Страница:
– Ты болен, Коля. Очень болен. Провести двадцать лет прячась от родных и друзей ради навязчивой идеи о справедливости, убивать во имя ее? И дернул же меня черт, рассказать тебе о масонах, тайных рыцарских орденах! Видать, вечер, когда мы организовали дурацкое посвящение в вольные каменщики, запал тебе в душу. Я и Леночка Миловидова не знали насколько ранима твоя психика. Человека, который начал играть в детскую игру по взрослым правилам уже нельзя вылечить. Выходи!
На этот раз приказ майора не остался без ответа. Дверь душераздирающе скрипнула и от неожиданности Букатов едва не выронил пистолет. Затем вновь наступила тишина.
– Третье убийство заставило меня всерьез призадуматься, – продолжил майор, изо всех сил оттягивая момент встречи с маньяком лицом к лицу. – Искромсав ножом несчастную проститутку, ты оставил на стене заброшенного дома знак, понятный только трем людям на всем белом свете. Лилию и кинжал. Герб тайного ордена, придуманный тремя старшеклассниками – Лехой Букатовым, Колей Молчановым и Леной Миловидовой.
Майор рассмеялся.
– Знаешь, Коля, тогда я всерьез начал подозревать Лену и не верил рассказам свидетелей о том, что человек, разгуливающий ночами по городу в черном плаще – мужчина. Решил, что во время убийств Миловидова была не в себе и ее силы удесятерялись. Я ничего и никому не сказал. Хотел спасти нашу подружку. Поговорить с ней, заставить Лену остановиться. Видел бы ты ее глаза в тот момент, когда я бросил ей в лицо обвинения в убийствах…
Букатов встал и медленно двинулся к двери. Монолог начинал надоедать. К тому же рассказывать историю тому, кто и так ее знал, не имело смысла. Однако майор продолжал говорить.
– Я могу понять то, зачем ты убил несчастную Лену. По всей видимости, она встретила и узнала тебя, подписав себе тем самым смертный приговор. Но зачем было глумиться над телом?! Раскапывать могилу, отрезать у трупа голову и водружать ее на шест в центре двора?! Знаешь, Коля, а ведь мать Лены до сих пор в больнице. После такого зрелища врачи всерьез сомневаются в том, что она останется нормальной. Мне придется убить тебя в любом случае. Простить того, что ты сделал с Леночкой я не смогу тебе никогда.
Букатов остановился в метре от двери.
– Приговор вынесен и будет приведен в исполнение незамедлительно. Простой метод исключения показал, что убийца – ты. Николай Молчанов, который вовсе не погиб при исполнении своего интернационального долга, а превратился в существо, которому нет названия. Мне тоже пришлось стать могилокопателем. После того, как нынешней ночью я побывал на кладбище и убедился в том, что твой гроб пуст, все окончательно встало на свои места. Листок бумаги, на котором ты вновь изобразил кинжал и лилию, передан на дактилоскопическую экспертизу. Вместе с образцами твоих отпечатков пальцев, дружок. Все кончено, Николай! Твой час пробил!
Ударом ноги Букатов распахнул дверь подсобки и несколько раз нажал на курок. Вспышки выстрелов высветили силуэт человека, стоящего у стены. Майор продолжал терзать пистолет и после того, как опустошил обойму. Все пули достигли цели, но маньяк не упал, даже не шелохнулся.
– Что, черт подери…
Букатов вошел в подсобку, коснулся черного плаща, который мирно висел на вбитом в стену гвозде. Помахал рукой, чтобы развеять пороховой дым и посмотрел себе под ноги. На полу лежал предмет, напоминавший размером и формой футбольный мяч, однако не требовалось иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: это череп. Рядом в живописном беспорядке валялись пожелтевшие кости. Неужели маньяк разлетелся на части? Абсурдность такого предположения заставила Букатова хихикнуть. Что-то он упустил. Что-то в его стройной теории было не так. В цепочке эволюции преступления, совсем как у Чарльза Дарвина в его эволюции видов, не хватало очень важного звена.
Майор присел на корточки у стены. Требовалось начать все сначала. Вновь потянуть за кончик нити и распутать чертов клубок. Букатов закрыл глаза.
– Торжественно обещаю бороться со злом во всех его проявлениях!
Звонкий мальчишеский голос прозвучал в мозгу так отчетливо, что майор вздрогнул. Машина времени или скорее машина памяти перенесла его через десятилетия и вышвырнула в детство. Ферма уже тогда была заброшена, но до окончательного превращения в руины ей было далеко.
– Во всех его проявлениях! – эхом подхватили клятву Лешки Букатова Колька Молчанов и Лена Миловидова.
– Вступая в тайный орден «Лилии и Кинжала» перед лицом своих товарищей торжественно обещаю…
Масонскую клятву придумал сам Лешка, беззастенчиво передрав несколько фраз из клятвы юного пионера. С позиции Букатова-взрослого все выглядело довольно комично, но тогда друзья считали, что поступают совсем как заправские члены секретного братства. Какими одухотворенными были лица Лены и Коли! Наверняка и сам он выглядел также…
Майор открыл глаза и вновь осмотрел подсобку. На этот раз он увидел то, чего не заметил раньше. В дальнем углу стояла лопата. Комья рыжей глины на ней еще не успели высохнуть. Букатов встал, сунул руку в карман плаща и нашел то, что ожидал. Нож с широким лезвием. Идеальное орудие убийства. Им и пользовался Николай. Букатов взялся за лезвие и поднес рукоятку к глазам. Буквы «А» и «Б», вырезанные в пластмассе, могли быть началом алфавита, могли быть чем угодно, но только не инициалами Молчанова.
– «А» и «Б» сидели на трубе…
Стрела боли вновь пронзила висок, достигла мозга и взорвалась ослепительной вспышкой, осветившей все потаенные уголки подсознания.
– Алексей, – простонал майор. – Алексей Букатов! Это мой нож, мать вашу!
Недостающее звено было найдено, но это не принесло майору облегчения. Он отшвырнул нож, прижал ладони к вискам и закружил по подсобке, давя ногами рассыпанные кости. Никакого Молчанова не было. Точнее он был, но не имел к маньяку ни малейшего отношения. Николай Молчанов действительно погиб в Афганистане. Погиб, находясь в здравом уме и твердой памяти. Как и Лена Миловидова. Она догадалась о том, что настоящий маньяк никто иной как Букатов после того, как наведалась на ферму и нашла кости.
– Ты вырыл останки Николая для того, чтобы убедить себя в том, что он жив? – спросила Елена у Алексея при встрече.
Это были ее последние слова. На похоронах Миловидовой присутствовал майор, а ночью на кладбище пришла его вторая, очень любившая страшные шутки сущность. Окончательно спятивший магистр ордена «Лилии и Кинжала»…
Звонок сотового телефона прозвучал подобно трубному гласу. Букатов поднес трубку к уху.
– Ну?
– Товарищ майор! Говорит старший лейтенант…
– Я уже понял! – визгливо выкрикнул майор. – Что произошло? Почему мою больную голову нельзя оставить в покое?!
– Есть результаты дактилоскопической экспертизы…
– Поздравляю!
– Отпечатки пальцев не принадлежат Молчанову.
– Тоже мне открытие! Я знаю, чьи это отпечатки.
– Как?
– Каком кверху!
– Чьи же это отпечатки?
– Мои!
Букатов швырнул телефон в стену и тот разлетелся на десятки пластмассовых осколков.
– «А» и «Б» сидели на трубе, – пропел майор, выходя из подсобки. – На трубе. На ней, родимой.
Он поднял глаза, осмотрел ржавую, оставшуюся от системы поильных аппаратов трубу, вытащил из брюк ремень и соорудил из него петлю.
Перстень опричника
На этот раз приказ майора не остался без ответа. Дверь душераздирающе скрипнула и от неожиданности Букатов едва не выронил пистолет. Затем вновь наступила тишина.
– Третье убийство заставило меня всерьез призадуматься, – продолжил майор, изо всех сил оттягивая момент встречи с маньяком лицом к лицу. – Искромсав ножом несчастную проститутку, ты оставил на стене заброшенного дома знак, понятный только трем людям на всем белом свете. Лилию и кинжал. Герб тайного ордена, придуманный тремя старшеклассниками – Лехой Букатовым, Колей Молчановым и Леной Миловидовой.
Майор рассмеялся.
– Знаешь, Коля, тогда я всерьез начал подозревать Лену и не верил рассказам свидетелей о том, что человек, разгуливающий ночами по городу в черном плаще – мужчина. Решил, что во время убийств Миловидова была не в себе и ее силы удесятерялись. Я ничего и никому не сказал. Хотел спасти нашу подружку. Поговорить с ней, заставить Лену остановиться. Видел бы ты ее глаза в тот момент, когда я бросил ей в лицо обвинения в убийствах…
Букатов встал и медленно двинулся к двери. Монолог начинал надоедать. К тому же рассказывать историю тому, кто и так ее знал, не имело смысла. Однако майор продолжал говорить.
– Я могу понять то, зачем ты убил несчастную Лену. По всей видимости, она встретила и узнала тебя, подписав себе тем самым смертный приговор. Но зачем было глумиться над телом?! Раскапывать могилу, отрезать у трупа голову и водружать ее на шест в центре двора?! Знаешь, Коля, а ведь мать Лены до сих пор в больнице. После такого зрелища врачи всерьез сомневаются в том, что она останется нормальной. Мне придется убить тебя в любом случае. Простить того, что ты сделал с Леночкой я не смогу тебе никогда.
Букатов остановился в метре от двери.
– Приговор вынесен и будет приведен в исполнение незамедлительно. Простой метод исключения показал, что убийца – ты. Николай Молчанов, который вовсе не погиб при исполнении своего интернационального долга, а превратился в существо, которому нет названия. Мне тоже пришлось стать могилокопателем. После того, как нынешней ночью я побывал на кладбище и убедился в том, что твой гроб пуст, все окончательно встало на свои места. Листок бумаги, на котором ты вновь изобразил кинжал и лилию, передан на дактилоскопическую экспертизу. Вместе с образцами твоих отпечатков пальцев, дружок. Все кончено, Николай! Твой час пробил!
Ударом ноги Букатов распахнул дверь подсобки и несколько раз нажал на курок. Вспышки выстрелов высветили силуэт человека, стоящего у стены. Майор продолжал терзать пистолет и после того, как опустошил обойму. Все пули достигли цели, но маньяк не упал, даже не шелохнулся.
– Что, черт подери…
Букатов вошел в подсобку, коснулся черного плаща, который мирно висел на вбитом в стену гвозде. Помахал рукой, чтобы развеять пороховой дым и посмотрел себе под ноги. На полу лежал предмет, напоминавший размером и формой футбольный мяч, однако не требовалось иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: это череп. Рядом в живописном беспорядке валялись пожелтевшие кости. Неужели маньяк разлетелся на части? Абсурдность такого предположения заставила Букатова хихикнуть. Что-то он упустил. Что-то в его стройной теории было не так. В цепочке эволюции преступления, совсем как у Чарльза Дарвина в его эволюции видов, не хватало очень важного звена.
Майор присел на корточки у стены. Требовалось начать все сначала. Вновь потянуть за кончик нити и распутать чертов клубок. Букатов закрыл глаза.
– Торжественно обещаю бороться со злом во всех его проявлениях!
Звонкий мальчишеский голос прозвучал в мозгу так отчетливо, что майор вздрогнул. Машина времени или скорее машина памяти перенесла его через десятилетия и вышвырнула в детство. Ферма уже тогда была заброшена, но до окончательного превращения в руины ей было далеко.
– Во всех его проявлениях! – эхом подхватили клятву Лешки Букатова Колька Молчанов и Лена Миловидова.
– Вступая в тайный орден «Лилии и Кинжала» перед лицом своих товарищей торжественно обещаю…
Масонскую клятву придумал сам Лешка, беззастенчиво передрав несколько фраз из клятвы юного пионера. С позиции Букатова-взрослого все выглядело довольно комично, но тогда друзья считали, что поступают совсем как заправские члены секретного братства. Какими одухотворенными были лица Лены и Коли! Наверняка и сам он выглядел также…
Майор открыл глаза и вновь осмотрел подсобку. На этот раз он увидел то, чего не заметил раньше. В дальнем углу стояла лопата. Комья рыжей глины на ней еще не успели высохнуть. Букатов встал, сунул руку в карман плаща и нашел то, что ожидал. Нож с широким лезвием. Идеальное орудие убийства. Им и пользовался Николай. Букатов взялся за лезвие и поднес рукоятку к глазам. Буквы «А» и «Б», вырезанные в пластмассе, могли быть началом алфавита, могли быть чем угодно, но только не инициалами Молчанова.
– «А» и «Б» сидели на трубе…
Стрела боли вновь пронзила висок, достигла мозга и взорвалась ослепительной вспышкой, осветившей все потаенные уголки подсознания.
– Алексей, – простонал майор. – Алексей Букатов! Это мой нож, мать вашу!
Недостающее звено было найдено, но это не принесло майору облегчения. Он отшвырнул нож, прижал ладони к вискам и закружил по подсобке, давя ногами рассыпанные кости. Никакого Молчанова не было. Точнее он был, но не имел к маньяку ни малейшего отношения. Николай Молчанов действительно погиб в Афганистане. Погиб, находясь в здравом уме и твердой памяти. Как и Лена Миловидова. Она догадалась о том, что настоящий маньяк никто иной как Букатов после того, как наведалась на ферму и нашла кости.
– Ты вырыл останки Николая для того, чтобы убедить себя в том, что он жив? – спросила Елена у Алексея при встрече.
Это были ее последние слова. На похоронах Миловидовой присутствовал майор, а ночью на кладбище пришла его вторая, очень любившая страшные шутки сущность. Окончательно спятивший магистр ордена «Лилии и Кинжала»…
Звонок сотового телефона прозвучал подобно трубному гласу. Букатов поднес трубку к уху.
– Ну?
– Товарищ майор! Говорит старший лейтенант…
– Я уже понял! – визгливо выкрикнул майор. – Что произошло? Почему мою больную голову нельзя оставить в покое?!
– Есть результаты дактилоскопической экспертизы…
– Поздравляю!
– Отпечатки пальцев не принадлежат Молчанову.
– Тоже мне открытие! Я знаю, чьи это отпечатки.
– Как?
– Каком кверху!
– Чьи же это отпечатки?
– Мои!
Букатов швырнул телефон в стену и тот разлетелся на десятки пластмассовых осколков.
– «А» и «Б» сидели на трубе, – пропел майор, выходя из подсобки. – На трубе. На ней, родимой.
Он поднял глаза, осмотрел ржавую, оставшуюся от системы поильных аппаратов трубу, вытащил из брюк ремень и соорудил из него петлю.
Перстень опричника
Картинки в журнале, который рассматривал сержант Леонид Потапов, не отличались разнообразием. С глянцевых листов милиционеру призывно подмигивали блондинки и брюнетки. От их пышных, едва прикрытых узкими полосками нижнего белья форм, сначала захватывало дух. Потом наступало пресыщение, и начиналась зевота. Сержант мысленно сравнил жену Клаву с дамочками из «Плэйбоя», поморщился и решил, что каждый сверчок должен знать свой шесток.
От тягостных раздумий Потапова оторвал стон. Он доносился из третьей камеры. В ней дожидались допроса двое урок, доставленных накануне из областного центра.
Татуированные парнишки успели отметиться и в этом городе, попробовав разговорить одну бизнес-вумен с помощью утюга, но слишком увлеклись.
Стон повторился.
– Начальник! – донеслось из камеры. – Начальник, едрит тебя в дышло, подойди!
Сержант взял со стола дубинку и подошел к решетке.
– Ну?
– Баранки гну! – здоровяк с бульдожьей рожей и головой переходящей в шею без всякого намека на плечи, сидел на кровати и прижав руки к животу, ритмично раскачивался. – Не видишь – живот прихватило. У-у-у, мамочки!
– Своди Валета в туалет! – в рифму попросил второй арестант, отличительной чертой которого бы поразительно большой нос. – Мучается ведь!
– Параша есть! – сержант направился к своему столу. – Пусть какает сколько душе угодно.
– Будь человеком, начальник! – клянчила жертва желудочных коликов. – Тут и так дышать нечем, а если я еще… Ой!
Потапов задумался. Инструкция не позволяла водить, кого бы то ни было в уборную среди ночи. Однако в инструкции не было сказано, что до конца смены положено дышать всякой мерзостью.
Сержант принял решение, вернулся к камере и отстегнул от ремня связку ключей.
– Валет на выход, а ты, носатый – лицом к стене!
– Носатый… К стене…
Под бурчание оскорбленного зека сержант отпер замок, выпустил Валета и повернул ключ в замочной скважине.
– Прямо по коридору и не вздумай…
Мощный удар в подбородок отбросил голову Потапова к стене.
Не позволяя милиционеру придти в себя, Валет вырвал из его ослабевших пальцев дубинку и дважды грохнул сержанта по голове.
– Получай, легавый!
– Ключи! Выпусти меня! – кореш Валета подпрыгивал от нетерпения.
– Заткни пасть, Нос! – Валет открыл камеру. – Свяжи этого козла полотенцем!
Спустя две минуты беглецы вышли в коридор райотдела. Почуявший свободу Нос рванулся к выходу, но Валет схватил его за шиворот.
– Куда, дурак? Там дежурка!
– А че делать?
– Че, че! Через плечо. Не помнишь разве, каким макаром нас в подвал вели?
– Точно, – осклабился Нос. – Запасной выход. Все-таки ушлый ты мужик!
Профессиональные воры быстро разобрались с тяжелым, но простым, как кремневое ружье замком. К тому времени, когда сержант очнулся и попытался освободить руки, беглецы были в пяти километрах от РОВД. Они бодро шагали по бетонным плитам взлетной полосы заброшенного аэродрома.
– Слушаю.
– Слушай внимательно, Саша, – взволнованный голос начальника звенел как натянутая струна. – Через десять минут ты должен быть в отделе. У нас ЧП. Сбежали Валет и Нос.
– Как?!
– Приезжай, сам все увидишь.
За пятнадцать лет службы Сергееву ни разу не доводилось слышать о побегах из ИВС. Поэтому ничего удивительного в том, что майор не на шутку разволновался, не было. Проклиная ни в чем не повинные брюки и китель, он быстро оделся, по пути в коридор перевернул блюдце с молоком для кота и тупо уставился на белую лужицу.
– Валет и Нос…
Потрепанная «копейка», словно чувствуя, что хозяин спешит, впервые за многие годы завелась с первого раза.
Районный отдел внутренних дел напоминал растревоженный улей. Сергеев промчался мимо дежурной части на всех парах, но успел заметить, забившегося в угол сержанта Потапова, голова которого была обмотана бинтом.
В кабинете начальника собрался весь цвет райотдела. Офицеры тихо переговаривались, а полковник Лукошин прохаживался у окна, теребя пальцами нижнюю пуговицу кителя.
– Вводим план «Перехват». Скоро подтянутся ребятки из области. Ответственный за проведение операции майор Сергеев. Все свободны кроме тебя, Саша.
Когда офицеры вышли из кабинета, Лукошин сел за стол и хмуро посмотрел на майора.
– Думал перед пенсией тебя на свое место рекомендовать, да видно не судьба. Если к вечеру этих уродов не возьмем, будет, Сашка у вас другой начальник…
– Это мы еще посмотрим! – Сергеев грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнул графин с водой. – Мне повадки Валета хорошо известны. Через город не пойдет, его на старом аэродроме искать надо. Разрешите действовать?
– Хватит ныть, – Митька Вощилин подбросил в костер сухую ветку. – Глубже копать надо.
– Вот ты и копай, а мне вся эта канитель с медью надоела. Да и жутковато здесь как-то.
– Смотри в штаны не наклади. Вымахал под два метра, а ведешь себя как пацан.
– Слышь, Митя, – прошептал Разумов, напряженно вглядываясь в темноту, окружавшую маленький пятачок света костра. – Этот аэродром политзаключенные в тридцать седьмом строили. Полегло их здесь – тьма-тьмущая. Одни сами померли, других расстреляли в целях секретности. С тех пор взлетная полоса проклятой считается. Аэродром потому и закрыли, что здесь самолеты ни с того, ни с сего разбивались.
– Ну, разбивались, – Вощилин встал, поднял лопату и включил фонарик. – Нам медь искать надо, а не бабьи сплетни обсуждать. Пойду, еще пороюсь, авось…
– Не сплетни это Митя. Души мертвецов успокоиться не могут. Ой!
Из темноты раздался шорох и Разумов дернулся так, словно его ударило током.
– Вот видишь!
Митя рассмеялся, направил луч фонарика в то место, откуда послышался шум.
– Никого здесь нет. Не трепыхайся.
– Это они, – залепетал Олег, дрожа как осиновый лист. – Души убитых.
– Да пошел ты!
Вощилин оставил дружка у костра, а сам спрыгнул в яму, которая уходила под одну из плит, пристроил на насыпи фонарик и воткнул лопату в мягкую глину.
– Души… Лишь бы ничего не делать.
Не прошло и пяти минут, как лезвие лопаты уткнулось во что-то твердое.
– Вот он родимый, – обрадовался Митяй. – А ты говоришь: нет никакого кабеля. Накося-выкуси! Есть! Что за черт?
Вощилин увидел полукруг черной пластмассы и потянул за него. Луч фонаря осветил остатки полуистлевшей фуражки с синим околышем и краповой тульей. Затем на дно ямы посыпались кости и, подпрыгивая как футбольный мяч, выкатился череп. Вощилин взглянул на забитые глиной глазницы и выскочил наверх так, словно его подбросила невидимая пружина.
Здесь его ждал новый сюрприз. У костра стоял стриженый, коренастый мужик. Он прижимал к горлу Разумова нож.
Второй незнакомец вытряхивал из рюкзака вещи черных копателей.
– Смотри-ка, Валет, у него тут и бутылочка имеется. Освежимся?
Митяй попятился в темноту и залег у края взлетной полосы.
– Он говорит, что здесь еще один есть, – Валет принял из рук Носа откупоренную бутылку. – Волоки-ка его сюда второго.
Обидеться на дружка-предателя Вощилин не успел. Из ямы послышался шорох осыпающейся глины. Брошенная, как копье лопата со свистом рассекла воздух и вонзилась в грудь Валета. Уронив бутылку, зек рухнул на спину и забился в агонии. Чтобы не видеть этой жуткой картины, Митяй закрыл глаза и воспринимал дальнейшие события на слух. Вскоре пришлось заткнуть и уши. Но, даже прижав к ним ладони, Вощилин продолжал слышать истошные вопли Носа и Разумова.
– Знать бы, где упадешь, соломки подстелил бы, – полковник Лукошин посмотрел на три трупа, возле которых возились эксперты-криминалисты. – Мне уже звонили из управления. Намекнули, что пора собирать манатки. Скоро прибудет исполняющий обязанности начальника. С ним и будешь расследовать дело этого… Мясника.
Майор не знал, чем может утешить шефа, поэтому молча направился к старшему эксперту, старательно обходя лужи крови на бетоне.
– Ну и что можете сказать?
– Тут совсем не обязательно быть специалистом. Этому, – эксперт указал на Валета. – Воткнули в грудь лопату. С такой силой, что она рассекла кости грудной клетки. Смерть была мгновенной. Того, что с большим носом и третьего били головами о бетон до тех пор, пока не вышибли мозги. Подозреваю, что убийца, мягко говоря, безумен.
Сергеев мысленно представил себе картину разыгравшейся на взлетке бойни и поежился. Валет и Нос заметили пламя костра копателей. Возможно, хотели их обобрать. А дальше?
– Лопаты было две, – произнес майор вслух. – Значит, убивал второй копатель. Зачем же тогда он расправился с напарником?
– Они что-то нашли, – подал голос Лукошин. – Что-то ценное, а в процессе дележа…
Подбежал запыхавшийся милиционер.
– Только что по рации сообщили: взяли второго! Он в лесу прятался. Некий Дмитрий Вощилин. Безработный.
– Что говорит?
– Несет разную чепуху про выходцев с того света. Клянется, что никого не убивал.
– Видали мы таких, – полковник направился к своей машине. – Александр ты едешь?
– Секундочку!
Сергеев наклонился и поднял с бетона маленькую металлическую пластинку. Она была покрыта потемневшей от времени красной эмалью, а посеребренные края поблескивали в лучах солнца.
Во-вторых, майор просто не мог больше сидеть в отделе, где все кому ни лень, перешептывались о скорой смене руководства.
Директор музея, седой как лунь, но очень бойкий старичок Даниил Фадеевич Макаров водрузил на нос очки и долго вертел в руках пластинку, найденную на месте тройного убийства.
– Поздравляю майор. Прямоугольная пластинка с серебряной окантовкой – знак отличия командира батальона. В органах ОГПУ такие были на петлицах начальников горотделов.
– Как вы думаете, откуда эта пластинка могла взяться на нашем аэродроме?
Макаров улыбнулся.
– В том-то вся и загвоздка! Звание слишком высокое для нашего городка и его мог носить только один человек. В тридцать седьмом он возглавлял охрану строящегося аэродрома и прославился своей жестокостью. Жаль, очень, жаль…
– Чего именно жаль?
– Всего неделю назад умер Сергей Тукмачев – последний из тех, кто строил аэродром и лично знал Малюту – командира батальона охраны.
– Хм… Экзотическая фамилия.
– Скорее кличка. Этот человек, по словам Тукмачева, утверждал, что является прямым потомком Малюты Скуратова – главного опричника Ивана Грозного, мастера пыток и аса жестоких убийств. Носил перстень с рубином, якобы доставшийся от далекого предка. Политзаключенные верили в это. Многие даже были уверены, что Малюта – вовсе не человек, а демон.
– Легенды. Этот Малюта давно умер и наверняка похоронен под оружейный салют дружков-чекистов.
– А вот тут вы ошибаетесь! Его убили сами заключенные. Тукмачев рассказывал, что это произошло среди белого дня. Малюта имел привычку разгуливать по стройке в одиночку. Чувствовал себя почти богом, был уверен, что находится под защитой перстня-талисмана. Ему раскроили голову лопатой и зарыли под плитой взлетной полосы. Было следствие и расстрелы, но никто из заключенных так и не указал место захоронения этого зверя в человеческом облике. Кстати, незадолго до смерти Сергей Тукмачев передал в дар музею несколько экспонатов, относящихся к истории аэродрома.
Макаров вышел из комнаты и спустя минуту вернулся с большой картонной коробкой.
– Я еще не успел это разобрать. Так что вы будете первым, кто увидит собранные Тукмачевым реликвии.
Директор начал выкладывать на стол содержимое ящика. Там была пара потрепанных ботинок на грубой подошве, выцветшая хлопчатобумажная роба, алюминиевая ложка, ручка которой была превращена в заточку. Со дна ящика Макаров достал орден Великой Отечественной войны первой степени, две медали «За отвагу» и сложенную вчетверо карту.
– Сергей воевал. Сначала в штрафном батальоне, а затем, как искупивший кровью, в артиллерийском полку.
Майор развернул карту и присвистнул.
– Кажется, это наш аэродром. Что за место Тукмачев обвел красным карандашом?
– Это уже никак нельзя назвать легендой, – грустно сказал Макаров. – В ста метрах от взлетной полосы в тридцать седьмом был овраг. В нем расстреливали политзаключенных. Сейчас там болото. Торфяник. Из-за пожара на нем в семьдесят третьем разбились два военных самолета. Страшное место. Я, например, не рискнул бы сходить туда ночью.
– Даниил Фадеевич, у вас есть адрес Тукмачева?
– Конечно, – директор полистал перекидной календарь. – Вот. Чапаева двенадцать. Он долгое время возглавлял местное общество «Знание», читал лекции в школах и на предприятиях, но так и не воспользовался положенными льготами. Жил и умер в старой развалюхе на окраине города.
– И последнее. Где можно узнать о Малюте Скуратове подробнее?
– Наверное, только в библиотеке. Вижу, вас заинтересовала личность этого опричника.
– Не то слово!
Из библиотеки Сергеев вышел с книгой «Накануне смуты» и на ходу ее раскрыл. Первое предложение предисловия впечатляло:
«…За время царствования Иоанна IV Грозного население Москвы уменьшилось больше чем наполовину…»
– Полковник Григорий Лукьянович Бельский. Прошу, как говорится, любить и жаловать.
Новый глава отдела отличался высоким ростом и богатырским телосложением. Голос полковника мог соперничать с иерихонской трубой, а вот лицо никак не вписывалось в общую концепцию. Бледное, усеянное веснушками оно относилось к лицам, по которым невозможно определить возраст. Новый начальник, по всей видимости, сильно волновался. Только так можно было объяснить то, почему он поминутно снимал фуражку и вытирал бритую голову платком.
Лукошин ушел незаметно, предоставив Бельскому полную свободу действий.
– Товарищи офицеры, – прогрохотал полковник, спугнув птиц на деревьях, росших вдоль плаца. – Я очень благодарен своему коллеге за теплые слова в мой адрес и заявляю, что намерен…
О том, что намерен сделать полковник никто так и не узнал. Выстрел, прогремевший над плацем, заставил всех поднять головы к раскрытому окну на втором этаже. Там находился кабинет полковника Лукошина.
– Полностью с вами согласен, – пробормотал Сергеев. – Сделаю все, что от меня зависит.
– Больше! – полковник наклонился над столом, сверля майора взглядом. – Сделаешь даже больше!
– Есть сделать больше!
– Не обижайся, Сергеев, – Бельский успокоился и откинулся на спинку стула. – Я не местный, поэтому плохо владею ситуацией. Изложи суть дела.
Майор рассказал все от побега подследственных до своего визита к директору краеведческого музея.
– Так, – задумчиво протянул полковник. – Думаю, сосредоточиться надо на перстне. Выбрось из головы сказки про этого м-м-м…
– Малюту?
– Да. Пусть историей занимаются те, кому это положено. Помни, что ты опер. Еще раз допроси Вощилина, вытряси душу из директора музея. Найдя перстень, выйдешь на убийцу. Действуй!
Проходя мимо дежурной части, Сергеев увидел, что Потапов по-прежнему сидит в своем углу.
– Эй, сержант, что притих?
– Да так, товарищ майор, – Леонид пожал плечами. – В этой суматохе обо мне все забыли.
– Забыли, говоришь? Тогда с этой минуты поступаешь в мое распоряжение. Будешь грехи искупать.
– Есть, товарищ майор! – обрадовался сержант. – Что нужно делать?
– Для начала съездим в одно место.
Так было и этой ночью. Послав очередное прошение Всевышнему, Вощилин лег. Усталость и напряжение сделали свое дело: не прошло и минуты, как он захрапел. Митяю приснилась взлетка, вырытая им яма и череп с забитыми глиной глазницами.
По небу катилась полная луна, а в шорохе ночного ветра слышались то ли слова, то ли стоны. Вощилин решил выбраться наверх, но как только коснулся края ямы, прямо из-под ног раздался хриплый голос.
От тягостных раздумий Потапова оторвал стон. Он доносился из третьей камеры. В ней дожидались допроса двое урок, доставленных накануне из областного центра.
Татуированные парнишки успели отметиться и в этом городе, попробовав разговорить одну бизнес-вумен с помощью утюга, но слишком увлеклись.
Стон повторился.
– Начальник! – донеслось из камеры. – Начальник, едрит тебя в дышло, подойди!
Сержант взял со стола дубинку и подошел к решетке.
– Ну?
– Баранки гну! – здоровяк с бульдожьей рожей и головой переходящей в шею без всякого намека на плечи, сидел на кровати и прижав руки к животу, ритмично раскачивался. – Не видишь – живот прихватило. У-у-у, мамочки!
– Своди Валета в туалет! – в рифму попросил второй арестант, отличительной чертой которого бы поразительно большой нос. – Мучается ведь!
– Параша есть! – сержант направился к своему столу. – Пусть какает сколько душе угодно.
– Будь человеком, начальник! – клянчила жертва желудочных коликов. – Тут и так дышать нечем, а если я еще… Ой!
Потапов задумался. Инструкция не позволяла водить, кого бы то ни было в уборную среди ночи. Однако в инструкции не было сказано, что до конца смены положено дышать всякой мерзостью.
Сержант принял решение, вернулся к камере и отстегнул от ремня связку ключей.
– Валет на выход, а ты, носатый – лицом к стене!
– Носатый… К стене…
Под бурчание оскорбленного зека сержант отпер замок, выпустил Валета и повернул ключ в замочной скважине.
– Прямо по коридору и не вздумай…
Мощный удар в подбородок отбросил голову Потапова к стене.
Не позволяя милиционеру придти в себя, Валет вырвал из его ослабевших пальцев дубинку и дважды грохнул сержанта по голове.
– Получай, легавый!
– Ключи! Выпусти меня! – кореш Валета подпрыгивал от нетерпения.
– Заткни пасть, Нос! – Валет открыл камеру. – Свяжи этого козла полотенцем!
Спустя две минуты беглецы вышли в коридор райотдела. Почуявший свободу Нос рванулся к выходу, но Валет схватил его за шиворот.
– Куда, дурак? Там дежурка!
– А че делать?
– Че, че! Через плечо. Не помнишь разве, каким макаром нас в подвал вели?
– Точно, – осклабился Нос. – Запасной выход. Все-таки ушлый ты мужик!
Профессиональные воры быстро разобрались с тяжелым, но простым, как кремневое ружье замком. К тому времени, когда сержант очнулся и попытался освободить руки, беглецы были в пяти километрах от РОВД. Они бодро шагали по бетонным плитам взлетной полосы заброшенного аэродрома.
* * *
Звонок прозвучал так неожиданно, что начальник криминальной милиции майор Александр Сергеев едва не сбросил сотовый телефон с прикроватной тумбочки. Взглянув на дисплей, он вздохнул и поднес телефон к уху.– Слушаю.
– Слушай внимательно, Саша, – взволнованный голос начальника звенел как натянутая струна. – Через десять минут ты должен быть в отделе. У нас ЧП. Сбежали Валет и Нос.
– Как?!
– Приезжай, сам все увидишь.
За пятнадцать лет службы Сергееву ни разу не доводилось слышать о побегах из ИВС. Поэтому ничего удивительного в том, что майор не на шутку разволновался, не было. Проклиная ни в чем не повинные брюки и китель, он быстро оделся, по пути в коридор перевернул блюдце с молоком для кота и тупо уставился на белую лужицу.
– Валет и Нос…
Потрепанная «копейка», словно чувствуя, что хозяин спешит, впервые за многие годы завелась с первого раза.
Районный отдел внутренних дел напоминал растревоженный улей. Сергеев промчался мимо дежурной части на всех парах, но успел заметить, забившегося в угол сержанта Потапова, голова которого была обмотана бинтом.
В кабинете начальника собрался весь цвет райотдела. Офицеры тихо переговаривались, а полковник Лукошин прохаживался у окна, теребя пальцами нижнюю пуговицу кителя.
– Вводим план «Перехват». Скоро подтянутся ребятки из области. Ответственный за проведение операции майор Сергеев. Все свободны кроме тебя, Саша.
Когда офицеры вышли из кабинета, Лукошин сел за стол и хмуро посмотрел на майора.
– Думал перед пенсией тебя на свое место рекомендовать, да видно не судьба. Если к вечеру этих уродов не возьмем, будет, Сашка у вас другой начальник…
– Это мы еще посмотрим! – Сергеев грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнул графин с водой. – Мне повадки Валета хорошо известны. Через город не пойдет, его на старом аэродроме искать надо. Разрешите действовать?
* * *
– Ни хрена мы здесь не найдем, – грустно констатировал Олег Разумов, разворачивая на коленях карту. – Вон, какую ямищу вырыли, а кабеля все нет.– Хватит ныть, – Митька Вощилин подбросил в костер сухую ветку. – Глубже копать надо.
– Вот ты и копай, а мне вся эта канитель с медью надоела. Да и жутковато здесь как-то.
– Смотри в штаны не наклади. Вымахал под два метра, а ведешь себя как пацан.
– Слышь, Митя, – прошептал Разумов, напряженно вглядываясь в темноту, окружавшую маленький пятачок света костра. – Этот аэродром политзаключенные в тридцать седьмом строили. Полегло их здесь – тьма-тьмущая. Одни сами померли, других расстреляли в целях секретности. С тех пор взлетная полоса проклятой считается. Аэродром потому и закрыли, что здесь самолеты ни с того, ни с сего разбивались.
– Ну, разбивались, – Вощилин встал, поднял лопату и включил фонарик. – Нам медь искать надо, а не бабьи сплетни обсуждать. Пойду, еще пороюсь, авось…
– Не сплетни это Митя. Души мертвецов успокоиться не могут. Ой!
Из темноты раздался шорох и Разумов дернулся так, словно его ударило током.
– Вот видишь!
Митя рассмеялся, направил луч фонарика в то место, откуда послышался шум.
– Никого здесь нет. Не трепыхайся.
– Это они, – залепетал Олег, дрожа как осиновый лист. – Души убитых.
– Да пошел ты!
Вощилин оставил дружка у костра, а сам спрыгнул в яму, которая уходила под одну из плит, пристроил на насыпи фонарик и воткнул лопату в мягкую глину.
– Души… Лишь бы ничего не делать.
Не прошло и пяти минут, как лезвие лопаты уткнулось во что-то твердое.
– Вот он родимый, – обрадовался Митяй. – А ты говоришь: нет никакого кабеля. Накося-выкуси! Есть! Что за черт?
Вощилин увидел полукруг черной пластмассы и потянул за него. Луч фонаря осветил остатки полуистлевшей фуражки с синим околышем и краповой тульей. Затем на дно ямы посыпались кости и, подпрыгивая как футбольный мяч, выкатился череп. Вощилин взглянул на забитые глиной глазницы и выскочил наверх так, словно его подбросила невидимая пружина.
Здесь его ждал новый сюрприз. У костра стоял стриженый, коренастый мужик. Он прижимал к горлу Разумова нож.
Второй незнакомец вытряхивал из рюкзака вещи черных копателей.
– Смотри-ка, Валет, у него тут и бутылочка имеется. Освежимся?
Митяй попятился в темноту и залег у края взлетной полосы.
– Он говорит, что здесь еще один есть, – Валет принял из рук Носа откупоренную бутылку. – Волоки-ка его сюда второго.
Обидеться на дружка-предателя Вощилин не успел. Из ямы послышался шорох осыпающейся глины. Брошенная, как копье лопата со свистом рассекла воздух и вонзилась в грудь Валета. Уронив бутылку, зек рухнул на спину и забился в агонии. Чтобы не видеть этой жуткой картины, Митяй закрыл глаза и воспринимал дальнейшие события на слух. Вскоре пришлось заткнуть и уши. Но, даже прижав к ним ладони, Вощилин продолжал слышать истошные вопли Носа и Разумова.
* * *
– Не успели, – покачал головой Сергеев. – На каких-нибудь полчаса раньше…– Знать бы, где упадешь, соломки подстелил бы, – полковник Лукошин посмотрел на три трупа, возле которых возились эксперты-криминалисты. – Мне уже звонили из управления. Намекнули, что пора собирать манатки. Скоро прибудет исполняющий обязанности начальника. С ним и будешь расследовать дело этого… Мясника.
Майор не знал, чем может утешить шефа, поэтому молча направился к старшему эксперту, старательно обходя лужи крови на бетоне.
– Ну и что можете сказать?
– Тут совсем не обязательно быть специалистом. Этому, – эксперт указал на Валета. – Воткнули в грудь лопату. С такой силой, что она рассекла кости грудной клетки. Смерть была мгновенной. Того, что с большим носом и третьего били головами о бетон до тех пор, пока не вышибли мозги. Подозреваю, что убийца, мягко говоря, безумен.
Сергеев мысленно представил себе картину разыгравшейся на взлетке бойни и поежился. Валет и Нос заметили пламя костра копателей. Возможно, хотели их обобрать. А дальше?
– Лопаты было две, – произнес майор вслух. – Значит, убивал второй копатель. Зачем же тогда он расправился с напарником?
– Они что-то нашли, – подал голос Лукошин. – Что-то ценное, а в процессе дележа…
Подбежал запыхавшийся милиционер.
– Только что по рации сообщили: взяли второго! Он в лесу прятался. Некий Дмитрий Вощилин. Безработный.
– Что говорит?
– Несет разную чепуху про выходцев с того света. Клянется, что никого не убивал.
– Видали мы таких, – полковник направился к своей машине. – Александр ты едешь?
– Секундочку!
Сергеев наклонился и поднял с бетона маленькую металлическую пластинку. Она была покрыта потемневшей от времени красной эмалью, а посеребренные края поблескивали в лучах солнца.
* * *
В городской краеведческий музей Сергеев поехал по двум причинам. Во-первых, допрос Вощилина ничего не дал. У горе-археолога то ли на самом деле поехала крыша, то ли он оказался слишком изворотливым и косил под дурачка. Ничего путного Вощилин не сказал, а когда его пытались привести в чувство методами физического воздействия, начал рыдать, как ребенок, креститься и читать молитвы.Во-вторых, майор просто не мог больше сидеть в отделе, где все кому ни лень, перешептывались о скорой смене руководства.
Директор музея, седой как лунь, но очень бойкий старичок Даниил Фадеевич Макаров водрузил на нос очки и долго вертел в руках пластинку, найденную на месте тройного убийства.
– Поздравляю майор. Прямоугольная пластинка с серебряной окантовкой – знак отличия командира батальона. В органах ОГПУ такие были на петлицах начальников горотделов.
– Как вы думаете, откуда эта пластинка могла взяться на нашем аэродроме?
Макаров улыбнулся.
– В том-то вся и загвоздка! Звание слишком высокое для нашего городка и его мог носить только один человек. В тридцать седьмом он возглавлял охрану строящегося аэродрома и прославился своей жестокостью. Жаль, очень, жаль…
– Чего именно жаль?
– Всего неделю назад умер Сергей Тукмачев – последний из тех, кто строил аэродром и лично знал Малюту – командира батальона охраны.
– Хм… Экзотическая фамилия.
– Скорее кличка. Этот человек, по словам Тукмачева, утверждал, что является прямым потомком Малюты Скуратова – главного опричника Ивана Грозного, мастера пыток и аса жестоких убийств. Носил перстень с рубином, якобы доставшийся от далекого предка. Политзаключенные верили в это. Многие даже были уверены, что Малюта – вовсе не человек, а демон.
– Легенды. Этот Малюта давно умер и наверняка похоронен под оружейный салют дружков-чекистов.
– А вот тут вы ошибаетесь! Его убили сами заключенные. Тукмачев рассказывал, что это произошло среди белого дня. Малюта имел привычку разгуливать по стройке в одиночку. Чувствовал себя почти богом, был уверен, что находится под защитой перстня-талисмана. Ему раскроили голову лопатой и зарыли под плитой взлетной полосы. Было следствие и расстрелы, но никто из заключенных так и не указал место захоронения этого зверя в человеческом облике. Кстати, незадолго до смерти Сергей Тукмачев передал в дар музею несколько экспонатов, относящихся к истории аэродрома.
Макаров вышел из комнаты и спустя минуту вернулся с большой картонной коробкой.
– Я еще не успел это разобрать. Так что вы будете первым, кто увидит собранные Тукмачевым реликвии.
Директор начал выкладывать на стол содержимое ящика. Там была пара потрепанных ботинок на грубой подошве, выцветшая хлопчатобумажная роба, алюминиевая ложка, ручка которой была превращена в заточку. Со дна ящика Макаров достал орден Великой Отечественной войны первой степени, две медали «За отвагу» и сложенную вчетверо карту.
– Сергей воевал. Сначала в штрафном батальоне, а затем, как искупивший кровью, в артиллерийском полку.
Майор развернул карту и присвистнул.
– Кажется, это наш аэродром. Что за место Тукмачев обвел красным карандашом?
– Это уже никак нельзя назвать легендой, – грустно сказал Макаров. – В ста метрах от взлетной полосы в тридцать седьмом был овраг. В нем расстреливали политзаключенных. Сейчас там болото. Торфяник. Из-за пожара на нем в семьдесят третьем разбились два военных самолета. Страшное место. Я, например, не рискнул бы сходить туда ночью.
– Даниил Фадеевич, у вас есть адрес Тукмачева?
– Конечно, – директор полистал перекидной календарь. – Вот. Чапаева двенадцать. Он долгое время возглавлял местное общество «Знание», читал лекции в школах и на предприятиях, но так и не воспользовался положенными льготами. Жил и умер в старой развалюхе на окраине города.
– И последнее. Где можно узнать о Малюте Скуратове подробнее?
– Наверное, только в библиотеке. Вижу, вас заинтересовала личность этого опричника.
– Не то слово!
Из библиотеки Сергеев вышел с книгой «Накануне смуты» и на ходу ее раскрыл. Первое предложение предисловия впечатляло:
«…За время царствования Иоанна IV Грозного население Москвы уменьшилось больше чем наполовину…»
* * *
Сергеев никогда не видел Лукошина таким подавленным. Впрочем, сдавать дела присланному из области новому начальнику приходилось не каждый день, и полковника можно было понять. Стоя перед строем теперь уже бывших подчиненных, Лукошин тихим, надтреснутым голосом представил преемника:– Полковник Григорий Лукьянович Бельский. Прошу, как говорится, любить и жаловать.
Новый глава отдела отличался высоким ростом и богатырским телосложением. Голос полковника мог соперничать с иерихонской трубой, а вот лицо никак не вписывалось в общую концепцию. Бледное, усеянное веснушками оно относилось к лицам, по которым невозможно определить возраст. Новый начальник, по всей видимости, сильно волновался. Только так можно было объяснить то, почему он поминутно снимал фуражку и вытирал бритую голову платком.
Лукошин ушел незаметно, предоставив Бельскому полную свободу действий.
– Товарищи офицеры, – прогрохотал полковник, спугнув птиц на деревьях, росших вдоль плаца. – Я очень благодарен своему коллеге за теплые слова в мой адрес и заявляю, что намерен…
О том, что намерен сделать полковник никто так и не узнал. Выстрел, прогремевший над плацем, заставил всех поднять головы к раскрытому окну на втором этаже. Там находился кабинет полковника Лукошина.
* * *
– Я еще раз подчеркиваю майор – речь идет о деле чести! – Бельский погасил верхний свет и включил настольную лампу, отчего его лицо осталось в тени. – У меня есть… У нас всех есть только сутки, на то, чтобы раскрыть дело о тройном убийстве и арестовать преступника. Самоубийство моего предшественника не должно стать пятном на репутации всего отдела!– Полностью с вами согласен, – пробормотал Сергеев. – Сделаю все, что от меня зависит.
– Больше! – полковник наклонился над столом, сверля майора взглядом. – Сделаешь даже больше!
– Есть сделать больше!
– Не обижайся, Сергеев, – Бельский успокоился и откинулся на спинку стула. – Я не местный, поэтому плохо владею ситуацией. Изложи суть дела.
Майор рассказал все от побега подследственных до своего визита к директору краеведческого музея.
– Так, – задумчиво протянул полковник. – Думаю, сосредоточиться надо на перстне. Выбрось из головы сказки про этого м-м-м…
– Малюту?
– Да. Пусть историей занимаются те, кому это положено. Помни, что ты опер. Еще раз допроси Вощилина, вытряси душу из директора музея. Найдя перстень, выйдешь на убийцу. Действуй!
Проходя мимо дежурной части, Сергеев увидел, что Потапов по-прежнему сидит в своем углу.
– Эй, сержант, что притих?
– Да так, товарищ майор, – Леонид пожал плечами. – В этой суматохе обо мне все забыли.
– Забыли, говоришь? Тогда с этой минуты поступаешь в мое распоряжение. Будешь грехи искупать.
– Есть, товарищ майор! – обрадовался сержант. – Что нужно делать?
– Для начала съездим в одно место.
* * *
Спал Вощилин плохо. Стоило ему закрыть глаза, как вновь и вновь виделись отблески пламени костра на испуганном лице Разумова, осколки разбитой бутылки и человека с торчащей в груди лопатой. Митяй садился на жесткую шконку, осматривался по сторонам и, убедившись, что в камере кроме него никого нет, начинал шептать молитву.Так было и этой ночью. Послав очередное прошение Всевышнему, Вощилин лег. Усталость и напряжение сделали свое дело: не прошло и минуты, как он захрапел. Митяю приснилась взлетка, вырытая им яма и череп с забитыми глиной глазницами.
По небу катилась полная луна, а в шорохе ночного ветра слышались то ли слова, то ли стоны. Вощилин решил выбраться наверх, но как только коснулся края ямы, прямо из-под ног раздался хриплый голос.