Страница:
У главного входа в клинику стояли четыре мотоцикла. На одном из них сидел боком парень, одетый в кожу с заклепками и шипами.
— Привет, — сказал ему Сажин. Рокер никак не отреагировал.
— Отряд не заметил потери бойца? — спросил Сажин. — Что же вы оставили друга умирать на дороге? Теперь это будет на вашей совести.
— Слушай, мэн, — лениво процедил сквозь зубы парень. — Я ведь тебя не трогаю.
— Ну, еще бы. Если ты меня тронешь, тебя посадят. Но ты не бойся. Мне про одного парня надо узнать. Колоритный такой парень — борода черная, а волосы светлые. Может, видел такого?
— С детства ненавижу ментов, — отозвался рокер.
— Сочувствую. Но ты ведь не хочешь, чтобы я заставил тебя показать права или обратил внимание на номер твоего мотоцикла, которого нет,
С этими словами Юра протянул руку и вынул из езда ключ зажигания.
— Э! Ты охренел?! — заорал рокер и уже готов был кинуться на собеседника, но вовремя вспомнил, что тот — из правоохранительных органов.
— Так я о том парне, — как ни в чем не бывало продолжил Сажин. — Это ведь он устроил аварию?
— Меня там не было, — сказал рокер. Ему было лет шестнадцать, но он изо всех сил старался казаться старше и старательно подражал суперменам из американских боевиков.
— На это мне глубоко плевать, — сказал Сажин, — Только не говори, что у вас не рассказывают друг другу про свои подвиги.
— Я тебе вообще ничего не собираюсь говорить.
Юра уселся на сиденье соседнего мотоцикла и сообщил:
— Мне интересно, как вы его выследили и где он теперь?
Рокер смачно сплюнул и ответил на вопрос нецензурно и в рифму.
Тут из дверей клиники показались еще трое рокеров. Один заметно прихрамывал, и вообще все его движения казались осторожными и слегка неуклюжими. Еще бы — соскочить с падающего мотоцикла и тут же получить ногой по самому чувствительному у мужчин месту. Естественно, он не успел сгруппироваться и, рухнув на асфальт, повредил и ноги, и руки, и бока помял изрядно — хорошо еще, ничего не сломал.
Парни оживленно переговаривались.
— Ну, чего? — издали спросил их собеседник Сажина.
— А ничего. Жить будет. Может, дураком сделается, или ноги отнимутся.
— Придется купить ему инвалидский мотоцикл, — добавил хромой, и все рассмеялись.
Тут взгляды рокеров скрестились на Сажине, который уже встал с мотоциклетного сиденья, но по-прежнему опирался на машину хромого. Сейчас должен был последовать вопрос типа: «Э, мужик, что это ты тут делаешь?», — но Юра опередил рокеров и задал свой вопрос первым. Выбросив руку в направлении хромого, он поинтересовался:
— Это у тебя бородатый отобрал мотоцикл?
Хромой в гневе повернулся к бывшему собеседнику Сажина, и лицо его не предвещало ничего хорошего — настолько, что парень, стороживший мотоциклы, счел нужным начать оправдываться и сразу утратил свой вид крутого парня.
— Миша, я ничего…
— Не сказал, — прервав его, закончил фразу Сажин. — Истинная правда. Но я догадался, а ты подтвердил.
Из этой фразы осталось неясно, кто именно это подтвердил — Миша или первый собеседник Сажина, имя которого так и не удалось узнать. Но Миша принял слова дознавателя на свой счет и взорвался:
— Да я слова тебе не сказал!
— Я заметил, — ответил Сажин и не спеша пошел к таксофонам у входа в клинику.
— Ключи отдай! — крикнул ему вслед первый собеседник.
— В городском управлении внутренних дел есть кабинет тридцать один, — через плечо сообщил Сажин. — Жду тебя там завтра.
— Хрен! У меня запасной есть.
— Безумно рад за тебя.
Сквозь стеклянную дверь Сажин заметил в вестибюле больницы старшую сестру Коли Демина и на время отложил звонок по телефону. Он вошел в здание и направился к девушке. Позавчера, вскоре после происшествия, он не стал ее допрашивать — с милицией разговаривал отец. Но теперь Колина сестра выглядела нормально, и дознаватель обратился к Ней, на всякий случай представившись:
— Здравствуйте. Я — Сажин из управления внутренних дел.
— Привет. Я уже видела вас, — ответила она.
— Тем лучше. Сейчас к вашему брату приходили друзья. Вы их знаете?
— Двоих. Миша Калинкин и Леша Петров. Мы в одном доме живем.
— Спасибо большое. Как Коля?
Девушка опустила глаза. Потом тихо сказала:
— Возможно, выживет.
— Скажите, как можно с вами связаться, если еще что-нибудь понадобится?
Она молча написала на бумажке два телефона.
— Это рабочий, это — домашний. Зовите Свету.
— Спасибо.
Юра проводил ее до дверей, потом зашел в будку таксофона и позвонил Ростовцеву. Разговор он закончил словами:
— Ты можешь их перехватить. Я забрал ключ от одного мотоцикла, и они теперь ведут его «под уздцы».
Покинув будку, Сажин увидел поблизости бородатого мужчину и оглядел его с подозрением. Потом на всякий случай потребовал документы.
— А вы кто, позвольте узнать? — поинтересовался подозрительный незнакомец.
Сажин показал ему свое удостоверение. Бородатый протянул дознавателю свое.
«Зарайский Олег Иванович, журнал „Криминальный мир“», — прочитал Юра и не рискнул просить показать паспорт. Еще не хватало засветиться в прессе в роли какого-нибудь держиморды.
— По делам у нас? — спросил он, возвращая удостоверение.
— Естественно, — ответил Зарайский. — Вам, ребята, надо радоваться, что здесь не Америка. А то бы к вам в город пожаловала вся пресса страны, а не только мелкие сошки вроде меня. А вы не связаны с делом Ружевич?
— Нет. У меня другой круг обязанностей.
Сажина так и подмывало разобраться с этим бородачом более тщательно. Но он никак не мог решить, где кончается бдительность и начинается мнительность. Будь Юра бывалым милиционером, он, конечно, потребовал бы паспорт без колебаний. Но вся беда в том, что Сажин не был бывалым милиционером. И пока он раздумывал. Зарайский уже вошел в вестибюль больницы, и гнаться за ним теперь было смешно — особенно если он и вправду окажется журналистом из Москвы.
28
29
30
31
32
— Привет, — сказал ему Сажин. Рокер никак не отреагировал.
— Отряд не заметил потери бойца? — спросил Сажин. — Что же вы оставили друга умирать на дороге? Теперь это будет на вашей совести.
— Слушай, мэн, — лениво процедил сквозь зубы парень. — Я ведь тебя не трогаю.
— Ну, еще бы. Если ты меня тронешь, тебя посадят. Но ты не бойся. Мне про одного парня надо узнать. Колоритный такой парень — борода черная, а волосы светлые. Может, видел такого?
— С детства ненавижу ментов, — отозвался рокер.
— Сочувствую. Но ты ведь не хочешь, чтобы я заставил тебя показать права или обратил внимание на номер твоего мотоцикла, которого нет,
С этими словами Юра протянул руку и вынул из езда ключ зажигания.
— Э! Ты охренел?! — заорал рокер и уже готов был кинуться на собеседника, но вовремя вспомнил, что тот — из правоохранительных органов.
— Так я о том парне, — как ни в чем не бывало продолжил Сажин. — Это ведь он устроил аварию?
— Меня там не было, — сказал рокер. Ему было лет шестнадцать, но он изо всех сил старался казаться старше и старательно подражал суперменам из американских боевиков.
— На это мне глубоко плевать, — сказал Сажин, — Только не говори, что у вас не рассказывают друг другу про свои подвиги.
— Я тебе вообще ничего не собираюсь говорить.
Юра уселся на сиденье соседнего мотоцикла и сообщил:
— Мне интересно, как вы его выследили и где он теперь?
Рокер смачно сплюнул и ответил на вопрос нецензурно и в рифму.
Тут из дверей клиники показались еще трое рокеров. Один заметно прихрамывал, и вообще все его движения казались осторожными и слегка неуклюжими. Еще бы — соскочить с падающего мотоцикла и тут же получить ногой по самому чувствительному у мужчин месту. Естественно, он не успел сгруппироваться и, рухнув на асфальт, повредил и ноги, и руки, и бока помял изрядно — хорошо еще, ничего не сломал.
Парни оживленно переговаривались.
— Ну, чего? — издали спросил их собеседник Сажина.
— А ничего. Жить будет. Может, дураком сделается, или ноги отнимутся.
— Придется купить ему инвалидский мотоцикл, — добавил хромой, и все рассмеялись.
Тут взгляды рокеров скрестились на Сажине, который уже встал с мотоциклетного сиденья, но по-прежнему опирался на машину хромого. Сейчас должен был последовать вопрос типа: «Э, мужик, что это ты тут делаешь?», — но Юра опередил рокеров и задал свой вопрос первым. Выбросив руку в направлении хромого, он поинтересовался:
— Это у тебя бородатый отобрал мотоцикл?
Хромой в гневе повернулся к бывшему собеседнику Сажина, и лицо его не предвещало ничего хорошего — настолько, что парень, стороживший мотоциклы, счел нужным начать оправдываться и сразу утратил свой вид крутого парня.
— Миша, я ничего…
— Не сказал, — прервав его, закончил фразу Сажин. — Истинная правда. Но я догадался, а ты подтвердил.
Из этой фразы осталось неясно, кто именно это подтвердил — Миша или первый собеседник Сажина, имя которого так и не удалось узнать. Но Миша принял слова дознавателя на свой счет и взорвался:
— Да я слова тебе не сказал!
— Я заметил, — ответил Сажин и не спеша пошел к таксофонам у входа в клинику.
— Ключи отдай! — крикнул ему вслед первый собеседник.
— В городском управлении внутренних дел есть кабинет тридцать один, — через плечо сообщил Сажин. — Жду тебя там завтра.
— Хрен! У меня запасной есть.
— Безумно рад за тебя.
Сквозь стеклянную дверь Сажин заметил в вестибюле больницы старшую сестру Коли Демина и на время отложил звонок по телефону. Он вошел в здание и направился к девушке. Позавчера, вскоре после происшествия, он не стал ее допрашивать — с милицией разговаривал отец. Но теперь Колина сестра выглядела нормально, и дознаватель обратился к Ней, на всякий случай представившись:
— Здравствуйте. Я — Сажин из управления внутренних дел.
— Привет. Я уже видела вас, — ответила она.
— Тем лучше. Сейчас к вашему брату приходили друзья. Вы их знаете?
— Двоих. Миша Калинкин и Леша Петров. Мы в одном доме живем.
— Спасибо большое. Как Коля?
Девушка опустила глаза. Потом тихо сказала:
— Возможно, выживет.
— Скажите, как можно с вами связаться, если еще что-нибудь понадобится?
Она молча написала на бумажке два телефона.
— Это рабочий, это — домашний. Зовите Свету.
— Спасибо.
Юра проводил ее до дверей, потом зашел в будку таксофона и позвонил Ростовцеву. Разговор он закончил словами:
— Ты можешь их перехватить. Я забрал ключ от одного мотоцикла, и они теперь ведут его «под уздцы».
Покинув будку, Сажин увидел поблизости бородатого мужчину и оглядел его с подозрением. Потом на всякий случай потребовал документы.
— А вы кто, позвольте узнать? — поинтересовался подозрительный незнакомец.
Сажин показал ему свое удостоверение. Бородатый протянул дознавателю свое.
«Зарайский Олег Иванович, журнал „Криминальный мир“», — прочитал Юра и не рискнул просить показать паспорт. Еще не хватало засветиться в прессе в роли какого-нибудь держиморды.
— По делам у нас? — спросил он, возвращая удостоверение.
— Естественно, — ответил Зарайский. — Вам, ребята, надо радоваться, что здесь не Америка. А то бы к вам в город пожаловала вся пресса страны, а не только мелкие сошки вроде меня. А вы не связаны с делом Ружевич?
— Нет. У меня другой круг обязанностей.
Сажина так и подмывало разобраться с этим бородачом более тщательно. Но он никак не мог решить, где кончается бдительность и начинается мнительность. Будь Юра бывалым милиционером, он, конечно, потребовал бы паспорт без колебаний. Но вся беда в том, что Сажин не был бывалым милиционером. И пока он раздумывал. Зарайский уже вошел в вестибюль больницы, и гнаться за ним теперь было смешно — особенно если он и вправду окажется журналистом из Москвы.
28
Олег Иванович Зарайский, разумеется, не был журналистом из Москвы. А был он пропавшим без вести сотрудником охранного агентства «Львиное сердце» Олегом Ковалем, который, подобно хорошей служебно-розыскной собаке, имел что-то вроде верхнего чутья. Он умел отслеживать не только все необычные события и явления вокруг себя, но и улавливать связь между ними, даже если на первый взгляд связи никакой не было. И это при том, что со времен работы в КГБ Коваль занимался в основном охраной разных высокопоставленных лиц, а вовсе не розыском.
Сейчас его особенно интересовали парики и бороды. С ночи взрыва на Западном шоссе Ковалю не давало покоя видение двух хиппиобразных парней, сажающих в такси пьяную девушку. И первое, что он сделал, когда были готовы фальшивые удостоверения — это нашел ту бабку, которая видела упомянутую сцену воочию и рассказала о ней милиции.
Представившись инспектором из МВД, Коваль выспросил у старушки подробности, но надежда узнать что-нибудь новое не оправдалась.
Когда он попытался сунуться в таксопарки, трудности частного расследования сразу дали о себе знать. Коваль быстро понял, что с удостоверением сотрудника МВД он на этом фронте быстро засыплется, а с Рналистскими корочками ему не добраться ни до информации о рейсах в ночь похищения, ни до картотеки отдела кадров, где можно отыскать какой-нибудь след.
И тогда Коваль решил подключить конкурентов.
Про фанатское расследование он догадался сразу, как только узнал об аварии на улице Матросова. Достаточно было сопоставить несколько фактов — участие рокеров в инциденте на Западном шоссе, ночную гонку с трагическим финалом и таинственное появление у Артема Седова видеокассеты и парика.
Милиции свести воедино эти факты было труднее. Даже Сажин сумел увязать между собой только два последних — про первый он просто ничего не знал, хотя и догадывался. Дело в том, что после взрыва на Западном шоссе все преследователи разъехались кто куда, подальше от места происшествия, причем рокеры — быстрее всех. К моменту прибытия милиции на шоссе остались только горящая «Волга», «рафик» с пробитыми шинами да несколько машин, остановившихся уже после того, как все произошло.
Ребята из «рафика» утверждали, что на мотоциклах были киллеры-наводчики, и что аварийную ситуацию на дороге создали именно они. Ростовцев склонялся к мысли, что похищение и взрыв напрямую связаны между собой, и полагал, что мотоциклисты вкупе с гранатометчиком могут быть одновременно похитителями Яны Ружевич.
Сажин, сам того не зная, поколебал эту версию, предположив по наитию, что похититель, столкнувшись с выследившими его рокерами, отнял у одного из них мотоцикл. Но сам ход погони свидетельствовал, что чернобородый блондин прекрасно справляется с мотоциклом — то есть не исключено, что в эту ночь он оказался без своего собственного железного скакуна случайно. А следовательно, предположение Сажина версию Ростовцева по большому счету не опровергало.
Расставить точки над «i» Ростовцев мог, только побеседовав с рокерами. А это как раз было делом архитрудным. Ведь, ответив честно на вопросы инспектора утро, любители езды без правил загоняли себя под обвинение в неосторожной езде, нарушении правил дорожного движения и создании аварийной обстановки. И наоборот, не отвечая ничего, они сохраняли статус-кво, поскольку обвинить их было не в чем. Не пойман — не вор.
Теперь у Ростовцева были две фамилии, и ему почти удалось перехватить их обладателей у больницы. Но первый собеседник Сажина, едва заметив подъезжающие «Жигули», сказал друзьям: «Сматывайтесь, это менты», и трое его спутников выжали полный газ.
Задержанный рокер, будучи доставлен в кабинет Ростовцева, потребовал немедленно пригласить адвоката и предъявить обвинение, а также сообщил, что подает в суд на управление внутренних дел за незаконное присвоение его имущества (соответственно, ключа от мотоцикла и самого мотоцикла). После этого он не промолвил больше ни слова, даже имени своего не назвал, и во всем его поведении чувствовалось влияние более опытного и умного товарища, успевшего проинструктировать его в промежутке между расставанием с Сажиным и встречей с Ростовцевым.
Как раз в это время Коваль звонил из автомата Седову, зная, что тот наверняка сообщит об этом звонке и милиции, и своим друзьям фанам.
Подняв трубку, Седов услышал такие слова:
— Похитители Яны Ружевич увезли ее с улицы Гоголя на такси. Пусть утро пороется в протоколах.
Седов не обманул ожиданий. Он не слишком любил милицию и еще меньше надеялся на нее, однако мыслил здраво и понимал, что надежды на его «Общественный фонд спасения» мало, а фанатское расследование — это так, игры для трудных подростков. Поэтому после звонка незнакомца (с которым Седов однажды виделся в кабинете у Короленко, но по голосу теперь не узнал) журналист тут же кинулся звонить Ростовцеву, но не застал его, поскольку инспектор отправился на поиски рокеров Леши и Миши.
Тогда Седов позвонил Безбородову, но его тоже не было, поскольку лидер фанов в этот момент занимался спасением Леши и Миши от милицейского преследования и достиг в этом больших успехов. Во всяком случае, Ростовцев их так и не нашел ни в этот день, ни в последующие.
В конце концов Седов поведал о таинственном звонке следователю прокуратуры Туманову, а из фанов о нем первой узнала Наташа Куприна. Это направило забуксовавшую было машину расследования по новому пути, хотя кое-кто сомневался, не по ложному ли.
А Коваль тем временем размышлял над одним. обстоятельством, которое, похоже, было известно только ему одному. Судя по некоторым признакам, помимо милиции, фанов и «Львиного сердца» свое расследование в городе вел кто-то еще. И этот кто-то особенно интересовался судьбой Горенского, что само по себе и не ново. Судьба Горенского в эти дни волновала многих, а знали про нее достоверно только Коваль и Шибаев, да еще несколько человек из «Львиного сердца» догадывались, но не спешили делиться своими догадками ни с кем.
Сейчас его особенно интересовали парики и бороды. С ночи взрыва на Западном шоссе Ковалю не давало покоя видение двух хиппиобразных парней, сажающих в такси пьяную девушку. И первое, что он сделал, когда были готовы фальшивые удостоверения — это нашел ту бабку, которая видела упомянутую сцену воочию и рассказала о ней милиции.
Представившись инспектором из МВД, Коваль выспросил у старушки подробности, но надежда узнать что-нибудь новое не оправдалась.
Когда он попытался сунуться в таксопарки, трудности частного расследования сразу дали о себе знать. Коваль быстро понял, что с удостоверением сотрудника МВД он на этом фронте быстро засыплется, а с Рналистскими корочками ему не добраться ни до информации о рейсах в ночь похищения, ни до картотеки отдела кадров, где можно отыскать какой-нибудь след.
И тогда Коваль решил подключить конкурентов.
Про фанатское расследование он догадался сразу, как только узнал об аварии на улице Матросова. Достаточно было сопоставить несколько фактов — участие рокеров в инциденте на Западном шоссе, ночную гонку с трагическим финалом и таинственное появление у Артема Седова видеокассеты и парика.
Милиции свести воедино эти факты было труднее. Даже Сажин сумел увязать между собой только два последних — про первый он просто ничего не знал, хотя и догадывался. Дело в том, что после взрыва на Западном шоссе все преследователи разъехались кто куда, подальше от места происшествия, причем рокеры — быстрее всех. К моменту прибытия милиции на шоссе остались только горящая «Волга», «рафик» с пробитыми шинами да несколько машин, остановившихся уже после того, как все произошло.
Ребята из «рафика» утверждали, что на мотоциклах были киллеры-наводчики, и что аварийную ситуацию на дороге создали именно они. Ростовцев склонялся к мысли, что похищение и взрыв напрямую связаны между собой, и полагал, что мотоциклисты вкупе с гранатометчиком могут быть одновременно похитителями Яны Ружевич.
Сажин, сам того не зная, поколебал эту версию, предположив по наитию, что похититель, столкнувшись с выследившими его рокерами, отнял у одного из них мотоцикл. Но сам ход погони свидетельствовал, что чернобородый блондин прекрасно справляется с мотоциклом — то есть не исключено, что в эту ночь он оказался без своего собственного железного скакуна случайно. А следовательно, предположение Сажина версию Ростовцева по большому счету не опровергало.
Расставить точки над «i» Ростовцев мог, только побеседовав с рокерами. А это как раз было делом архитрудным. Ведь, ответив честно на вопросы инспектора утро, любители езды без правил загоняли себя под обвинение в неосторожной езде, нарушении правил дорожного движения и создании аварийной обстановки. И наоборот, не отвечая ничего, они сохраняли статус-кво, поскольку обвинить их было не в чем. Не пойман — не вор.
Теперь у Ростовцева были две фамилии, и ему почти удалось перехватить их обладателей у больницы. Но первый собеседник Сажина, едва заметив подъезжающие «Жигули», сказал друзьям: «Сматывайтесь, это менты», и трое его спутников выжали полный газ.
Задержанный рокер, будучи доставлен в кабинет Ростовцева, потребовал немедленно пригласить адвоката и предъявить обвинение, а также сообщил, что подает в суд на управление внутренних дел за незаконное присвоение его имущества (соответственно, ключа от мотоцикла и самого мотоцикла). После этого он не промолвил больше ни слова, даже имени своего не назвал, и во всем его поведении чувствовалось влияние более опытного и умного товарища, успевшего проинструктировать его в промежутке между расставанием с Сажиным и встречей с Ростовцевым.
Как раз в это время Коваль звонил из автомата Седову, зная, что тот наверняка сообщит об этом звонке и милиции, и своим друзьям фанам.
Подняв трубку, Седов услышал такие слова:
— Похитители Яны Ружевич увезли ее с улицы Гоголя на такси. Пусть утро пороется в протоколах.
Седов не обманул ожиданий. Он не слишком любил милицию и еще меньше надеялся на нее, однако мыслил здраво и понимал, что надежды на его «Общественный фонд спасения» мало, а фанатское расследование — это так, игры для трудных подростков. Поэтому после звонка незнакомца (с которым Седов однажды виделся в кабинете у Короленко, но по голосу теперь не узнал) журналист тут же кинулся звонить Ростовцеву, но не застал его, поскольку инспектор отправился на поиски рокеров Леши и Миши.
Тогда Седов позвонил Безбородову, но его тоже не было, поскольку лидер фанов в этот момент занимался спасением Леши и Миши от милицейского преследования и достиг в этом больших успехов. Во всяком случае, Ростовцев их так и не нашел ни в этот день, ни в последующие.
В конце концов Седов поведал о таинственном звонке следователю прокуратуры Туманову, а из фанов о нем первой узнала Наташа Куприна. Это направило забуксовавшую было машину расследования по новому пути, хотя кое-кто сомневался, не по ложному ли.
А Коваль тем временем размышлял над одним. обстоятельством, которое, похоже, было известно только ему одному. Судя по некоторым признакам, помимо милиции, фанов и «Львиного сердца» свое расследование в городе вел кто-то еще. И этот кто-то особенно интересовался судьбой Горенского, что само по себе и не ново. Судьба Горенского в эти дни волновала многих, а знали про нее достоверно только Коваль и Шибаев, да еще несколько человек из «Львиного сердца» догадывались, но не спешили делиться своими догадками ни с кем.
29
Они решили вершить правосудие своими руками, поскольку уверовали в то, что эра милосердия никогда не наступит. И гранатомет вовсе не казался им варварским оружием — наоборот, возмездие, совершенное через посредство большого разрушения, представлялось им более зримым и весомым.
Они собирались предупредить Горенского о своей миссии мести, но непредвиденное похищение Яны Ружевич спутало им все карты. Из-за этого они побоялись звонить ему в номер, опасаясь, что линия прослушивается (а она и не прослушивалась вовсе), а на иное предупреждение просто не хватило времени.
В самый последний момент они поняли, что за Горенским охотится кто-то еще, а сам продюсер готовится обрубить концы и скрыться, оставив как можно меньше следов, — и осознали, что если не перехватить его сейчас, то потом будет поздно — настолько, что весь план мести можно будет похоронить и забыть о нем навсегда.
Еще перед началом дела они условились не жалеть охранников, шоферов и прочую обслугу, хотя мстить им персонально было вроде бы не за что. Просто есть древний закон — телохранители и слуги объекта мести должны разделить участь хозяина, и никакие иные узы тут не имеют значения.
И вообще ничто теперь не имеет значения, кроме одной-единственной девушки, умершей от чрезмерной дозы героина на улице Красных фонарей в славном городе Амстердаме.
Впрочем, есть еще девушки, которые пока живы, но могут скоро умереть от иглы или ножа в разных борделях Европы, Азии и Латинской Америки.
И тот, кто в этом виновен, не должен уйти от возмездия — а те, которые сторожат его покой, не могут рассчитывать на снисхождение. Все они — одна стая, и прощения им нет.
Мстители успели как раз вовремя, чтобы не выпустить машины Горенского на оперативный простор. Грузовик пришлось гнать по проселочной дороге с чудовищной скоростью, так что несколько минут поездки едва не вытрясли души из тел и гранатомет из кузова. Но зато успели.
Наблюдатель передал по радио, что Горенский едет в «мерседесе». Но исполнитель и его помощник видели издали, как «мере» и «Волга» остановились, и люди менялись местами. Поэтому план на ходу был изменен — исполнитель решил уничтожить обе машины, а не только «мерседес». Но иномарку предполагалось поразить первой.
То ли у исполнителя дрогнула рука, то ли он что-то перепутал, а может, просто учуял, что Горенский все-таки пересел в «Волгу» — так или иначе, первая граната попала именно в нее. А вторая вообще не достигла цели — водитель «мерседеса» слишком быстро среагировал и увел машину под прикрытие деревьев. Помощник, правда, открыл по «мерсу» огонь из автомата, но ему никогда раньше не доводилось убивать людей, и тут уж явно дрогнула рука.
И теперь исполнитель и организатор — инициаторы этой мести и главные заинтересованные лица — ломали голову над вопросом, где же все-таки был Горенский: в сожженной «Волге», как подсказали исполнителю глаза и чутье, или в уцелевшем «мерседесе», как твердили по всем каналам телевидения и радио. И если Горенский спасся, то где же он теперь?
Но мстители не только размышляли — они еще и действовали. Ведь возмездия заслуживал не один Горенский.
И снова показал свою силу гранатомет. Одного снаряда оказалось достаточно, чтобы разнести вдребезги квартиру Вячеслава Денисова, старшего менеджера «Вершины».
Однако квартира была пуста, и исполнитель об этом знал — иначе грош ему цена, как террористу. Потому что никто не палит из гранатомета по окнам, заранее не убедившись, что цель находится в точке удара.
[
Но исполнитель знал также, что если Денисова удастся достать, то гранатомета может не оказаться под рукой, и традиция, едва зародившись, нарушится.
А имущество объекта мести можно считать частью его самого.
Они собирались предупредить Горенского о своей миссии мести, но непредвиденное похищение Яны Ружевич спутало им все карты. Из-за этого они побоялись звонить ему в номер, опасаясь, что линия прослушивается (а она и не прослушивалась вовсе), а на иное предупреждение просто не хватило времени.
В самый последний момент они поняли, что за Горенским охотится кто-то еще, а сам продюсер готовится обрубить концы и скрыться, оставив как можно меньше следов, — и осознали, что если не перехватить его сейчас, то потом будет поздно — настолько, что весь план мести можно будет похоронить и забыть о нем навсегда.
Еще перед началом дела они условились не жалеть охранников, шоферов и прочую обслугу, хотя мстить им персонально было вроде бы не за что. Просто есть древний закон — телохранители и слуги объекта мести должны разделить участь хозяина, и никакие иные узы тут не имеют значения.
И вообще ничто теперь не имеет значения, кроме одной-единственной девушки, умершей от чрезмерной дозы героина на улице Красных фонарей в славном городе Амстердаме.
Впрочем, есть еще девушки, которые пока живы, но могут скоро умереть от иглы или ножа в разных борделях Европы, Азии и Латинской Америки.
И тот, кто в этом виновен, не должен уйти от возмездия — а те, которые сторожат его покой, не могут рассчитывать на снисхождение. Все они — одна стая, и прощения им нет.
Мстители успели как раз вовремя, чтобы не выпустить машины Горенского на оперативный простор. Грузовик пришлось гнать по проселочной дороге с чудовищной скоростью, так что несколько минут поездки едва не вытрясли души из тел и гранатомет из кузова. Но зато успели.
Наблюдатель передал по радио, что Горенский едет в «мерседесе». Но исполнитель и его помощник видели издали, как «мере» и «Волга» остановились, и люди менялись местами. Поэтому план на ходу был изменен — исполнитель решил уничтожить обе машины, а не только «мерседес». Но иномарку предполагалось поразить первой.
То ли у исполнителя дрогнула рука, то ли он что-то перепутал, а может, просто учуял, что Горенский все-таки пересел в «Волгу» — так или иначе, первая граната попала именно в нее. А вторая вообще не достигла цели — водитель «мерседеса» слишком быстро среагировал и увел машину под прикрытие деревьев. Помощник, правда, открыл по «мерсу» огонь из автомата, но ему никогда раньше не доводилось убивать людей, и тут уж явно дрогнула рука.
И теперь исполнитель и организатор — инициаторы этой мести и главные заинтересованные лица — ломали голову над вопросом, где же все-таки был Горенский: в сожженной «Волге», как подсказали исполнителю глаза и чутье, или в уцелевшем «мерседесе», как твердили по всем каналам телевидения и радио. И если Горенский спасся, то где же он теперь?
Но мстители не только размышляли — они еще и действовали. Ведь возмездия заслуживал не один Горенский.
И снова показал свою силу гранатомет. Одного снаряда оказалось достаточно, чтобы разнести вдребезги квартиру Вячеслава Денисова, старшего менеджера «Вершины».
Однако квартира была пуста, и исполнитель об этом знал — иначе грош ему цена, как террористу. Потому что никто не палит из гранатомета по окнам, заранее не убедившись, что цель находится в точке удара.
[
Но исполнитель знал также, что если Денисова удастся достать, то гранатомета может не оказаться под рукой, и традиция, едва зародившись, нарушится.
А имущество объекта мести можно считать частью его самого.
30
Денисова грохнули в Питере, почему-то в морском порту, причем достаточно громко. Гранатомета под рукой действительно не оказалось, зато нашлась лимонка в кармане. Моряки с либерийского сухогруза, стоявшего неподалеку, были очень встревожены, так что лица их побледнели сквозь черный пигмент. Что касается охраны порта и пограничников, то они еще долго находились в шоке, не забывая при этом валить вину за инцидент друг на друга.
Трупов было три. В зону поражения гранаты попал не только сам Денисов, но и его телохранитель, а также человек, который за немалые деньги подрядился вывезти обоих из страны морским путем, минуя всяческие формальности типа проверки документов и досмотра багажа.
Шеф «Львиного сердца» Каменев узнал об этом происшествии по телевизору. Напрямую питерский взрыв его не касался — по контракту с фирмой «Вершина» «Львиное сердце» охраняло только артистов, да и то не всех, а личную охрану боссов фирмы осуществляли ее собственные сотрудники — служба безопасности «Вершины» была достаточно мощной для этого, да к тому же боссы не слишком доверяли посторонним. Слишком много было в их жизни тайн.
Правда, Горенскому при побеге из города пришлось прибегнуть к помощи людей из «Львиного сердца» — но за дополнительную плату, вернее, даже за две. Каменеву принесли из московского офиса «Вершины» оговоренную сумму в наличной валюте, но были еще гонорары непосредственным участникам операции, о которых Каменев ничего не знал, хотя и Догадывался. Горенский в тот вечер был особенно щедр.
И все равно это продюсеру не помогло.
Но про смерть Горенского достоверно знали только двое, да еще Каменев узнал это из вторых рук — от Паши Шибаева, которого, наконец, выпустили из Кутузки, поскольку обвинить его было не в чем. Шеф «Львиного сердца» доверял Паше, тем более, что его сообщение подтверждало собственные каменевские предположения.
А вот про смерть Денисова узнала вся страна. Хоть его тело и было здорово посечено осколками, но лицо осталось узнаваемым, да и отпечатки пальцев… Никаких сомнений на этот счет быть не могло.
Инспектор утро Ростовцев получил сведения о случившемся по факсу — впрочем, уже после того, как услышал о гибели Денисова по радио. Ведь пока питерский розыск передавал эти сведения в Москву, а МУР разобрался, что погибший Денисов — это тот самый человек, которого ищут для допроса по делу о гибели охранников Горенского и о похищении Яны Ружевич, прошла уйма времени.
Ростовцев напрямую делом о взрыве на Западном шоссе не занимался, но все, связанное с Горенским и его фирмой, касалось инспектора непосредственно — ведь именно с «Вершины» и ее шефа похитители намеревались получить свои миллионы.
Теперь, после смерти Денисова, дело о похищении запуталось еще больше. По крайней мере, фейерверк на Западном шоссе теперь трудно было отнести на счет похитителей Яны Ружевич — иначе пришлось бы признать, что против «Вершины» и ее руководителей работает мафия, действующая в масштабах всей страны. И хотя такое тоже не исключено, признавать это Ростовцеву очень не хотелось, поскольку в таком случае его оперативные мероприятия по розыску Яны Ружевич лишались всякого смысла. Слишком разные весовые категории. К тому же если это мафия, то певицы скорее всего давно уже нет в городе, а видеоролики с ее изображением с них станется передавать через спутник или по компьютерной сети.
Но с тем же успехом это может быть и сам Горенский. Шоу-бизнес — это тоже мафия, причем достаточно крутая, и если Горыныч задумал свернуть дела и смыться, то ему самое время устранять свидетелей своих махинаций. Особенно если ему не хочется делиться с коллегами полученной прибылью.
В том, что Горенский занимался нелегальными делами, Ростовцев нисколько не сомневался, однако конкретно он ничего об этом не знал и поэтому отправил в МУР просьбу сообщить ему все, что известно столичным правоохранительным органам о Горенском, его фирме и ее сотрудниках.
В тот же день городское управление внутренних дел объявило Горенского в розыск, убедившись предварительно, что найти его иными путями не удается.
Чтобы найти Горенского, не надо было далеко ходить. Его останки лежали в холодильной камере городского морга — только анонимно. Так сказать, инкогнито. Правда, уже было принято решение отдать тела погибших их родственникам, и главная трудность состояла в том, что тел, как таковых, не существовало, а имели место лишь обугленные фрагменты, неизвестно кому принадлежащие. К тому же детдомовец Коваль не имел родственников, и милиция не знала, что делать с частью останков, предположительно принадлежащих ему. По этому поводу велись переговоры с «Львиным сердцем», но охранное агентство не торопилось заняться организацией похорон.
Живой и здоровый Коваль об этих трудностях ничего не знал, иначе он сам позаботился бы о собственных похоронах для укрепления своей легенды.
Каменев, для которого уже не было тайной, что Горенский мертв, а Коваль жив, узнав об убийстве Денисова, тоже живо заинтересовался махинациями Горенского и его «Вершины», о которых шеф «Львиного сердца», в отличие от Ростовцева и его коллег, имел некоторое представление. Но этого представления оказалось недостаточно для того, чтобы точно определить причину покушений на боссов «Вершины» — да еще с использованием гранатометов и другого оружия относительно массового поражения.
Поэтому Каменев позвонил в Москву своему заму и дал команду:
— Проверь все, что мы знаем о «Вершине», о Горенском и о Денисове, и передай мне по сети полный отчет. Попробуй раскопать еще что-нибудь — все, что сможешь. Документы, упоминания в прессе, косвенные сведения, слухи, сплетни. Короче, всю информацию, которую сможешь собрать. Мне надо знать, во что мы вляпались. Ситуация явно выходит из-под контроля, и мне это очень не нравится.
— Слухи могу пересылать хоть мегабайтами. Хочешь, начну прямо сейчас? За остальное не ручаюсь. Дело темное потому что. Кстати, Рома, ты не забыл, что у нас есть еще и текущие дела, за которые нам платят деньги? Если и эта ситуация выйдет из-под контроля, то можно закрывать фирму.
— На то ты там и сидишь, чтобы ничто не выходило из-под контроля. Главное, не паникуй. Родина тебя не забудет.
— Рома, с тех пор как ты ушел из Комитета, родине на тебя наплевать. А на меня еще дольше — с тех пор, как отслужил срочную.
— И ничему она тебя, надо сказать, не научила. Ума палата, а дисциплины ни на грош. Короче, я жду информацию.
— Слушаюсь, товарищ шеф, мистер генерал, сэр! Каменев покачал головой и положил трубку, подумав при этом, что зам прав — расследование похищения и связанных с ним событий никакой пользы «Львиному сердцу» не принесет, а нормальное течение дел вполне может нарушить. Но Каменев привык всегда доводить начатое до конца и не имел привычки оставлять без ответа такие удары, как похищение охраняемого объекта прямо из-под носа своих лучших людей. А убийство этих самых людей шеф «Львиного сердца» тем более не собирался прощать.
Трупов было три. В зону поражения гранаты попал не только сам Денисов, но и его телохранитель, а также человек, который за немалые деньги подрядился вывезти обоих из страны морским путем, минуя всяческие формальности типа проверки документов и досмотра багажа.
Шеф «Львиного сердца» Каменев узнал об этом происшествии по телевизору. Напрямую питерский взрыв его не касался — по контракту с фирмой «Вершина» «Львиное сердце» охраняло только артистов, да и то не всех, а личную охрану боссов фирмы осуществляли ее собственные сотрудники — служба безопасности «Вершины» была достаточно мощной для этого, да к тому же боссы не слишком доверяли посторонним. Слишком много было в их жизни тайн.
Правда, Горенскому при побеге из города пришлось прибегнуть к помощи людей из «Львиного сердца» — но за дополнительную плату, вернее, даже за две. Каменеву принесли из московского офиса «Вершины» оговоренную сумму в наличной валюте, но были еще гонорары непосредственным участникам операции, о которых Каменев ничего не знал, хотя и Догадывался. Горенский в тот вечер был особенно щедр.
И все равно это продюсеру не помогло.
Но про смерть Горенского достоверно знали только двое, да еще Каменев узнал это из вторых рук — от Паши Шибаева, которого, наконец, выпустили из Кутузки, поскольку обвинить его было не в чем. Шеф «Львиного сердца» доверял Паше, тем более, что его сообщение подтверждало собственные каменевские предположения.
А вот про смерть Денисова узнала вся страна. Хоть его тело и было здорово посечено осколками, но лицо осталось узнаваемым, да и отпечатки пальцев… Никаких сомнений на этот счет быть не могло.
Инспектор утро Ростовцев получил сведения о случившемся по факсу — впрочем, уже после того, как услышал о гибели Денисова по радио. Ведь пока питерский розыск передавал эти сведения в Москву, а МУР разобрался, что погибший Денисов — это тот самый человек, которого ищут для допроса по делу о гибели охранников Горенского и о похищении Яны Ружевич, прошла уйма времени.
Ростовцев напрямую делом о взрыве на Западном шоссе не занимался, но все, связанное с Горенским и его фирмой, касалось инспектора непосредственно — ведь именно с «Вершины» и ее шефа похитители намеревались получить свои миллионы.
Теперь, после смерти Денисова, дело о похищении запуталось еще больше. По крайней мере, фейерверк на Западном шоссе теперь трудно было отнести на счет похитителей Яны Ружевич — иначе пришлось бы признать, что против «Вершины» и ее руководителей работает мафия, действующая в масштабах всей страны. И хотя такое тоже не исключено, признавать это Ростовцеву очень не хотелось, поскольку в таком случае его оперативные мероприятия по розыску Яны Ружевич лишались всякого смысла. Слишком разные весовые категории. К тому же если это мафия, то певицы скорее всего давно уже нет в городе, а видеоролики с ее изображением с них станется передавать через спутник или по компьютерной сети.
Но с тем же успехом это может быть и сам Горенский. Шоу-бизнес — это тоже мафия, причем достаточно крутая, и если Горыныч задумал свернуть дела и смыться, то ему самое время устранять свидетелей своих махинаций. Особенно если ему не хочется делиться с коллегами полученной прибылью.
В том, что Горенский занимался нелегальными делами, Ростовцев нисколько не сомневался, однако конкретно он ничего об этом не знал и поэтому отправил в МУР просьбу сообщить ему все, что известно столичным правоохранительным органам о Горенском, его фирме и ее сотрудниках.
В тот же день городское управление внутренних дел объявило Горенского в розыск, убедившись предварительно, что найти его иными путями не удается.
Чтобы найти Горенского, не надо было далеко ходить. Его останки лежали в холодильной камере городского морга — только анонимно. Так сказать, инкогнито. Правда, уже было принято решение отдать тела погибших их родственникам, и главная трудность состояла в том, что тел, как таковых, не существовало, а имели место лишь обугленные фрагменты, неизвестно кому принадлежащие. К тому же детдомовец Коваль не имел родственников, и милиция не знала, что делать с частью останков, предположительно принадлежащих ему. По этому поводу велись переговоры с «Львиным сердцем», но охранное агентство не торопилось заняться организацией похорон.
Живой и здоровый Коваль об этих трудностях ничего не знал, иначе он сам позаботился бы о собственных похоронах для укрепления своей легенды.
Каменев, для которого уже не было тайной, что Горенский мертв, а Коваль жив, узнав об убийстве Денисова, тоже живо заинтересовался махинациями Горенского и его «Вершины», о которых шеф «Львиного сердца», в отличие от Ростовцева и его коллег, имел некоторое представление. Но этого представления оказалось недостаточно для того, чтобы точно определить причину покушений на боссов «Вершины» — да еще с использованием гранатометов и другого оружия относительно массового поражения.
Поэтому Каменев позвонил в Москву своему заму и дал команду:
— Проверь все, что мы знаем о «Вершине», о Горенском и о Денисове, и передай мне по сети полный отчет. Попробуй раскопать еще что-нибудь — все, что сможешь. Документы, упоминания в прессе, косвенные сведения, слухи, сплетни. Короче, всю информацию, которую сможешь собрать. Мне надо знать, во что мы вляпались. Ситуация явно выходит из-под контроля, и мне это очень не нравится.
— Слухи могу пересылать хоть мегабайтами. Хочешь, начну прямо сейчас? За остальное не ручаюсь. Дело темное потому что. Кстати, Рома, ты не забыл, что у нас есть еще и текущие дела, за которые нам платят деньги? Если и эта ситуация выйдет из-под контроля, то можно закрывать фирму.
— На то ты там и сидишь, чтобы ничто не выходило из-под контроля. Главное, не паникуй. Родина тебя не забудет.
— Рома, с тех пор как ты ушел из Комитета, родине на тебя наплевать. А на меня еще дольше — с тех пор, как отслужил срочную.
— И ничему она тебя, надо сказать, не научила. Ума палата, а дисциплины ни на грош. Короче, я жду информацию.
— Слушаюсь, товарищ шеф, мистер генерал, сэр! Каменев покачал головой и положил трубку, подумав при этом, что зам прав — расследование похищения и связанных с ним событий никакой пользы «Львиному сердцу» не принесет, а нормальное течение дел вполне может нарушить. Но Каменев привык всегда доводить начатое до конца и не имел привычки оставлять без ответа такие удары, как похищение охраняемого объекта прямо из-под носа своих лучших людей. А убийство этих самых людей шеф «Львиного сердца» тем более не собирался прощать.
31
А шоу-бизнес бурлил, потому что если кто-то взялся громить одну продюсерскую фирму, то от этого не застрахованы и другие. И если некто похитил Яну Ружевич, то почему другие звезды должны чувствовать себя в безопасности?
Но люди, понимающие, что к чему в мире звезд, по-прежнему не верили во вмешательство посторонних. Одно дело Горенекий — он действительно связан с мафией и участвовал в делах, не имеющих отношения к массовой культуре. Так что представителям большого криминала было за что его убивать.
Другое дело Денисов. Он просто исполнительный подчиненный, получавший за свою исполнительность большие деньги. И его сторонней мафии убивать совершенно не за что. А поскольку граната все-таки взорвалась у него под ногами, значит, причиной тому махинации не Горенского лично, а всей «Вершины», которая далеко в сторону от шоу-бизнеса никогда не забиралась.
Когда знающие люди стали разбирать, кому смерть Денисова выгодна больше всех, очень быстро всплыл совершенно однозначный ответ — Горенскому.
Главбух «Вершины» Ясенев ударился в бега одновременно с Денисовым, но уже после этого доверенные люди видели его в Москве и передавали его слова: «Горыныч вылетел да охоту».
Знающие понимали эту фразу (возможно, мифическую) и без расшифровки, но став достоянием светских сплетников, она обросла объяснениями: дескать, Денисов и Ясенев знали о делах Горенского слишком много, и теперь Горыныч, решив сматывать удочки, Должен сначала устранить опасных свидетелей — иначе недоброжелатели найдут его даже на другом конце Земли.
Что касается похищения Яны Ружевич, то эта тема После гибели Денисова перестала быть модной. Heкий второстепенный шоу-бизнесмен, организатор зарубежных гастролей восходящих и падающих «звезд» Борис Бояров высказался по этому поводу так: «Это уже не смешно», — чем выразил общую точку зрения.
При этом Бояров сильно смеялся — в основном над дураками, изображающими похитителей: мол, неужели они не понимают, что этот рекламный трюк устарел, едва успев начаться, и давно пора тихо-мирно покончить с этой клоунадой.
И только на следующий день Бояров понял, насколько все это не смешно.
Но люди, понимающие, что к чему в мире звезд, по-прежнему не верили во вмешательство посторонних. Одно дело Горенекий — он действительно связан с мафией и участвовал в делах, не имеющих отношения к массовой культуре. Так что представителям большого криминала было за что его убивать.
Другое дело Денисов. Он просто исполнительный подчиненный, получавший за свою исполнительность большие деньги. И его сторонней мафии убивать совершенно не за что. А поскольку граната все-таки взорвалась у него под ногами, значит, причиной тому махинации не Горенского лично, а всей «Вершины», которая далеко в сторону от шоу-бизнеса никогда не забиралась.
Когда знающие люди стали разбирать, кому смерть Денисова выгодна больше всех, очень быстро всплыл совершенно однозначный ответ — Горенскому.
Главбух «Вершины» Ясенев ударился в бега одновременно с Денисовым, но уже после этого доверенные люди видели его в Москве и передавали его слова: «Горыныч вылетел да охоту».
Знающие понимали эту фразу (возможно, мифическую) и без расшифровки, но став достоянием светских сплетников, она обросла объяснениями: дескать, Денисов и Ясенев знали о делах Горенского слишком много, и теперь Горыныч, решив сматывать удочки, Должен сначала устранить опасных свидетелей — иначе недоброжелатели найдут его даже на другом конце Земли.
Что касается похищения Яны Ружевич, то эта тема После гибели Денисова перестала быть модной. Heкий второстепенный шоу-бизнесмен, организатор зарубежных гастролей восходящих и падающих «звезд» Борис Бояров высказался по этому поводу так: «Это уже не смешно», — чем выразил общую точку зрения.
При этом Бояров сильно смеялся — в основном над дураками, изображающими похитителей: мол, неужели они не понимают, что этот рекламный трюк устарел, едва успев начаться, и давно пора тихо-мирно покончить с этой клоунадой.
И только на следующий день Бояров понял, насколько все это не смешно.
32
Телефон зазвонил ночью, и Бояров, еще не проснувшись как следует, поднял трубку и приложил ее к уху. Сказать «Алло» он не успел. Хриплый голос, который лился в ухо, словно шекспировский яд, проговорил: