскакивает. И большинство так, знаю точно. Обед еще так-сяк, черт с ним, с другом, поделюсь. Но ужин! Слегка переиначив бравый военный марш, хочется с чувством спеть:
– Привет, Нюсь, как доехала, как спалось?
– Моя щедро нашпигованная твоими разносолами тушка была любезно доставлена твоим водителем прямо к подъезду. И даже не пришлось вызывать спасателей, чтобы вынуть меня из машины, зацени! А сейчас вот стояла перед зеркалом, осматривала руины, бывшие когда-то человеком и, даже не побоюсь этого слова, женщиной, и думала о том, как тебе, Жанка, удается, имея такую кухарку, оставаться изящной и юной, а?
– Счастливое сочетание генов, – хохотнула Жанка. – Ну ладно, ты мне вот что скажи – когда ты ко мне готова перебраться?
– Матушка-государыня, ты что, сбрендила? Я только что реанимировала себя чашкой кофе, память включится минут через сорок, а способность мыслить не раньше чем через час. А ты что, уже переговорила с мужем?
– Потом переговорю, я сначала хочу узнать твои планы, а потом уже будем вместе их корректировать, – деловито щебетала Жанка.
– Знаешь, дорогая, ты не просто дорогая, ты еще и глухая. Говорю же тебе – соображать смогу не раньше чем через час, а ты меня в ступор вгоняешь такими трудными словами – «корректировать».
– Ладно, Нюшенция, восстанавливайся, а потом меня набери, хорошо?
– Ага, наберу. Из паззлов сложу. Ты же мне координаты свои так и не дала, курица!
– Точно. Ладно, думаю, сейчас у тебя все равно ничего под рукой нет, чтобы записать, а я уже убегаю. Я сама тебе перезвоню.
– Ну-ну, попытайся, резвая ты моя. – Я положила трубку и попыталась напряженно задуматься.
Не получилось. Как обычно.
Поскольку стихи составляют сейчас основную, но не единственную часть моей творческой жизни, суровая необходимость ехать в редакцию газеты, для которой я заканчивала статью, с неотвратимостью вставала над горизонтом. Неотвратимость выглядела премерзко. Я плюнула на нее и гордо отправилась на эшафот. Вслед раздалось невнятное бурчание неотвратимости. Похоже, она грязно материлась.
Прибыв на место, я пошла разыскивать Людмилу Петровну, заместителя главного редактора. Хотя она просит называть ее Людочкой, у меня язык не поворачивается, поскольку очень трудно заводить приятельские отношения с самкой каракурта. Но надо отдать ей должное, журналист она классный, профессионал, каких поискать. Обсудив с ней материалы по моей статье и внеся необходимые, с ее точки зрения, изменения, я решила заодно и навести справки насчет Жанки и ее мужа.
– Людмила Петровна, вы у нас в городе знаете практически весь бомонд, – замела я хвостом.
– Ну что ты, Аннушка, не весь. Но, конечно, многих знаю, – заскромничала Людочка, – а что ты хочешь узнать?
– Знакомы ли вы с Жанной, владелицей магазина «Если вы леди»?
– Кармановой? Да, конечно, частенько с ней встречаюсь на светских тусовках, она обожает там появляться. Дамочка та еще, – начала было самозабвенно токовать Петровна, но вдруг опомнилась: – А тебе зачем?
– Мы вместе в школе учились, встретились вот вчера случайно. Я и не знала, что этот бутик ее. То-то она так одета шикарно, а дом какой – закачаешься, – запустила я пробный камень.
Одним из известных всем «достоинств» нашей Людочки является зависть, обычная такая, черная. Петровна терпеть не может, когда в ее присутствии о ком-либо хорошо отзываются, сразу начинает плеваться ядом. Практически обо всех у нее есть негативная информация. По-моему, это превратилось в милое такое хобби – собирать компромат. У нас все знают: хочешь узнать гадость о ближнем – похвали его в Людочкином присутствии. И узнаешь все. Причем это будут самые достоверные факты – сплетнями Людок не занимается, хоть и журналист.
И я продолжила:
– Молодец Жанка, добилась ведь, наверное, всего своим трудом. А такая в школе была романтичная, фанатела по Майорову, в жизни бы не сказала, что станет успешной бизнес-леди.
Сработало! Людочка завелась с пол-оборота:
– Кто бизнес-леди? Жанна? Я тебя умоляю! – она прикурила сигарету, со вкусом затянулась и приготовилась посвятить ближайшее время любимому делу. – Да ее магазинчик едва-едва в ноль работает, какая там прибыль! Это ей Карманов, муж ее, игрушку купил, чтобы Жанна могла корчить из себя значительную особу и не мешала ему.
Процесс сцеживания яда проходил успешно, и, чтобы этот процесс не останавливался, я подхлестывала Людочку попытками сказать в адрес Жанны ну хоть что-нибудь хорошее. В целом картина выглядела так.
Жанна Евсеева после окончания школы еще пару лет маялась дурью, мотаясь за своим кумиром. Потом, судя по всему, угомонилась. Выучилась на фармацевта и устроилась в научно-производственное объединение «Фарма», занимающееся разработкой и производством лекарств. Предприятию этому было уже лет двадцать, работа там велась ни шатко ни валко, без особого фанатизма. Но Жанночка не успела там обрасти паутиной и зачахнуть, поскольку начался период безвременья начала 90-х. Объединение стало лихорадить и потряхивать (обращаю внимание, что именно буква «я» после «р», а вовсе не «а», хотя по смыслу…). Но Жанночка не обращала на это внимания, поскольку была занята увлекательным делом – отстрелом самцов из засады (на что, кстати, даже охотничья лицензия выдается, охотники знают). Когда очередная жертва падала к ее ногам, Жаннета теряла к ней всякий интерес и охотилась дальше. Но когда ее уютное болотце, именуемое НПО «Фарма», перестало быть объединением, а стало скорее разъединением, распадаясь с катастрофической быстротой, Жанна поняла – пора! Необходимо было выбрать самца поперспективнее и быстренько выйти за него замуж.
И тут, надо отдать Евсеевой должное, она показала себя умной и дальновидной дамочкой. Жанна не пошла по проторенному многими поколениями охотниц пути, не ставила капканы на быстро богатеющих братков или на хорошо устроенных сынков партийной элиты. Нет, она внимательно осмотрелась, прикинула перспективы и неожиданно для всех кинулась, как носорог, в атаку на невзрачного заведующего лабораторией новых лекарственных форм Михаила Карманова. Страшненький, вечно ходивший в засаленных на локтях и обсыпанных перхотью на плечах пиджаках, лысоватый, но густо заросший шерстью по всему телу (о чем свидетельствовали кудряшки, застенчиво высовывающиеся между пуговицами рубашки на груди, и буйная поросль на руках), Миша давно и прочно закрепился на позициях старого холостяка. И, честно говоря, даже несмотря на изобилие работающих в объединении незамужних прелестниц, очередь желающих плотно пообщаться к нему не стояла. Уж очень убогое впечатление производил Карманов, да еще у него дурно пахло изо рта – то ли с желудком проблемы, то ли зубы не лечил. Миша особенно не напрягался по этому поводу, поскольку по уши был погружен в науку. Он был чудовищно, до безобразия талантлив, кипел энтузиазмом и фонтанировал идеями, готов был ночевать в лаборатории, колдуя над пробирками.
Атака Жанны застала его врасплох. Устоять перед ее энтузиазмом он не смог, да и не очень старался, ведь Евсеева была признанной первой красавицей их околотка. И вскоре он очумело рассматривал обручальное кольцо на своем пальце, а Евсеева стала Кармановой. Коллеги хихикали ей вслед и строили разнообразнейшие версии происшедшего, следующие пару месяцев после свадьбы эта тема была любимейшей у местных сплетниц, но потом все привыкли. Жанна цвела по-прежнему, да и Михаила привела в мало-мальски приемлемый вид – приодела, подлечила, стала таскать его в лучший в городе салон причесок. И ничего такой мужчинка получился. Но по-настоящему все знакомые Жанны оценили ее прозорливость, когда после окончательного развала НПО «Фарма» через полгода в городе появилась «Карманов-Фарма». Новорожденный очень быстро встал на ножки и так резво побежал, что через три года стал одним из крупнейших фармацевтических концернов России. Карманов оказался не только талантом в науке, но и гением в бизнесе – поистине редчайшее сочетание, одно на миллион. Как умудрилась увидеть это в зачуханном завлабе Жанка, останется ее тайной навсегда. Но она увидела – и теперь вся в шоколаде. Детей у них не было, хотя оба были здоровы. Карманов очень хотел наследника, но пока ничего не получалось. Людочка предполагала, что это Жанка крутит хвостом. Ну не любит она детей, и все.
Поначалу Жанна даже работала на фирме мужа. Но, вероятно, сильно утомляла Михаила, потому что вскоре он купил жене помещение под магазин в центре города, оформил на нее все лицензии, открыл счет и сказал: «Дерзай, дорогая, только не пытайся больше быть фармацевтом, не твое это, не твое». Жанка с энтузиазмом взялась за дело, обустроила все по своему вкусу и болтается на плаву уже несколько лет, не тонет. Да и сложно утонуть, имея такого всемогущего мужа. Во всяком случае, на ее магазин не наезжают ни братки, ни налоговая инспекция.
Я вышла от Людмилы Петровны с гудящей головой. Очень сложно не заболеть, находясь так долго рядом с этим сгустком злобы. Расстреляла всю ауру, на фиг. Приду сейчас домой, Лешке позвоню. Надо же как-то ауру латать.
Всласть насмотревшись на плакат «Печальные последствия неумеренности в еде и вине для женщины среднего возраста» и даже почистив перед ним зубы, я поплелась на кухню варить кофе. Мрачно глядя на поднимающуюся пену, я размышляла о несправедливости, я бы даже сказала, неуместности некоторых поговорок. Особенно вот эта, насчет завтрак – сам, обед – с другом, а ужин – врагу. Ну почему не наоборот, а? Ведь мало кому в голову приходит трескать утром тяжелую, сытную пищу. Я, например, с трудом кофе в себя вливаю, ну, иногда еще бутерброд проскакивает. И большинство так, знаю точно. Обед еще так-сяк, черт с ним, с другом, поделюсь. Но ужин! Слегка переиначив бравый военный марш, хочется с чувством спеть:
Я уже подумывала написать небольшое изящное эссе на эту тему, но тут опять зазвонил телефон. Упс! Мобильник-то я так и не включила. Если это опять Лешка, нагоняя мне не избежать. Воровато оглянувшись, словно кто-то мог меня увидеть, я включила аппаратик и только потом сняла трубку домашнего телефона. И облегченно вздохнула – это была Жанка.
Чужой еды мы не хотим и грамма,
Но и своей врагу не отдадим!
Враг фиг получит, вот.
– Привет, Нюсь, как доехала, как спалось?
– Моя щедро нашпигованная твоими разносолами тушка была любезно доставлена твоим водителем прямо к подъезду. И даже не пришлось вызывать спасателей, чтобы вынуть меня из машины, зацени! А сейчас вот стояла перед зеркалом, осматривала руины, бывшие когда-то человеком и, даже не побоюсь этого слова, женщиной, и думала о том, как тебе, Жанка, удается, имея такую кухарку, оставаться изящной и юной, а?
– Счастливое сочетание генов, – хохотнула Жанка. – Ну ладно, ты мне вот что скажи – когда ты ко мне готова перебраться?
– Матушка-государыня, ты что, сбрендила? Я только что реанимировала себя чашкой кофе, память включится минут через сорок, а способность мыслить не раньше чем через час. А ты что, уже переговорила с мужем?
– Потом переговорю, я сначала хочу узнать твои планы, а потом уже будем вместе их корректировать, – деловито щебетала Жанка.
– Знаешь, дорогая, ты не просто дорогая, ты еще и глухая. Говорю же тебе – соображать смогу не раньше чем через час, а ты меня в ступор вгоняешь такими трудными словами – «корректировать».
– Ладно, Нюшенция, восстанавливайся, а потом меня набери, хорошо?
– Ага, наберу. Из паззлов сложу. Ты же мне координаты свои так и не дала, курица!
– Точно. Ладно, думаю, сейчас у тебя все равно ничего под рукой нет, чтобы записать, а я уже убегаю. Я сама тебе перезвоню.
– Ну-ну, попытайся, резвая ты моя. – Я положила трубку и попыталась напряженно задуматься.
Не получилось. Как обычно.
Поскольку стихи составляют сейчас основную, но не единственную часть моей творческой жизни, суровая необходимость ехать в редакцию газеты, для которой я заканчивала статью, с неотвратимостью вставала над горизонтом. Неотвратимость выглядела премерзко. Я плюнула на нее и гордо отправилась на эшафот. Вслед раздалось невнятное бурчание неотвратимости. Похоже, она грязно материлась.
Прибыв на место, я пошла разыскивать Людмилу Петровну, заместителя главного редактора. Хотя она просит называть ее Людочкой, у меня язык не поворачивается, поскольку очень трудно заводить приятельские отношения с самкой каракурта. Но надо отдать ей должное, журналист она классный, профессионал, каких поискать. Обсудив с ней материалы по моей статье и внеся необходимые, с ее точки зрения, изменения, я решила заодно и навести справки насчет Жанки и ее мужа.
– Людмила Петровна, вы у нас в городе знаете практически весь бомонд, – замела я хвостом.
– Ну что ты, Аннушка, не весь. Но, конечно, многих знаю, – заскромничала Людочка, – а что ты хочешь узнать?
– Знакомы ли вы с Жанной, владелицей магазина «Если вы леди»?
– Кармановой? Да, конечно, частенько с ней встречаюсь на светских тусовках, она обожает там появляться. Дамочка та еще, – начала было самозабвенно токовать Петровна, но вдруг опомнилась: – А тебе зачем?
– Мы вместе в школе учились, встретились вот вчера случайно. Я и не знала, что этот бутик ее. То-то она так одета шикарно, а дом какой – закачаешься, – запустила я пробный камень.
Одним из известных всем «достоинств» нашей Людочки является зависть, обычная такая, черная. Петровна терпеть не может, когда в ее присутствии о ком-либо хорошо отзываются, сразу начинает плеваться ядом. Практически обо всех у нее есть негативная информация. По-моему, это превратилось в милое такое хобби – собирать компромат. У нас все знают: хочешь узнать гадость о ближнем – похвали его в Людочкином присутствии. И узнаешь все. Причем это будут самые достоверные факты – сплетнями Людок не занимается, хоть и журналист.
И я продолжила:
– Молодец Жанка, добилась ведь, наверное, всего своим трудом. А такая в школе была романтичная, фанатела по Майорову, в жизни бы не сказала, что станет успешной бизнес-леди.
Сработало! Людочка завелась с пол-оборота:
– Кто бизнес-леди? Жанна? Я тебя умоляю! – она прикурила сигарету, со вкусом затянулась и приготовилась посвятить ближайшее время любимому делу. – Да ее магазинчик едва-едва в ноль работает, какая там прибыль! Это ей Карманов, муж ее, игрушку купил, чтобы Жанна могла корчить из себя значительную особу и не мешала ему.
Процесс сцеживания яда проходил успешно, и, чтобы этот процесс не останавливался, я подхлестывала Людочку попытками сказать в адрес Жанны ну хоть что-нибудь хорошее. В целом картина выглядела так.
Жанна Евсеева после окончания школы еще пару лет маялась дурью, мотаясь за своим кумиром. Потом, судя по всему, угомонилась. Выучилась на фармацевта и устроилась в научно-производственное объединение «Фарма», занимающееся разработкой и производством лекарств. Предприятию этому было уже лет двадцать, работа там велась ни шатко ни валко, без особого фанатизма. Но Жанночка не успела там обрасти паутиной и зачахнуть, поскольку начался период безвременья начала 90-х. Объединение стало лихорадить и потряхивать (обращаю внимание, что именно буква «я» после «р», а вовсе не «а», хотя по смыслу…). Но Жанночка не обращала на это внимания, поскольку была занята увлекательным делом – отстрелом самцов из засады (на что, кстати, даже охотничья лицензия выдается, охотники знают). Когда очередная жертва падала к ее ногам, Жаннета теряла к ней всякий интерес и охотилась дальше. Но когда ее уютное болотце, именуемое НПО «Фарма», перестало быть объединением, а стало скорее разъединением, распадаясь с катастрофической быстротой, Жанна поняла – пора! Необходимо было выбрать самца поперспективнее и быстренько выйти за него замуж.
И тут, надо отдать Евсеевой должное, она показала себя умной и дальновидной дамочкой. Жанна не пошла по проторенному многими поколениями охотниц пути, не ставила капканы на быстро богатеющих братков или на хорошо устроенных сынков партийной элиты. Нет, она внимательно осмотрелась, прикинула перспективы и неожиданно для всех кинулась, как носорог, в атаку на невзрачного заведующего лабораторией новых лекарственных форм Михаила Карманова. Страшненький, вечно ходивший в засаленных на локтях и обсыпанных перхотью на плечах пиджаках, лысоватый, но густо заросший шерстью по всему телу (о чем свидетельствовали кудряшки, застенчиво высовывающиеся между пуговицами рубашки на груди, и буйная поросль на руках), Миша давно и прочно закрепился на позициях старого холостяка. И, честно говоря, даже несмотря на изобилие работающих в объединении незамужних прелестниц, очередь желающих плотно пообщаться к нему не стояла. Уж очень убогое впечатление производил Карманов, да еще у него дурно пахло изо рта – то ли с желудком проблемы, то ли зубы не лечил. Миша особенно не напрягался по этому поводу, поскольку по уши был погружен в науку. Он был чудовищно, до безобразия талантлив, кипел энтузиазмом и фонтанировал идеями, готов был ночевать в лаборатории, колдуя над пробирками.
Атака Жанны застала его врасплох. Устоять перед ее энтузиазмом он не смог, да и не очень старался, ведь Евсеева была признанной первой красавицей их околотка. И вскоре он очумело рассматривал обручальное кольцо на своем пальце, а Евсеева стала Кармановой. Коллеги хихикали ей вслед и строили разнообразнейшие версии происшедшего, следующие пару месяцев после свадьбы эта тема была любимейшей у местных сплетниц, но потом все привыкли. Жанна цвела по-прежнему, да и Михаила привела в мало-мальски приемлемый вид – приодела, подлечила, стала таскать его в лучший в городе салон причесок. И ничего такой мужчинка получился. Но по-настоящему все знакомые Жанны оценили ее прозорливость, когда после окончательного развала НПО «Фарма» через полгода в городе появилась «Карманов-Фарма». Новорожденный очень быстро встал на ножки и так резво побежал, что через три года стал одним из крупнейших фармацевтических концернов России. Карманов оказался не только талантом в науке, но и гением в бизнесе – поистине редчайшее сочетание, одно на миллион. Как умудрилась увидеть это в зачуханном завлабе Жанка, останется ее тайной навсегда. Но она увидела – и теперь вся в шоколаде. Детей у них не было, хотя оба были здоровы. Карманов очень хотел наследника, но пока ничего не получалось. Людочка предполагала, что это Жанка крутит хвостом. Ну не любит она детей, и все.
Поначалу Жанна даже работала на фирме мужа. Но, вероятно, сильно утомляла Михаила, потому что вскоре он купил жене помещение под магазин в центре города, оформил на нее все лицензии, открыл счет и сказал: «Дерзай, дорогая, только не пытайся больше быть фармацевтом, не твое это, не твое». Жанка с энтузиазмом взялась за дело, обустроила все по своему вкусу и болтается на плаву уже несколько лет, не тонет. Да и сложно утонуть, имея такого всемогущего мужа. Во всяком случае, на ее магазин не наезжают ни братки, ни налоговая инспекция.
Я вышла от Людмилы Петровны с гудящей головой. Очень сложно не заболеть, находясь так долго рядом с этим сгустком злобы. Расстреляла всю ауру, на фиг. Приду сейчас домой, Лешке позвоню. Надо же как-то ауру латать.
Глава 4
Но дозвониться до Лешки не получилось. «Абонент временно не доступен» – гугнила трубка. Наверное, в самолете сейчас, вот и отключил. Честно говоря, я даже не знаю, куда Лешка летит, абсолютно не интересуюсь его гастрольным графиком. Этот график настолько плотный, что я просто диву даюсь – как Лешка выдерживает такой ритм. Сегодня прилетел, завтра уже улетает. А бывает, что утром прибыл, вечером убыл. Кошмар!
Это, конечно, и является основной причиной того, что мы ни разу не встречались очно. Полгода мы только созваниваемся, но за эти полгода у нас уже накопилось материала на пару альбомов. Скоро, в июле – августе, у Лешки будет перерыв в гастролях. Он отпустит свой коллектив на отдых, я приеду к нему в Москву, и мы выберем из всего написанного самое лучшее. Лешка запрется в студии звукозаписи, и, думаю, где-то к октябрю – ноябрю этот трудоголик выпустит альбом и подготовит новую программу.
Заверещал телефон. Наверное, Жанка опять. Точно!
– Привет, привет, Нюсик. Ну как ты, приняла уже вертикальное положение?
– Шутишь! Я даже в редакцию успела съездить, поработала над статьей, во как.
– Ура труженикам пера! Ты смотри, стихами заговорила. Я вижу, общение с поэтами заразно. Ну что, работаем надо мной?
– Над тобой, Цветик, пусть работают твои стилисты, массажисты, а иногда и законный супруг. А мы будем работать над материалом о тебе, косноязычная ты моя, – не преминула поумничать я.
– Ладно, ладно, не слепи интеллектом. Ближе к делу, – упорствовала Жанка.
– Ну хорошо, хорошо. Сегодня у нас что, какое число?
– Пятое июня, балда.
– Сама балда. Так, значит, пятое июня. С Майоровым у нас работа запланирована где-то в июле – августе, мне еще надо сдать статью, которую я уже практически закончила, и очерк про многодетную семью. Как думаешь, сколько времени понадобится, чтобы препарировать тебя?
– Фи, как ты гадко сказала. Так и вижу растопыренную лягушку из учебника биологии. Не надо меня растопыривать, про меня надо стихи писать, – кокетничала Жанка.
– Ага, если только басни, типа «Стрекоза и муравей».
– Да, всегда плакала над горькой судьбой милой стрекозки и хотелось затоптать этого мужлана – муравья. Но ты опять меня запутала, по делу говори.
– Я уже битых полчаса слушаю твое бренчанье и не слышу ответа на простой вопрос – сколько дней на тебя отвести?
– Я думаю, дней десять.
– Жанна, Жанна, ку-ку, проснись. Какие десять дней, я что, по-твоему, роман написать должна? Пять дней – выше крыши.
– Мало, ну Нюшечка, ну заечка, ну хотя бы недельку, – заныла Жанна.
– Нет, пяти дней вполне достаточно, поверь мне, – упорствовала я, – да и не смогу я больше, ведь с первых чисел июля у меня все занято, я же тебе говорила. В общем, так. Я смогу к тебе приехать с 20 по 30 июня, в этом промежутке. Устраивает?
– Ну что ж, пять так пять. Я переговорю с Мишаней, он как раз в конце июня опять в командировку едет, а потом тебе перезвоню, скажу точно – когда. Договорились?
– Разве от тебя отвяжешься. Договорились. Только ты уж позвони хотя бы за пару дней до часа Х, чтобы я собраться могла.
– Хорошо, обязательно. И вот еще что. Слушай, Нюсь, не говори никому, что ко мне едешь, ладно?
– Почему?
– Хочу, чтобы твоя статья была для всех сюрпризом. Вот бомба будет, на тусовках все скукожатся от зависти, – радовалась Жанка.
– Как мало надо человеку для счастья, – вздохнула я, – просто детский сад какой-то! Ну хорошо, никому не скажу.
– Никому-никому, даже лучшей подруге, – не успокаивалась Жанка.
– Не увлекайся, Жанусь. А лучшей подруге я и не смогла бы сказать, Таньский в отпуске, в Турции.
– Какой Таньский?
– Здрасьте. Танюха моя, мы с ней с первого класса дружим, страшно вспомнить, сколько лет уже, ты что, забыла?
– А, Старостенко! Как же, помню. Ну как она? Хотя ладно. Наговоримся у меня. А сейчас мне пора бежать. Значит, помни – тайна!
– Пока, Мата Хари губернского разлива, – улыбнулась я и положила трубку.
Следующие пару дней прошли в обычной для окончания работы над статьей суете.
Я без конца моталась в редакцию, выпивала с Людочкой литры кофе, задыхалась в извергаемых ею клубах дыма (курящий каракурт – это не только тренинг для картавых, это еще и незабываемое зрелище) и уползала от нее совсем измочаленной, напоминая себе улитку, которую пытался изнасиловать жук-носорог: не отымею, так хоть в футбол поиграю. Все, в следующий раз статью для газеты Людмилы Петровны я буду писать ну очень не скоро, будь она хоть трижды профи. Если бы не Лешка, висеть мне высохшим трупиком в ее паутине.
Сегодня, сдав наконец материал в печать, после насыщенного и плотного общения с Людком я сидела дома и бездумно пялилась в телевизор. Обычно, закончив работу над какой-нибудь статьей, я звоню Таньскому, и мы с ней идем в сауну смывать накопившийся негатив. Раньше ходили вдвоем в люкс, но там скучно, нет того разнообразия впечатлений, как при коллективном посещении (И попрошу без гнусных ухмылочек – в бане мы моемся. И только). Но и общая баня тоже не в кайф. И мы нашли оптимальный вариант. В одном из многочисленных оздоровительных комплексов, где есть кроме парилки и бассейн, и гидромассаж, и водопад – сеансы поочередно мужские и женские, и количество мест ограничено. Вот туда мы с Таньским и стали ходить, устраивать праздник жизни. Места там достаточно, все бабцы приходят мелкими компашками, располагаясь со вкусом. Общество весьма демократичное, поскольку выпендриться особо-то нечем, все голые. Если только фасоном шляпок для парилки, но и здесь в основном старые вязаные колпаки. И напоминает вся наша банная тусовка лежбище тюленей (если можно представить тюленей в вязаных колпаках). Те же томно развалившиеся тушки, тот же мерный гул над стадом, так же лениво отдельные особи поднимаются, вперевалку плюхают к бассейну, и так же, с шумом и фырканьем, падают в воду. Мы с Танюхой постоянно удивляемся молодецкому здоровью и лошадиной выносливости так называемых старушек. Честное слово, друзья, легенды про оборотней – правда! Сложены они именно об этих дамах. Вы все с ними встречались, особенно в час пик в общественном транспорте. Когда в набитый стиснутыми в самых замысловатых позах пассажирами автобус начинает втискиваться дряхлая старушка. Сгорбленная, несчастная, доживающая, похоже, последние дни на этом свете, пытается войти она в салон. И, боясь приблизить кончину этого антиквариата, пассажиры, мысленно матерясь, стараются принять еще более причудливые позы, в сравнении с которыми «Камасутра» отдыхает, и пустить рассыпающуюся леди в автобус. Но если бы видели сострадательные пассажиры этих старушек в бане! Забираются они обычно на самые верхние полки в парилке, где у меня лично от жары кожа лопнула бы вмиг, и начинают охаживать друг дружку вениками. Потом, раскалившись до алого сияния, они лезут под водопад, над которым висит объявление: «Время нахождения не более 5 минут». Ха! Наивные. Наши экс-дряхлушки торчат там по полчаса, подставляя под водяной молот самые разнообразные части тел. Но я все равно в транспорте стараюсь уступить им место, потому что я видела их мускулы.
Это, конечно, и является основной причиной того, что мы ни разу не встречались очно. Полгода мы только созваниваемся, но за эти полгода у нас уже накопилось материала на пару альбомов. Скоро, в июле – августе, у Лешки будет перерыв в гастролях. Он отпустит свой коллектив на отдых, я приеду к нему в Москву, и мы выберем из всего написанного самое лучшее. Лешка запрется в студии звукозаписи, и, думаю, где-то к октябрю – ноябрю этот трудоголик выпустит альбом и подготовит новую программу.
Заверещал телефон. Наверное, Жанка опять. Точно!
– Привет, привет, Нюсик. Ну как ты, приняла уже вертикальное положение?
– Шутишь! Я даже в редакцию успела съездить, поработала над статьей, во как.
– Ура труженикам пера! Ты смотри, стихами заговорила. Я вижу, общение с поэтами заразно. Ну что, работаем надо мной?
– Над тобой, Цветик, пусть работают твои стилисты, массажисты, а иногда и законный супруг. А мы будем работать над материалом о тебе, косноязычная ты моя, – не преминула поумничать я.
– Ладно, ладно, не слепи интеллектом. Ближе к делу, – упорствовала Жанка.
– Ну хорошо, хорошо. Сегодня у нас что, какое число?
– Пятое июня, балда.
– Сама балда. Так, значит, пятое июня. С Майоровым у нас работа запланирована где-то в июле – августе, мне еще надо сдать статью, которую я уже практически закончила, и очерк про многодетную семью. Как думаешь, сколько времени понадобится, чтобы препарировать тебя?
– Фи, как ты гадко сказала. Так и вижу растопыренную лягушку из учебника биологии. Не надо меня растопыривать, про меня надо стихи писать, – кокетничала Жанка.
– Ага, если только басни, типа «Стрекоза и муравей».
– Да, всегда плакала над горькой судьбой милой стрекозки и хотелось затоптать этого мужлана – муравья. Но ты опять меня запутала, по делу говори.
– Я уже битых полчаса слушаю твое бренчанье и не слышу ответа на простой вопрос – сколько дней на тебя отвести?
– Я думаю, дней десять.
– Жанна, Жанна, ку-ку, проснись. Какие десять дней, я что, по-твоему, роман написать должна? Пять дней – выше крыши.
– Мало, ну Нюшечка, ну заечка, ну хотя бы недельку, – заныла Жанна.
– Нет, пяти дней вполне достаточно, поверь мне, – упорствовала я, – да и не смогу я больше, ведь с первых чисел июля у меня все занято, я же тебе говорила. В общем, так. Я смогу к тебе приехать с 20 по 30 июня, в этом промежутке. Устраивает?
– Ну что ж, пять так пять. Я переговорю с Мишаней, он как раз в конце июня опять в командировку едет, а потом тебе перезвоню, скажу точно – когда. Договорились?
– Разве от тебя отвяжешься. Договорились. Только ты уж позвони хотя бы за пару дней до часа Х, чтобы я собраться могла.
– Хорошо, обязательно. И вот еще что. Слушай, Нюсь, не говори никому, что ко мне едешь, ладно?
– Почему?
– Хочу, чтобы твоя статья была для всех сюрпризом. Вот бомба будет, на тусовках все скукожатся от зависти, – радовалась Жанка.
– Как мало надо человеку для счастья, – вздохнула я, – просто детский сад какой-то! Ну хорошо, никому не скажу.
– Никому-никому, даже лучшей подруге, – не успокаивалась Жанка.
– Не увлекайся, Жанусь. А лучшей подруге я и не смогла бы сказать, Таньский в отпуске, в Турции.
– Какой Таньский?
– Здрасьте. Танюха моя, мы с ней с первого класса дружим, страшно вспомнить, сколько лет уже, ты что, забыла?
– А, Старостенко! Как же, помню. Ну как она? Хотя ладно. Наговоримся у меня. А сейчас мне пора бежать. Значит, помни – тайна!
– Пока, Мата Хари губернского разлива, – улыбнулась я и положила трубку.
Следующие пару дней прошли в обычной для окончания работы над статьей суете.
Я без конца моталась в редакцию, выпивала с Людочкой литры кофе, задыхалась в извергаемых ею клубах дыма (курящий каракурт – это не только тренинг для картавых, это еще и незабываемое зрелище) и уползала от нее совсем измочаленной, напоминая себе улитку, которую пытался изнасиловать жук-носорог: не отымею, так хоть в футбол поиграю. Все, в следующий раз статью для газеты Людмилы Петровны я буду писать ну очень не скоро, будь она хоть трижды профи. Если бы не Лешка, висеть мне высохшим трупиком в ее паутине.
Сегодня, сдав наконец материал в печать, после насыщенного и плотного общения с Людком я сидела дома и бездумно пялилась в телевизор. Обычно, закончив работу над какой-нибудь статьей, я звоню Таньскому, и мы с ней идем в сауну смывать накопившийся негатив. Раньше ходили вдвоем в люкс, но там скучно, нет того разнообразия впечатлений, как при коллективном посещении (И попрошу без гнусных ухмылочек – в бане мы моемся. И только). Но и общая баня тоже не в кайф. И мы нашли оптимальный вариант. В одном из многочисленных оздоровительных комплексов, где есть кроме парилки и бассейн, и гидромассаж, и водопад – сеансы поочередно мужские и женские, и количество мест ограничено. Вот туда мы с Таньским и стали ходить, устраивать праздник жизни. Места там достаточно, все бабцы приходят мелкими компашками, располагаясь со вкусом. Общество весьма демократичное, поскольку выпендриться особо-то нечем, все голые. Если только фасоном шляпок для парилки, но и здесь в основном старые вязаные колпаки. И напоминает вся наша банная тусовка лежбище тюленей (если можно представить тюленей в вязаных колпаках). Те же томно развалившиеся тушки, тот же мерный гул над стадом, так же лениво отдельные особи поднимаются, вперевалку плюхают к бассейну, и так же, с шумом и фырканьем, падают в воду. Мы с Танюхой постоянно удивляемся молодецкому здоровью и лошадиной выносливости так называемых старушек. Честное слово, друзья, легенды про оборотней – правда! Сложены они именно об этих дамах. Вы все с ними встречались, особенно в час пик в общественном транспорте. Когда в набитый стиснутыми в самых замысловатых позах пассажирами автобус начинает втискиваться дряхлая старушка. Сгорбленная, несчастная, доживающая, похоже, последние дни на этом свете, пытается войти она в салон. И, боясь приблизить кончину этого антиквариата, пассажиры, мысленно матерясь, стараются принять еще более причудливые позы, в сравнении с которыми «Камасутра» отдыхает, и пустить рассыпающуюся леди в автобус. Но если бы видели сострадательные пассажиры этих старушек в бане! Забираются они обычно на самые верхние полки в парилке, где у меня лично от жары кожа лопнула бы вмиг, и начинают охаживать друг дружку вениками. Потом, раскалившись до алого сияния, они лезут под водопад, над которым висит объявление: «Время нахождения не более 5 минут». Ха! Наивные. Наши экс-дряхлушки торчат там по полчаса, подставляя под водяной молот самые разнообразные части тел. Но я все равно в транспорте стараюсь уступить им место, потому что я видела их мускулы.