Антон Грановский. Клиника в роще

   – Я всего лишь сказал, что психиатрия – наука неточная, – возразил Плучек. – Грань между патологией и вариантом нормы крайне расплывчата.
   Алексей несколько секунд вглядывался в лицо Плучека, пытаясь понять, шутит тот или нет. Но лицо врача было невозмутимо, и Тенишев тряхнул головой:
   – Вот ведь нелепость. Вы, психиатр, убеждаете меня в том, что психов не существует!
   – Я так не говорил. Сказал лишь, что это возможно. При диабете или ревматизме у человека можно взять анализы и на их основе сделать вывод о том, болен человек или нет. А какой анализ вы возьмете у человека, страдающего маниакально-депрессивным психозом? Его моча и кровь не отличаются от наших с вами. Кроме того, некоторые психические заболевания вообще придуманы в угоду общественному мнению.
   – И все же, что бы вы ни говорили, а психа видно сразу. Гитлер, например, был типичный псих!
   Плучек засмеялся:
   – О да! Многие психиатры пытались поставить ему диагноз. Один немецко-американский психолог по фамилии Фромм даже решил, что Гитлер страдал скрытой формой некрофилии.
   – Некрофилия – это любовь к трупам? – уточнил Тенишев, наморщив нос.
   – Что-то вроде того, – кивнул Павел Сергеевич. – Фромм вывел несколько симптомов скрытой некрофилии. Вот вы, например, как относитесь к фотографиям?
   – Нормально. Я люблю фотографии, особенно черно-белые.
   Павел Сергеевич кивнул:
   – Отлично! Но любовь к черно-белым фотографиям – один из симптомов некрофилии. А в детстве вы мучили животных? Только честно.
   – Ну… Однажды я оторвал лапки муравью…
   – Зачем?
   Алексей пожал плечами:
   – Уже не помню. Дети всегда отрывают лапки насекомым.
   Плучек поднял указательный палец и изрек:
   – Второй симптом! Я мог бы продолжить список, но не стану.
   В комнату вошла Вера с подносом в руках.
   – Привет, мужчины. О чем спорите?
   Тенишев откинулся на спинку кресла и обиженно заявил:
   – Твой коллега вынес мне диагноз.
   – Правда? – Вера поставила на столик поднос и поинтересовалась: – И кто же ты у нас?
   – Некрофил!
   – Я давно это подозревала. Но лучше бы ты был сексуальным маньяком.
   Алексей трагически вздохнул:
   – Болезнь не выбирают. Прими меня таким, какой я есть.
   Вера чмокнула мужа в щеку и села на диван. Алексей, вооружившись ножом, стал резать мясо тонкими ломтиками, а Вера слегка наклонилась вперед и тихо попросила Плучека:
   – Павел Сергеевич, расскажите мне о той девушке.
   – О какой? – не понял Плучек.
   – О той, что была до меня.
   Гость нахмурился.
   – Ну… Она так же, как и вы, приехала к нам сразу после окончания ординатуры. Что еще вы хотите знать?
   – Приехала сюда одна?
   Плучек кивнул:
   – Да. В последнее время она как-то захандрила. Не знаю, может быть, ей стало тоскливо… Места у нас тут довольно дикие.
   Павел Сергеевич отпил из бокала и продолжил:
   – Зимой у нас здесь бывает очень мрачно. Листья с деревьев опадают, небо затянуто темными облаками. Да еще и болото… – Павел Сергеевич передернул плечами. – Жуткое место! Осень в наших краях тоже не слишком хороша. Я ненавижу осень со всеми ее туманами, сыростью и прочими прелестями. С определенного возраста некоторые времена года начинают казаться человеку грубой пародией на него самого.
   Взгляд Веры стал задумчивым.
   – По крайней мере, теперь я понимаю, почему Венедиктов окликнул меня, – проговорила она негромко. – Вероятно, он спутал меня с Вероникой Холодовой.
   – Возможно, – согласился Плучек. – Хотя вы с ней совершенно не похожи. Вера Холодова была девушкой нервной и склонной к истерике. Вы не производите такого впечатления.
   Алексей обнял жену и весело проговорил:
   – Верка – девушка твердая и несокрушимая. Как дуб.
   – Сам ты дуб! – фыркнула Вера.
   Вскоре и третья бутылка подошла к концу. Алексей пошел на кухню за минеральной водой, а Павел Сергеевич засобирался домой.
   В прихожей он как-то странно взглянул на Веру и заговорил тихим, глухим голосом:
   – Вера, пока вашего мужа нет, я хочу вам кое-что сказать… Наша клиника – необычное место. Однажды… может быть, даже очень скоро… вам захочется… – Он мотнул головой и поморщился. – Черт, не знаю даже, как сформулировать. В общем, прежде чем на что-то решиться, тщательно подумайте о последствиях.
   – Вы меня интригуете.
   Мужчина улыбнулся и продолжил:
   – Наверное, мои слова похожи на шутку, но… Вероятно, я и сам выгляжу как шут. Как старый, никому не нужный шут… И все же, будьте осторожны. Не верьте ничему, что видите и слышите. Здесь… – он обвел рукою пространство вокруг, – здесь любая вещь может оказаться не тем, чем она хочет казаться. Вы меня понимаете?
   – Не очень.
   Плучек вздохнул.
   – Знаете… А, ладно, не берите в голову. Просто бред пьяного старика. Относитесь ко всему проще, и все будет в порядке. Всего доброго!
   – Дождитесь Алексея, он сейчас подойдет…
   Плучек качнул головой:
   – Не стоит. Вы просто передайте ему, что он замечательный парень. Честь имею!

* * *

   – Странный тип, – сказал Алексей. – Похож на алкоголика.
   – Он тебе не понравился?
   – Мне не нравятся алкоголики. Ума не приложу, как его терпят в клинике?
   – Павел Сергеевич – отличный врач.
   – Не сомневаюсь. Думаю, он умеет беседовать с пациентами на их языке – просто потому, что другого языка он не знает.
   – Тенишев, кончай занудствовать!
   – Как скажешь, моя милая королева сумасшедших!
   Вера нахмурилась:
   – Не называй меня королевой сумасшедших. Иначе я стукну тебя стаканом по голове.
   – Стучи. Он все равно пластиковый.
   Вера допила воду и замахнулась на мужа стаканчиком. Тот поймал ее за руку и притянул к себе. Впившись в губы жены поцелуем, Алексей мягко уложил ее на диван и принялся расстегивать пуговки на кофточке.
   – Ольга услышит… – взволнованно прошептала Вера.
   – Не услышит, – хрипло прошептал в ответ Алексей. – Да мне и плевать. Я согласился, чтобы она жила с нами, но на условии, что она не будет мешать нам заниматься любовью. Иди сюда!
   Через двадцать минут Вера откинулась на подушку и перевела дыхание. Волосы ее растрепались, губы припухли, на щеках проступил румянец.
   – Боже, как же я тебя люблю! – тихо проговорила она. – Сама не знаю за что.
   – Я красивый, – весело сказал Алексей, зарывшись лицом в ее волосы и вдыхая их аромат.
   – Вовсе нет.
   – Ну… тогда я умный.
   – Ты балбес.
   – Но я талантливый.
   – Если верить твоим критикам, то и это под сомнением.
   – Даже не знаю, что еще сказать… – Алексей провел пальцем по ее подбородку и заявил: – Я скромный!
   Вера засмеялась:
   – Вот уж в чем тебе точно не откажешь.
   Алексей встал с дивана.
   – Ты куда? – насторожилась Вера.
   – На улицу. Хочу подымить своей носогрейкой.
   – Кури на кухне.
   – Угу. А утром твоя драгоценная сестренка заявит, что я провонял табаком весь дом.
   – И будет права. Не уходи далеко, ладно?
   – Дальше крыльца не уйду, – пообещал Алексей, сгреб с полки трубку и коробку с табаком и зашагал в прихожую.

8

   На улице было прохладно, и Алексей поднял ворот куртки. Затем неторопливо набил трубку табаком, достал из кармана зажигалку и закурил. Выпустив облако дыма, посмотрел, как оно расплывается в темном воздухе, потом опасливо покосился на дверь и осторожно двинулся вдоль стены.
   Обойдя дом с западной стороны, он остановился возле окна. В комнате Ольги горел ночник: старшая сестра жены боялась темноты. Алексей заглянул в окно. Ольга лежала на кровати, раскинув руки. Одеяло сползло с ее голой левой груди, обнажив сосок. Алексей вздохнул и отпрянул от окна. «Какого черта я здесь делаю? – с досадой подумал он. – Нужно поскорее повесить шторы. Живем, как в аквариуме». Собрался уже вернуться на крыльцо, как вдруг заметил на краю поляны светлую фигуру.
   Девушка стояла метрах в двадцати от дома. Стояла неподвижно и смотрела на Алексея. В лунном свете ее одинокая фигурка на фоне темной дубравы выглядела жутковато. Он хотел незнакомку окликнуть, но передумал. Не надо, чтобы Вера слышала его крик – еще испугается.
   Мысль о том, что девушка могла стоять у окна и смотреть, как они с Верой занимаются сексом, заставила Алексея содрогнуться. Он вдруг вспомнил, что и правда заметил тогда краем глаза в окне какое-то движение, но списал его на колыхание свечного пламени, отразившееся в стекле. Теперь же был почти уверен, что незнакомка наблюдала за ними в окно, и поморщился, передернул плечами. Отвратительно!
   Девушка продолжала стоять, глядя в сторону Алексея. Это стало выводить его из себя. Тенишев решил подойти поближе и выяснить, кто она такая. Однако стоило Алексею тронуться с места, как незнакомка тут же повернулась и двинулась к лесу.
   – Эй! – тихо окликнул Алексей и пугливо покосился на дом. – Эй, вы! Постойте!
   Тенишев зашагал за девушкой. Однако, как ни старался он идти быстро, догнать ускользающую фигурку ему не удавалось. Пройдя метров двести, Алексей наткнулся на невысокий столб, к которому была прибита широкая доска с какой-то надписью. Алексей подошел поближе и прочел:

ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ ГАТИНСКОЕ БОЛОТО.

БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ!

   – Спасибо, что предупредили, – проворчал Тенишев.
   Алексей вгляделся во тьму, и ему стало не по себе. Куда, черт побери, девалась девушка?
   В конце концов он махнул рукой, повернулся и зашагал назад. Пока Тенишев шел, ему все время казалось, что кто-то смотрит ему вслед. Лишь переступив порог дома и закрыв за собой дверь, Алексей вздохнул облегченно.
   Вера уже расстелила постель и забралась под одеяло. Алексей сел на край кровати и принялся с мрачным выражением лица расстегивать рубашку.
   – Почему ты дрожишь? – спросила Вера.
   – Замерз.
   – Разве на улице холодно?
   – Просто продрог на ветру.
   Вера, улыбаясь, протянула ему навстречу руки:
   – Иди ко мне – я тебя согрею!
   Алексей передернул плечами.
   – Что-то я устал, – глухо проговорил он.
   – Ты? – удивленно вскинула брови Вера.
   – И на старуху бывает проруха, – усмехнулся Алексей. Взглянул на окно и нахмурился. – Слушай, мы так и будем жить без штор?
   – Они в коробке. Завтра повешу.
   – У тебя никогда нет времени на домашние дела! – с раздражением сказал Алексей. – Подкладку на моей замшевой куртке до сих пор не зашила.
   – Леш, мне было некогда.
   – С других художников жены пылинки сдувают! А моя…
   Улыбка покинула губы Веры. Она отвернулась и пробормотала:
   – Ты знал, на ком женился.
   Алексей горько усмехнулся.
   – Это точно. Нужно было тщательнее подбирать себе жену.
   Вера несколько секунд молчала, хмуря брови, потом пододвинулась к Алексею и положила ему руку на плечи.
   – Леш, – тихо заговорила Вера, – что с тобой?
   Он с удивлением взглянул на Веру, словно увидел в ее лице отражение своей гневной физиономии, и провел ладонью по глазам. Потом буркнул почти недоуменно:
   – Сам не знаю. Просто терпеть не могу жить в «аквариуме».
   Вера встала, взяла с постели покрывало, повернулась и набросила его на карниз как гардину.
   – Так лучше? – спросила она.
   Алексей кивнул:
   – Да.
   Он слабо улыбнулся. Вера тоже улыбнулась и снова протянула руки ему навстречу:
   – Тогда иди ко мне! И быстрее, пока не выветрился запах табака. Обожаю, когда от тебя пахнет табаком!
   – Тогда тебе нужно было выйти замуж за боцмана или капитана, – уже весело откликнулся Алексей. – Эти ребята не расстаются с трубкой даже во сне.
   – А что, неплохая мысль! Но сегодня мне боцмана уже не найти, поэтому придется довольствоваться бедным художником.
   Вера обняла мужа и крепко поцеловала его в губы.

9

   Вера спала – щека на подушке. Алексей любил смотреть на жену, когда та спит.
   Иногда он ее побаивался, как побаивается старшеклассник учителя, которому предстоит сдавать экзамен. Вера была умной. И еще смелой, а он часто терялся перед возникшей проблемой, предпочитая переложить ее на чужие плечи или просто закрыть на нее глаза. В отличие от Алексея, у Веры было твердое и обоснованное мнение по каждому поводу. А он, бросаясь из одной крайности в другую, часто не мог разобраться в том, что творится в собственной душе.
   Алексею Тенишеву двадцать пять лет, из них пять он занимался живописью. Это было единственным, на отстаивание чего у него хватило твердости и силы духа. Он часто вспоминал последний разговор с отцом. Дело было в кабинете Тенишева-старшего.
   Отец сидел в кожаном кресле в вальяжной позе со стаканом виски в руке. Сидел и вещал:
   – Алешка, кончай валять дурака. Займись, наконец, настоящим делом.
   – Каким же? – угрюмо поинтересовался Алексей, устроившись на диване. – Втюхивать клиентам стройматериалы? Вот уж это мне не нравится.
   – Дурак, – сухо обронил отец. – Я бы помог тебе начать свое дело. Через два года ты встанешь на ноги, а еще через два будешь владельцем крупнейшей фирмы по продаже стройматериалов. Я обо всем позабочусь – где надо, подмажу, приглажу, продвину.
   – Спасибо, но я не нуждаюсь.
   Отец вздохнул. Затем отпил из стакана и снова поднял взгляд на Алексея.
   – Ты хоть понимаешь, что позоришь меня? – сказал он.
   – Ты сам себя позоришь, – ответил Алексей, начиная выходить из себя. – Я художник. Слышал такое выражение – «зарывать талант в землю»? Так вот свой я зарывать не намерен.
   – Ты не художник, – возразил отец. – Ты просто вообразил себя художником.
   Алексей холодно улыбнулся:
   – Спасибо за комплимент, папа. Кстати, я собираюсь жениться. И моя невеста полностью меня поддерживает.
   Отец уставился на Алексея удивленно.
   – Она что, дура? – насмешливо осведомился он.
   – Наоборот. Она психиатр. Представь себе: у нас в семействе будет свой психиатр, и ты сможешь бесплатно лечиться.
   Отец поставил стакан на дубовую столешницу и повертел его пальцами, глядя на то, как кусочки льда тихо покачиваются на дне.
   – Ну, допустим… – задумчиво произнес он наконец. – Допустим, ты увлекся. Бывает. Но зачем же сразу жениться? До того как я познакомился с твоей мамой, у меня было полсотни подружек.
   – И все-таки ты женился на маме.
   Отец взглянул на Алексея из-под нахмуренных бровей.
   – В ту пору мне было уже тридцать, и я умел отличать страсть от спокойного глубокого чувства, которое называют любовью. И потом, у тебя уже есть Инга. Я был уверен, что у вас с ней все серьезно.
   – Было серьезно, пока я не встретил Веру.
   Отец вскинул бровь:
   – Значит, эту шлюшку зовут Верой?
   – Следи за своими словами!
   – А ты следи за своим поведением! – рявкнул вдруг отец. – Иначе той сладкой жизни, которую я тебе обеспечил, придет конец! Бары, рестораны, ночные клубы, поездки за границу – видимо, ты забыл, из чьего кошелька оплачиваются твои удовольствия.
   – Я могу прожить и без тебя, – с холодной яростью заявил Алексей.
   – Ты? – отец тихо засмеялся и покачал головой: – Не смеши меня. Ты ничего не умеешь делать.
   – Я художник!
   – Художник, который не продал ни одной картины? Откуда ты взял, что у тебя есть талант? На мой взгляд, ты просто бездарный мазила.
   Отец отхлебнул виски.
   – В общем, так, Алексей. Ты сегодня же бросишь свою психопатку и помиришься с Ингой. Она хорошая девочка из хорошей семьи. И потом, у нас с ее отцом есть кое-какие планы на будущее. И я не позволю тебе перечеркнуть их.
   Алексей смотрел на отца задумчиво. Помолчал с полминуты, затем сказал:
   – Знаешь что, папа… Возьми ты свои планы и засунь их себе… Ну, ты знаешь, куда.
   Потом встал с кресла и зашагал к двери.
   – Мерзавец! – крикнул ему вслед отец. – Ты не получишь от меня ни копейки, пока не извинишься! Вернись! Слышишь, вернись!
   Алексей вышел из кабинета и вздрогнул от грохота. Это стакан с недопитым виски разбился о дверь. Все было кончено.
   Больше они с отцом не встречались и не разговаривали даже по телефону.
   Разглядывая спящую жену, Алексей вдруг почувствовал острое желание и едва удержался от того, чтобы не разбудить ее. Он усмехнулся сам себе. Они живут вместе почти год, а встречаются и того больше, а он все еще хочет ее. Удивительно.
   Алексей вздохнул, потом, стараясь не скрипеть пружинами, поднялся с кровати и пошел на кухню. Ему захотелось пить.

* * *

   – Не спится?
   Тенишев вздрогнул и уронил на пол пластиковую бутылку с водой.
   – Черт! – Он наклонился и поднял бутылку.
   Ольга стояла в дверях, держась одной рукой за косяк, а другой опираясь на костыль.
   – Прости, я не хотела тебя напугать.
   – Как ты сюда добралась?
   Ольга пожала плечами:
   – Дошла.
   – Но я тебя не слышал.
   – Я обмотала костыль тряпкой.
   – Зачем?
   – Чтобы не перебудить весь дом.
   Алексей поставил воду в холодильник и закрыл дверцу. Затем направился прочь из кухни, но Ольга выставила костыль и преградила ему дорогу.
   – Куда ты? – спросила она.
   – Спать.
   – А как же я? Ты ведь должен ухаживать за священной коровой. Не помнишь? Доведи меня до кровати!
   – Доковыляла сюда, доковыляешь и обратно.
   Тенишев перешагнул через костыль и хотел пройти мимо, но Ольга схватила его за руку.
   – Постой!
   Алексей поморщился.
   – Что еще?
   Пару секунд Ольга разглядывала его лицо, потом усмехнулась и проговорила, понизив голос:
   – Я видела, как ты подглядывал за мной в окно.
   Тенишев презрительно улыбнулся:
   – Деточка, у тебя галлюцинации. Обратись к психиатру.
   Он стряхнул с предплечья ее руку, но Ольга снова схватила его.
   – Ты часто за мной подглядываешь?
   – Отвали!
   – Думаю, да, – насмешливо сказала она. – Хочешь, я перестану запирать дверь в ванной?
   – Ты и так ее никогда не запираешь.
   Ольга тихо засмеялась:
   – Ты прав! Вот только откуда ты это знаешь, если не подглядываешь за мной?
   – Соседи рассказали. Когда ты моешься, у двери выстраивается очередь длиной в целый квартал.
   Он снова стряхнул ее пальцы со своей руки и двинулся к спальне.
   – Я все еще красива, правда? – громко проговорила Ольга ему вслед.
   Алексей ничего не ответил.
   – Я гораздо красивей твоей жены! Взгляни на мои ноги – разве они не совершенство?
   Алексей не удержался и оглянулся. Ольга бесстыже задрала полы шелкового халатика, обнажив ноги до самых бедер.
   – Если бы они еще и ходили, им бы цены не было, – с холодной жестокостью произнес Алексей.
   Затем отвернулся и зашагал к спальне. Он мог поклясться, что Ольга смотрит вслед с торжествующей улыбкой. Ну и черт с ней! У инвалидов свои причуды. Не стоит их обижать.
   Укладываясь в постель, Алексей хмуро сопел. Встреча с Ольгой немного выбила его из колеи. Но ничего. Надо спать. Завтра будет хороший день. И ни одна мегера не сможет его испортить.
   Уже засыпая, он на мгновение приоткрыл глаза и вдруг увидел, что покрывало, наброшенное на карниз, вот-вот упадет. Это показалось Алексею неприятным.
   Нехотя, он приподнялся и протянул руку, чтобы поправить покрывало. Однако, едва пальцы его коснулись тонкой ткани, как она тут же поползла вниз. На какое-то мгновение Тенишев испытал досаду, какую испытывает человек, когда на глазах у него что-то рушится или падает.
   Он даже дернулся вперед, чтобы подхватить покрывало на лету, но вдруг оцепенел. Голова и спина мгновенно покрылись горячим потом, а сердце, резко подпрыгнув в груди, на секунду остановилось, когда он увидел, что к окну приникло бледное женское лицо.
   Тенишев вскинул перед собой руку, как бы для защиты, и в ужасе отшатнулся. Незнакомка продолжала смотреть. Она смотрела прямо на Алексея, но, казалось, не видела его. Лицо ее было необычайно бледным. Распущенные светлые волосы лежали на плечах растрепанными прядями. Глаза девушки были расширены и полны страдания.
   Алексей глядел на нее как завороженный.
   Девушка повела глазами из стороны в сторону, словно кого-то высматривая. И вдруг бледное лицо исказилось радостно-злобной гримасой. Теперь она смотрела на Алексея и видела его. Руки – худые, известково-бледные – легко, как сквозь воду, прошли через оконное стекло, и Тенишев почувствовал ледяное прикосновение ее пальцев на своих щеках.

10

   Утро выдалось солнечным. Проснувшись, Алексей минут пять лежал в постели, тупо глядя в потолок. На душе было неспокойно. Тенишев помнил, что ему вроде бы приснился кошмарный сон, но что именно приснилось… Нет, этого он вспомнить не мог.
   Помучившись еще немного, Алексей решил махнуть на кошмар рукой и не забивать себе голову всякой чепухой. Встав с кровати, позвонил Вере, но она не взяла трубку. Алексей повторил набор, но вновь безрезультатно.
   Тогда, поставив на проигрыватель пластинку Луи Армстронга, а на конфорку плиты – кофеварку, он забрался в душ и с наслаждением постоял под струями горячей воды. Потом выкурил пару сигарет, выпил кофе, быстро оделся, прихватил холст и мольберт и вышел на улицу.
   Обычно он не работал на пленэре. Да что там – обычно он не писал с натуры! Все, что Алексей Тенишев запечатлевал на холсте, было порождением его собственного буйного воображения. Но сейчас что-то так и потянуло Алексея из дома. То ли свет был очень хорош, то ли ему захотелось вдохнуть свежего воздуха. А может быть, он просто не хотел пересекаться на кухне с Ольгой, которая, по своему обыкновению, спала до полудня. Черт его знает, почему, но сидеть в четырех стенах в этот день Тенишев не мог.
   На улице было прохладно и солнечно. Закинув мольберт на плечо, он закурил и с сигаретой во рту зашагал по неширокой тропинке, держа путь в дубовую рощу. Ощущения у Алексея были странные. Он как будто что-то забыл, а теперь пытался вспомнить и почти вспоминал, но в самый последний момент воспоминание ускользало от него, как вода, которая по пути к лицу просочилась из пригоршни сквозь неплотно сжатые пальцы. Алексей не мог определить, хорошее это было воспоминание или плохое. Оно было тревожным, и от него остался неприятный осадок в душе.
   Тенишев был рассеян, даже сигарета никак не помогала ему сосредоточиться. Внезапно Алексей обнаружил, что размышления завели его гораздо дальше, чем он рассчитывал. Причем в буквальном смысле – он вдруг понял, что дошел до самого болота.
   Алексей остановился и огляделся. Славное местечко. Вокруг полно деревьев, впереди густой кустарник. Сразу за ним – болото. Пожалуй, здесь стоит установить мольберт.
   Тенишев вдохнул прохладный, пропахший грибами воздух, улыбнулся и снял с плеча мольберт.
   Итак, с чего начать? Он так давно не писал с натуры, что забыл, как это делается. Вон там, возле кустарника, растет зеленая ель. Как она сюда попала? Непонятно. Но выглядит живописно. Вот ее и нарисуем…
   И Тенишев приступил к работе. Писать на пленэре было чертовски приятно. Свежий воздух бодрил не меньше крепкого кофе. Естественные формы и ровный цвет радовали глаз. Увлекаясь все больше и больше, Алексей поймал себя на том, что испытывает непонятное волнение.
   Он работал быстро, как будто боялся, что вдохновение покинет его и набросок останется незавершенным. Глаза фиксировали композиционные особенности и цвета, рука переносила их на холст, а в душе поднималось ликование. Ликование особого рода – с тонким, едва различимым привкусом тоски. Оно было похоже на ностальгию по чему-то прекрасному, но невозвратно минувшему. По тому, что уже никогда не повторится.
   Тенишев на минуту остановился, чуть отошел от мольберта и взглянул на холст оценивающе.
   – Шишкин и Саврасов отдыхают, – сказал с усмешкой. – Еще немного, и мне понравится работать в реалистичной манере.
   Он поднял кисть и продолжил работу.
   Блаженство не проходило, но тоска – с каждой минутой, от мазка к мазку – становилась все острее. Тенишев вдруг стал нервничать. Он понял, что в композиции чего-то недостает. Какой-то фигуры, светлого пятна, которое могло бы освежить ровную, сдержанную палитру картины, вдохнуть в нее жизнь.
   Он уже стал отчаиваться, когда вдруг, взглянув в очередной раз на ель и кустарник, увидел, что возле ели кто-то стоит. Нет, не кто-то, а молодая женщина в светлом платье, с бледным худым лицом и распущенными волосами.
   Сердце Алексея наполнилось восторгом. Вот то, чего недоставало картине!
   – Добрый день! – крикнул он, продолжая работать. – Не могли бы вы постоять немного на месте?
   Женщина чуть двинулась, и он поспешно проговорил:
   – Нет-нет, там, где стоите! Спасибо!
   Спеша запечатлеть незнакомку, Тенишев писал быстро и был до того увлечен работой, что не дал себе труда задуматься: откуда женщина взялась? Здесь, среди болот, в легком платье осенью… Он словно бы воспринял ее появление как должное. Художнику понадобилась центральная фигура композиции – и она тут же возникла. Что это, если не Божье провидение?
   Бросая на лицо незнакомки внимательные взгляды и споро работая кистью, Алексей вновь заговорил:
   – Я видел вас вчера вечером неподалеку от нашего дома. Любите поздние прогулки?
   Женщина не ответила.
   – Не хотите говорить об этом? – снова сказал Алексей. – Ладно, не надо.
   Работа захватывала его все больше.
   – Еще немного… – бормотал он взволнованно. – Не уходите, прошу вас, вы так прекрасно освещены! Еще несколько минут! Отличное освещение… Ваша фигура украсит картину… Вы чья-то жена? Или дочь?
   Женщина продолжала молчать. И тогда Тенишев оставил попытки заговорить с ней. Его глаза сверкали, на лбу выступил пот. Он писал как одержимый, и работа близилась к завершению с удивительной быстротой. Однако внезапное происшествие помешало Алексею закончить картину.