Страница:
– Долой магазинные пельмени!
Вера засмеялась и тоже вскинула руки вверх:
– Долой заштопанные куртки!
– Долой лапшу быстрого приготовления!
– Долой соевые сосиски!
– Да здравствует коттедж и походы по ресторанам!
Они захохотали, обнялись и стали кататься по дивану, осыпая друг друга поцелуями.
– Тенишев, – с хохотом спросила Вера, – как ты считаешь, я заслужила немного ласки?
Он погладил ее ладонью по щеке и воскликнул:
– Сегодня я весь вечер буду исполнять твои желания!
– Любые?
– Любые. Хочешь, прокукарекаю петухом?
Она покачала головой и проговорила, глядя на мужа сияющими глазами:
– Нет. Лучше открой бутылку. Я всю жизнь мечтала попробовать «Моеt».
Алексей поцеловал ее в лоб.
– Теперь у нас все будет хорошо, – мечтательно произнес он. – Ты станешь профессором, будешь лечить богатых психов, а я буду рисовать для них картины. Ох, Верка, и заживем!
– Точно! И ты сможешь помириться с отцом.
По лицу Алексея пробежала тень.
– Он мне не отец, – отчеканил он.
– Ладно, как скажешь, – тут же смирилась Вера. Улыбнулась и взъерошила волосы мужа. – Давай пить шампанское!
3
4
Вера засмеялась и тоже вскинула руки вверх:
– Долой заштопанные куртки!
– Долой лапшу быстрого приготовления!
– Долой соевые сосиски!
– Да здравствует коттедж и походы по ресторанам!
Они захохотали, обнялись и стали кататься по дивану, осыпая друг друга поцелуями.
– Тенишев, – с хохотом спросила Вера, – как ты считаешь, я заслужила немного ласки?
Он погладил ее ладонью по щеке и воскликнул:
– Сегодня я весь вечер буду исполнять твои желания!
– Любые?
– Любые. Хочешь, прокукарекаю петухом?
Она покачала головой и проговорила, глядя на мужа сияющими глазами:
– Нет. Лучше открой бутылку. Я всю жизнь мечтала попробовать «Моеt».
Алексей поцеловал ее в лоб.
– Теперь у нас все будет хорошо, – мечтательно произнес он. – Ты станешь профессором, будешь лечить богатых психов, а я буду рисовать для них картины. Ох, Верка, и заживем!
– Точно! И ты сможешь помириться с отцом.
По лицу Алексея пробежала тень.
– Он мне не отец, – отчеканил он.
– Ладно, как скажешь, – тут же смирилась Вера. Улыбнулась и взъерошила волосы мужа. – Давай пить шампанское!
3
Бежевая «Мазда» Алексея Тенишева проехала по мосту через реку Нартовка. На съезде с моста к столбу был прибит знак, гласящий:
Она откинула с красивого лба пушистую светлую прядку и взглянула на небольшие домики коттеджного типа, виднеющиеся на небольшом холме, по правую сторону от белоснежного трехэтажного здания клиники.
– Да тут у них целый поселок!
– Это домики для персонала, – пояснила Вера. – Один из них – наш.
– Выглядит неплохо, – одобрила Ольга. – Леш, как тебе твой новый дом?
– Посмотрю – расскажу, – хмуро отозвался Тенишев.
– Верунчик, ты умница! – Ольга нагнулась и поцеловала сестру в макушку. – Нам здесь будет весело. Я обсажу дом розами, и мы будем спать с открытыми окнами, чтобы их аромат заполнял комнаты.
Ее бледное, словно выточенное из мрамора лицо сияло.
Сестры были очень похожи. Но если лицо Ольги являлось как бы произведением искусства, в котором каждая черточка была старательно и тщательно прорисована, то лицо Веры напоминало набросок к будущему портрету. Кроме того, Ольга натуральная блондинка с очень чистым и красивым оттенком волос, а Вера – «шатенка, переходящая в брунэтку», как она сама себя насмешливо называла.
– Какой из домов? – поинтересовался Алексей, подъезжая к поселку.
– Крайний, – ответила Вера. – Вон тот, рядом с полянкой.
Спустя пару минут Алексей остановил «Мазду» возле коттеджа.
– Чур я первая! – воскликнула Вера.
Она выскочила из машины и торопливо зашагала, почти побежала, к дому.
– Совсем еще девчонка, – задумчиво проговорила Ольга, глядя ей вслед. Она перевела взгляд на Тенишева. – Поможешь мне выйти, Пикассо?
– Конечно. Это ведь мой долг. Писать картины, любить Верку и таскать на загривке священную корову.
– Таскать корову у тебя получается лучше, чем писать картины, – Ольга усмехнулась. – Сосредоточься на том, к чему у тебя действительно есть способности.
– Предлагаешь мне стать пастухом?
– Предлагаю тебе заткнуться – Вера идет сюда.
Алексей взял Ольгу под локти и осторожно поставил ее на ноги. Затем помог ей пристроить под мышками костыли.
– Вера, у тебя золотой муж, – сообщила Ольга. – Когда-нибудь я его у тебя отобью.
– Костыли не урони, – посоветовал Алексей.
Вера взглянула на мужа с тревогой и осуждением, потом перевела тревожный взгляд на сестру, как делала всегда, когда они начинали пикироваться.
– Обмен любезностями закончен? – с неуверенной улыбкой поинтересовалась она. – Теперь мы можем идти?
В доме женщины тут же принялись расхаживать по комнатам. Алексей рассеянно плелся за ними. Он сразу усвоил две вещи – дом удобный и в нем много комнат. Этого Алексею было достаточно.
– Верка, дом просто обалденный! – нахваливала Ольга. – И потолки высокие! Обожаю высокие потолки!
– Рада, что тебе нравится, – улыбнулась Вера. – Выбирай себе комнату.
Ольга поймала на себе холодный взгляд Алексея и едва заметно пожала плечами:
– Милая, пусть сначала твой муж выберет. Ему нужна мастерская, с правильным освещением. А мне сгодится любая темная и невзрачная комнатушка. Даже чулан. Главное, чтобы в нем можно было поставить кровать и тумбочку.
Тенишев усмехнулся.
– Какая жертвенность, – буркнул он.
– Леш, но ведь Ольга права, – с легким упреком проговорила Вера. – Тебе здесь работать.
– Да я и не спорю, – пожал плечами Тенишев. – Под мастерскую я выбираю комнату, которая выходит на север. Нет возражений?
Возражений не было.
Вера и Ольга пошли смотреть комнату Ольги, Алексей остался в коридоре. Через пару минут Вера выскользнула из комнаты, подошла к мужу и, умоляюще на него взглянув, проговорила:
– Леш, пожалуйста, будь с ней повежливей. Ради меня!
Алексей нахмурился.
– Я и так из кожи вон лезу, чтобы угодить этой…
– Осторожнее! – Вера положила ему на губы палец. – Не забывай: она моя сестра и я ее люблю. Я знаю, что ее присутствие в доме тебя утомляет, но потерпи еще немного. Когда Ольга окончательно оправится, нам уже будет необязательно жить вместе.
– А до тех пор я должен утирать королеве сопли и щекотать на ночь пятки?
Вера поморщилась:
– Фу, как грубо. Хотя я не возражаю. Кстати, где ты начитался про пятки? И почему ты мне никогда этого не предлагал?
– А ты хочешь попробовать? – насмешливо осведомился Алексей.
Вера кивнула:
– Конечно! Мне уже лет двадцать никто не щекотал пятки.
Алексей подумал и покачал головой:
– Нет, не буду.
– Почему?
– А вдруг тебе понравится и ты станешь заставлять меня делать это каждый вечер? Сначала тебе, потом твоей сестре, а потом еще собаку заведешь и… Я человек покладистый, но щекотать пятки собаке выше моих сил!
– Дурень, – мягко сказала Вера, привстала на цыпочках и поцеловала мужа в нос.
Из комнаты вышла Ольга. Тенишев тут же повернулся и зашагал в сторону своей новой мастерской. Ольга проводила его насмешливым взглядом. Вера тронула сестру за руку.
– Оль, не злись на Лешку. Он художник, а все художники нервные.
– Быть нервным – одно, а быть хамом – совсем другое, – холодно парировала Ольга.
Вера нахмурилась.
– Лешка не хам. Просто у него был тяжелый период.
– А у тебя? У тебя-то он был легкий? Думаешь, я не знаю, что три последних месяца ты мыла тарелки и драила полы в шашлычной? И все только для того, чтобы твой неженка-муж не знал недостатка в холстах и красках.
– Он это заслужил, – сказала Вера.
Ольга обняла сестру за плечи.
– Верка, да я и не спорю. Но можно ведь быть поэкономней. Ты видела, что он вытворяет с красками? Просто выдавливает их на холст! По полтюбика за раз! А холсты… За день портит десяток! А ты полгода работаешь сутки напролет, чтобы он мог заниматься своей мазней. Думаешь, он тебе благодарен?
Вера накрыла руку сестры, лежащую на ее плече, ладонью.
– Оль, те времена уже позади, – тихо сказала она. – Теперь у нас все будет хорошо. Вы только не ссорьтесь, ладно?
Ольга вздохнула:
– Ладно. Буду вести себя паинькой. Но исключительно ради тебя.
Вера потерлась щекой о щеку сестры.
– Вот и хорошо, – она вздохнула. – Помнишь, как дружно мы жили в детдоме, когда я была в седьмом классе? Иногда я скучаю по тем временам.
– Ты же терпеть не могла детдом.
– Тогда я действительно так думала, а сейчас… В тот год мама часто нас навещала, помнишь?
Ольга убрала руку с плеча Веры.
– Ты же знаешь, что я не люблю о ней вспоминать, – сухо проговорила она.
– Да. Прости.
– А мужу своему скажи, чтобы сбавил обороты. Мое терпение не беспредельно. Если я разозлюсь, то мало ему не покажется.
– Оля, я…
– Знаю, знаю, – Ольга снова улыбнулась, но на сей раз улыбка получилась вымученной. – Ты меня любишь. И его любишь. Ты всех любишь. Но иногда человеку приходится выбирать, даже если он этого не хочет.
– Надеюсь, ничего подобного не случится, – махнула на сестру рукой Вера.
– Я тоже надеюсь, – неожиданно согласилась Ольга. – К чему гадать? Через полгода, максимум – через год твой Тенишев тебя бросит и вернется к своей бывшей невесте. И тогда ты поймешь, что я была права.
Вера слегка побледнела. Ольга посмотрела на нее, прищурив глаза, и усмехнулась.
– Моя бедная маленькая сестренка… – тихо проговорила она. – Мне всю жизнь приходилось защищать тебя от жестокого мира. Но не волнуйся, и теперь тебя не брошу. До встречи за ужином.
Ольга повернулась, оперлась на костыли и тяжело заковыляла в свою комнату.
ОСТОРОЖНО!
ВЫ ВЪЕЗЖАЕТЕ НА ТЕРРИТОРИЮ КЛИНИКИ «ДУБОВАЯ РОЩА».
ПРОСЬБА НЕ ПОДАВАТЬ ЗВУКОВЫХ СИГНАЛОВ – ОНИ МОГУТ НАПУГАТЬ НАШИХ ПАЦИЕНТОВ.
СПАСИБО ЗА ПОНИМАНИЕ И ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
– Нас приветствуют, – улыбнулась на заднем сиденье Ольга. – Как приятно!Она откинула с красивого лба пушистую светлую прядку и взглянула на небольшие домики коттеджного типа, виднеющиеся на небольшом холме, по правую сторону от белоснежного трехэтажного здания клиники.
– Да тут у них целый поселок!
– Это домики для персонала, – пояснила Вера. – Один из них – наш.
– Выглядит неплохо, – одобрила Ольга. – Леш, как тебе твой новый дом?
– Посмотрю – расскажу, – хмуро отозвался Тенишев.
– Верунчик, ты умница! – Ольга нагнулась и поцеловала сестру в макушку. – Нам здесь будет весело. Я обсажу дом розами, и мы будем спать с открытыми окнами, чтобы их аромат заполнял комнаты.
Ее бледное, словно выточенное из мрамора лицо сияло.
Сестры были очень похожи. Но если лицо Ольги являлось как бы произведением искусства, в котором каждая черточка была старательно и тщательно прорисована, то лицо Веры напоминало набросок к будущему портрету. Кроме того, Ольга натуральная блондинка с очень чистым и красивым оттенком волос, а Вера – «шатенка, переходящая в брунэтку», как она сама себя насмешливо называла.
– Какой из домов? – поинтересовался Алексей, подъезжая к поселку.
– Крайний, – ответила Вера. – Вон тот, рядом с полянкой.
Спустя пару минут Алексей остановил «Мазду» возле коттеджа.
– Чур я первая! – воскликнула Вера.
Она выскочила из машины и торопливо зашагала, почти побежала, к дому.
– Совсем еще девчонка, – задумчиво проговорила Ольга, глядя ей вслед. Она перевела взгляд на Тенишева. – Поможешь мне выйти, Пикассо?
– Конечно. Это ведь мой долг. Писать картины, любить Верку и таскать на загривке священную корову.
– Таскать корову у тебя получается лучше, чем писать картины, – Ольга усмехнулась. – Сосредоточься на том, к чему у тебя действительно есть способности.
– Предлагаешь мне стать пастухом?
– Предлагаю тебе заткнуться – Вера идет сюда.
Алексей взял Ольгу под локти и осторожно поставил ее на ноги. Затем помог ей пристроить под мышками костыли.
– Вера, у тебя золотой муж, – сообщила Ольга. – Когда-нибудь я его у тебя отобью.
– Костыли не урони, – посоветовал Алексей.
Вера взглянула на мужа с тревогой и осуждением, потом перевела тревожный взгляд на сестру, как делала всегда, когда они начинали пикироваться.
– Обмен любезностями закончен? – с неуверенной улыбкой поинтересовалась она. – Теперь мы можем идти?
В доме женщины тут же принялись расхаживать по комнатам. Алексей рассеянно плелся за ними. Он сразу усвоил две вещи – дом удобный и в нем много комнат. Этого Алексею было достаточно.
– Верка, дом просто обалденный! – нахваливала Ольга. – И потолки высокие! Обожаю высокие потолки!
– Рада, что тебе нравится, – улыбнулась Вера. – Выбирай себе комнату.
Ольга поймала на себе холодный взгляд Алексея и едва заметно пожала плечами:
– Милая, пусть сначала твой муж выберет. Ему нужна мастерская, с правильным освещением. А мне сгодится любая темная и невзрачная комнатушка. Даже чулан. Главное, чтобы в нем можно было поставить кровать и тумбочку.
Тенишев усмехнулся.
– Какая жертвенность, – буркнул он.
– Леш, но ведь Ольга права, – с легким упреком проговорила Вера. – Тебе здесь работать.
– Да я и не спорю, – пожал плечами Тенишев. – Под мастерскую я выбираю комнату, которая выходит на север. Нет возражений?
Возражений не было.
Вера и Ольга пошли смотреть комнату Ольги, Алексей остался в коридоре. Через пару минут Вера выскользнула из комнаты, подошла к мужу и, умоляюще на него взглянув, проговорила:
– Леш, пожалуйста, будь с ней повежливей. Ради меня!
Алексей нахмурился.
– Я и так из кожи вон лезу, чтобы угодить этой…
– Осторожнее! – Вера положила ему на губы палец. – Не забывай: она моя сестра и я ее люблю. Я знаю, что ее присутствие в доме тебя утомляет, но потерпи еще немного. Когда Ольга окончательно оправится, нам уже будет необязательно жить вместе.
– А до тех пор я должен утирать королеве сопли и щекотать на ночь пятки?
Вера поморщилась:
– Фу, как грубо. Хотя я не возражаю. Кстати, где ты начитался про пятки? И почему ты мне никогда этого не предлагал?
– А ты хочешь попробовать? – насмешливо осведомился Алексей.
Вера кивнула:
– Конечно! Мне уже лет двадцать никто не щекотал пятки.
Алексей подумал и покачал головой:
– Нет, не буду.
– Почему?
– А вдруг тебе понравится и ты станешь заставлять меня делать это каждый вечер? Сначала тебе, потом твоей сестре, а потом еще собаку заведешь и… Я человек покладистый, но щекотать пятки собаке выше моих сил!
– Дурень, – мягко сказала Вера, привстала на цыпочках и поцеловала мужа в нос.
Из комнаты вышла Ольга. Тенишев тут же повернулся и зашагал в сторону своей новой мастерской. Ольга проводила его насмешливым взглядом. Вера тронула сестру за руку.
– Оль, не злись на Лешку. Он художник, а все художники нервные.
– Быть нервным – одно, а быть хамом – совсем другое, – холодно парировала Ольга.
Вера нахмурилась.
– Лешка не хам. Просто у него был тяжелый период.
– А у тебя? У тебя-то он был легкий? Думаешь, я не знаю, что три последних месяца ты мыла тарелки и драила полы в шашлычной? И все только для того, чтобы твой неженка-муж не знал недостатка в холстах и красках.
– Он это заслужил, – сказала Вера.
Ольга обняла сестру за плечи.
– Верка, да я и не спорю. Но можно ведь быть поэкономней. Ты видела, что он вытворяет с красками? Просто выдавливает их на холст! По полтюбика за раз! А холсты… За день портит десяток! А ты полгода работаешь сутки напролет, чтобы он мог заниматься своей мазней. Думаешь, он тебе благодарен?
Вера накрыла руку сестры, лежащую на ее плече, ладонью.
– Оль, те времена уже позади, – тихо сказала она. – Теперь у нас все будет хорошо. Вы только не ссорьтесь, ладно?
Ольга вздохнула:
– Ладно. Буду вести себя паинькой. Но исключительно ради тебя.
Вера потерлась щекой о щеку сестры.
– Вот и хорошо, – она вздохнула. – Помнишь, как дружно мы жили в детдоме, когда я была в седьмом классе? Иногда я скучаю по тем временам.
– Ты же терпеть не могла детдом.
– Тогда я действительно так думала, а сейчас… В тот год мама часто нас навещала, помнишь?
Ольга убрала руку с плеча Веры.
– Ты же знаешь, что я не люблю о ней вспоминать, – сухо проговорила она.
– Да. Прости.
– А мужу своему скажи, чтобы сбавил обороты. Мое терпение не беспредельно. Если я разозлюсь, то мало ему не покажется.
– Оля, я…
– Знаю, знаю, – Ольга снова улыбнулась, но на сей раз улыбка получилась вымученной. – Ты меня любишь. И его любишь. Ты всех любишь. Но иногда человеку приходится выбирать, даже если он этого не хочет.
– Надеюсь, ничего подобного не случится, – махнула на сестру рукой Вера.
– Я тоже надеюсь, – неожиданно согласилась Ольга. – К чему гадать? Через полгода, максимум – через год твой Тенишев тебя бросит и вернется к своей бывшей невесте. И тогда ты поймешь, что я была права.
Вера слегка побледнела. Ольга посмотрела на нее, прищурив глаза, и усмехнулась.
– Моя бедная маленькая сестренка… – тихо проговорила она. – Мне всю жизнь приходилось защищать тебя от жестокого мира. Но не волнуйся, и теперь тебя не брошу. До встречи за ужином.
Ольга повернулась, оперлась на костыли и тяжело заковыляла в свою комнату.
4
Едва Вера открыла дверь клиники, как навстречу ей из глубины коридора двинулась высокая, статная женщина с горделивым красивым лицом.
– Вера Сергеевна Арнгольц? – спросила она голосом низким и глубоким, как у оперных певиц.
– Да, – кивнула Вера.
– Добро пожаловать в клинику «Дубовая роща». Меня зовут Жанна Орлова. Я старшая медсестра.
– Очень приятно.
– Мне тоже. Как добрались, Вера Сергеевна?
– Зовите меня просто Вера, ладно? Добрались без проблем. Немного заплутали в пяти километрах отсюда – какой-то шутник переставил дорожные указатели.
– Мальчишки, – улыбнулась старшая медсестра. – Там недалеко деревня, и они часто шалят. Как вам понравился ваш новый дом?
– Он великолепен, – ответила Вера с улыбкой.
Шагая рядом с Верой по длинному коридору, Жанна объясняла ей планировку здания. Время от времени на пути попадались люди в белых медицинских халатах, тогда спутница знакомила Веру с каждым из них. Врачи и медсестры перебрасывались с Верой приветственными фразами и спешили дальше по своим делам.
– В штате клиники работает восемь врачей и восемь медсестер, включая меня, – информировала новенькую Жанна. – Кроме того, у нас есть служба безопасности – четверо сильных мужчин, бывшие десантники.
Жанна указала рукой на белые двери:
– Здесь у нас палаты для пациентов. В них есть все необходимое. В основном они рассчитаны на пять человек. Но некоторые наши пациенты содержатся в отдельных палатах.
– Из соображений безопасности?
– Совершенно верно. Сейчас у нас тихий час, – сказала Жанна, понизив голос. – Вы можете заглянуть в окошко.
Вера заглянула. Она увидела белые кровати и спящих на них мужчин.
– Женского отделения в нашей клинике пока нет, – продолжила старшая медсестра. – Большая часть нашего «контингента» – преступники, признанные невменяемыми и отправленные на принудительное лечение. Маньяки, серийные убийцы… Одним словом – жуткие люди.
Они вошли в небольшой холл, уставленный креслами и диванчиками.
– А дальше кабинеты врачей, – лаконично сказала Жанна.
Двери кабинетов отличались от дверей палат отсутствием окошечек и серебристыми табличками с именами врачей.
– За этой дверью трудится ваш коллега Астахов, – сказала Жанна. – Он не пошел на заседание, потому что занят важной и срочной работой. Черневицкий просил, чтобы я кое-что ему передала. Зайдете со мной?
– Конечно.
Жанна открыла дверь и первой шагнула в кабинет. Вера последовала за ней.
За столом, склонившись над бумагами, сидел черноволосый мужчина.
– Тимур Альбертович, познакомьтесь с нашей новой сотрудницей, – с улыбкой сказала Жанна.
Мужчина поспешно встал из-за стола и двинулся навстречу Вере. Его смуглое лицо осветилось белозубой улыбкой.
– Вот вы какая! Много о вас слышал!
Голос у него был очень приятный – мягкий и мужественный одновременно. Астахов пожал Вере руку.
– Именно такой я вас себе и представлял. Как добрались?
– Спасибо, хорошо. А вы…
– Я врач, – с дружелюбной улыбкой сказал Астахов. – Просто врач. Правда, опыта у меня лет на пять-шесть больше, чем у вас, но во всем остальном мы с вами одного поля ягоды.
Вера смотрела на нового коллегу приветливым, но вместе с тем острым, изучающим взглядом. Обаятельный. Самоуверенный. Симпатичный. Голос как бы обволакивающий. Дамский угодник.
– Насколько я знаю, ваш кабинет следующий по коридору, – сказал Тимур Альбертович своим бархатистым голосом. – Мы с вами в некотором роде соседи. Будем тесно общаться.
– Будем вместе пить кофе, – поддакнула Вера. – По-соседски.
– А вот это вряд ли, – подала голос Жанна. Их с Астаховым взгляды на мгновение пересеклись, и первым глаза отвел Тимур Альбертович, что не укрылось от внимания Веры. – Наш заведующий – человек строгий и не любит чаепитий во время рабочего дня.
– Она права, – кивнул Астахов. – Игорь Константинович каждую чашку кофе, выпитую в служебное время, воспринимает как личную обиду.
– Ну, тогда будем перестукиваться, – улыбнулась Вера. – Как нормальные заключенные.
Улыбка на лице Астахова слегка поблекла, и он бросил быстрый растерянный взгляд на старшую медсестру. Увидев ее хмурое лицо, Вера поняла, что опять сказала что-то не то.
– Это была шутка, – на всякий случай пояснила Вера. – Но, судя по вашей реакции, не совсем удачная.
Астахов и Жанна тотчас разулыбались.
– Не обращайте на нас внимания, Верочка, – Жанна посмотрела на Веру чуть покровительственно. – Мы живем в своем тесном мирке, редко выбираемся наружу и, видимо, совсем тут одичали.
«Хм, «Верочка»… – с неудовольствием подумала Вера. – Я для нее уже Верочка. А ведь она всего лишь старшая медсестра».
– Пойдемте, я покажу вам ваш кабинет, – продолжила Жанна.
Кабинет Веры ничем не отличался от кабинета Астахова.
– Ну, как? – спросила Жанна, изучающе глядя на Веру.
– Мне нравится, – честно призналась та.
– Подойдите к окну, – посоветовала Жанна. – Из него открывается великолепный вид на дубовую рощу.
Вера двинулась через кабинет к окну.
– Я вас на минутку оставлю, – сказала за ее спиной Жанна. – Мне нужно кое-что обсудить с Тимуром Альбертовичем.
– Да-да, конечно.
Жанна вышла из кабинета.
Вера посмотрела на рощу. Погода была пасмурная, и деревья под хмурым небом сами выглядели пасмурно и невзрачно. Вера вздохнула и хотела отвести глаза, но тут на лужайку перед клиникой вышли двое мужчин в белых халатах.
Один был высок, лысоват и смотрел на своего собеседника угрюмо и недовольно сквозь толстые стекла очков. Второй мужчина выглядел намного моложе первого, невысокий, худощавый и вертлявый какой-то неприятной нервной вертлявостью.
Лысоватый что-то строго говорил вертлявому, словно отчитывал того за какой-то проступок. Вертлявый же слушал с дерзкой ухмылкой на лице. От него так и разило самоуверенностью.
И тут произошло нечто невообразимое – лысоватый вдруг размахнулся и влепил вертлявому пощечину. Тот вскрикнул, отступил на шаг и схватился рукой за щеку. Несколько секунд мужчины молча смотрели друг другу в глаза. Затем лысоватый повернулся и зашагал к дверям клиники. Вертлявый проводил его злобным взглядом, что-то тихо шепча. Потом он вдруг поднял голову и скользнул глазами по окнам.
Вера быстро отшатнулась. Она была сильно смущена. Такие сцены не предназначены для посторонних, и случайный свидетель становится таким же объектом ненависти, как и обидчик. Впрочем, эти двое сами виноваты. Нужно было найти для выяснения отношений более укромное место.
Наконец Вера осторожно выглянула в окно. Вертлявого на лужайке уже не было.
Не дождавшись Жанны, девушка вышла в коридор и обнаружила там странного рыжеволосого юношу, одетого в светлую льняную рубашку, застегнутую на все пуговицы. Завидев Веру, юноша улыбнулся и воскликнул:
– Вера!
Но тут же, словно натолкнувшись на невидимое препятствие, нахмурился и попятился назад. Глаза его забегали.
– Простите, – пробормотал он.
– Откуда вы меня знаете? – спросила Вера.
– Я вас не знаю, – дрожащим голосом проговорил юноша, повернулся и зашагал по коридору прочь.
– Молодой человек! – окликнула Вера строгим голосом.
Рыжий не остановился.
– Оставьте его! – громко произнесла Жанна у Веры за спиной.
Вера обернулась и недоуменно на нее посмотрела.
– Это наш пациент Ваня Венедиктов, – объяснила Жанна, чуть понизив голос. – Ему шестнадцать лет, и он чудесный мальчик. Его сюда привез отец полгода назад.
– Какой у него диагноз?
– Маниакально-депрессивный психоз.
– А почему он разгуливает по коридорам без присмотра?
Жанна скривила свой красивый, порочный, но уже начавший увядать рот.
– Видите ли, отец Вани регулярно оказывает клинике щедрую спонсорскую поддержку. После интенсивного лечения мальчик почти здоров. Он как бы привилегированный пациент нашей клиники. Понимаете?
– Честно говоря, не совсем.
– Ничего. Со временем вы все поймете. А вот и ваш «опекун». Его фамилия Шевердук.
– Как?
– Шевердук. Иван Федорович хороший врач и отличный мужик.
В приближающемся лысоватом высоком мужчине Вера узнала драчуна, который влепил пощечину вертлявому парню. Он шел по коридору, опустив голову и заложив руки за спину. Казалось, доктор настолько погружен в свои мысли, что не заметил двух женщин, стоявших прямо у него на пути, и если бы Жанна не окликнула его, просто прошел бы сквозь них.
– Иван Федорович! – От громкого оклика мужчина вздрогнул и поднял голову. – Иван Федорович, вы уже знакомы с нашей новой сотрудницей?
Шевердук остановился и рассеянно посмотрел на Веру.
– А, да-да. Здравствуйте, – он поправил пальцем очки в старомодной роговой оправе. – Вы та самая девушка, которая написала статью в «Медицинский вестник»? Кажется, что-то о статистических методах в психиатрии.
– Рада, что вы меня запомнили, – с усмешкой сказала Вера.
В кармане у Жанны зазвонил мобильник. Она извинилась и, прижав телефон к уху, отошла в сторону. Шевердук и Вера остались один на один.
Иван Федорович посмотрел на Веру из-под густых черных бровей и как-то задумчиво произнес:
– Значит, будете у нас работать…
– Да, – подтвердила Вера.
– Это хорошо. Нам не хватает толковых врачей. Вы ведь толковый врач?
Вера, слегка опешив, неуверенно ответила:
– Думаю, что да.
– Вот и хорошо, – кивнул Шевердук. – А то некоторые врачи вообще не имеют права называть себя врачами. Их место – на скотобойне, а не в психиатрической клинике.
– Вы имеете в виду врачей этой клиники?
Шевердук смутился и отвел взгляд.
– Нет, конечно, я говорю абстрактно, – хмуро буркнул он. – Он снова посмотрел на Веру и сказал: – Насколько я понимаю, вы пока что просто осматриваетесь?
– Да, вроде того, – пожала плечами Вера и с улыбкой добавила: – Ваш заведующий называет данный период «медленным погружением в исследовательский процесс».
– Мне это знакомо. Каждый из нас через то же самое проходил.
– И как? Успешно?
Шевердук неопределенно дернул плечом.
– Ну, я ведь здесь. Кстати, я сейчас обхожу больных. Не хотите пойти со мной?
– С удовольствием!
– Что ж, идемте.
И мужчина снова зашагал по коридору, набычив голову и заложив руки за спину. Вере пришлось поторопиться, чтобы нагнать его.
Глядя на мощную сутулую спину доктора Шевердука, девушка подумала: «Интересно, за что он дал по физиономии тому врачу? Два медика не сошлись во взглядах на проблему прекогнитивных трансов?»
– Я видела вас во дворе клиники, – сказала она. – Вы о чем-то беседовали с молодым блондином.
Шевердук остановился – так резко, что Вера на него едва не налетела.
– Вы нас видели? – хмуро спросил он.
– Мельком. Я проходила мимо окна и увидела, как вы разговариваете.
– Это все, что вы видели?
Вера кивнула:
– Да. А что?
– Ничего, – Иван Федорович повернулся и вновь двинулся вперед, пояснив на ходу: – Антон Сташевский – наш молодой врач.
– То, что он молодой, я заметила, – Вера покосилась на лицо доктора и осведомилась беззаботными тоном: – Он ваш приятель?
Шевердук угрюмо усмехнулся:
– Я бы так не сказал.
– Вы, кажется, не любите Сташевского. А заведующий уверял меня, что коллектив клиники – одна большая дружная семья.
– Он вас не обманул, – сказал Иван Федорович. – Вы замужем?
– Да.
– Ладите с супругом?
– В основном да.
– А у вас никогда не возникало желания задушить его?
Вера улыбнулась:
– Возможно.
Шевердук хмыкнул и пожал сутулыми медвежьими плечами:
– Вот вы и ответили на свой вопрос. Кстати, мы пришли.
Он остановился перед палатой. В дверь палаты было встроено широкое стекло, позволяющее обозревать все, что происходит внутри. Вера увидела белую кровать, на которой с книжкой в руках сидел худощавый темноволосый парень.
– Он нас видит? – тихо поинтересовалась Вера.
Шевердук качнул головой:
– Почти нет. Это специальное стекло – абсолютно прозрачное только с одной стороны и очень прочное. Его нельзя разбить даже кирпичом.
Вера снова взглянула на парня. Он был в поношенных джинсах и белой футболке с надписью «Мир». Худощавый, большеглазый, с трехдневной щетиной, с нежной, как у девушки, кожей.
– Кто он? – спросила Вера.
Шевердук усмехнулся.
– Некто Евгений Осадчий. Но наши женщины называют его «Евгений Онегин». Кажется, он им нравится.
– Нравится?
Иван Федорович кивнул:
– Угу. Чертовски обаятельный парень.
«Чертовски обаятельный парень» вдруг оторвал глаза от книги и посмотрел на Веру. Улыбнулся, кивнул ей и снова опустил взгляд в книгу. Вера сумела прочесть ее название: «Идиот» Достоевского.
– Он нас точно не видит? – уточнила она на всякий случай.
– Только силуэты, – ответил Шевердук.
– Ясно. Больной читает Достоевского?
– Да. Осадчий обожает классику. Он перечитал все книги из нашей библиотеки. Шекспир, Достоевский, Фолкнер… У него отличная память, и он может цитировать книги целыми страницами.
– Завидная способность, – сказала Вера. – Но я не уверена, что романы Достоевского – хороший выбор для пациента психиатрической клиники.
– Вы правы, – отозвался Шевердук. – Но мера вынужденная. Первый месяц мы держали Осадчего без книг, и он страшно буйствовал. Вначале объявил голодовку, потом попытался перерезать себе вены. Но как только мы принесли ему книги, он тут же успокоился и стал самым дисциплинированным пациентом клиники. В последнее время дела его идут в гору. Никакой агрессии. Никаких рецидивов. Эмоциональный фон в норме.
Вера снова вгляделась в лицо парня. Осадчий отвел глаза от книги и о чем-то задумался. На лице у него застыла спокойная, безмятежная улыбка.
– Какой у него диагноз? – спросила Вера.
– Шизофрения, отягощенная манией величия, – ответил Шевердук. – Он поступил к нам в крайне тяжелом состоянии.
– И какую альтернативную личность он для себя выбрал? Наполеон? Или какой-нибудь великий писатель?
– Ни то ни другое. Во время приступов парень считает себя богом.
– Кем-кем?
– Богом, – с усмешкой повторил Шевердук. – Однако нам пришлось здорово потрудиться, чтобы выяснить это. Бог, которым себя воображал пациент, говорил на странном языке. Мы считали его язык вымышленным, но потом почти случайно узнали, что это один из диалектов полинезийских дикарей. Пациент воображал себя божеством по имени Бакемаке, богом гнева и мщения, которому древние полинезийцы приносили человеческие жертвы.
– И он действительно говорил на их языке?
– Да, – снова кивнул Шевердук.
В глазах Веры застыло удивление.
– Я читала о подобных случаях, но сама никогда не сталкивалась ни с чем подобным, – сказала она, скрывая волнение. – Неужели такое возможно?
– Как видите, да.
– Удивительно, – тихо проговорила Вера. – Я бы хотела с ним поговорить.
Шевердук покачал головой:
– Нет.
– Почему?
– Осадчий один из наших «особых» больных, доступ к которым крайне ограничен. Мы не знаем, как он отреагирует на появление в палате нового человека. Вы можете спровоцировать рецидив. Его психика, несмотря на явное улучшение, находится в крайне нестабильном состоянии.
– Но ведь рано или поздно нужно начинать, – возразила Вера. – Я проходила практику и много раз общалась с шизофрениками.
– Меня допустили к прямому контакту с пациентами только на вторую неделю работы. Почему бы вам не подождать хотя бы недельку?
– Я специализировалась на шизофрении, – упрямо возразила Вера. – И была лучшей в группе.
Шевердук взглянул на Веру хмуро.
– Здесь не институт и не ординатура, – сухо проговорил он. – Мы врачи, и от наших действий зависит душевное и физическое состояние пациентов.
Теперь нахмурилась и Вера, которая не привыкла отступать. Тщательно подбирая слова, она негромко, но четко проговорила:
– Интересно, что вы сделаете, когда у вас иссякнут аргументы? Дадите мне пощечину, как Сташевскому?
Лицо Шевердука застыло, на скулах вздулись желваки. Несколько секунд доктор в упор смотрел на Веру темными глазами (ей стоило больших усилий не отвести взгляд), после чего медленно сказал:
– Вера Сергеевна Арнгольц? – спросила она голосом низким и глубоким, как у оперных певиц.
– Да, – кивнула Вера.
– Добро пожаловать в клинику «Дубовая роща». Меня зовут Жанна Орлова. Я старшая медсестра.
– Очень приятно.
– Мне тоже. Как добрались, Вера Сергеевна?
– Зовите меня просто Вера, ладно? Добрались без проблем. Немного заплутали в пяти километрах отсюда – какой-то шутник переставил дорожные указатели.
– Мальчишки, – улыбнулась старшая медсестра. – Там недалеко деревня, и они часто шалят. Как вам понравился ваш новый дом?
– Он великолепен, – ответила Вера с улыбкой.
Шагая рядом с Верой по длинному коридору, Жанна объясняла ей планировку здания. Время от времени на пути попадались люди в белых медицинских халатах, тогда спутница знакомила Веру с каждым из них. Врачи и медсестры перебрасывались с Верой приветственными фразами и спешили дальше по своим делам.
– В штате клиники работает восемь врачей и восемь медсестер, включая меня, – информировала новенькую Жанна. – Кроме того, у нас есть служба безопасности – четверо сильных мужчин, бывшие десантники.
Жанна указала рукой на белые двери:
– Здесь у нас палаты для пациентов. В них есть все необходимое. В основном они рассчитаны на пять человек. Но некоторые наши пациенты содержатся в отдельных палатах.
– Из соображений безопасности?
– Совершенно верно. Сейчас у нас тихий час, – сказала Жанна, понизив голос. – Вы можете заглянуть в окошко.
Вера заглянула. Она увидела белые кровати и спящих на них мужчин.
– Женского отделения в нашей клинике пока нет, – продолжила старшая медсестра. – Большая часть нашего «контингента» – преступники, признанные невменяемыми и отправленные на принудительное лечение. Маньяки, серийные убийцы… Одним словом – жуткие люди.
Они вошли в небольшой холл, уставленный креслами и диванчиками.
– А дальше кабинеты врачей, – лаконично сказала Жанна.
Двери кабинетов отличались от дверей палат отсутствием окошечек и серебристыми табличками с именами врачей.
– За этой дверью трудится ваш коллега Астахов, – сказала Жанна. – Он не пошел на заседание, потому что занят важной и срочной работой. Черневицкий просил, чтобы я кое-что ему передала. Зайдете со мной?
– Конечно.
Жанна открыла дверь и первой шагнула в кабинет. Вера последовала за ней.
За столом, склонившись над бумагами, сидел черноволосый мужчина.
– Тимур Альбертович, познакомьтесь с нашей новой сотрудницей, – с улыбкой сказала Жанна.
Мужчина поспешно встал из-за стола и двинулся навстречу Вере. Его смуглое лицо осветилось белозубой улыбкой.
– Вот вы какая! Много о вас слышал!
Голос у него был очень приятный – мягкий и мужественный одновременно. Астахов пожал Вере руку.
– Именно такой я вас себе и представлял. Как добрались?
– Спасибо, хорошо. А вы…
– Я врач, – с дружелюбной улыбкой сказал Астахов. – Просто врач. Правда, опыта у меня лет на пять-шесть больше, чем у вас, но во всем остальном мы с вами одного поля ягоды.
Вера смотрела на нового коллегу приветливым, но вместе с тем острым, изучающим взглядом. Обаятельный. Самоуверенный. Симпатичный. Голос как бы обволакивающий. Дамский угодник.
– Насколько я знаю, ваш кабинет следующий по коридору, – сказал Тимур Альбертович своим бархатистым голосом. – Мы с вами в некотором роде соседи. Будем тесно общаться.
– Будем вместе пить кофе, – поддакнула Вера. – По-соседски.
– А вот это вряд ли, – подала голос Жанна. Их с Астаховым взгляды на мгновение пересеклись, и первым глаза отвел Тимур Альбертович, что не укрылось от внимания Веры. – Наш заведующий – человек строгий и не любит чаепитий во время рабочего дня.
– Она права, – кивнул Астахов. – Игорь Константинович каждую чашку кофе, выпитую в служебное время, воспринимает как личную обиду.
– Ну, тогда будем перестукиваться, – улыбнулась Вера. – Как нормальные заключенные.
Улыбка на лице Астахова слегка поблекла, и он бросил быстрый растерянный взгляд на старшую медсестру. Увидев ее хмурое лицо, Вера поняла, что опять сказала что-то не то.
– Это была шутка, – на всякий случай пояснила Вера. – Но, судя по вашей реакции, не совсем удачная.
Астахов и Жанна тотчас разулыбались.
– Не обращайте на нас внимания, Верочка, – Жанна посмотрела на Веру чуть покровительственно. – Мы живем в своем тесном мирке, редко выбираемся наружу и, видимо, совсем тут одичали.
«Хм, «Верочка»… – с неудовольствием подумала Вера. – Я для нее уже Верочка. А ведь она всего лишь старшая медсестра».
– Пойдемте, я покажу вам ваш кабинет, – продолжила Жанна.
Кабинет Веры ничем не отличался от кабинета Астахова.
– Ну, как? – спросила Жанна, изучающе глядя на Веру.
– Мне нравится, – честно призналась та.
– Подойдите к окну, – посоветовала Жанна. – Из него открывается великолепный вид на дубовую рощу.
Вера двинулась через кабинет к окну.
– Я вас на минутку оставлю, – сказала за ее спиной Жанна. – Мне нужно кое-что обсудить с Тимуром Альбертовичем.
– Да-да, конечно.
Жанна вышла из кабинета.
Вера посмотрела на рощу. Погода была пасмурная, и деревья под хмурым небом сами выглядели пасмурно и невзрачно. Вера вздохнула и хотела отвести глаза, но тут на лужайку перед клиникой вышли двое мужчин в белых халатах.
Один был высок, лысоват и смотрел на своего собеседника угрюмо и недовольно сквозь толстые стекла очков. Второй мужчина выглядел намного моложе первого, невысокий, худощавый и вертлявый какой-то неприятной нервной вертлявостью.
Лысоватый что-то строго говорил вертлявому, словно отчитывал того за какой-то проступок. Вертлявый же слушал с дерзкой ухмылкой на лице. От него так и разило самоуверенностью.
И тут произошло нечто невообразимое – лысоватый вдруг размахнулся и влепил вертлявому пощечину. Тот вскрикнул, отступил на шаг и схватился рукой за щеку. Несколько секунд мужчины молча смотрели друг другу в глаза. Затем лысоватый повернулся и зашагал к дверям клиники. Вертлявый проводил его злобным взглядом, что-то тихо шепча. Потом он вдруг поднял голову и скользнул глазами по окнам.
Вера быстро отшатнулась. Она была сильно смущена. Такие сцены не предназначены для посторонних, и случайный свидетель становится таким же объектом ненависти, как и обидчик. Впрочем, эти двое сами виноваты. Нужно было найти для выяснения отношений более укромное место.
Наконец Вера осторожно выглянула в окно. Вертлявого на лужайке уже не было.
Не дождавшись Жанны, девушка вышла в коридор и обнаружила там странного рыжеволосого юношу, одетого в светлую льняную рубашку, застегнутую на все пуговицы. Завидев Веру, юноша улыбнулся и воскликнул:
– Вера!
Но тут же, словно натолкнувшись на невидимое препятствие, нахмурился и попятился назад. Глаза его забегали.
– Простите, – пробормотал он.
– Откуда вы меня знаете? – спросила Вера.
– Я вас не знаю, – дрожащим голосом проговорил юноша, повернулся и зашагал по коридору прочь.
– Молодой человек! – окликнула Вера строгим голосом.
Рыжий не остановился.
– Оставьте его! – громко произнесла Жанна у Веры за спиной.
Вера обернулась и недоуменно на нее посмотрела.
– Это наш пациент Ваня Венедиктов, – объяснила Жанна, чуть понизив голос. – Ему шестнадцать лет, и он чудесный мальчик. Его сюда привез отец полгода назад.
– Какой у него диагноз?
– Маниакально-депрессивный психоз.
– А почему он разгуливает по коридорам без присмотра?
Жанна скривила свой красивый, порочный, но уже начавший увядать рот.
– Видите ли, отец Вани регулярно оказывает клинике щедрую спонсорскую поддержку. После интенсивного лечения мальчик почти здоров. Он как бы привилегированный пациент нашей клиники. Понимаете?
– Честно говоря, не совсем.
– Ничего. Со временем вы все поймете. А вот и ваш «опекун». Его фамилия Шевердук.
– Как?
– Шевердук. Иван Федорович хороший врач и отличный мужик.
В приближающемся лысоватом высоком мужчине Вера узнала драчуна, который влепил пощечину вертлявому парню. Он шел по коридору, опустив голову и заложив руки за спину. Казалось, доктор настолько погружен в свои мысли, что не заметил двух женщин, стоявших прямо у него на пути, и если бы Жанна не окликнула его, просто прошел бы сквозь них.
– Иван Федорович! – От громкого оклика мужчина вздрогнул и поднял голову. – Иван Федорович, вы уже знакомы с нашей новой сотрудницей?
Шевердук остановился и рассеянно посмотрел на Веру.
– А, да-да. Здравствуйте, – он поправил пальцем очки в старомодной роговой оправе. – Вы та самая девушка, которая написала статью в «Медицинский вестник»? Кажется, что-то о статистических методах в психиатрии.
– Рада, что вы меня запомнили, – с усмешкой сказала Вера.
В кармане у Жанны зазвонил мобильник. Она извинилась и, прижав телефон к уху, отошла в сторону. Шевердук и Вера остались один на один.
Иван Федорович посмотрел на Веру из-под густых черных бровей и как-то задумчиво произнес:
– Значит, будете у нас работать…
– Да, – подтвердила Вера.
– Это хорошо. Нам не хватает толковых врачей. Вы ведь толковый врач?
Вера, слегка опешив, неуверенно ответила:
– Думаю, что да.
– Вот и хорошо, – кивнул Шевердук. – А то некоторые врачи вообще не имеют права называть себя врачами. Их место – на скотобойне, а не в психиатрической клинике.
– Вы имеете в виду врачей этой клиники?
Шевердук смутился и отвел взгляд.
– Нет, конечно, я говорю абстрактно, – хмуро буркнул он. – Он снова посмотрел на Веру и сказал: – Насколько я понимаю, вы пока что просто осматриваетесь?
– Да, вроде того, – пожала плечами Вера и с улыбкой добавила: – Ваш заведующий называет данный период «медленным погружением в исследовательский процесс».
– Мне это знакомо. Каждый из нас через то же самое проходил.
– И как? Успешно?
Шевердук неопределенно дернул плечом.
– Ну, я ведь здесь. Кстати, я сейчас обхожу больных. Не хотите пойти со мной?
– С удовольствием!
– Что ж, идемте.
И мужчина снова зашагал по коридору, набычив голову и заложив руки за спину. Вере пришлось поторопиться, чтобы нагнать его.
Глядя на мощную сутулую спину доктора Шевердука, девушка подумала: «Интересно, за что он дал по физиономии тому врачу? Два медика не сошлись во взглядах на проблему прекогнитивных трансов?»
– Я видела вас во дворе клиники, – сказала она. – Вы о чем-то беседовали с молодым блондином.
Шевердук остановился – так резко, что Вера на него едва не налетела.
– Вы нас видели? – хмуро спросил он.
– Мельком. Я проходила мимо окна и увидела, как вы разговариваете.
– Это все, что вы видели?
Вера кивнула:
– Да. А что?
– Ничего, – Иван Федорович повернулся и вновь двинулся вперед, пояснив на ходу: – Антон Сташевский – наш молодой врач.
– То, что он молодой, я заметила, – Вера покосилась на лицо доктора и осведомилась беззаботными тоном: – Он ваш приятель?
Шевердук угрюмо усмехнулся:
– Я бы так не сказал.
– Вы, кажется, не любите Сташевского. А заведующий уверял меня, что коллектив клиники – одна большая дружная семья.
– Он вас не обманул, – сказал Иван Федорович. – Вы замужем?
– Да.
– Ладите с супругом?
– В основном да.
– А у вас никогда не возникало желания задушить его?
Вера улыбнулась:
– Возможно.
Шевердук хмыкнул и пожал сутулыми медвежьими плечами:
– Вот вы и ответили на свой вопрос. Кстати, мы пришли.
Он остановился перед палатой. В дверь палаты было встроено широкое стекло, позволяющее обозревать все, что происходит внутри. Вера увидела белую кровать, на которой с книжкой в руках сидел худощавый темноволосый парень.
– Он нас видит? – тихо поинтересовалась Вера.
Шевердук качнул головой:
– Почти нет. Это специальное стекло – абсолютно прозрачное только с одной стороны и очень прочное. Его нельзя разбить даже кирпичом.
Вера снова взглянула на парня. Он был в поношенных джинсах и белой футболке с надписью «Мир». Худощавый, большеглазый, с трехдневной щетиной, с нежной, как у девушки, кожей.
– Кто он? – спросила Вера.
Шевердук усмехнулся.
– Некто Евгений Осадчий. Но наши женщины называют его «Евгений Онегин». Кажется, он им нравится.
– Нравится?
Иван Федорович кивнул:
– Угу. Чертовски обаятельный парень.
«Чертовски обаятельный парень» вдруг оторвал глаза от книги и посмотрел на Веру. Улыбнулся, кивнул ей и снова опустил взгляд в книгу. Вера сумела прочесть ее название: «Идиот» Достоевского.
– Он нас точно не видит? – уточнила она на всякий случай.
– Только силуэты, – ответил Шевердук.
– Ясно. Больной читает Достоевского?
– Да. Осадчий обожает классику. Он перечитал все книги из нашей библиотеки. Шекспир, Достоевский, Фолкнер… У него отличная память, и он может цитировать книги целыми страницами.
– Завидная способность, – сказала Вера. – Но я не уверена, что романы Достоевского – хороший выбор для пациента психиатрической клиники.
– Вы правы, – отозвался Шевердук. – Но мера вынужденная. Первый месяц мы держали Осадчего без книг, и он страшно буйствовал. Вначале объявил голодовку, потом попытался перерезать себе вены. Но как только мы принесли ему книги, он тут же успокоился и стал самым дисциплинированным пациентом клиники. В последнее время дела его идут в гору. Никакой агрессии. Никаких рецидивов. Эмоциональный фон в норме.
Вера снова вгляделась в лицо парня. Осадчий отвел глаза от книги и о чем-то задумался. На лице у него застыла спокойная, безмятежная улыбка.
– Какой у него диагноз? – спросила Вера.
– Шизофрения, отягощенная манией величия, – ответил Шевердук. – Он поступил к нам в крайне тяжелом состоянии.
– И какую альтернативную личность он для себя выбрал? Наполеон? Или какой-нибудь великий писатель?
– Ни то ни другое. Во время приступов парень считает себя богом.
– Кем-кем?
– Богом, – с усмешкой повторил Шевердук. – Однако нам пришлось здорово потрудиться, чтобы выяснить это. Бог, которым себя воображал пациент, говорил на странном языке. Мы считали его язык вымышленным, но потом почти случайно узнали, что это один из диалектов полинезийских дикарей. Пациент воображал себя божеством по имени Бакемаке, богом гнева и мщения, которому древние полинезийцы приносили человеческие жертвы.
– И он действительно говорил на их языке?
– Да, – снова кивнул Шевердук.
В глазах Веры застыло удивление.
– Я читала о подобных случаях, но сама никогда не сталкивалась ни с чем подобным, – сказала она, скрывая волнение. – Неужели такое возможно?
– Как видите, да.
– Удивительно, – тихо проговорила Вера. – Я бы хотела с ним поговорить.
Шевердук покачал головой:
– Нет.
– Почему?
– Осадчий один из наших «особых» больных, доступ к которым крайне ограничен. Мы не знаем, как он отреагирует на появление в палате нового человека. Вы можете спровоцировать рецидив. Его психика, несмотря на явное улучшение, находится в крайне нестабильном состоянии.
– Но ведь рано или поздно нужно начинать, – возразила Вера. – Я проходила практику и много раз общалась с шизофрениками.
– Меня допустили к прямому контакту с пациентами только на вторую неделю работы. Почему бы вам не подождать хотя бы недельку?
– Я специализировалась на шизофрении, – упрямо возразила Вера. – И была лучшей в группе.
Шевердук взглянул на Веру хмуро.
– Здесь не институт и не ординатура, – сухо проговорил он. – Мы врачи, и от наших действий зависит душевное и физическое состояние пациентов.
Теперь нахмурилась и Вера, которая не привыкла отступать. Тщательно подбирая слова, она негромко, но четко проговорила:
– Интересно, что вы сделаете, когда у вас иссякнут аргументы? Дадите мне пощечину, как Сташевскому?
Лицо Шевердука застыло, на скулах вздулись желваки. Несколько секунд доктор в упор смотрел на Веру темными глазами (ей стоило больших усилий не отвести взгляд), после чего медленно сказал: