Однако обыск ничего не дал. Переворошив всю избу, Глеб не нашел ни тайников, ни кубышек с серебром.
   Перед тем как уйти, Глеб снова подошел к топчану и снова осмотрел иссохшееся тело девушки, старательно обходя взглядом ее вытаращенные, остекленевшие глаза.
   Глеб обнаружил, что ногти на ее пальцах сломаны, а некоторые – содраны. Очевидно, она пыталась защитить себя. Чуть пониже левой груди темнел синяк, и Глеб почти не сомневался, что ребро у девушки в этом месте сломано.
   Опустив взгляд еще ниже, Глеб содрогнулся. Он понял, что перед тем, как прикончить Ведану, убийца изнасиловал ее. Сероватые, не слишком свежие простыни были испачканы пятнами крови. Кровь была и на бедрах Веданы, а ее промежность была разорвана.
   Резкий порыв ветра сотряс окошко. По комнате пробежал сквозняк, и факел в руке Глеба потух.
   – Твою мать... – тихо выругался Глеб и полез в карман за зажигалкой.
   И вдруг Глеб ясно ощутил, что он в этой комнате не один. Стоило ему это почувствовать, и страх – как приступ паники – тут же ворвался в его душу, подкатил к горлу комом, заставив Глеба шумно и хрипло задышать.
   Что-то стремительно и бесшумно надвигалось на него во мраке. Сжав зубы, чтобы унять охватившую тело дрожь, и положившись на свои инстинкты, Глеб выхватил меч и рубанул тьму перед собой.
   Меч его с чавканьем воткнулся во что-то мягкое и вязкое. Рукоять меча сильно дернулась и выскользнула у Глеба из пальцев. И тут же кто-то навалился на Глеба и сбил его с ног.
   Холодные пальцы сдавили Глебу шею, а лицо его обдало гнилостным старческим дыханием. Глеб пробовал отбиться и вырваться, но все было бесполезно. Пальцы противника все крепче сжимали его шею.
   – Нет... – в ужасе прохрипел Глеб. – О, боги... Нет...
   Задыхаясь и почти теряя сознание, Глеб зашарил рукой по полу, надеясь найти меч. Пальцы его наткнулись на выпавшую из кармана зажигалку. Глеб схватил зажигалку и судорожным движением выщелкнул пламя.
   Язычок огня взвился вверх, озарив комнату тусклым, подрагивающим, рыжеватым светом. И в то же мгновение холодные пальцы выпустили шею Глеба. Скосив глаза, он успел заметить, как темная тень отпрянула от него и быстро переместилась к двери.
   Хлопнула входная дверь, по комнате вновь пробежал ледяной сквозняк, заставив Глеба заслонить зажигалку ладонью. Затем все стихло.
   Глеб сел на полу и закашлялся, морщась от боли в распухшем горле. Затем взял факел и зажег его. При свете факела он поднял с пола меч и крепко сжал его в руке.
   Он не чувствовал досады из-за того, что упустил убийцу, который почти был у него в руках. Он чувствовал облегчение и радость от того, что остался жив.
   Взгляд Глеба упал на большое черное пятно на полу, метрах в полутора от него. Приглядевшись, он увидел, что это не просто пятно, а ошметки черной пены. Ошметки эти с тихим чавкающим звуком таяли прямо у него на глазах, стремительно впитываясь в щели между половицами.
   Глеб облизнул пересохшие от страха губы и хрипло пробормотал:
   – Пора отсюда убираться.
   Затем тяжело поднялся на ноги и, держа факел в одной руке, а меч в другой, зашагал к двери, уверенный, что увиденного и испытанного им в этом доме хватит на дюжину кошмарных снов.

10

   Следующий день выдался солнечным. Глеб, остановившийся на постой в доме старого приятеля, проспал почти до полудня. Поднялся он с тяжелой головой и, бормоча под нос проклятия браге, олусу и хмельному сбитню, сунул ноги в поношенные ичиги.
   Умылся из бадьи ледяной водой. Почистил деревянной жеваной щеточкой зубы. Затем неторопливо оделся. Кожаные штаны, рубаха, шерстяная поддевка, короткая меховая куртка, благодаря которой многие принимали его за охотника-промысловика... Сверху широкий пояс, а на нем – ножны с мечом. В заплечной кобуре – ольстра.
   Довершили дело длинный суконный плащ с капюшоном, который Глеб скрепил на плече массивной медной пряжкой, и охотничья кожаная шапка.
   Выйдя на улицу, Глеб набросил на голову капюшон и зашагал по дороге к торжку, весело поскрипывая утоптанным снегом. В животе урчало от голода. Вот и торжок.
   Возле крайней лавки мужик в каком-то странном ватнике пытался развернуть телегу, дергая лошадку за узду. Сбруя на лошадке была гнилая – одни узлы. Видать, дела у торгового человека шли плохо.
   Впрочем, были здесь и успешные торговцы. И кони у них были сытые, и сани да телеги справные. Кое-где у ворот и дверей стояли, дожидаясь хозяев, запряженные розвальни да роскошные сани с расписными задками.
   На торжке Глеб сразу двинулся к лавкам с едой.
   – Гляди, какой красавчик! – услышал он веселый бабий голосок. – Эй, господин хороший да пригожий, купи баранок!
   Глеб повернулся и зашагал к девкам, закутанным в цветастые платки и весело щурящимся на солнце. Остановился возле одной, с лотком, на котором красовались леденцы и свежее печево.
   – Откуда ты такой красивый да ладный взялся? – поинтересовалась, лукаво улыбаясь, девка. – Не видела я тебя тут раньше.
   – Я не здешний, – ответил Глеб, оглядывая лоток.
   – Откуда ж ты?
   – Из Поморских земель.
   – Эй, Милана! – окликнула девку подружка, продававшая пирожки. – Поделись красавцем!
   – Сама себе ищи! – весело ответила Милана.
   – Где ж таких найдешь? Красавцы стадами по улицам не ходют!
   Девки засмеялись.
   Глеб тоже улыбнулся. Он вдруг вспомнил о том, что Дивлян приносил сестрам баранки и леденцы, глянул на девку и спросил наудачу:
   – Слушай, красавица, а ты, случайно, Дивляна-ходока не знаешь?
   – Дивляна? – Милана прищурилась. – Погоди-ка... Это тот, у которого сестры-калики?
   – Он самый.
   Она улыбнулась, блеснув полоской белоснежных, ровных зубов.
   – Как же, знаю! Раньше он на торжок часто приходил. Баранки да пряники сестрам покупал. А ты почему спрашиваешь?
   – Так. По одному делу. И когда он приходил в последний раз?
   – Да давно уж!
   Глеб вздохнул.
   – Ясно. Дай мне пяток баранок посвежее.
   Милана сняла с веревочки пять баранок и протянула Глебу. Он сунул баранки в карман охотничьей куртки и протянул девке медную денежку.
   – Премного благодарна! – улыбнулась Милана. – Приходи еще, когда захочешь полакомиться!
   – Приду, – пообещал Глеб.
   Девка вдруг прищурила голубые глаза и проговорила, понизив голос:
   – А я ведь не только про баранки да пряники говорю.
   Глеб окинул девку любопытным взглядом и сказал:
   – Я тоже.
   Несколько секунд они молчали, затем Глеб кивнул в знак прощанья, повернулся и хотел идти, но девка его окликнула:
   – Погоди-ка!
   Он остановился и снова взглянул на Милану.
   – Про Дивляна-то я тебе недосказала. Видела я его недавно.
   – Недавно? – навострил уши Глеб. – Когда?
   – Когда? Да вчера.
   Брови Глеба приподнялись.
   – Ты уверена?
   – Конечно. Хотя... – Милана пожала острыми плечиками. – Может, это и не Дивлян был.
   Глеб наморщил лоб:
   – Погоди-погоди, давай все по порядку. Для начала скажи, где ты его видела?
   – Да вон там! – Милана указала красной рукавичкой на дощатый забор. – У самого заборчика. Прошмыгнул, как тать, и был таков. Весь какой-то скрюченный, руки в карманах, шею замотал тряпкой, а на глаза шапку нахлобучил.
   – Значит, лицо его было скрыто? Почему же ты тогда уверена, что это был он?
   Милана снова пожала плечами.
   – Да я и не уверена. Вот ты сейчас усомнился, и я тоже сомневаться стала.
   Глеб задумался, потер пальцами лоб. Снова взглянул на Милану.
   – Значит, говоришь, до вчерашнего дня Дивлян здесь часто появлялся.
   – Да, почитай, через день. Денег на сестер не жалел. Только вот за последние две или три седмицы ни разу на торжок не свернул.
   – Ясно, – кивнул Глеб.
   «Должно быть, девка просто обозналась», – подумал он. А вслух сказал:
   – Благодарствую за баранки, красавица! Еще увидимся!
   – Увидимся? – быстро проговорила Милана. – Когда же?
   – Когда? – Глеб озадаченно нахмурился. – Если честно, я не...
   – Сегодня вечером на Сходной площади гулянка, – сказала Милана. – Дядька Опрос разожжет большой костер, будут дудки и пляски. Придешь?
   Глеб кивнул:
   – Хорошо.
   – Обещаешь?
   Глеб улыбнулся и покачал головой:
   – Прости, но нет.
   Милана вздохнула:
   – Жаль. Ну, хорошо хоть, что не обманул. А то я бы ждала. Скажи хоть, как тебя зовут, прохожий человек?
   – Глеб.
   – Глеб, – тихо повторила девка. И кивнула: – Я это запомню. А я Милана.
   – Приятно познакомиться, Милана. Не скучай!
   Глеб махнул на прощанье рукой, повернулся и, уплетая свежую, теплую еще баранку, двинулся вдоль торговых рядов к выходу с торжка.
   Девка-торговка подошла к Милане, толкнула ее плечом и весело проговорила:
   – Какой красавчик, а! Высок, статен, а волос густой, будто у девки, – загляденье! Только смотри, как бы не разбил тебе сердце.
   Милана засмеялась.
   – Да ну тебя, Силка! Брешешь, сама не знаешь что!
   Силка, посмеиваясь, отошла на свое место, а Милана посмотрела вслед молодому прохожему задумчивым взглядом и тихо проговорила:
   – Значит, Глеб... Что ж, Глеб, коли еще раз увижу – не упущу.

11

   Час спустя Глеб снова был на постоялом дворе Дулея Кривого. Забрехавшим под частоколом собакам бросил кусочки зачерствевшей баранки. Псы слопали угощенье и завиляли хвостами, подобострастно глядя на Глеба.
   На этот раз Глеб не зашел в дом, а обошел его по кругу и вышел на внутренний дворик, уставленный деревянными ящиками с мусором.
   Из-под сапога у него выскочила крыса и, перебежав через освещенную луной площадку, скрылась в сарае.
   Ковыряться в мусоре ему не хотелось, но делать нечего. Натянув рукавицы, Глеб склонился над ящиком и принялся за дело.
   Остатков съестного здесь не было – в голодное время у Дулея Кривого не пропадала ни одна кость, ни один сухарь.
   В основном коробы были забиты старыми, заношенными до тления вещами, драными оборками, оберточными тряпками и сгнившими дощечками от ящиков, в которых купцы привозили товар.
   Минут двадцать Глеб рылся в мусоре без всякого результата, пока не наткнулся на несколько сломанных берестяных туесков. Туески потемнели и прогнили от влаги, и все же Глеб распознал их. Такие же туески он видел в сундуке у ходока Дивляна. Только те были целые, а эти пришли в полную негодность.
   Подобрав самый целый на вид туесок, Глеб скинул рукавицу, сунул в него палец и поскреб ногтем по стенкам. Затем поднес палец к глазам. Ноготь и палец испачканы какой-то красноватой дрянью. Приглядевшись внимательнее, он с удивлением опознал в ней бурую пыль.
   Вот так дела! Значит, кто-то по-прежнему ходит за бурой пылью в Гиблое место? А если нет, то откуда она берется?
   Блажные дома, где любой горожанин или приезжий мог купить себе дозу бурой пыли и погрузиться в нирвану на всю ночь, закрылись еще четыре месяца назад. Невероятно было представить, чтобы кто-то из ходоков или добытчиков втайне промышлял в Гиблом месте. Нынче туда и самый отъявленный отморозок не сунется.
   Откуда же тогда у Дивляна была бурая пыль? И почему именно у него?
   Глеб вздохнул.
   Что ж, по крайней мере, теперь понятно, откуда у Дивляна взялся горшок с серебром. На бурой пыли, если знаешь, где ее достать, можно в короткие сроки сколотить себе огромное состояние. Но Дивлян?.. Глеб качнул головой: нет, на него это не похоже.
   Глеб задумался.
   Приказчик Перипята говорил, что Дивлян работал на пристани всего два дня в неделю. Значит, у него было время, чтобы ходить в Гиблое место.
   Вероятно, Дивлян нашел новые пути и тропы. Он ведь единственный, кто вернулся из Гиблого месяца живым за последние полгода. Возможно, в том жутком походе он потерял левую руку, но взамен нашел чудну́ю вещь, помогающую ему отпугивать темных тварей?
   Глеб взглянул на берестяной туесок и нахмурился. Что ж, теперь у него, по крайней мере, есть хоть какая-то зацепка. Главное – грамотно ее использовать. И не терять времени даром.
   Глеб швырнул берестяной туесок в мусорный короб, повернулся и зашагал прочь с постоялого двора.
* * *
   Тайного разносчика бурой пыли Глеб вычленил в редкой толпе прохожих быстро. Тот был худ и суетлив. Он то и дело шнырял по сторонам глазами, как затравленный зверек.
   Подкараулив паренька в темном закоулке, Глеб схватил его за шиворот и прижал к дереву. Кричать разносчик не стал, лишь уставился на Глеба испуганными глазами, силясь разглядеть в сумерках его лицо. Поскольку сам Глеб продолжал молчать, разносчик разжал узкие губы и сипло пробормотал:
   – Тебе чего, человек?
   – Да вот, – спокойно отозвался Глеб, – бурой пылью разжиться хочу. Продашь?
   Разносчик нервно улыбнулся:
   – Окстись, незнакомец! Какая еще бурая пыль?
   – А то сам не знаешь. – Глеб усмехнулся и доверительно сообщил: – Да ты не бойся, я не какой-нибудь там. Заплачу, сколько скажешь.
   Парень зыркнул глазенками по сторонам и быстро проговорил:
   – Нешто ты не знаешь, что княжьим указом запрещено продавать бурую пыль на улице? Ее можно купить только в блажных домах.
   – Так ведь дома те закрылись!
   – Это верно, – кивнул разносчик. Он снова глянул по сторонам и закусил губу. Парня явно терзали сомнения. С одной стороны, ему не хотелось неприятностей. С другой – было бы глупо упустить такой шанс заполучить нового клиента. В конце концов алчность одолела разум. – Я тебя совсем не знаю, – пробормотал разносчик. – Кто ты и откуда тут взялся?
   Глеб сбросил с головы капюшон и приблизил свое лицо к лицу разносчика.
   – Не узнаешь? – тихо спросил он.
   Лицо паренька вытянулось от изумления:
   – Первоход?
   Глеб кивнул:
   – Он самый.
   – Значит, ты вернулся?
   – Как видишь. А что обо мне говорят в городе?
   – Говорят, ты сгубил княжьи брони, и князь хотел тебя за то четвертовать. Но потом передумал и выгнал из Хлынь-града. Первоход, ежели тебя поймают, то четвертуют!
   Глеб усмехнулся:
   – Ничего. С Драным катом я как-нибудь договорюсь.
   – С Драным катом? – Парень качнул головой: – Ты слишком давно не был в городе, ходок. Драного ката уж нет. Вместо него теперь Ядвига.
   – Ядвига?
   Разносчик кивнул:
   – Угу. Сказывают, лучшей мучительницы, чем эта девка, не сыскать. Сдирает с человека шкуру живьем, а потом посыпает голое мясо солью. А чтобы полонец не помер от мук, Ядвига вливает ему в рот особое гофское зелье.
   Глеб хмыкнул.
   – Думаю, мне не доведется познакомиться с этой тварью лично, – сухо обронил он. – А теперь скажи: под кем ты ходишь? Кто дает тебе товар для сбыта?
   Парень дернулся, пытаясь высвободиться, но Глеб держал крепко. Тогда он состроил жалобную мину и забубнил:
   – Первоход, я не могу тебе этого сказать. Если я скажу...
   Дуло ольстры уткнулось разносчику в тощий живот.
   – Не скажешь, кто дает тебе бурую пыль, продырявлю тебе живот, – сообщил Глеб. – Считаю до пяти. Раз... Два... Три... Четыре...
   – Хорошо! – выдохнул разносчик, с ужасом покосившись на обрез. – Его зовут Рашпай Гусак! И он не здешний.
   – Откуда же он?
   – Из северных земель.
   Глеб убрал ольстру и сунул ее в кобуру, притороченную к широкому поясу.
   – Я вижу, пока меня не было, в Хлыни появилось много новых людей, – мрачно проговорил он.
   Разносчик кивнул:
   – Это верно.
   – Проведешь меня к Гусаку?
   Глаза парня снова забегали.
   – А тебе зачем? – бормотнул он побелевшими губами.
   – Хочу с ним поговорить.
   Разносчик хотел возразить, но Глеб посмотрел ему в глаза, и тот осекся. Затем снова уставился на приклад ольстры, торчащий из кобуры, облизнул тонкие губы и сказал:
   – Гусак не погладит меня за это по головке. Но я тебя отведу.
   Рашпай Гусак оказался приземистым, толстым и широкоплечим мужиком. Лицо у него было широкое и мясистое и все изрытое шрамами. Одет он был дорого и безвкусно. Голова Гусака была повязана платком, словно у пирата, а во рту блестела железная коронка.
   Скользнув по лицу Глеба быстрым, цепким взглядом, пират повернул голову к разносчику и сердито спросил:
   – Какого лешего ты притащил сюда чужака, Лапоть?
   Разносчик захлопал глазами:
   – Гусак, прости. Этот парень пригрозил, что убьет меня, если я не приведу его к тебе. Да ты не бойся, он нас не выдаст. За ним самим охотятся охоронцы.
   Гусак перевел взгляд на Глеба и грубо осведомился:
   – Это правда?
   – Правда, – кивнул Глеб.
   – Гм... – Гусак задумчиво очесал мясистый нос толстым пальцем, затем негромко окликнул: – Жихарь!
   Глеб не успел шевельнуться, как холодное острие кинжала коснулось его горла. Человек, держащий кинжал, был низок ростом и худ, но глаза его, светло-голубые, почти бесцветные, пылали холодным лютым огоньком. Такой зарежет и не поморщится.
   Пират пристально взглянул на Глеба и сказал:
   – Теперь рассказывай. Кто ты такой и чего тебе от меня надо?
   Глеб покосился на кинжал и тихо ответил:
   – Меня зовут Первоход.
   – Первоход? – Разбойничьи глаза Гусака блеснули. – Так ты тот самый Первоход? Я о тебе слышал.
   – И что же ты слышал? – хрипло поинтересовался Глеб, поглядывая на кинжал.
   – Слышал, что ты пришел в Хлынь шесть лет тому назад – неведомо откуда. У тебя был огнестрельный посох, и потому люди приняли тебя за колдуна. Старый князь заключил тебя в темницу, но потом княжна Наталья занемогла, и он отпустил тебя. Ты пошел в Гиблое место за пробуди-травой, чтобы излечить княжну. Ты стал первым, кто не побоялся темных тварей.
   Пират перевел дух, по-прежнему внимательно разглядывая Глеба. Затем продолжил:
   – Сказывают также, что ты разгромил воинство нелюдей из мертвого города. А потом спас Хлынское княжество от нашествия голядской тьмы.
   Глеб прищурился.
   – Ты много обо мне знаешь, Рашпай Гусак. Теперь ты прикажешь своему человеку убрать кинжал от моего горла?
   Гусак покачал головой.
   – Нет. Теперь, когда я знаю, кто ты, я буду в десять раз осторожнее. Ероха! Довол! – окликнул он.
   Из соседней комнаты вышли еще два молодца и обнажили мечи. Судя по точным, скупым движениям, управляться с мечами они умели. Глеб мысленно пожалел, что пришел к разбойникам открыто. Нужно было подкараулить Гусака на улице, взять его в жесткий оборот и выбить из него всю нужную информацию.
   – Князь ненавидит тебя, Первоход, – снова заговорил Гусак. – Если я отдам тебя княжьим охоронцам, я получу в награду кучу серебра.
   – И ты отдашь меня им? – угрюмо поинтересовался Глеб.
   Гусак пожал плечами:
   – Почему нет? Я деловой человек. А какой деловой человек откажется от кучи серебра? – Гусак облизнул губы и добавил: – Хотя... Мы можем решить все по-другому.
   – И как же? – спросил Глеб.
   – Ты был лучшим ходоком. Наверняка принес из Гиблого места кучу чудодейственных амулетов. Отдай их мне, и я отпущу тебя.
   Глеб легонько качнул головой:
   – У меня нет амулетов. Я от них избавился, когда решил стать огородником.
   Пират усмехнулся.
   – От ольстры ты, однако, не избавился. Значит, и амулеты где-то спрятал. Отдай их мне, Первоход. Отдай, и я помогу тебе выбраться из княжества целым и невредимым. А если не отдашь...
   Договорить Гусак не успел. Глеб резким ударом кулака выбил кинжал из пальцев коротышки Жихаря и, сделав шаг назад, освободил себе пространство для боя.
   К тому моменту, когда разбойники сообразили, что к чему, в руке у Глеба уже сверкнул меч-всеруб. Разбойник, что стоял слева, бросился на Глеба, но тот увернулся и вонзил меч ему в живот. Второго разбойника Глеб ударил голоменью меча по лицу, сбив его с ног, а очухавшемуся коротышке сильным ударом разрубил правое предплечье.
   Разобравшись с разбойниками, Глеб вновь взглянул на оторопевшего пирата.
   – Отойди к стене и подними руки! – рявкнул он.
   Гусак попятился, поднимая толстые руки.
   Глеб переложил меч в левую руку, а правой достал из кобуры ольстру и направил ее в грудь Гусаку.
   – Вот теперь мы поговорим, – сказал он.
   Гусак покосился на ольстру, облизнул пересохшие губы кончиком языка и нервно проговорил:
   – Ты не выстрелишь.
   – С чего ты взял?
   – На шум сбегутся охоронцы и скрутят тебя.
   Глеб покачал головой:
   – Нет. Я успею уйти. А тебя они найдут на полу с перебитыми ногами. Карманы твои набиты бурой пылью, Гусак, так что дыбы тебе не избежать.
   Пират обдумал его слова, прищурил злые глаза и отрывисто спросил:
   – Чего ты хочешь?
   – Я пришел к тебе, чтобы задать два вопроса и получить на них вразумительные ответы.
   – Правда? – Гусак снова облизнул губы. – И что это за вопросы?
   – Ты здесь не старший, – сказал Глеб, сверля толстяка угрюмым, холодным взглядом. – Скажи мне, под кем ты ходишь и как мне найти твоего хозяина.
   Несколько секунд Гусак молчал, угрюмо глядя на Глеба, потом разомкнул губы и тихо проговорил:
   – Если я скажу тебе, он перережет мне глотку.
   – А если не скажешь, то это сделаю я, – холодно пообещал Глеб. – Ты слышал обо мне достаточно, Рашпай, и знаешь, что я убил немало народу. Рука моя не дрогнет.
   – Ты не убиваешь людей, – возразил пират. – Ты убиваешь нечисть.
   Глеб усмехнулся:
   – Верно. Но для меня ты и есть нечисть. Поэтому заканчивай болтовню и отвечай на мои вопросы. На кого ты работаешь?
   Еще несколько секунд понадобилось Гусаку, чтобы преодолеть внутренний барьер и заговорить. Для начала он хладнокровно и деловито уточнил:
   – Ты его убьешь?
   – Возможно, – ответил Глеб. – Но тебе ведь это только на руку. Займешь его место и приберешь к рукам весь город.
   Гусак усмехнулся, прищурил лютые глазки и кивнул.
   – Хорошо. Моего старшего зовут Белозор Баска. Раньше он был ходоком.
   Глеб помнил Белозора. Это был очень умелый и опытный ходок. Сильный, хитрый, безжалостный и дерзкий. Впрочем, Глеб никогда не воспринимал его всерьез. Возможно, причиной тому была слащавая внешность Белозора. Кожа у него была нежная, словно у девушки, а сам он был просто ангельски красив. Кто бы мог подумать, что этот смазливый парень возглавит шайку головорезов?
   – Значит, Белозор ваш главарь. – Глеб прищурил недобрые глаза: – Интересное кино. И где мне его найти?
   – У него в Хлыни свое кружало. Между Торжком и Скуфьей горой. Над дверью – два бычьих черепа, а между ними доска с намалеванным лешаком.
   Глеб опустил ольстру.
   – Молодец, – сказал он. – Веди себя тихо, Рашпай Гусак, и останешься жив.
   Глеб повернулся к двери, убирая ольстру в кобуру, и тут пират бросился на него.
   Грохот выстрела разорвал влажную тишину подвала. Пират остановился, выпучив глаза, и схватился пятернями за живот. Между пальцами его просочилась кровь и закапала на пол.
   Глеб взглянул на красное пятно, расплывающееся по светлому подстегу Гусака, и с досадой проговорил:
   – Дурак. Я же предупреждал.
   Пират попытался что-то сказать, но не смог и рухнул на пол. Глеб обвел оставшихся разбойников угрюмым взглядом и холодно поинтересовался:
   – Кто-нибудь еще хочет?
   Разбойники молчали.
   – Так я и думал, – сказал Глеб.
   Он вложил ольстру в кобуру и снова повернулся к двери. На этот раз никто не попытался его остановить.
   Выйдя на улицу, Глеб вдохнул полной грудью свежий, морозный воздух. Мышцы его все еще были напряжены, пальцы чуть подрагивали. Царапина на шее, оставленная кинжалом коротышки, слегка зудела, но в остальном Глеб чувствовал себя сносно.

12

   Кружало с прибитыми над вереями бычьими черепами Глеб нашел не без труда. Место было укромное, вдали от мощеной главной улицы, запутавшееся в глухой сети переулков, как муха в паутине.
   У кружала играли на морозе в кости два подвыпивших охоронца в тулупах. Глебу не составило труда проскользнуть мимо них незамеченным.
   Внутри кружало выглядело не хуже и не лучше любого подобного заведения Хлынь-града. Та же массивная деревянная стойка с флегматичным целовальником по ту сторону, лениво натирающим оловянные стаканчики на фоне полок с брагой, хмельным сбитнем и олусом. Длинные дубовые столы, все в разводах от пролитых напитков, такие же длинные лавки, обсиженные подвыпившими посетителями. Гул голосов, смог от жаровен, запах браги и жареного мяса.
   Увидев в отдалении комнатку, занавешенную плотной шторой, Глеб двинулся к ней. Прошел через зал и уже протянул руку к шторе, как вдруг путь ему преградили два рослых парня с железными кастетами в руках.
   – Куда? – ласково спросил один из них.
   – К Белозору, – ответил Глеб, спокойно глядя парню в глаза.
   – А кто ты?
   – Его друг. Глеб Первоход.
   Парень прищурился, оглядел Глеба с головы до ног и с ног до головы и сказал:
   – Погодь тут, я ему скажу.
   Парень исчез за шторкой, оставив Глеба со своим напарником.
   – А ты правда Первоход? – спросил напарник, с любопытством глядя на Глеба.
   Глеб кивнул:
   – Правда.
   – Говорят, ты обвел вокруг пальца самого князя. Обещал ему громовые посохи, а взамен привез гнилые палки.
   Глаза Глеба угрожающе сузились.
   – Не советую тебе повторять этот бред, – холодно проговорил он.
   Парень ухмыльнулся и хотел что-то сказать, но в этот миг из-за шторы окликнули:
   – Эй, Первоход, входи!
   Парень посторонился, освобождая проход, Глеб откинул полог шторы и вошел в комнату.
   Первое, что увидел Глеб, был стол, уставленный и заваленный всевозможными яствами – недоеденными жареными курами, свиными ногами, кусками белого хлеба. Между тарелками с едой стояли кувшины с выпивкой.
   Привыкнув к полумраку комнаты, чуть подсвеченному двумя сальными свечами, Глеб разглядел и людей, сидящих за столом.