Страница:
– Колдун, а колдун? – снова заговорил парень.
Глеб вздрогнул и открыл глаза.
– Чего тебе?
– А что ты тут делаешь?
– Отдыхаю, – мрачно ответил Глеб. – Приехал на пикник, но отстал от группы. Слушай... как тебя... Васька... ты здесь случайно не видел старика в ватнике?
– Нет, не видал. В Гиблое место мало кто ходит. – Васька вздохнул и огляделся. – Много народу тут померло. Кто оборотню в зубы попал, а кого упыри слопали.
– Упыри?
Васька кивнул. Затем опасливо покосился на каменную межу, вокруг которой были навален бурелом, образовывавший невысокую стену, перевел взгляд на клонящееся к закату солнце и сказал:
– Упырю нужна живая плоть. Не найдет, заживо сгниет.
Глеб усмехнулся. Веселый парень этот Васька Ольха. Может, он тоже отведал грибов?
– А откуда они взялись, эти упыри? – поинтересовался шутки ради Глеб.
– Известно откуда. Помрешь за межой – сам в упыря превратишься. Будешь бродить по лесу вонючим шатуном и за межу рваться. Иногда это у них получается.
– Что получается?
– За межу прорваться. Тогда они по деревням да селам шалят.
В висках у Орлова снова заломило. Он поморщился и машинально достал из маленького кармашка рюкзака жевательную резинку. Хотел сунуть в рот, но вспомнил о правилах приличия и протянул одну подушечку Ваське.
– Будешь?
– Чего это?
– «Орбит». Со вкусом арбуза.
Орлов положил на мозолистую ладонь парня белую подушечку. Васька внимательно подушечку осмотрел, понюхал, потрогал пальцем и только после этого сунул в рот. Конопатое лицо парня осветилось, словно внутри его черепа кто-то включил лампочку.
– О-ох... – восторженно выдохнул Васька. – Вкуснотища-то какая! – Кадык парня дернулся, и он вновь взглянул на Глеба: – Есть еще?
– Ты что, проглотил?
– Ну.
Глеб удивленно хмыкнул.
– Ну, держи. Только это последняя.
Васька отправил в рот еще одну подушечку «Орбита» и блаженно прикрыл глаза.
Внезапно в похмельную голову Глебу пришла неприятная мысль.
– Слушай-ка, Васька... Ты сказал, что это Гиблое место.
– Ну да. Про то все ведают!
– А если оно гиблое, то какого черта мы здесь сидим? Здесь ведь опасно?
Васька усмехнулся и помотал вихрастой головой.
– Опасно, да не очень. Упыри неповоротливы. А волколаки и ночью-то редко за межу выходят, а днем и подавно нос не высунут.
– Волколаки? – Орлов кисло улыбнулся. «Точно грибы, – с тоской подумал он. – И какого хрена я их ел?»
– А ты сам-то что здесь делаешь? – спросил он у парня.
– Я-то?.. – Парень стушевался. – А заблудился я. По грибы пошел да и заблудился.
– А грибы твои где?
– Грибы? Да потерял.
Васька явно врал. Но допытываться до правды Глеб не собирался. Если парень врет, значит, у него есть на то свои причины.
– А ты что про меня подумал? – спросил вдруг Васька, опасливо вглядываясь в лицо Глеба. – Что я добытчик? Так ты не думай. Я бурую пыль всего два раза-то и видел. И только в блажном доме.
Глеб ничего не понял в этой абракадабре и лишь поморщился.
Тем временем Васька Ольха извлек откуда-то из-под зада котомку и стал в ней рыться.
– Разделишь со мною трапезу, колдун? – поинтересовался он, вытаскивая из котомки что-то, завернутое в просаленную тряпицу.
При упоминании о еде в желудке у Орлова заурчало.
– Да... – ответил Глеб неуверенно. – Наверное.
Васька разложил тряпицу, и Глеб увидел небольшой кусочек сала, вывалянный в соли.
– Сало?
Васька кивнул.
– Ну! Тетка Яронега солила! А к нему у меня хлебушек есть. Да и луковицей дух запечный не обнес.
У Глеба вдруг свело желудок от голода. Он увидел рядом с куском сала берестяной туесочек и спросил:
– А там у тебя что?
Васька открыл туесок и вытряхнул на тряпицу несколько жареных тушек со скрюченными лапками. Орлов наморщил лоб и брезгливо оттопырил губу.
Васька придвинул к Глебу одну тушку и улыбнулся.
– Угощайся, колдун, не побрезгуй.
– Это крысы?
– Что ты! Я не домовой, чтобы крыс жрать. Это земляные жабы. Я их сам в выгребной яме наловил.
Он сунул обжаренное тельце жабы в рот и с хрустом откусил ей голову.
– Мы их специально в яме разводим, – объяснил Васька Ольха с набитым ртом. – Тетка Яронега их летом в золе коптит да на солнце сушит, а зимой односельчанам продает. По денежке за штуку. Ты ешь-ешь, не смущайся! У меня еще много!
Глеб поморщился. В лицо ему вдруг пахнуло холодным ветром, и по траве пробежал шелест, похожий на шепот.
Глеб заметил, что Васька напрягся.
– Знаешь, чужеземец... – тихо проговорил он. – Пора нам отсюда убираться.
– А что слу...
– Тихо! – хрипло выдохнул парень и напряженно на что-то уставился.
От этого его взгляда Глебу сделалось не по себе. Лицо Васьки застыло, пальцы сжали котомку так сильно, что у него побелели костяшки пальцев.
– Духи лесные, защитите от напасти, – взволнованно прошептал парень, глядя куда-то за межу. – Не дайте сгинуть во цвете лет...
Глеб проследил за его взглядом. В высокой траве кто-то был. Глебу даже показалось, что он слышит тихое рычание. Может быть, это бродячие собаки? Бабка Глеба жила в селе, и осенью по лесам бегало много бродячих собак, которые остались после закрытия лагерей и пансионатов. Видимо, здесь то же самое.
При мысли об одичавших собаках под ложечкой у Орлова засосало. Бродячих собак он не любил и побаивался.
– Что ты там увидел? – спросил Глеб, невольно перейдя на шепот.
– Кажись, оборотни... – прошептал в ответ Васька, и от его замогильного шепота по спине Глеба пробежали мурашки.
Глеб отчетливо увидел, как две темные морды поднялись из травы. Глеб не смог их хорошенько разглядеть – мешала трава. Да и высунулись они лишь на пару секунд.
– Они нас не видят?
– Видят, но плохо. Их дневной свет слепит. Заметили! – воскликнул вдруг Васька и дернул рукой.
Глеб с изумлением увидел в правой руке парня короткий меч.
Твари, скользя в высокой траве, медленно приближались. Васька заклацал зубами. Его бил нервный озноб. Страх парня невольно передался и Глебу. Он протянул руку и поднял с земли кожаный чехол с ружьем. Глеб не помнил, откуда взялось это ружье, но в данных обстоятельствах это не имело значения. Главное, чтобы оно было исправным. В оружии Орлов худо-бедно разбирался и, вынув ружье из чехла, сразу сообразил, что держит в руках самозарядку. В магазине – пять патронов 12-го калибра. С таким стволом можно и повоевать!
Звери подобрались настолько близко, что Глеб слышал их рычание вполне отчетливо. Вдруг трава качнулась, и он увидел, как что-то темное бросилось к ним из травы.
Глеб вскинул ружье и нажал на спуск. Громыхнул выстрел. Сердце Глеба судорожно и быстро забилось, а к горлу подкатил тошнотворный комок.
Держа ружье в дрожащих руках, Глеб глянул на Ваську. Тот, с ужасом глядя на ружье, попятился. Затем быстро обмахнул себя рукой, будто перекрестился, и пробормотал:
– От погибели одичан, от напасти двойчан! Жижей болотной заклинаю – защити, дух лесной!
Глеб хотел усмехнуться, но у него не хватило на усмешку ни сил, ни храбрости.
– Кончай причитать, – сказал он. – Какой, к черту, дух? Лучше пойдем посмотрим – кажется, одного пса я завалил.
Глеб, превозмогая страх, первым зашагал к меже.
То, что Глеб увидел в траве, заставило его содрогнуться от ужаса и отвращения. Пес, пегий, с клочковатой шерстью, смрадно пахнущий, был убит наповал. До сих пор Глеб был уверен, что в природе не существует собак крупнее, чем раскормленные московские бродячие псы, однако этот пес был так огромен, что самый мощный ротвейлер рядом с ним показался бы щенком. Глеб хотел что-то сказать, но вдруг по листве пробежал резкий порыв ветра и Васька хрипло крикнул:
– Бежим!
Глеб увидел, что от деревьев по траве заскользила черная тень. Она надвигалась так стремительно, как это бывает только в кино, при ускоренной съемке. Глеб инстинктивно отскочил в сторону. В ту же секунду труп убитого пса взлетел в воздух и с отвратительным звуком разорвался на куски, осыпав траву дождем кровавых ошметков.
Что-то рвануло Глеба за щиколотку, и он рухнул лицом в траву. А в следующее мгновение Глеб взвыл от ужаса, потому что какая-то могучая, непреодолимая сила стремительно поволокла его к чащобе.
– Васька! – отчаянно заорал Глеб. – Васька, помоги!
Он видел, что парень остановился и обернулся. Видел его перекошенное от ужаса лицо. В левой руке Васьки появилось что-то вроде короткой деревянной палки. Конец палки тускло замерцал, как мерцают гнилушки, и вдруг вспыхнул, подобно бенгальскому огню, и ослепительная волна света побежала от него во все стороны, словно рябь от брошенного в воду камня.
На несколько мгновений Орлов ослеп. По тому, как разжался ледяной жгут, обвивающий его ногу, Глеб понял, что тварь отпустила его. Когда он снова обрел способность видеть, Васька стоял рядом.
– Бежим! – крикнул парень и, схватив Глеба за шиворот, рывком поднял его на ноги. – Быстро!
Секунду спустя Глеб бежал вслед за Васькой, все еще оглушенный и сбитый с толку. Перед глазами все мелькало и перестало мелькать, лишь когда они остановились, отбежав от каменных столбов метров на пятьдесят.
– Что... – хрипло проговорил Глеб, морщась от боли в груди и пытаясь отдышаться. – Что это было?
По лесу пронесся хохот, и хохот этот был столь страшен, что сердце в груди Глеба заколотилось, как пойманная птица, а по спине пробежал озноб. Лицо Васьки Ольхи потемнело.
– Надей сказал, что кто-то идет за нами, – тихо пробормотал парень. – Может, это тот, о ком он говорил?
Глеб болезненно поморщился.
– Слушай... – с болью и дрожью в голосе проговорил он. – Где я, а? Объясни ты мне толком, куда я попал?
Вместо ответа Васька посмотрел на небо, нахмурился и сказал:
– Пора нам отсюда уходить, колдун. До града княжьего далеко, а через пару часов начнет темнеть. – Васька перевел взгляд на Глеба, всмотрелся в его лицо и вдруг спросил: – Ты хоть помнишь, на чем сюда добрался?
Глеб усмехнулся и с горечью ответил:
– Видимо, на метле.
– Ясно. У меня тут недалеко лодка. По Лызьве не получится, течение вспятное, но рядышком есть широкий ручей. Чуть менее реки, зато волна несется – быстрее птицы. Это самый короткий путь, но ведет он лишь в одну сторону, потому что проходит меж скал и непроходимых болот. – Васька поднял с травы котомку и забросил ее на плечо. – Ну что, идем?
Глеб кивнул.
– Идем.
Он поднялся с травы и хотел отряхнуть джинсы, но вдруг замер на месте с оцепенелым лицом.
– Ты чего? – удивился Ольха.
Губы Глеба дрогнули.
– Я все вспомнил! – взволнованно проговорил он.
– Что вспомнил?
– Это аномальная зона! Я пришел сюда с проводником Бахтияром! А направил меня сюда редактор Турук! Понимаешь?
Васька нахмурился и качнул головой.
– Нет. Не понимаю.
Глеб прижал ладонь к холодному лбу.
– Черт... Если я здесь, в аномальной зоне, то... Где тогда Бахтияр и его палатка?
Васька облизнул толстые губы и растерянно проговорил:
– Прости, чужеземец, я не понимаю твоих слов.
– Ночью была гроза, – объяснил Глеб. – Молния ударила в дерево. Понимаешь?
– Да, – отозвался парень, – гроза была.
– Вот видишь! – обрадовался Глеб. – Но почему Бахтияр бросил меня? И почему меня никто не ищет?
Васька обдумал его слова, рассеянно пожал плечами, глянул на небо и сказал:
– Солнце клонится к западу. Нам надо спешить. Хотя... если хочешь – оставайся.
– Здесь? – Глеб испуганно огляделся и передернул плечами. – Да ни в жизнь!
– Тогда пошли. Время не ждет.
4
5
Глеб вздрогнул и открыл глаза.
– Чего тебе?
– А что ты тут делаешь?
– Отдыхаю, – мрачно ответил Глеб. – Приехал на пикник, но отстал от группы. Слушай... как тебя... Васька... ты здесь случайно не видел старика в ватнике?
– Нет, не видал. В Гиблое место мало кто ходит. – Васька вздохнул и огляделся. – Много народу тут померло. Кто оборотню в зубы попал, а кого упыри слопали.
– Упыри?
Васька кивнул. Затем опасливо покосился на каменную межу, вокруг которой были навален бурелом, образовывавший невысокую стену, перевел взгляд на клонящееся к закату солнце и сказал:
– Упырю нужна живая плоть. Не найдет, заживо сгниет.
Глеб усмехнулся. Веселый парень этот Васька Ольха. Может, он тоже отведал грибов?
– А откуда они взялись, эти упыри? – поинтересовался шутки ради Глеб.
– Известно откуда. Помрешь за межой – сам в упыря превратишься. Будешь бродить по лесу вонючим шатуном и за межу рваться. Иногда это у них получается.
– Что получается?
– За межу прорваться. Тогда они по деревням да селам шалят.
В висках у Орлова снова заломило. Он поморщился и машинально достал из маленького кармашка рюкзака жевательную резинку. Хотел сунуть в рот, но вспомнил о правилах приличия и протянул одну подушечку Ваське.
– Будешь?
– Чего это?
– «Орбит». Со вкусом арбуза.
Орлов положил на мозолистую ладонь парня белую подушечку. Васька внимательно подушечку осмотрел, понюхал, потрогал пальцем и только после этого сунул в рот. Конопатое лицо парня осветилось, словно внутри его черепа кто-то включил лампочку.
– О-ох... – восторженно выдохнул Васька. – Вкуснотища-то какая! – Кадык парня дернулся, и он вновь взглянул на Глеба: – Есть еще?
– Ты что, проглотил?
– Ну.
Глеб удивленно хмыкнул.
– Ну, держи. Только это последняя.
Васька отправил в рот еще одну подушечку «Орбита» и блаженно прикрыл глаза.
Внезапно в похмельную голову Глебу пришла неприятная мысль.
– Слушай-ка, Васька... Ты сказал, что это Гиблое место.
– Ну да. Про то все ведают!
– А если оно гиблое, то какого черта мы здесь сидим? Здесь ведь опасно?
Васька усмехнулся и помотал вихрастой головой.
– Опасно, да не очень. Упыри неповоротливы. А волколаки и ночью-то редко за межу выходят, а днем и подавно нос не высунут.
– Волколаки? – Орлов кисло улыбнулся. «Точно грибы, – с тоской подумал он. – И какого хрена я их ел?»
– А ты сам-то что здесь делаешь? – спросил он у парня.
– Я-то?.. – Парень стушевался. – А заблудился я. По грибы пошел да и заблудился.
– А грибы твои где?
– Грибы? Да потерял.
Васька явно врал. Но допытываться до правды Глеб не собирался. Если парень врет, значит, у него есть на то свои причины.
– А ты что про меня подумал? – спросил вдруг Васька, опасливо вглядываясь в лицо Глеба. – Что я добытчик? Так ты не думай. Я бурую пыль всего два раза-то и видел. И только в блажном доме.
Глеб ничего не понял в этой абракадабре и лишь поморщился.
Тем временем Васька Ольха извлек откуда-то из-под зада котомку и стал в ней рыться.
– Разделишь со мною трапезу, колдун? – поинтересовался он, вытаскивая из котомки что-то, завернутое в просаленную тряпицу.
При упоминании о еде в желудке у Орлова заурчало.
– Да... – ответил Глеб неуверенно. – Наверное.
Васька разложил тряпицу, и Глеб увидел небольшой кусочек сала, вывалянный в соли.
– Сало?
Васька кивнул.
– Ну! Тетка Яронега солила! А к нему у меня хлебушек есть. Да и луковицей дух запечный не обнес.
У Глеба вдруг свело желудок от голода. Он увидел рядом с куском сала берестяной туесочек и спросил:
– А там у тебя что?
Васька открыл туесок и вытряхнул на тряпицу несколько жареных тушек со скрюченными лапками. Орлов наморщил лоб и брезгливо оттопырил губу.
Васька придвинул к Глебу одну тушку и улыбнулся.
– Угощайся, колдун, не побрезгуй.
– Это крысы?
– Что ты! Я не домовой, чтобы крыс жрать. Это земляные жабы. Я их сам в выгребной яме наловил.
Он сунул обжаренное тельце жабы в рот и с хрустом откусил ей голову.
– Мы их специально в яме разводим, – объяснил Васька Ольха с набитым ртом. – Тетка Яронега их летом в золе коптит да на солнце сушит, а зимой односельчанам продает. По денежке за штуку. Ты ешь-ешь, не смущайся! У меня еще много!
Глеб поморщился. В лицо ему вдруг пахнуло холодным ветром, и по траве пробежал шелест, похожий на шепот.
Глеб заметил, что Васька напрягся.
– Знаешь, чужеземец... – тихо проговорил он. – Пора нам отсюда убираться.
– А что слу...
– Тихо! – хрипло выдохнул парень и напряженно на что-то уставился.
От этого его взгляда Глебу сделалось не по себе. Лицо Васьки застыло, пальцы сжали котомку так сильно, что у него побелели костяшки пальцев.
– Духи лесные, защитите от напасти, – взволнованно прошептал парень, глядя куда-то за межу. – Не дайте сгинуть во цвете лет...
Глеб проследил за его взглядом. В высокой траве кто-то был. Глебу даже показалось, что он слышит тихое рычание. Может быть, это бродячие собаки? Бабка Глеба жила в селе, и осенью по лесам бегало много бродячих собак, которые остались после закрытия лагерей и пансионатов. Видимо, здесь то же самое.
При мысли об одичавших собаках под ложечкой у Орлова засосало. Бродячих собак он не любил и побаивался.
– Что ты там увидел? – спросил Глеб, невольно перейдя на шепот.
– Кажись, оборотни... – прошептал в ответ Васька, и от его замогильного шепота по спине Глеба пробежали мурашки.
Глеб отчетливо увидел, как две темные морды поднялись из травы. Глеб не смог их хорошенько разглядеть – мешала трава. Да и высунулись они лишь на пару секунд.
– Они нас не видят?
– Видят, но плохо. Их дневной свет слепит. Заметили! – воскликнул вдруг Васька и дернул рукой.
Глеб с изумлением увидел в правой руке парня короткий меч.
Твари, скользя в высокой траве, медленно приближались. Васька заклацал зубами. Его бил нервный озноб. Страх парня невольно передался и Глебу. Он протянул руку и поднял с земли кожаный чехол с ружьем. Глеб не помнил, откуда взялось это ружье, но в данных обстоятельствах это не имело значения. Главное, чтобы оно было исправным. В оружии Орлов худо-бедно разбирался и, вынув ружье из чехла, сразу сообразил, что держит в руках самозарядку. В магазине – пять патронов 12-го калибра. С таким стволом можно и повоевать!
Звери подобрались настолько близко, что Глеб слышал их рычание вполне отчетливо. Вдруг трава качнулась, и он увидел, как что-то темное бросилось к ним из травы.
Глеб вскинул ружье и нажал на спуск. Громыхнул выстрел. Сердце Глеба судорожно и быстро забилось, а к горлу подкатил тошнотворный комок.
Держа ружье в дрожащих руках, Глеб глянул на Ваську. Тот, с ужасом глядя на ружье, попятился. Затем быстро обмахнул себя рукой, будто перекрестился, и пробормотал:
– От погибели одичан, от напасти двойчан! Жижей болотной заклинаю – защити, дух лесной!
Глеб хотел усмехнуться, но у него не хватило на усмешку ни сил, ни храбрости.
– Кончай причитать, – сказал он. – Какой, к черту, дух? Лучше пойдем посмотрим – кажется, одного пса я завалил.
Глеб, превозмогая страх, первым зашагал к меже.
То, что Глеб увидел в траве, заставило его содрогнуться от ужаса и отвращения. Пес, пегий, с клочковатой шерстью, смрадно пахнущий, был убит наповал. До сих пор Глеб был уверен, что в природе не существует собак крупнее, чем раскормленные московские бродячие псы, однако этот пес был так огромен, что самый мощный ротвейлер рядом с ним показался бы щенком. Глеб хотел что-то сказать, но вдруг по листве пробежал резкий порыв ветра и Васька хрипло крикнул:
– Бежим!
Глеб увидел, что от деревьев по траве заскользила черная тень. Она надвигалась так стремительно, как это бывает только в кино, при ускоренной съемке. Глеб инстинктивно отскочил в сторону. В ту же секунду труп убитого пса взлетел в воздух и с отвратительным звуком разорвался на куски, осыпав траву дождем кровавых ошметков.
Что-то рвануло Глеба за щиколотку, и он рухнул лицом в траву. А в следующее мгновение Глеб взвыл от ужаса, потому что какая-то могучая, непреодолимая сила стремительно поволокла его к чащобе.
– Васька! – отчаянно заорал Глеб. – Васька, помоги!
Он видел, что парень остановился и обернулся. Видел его перекошенное от ужаса лицо. В левой руке Васьки появилось что-то вроде короткой деревянной палки. Конец палки тускло замерцал, как мерцают гнилушки, и вдруг вспыхнул, подобно бенгальскому огню, и ослепительная волна света побежала от него во все стороны, словно рябь от брошенного в воду камня.
На несколько мгновений Орлов ослеп. По тому, как разжался ледяной жгут, обвивающий его ногу, Глеб понял, что тварь отпустила его. Когда он снова обрел способность видеть, Васька стоял рядом.
– Бежим! – крикнул парень и, схватив Глеба за шиворот, рывком поднял его на ноги. – Быстро!
Секунду спустя Глеб бежал вслед за Васькой, все еще оглушенный и сбитый с толку. Перед глазами все мелькало и перестало мелькать, лишь когда они остановились, отбежав от каменных столбов метров на пятьдесят.
– Что... – хрипло проговорил Глеб, морщась от боли в груди и пытаясь отдышаться. – Что это было?
По лесу пронесся хохот, и хохот этот был столь страшен, что сердце в груди Глеба заколотилось, как пойманная птица, а по спине пробежал озноб. Лицо Васьки Ольхи потемнело.
– Надей сказал, что кто-то идет за нами, – тихо пробормотал парень. – Может, это тот, о ком он говорил?
Глеб болезненно поморщился.
– Слушай... – с болью и дрожью в голосе проговорил он. – Где я, а? Объясни ты мне толком, куда я попал?
Вместо ответа Васька посмотрел на небо, нахмурился и сказал:
– Пора нам отсюда уходить, колдун. До града княжьего далеко, а через пару часов начнет темнеть. – Васька перевел взгляд на Глеба, всмотрелся в его лицо и вдруг спросил: – Ты хоть помнишь, на чем сюда добрался?
Глеб усмехнулся и с горечью ответил:
– Видимо, на метле.
– Ясно. У меня тут недалеко лодка. По Лызьве не получится, течение вспятное, но рядышком есть широкий ручей. Чуть менее реки, зато волна несется – быстрее птицы. Это самый короткий путь, но ведет он лишь в одну сторону, потому что проходит меж скал и непроходимых болот. – Васька поднял с травы котомку и забросил ее на плечо. – Ну что, идем?
Глеб кивнул.
– Идем.
Он поднялся с травы и хотел отряхнуть джинсы, но вдруг замер на месте с оцепенелым лицом.
– Ты чего? – удивился Ольха.
Губы Глеба дрогнули.
– Я все вспомнил! – взволнованно проговорил он.
– Что вспомнил?
– Это аномальная зона! Я пришел сюда с проводником Бахтияром! А направил меня сюда редактор Турук! Понимаешь?
Васька нахмурился и качнул головой.
– Нет. Не понимаю.
Глеб прижал ладонь к холодному лбу.
– Черт... Если я здесь, в аномальной зоне, то... Где тогда Бахтияр и его палатка?
Васька облизнул толстые губы и растерянно проговорил:
– Прости, чужеземец, я не понимаю твоих слов.
– Ночью была гроза, – объяснил Глеб. – Молния ударила в дерево. Понимаешь?
– Да, – отозвался парень, – гроза была.
– Вот видишь! – обрадовался Глеб. – Но почему Бахтияр бросил меня? И почему меня никто не ищет?
Васька обдумал его слова, рассеянно пожал плечами, глянул на небо и сказал:
– Солнце клонится к западу. Нам надо спешить. Хотя... если хочешь – оставайся.
– Здесь? – Глеб испуганно огляделся и передернул плечами. – Да ни в жизнь!
– Тогда пошли. Время не ждет.
4
Лодка оказалась жутко узкой и неудобной. Глеба, однако, это не слишком-то беспокоило. Беспокоило и пугало его другое. А именно – странность происходящего.
Теперь у него было время все тщательно обдумать.
Парень с волшебной гнилушкой в руках, мертвый оборотень, голодная тень, разорвавшая оборотня на куски и едва не утащившая Глеба в чащу... Ужас, который испытывал Васька перед ружьем... Ясно лишь одно: в реальности ничего этого быть не может. Не может, и все тут.
«Что происходит?» – в который уже раз спрашивал себя Глеб. На этот вопрос было всего два варианта ответа. Первый – Глеб Орлов, модный журналист, дебошир и бабник, сошел с ума. Значит, все, что он видел и видит, – это никакая не реальность, а всего лишь его галлюцинации.
Второй вариант – все это действительно происходит. И тогда слова профессора Земцова о странных смещениях пространства и времени в аномальной зоне обретают смысл. То есть... Он попал в прошлое.
Но насколько далекое это прошлое?
– Слышь, друг... А какой сейчас год?
– Двадцать пятый, ежели считать от Большого пожара в Белом Яру.
– А если считать от Рождества Христова?
– Как это?
– Не понимаешь? Ты не знаешь, кто такой Иисус Христос?
– А, ты про Иисуса, – понял Васька. – Это бог, в которого верят греки да болгары, и он все время плачет.
– А ты в него веришь?
Васька пожал плечами:
– Да на что он мне? Тетка Яронега сказывала, что Иисус чужой бог. А у нас и своих богов полно.
Глеб нахмурился. Плохо дело. Самые мрачные его догадки подтверждались. Поверить в то, что он реально попал в далекое прошлое, было сложно. Но еще сложнее было поверить в собственное сумасшествие. Галлюцинации не бывают такими яркими и убедительными. Деревья, трава, вода... Все это настоящее. И тварь, которую он убил у межи, тоже настоящая. К тому же он неплохо себя чувствует. Разве больной человек может себя хорошо чувствовать?
– Слышь, Васька? – снова окликнул он парня.
– Чегось? – отозвался тот.
– Я похож на безумца?
– Ты? – Парень вгляделся в лицо Глеба и покачал головой: – Не. Я видал безумцев, они не такие. Был у нас в деревне один безумец, Пузейка Рыжий, так он даже в лютый мороз голым бегал. И тараканов в рот запихивал. Ты не такой.
– Это верно, – согласился Глеб и вздохнул. – До тараканов пока дело не дошло. Послушай-ка, Василий... а в какой стране ты живешь?
– Ась?
– Живешь, говорю, где?
Васька улыбнулся:
– Где и все, в Хлынь-граде.
– Хлынь? – Глеб наморщил лоб, пытаясь припомнить, где он встречал это название. Что-то такое мелькало в подкорке, но толком вспомнить не удалось. Тогда Глеб продолжил допрос: – Васька, а этот твой Хлынь, он большой город?
– Немалый. Тут сам князь живет, посему и княжество наше Хлынским зовется.
– Хлынское княжество, – задумчиво проговорил Глеб. – Что-то я такого не... А какие княжества его окружают?
– Известно какие. Есть Кривичское, есть Радимичское, есть Голядь, а есть махонькое Пригорное... Разные. Иные и на княжества-то не похожи. Так, одно название. А ты почему спрашиваешь?
Глеб снова задумался. Наряду с известными названиями княжеств в Васькином перечне были и совершенно незнакомые. Может быть, Глеб попал в эпоху, когда формирование княжеств только началось?
Орлов вздохнул: черт его знает. Но, как бы то ни было, если он действительно каким-то невероятным образом попал в прошлое, то нужно расценивать это не как беду, а как невероятный шанс, который послала ему судьба.
Ну а если это сумасшествие... что ж, когда-нибудь галлюцинации пройдут, и он увидит перед собой белые халаты врачей. А покуда этого не случилось, нужно верить собственным глазам.
«Пусть будет, что будет», – подумал Глеб. А потом повторил это вслух:
– Пусть будет, что будет.
Эта простая фраза помогла ему успокоиться, но жутковатый осадок в душе остался. Во всем происходящем – будь то психическое расстройство или перемещение во времени, о котором говорил профессор Земцов, – было что-то патологическое, неправильное. И ощущение этой неправильности действовало на Глеба угнетающе.
– Васька! – снова окликнул он.
– Чего?
– Твое имя – оно ведь не славянское?
– Не славянское, – подтвердил парень. – У нас таких много. То еще при дедах наших случилось. Пришли к нам знающие грамоте люди из Македонской Булгарии. Подружились они с нашими властителями, буквам глаголицы их обучили. В их честь наши властители детишек своих нарекли. А там и прочие подхватили. И пошло-поехало. Дурное дело нехитрое, – заключил Васька.
– Погоди... – Глеб напряг память. – Скажи-ка, эти гости были христиане?
– Ну.
– Если не ошибаюсь, в Болгарии христианство приняли в девятом веке. А на Руси – в десятом. Значит, мы сейчас... где-то посередине? Уф-ф... – Глеб вспотел. – Бред какой-то. Этого не может быть.
– Чего не может-то? – не понял Васька.
– Пару дней назад я пил виски и болтал по телефону с Катькой Корольковой. А сегодня сижу в допотопной лодке с парнем, обутым в дырявые сапоги.
Васька обиженно просопел:
– Теперь тебе и ичиги мои не угодили. Вот погоди, разбогатею – куплю себе десять пар яловых сапог! Вот тогда и посмотришь, каким гоголем Васька Ольха ходить может!
Васька насупленно отвернулся и более на Глеба не смотрел.
Теперь у него было время все тщательно обдумать.
Парень с волшебной гнилушкой в руках, мертвый оборотень, голодная тень, разорвавшая оборотня на куски и едва не утащившая Глеба в чащу... Ужас, который испытывал Васька перед ружьем... Ясно лишь одно: в реальности ничего этого быть не может. Не может, и все тут.
«Что происходит?» – в который уже раз спрашивал себя Глеб. На этот вопрос было всего два варианта ответа. Первый – Глеб Орлов, модный журналист, дебошир и бабник, сошел с ума. Значит, все, что он видел и видит, – это никакая не реальность, а всего лишь его галлюцинации.
Второй вариант – все это действительно происходит. И тогда слова профессора Земцова о странных смещениях пространства и времени в аномальной зоне обретают смысл. То есть... Он попал в прошлое.
Но насколько далекое это прошлое?
– Слышь, друг... А какой сейчас год?
– Двадцать пятый, ежели считать от Большого пожара в Белом Яру.
– А если считать от Рождества Христова?
– Как это?
– Не понимаешь? Ты не знаешь, кто такой Иисус Христос?
– А, ты про Иисуса, – понял Васька. – Это бог, в которого верят греки да болгары, и он все время плачет.
– А ты в него веришь?
Васька пожал плечами:
– Да на что он мне? Тетка Яронега сказывала, что Иисус чужой бог. А у нас и своих богов полно.
Глеб нахмурился. Плохо дело. Самые мрачные его догадки подтверждались. Поверить в то, что он реально попал в далекое прошлое, было сложно. Но еще сложнее было поверить в собственное сумасшествие. Галлюцинации не бывают такими яркими и убедительными. Деревья, трава, вода... Все это настоящее. И тварь, которую он убил у межи, тоже настоящая. К тому же он неплохо себя чувствует. Разве больной человек может себя хорошо чувствовать?
– Слышь, Васька? – снова окликнул он парня.
– Чегось? – отозвался тот.
– Я похож на безумца?
– Ты? – Парень вгляделся в лицо Глеба и покачал головой: – Не. Я видал безумцев, они не такие. Был у нас в деревне один безумец, Пузейка Рыжий, так он даже в лютый мороз голым бегал. И тараканов в рот запихивал. Ты не такой.
– Это верно, – согласился Глеб и вздохнул. – До тараканов пока дело не дошло. Послушай-ка, Василий... а в какой стране ты живешь?
– Ась?
– Живешь, говорю, где?
Васька улыбнулся:
– Где и все, в Хлынь-граде.
– Хлынь? – Глеб наморщил лоб, пытаясь припомнить, где он встречал это название. Что-то такое мелькало в подкорке, но толком вспомнить не удалось. Тогда Глеб продолжил допрос: – Васька, а этот твой Хлынь, он большой город?
– Немалый. Тут сам князь живет, посему и княжество наше Хлынским зовется.
– Хлынское княжество, – задумчиво проговорил Глеб. – Что-то я такого не... А какие княжества его окружают?
– Известно какие. Есть Кривичское, есть Радимичское, есть Голядь, а есть махонькое Пригорное... Разные. Иные и на княжества-то не похожи. Так, одно название. А ты почему спрашиваешь?
Глеб снова задумался. Наряду с известными названиями княжеств в Васькином перечне были и совершенно незнакомые. Может быть, Глеб попал в эпоху, когда формирование княжеств только началось?
Орлов вздохнул: черт его знает. Но, как бы то ни было, если он действительно каким-то невероятным образом попал в прошлое, то нужно расценивать это не как беду, а как невероятный шанс, который послала ему судьба.
Ну а если это сумасшествие... что ж, когда-нибудь галлюцинации пройдут, и он увидит перед собой белые халаты врачей. А покуда этого не случилось, нужно верить собственным глазам.
«Пусть будет, что будет», – подумал Глеб. А потом повторил это вслух:
– Пусть будет, что будет.
Эта простая фраза помогла ему успокоиться, но жутковатый осадок в душе остался. Во всем происходящем – будь то психическое расстройство или перемещение во времени, о котором говорил профессор Земцов, – было что-то патологическое, неправильное. И ощущение этой неправильности действовало на Глеба угнетающе.
– Васька! – снова окликнул он.
– Чего?
– Твое имя – оно ведь не славянское?
– Не славянское, – подтвердил парень. – У нас таких много. То еще при дедах наших случилось. Пришли к нам знающие грамоте люди из Македонской Булгарии. Подружились они с нашими властителями, буквам глаголицы их обучили. В их честь наши властители детишек своих нарекли. А там и прочие подхватили. И пошло-поехало. Дурное дело нехитрое, – заключил Васька.
– Погоди... – Глеб напряг память. – Скажи-ка, эти гости были христиане?
– Ну.
– Если не ошибаюсь, в Болгарии христианство приняли в девятом веке. А на Руси – в десятом. Значит, мы сейчас... где-то посередине? Уф-ф... – Глеб вспотел. – Бред какой-то. Этого не может быть.
– Чего не может-то? – не понял Васька.
– Пару дней назад я пил виски и болтал по телефону с Катькой Корольковой. А сегодня сижу в допотопной лодке с парнем, обутым в дырявые сапоги.
Васька обиженно просопел:
– Теперь тебе и ичиги мои не угодили. Вот погоди, разбогатею – куплю себе десять пар яловых сапог! Вот тогда и посмотришь, каким гоголем Васька Ольха ходить может!
Васька насупленно отвернулся и более на Глеба не смотрел.
5
До Хлынь-града добрались уже в плотных сумерках.
Широченные дубовые створки огромных городских ворот были распахнуты. У ворот стояли ратники, числом не менее пятнадцати, и о чем-то негромко переговаривались. На Ваську Ольху и Глеба они не обратили внимания, как на всякую входящую в город либо покидающую его шушеру.
Васька и Глеб миновали ряды низких, ветхих, похожих на собачьи будки избушек, в которых ютилась беднота. Потом прошли через площадь, мимо тесно громоздящихся дощатых лавок, балаганов, рогожных палаток. Торговцы уже убирали с шестов товары, навешивали на двери тяжелые замки. В калашном ряду, несмотря на сумерки, дымили печки, от них доносился запах пирогов.
На земле, у одной из лавок, сидел нищий. Завидев Глеба и Ваську Ольху, он протянул тощую грязную руку и тихонько и тоненько заблеял:
– Пода-а-айте убогому сиротке... с го-о-олоду помираю.
– Боги подадут, – небрежно сказал ему Васька Ольха.
Глеб чувствовал себя так, словно попал в чей-то сон. Все вокруг было нереально, сумеречно, как бы не по-настоящему. На душе у Глеба было так тоскливо, что он едва сдерживался от слез.
Васька Ольха что-то рассказывал, но Глеб слушал его вполуха. У рогожной палатки стояли, тихо переговариваясь, два бородатых мужика в летних кафтанах. В сумерках их тихие голоса были слышны отчетливо и ясно.
– Плохо стало жить, – с какой-то неизбывной печалью говорил один другому. – Скуднее, тревожнее. То одна беда, то другая. За охрану от оборотней – своя мзда, от волколаков – своя. Последнюю рубаху сыми, а отдай. А кому пожалуешься, кто защитит?
– Верно говоришь, – кивнул второй. – Совсем худо стало. Повез давеча в Яров-град на ярмарку шелку-сырца и зелья огневого. И опасничать не стал – дорогой обходной поехал, а все одно проклятые достали. Две лошади упыри разорвали. Товар пропал. Как сам ушел, ума не приложу.
– Да, дела... – горестно и тихо проговорил другой. – А рыбаки из-за русавок, я слыхал, совсем обнищали. В реку уже не ходят, а разбрелись врозь и нищенствуют... Скоро сами разбойниками станут. Темные времена настают, Главан.
– Темные, Маламир. Ой темные.
Заметив, что Глеб на них смотрит, мужики замолчали и уставились на него в ответ суровыми, неприязненными взглядами. Глеб поспешно отвел глаза.
– Гляди-ка! – сказал вдруг Васька и показал пальцем на большой дом со множеством окон и с большим красным коньком на крыше.
Над дверьми дома был прибит коровий череп. У невысокого крылечка, в грязи, с разбитыми в кровь физиономиями, валялись пьяницы. Некоторые из них были в одних портках.
– Это что? – спросил Глеб.
– Кружало, – объяснил Васька Ольха. – Изба питейная.
– Кабак, что ли?
Васька кивнул:
– Угу.
Глебу вдруг до смерти захотелось выпить. Он понял, что если не пропустит сейчас стаканчик-другой, просто сойдет с ума.
– Зайдем? – предложил он Ваське.
– Можно, – ответил тот. – А у тебя деньги-то есть?
Глеб качнул головой:
– Нет.
– А серебро?
– Откуда?
Васька улыбнулся:
– А на пальце что!
Глеб рассеянно посмотрел на свою левую руку и ответил:
– Кольцо серебряное.
– Ну, так сымай!
– А разве этого хватит?
– А то! На кувшин бражки да на ведро кашки!
Васька довольно засмеялся.
– Кто это? – с опаской спросил Глеб.
– Озар. Кабацкий целовальник. Он здесь заглавный. С ним не шути, сурьезный мужчина.
Всю большую комнату занимали деревянные столы и такие же лавки. Глебу обстановка кабака, стилизованная под русскую старину, напомнила любимый спортбар «Пивная пена». Не хватало только больших телеэкранов на стенах и смазливых официанток. Да и вони такой, как здесь, там не было.
Васька забрал у Глеба кольцо и положил его на деревянную стойку.
– Дядька Озар, дай нам бражки и закуски, – сказал он.
Целовальник взял кольцо толстыми, покрытыми черными волосками пальцами, осмотрел его, ковырнул лиловым ногтем. Затем повернулся к деревянным полкам, уставленным кувшинами, сгреб с полки огромный кувшин и две оловянные кружки и брякнул все это на стойку.
– Закуску принесу опосля! – пробасил он.
– Хорошо, дядька Озар. – Васька взял кувшин и пошел к дубовому столу. – Чего стоишь? – бросил он через плечо. – Кружки бери!
Глеб взял со стойки кружки и последовал за ним. Усевшись за стол, Васька разлил брагу по кружкам, поднял свою и сказал:
– Здраве будем! – И шумно отхлебнул браги.
Глеб тоже отпил глоток. Почмокал губами.
– Как? – спросил Васька.
– Не фонтан, – без особого энтузиазма отозвался Глеб.
Он запрокинул голову и – глоток за глотком – опустошил кружку.
Подошел целовальник, с грохотом поставил на стол деревянные чаши с закусками. Здесь были капуста с брусникой, вяленая рыба, студень, жареный хлеб и каша. Васька глянул на закуски, и глазки его замаслились от предвкушения пиршества.
– Лепота, – с наслаждением проговорил он.
Васька взял кувшин и снова наполнил кружки.
После второй кружки в голове у Глеба зашумело. Воняла брага жутко, а на вкус была и того хуже. Глеб отодвинул кружку и, поморщившись, спросил:
– У вас что, самогонку не умеют гнать?
Васька вскинул брови:
– Чегось?
Глеб когда-то писал статью об алкогольных напитках. Он помнил, что простым сбраживанием невозможно получить напиток крепче двадцати четырех градусов – продукты брожения останавливают процесс. В большинстве же бродящих напитков содержание алкоголя не превышает пяти процентов.
Если это далекое прошлое, то крепких напитков у них скорей всего еще нет. Смирившись, Глеб выпил еще одну кружку. Голова Орлова отяжелела, но на душе у него стало чуть легче.
– Васька! – окликнул Глеб.
– Ась? – вскинул кудлатую голову Ольха.
– Твоя брага – дерьмо. Перебродившая моча. На свете есть множество отличных крепких напитков. Водка, виски, джин, текила... Скажи-ка, ты когда-нибудь пробовал текилу?
– Чегось?
Глеб вздохнул:
– Эх, темный ты человек, Васька Ольха. Налей-ка еще браги.
За соседним столом беседовали купцы. Глеб прислушался к их разговору.
– Поляне нынче – лучшие друзья хазар, – говорил один купец, приземистый, рыжий, краснолицый. – Когда хазарскому кагану самому за дело браться лень, он полянских князей науськивает.
– А тем только того и надо, – отозвался чернявый купец. – Уж который год на земли древлян и дреговичей походами ходят и дани берут. Не ровен час и до нас доберутся.
– Полянам самим несладко, – возразил третий купец, белесый, с козлиной бородкой. – Их, окромя хазар, еще и печенеги клюют.
– Клюют, – согласился рыжий. – Вот они на нас и отыгрываются. Сами-то хазары давно на нас не хаживали. Все больше грозятся.
– А чего на нас ходить, – пожал плечами чернявый купец. – Мы дань исправно платим. По серебряному щелягу с сохи – как и положено. А иногда и поболе. У меня о прошлую осень хазары две подводы с вяленой рыбой, беличьими шкурками и рыбьим клеем забрали.
– Постыдно это, – сказал козлинобородый купец.
– Постыдно, – согласился чернявый. – И так дотоле будет, пока с соседями не сдружимся и вместе по кагану хазарскому не вдарим.
– Сдружишься ты с ними, как же, – усмехнулся рыжий. – Попадешься какому древлянину, так он с тебя шкуру живьем снимет. И не посмотрит, что брат-славянин.
Купцы повздыхали.
– Я слыхал, Киев-то хазарский богатеет, – снова заговорил чернявый. – В первые города по торговле выбивается.
– Это тот Киев, что на хазарской Израй-реке? – уточнил козлинобородый.
Чернявый кивнул:
– Угу. Только поляне эту реку Днепром кличут. Править Киевом хазарский каган варягов посадил. Аскольда и Дира. А те за собой всю свою варяжскую родню притащили.
– И кто ж теперь в Киеве хозяйничает – поляне, хазары аль варяги? – осведомился рыжий купец.
Чернявый дернул толстой щекой:
– Их там теперь сам леший не разберет. Не ровен час, хазарский властитель в Киев-град свою столицу перенесет. Поляне того боятся, думают, что хазары их всех в евреев переделают.
– Как это? – не понял козлинобородый.
– А просто. Возьмет пархатый хазар свой ножик и устроит всем славянским мужикам обрезание.
Купцы переглянулись и захихикали. Отсмеявшись, рыжий купец отер мокрые глаза и сказал:
– Слыхал я давеча, что князь Орлик из Голяди на нас походом идти хотел.
Широченные дубовые створки огромных городских ворот были распахнуты. У ворот стояли ратники, числом не менее пятнадцати, и о чем-то негромко переговаривались. На Ваську Ольху и Глеба они не обратили внимания, как на всякую входящую в город либо покидающую его шушеру.
Васька и Глеб миновали ряды низких, ветхих, похожих на собачьи будки избушек, в которых ютилась беднота. Потом прошли через площадь, мимо тесно громоздящихся дощатых лавок, балаганов, рогожных палаток. Торговцы уже убирали с шестов товары, навешивали на двери тяжелые замки. В калашном ряду, несмотря на сумерки, дымили печки, от них доносился запах пирогов.
На земле, у одной из лавок, сидел нищий. Завидев Глеба и Ваську Ольху, он протянул тощую грязную руку и тихонько и тоненько заблеял:
– Пода-а-айте убогому сиротке... с го-о-олоду помираю.
– Боги подадут, – небрежно сказал ему Васька Ольха.
Глеб чувствовал себя так, словно попал в чей-то сон. Все вокруг было нереально, сумеречно, как бы не по-настоящему. На душе у Глеба было так тоскливо, что он едва сдерживался от слез.
Васька Ольха что-то рассказывал, но Глеб слушал его вполуха. У рогожной палатки стояли, тихо переговариваясь, два бородатых мужика в летних кафтанах. В сумерках их тихие голоса были слышны отчетливо и ясно.
– Плохо стало жить, – с какой-то неизбывной печалью говорил один другому. – Скуднее, тревожнее. То одна беда, то другая. За охрану от оборотней – своя мзда, от волколаков – своя. Последнюю рубаху сыми, а отдай. А кому пожалуешься, кто защитит?
– Верно говоришь, – кивнул второй. – Совсем худо стало. Повез давеча в Яров-град на ярмарку шелку-сырца и зелья огневого. И опасничать не стал – дорогой обходной поехал, а все одно проклятые достали. Две лошади упыри разорвали. Товар пропал. Как сам ушел, ума не приложу.
– Да, дела... – горестно и тихо проговорил другой. – А рыбаки из-за русавок, я слыхал, совсем обнищали. В реку уже не ходят, а разбрелись врозь и нищенствуют... Скоро сами разбойниками станут. Темные времена настают, Главан.
– Темные, Маламир. Ой темные.
Заметив, что Глеб на них смотрит, мужики замолчали и уставились на него в ответ суровыми, неприязненными взглядами. Глеб поспешно отвел глаза.
– Гляди-ка! – сказал вдруг Васька и показал пальцем на большой дом со множеством окон и с большим красным коньком на крыше.
Над дверьми дома был прибит коровий череп. У невысокого крылечка, в грязи, с разбитыми в кровь физиономиями, валялись пьяницы. Некоторые из них были в одних портках.
– Это что? – спросил Глеб.
– Кружало, – объяснил Васька Ольха. – Изба питейная.
– Кабак, что ли?
Васька кивнул:
– Угу.
Глебу вдруг до смерти захотелось выпить. Он понял, что если не пропустит сейчас стаканчик-другой, просто сойдет с ума.
– Зайдем? – предложил он Ваське.
– Можно, – ответил тот. – А у тебя деньги-то есть?
Глеб качнул головой:
– Нет.
– А серебро?
– Откуда?
Васька улыбнулся:
– А на пальце что!
Глеб рассеянно посмотрел на свою левую руку и ответил:
– Кольцо серебряное.
– Ну, так сымай!
– А разве этого хватит?
– А то! На кувшин бражки да на ведро кашки!
Васька довольно засмеялся.
* * *
Распахнув тяжелую, обитую рогожей дверь, они шагнули внутрь кабака. В паре саженей от порога, за высокой деревянной стойкой, стоял толстый широкоплечий мужик.– Кто это? – с опаской спросил Глеб.
– Озар. Кабацкий целовальник. Он здесь заглавный. С ним не шути, сурьезный мужчина.
Всю большую комнату занимали деревянные столы и такие же лавки. Глебу обстановка кабака, стилизованная под русскую старину, напомнила любимый спортбар «Пивная пена». Не хватало только больших телеэкранов на стенах и смазливых официанток. Да и вони такой, как здесь, там не было.
Васька забрал у Глеба кольцо и положил его на деревянную стойку.
– Дядька Озар, дай нам бражки и закуски, – сказал он.
Целовальник взял кольцо толстыми, покрытыми черными волосками пальцами, осмотрел его, ковырнул лиловым ногтем. Затем повернулся к деревянным полкам, уставленным кувшинами, сгреб с полки огромный кувшин и две оловянные кружки и брякнул все это на стойку.
– Закуску принесу опосля! – пробасил он.
– Хорошо, дядька Озар. – Васька взял кувшин и пошел к дубовому столу. – Чего стоишь? – бросил он через плечо. – Кружки бери!
Глеб взял со стойки кружки и последовал за ним. Усевшись за стол, Васька разлил брагу по кружкам, поднял свою и сказал:
– Здраве будем! – И шумно отхлебнул браги.
Глеб тоже отпил глоток. Почмокал губами.
– Как? – спросил Васька.
– Не фонтан, – без особого энтузиазма отозвался Глеб.
Он запрокинул голову и – глоток за глотком – опустошил кружку.
Подошел целовальник, с грохотом поставил на стол деревянные чаши с закусками. Здесь были капуста с брусникой, вяленая рыба, студень, жареный хлеб и каша. Васька глянул на закуски, и глазки его замаслились от предвкушения пиршества.
– Лепота, – с наслаждением проговорил он.
Васька взял кувшин и снова наполнил кружки.
После второй кружки в голове у Глеба зашумело. Воняла брага жутко, а на вкус была и того хуже. Глеб отодвинул кружку и, поморщившись, спросил:
– У вас что, самогонку не умеют гнать?
Васька вскинул брови:
– Чегось?
Глеб когда-то писал статью об алкогольных напитках. Он помнил, что простым сбраживанием невозможно получить напиток крепче двадцати четырех градусов – продукты брожения останавливают процесс. В большинстве же бродящих напитков содержание алкоголя не превышает пяти процентов.
Если это далекое прошлое, то крепких напитков у них скорей всего еще нет. Смирившись, Глеб выпил еще одну кружку. Голова Орлова отяжелела, но на душе у него стало чуть легче.
– Васька! – окликнул Глеб.
– Ась? – вскинул кудлатую голову Ольха.
– Твоя брага – дерьмо. Перебродившая моча. На свете есть множество отличных крепких напитков. Водка, виски, джин, текила... Скажи-ка, ты когда-нибудь пробовал текилу?
– Чегось?
Глеб вздохнул:
– Эх, темный ты человек, Васька Ольха. Налей-ка еще браги.
За соседним столом беседовали купцы. Глеб прислушался к их разговору.
– Поляне нынче – лучшие друзья хазар, – говорил один купец, приземистый, рыжий, краснолицый. – Когда хазарскому кагану самому за дело браться лень, он полянских князей науськивает.
– А тем только того и надо, – отозвался чернявый купец. – Уж который год на земли древлян и дреговичей походами ходят и дани берут. Не ровен час и до нас доберутся.
– Полянам самим несладко, – возразил третий купец, белесый, с козлиной бородкой. – Их, окромя хазар, еще и печенеги клюют.
– Клюют, – согласился рыжий. – Вот они на нас и отыгрываются. Сами-то хазары давно на нас не хаживали. Все больше грозятся.
– А чего на нас ходить, – пожал плечами чернявый купец. – Мы дань исправно платим. По серебряному щелягу с сохи – как и положено. А иногда и поболе. У меня о прошлую осень хазары две подводы с вяленой рыбой, беличьими шкурками и рыбьим клеем забрали.
– Постыдно это, – сказал козлинобородый купец.
– Постыдно, – согласился чернявый. – И так дотоле будет, пока с соседями не сдружимся и вместе по кагану хазарскому не вдарим.
– Сдружишься ты с ними, как же, – усмехнулся рыжий. – Попадешься какому древлянину, так он с тебя шкуру живьем снимет. И не посмотрит, что брат-славянин.
Купцы повздыхали.
– Я слыхал, Киев-то хазарский богатеет, – снова заговорил чернявый. – В первые города по торговле выбивается.
– Это тот Киев, что на хазарской Израй-реке? – уточнил козлинобородый.
Чернявый кивнул:
– Угу. Только поляне эту реку Днепром кличут. Править Киевом хазарский каган варягов посадил. Аскольда и Дира. А те за собой всю свою варяжскую родню притащили.
– И кто ж теперь в Киеве хозяйничает – поляне, хазары аль варяги? – осведомился рыжий купец.
Чернявый дернул толстой щекой:
– Их там теперь сам леший не разберет. Не ровен час, хазарский властитель в Киев-град свою столицу перенесет. Поляне того боятся, думают, что хазары их всех в евреев переделают.
– Как это? – не понял козлинобородый.
– А просто. Возьмет пархатый хазар свой ножик и устроит всем славянским мужикам обрезание.
Купцы переглянулись и захихикали. Отсмеявшись, рыжий купец отер мокрые глаза и сказал:
– Слыхал я давеча, что князь Орлик из Голяди на нас походом идти хотел.