Антон Грановский. Посланники тьмы

   – А если кто пытался обидеть, всегда нас защищал, – добавила Рожена.
   – Да, он был славным малым. – Глеб снова наполнил вином стаканчики. – Давайте выпьем за то, чтобы ему нашлось место в блаженном Уграе.
   Они выпили, не чокаясь. Рожена заела вино кусочком сыра, глянула на Глеба грустными глазами и тихо сказала:
   – Дивлян постоянно говорил о тебе.
   – Правда?
   Она кивнула:
   – Да.
   – Только не в последние дни, – призналась Божена. – После своего возвращения из Гиблого места он к нам заходил редко.
   – С тех пор, как Дивлян вернулся из Гиблого места, он был сам не свой, – подтвердила Рожена. – С нами почти не разговаривал. Да и ни с кем не разговаривал. Ходил угрюмый. А то, бывало, уставится в пустой угол и дрожать начинает. Будто что-то там видит.
   – А где он жил? – поинтересовался Глеб.
   – Да здесь же, у Дулея Кривого, – ответила Рожена. – Его комната была наверху, окнами на торжок. Он всегда уходил через «черную» дверь, так что мы с ним почти не встречались.
   – Вот как. – Глеб вновь наполнил стаканчики. – Я слышал, что вы сегодня съезжаете, – сказал он. – Где собираетесь остановиться?
   Сестры еще больше погрустнели.
   – Пока не знаем, – ответила за обеих Рожена. – Платить нам нечем. Может, кто согласится приютить нас в долг. А ты надолго ли в Хлынь?
   Глеб пожал плечами.
   – Пока не знаю. Дел много, а времени мало. Вот и к вам забежал всего на минутку. – Он залпом выпил свое вино и поставил стаканчик на стол. – Ладно. Рад был вас увидеть.
   – Может, останешься? – тихим голосом спросила Божена. – На дворе скоро ночь.
   – Мы постелим тебе на лавке, а сами ляжем на пол, – поддержала сестру Рожена. – Оставайся, Глеб. Уверена, Дулей согласится погодить до утра.
   Глеб качнул головой:
   – Не могу. Дел невпроворот. Лучше я зайду к вам завтра.
   Он поднялся с лавки и закинул на плечо сумку. Сестры встали его проводить. У двери Божена спросила тихим, смущенным голосом:
   – Глеб, а ты правда придешь завтра?
   – Да. Наверное. Если не случится ничего непредвиденного.
   – Я буду ждать, – пролепетала Божена, отвела взгляд и слегка покраснела.
   Рожена посмотрела на нее насмешливо. Затем перевела взгляд на Глеба и сообщила:
   – Эта дура в тебя влюблена.
   – Не говори ерунды, – еще больше покраснела Божена. – Просто я... Просто я волнуюсь за тебя, Глеб. В Хлыни нынче неспокойно. А за твою голову обещана награда.
   – Ничего, – сказал Глеб и улыбнулся Божене. – Бог не выдаст, свинья не съест. Не скучайте.
   Он наклонился и по очереди поцеловал сестер в теплые щеки. Затем повернулся и вышел из комнатки.

4

   Достучаться до хозяина постоялого двора оказалось делом непростым. Решив, что в руках проку нет, Глеб саданул по двери сапогом.
   – Чего там? – послышался из-за двери хриплый, пьяный голос.
   – Дулей, открой дверь! – крикнул в ответ Глеб.
   – А это кто стучится?
   – Глеб! Глеб Первоход!
   – Врешь! – гаркнул в ответ хозяин. – Глеба Первохода прибили княжьи дружинники! Ступай прочь, бродяга, пока я тебя не поколотил!
   Глеб вновь громыхнул по двери ногой.
   – Открой или вышибу дверь!
   – Только попробуй! У меня за стеной живут наемные охоронцы! Кликну их, они тебе враз наваляют!
   Время переговоров истекло. Глеб отошел на пару шагов от двери, затем разогнался и ударил в дверь плечом. Легкий засов вылетел из старых, давно нуждавшихся в замене досок.
   Распахнув дверь, Глеб увернулся от брошенного ему в голову глиняного кувшина, шагнул вперед и легонько врезал хозяину кулаком в челюсть, чтобы привести его в чувство.
   Дулей грохнулся на лавку и удивленно заморгал.
   – Первоход! – дрогнувшим голосом прохрипел он.
   Хозяин постоялого двора был невысок, но кряжист и пузат и видом своим напоминал бочку. Толстые руки его были волосаты, голова плешива, один глаз выбит, а нос своим видом и цветом напоминал недозрелую сливу.
   – Вот это да! – снова выдохнул Дулей. – А я думал, ты в тридевятом царстве.
   – Теперь нет. – Глеб пододвинул к себе расписную скамью и сел на нее.
   – Да уж вижу. – Дулей усмехнулся. – Ежели про тебя доложат князю... – Он не договорил и облизнул толстые губы. – Зачем ты здесь, Первоход?
   – По делу.
   – Если тебе нужна комната, я найду. Сегодня как раз одна освобождается.
   – Освобождается?
   – Угу. – Дулей взял со стола кувшин с брагой, отхлебнул через край и вытер рот рукавом грязной рубахи. – Живут тут две кособокие девки. Денег уж вторую седмицу не платят. Хотел их проезжим по копейке за ночь продавать, да кто ж таких тощих да кривобоких возьмет?
   Глеб наклонился вперед, сгреб Дулея за рубаху и приблизил свое лицо к его физиономии.
   – Эти девки – сестры моего друга, – глухо проговорил он. – Выгонишь их из дома, пеняй на себя.
   Дулей поежился под холодным взглядом Глеба.
   – Что ты, Первоход, – примирительно проговорил он, – нешто я не понимаю? Да только за житье платить надо. Ты человек сурьезный, но ведь и я свою правоту имею.
   Глеб выпустил Дулея, достал из кармана кошель и ослабил тесьму. Дулей уставился на кошель.
   Глеб достал серебряную резанку и швырнул ее на стол.
   – Это за сестер Дивляна, – сказал он. – А это... – Глеб вынул еще одну резанку и положил ее рядом с предыдущей. – За разговор.
   Дулей посмотрел на деньги и шумно задышал. Затем перевел взгляд на Глеба и спросил подрагивающим от волнения и алчности голосом:
   – За какой такой разговор?
   – Ходок Дивлян жил в угловой комнате, верно?
   Дулей кивнул:
   – Ну да.
   – В тот день, когда его нашли, ты был тут?
   – Тут. Я его и нашел.
   – Расскажи мне об этом.
   – А чего тут рассказывать? Сидел я у себя в комнате, бражничал. Вдруг слышу – крик. Ну, думаю, неужто ходок напился? А время уж позднее, постояльцы спят. Вот я и отправился к Дивляну, чтобы заткнуть ему рот. Пришел, а он уже мертв.
   – Что было потом?
   – Потом? Да то же, что и всегда. Я послал холопа за княжьими охоронцами. А следом за ними пришел и дознаватель.
   – Который из дознавателей?
   – Замята.
   Глеб задумчиво потер пальцами щеку и спросил:
   – Дивлян жил один?
   – Ну да. А что?
   – К нему кто-нибудь захаживал?
   Хозяин постоялого двора криво усмехнулся.
   – Какое там. Даже сестры к нему не совались. Иногда он передавал им пряники да баранки через моего мальчонку. И раз в неделю вносил плату за их постой.
   Глеб обдумал его слова и протянул руку.
   – Дай мне ключ от комнаты Дивляна.
   – Зачем? – насторожился Дулей.
   – Хочу осмотреться.
   Несколько секунд хозяин постоялого двора пялился на ладонь Глеба, затем вдруг побагровел, выпятил грудь колесом и сверкнул глазом.
   – Чего это ты тут раскомандовался, ходок?! – хрипло гаркнул он. – Я тебе не слуга, а ты мне не хозяин!
   Глеб вздохнул. Дело осложнилось.
   – Дулей, – терпеливо проговорил он, – ты уже крив, не вынуждай меня выбивать тебе второй глаз. Я просто хочу...
   Хозяин постоялого двора метнулся к лавке, схватил лежащий на ней меч и выставил его перед собой.
   – А как тебе это? – ощерился он на Глеба. – Иди отведай! Понравится, дам еще!
   – Меч? – Глеб усмехнулся. – И давно ты им в последний раз махал?
   – Давно али недавно, какая разница? Рука у меня крепка, а твоя голова к шее не гвоздями прибита! Махну мечом, да и срежу под корень!
   Глеб положил руку на приклад ольстры, торчащий из жесткой кожаной кобуры, и пристально посмотрел на хозяина постоялого двора.
   – Не связывайся со мной, Дулей, – негромко, но твердо проговорил он. – Ты был хорошим ратником, но времена те давно прошли. Опусти меч и дай мне ключ от комнаты Дивляна. Не вынуждай меня применять силу.
   Дулей опасливо покосился на ольстру, хотя и не верил до конца, что Глеб решится стрелять.
   – Ладно, – неохотно проговорил он. – Твоя взяла. – Дулей опустил меч и швырнул его на лавку. – Не так уж ты и силен. Кабы не огнестрельный посох, скрутил бы я тебя и запер в кладовке.
   Пройдя к деревянному щиту, прибитому к стене и утыканному гвоздями, Дулей снял с одного из гвоздей ключ и швырнул Глебу.
   – Держи!
   Глеб поймал ключ, повернулся к двери и вышел из комнаты.
   Выждав немного, Дулей встал с лавки, просеменил к двери, открыл ее и выглянул в коридор, дабы убедиться, что Первоход ушел. Затем плотно прикрыл дверь, подошел к стене, сдвинул в сторону кусок грубой рогожи, открыв черную дыру, и крикнул в эту дыру:
   – Лочок! Лочок, сучий сын!
   – Чего, дяденька Дулей? – гулко откликнулся из дыры мальчишечий голос.
   – Живо беги за княжьими охоронцами! Скажи – Первоход здесь!
   – Хорошо, дяденька Дулей!
   Дулей отпрянул от дыры и занавесил ее куском рогожи. Посмотрел на дверь злым взглядом и пробормотал:
   – Хотел бы я посмотреть, как ты будешь храбриться, когда тебя растянут на дыбе.

5

   Обшарпанная, бедно обставленная комната. Старенькая, закопченная до черноты печь в углу. Исцарапанная, изгаженная пятнами столешница. Деревянная кровать с тощим соломенным тюфяком. У маленького окна, затянутого потемневшей слюдяшкой, старый сундук.
   Глеб откинул крышку сундука и заглянул внутрь. Несколько пустых берестяных туесков и больше ничего.
   Глеб достал из кармана коробку с бутовыми самокрутками, вынул одну и сунул в обветренные губы. Щелкнул зажигалкой, выпустил дым и еще раз огляделся.
   – Что же с тобой произошло, Дивлян? – проговорил Глеб задумчиво. – Не верю, что ты просто так взял да и помер. А если тебя убили, то за что? – Глеб выпустил облако дыма, посмотрел, как расплывается оно под потолком, и прищурил глаза. – Может, ты что-то скрывал?
   Он снова огляделся. Да, комнатка была бедная. И никаких признаков того, что здесь недавно жил живой человек.
   Уровень потребностей Дивляна был ненамного выше, чем у дворовой собаки. Но ведь во всем виновата нужда.
   Глеб снова тщательно обыскал комнату, разглядывая вещи Дивляна и пытаясь представить себе его жизнь. Представить и понять, что в ней могло привести парня к гибели, да еще такой ужасной.
   Но как Глеб ни старался, он не нашел ни одного подходящего места для тайника, и не было даже ни малейших намеков, что Дивлян пробовал что-то прятать.
   Остановившись посреди комнаты, Глеб закурил самокрутку и тихо проговорил:
   – Давай, Дивлян. Покажи: что это было? За что тебя прикончили? Ты что-то спрятал или что-то видел?
   Выпустил облачко сизого дыма, Глеб по привычке проследил взглядом, как расплывается оно в воздухе, и вдруг прищурил глаза. Под самым потолком Глеб увидел слегка отошедшую от стены доску.
   Глеб поспешно пододвинул к стене лавку, забрался на нее и без труда отодрал выпятившуюся доску. Затем достал зажигалку и выщелкнул язычок пламени.
   Огонь осветил деревянную, запыленную полку, но полка эта была пуста. Глеб вгляделся внимательней и увидел, что в одном месте пыли не было. Прежде там явно что-то стояло. Предмет был небольшим – глиняная крынка или берестяная шкатулка.
   – Так-так, – прищурился Глеб. – Значит, что-то ты все-таки прятал. И где же это теперь?
   Глеб провел ладонью по полке, быстро простучал стены, однако больше ничего интересного не обнаружил и спустился с лавки на пол.
   – Подытожим, – сказал сам себе Глеб. – Либо вещь, которую Дивлян прятал, унес тот, кто его убил. Либо... – По лицу Глеба пробежала тень. – Чертовы дознаватели! – хрипло выругался он.
   Покидая двор Дулея, Глеб услышал стук копыт. Перемахнув через забор, он не ушел, а присел и заглянул в щель между досками.
   Во двор въехали три всадника в бронях и суконных плащах. На головах у них поблескивали шеломы, о бедра бились украшенные серебром ножны.
   Это были княжьи охоронцы.
   – Где он? – грубо спросил рыжебородый десятник.
   Дулей почтительно склонил голову, ощерил рот в подобострастной улыбке и проговорил:
   – Убег. Опоздали вы, господа охоронцы. Не обессудьте.
   – Не обессудьте? – Ратник сдвинул густые брови. – Знаешь ли ты, что за ложный вызов должен заплатить виру?
   – Не обессудь, – снова пролепетал хозяин постоялого двора.
   Десятник оглядел двор цепким, внимательным взглядом.
   – Крепкое у тебя хозяйство, Дулей, – похвалил он. – Домище из цельных дубовых бревен. А каков частокол! В четыре локтя, не меньше. Не у каждого князя частокол так же высок и крепок, как твой. Немалое богатство ты стяжал, Дулей.
   Хозяин двора поклонился и робко пробормотал:
   – Все трудами, господин десятник. Трудами и молитвами. – Дулей выпрямился и слащаво проговорил: – Не изволите ли перекусить с дороги?
   При этих словах угрюмое выражение покинуло лица ратников.
   – А что у тебя есть? – заметно оживившись, поинтересовался рыжий десятник.
   Хозяин двора сдавленно улыбнулся.
   – Э-э... Свинка с мочеными грибочками. А к ним – пиво.
   – Пиво кто варил?
   – Моя сватья.
   – Это Гудониха, что ли?
   Дулей улыбнулся и кивнул:
   – Она.
   Лицо десятника просветлело.
   – Что ж, пожалуй, перекусим. Но сперва дело разрешим. За ложный вызов должен ты нам серебряный дирхем или денарий.
   Единственный глаз Дулея Кривого вылез из орбиты, а бровь изумленно приподнялась.
   – Кормилец, что ты! Нету у меня дирхемов! Перуном клянусь, нету!
   – Нету, говоришь?
   – Нету!
   Десятник нахмурился:
   – Плохо. Ну, ничего. Мы возьмем, что глянется.
   Рыжеволосый десятник махнул рукой – двое его спутников спешились и, сунув за пояс рукавицы, молча зашагали к амбару. Холопы Дулея Кривого, переминающиеся возле амбара, при их приближении разбежались в стороны.
   Дулей запричитал что-то о трудных временах, о высоких ценах на припасы, но десятник его не слушал и не перебивал. Он ждал возвращения своих людей, и вскоре они вернулись, таща большой мешок с зерном.
   – Ну, вот, – удовлетворенно кивнул десятник. – Это и будет твоя вира. А теперь можно и свинки твоей отведать. Да, и прикажи своей челяди накормить наших коней. Идемте в дом, братцы! Мешок пока положите под навес – его никто не тронет!
   Десятник первым двинулся к дому. Ратники, аккуратно положив мешок с зерном под навес и сверкнув на Дулея свирепыми взглядами, заспешили за своим начальником.
   Дулей подождал, пока охоронцы зайдут в дом, затем воздел руки к небу и взмолился:
   – Боги Перун и Велес, пошто вы меня так наказываете?
   – Это потому что ты предатель и прохвост, – сказал из-за забора Глеб.
   Дулей отскочил от забора и изумленно уставился на доски.
   – Пе... Первоход? Ты, что ли?
   – Я. И не вздумай бежать к дому или орать. Ты у меня на прицеле. Значит, ты рассказал обо мне княжьим охоронцам.
   – Я не хотел. Первоход, смилуйся. Меня заставили!
   – Тише, не вопи, – грубо осадил его Глеб. – Знай, Дулей, что теперь у меня на тебя зуб. Выслужишься, прощу. Не выслужишься, убью. Казню самой лютой смертью. Свяжу по рукам и ногам, отвезу в Гиблое место и брошу там на съеденье нечисти.
   Угроза была столь страшна, что Дулей затрясся.
   – Пе... Первоход, – вновь стал заикаться хозяин двора. – Не казни... Все, что прикажешь, для тебя сделаю.
   – Хочешь выслужиться? – Глеб хмыкнул. – Здравая мысль. Я подумаю, как тебя использовать. А пока – ступай в дом и про меня помалкивай. Знай, в твоем доме есть холоп, которого я подкупил. Он мне все про тебя рассказывает.
   – Холоп? – Дулей растерянно моргнул. – А который?
   Глеб усмехнулся:
   – Ты, я вижу, совсем от браги и березовицы осоловел. Ступай в дом и веди себя хорошо. Иначе сделаю из тебя упыря, а потом сам же вырву тебе сердце. Все, иди!
   Дулей будто только и ждал этого приказа, он повернулся и на подгибающихся от страха ногах зашагал к дому.
   Глеб перевел дух. Что ж, запугать алчного дурака Дулея оказалось совсем несложно. Нужно было только напомнить ему о Гиблом месте. Угроза подействовала безотказно. Стоит ли удивляться? Для жителя Хлыни нет страшнее беды, чем помереть в Гиблом месте и превратиться в упыря.
   Глеб поднялся с корточек, сунул в рот самокрутку и зашагал по примятому, подтаявшему снежку, доставая на ходу зажигалку.

6

   Княжий дознаватель Замята пил вторые сутки подряд и никак не мог напиться. Порою ему казалось, что он даже хмеля в голове не чувствует.
   Был Замята высок, худ, темен и морщинист ликом, как сухое дерево. А нос имел столь длинный, что мог бы запросто облизать его языком.
   Сидя у стола в одних подштанниках, он скосил глаза на кровать, где сладко посапывала во сне гулящая девка. Одеяло сползло с ее живота, обнажив срамное, и Замята подумал, что надо бы ее накрыть. Однако вставать с лавки было лень.
   Откуда девка взялась, Замята помнил плохо. Помнил лишь, как шел с ней от кружала в обнимку, как светила полная луна и как весело поскрипывал снег у них под валенками.
   Как занимался с ней любовью – помнил плохо. Может, и вовсе не занимался?
   Замята снова посмотрел на раскинувшуюся на постели девку и прислушался к себе – не откликнется ли в чреслах сладострастная истома? Не откликнулась. Во всем теле была лишь вялость. Значит, заездила его девка до полусмерти, истомила.
   Что ж, это хорошо.
   Замята зевнул и протянул руку за кувшином с хмельной березовицей, однако промахнулся и ухватил пальцами пустоту. Хмель все же играл в голове.
   Тогда Замята решил не рисковать и не лить березовицу в кружку, а потому приложился губами прямо к кувшину. Хмельной напиток прохладной волной побежал по глотке...
   Перед глазами у Замяты помутилось и поплыло. Несколько мгновений он глупо таращился на комнату, потом голова его упала в тарелку с недоеденной жареной рыбой, глаза закрылись, а из глотки вырвался прерывистый, нездоровый храп.
   И приснилась Замяте река, полная хмельной березовицы. А берега у той реки были сплошь покрыты шелковистой травой, такой мягкой, что, раз улегшись на эту траву, никто бы уж не пожелал встать обратно. А на берегу водили хоровод голые девки! Их полные, сочные груди подпрыгивали в такт движениям! Замята глядел на девок сквозь ветви дерева и чувствовал томление в штанах.
   Но вдруг случилось ужасное: одна из разлапистых веток ожила, потянулась к Замяте, ухватила его за шиворот и гаркнула человеческим голосом:
   – Проснись, Замята! Проснись, сучий сын!
   Неумолимая сила подняла Замяту кверху и хорошенько встряхнула.
   Замята открыл осоловелые глаза и увидел перед собой незнакомое лицо. Худощавое, не по-здешнему загорелое, с коротко подстриженной бородой.
   – Ты кто? – недоуменно спросил Замята.
   – Гость, – ответил незнакомец.
   – Чей? – не понял Замята.
   – Твой, – последовал ответ.
   – Поди прочь, – сказал Замята и снова закрыл глаза.
   И снова пришел сон. Сладкий, волнующий – с голыми девками и рекой, полной березовицы. Сон был такой...
   Но проклятый гость, кем бы он ни был, не дал Замяте насладиться зрелищем.
   – Вставай, говорю! – гаркнул он в самое ухо.
   Замята открыл глаза, хрипло вдохнул воздух и недоуменно уставился на незнакомца.
   – Ты проснулся или как? – спросил тот.
   – Это чего? – изумленно спросил он.
   – Кадка с водой, – спокойно ответил незнакомец. – Я макнул тебя туда головой.
   – Ты? Меня?
   Парень кивнул:
   – Да. И буду макать, пока не протрезвеешь.
   Внезапно Замяту охватил гнев. Вот наглец! Мало того, что приперся в чужой дом и прогнал блаженный сон, так еще и в кадку макает! Ну, мяфа!
   Замята сжал кулаки.
   – Ах ты, мяфа! – рявкнул он. – Да я тебя...
   Замята считался отличным кулачным бойцом, но незнакомец легко увернулся от его крепкого кулака, перехватил руку и завернул ее Замяте за спину.
   Замята тихонько взвыл.
   – Да ты хоть знаешь, кто я?! – выкрикнул он.
   – Знаю, – ответил гость.
   – Я княжий дознаватель!
   – Я же сказал: знаю.
   – Я растяну тебя на дыбе! Сам! Вырву тебе груди калеными щипцами! А после, когда устану рвать, велю всыпать тебе десять плетей с железным охвостком!
   – Да ты, брат, еще во хмелю, – с угрюмой насмешливостью проговорил незнакомец. – Ну, ничего, я тебя вылечу.
   Он рывком поднял дознавателя на ноги, снова подтащил его к кадке, схватил за волосы и макнул в воду.
   Замята вынырнул, вытаращил глаза и отплюнулся.
   – Хватит! – взмолился он. – Прошу тебя, хватит!
   – Протрезвел? – поинтересовался гость. – Или макнуть еще?
   – Протрезвел! Клянусь Велесом, протрезвел!
   Незнакомец швырнул Замяту на лавку и кинул ему рушник.
   – Утрись.
   Замята взял рушник и вытер мокрую рожу. Отложив рушник, он угрюмо посмотрел на незнакомца.
   – Хорошо! – прорычал он. – Твоя взяла. Но потому лишь, что я пьян. Был бы я трезв...
   Замята наткнулся на твердый, холодный взгляд незнакомца и замолк. Ему и прежде приходилось видеть такие взгляды. И ничего доброго они не предвещали.
   На всякий случай Замята решил пока помалкивать. Так сказать, до выяснения. Если человек спокойно входит в горницу к княжьему дознавателю и макает его головой в чан с водой, значит, может иметь на то полное право.
   Почувствовав холод, Замята снова взял рушник и вытер шею и голую, мокрую, волосатую грудь.
   Пока он вытирался, незнакомец достал из кармана берестяную коробку, вынул из нее что-то и сунул в рот. Затем щелкнул огнивом, почмокал губами и выпустил изо рта клуб дыма.
   Дым... Дымящийся сучок... Бутовая трава...
   Что-то забрезжило на самой изнанке сознания Замяты. Кто-то ему уже про такое рассказывал. Дескать, есть в Хлыни один ходок, который дымит бутовым сучком и... И что?.. Замята сдвинул брови и наморщил лоб... Нет, не вспомнить.
   Он тряхнул головой и поднял взгляд на незнакомца.
   – Слышь, гость, ты кто ж такой будешь? – глухо и осторожно спросил он.
   – Меня зовут Глеб, – спокойно ответил тот. – Глеб Первоход.
   – Перво... – Замята оцепенел, во все глаза уставившись на гостя. – Вот лешье вымя! Так ты тот самый Первоход, которого вышвырнули из княжьего града?
   Глеб кивнул. Затем усмехнулся и сказал:
   – Хорошая, я вижу, по мне осталась память. А про то, что я спас князя Егру и его вояк от нелюдей и войска Голяди, ты не слышал?
   – Что-то такое говорили... – промямлил Замята, настороженно глядя на то, как сжимаются кулаки гостя. – Да я, признаться, не запомнил. Слаб я памятью, Первоход. Уж не обессудь.
   Кулаки гостя разжались, и Замята незаметно перевел дух – слава Сварогу. Гость был явно сильнее, чем выглядел, и при желании мог легко пересчитать Замяте зубы.
   – Пока тебя не было в Хлыни, тут многое переменилось, – произнес Замята примирительным голосом.
   Первоход кивнул.
   – Знаю.
   – В Гиблое место никто не ходит, – продолжил Замята. – И твоему договору с князем пришел конец. Ты уже не можешь просто так махать кулаками, Первоход. Если князь дознается, что ты вернулся, тебя схватят и бросят в подземелье. На вечные муки.
   – Все сказал? – Первоход прищурил недобрые глаза. – Во-первых, князь ничего не знает. А во-вторых: плевать я хотел на твоего князя.
   Глеб сел на лавку, посмотрел на голую девку, храпящую на перине, нахмурился и отвернулся. Затем снова взглянул на Замяту и сказал:
   – Мне нужна твоя помощь, дознаватель.
   – Помощь? – Замята облизнул губы. – Что ж... Отчего ж не помочь хорошему человеку. Но прежде чем просить меня о помощи, помоги мне сам. Будь добр, подай со стола кувшин.
   Первоход взглянул на кувшин и насмешливо поинтересовался:
   – А не хватит тебе, дознаватель?
   – Не бойся, Первоход, я свою меру знаю.
   Глеб покачал головой, взял со стола кувшин и вручил дознавателю.
   Замята хлебнул березовицы, подождал, пока она скатится по глотке в живот, и облегченно вздохнул. Жизнь, кажется, налаживалась. Суровый гость явно не собирался убивать его, и даже больше – был заинтересован в дружбе.
   Замята приосанился, взглянул на Первохода прямым взглядом и спросил:
   – Так о какой помощи ты хотел говорить, Первоход? И как мне за нее отплатишь?
   – Отплачу серебром, – сказал гость.
   Замята поскреб пальцами волосатую мускулистую грудь и прищурился:
   – И чего же ты от меня хочешь?
   – Неделю назад в доме Дулея Кривого убили ходока Дивляна. Ты проводил дознание?
   – Ну, я, – неохотно ответил Замята и слегка поежился. – Рожа у этого парня была – не приведи Белобог увидеть снова!
   – Ты проводил дознание, – повторил Первоход. – Что тебе удалось узнать?
   В Замяте вдруг проснулся дух сопротивления. Он скосил глаза на меч, лежащий на лавке в углу горницы, приосанился и с вызовом проговорил:
   – А с какой стати я должен тебе рассказывать?
   Гость, не говоря ни слова, достал из кармана серебряную резанку, положил ее на стол и швырнул щелчком пальца к Замяте. Замята ловко поймал резанку и сунул ее под худосочный зад.
   – Вообще-то я не должен тебе ничего рассказывать, – сказал он, прищурив глаза. – Но так и быть. Дивлян сидел на полу, у окна. Рожа и тулово у него иссохлись. А глаза такие... – Замята сам вытаращил глаза и передернул плечами. – Будто пред тем, как кончиться, увидел лешего и его лешиху, да от страха и помер!
   – Значит, он чего-то испугался?
   Замята хмыкнул и угрюмо обронил:
   – Испугался? Да не дай Белобог увидеть то, что увидел перед смертью Дивлян.
   Глеб потер пальцами щеку.
   – Дивлян был ходоком, – задумчиво проговорил он. – А напугать ходока – это надо здорово постараться. Скажи-ка, дознаватель, вещи в комнате были целы?
   Замята небрежно махнул рукой:
   – Да какие там вещи. Пустой мешок да соломы клок.
   – Все было на местах, ничего не перевернуто и не сломано?