Страница:
— Думаешь, выйдет? Скажи — да.
— Конечно, выйдет. Но… Джерри? Только, пожалуйста, не злись.
— Я слушаю тебя.
— Если ты намерен сделать этот шаг, то делай. Я не знаю, о чем она догадывается или что ты ей говоришь, но если ты мучаешь ее так, как мучаешь меня…
— Я тебя мучаю? Господи! Я же хочу как раз обратного.
— Я знаю. Но… я… я не собираюсь собой торговать. Я буду приходить к тебе, сколько смогу, и тебе вовсе не обязательно на мне жениться. Но не дразни меня такой возможностью. Если ты считаешь это возможным и хочешь этого, то женись на мне, Джерри. Оставь ее, и пусть она создает себе новую жизнь. Она не погибнет.
— Хотел бы я быть в этом уверен. Вот если бы существовал какой-то приличный человек, который, я бы знал, готов на ней жениться и заботиться о ней… Но все знакомые мужики по сравнению со мной — сущие кретины. В самом деле. Я вовсе не самонадеян, просто это факт.
Салли подумала: не потому ли она и любит его, что он может сказать такое и в то же время выглядеть наивным мальчишкой, который многого от нее ждет и даже готов выслушать отповедь.
— Она не найдет никого другого, пока ты не уйдешь от нее, — сказала ему Салли. — Не можешь же ты выбрать ей нового мужа, Джерри, вот это уж действительно слишком самонадеянно с твоей стороны.
Всякий раз, как она пыталась уязвить его, он был, казалось, только благодарен ей. “Давай, давай, — словно говорила его улыбка, — сделай мне больно. Помоги мне”.
— Ну что ж, — сказал он и вставил один стаканчик из-под кофе в другой. — Все это чрезвычайно интересно. Досыта наелись горьких истин.
— Зато, по-моему, мы все друг другу выложили начистоту, — заметила она, пытаясь оправдаться.
— Мило, правда? До того мило — выложить все друг другу и сидеть спокойненько, как ни в чем не бывало. Но нам, пожалуй, лучше вернуться. Вернуться в свой ад.
— Спасибо за сандвич, — сказала она, поднимаясь. — Он был очень вкусный.
— Ты грандиозна, — сказал он ей. — Грандиозная блондинка. Когда ты встаешь — точно флаг поднимается. У меня сразу возникает желание присягнуть ему. — И он при всех церемонно прижал руку к сердцу.
Толпа разрослась: к билетным стойкам было не пробиться. Салли вдруг поняла полную безнадежность их положения и впервые после полудня почувствовала, что сейчас заплачет. Джерри повернулся к ней и сказал:
— Не волнуйся. Я доставлю тебя домой. А что, если нам нанять машину?
— И проделать весь путь на колесах? Джерри, да разве это возможно?
— Ну, а ты не считаешь, что хватит с нас самолетов?
Она кивнула, и слезы обожгли ей горло, как отрыжка. Джерри помчался во весь дух по коридору — ей казалось, что кожа у нее на пятках рвется в клочья, когда она кинулась за ним. Стойки компаний по прокату автомобилей тремя одинокими островками маячили далеко впереди.
Девица из компании “Херц” была в желтом, девица из компании “Эйвис” — в красном, девица из компании “Нейшнл” — в зеленом. У Джерри была кредитная карточка “Херца”, и девица в желтом сказала:
— Мне очень жаль, но все наши машины разобраны. Все хотят ехать в Нью-Йорк.
Значит, такая уж у них судьба — всюду опаздывать. Куда бы они ни тыкались, — толпы людей уже стояли там до них. Джерри вяло возмутился: ему словно бы стало легче от того, что еще одна возможность упущена, еще одно появилось оправдание для бездействия. Вот Ричард — тот бы наверняка сумел найти выход: нет таких трудностей, которых он бы окольным путем не обошел, самый процесс нахождения окольных путей доставлял ему чувственное наслаждение. Человек, фигурой напоминавший Ричарда, — крупный, но стремительный в движениях, — возник в поле зрения Салли; мужчина этот подошел к ним и сказал:
— Я не ослышался — вы говорили про Нью-Йорк? Я охотно разделил бы с вами затраты. — Это был тот самый, которому необходимо было попасть в Ньюарк к семи часам. Сейчас стрелки показывали без двадцати семь.
Девица из “Херца” окликнула ту, что стояла за стойкой “Эйвиса”:
— Джина, нет лицу тебя машины, которую ты могла бы послать в Нью-Йорк?
— Сомневаюсь, но подожди: дай позвоню на стоянку. — Джина стала набирать номер, зажав трубку между ухом и плечом. Салли вдруг подумала: интересно, эта Джина была когда-нибудь влюблена? Она была совсем молоденькая, но апатичная, с пресыщенным и одновременно недовольным выражением лица, какое, решила Салли, очевидно, появляется у итальянских девушек от того, что страдалицы матери слишком долго прижимают их к груди. Салли сбежала от своей страдалицы матери, как только смогла; сначала нашла приют в школе, затем в замужестве и, возможно, потому всякое страдание воспринимала как что-то неожиданное, неоправданное, остро болезненное. Она думала: неужели каждой женщине в мире выпадает на долю такая боль — разве это вынесешь? Чем же тогда держится мир?
Высокая девушка в зеленом за стойкой “Нейшнл” спросила:
— И чего это все рвутся в Нью-Йорк? Что там такого, в Нью-Йорке?
— Колокол свободы[5], — сказал ей Джерри.
— Будь я на вашем месте, — сказала она ему, — я бы взяла такси, поехала в город и посмотрела какой-нибудь фильм.
Джерри спросил:
— А что идет хорошего?
Девица из “Херца” сказала:
— Моему приятелю понравился фильм “Прошлым летом в Мариенбаде”, а я считаю — хуже не придумаешь. У кустов там даже тени нет. Я ему говорю: “И это они называют искусством”, а он говорит: “Самое что ни на есть искусство”.
Девушка компании “Эйвис” крикнула из-за своей стойки:
— В городе идет новая картина с Дорис Дэй и Роком Хадсоном — все в восторге.
Джерри сказал:
— Я люблю Дорис Дэй. Голливуду надо бы почаще давать ей петь.
Салли всегда огорчало то, как легко он завязывает разговоры с женщинами — любыми женщинами.
Джина положила телефонную трубку на рычаг и сказала:
— Элис, одна машина только что вернулась, ее могут сразу выпустить.
И Элис, миленькая Элис с личиком без подбородка и таким нетребовательным приятелем, улыбнулась, выставив вперед крупные зубы, и сказала:
— Извольте, сэр. Теперь она займется вами.
— Меня не забудьте, — напомнил мужчина, которому надо было в Ньюарк.
Джерри повернулся к нему и, покраснев, сказал:
— Мы с женой, пожалуй, предпочли бы ехать одни.
Мужчина шагнул к Джерри и схватил его руку.
— Меня зовут Фэнчер. Я живу в Элизабет, штат Нью-Джерси, и работаю по химическим присадкам. Я вовсе не хочу на вас давить, но вы бы очень меня обязали, если бы разрешили поехать с вами.
Джерри изящным жестом приложил свою тонкую длинную руку ко лбу и сказал:
— Что ж, мы об этом подумаем. Сначала еще надо получить машину.
Он небрежно швырнул кредитную карточку “Херца” на стойку перед Джиной, но она сказала, что, поскольку машина принадлежит компании “Эйвис”, надо внести аванс в двадцать пять долларов наличными.
— Но у нас ведь нет двадцати пяти долларов, верно? — спросил Джерри у Салли.
— А билеты? — сказала она.
Фэнчер мигом очутился подле них.
— Вам нужно двадцать пять долларов?
Салли и Джерри молча посмотрели друг на друга, и от романтической поездки вдвоем при луне, навстречу своей судьбе и полуночи, остался лишь раскрашенный задник.
— Я сдам билеты и получу за них деньги, — сказал он. — Та девчонка у меня действительно поседеет. — И сказал Джине:
— Я вернусь через десять минут. А Салли сказал:
— Жди меня здесь и стереги машину. — Скорчил извиняющуюся гримасу Фэнчеру и умчался.
Минуты тянулись нескончаемо долго. Мистер Фэнчер молча стоял рядом с Салли, то и дело теребя свои усики, и стерег ее, а она стерегла призрачный автомобиль. Три девицы в наступившем вокруг их островков затишье болтали наперебой о приятелях и купальных костюмах. У Салли закружилась голова. Горечь подступала к горлу — ее тошнило от этой любви. Любовь… любовь окутала мир туманом, любовь не выпускает самолеты, любовь скрыла от нее детей, любовь придала ее мужу в профиль вид немощного старца. Фэнчер торчал рядом с нею — он занимается химическими присадками, и ему необходимо быть в Ньюарке, но она обещала любить того, что ушел, и повиноваться ему, пока смерть не разлучит их. “Великий Боже, отпусти меня!” Она держалась очень прямо и старалась не шевелиться, чтобы ее не вырвало. Цементный пол был весь в сигаретных окурках и следах от каблуков. Говорила зеленая девица из компании “Нейшнл”: она-де всю жизнь считала, что у нее неподходящая фигура для бикини — ведь она такая высокая, но ее приятель шутки ради купил ей бикини, и теперь она и думать ни о чем другом не хочет: в бикини чувствуешь себя так свободно.
Вернулся красный, запыхавшийся Джерри — Джерри со своим лупящимсй от солнца носом, глазами, избегающими смотреть на собеседника, и этой летящей походкой, которая делала его похожим на воздушного змея.
— Порядок! — объявил он, выбросив в воздух руки победной буквой “V”[6] и как бы заключая всех четырех женщин в объятия. Фэнчеру он сказал:
— Можете забирать машину. И всяческих вам успехов в Ньюарке. — И, дотронувшись до плеча Салли, сообщил:
— Девушка из “Юнайтед” сказала, что будет дополнительный самолет, и посоветовала обратиться к человеку — она тут написала к кому. — Он показал клочок бумаги, на котором женским почерком было поспешно нацарапано только “Кардомон”.
— Ты его уже видел?
— Нет, его не оказалось на месте. Пошли поищем его.
— Джерри, чемодан!
— Ах, верно. Господи, обо всем-то ты думаешь, Салли.
Фэнчер сказал:
— Вы говорите, есть самолет? Тогда и мне не нужна машина. — И с поразительной для такого полного мужчины скоростью — словно метнули дротик — устремился вперед, оставив их далеко позади на пути к залу ожидания.
Здесь, казалось, инстинкт передвижения овладел человеческими ордами — почти все устремились к выходам на поле. Встревоженные Джерри и Салли в общем потоке вышли из зала и двинулись по коридору. Толпа густела. В воздухе стоял какой-то странный гул — Салли почудилось, что люди скандируют: “Шаферица, шаферица!” Она решила, что у нее опять галлюцинация, но оказалось, выкрикивали именно это слово. В центре толпы негр в синих солнечных очках совещался о чем-то со светловолосым человеком в форме авиакомпании, вооруженным блокнотом. А вокруг них полукружием стояли разодетые немолодые люди и гортанными выкриками, изобличавшими уроженцев Диксиленда[7], подбадривали девушку в шляпе с цветами и платье из переливающегося желтого шелка. Теперь Салли все поняла: это — подружка невесты, и если она не попадет на самолет, то опоздает на свадьбу; а может, она едет со свадьбы? Толпа заскандировала громче — Джерри присоединился к ней: “Шаферица, шаферица!” От возмущения у Салли заныло под ложечкой и глаза набухли слезами. Несправедливо это — ведь девчонка даже и не красивая. Возле носа — земляничное родимое пятно, и у губ — морщинки от напряженной жеманной улыбочки. Светловолосый кивнул негру. Тот сверкнул широкой иронической улыбкой и взял у девушки билет. Толпа ответила громким “ура”. Девушка прошла в дверь. И та с лязгом за ней захлопнулась. Самолет, вылетавший по расписанию в семь пятнадцать, взял курс на Нью-Йорк.
В зале ожидания Джерри оставил Салли и отправился разыскивать мистера Кардомона. Она одиноко стояла у выцветшей голубой стены, когда к ней подошел высокий мужчина и вежливо произнес:
— Если не ошибаюсь — Салли Матиас!
Уигглсуорс — и два инициала перед фамилией. Салли сразу вспомнила эти инициалы: Э. Д. Он спросил:
— Вы здесь с Диком? — Голос у него был бархатный, мягкий; он был хорошо сложен, и тщательно причесан, и так богат, что Ричард буквально танцевал вокруг него, когда он два-три раза был у них дома.
— Нет, я здесь одна, — сказала она. — Я довольно часто удираю. У меня мама живет в Джорджтауне. А вы пытаетесь пробиться в Нью-Йорк?
— Нет, я двигаюсь в Сент-Луис. Мой самолет улетает через полчаса. Хотите чего-нибудь выпить?
— Это было бы чудесно, — сказала Салли, — но я стою в живой очереди, и мне, пожалуй, лучше не отходить. Мы ждем дополнительный самолет. — И тотчас исправила местоимение. — Я торчу здесь уже с трех часов. Фантастическая неразбериха.
— И все же, мне кажется, вам не мешало бы выпить. — Он улыбнулся — этакий большой кот, который мурлычет, когда его гладят; он был отменно красив и отменно противен и, несмотря на весь свой внешний лоск, понимал это.
— Я тоже так думаю, — сказала она, озираясь кругом и ища взглядом Джерри. Но его нигде не было видно.
Уигглсуорс истолковал этот ищущий взгляд как согласие и взял Салли за локоть. Она вырвала руку. Она сама не сознавала, до какой степени у нее натянуты нервы.
— Извините, — сказала она. — Честное слово, я еле сдерживаюсь, чтоб не разреветься: Ричард ведь ждет меня к ужину.
— В такой ситуации начинаешь жалеть о милых старых поездах, верно? — успокаивающе сказал Уигглсуорс, хотя и был явно оскорблен.
— А что вы собираетесь делать в Сент-Луисе? — спросила Салли. И почувствовала, как на ее лицо плотно легла маска соблазнительницы, почувствовала, что без всякого перехода начинает флиртовать.
— О, нечто весьма нудное. Банковские дела, слияние железных дорог. Акт отчаяния. Ненавижу Средний Запад.
— Вот как?
— Скажите, чем кончилось у Дика с канадской нефтью? Мне это показалось невероятно заманчивым, но я не сумел заинтересовать отца.
— Я об этом ничего не слышала. Он ведь никогда мне ничего не рассказывает. А как Би? — Она отчаянно пыталась вспомнить имя его жены, но в памяти возникло лишь восковое личико балерины да то, что имя ее тоже смахивает на инициал.
— Очень хорошо. У нас теперь двое деток.
— Вот как? Чудесно. Еще одна девочка?
— Еще один мальчик. Вы уверены, что не хотите ничего выпить?
— Как вы меня соблазняете, — сказала Салли.
— А вы слышали про Джейми Бэбсона? Он снова женился — на сногсшибательной индонезийке. Она — синхронщица в ООН.
— Да. Ему это, конечно, по душе.
Уигглсуорс рассмеялся. Зубы у него были безупречные, но слишком мелкие.
— А Бинк Хаббард — Ричард, я знаю, встречался с ним — исчез во Флориде: говорят, он снова уплыл на либерийском грузовом судне.
— По-моему, я его не знаю.
— Нет, конечно. Он из тех мужчин, кому все остальные дико завидуют.
— Да, есть такие. — Салли сама сознавала, что говорит, как автомат. Оттолкнуть, притянуть, оттолкнуть, притянуть — настоящая проститутка.
Уигглсуорс посмотрел поверх ее головы и сказал:
— Это там не Джерри Конант?
— Где? А вы знаете Джерри?
— Конечно. Он ведь, кажется, живет где-то рядом с вами?
Он посмотрел на нее сверху вниз, и его безупречные брови (он что — выщипывает их?) приподнялись при виде ее напряженной озабоченности.
— Через Руфь, — пояснил он. — Мои родители ходили в церковь ее отца. Она слыла тогда красавицей.
— Такой она и осталась.
— Никто тогда не мог понять, почему она вышла замуж за Джерри.
Тут он и появился. Салли не столько увидела, сколько почувствовала его приближение, хотя он был еще далеко, почти у самых стоек авиакомпаний. Она почувствовала, как он заколебался, потом решил подойти. Голос его резко прозвучал у самого ее уха:
— Anno Domini[8] Уигглсуорс — Иисус Христос собственной персоной.
— Джерри! Вы что — тоже тут застряли?
— По-видимому. Я как раз искал некоего мифического мужчину по имени Кардомон, который вроде бы должен помочь нам отсюда выбраться.
— Вам и миссис Матиас?
— Да, мы с миссис Матиас, похоже, попали в одну беду. — Он опустил взгляд на свою руку, в которой держал два билета. Поднял их и показал. — Я взялся вести переговоры и за нее тоже. У вас место забронировано?
— Да.
— А вы бы не согласились отдать его Салли?
— Охотно — только я лечу в Сент-Луис.
Джерри повернулся к Салли и сказал:
— Может, и нам махнуть в Сент-Луис? А там нанять плот и поплыть по Миссисипи.
Она рассмеялась — от возмущения. Как он смеет дразнить ее, когда они на краю катастрофы!
Улыбка застыла на лице Уигглсуорса, и по тому, как окаменели лица обоих мужчин, Салли поняла, что стала для них предметом раздора — телом.
— Я как раз говорил Салли, — сказал Уигглсуорс, — что Джейми Бэбсон женился на индонезийке.
— Великолепно, — сказал Джерри. — Смешанные браки — единственное, что навеки способно разрядить напряженность в мире. Кеннеди это тоже знает.
— Что на вас нашло, Джерри? — сказал тот, другой. — С каких это пор вы стали проповедником? Мне казалось, вы трудитесь на Госдепартамент.
Они сражались за нее. Тошнотворный страх вернулся к Салли и с ним — желание спать; она представила себе, как озадаченный Ричард сидит в одиночестве, волнуется, пьет уже второй мартини, и ей отчаянно захотелось упасть в обморок — грохнуться на грязный, затоптанный пол среди сигаретных окурков и проснуться у его ног. А мужчины все говорили, зло обмениваясь репликами, долетавшими до нее словно сквозь вату, пока Уигглсуорс, загнанный в угол превосходящей резкостью Джерри, наконец, не сказал:
— По-моему, мне пора на посадку. Желаю вам обоим удачи. — И в том, как он попрощался, как поклонился одной головой с высоты своего стройного тела, было что-то удивительно изящное, близкое к благословению. Только чванливое ничтожество могло так держаться.
Джерри надулся и был мрачен, как грозовая туча. Значит, это все-таки случилось — он возненавидел ее? Она спросила:
— Ты так и не нашел Кардомона?
— Нет. Его просто не существует. Может, это шифр? Если “Кардомон” прочесть наоборот, получится “Ном-о-драк”. — Объявили посадку на восьмичасовой самолет, вылетавший в Сент-Луис, и Уигглсуорса — устремленный вдаль взгляд, высоко поднятый подбородок — вынесло в лавине портфелей из зала ожидания. Джерри взял руки Салли в свои. — Ты вся дрожишь.
— Немножко. Меня расстроила эта история.
— Он часто встречается с Ричардом?
— Почти никогда. Ричард ему не компания.
— Ничего он не скажет. Никаких процентов ему это не принесет. Просто запомнит на всякий случай: а вдруг понадобится пошантажировать тебя.
— И будет прав, верно? Я хочу сказать, что я и есть такая, какой он увидел меня.
— А какой он тебя увидел?
— Не заставляй меня произносить это, Джерри. Джерри мысленно перемолол ее отказ.
— Вообще-то, — сказал он, — тебе было бы куда лучше с ним, чем со мной. Уж он бы посадил тебя на этот чертов самолет, уверен.
— Джерри.
— М-м?
— Не кори себя. Ты же говорил мне, чтоб я не приезжала.
— Но я хотел, чтобы ты приехала. И ты это знала. Потому и приехала.
— Я приехала потому, что и мне этого хотелось. Он вздохнул.
— Ох, Салли, — сказал он. — Ты ко мне так добра. — Он взглянул на билеты, которые все еще держал в руке, и сунул их в боковой карман пиджака, потом устало посмотрел на нее. Улыбка сожаления на секунду осветила его лицо:
— Эй?!
— Привет.
— Давай поженимся.
— Прошу тебя, Джерри, прекрати.
— Нет, давай. А ну их всех к черту. Назад мы вернуться не можем. Господь сказал свое слово.
— Не верю, что ты это серьезно. Голос его звучал вяло:
— Нет. Серьезно. Ты же ведешь себя со мной как жена. И вообще в моих глазах ты — миссис Конант.
— Но я не миссис Конант, Джерри. Мне только хотелось бы ею быть.
— Тогда — о'кей. Предложение принято. Я не вижу другого выхода: возвращаемся в отель, звоним Руфи и Ричарду, а со временем поженимся. Это единственное, что я могу придумать. Сейчас я чувствую только усталость, но мне кажется, я буду очень счастлив.
— Я постараюсь сделать тебя счастливым.
— По-моему, мы сумеем получить твоих детей. Теперь суды уже так не придираются к тому, кто из супругов совершил адюльтер.
— А ты уверен, что именно этого хочешь?
— Конечно. Я, правда, не думал, что все так получится, но я рад, что получилось. — Однако с места он не двигался. А она стояла рядом, и в сердце у нее было пусто. Радость и горе, страх и надежда — все, что наполняло ее прежде, куда-то исчезло. Даже на полу вокруг них образовалась пустота. Люди кричали, жестикулировали, но она слышала лишь тишину. Потом вдруг почувствовала, что хочет пить и что у нее болят стертые пятки. В отеле можно будет снять туфли. А потом они спустятся в бар выпить.
В окружавшей их пустоте возникла девушка, крашенная под седину.
— Мистер и миссис Конант? Я разыскала мистера Кардомона.
За ней следовал светловолосый мужчина в форменном пиджаке авиакомпании, с блокнотом в руке. Салли уже видела его раньше. Когда?
Джерри вдруг рванулся в сторону от нее. Вытащил авиабилеты. Они были истрепанные и казались ненужными бумажками. Заикаясь, он принялся объяснять:
— Мы уже с трех часов пытаемся попасть на самолет в Нью-Йорк и отказались от прокатной машины, потому что нам сказали, что будет дополнительный самолет.
— Могу я взглянуть на номера ваших посадочных талонов? — попросил мистер Кардомон. И принялся рассматривать их, потирая кончик носа костяшкой пальца. Потом внимательно оглядел их обоих, то и дело почесывая пальцем нос. До Салли вдруг дошло, что обе они — и она и седая девушка — стоят, вытянувшись в струнку. От шеи Джерри потянуло слабым, еле уловимым запахом пота. Мистер Кардомон что-то записал в блокноте, пробормотав:
— Конант, два. — Затем поднял голову с копной светлых, вьющихся, как у мальчишки, волос, и Салли увидела, что глаза у него серые, цвета алюминия. Он знает. Он сказал Джерри: мисс Марч сейчас вложит посадочные талоны в ваши билеты.
— Так, значит, все-таки есть самолет? — спросил Джерри.
Кардомон посмотрел на ручные часы.
— Он вылетает через полчаса. Выход — двадцать восемь.
— И мы летим на нем? Господи, благодарю тебя. Благодарю. А мы решили было возвращаться в отель, — И не в силах выразить мистеру Кардомону, который уже стоял к ним спиной, всю свою благодарность, Джерри повернулся к девушке и зафонтанировал:
— А вы знаете, теперь мне уже нравятся ваши волосы. Ни в коем случае не перекрашивайте их в натуральный цвет.
Он куда-то ушел следом за ней и вернулся с билетами, в которые были вложены два голубых листочка; затем подхватил чемодан с игрушками для своих детей и зашагал по коридору, сопровождаемый Салли. К этому времени она уже успела изучить все рекламы. Спектакли, которые она не увидит, острова, которые никогда не посетит. Настороженная толпа, почуяв близость избавления, собралась у выхода двадцать восемь; в положенное время появился негр — солнечные очки его на сей раз торчали из кармашка рубашки — и медленно, с наслаждением, прочел список фамилий. Их фамилия стояла последней. Конанты. Они прошли в дверь, и когда Салли оглянулась, ей показалось, что она увидела среди теснившихся позади людей взволнованного усача, которому уже давно следовало быть в Ньюарке.
Самолет был маленький ДС—3 — он стоял, задрав нос, так что проход между креслами круто шел вверх. В кабине все мужчины уже сняли пиджаки, убрали чемоданчики и пересмеивались. “Интересно, на каком чердаке они его откопали”, — сказал кто-то, и Джерри рассмеялся и похлопал Салли по спине. Он был в таком восторге, испытывал такое облегчение — она попыталась разделить с ним эти чувства, но тут же поняла, что вообще почти не способна что-либо чувствовать. Она села дальше от прохода и сквозь овальное оконце смотрела, как механики размахивают карманными фонарями, а Джерри гладил ее руки и требовал, чтобы она похвалила его за то, что он достал им места. Она подумала было о Камю, лежавшем у нее в сумке, и — закрыла глаза. Сбросила терзавшие ноги туфли. Сзади доносился голос одной из стюардесс, а под самым окном вдруг взвыл мотор. В самолете было холодно, словно он только что спустился к ним с большой ледяной высоты. Джерри что-то положил на нее сверху — свой пиджак. Воротник тер Салли подбородок; Джерри все гладил ее руки и запястья, а она чувствовала, как тело ее сжимает словно металлическим кольцом; мужчины что-то бормотали, переговариваясь между собой, — она была единственная женщина в самолете, — и пиджак Джерри хранил его запах, и она уже засыпала, хотя самолет все еще стоял.
Ах, Салли, до чего же это был чудесный полет! Помнишь, как низко мы летели? И как наш маленький самолетик, подпрыгивая на воздушных течениях, нес нас, точно лодка-лебедь, по воздуху где-то между звездами, рассыпанными наверху, и городами внизу? Над нимбом твоих спящих волос я видел, как ширилось прочерченное спицами световое колесо столицы, накренялось и снова ширилось, — Данте не мог бы вообразить такую розу. В нашем ДС—3, который откопали Бог знает где, чтобы отвезти нас домой, было холодно: самолет не отапливался — мы дышали чистым эфиром. Мы плыли, урча двумя моторами, на высоте, которую едва ли назовешь высотой, над Балтимором, Чесапик-Бей, Нью-Джерси, темневшим фермами. Поднимись мы чуть выше, и нам бы уже не увидеть каждую машину, заворачивавшую в гараж, каждый дом, уютно примостившийся в своем гнезде света. И каждый мост был двойным бриллиантовым колье, каждый придорожный ресторанчик — утопленным рубином, каждый город — россыпью жемчуга. А за окнами, скрашивая наше одиночество, недвижно плыли звезды.
— Конечно, выйдет. Но… Джерри? Только, пожалуйста, не злись.
— Я слушаю тебя.
— Если ты намерен сделать этот шаг, то делай. Я не знаю, о чем она догадывается или что ты ей говоришь, но если ты мучаешь ее так, как мучаешь меня…
— Я тебя мучаю? Господи! Я же хочу как раз обратного.
— Я знаю. Но… я… я не собираюсь собой торговать. Я буду приходить к тебе, сколько смогу, и тебе вовсе не обязательно на мне жениться. Но не дразни меня такой возможностью. Если ты считаешь это возможным и хочешь этого, то женись на мне, Джерри. Оставь ее, и пусть она создает себе новую жизнь. Она не погибнет.
— Хотел бы я быть в этом уверен. Вот если бы существовал какой-то приличный человек, который, я бы знал, готов на ней жениться и заботиться о ней… Но все знакомые мужики по сравнению со мной — сущие кретины. В самом деле. Я вовсе не самонадеян, просто это факт.
Салли подумала: не потому ли она и любит его, что он может сказать такое и в то же время выглядеть наивным мальчишкой, который многого от нее ждет и даже готов выслушать отповедь.
— Она не найдет никого другого, пока ты не уйдешь от нее, — сказала ему Салли. — Не можешь же ты выбрать ей нового мужа, Джерри, вот это уж действительно слишком самонадеянно с твоей стороны.
Всякий раз, как она пыталась уязвить его, он был, казалось, только благодарен ей. “Давай, давай, — словно говорила его улыбка, — сделай мне больно. Помоги мне”.
— Ну что ж, — сказал он и вставил один стаканчик из-под кофе в другой. — Все это чрезвычайно интересно. Досыта наелись горьких истин.
— Зато, по-моему, мы все друг другу выложили начистоту, — заметила она, пытаясь оправдаться.
— Мило, правда? До того мило — выложить все друг другу и сидеть спокойненько, как ни в чем не бывало. Но нам, пожалуй, лучше вернуться. Вернуться в свой ад.
— Спасибо за сандвич, — сказала она, поднимаясь. — Он был очень вкусный.
— Ты грандиозна, — сказал он ей. — Грандиозная блондинка. Когда ты встаешь — точно флаг поднимается. У меня сразу возникает желание присягнуть ему. — И он при всех церемонно прижал руку к сердцу.
Толпа разрослась: к билетным стойкам было не пробиться. Салли вдруг поняла полную безнадежность их положения и впервые после полудня почувствовала, что сейчас заплачет. Джерри повернулся к ней и сказал:
— Не волнуйся. Я доставлю тебя домой. А что, если нам нанять машину?
— И проделать весь путь на колесах? Джерри, да разве это возможно?
— Ну, а ты не считаешь, что хватит с нас самолетов?
Она кивнула, и слезы обожгли ей горло, как отрыжка. Джерри помчался во весь дух по коридору — ей казалось, что кожа у нее на пятках рвется в клочья, когда она кинулась за ним. Стойки компаний по прокату автомобилей тремя одинокими островками маячили далеко впереди.
Девица из компании “Херц” была в желтом, девица из компании “Эйвис” — в красном, девица из компании “Нейшнл” — в зеленом. У Джерри была кредитная карточка “Херца”, и девица в желтом сказала:
— Мне очень жаль, но все наши машины разобраны. Все хотят ехать в Нью-Йорк.
Значит, такая уж у них судьба — всюду опаздывать. Куда бы они ни тыкались, — толпы людей уже стояли там до них. Джерри вяло возмутился: ему словно бы стало легче от того, что еще одна возможность упущена, еще одно появилось оправдание для бездействия. Вот Ричард — тот бы наверняка сумел найти выход: нет таких трудностей, которых он бы окольным путем не обошел, самый процесс нахождения окольных путей доставлял ему чувственное наслаждение. Человек, фигурой напоминавший Ричарда, — крупный, но стремительный в движениях, — возник в поле зрения Салли; мужчина этот подошел к ним и сказал:
— Я не ослышался — вы говорили про Нью-Йорк? Я охотно разделил бы с вами затраты. — Это был тот самый, которому необходимо было попасть в Ньюарк к семи часам. Сейчас стрелки показывали без двадцати семь.
Девица из “Херца” окликнула ту, что стояла за стойкой “Эйвиса”:
— Джина, нет лицу тебя машины, которую ты могла бы послать в Нью-Йорк?
— Сомневаюсь, но подожди: дай позвоню на стоянку. — Джина стала набирать номер, зажав трубку между ухом и плечом. Салли вдруг подумала: интересно, эта Джина была когда-нибудь влюблена? Она была совсем молоденькая, но апатичная, с пресыщенным и одновременно недовольным выражением лица, какое, решила Салли, очевидно, появляется у итальянских девушек от того, что страдалицы матери слишком долго прижимают их к груди. Салли сбежала от своей страдалицы матери, как только смогла; сначала нашла приют в школе, затем в замужестве и, возможно, потому всякое страдание воспринимала как что-то неожиданное, неоправданное, остро болезненное. Она думала: неужели каждой женщине в мире выпадает на долю такая боль — разве это вынесешь? Чем же тогда держится мир?
Высокая девушка в зеленом за стойкой “Нейшнл” спросила:
— И чего это все рвутся в Нью-Йорк? Что там такого, в Нью-Йорке?
— Колокол свободы[5], — сказал ей Джерри.
— Будь я на вашем месте, — сказала она ему, — я бы взяла такси, поехала в город и посмотрела какой-нибудь фильм.
Джерри спросил:
— А что идет хорошего?
Девица из “Херца” сказала:
— Моему приятелю понравился фильм “Прошлым летом в Мариенбаде”, а я считаю — хуже не придумаешь. У кустов там даже тени нет. Я ему говорю: “И это они называют искусством”, а он говорит: “Самое что ни на есть искусство”.
Девушка компании “Эйвис” крикнула из-за своей стойки:
— В городе идет новая картина с Дорис Дэй и Роком Хадсоном — все в восторге.
Джерри сказал:
— Я люблю Дорис Дэй. Голливуду надо бы почаще давать ей петь.
Салли всегда огорчало то, как легко он завязывает разговоры с женщинами — любыми женщинами.
Джина положила телефонную трубку на рычаг и сказала:
— Элис, одна машина только что вернулась, ее могут сразу выпустить.
И Элис, миленькая Элис с личиком без подбородка и таким нетребовательным приятелем, улыбнулась, выставив вперед крупные зубы, и сказала:
— Извольте, сэр. Теперь она займется вами.
— Меня не забудьте, — напомнил мужчина, которому надо было в Ньюарк.
Джерри повернулся к нему и, покраснев, сказал:
— Мы с женой, пожалуй, предпочли бы ехать одни.
Мужчина шагнул к Джерри и схватил его руку.
— Меня зовут Фэнчер. Я живу в Элизабет, штат Нью-Джерси, и работаю по химическим присадкам. Я вовсе не хочу на вас давить, но вы бы очень меня обязали, если бы разрешили поехать с вами.
Джерри изящным жестом приложил свою тонкую длинную руку ко лбу и сказал:
— Что ж, мы об этом подумаем. Сначала еще надо получить машину.
Он небрежно швырнул кредитную карточку “Херца” на стойку перед Джиной, но она сказала, что, поскольку машина принадлежит компании “Эйвис”, надо внести аванс в двадцать пять долларов наличными.
— Но у нас ведь нет двадцати пяти долларов, верно? — спросил Джерри у Салли.
— А билеты? — сказала она.
Фэнчер мигом очутился подле них.
— Вам нужно двадцать пять долларов?
Салли и Джерри молча посмотрели друг на друга, и от романтической поездки вдвоем при луне, навстречу своей судьбе и полуночи, остался лишь раскрашенный задник.
— Я сдам билеты и получу за них деньги, — сказал он. — Та девчонка у меня действительно поседеет. — И сказал Джине:
— Я вернусь через десять минут. А Салли сказал:
— Жди меня здесь и стереги машину. — Скорчил извиняющуюся гримасу Фэнчеру и умчался.
Минуты тянулись нескончаемо долго. Мистер Фэнчер молча стоял рядом с Салли, то и дело теребя свои усики, и стерег ее, а она стерегла призрачный автомобиль. Три девицы в наступившем вокруг их островков затишье болтали наперебой о приятелях и купальных костюмах. У Салли закружилась голова. Горечь подступала к горлу — ее тошнило от этой любви. Любовь… любовь окутала мир туманом, любовь не выпускает самолеты, любовь скрыла от нее детей, любовь придала ее мужу в профиль вид немощного старца. Фэнчер торчал рядом с нею — он занимается химическими присадками, и ему необходимо быть в Ньюарке, но она обещала любить того, что ушел, и повиноваться ему, пока смерть не разлучит их. “Великий Боже, отпусти меня!” Она держалась очень прямо и старалась не шевелиться, чтобы ее не вырвало. Цементный пол был весь в сигаретных окурках и следах от каблуков. Говорила зеленая девица из компании “Нейшнл”: она-де всю жизнь считала, что у нее неподходящая фигура для бикини — ведь она такая высокая, но ее приятель шутки ради купил ей бикини, и теперь она и думать ни о чем другом не хочет: в бикини чувствуешь себя так свободно.
Вернулся красный, запыхавшийся Джерри — Джерри со своим лупящимсй от солнца носом, глазами, избегающими смотреть на собеседника, и этой летящей походкой, которая делала его похожим на воздушного змея.
— Порядок! — объявил он, выбросив в воздух руки победной буквой “V”[6] и как бы заключая всех четырех женщин в объятия. Фэнчеру он сказал:
— Можете забирать машину. И всяческих вам успехов в Ньюарке. — И, дотронувшись до плеча Салли, сообщил:
— Девушка из “Юнайтед” сказала, что будет дополнительный самолет, и посоветовала обратиться к человеку — она тут написала к кому. — Он показал клочок бумаги, на котором женским почерком было поспешно нацарапано только “Кардомон”.
— Ты его уже видел?
— Нет, его не оказалось на месте. Пошли поищем его.
— Джерри, чемодан!
— Ах, верно. Господи, обо всем-то ты думаешь, Салли.
Фэнчер сказал:
— Вы говорите, есть самолет? Тогда и мне не нужна машина. — И с поразительной для такого полного мужчины скоростью — словно метнули дротик — устремился вперед, оставив их далеко позади на пути к залу ожидания.
Здесь, казалось, инстинкт передвижения овладел человеческими ордами — почти все устремились к выходам на поле. Встревоженные Джерри и Салли в общем потоке вышли из зала и двинулись по коридору. Толпа густела. В воздухе стоял какой-то странный гул — Салли почудилось, что люди скандируют: “Шаферица, шаферица!” Она решила, что у нее опять галлюцинация, но оказалось, выкрикивали именно это слово. В центре толпы негр в синих солнечных очках совещался о чем-то со светловолосым человеком в форме авиакомпании, вооруженным блокнотом. А вокруг них полукружием стояли разодетые немолодые люди и гортанными выкриками, изобличавшими уроженцев Диксиленда[7], подбадривали девушку в шляпе с цветами и платье из переливающегося желтого шелка. Теперь Салли все поняла: это — подружка невесты, и если она не попадет на самолет, то опоздает на свадьбу; а может, она едет со свадьбы? Толпа заскандировала громче — Джерри присоединился к ней: “Шаферица, шаферица!” От возмущения у Салли заныло под ложечкой и глаза набухли слезами. Несправедливо это — ведь девчонка даже и не красивая. Возле носа — земляничное родимое пятно, и у губ — морщинки от напряженной жеманной улыбочки. Светловолосый кивнул негру. Тот сверкнул широкой иронической улыбкой и взял у девушки билет. Толпа ответила громким “ура”. Девушка прошла в дверь. И та с лязгом за ней захлопнулась. Самолет, вылетавший по расписанию в семь пятнадцать, взял курс на Нью-Йорк.
В зале ожидания Джерри оставил Салли и отправился разыскивать мистера Кардомона. Она одиноко стояла у выцветшей голубой стены, когда к ней подошел высокий мужчина и вежливо произнес:
— Если не ошибаюсь — Салли Матиас!
Уигглсуорс — и два инициала перед фамилией. Салли сразу вспомнила эти инициалы: Э. Д. Он спросил:
— Вы здесь с Диком? — Голос у него был бархатный, мягкий; он был хорошо сложен, и тщательно причесан, и так богат, что Ричард буквально танцевал вокруг него, когда он два-три раза был у них дома.
— Нет, я здесь одна, — сказала она. — Я довольно часто удираю. У меня мама живет в Джорджтауне. А вы пытаетесь пробиться в Нью-Йорк?
— Нет, я двигаюсь в Сент-Луис. Мой самолет улетает через полчаса. Хотите чего-нибудь выпить?
— Это было бы чудесно, — сказала Салли, — но я стою в живой очереди, и мне, пожалуй, лучше не отходить. Мы ждем дополнительный самолет. — И тотчас исправила местоимение. — Я торчу здесь уже с трех часов. Фантастическая неразбериха.
— И все же, мне кажется, вам не мешало бы выпить. — Он улыбнулся — этакий большой кот, который мурлычет, когда его гладят; он был отменно красив и отменно противен и, несмотря на весь свой внешний лоск, понимал это.
— Я тоже так думаю, — сказала она, озираясь кругом и ища взглядом Джерри. Но его нигде не было видно.
Уигглсуорс истолковал этот ищущий взгляд как согласие и взял Салли за локоть. Она вырвала руку. Она сама не сознавала, до какой степени у нее натянуты нервы.
— Извините, — сказала она. — Честное слово, я еле сдерживаюсь, чтоб не разреветься: Ричард ведь ждет меня к ужину.
— В такой ситуации начинаешь жалеть о милых старых поездах, верно? — успокаивающе сказал Уигглсуорс, хотя и был явно оскорблен.
— А что вы собираетесь делать в Сент-Луисе? — спросила Салли. И почувствовала, как на ее лицо плотно легла маска соблазнительницы, почувствовала, что без всякого перехода начинает флиртовать.
— О, нечто весьма нудное. Банковские дела, слияние железных дорог. Акт отчаяния. Ненавижу Средний Запад.
— Вот как?
— Скажите, чем кончилось у Дика с канадской нефтью? Мне это показалось невероятно заманчивым, но я не сумел заинтересовать отца.
— Я об этом ничего не слышала. Он ведь никогда мне ничего не рассказывает. А как Би? — Она отчаянно пыталась вспомнить имя его жены, но в памяти возникло лишь восковое личико балерины да то, что имя ее тоже смахивает на инициал.
— Очень хорошо. У нас теперь двое деток.
— Вот как? Чудесно. Еще одна девочка?
— Еще один мальчик. Вы уверены, что не хотите ничего выпить?
— Как вы меня соблазняете, — сказала Салли.
— А вы слышали про Джейми Бэбсона? Он снова женился — на сногсшибательной индонезийке. Она — синхронщица в ООН.
— Да. Ему это, конечно, по душе.
Уигглсуорс рассмеялся. Зубы у него были безупречные, но слишком мелкие.
— А Бинк Хаббард — Ричард, я знаю, встречался с ним — исчез во Флориде: говорят, он снова уплыл на либерийском грузовом судне.
— По-моему, я его не знаю.
— Нет, конечно. Он из тех мужчин, кому все остальные дико завидуют.
— Да, есть такие. — Салли сама сознавала, что говорит, как автомат. Оттолкнуть, притянуть, оттолкнуть, притянуть — настоящая проститутка.
Уигглсуорс посмотрел поверх ее головы и сказал:
— Это там не Джерри Конант?
— Где? А вы знаете Джерри?
— Конечно. Он ведь, кажется, живет где-то рядом с вами?
Он посмотрел на нее сверху вниз, и его безупречные брови (он что — выщипывает их?) приподнялись при виде ее напряженной озабоченности.
— Через Руфь, — пояснил он. — Мои родители ходили в церковь ее отца. Она слыла тогда красавицей.
— Такой она и осталась.
— Никто тогда не мог понять, почему она вышла замуж за Джерри.
Тут он и появился. Салли не столько увидела, сколько почувствовала его приближение, хотя он был еще далеко, почти у самых стоек авиакомпаний. Она почувствовала, как он заколебался, потом решил подойти. Голос его резко прозвучал у самого ее уха:
— Anno Domini[8] Уигглсуорс — Иисус Христос собственной персоной.
— Джерри! Вы что — тоже тут застряли?
— По-видимому. Я как раз искал некоего мифического мужчину по имени Кардомон, который вроде бы должен помочь нам отсюда выбраться.
— Вам и миссис Матиас?
— Да, мы с миссис Матиас, похоже, попали в одну беду. — Он опустил взгляд на свою руку, в которой держал два билета. Поднял их и показал. — Я взялся вести переговоры и за нее тоже. У вас место забронировано?
— Да.
— А вы бы не согласились отдать его Салли?
— Охотно — только я лечу в Сент-Луис.
Джерри повернулся к Салли и сказал:
— Может, и нам махнуть в Сент-Луис? А там нанять плот и поплыть по Миссисипи.
Она рассмеялась — от возмущения. Как он смеет дразнить ее, когда они на краю катастрофы!
Улыбка застыла на лице Уигглсуорса, и по тому, как окаменели лица обоих мужчин, Салли поняла, что стала для них предметом раздора — телом.
— Я как раз говорил Салли, — сказал Уигглсуорс, — что Джейми Бэбсон женился на индонезийке.
— Великолепно, — сказал Джерри. — Смешанные браки — единственное, что навеки способно разрядить напряженность в мире. Кеннеди это тоже знает.
— Что на вас нашло, Джерри? — сказал тот, другой. — С каких это пор вы стали проповедником? Мне казалось, вы трудитесь на Госдепартамент.
Они сражались за нее. Тошнотворный страх вернулся к Салли и с ним — желание спать; она представила себе, как озадаченный Ричард сидит в одиночестве, волнуется, пьет уже второй мартини, и ей отчаянно захотелось упасть в обморок — грохнуться на грязный, затоптанный пол среди сигаретных окурков и проснуться у его ног. А мужчины все говорили, зло обмениваясь репликами, долетавшими до нее словно сквозь вату, пока Уигглсуорс, загнанный в угол превосходящей резкостью Джерри, наконец, не сказал:
— По-моему, мне пора на посадку. Желаю вам обоим удачи. — И в том, как он попрощался, как поклонился одной головой с высоты своего стройного тела, было что-то удивительно изящное, близкое к благословению. Только чванливое ничтожество могло так держаться.
Джерри надулся и был мрачен, как грозовая туча. Значит, это все-таки случилось — он возненавидел ее? Она спросила:
— Ты так и не нашел Кардомона?
— Нет. Его просто не существует. Может, это шифр? Если “Кардомон” прочесть наоборот, получится “Ном-о-драк”. — Объявили посадку на восьмичасовой самолет, вылетавший в Сент-Луис, и Уигглсуорса — устремленный вдаль взгляд, высоко поднятый подбородок — вынесло в лавине портфелей из зала ожидания. Джерри взял руки Салли в свои. — Ты вся дрожишь.
— Немножко. Меня расстроила эта история.
— Он часто встречается с Ричардом?
— Почти никогда. Ричард ему не компания.
— Ничего он не скажет. Никаких процентов ему это не принесет. Просто запомнит на всякий случай: а вдруг понадобится пошантажировать тебя.
— И будет прав, верно? Я хочу сказать, что я и есть такая, какой он увидел меня.
— А какой он тебя увидел?
— Не заставляй меня произносить это, Джерри. Джерри мысленно перемолол ее отказ.
— Вообще-то, — сказал он, — тебе было бы куда лучше с ним, чем со мной. Уж он бы посадил тебя на этот чертов самолет, уверен.
— Джерри.
— М-м?
— Не кори себя. Ты же говорил мне, чтоб я не приезжала.
— Но я хотел, чтобы ты приехала. И ты это знала. Потому и приехала.
— Я приехала потому, что и мне этого хотелось. Он вздохнул.
— Ох, Салли, — сказал он. — Ты ко мне так добра. — Он взглянул на билеты, которые все еще держал в руке, и сунул их в боковой карман пиджака, потом устало посмотрел на нее. Улыбка сожаления на секунду осветила его лицо:
— Эй?!
— Привет.
— Давай поженимся.
— Прошу тебя, Джерри, прекрати.
— Нет, давай. А ну их всех к черту. Назад мы вернуться не можем. Господь сказал свое слово.
— Не верю, что ты это серьезно. Голос его звучал вяло:
— Нет. Серьезно. Ты же ведешь себя со мной как жена. И вообще в моих глазах ты — миссис Конант.
— Но я не миссис Конант, Джерри. Мне только хотелось бы ею быть.
— Тогда — о'кей. Предложение принято. Я не вижу другого выхода: возвращаемся в отель, звоним Руфи и Ричарду, а со временем поженимся. Это единственное, что я могу придумать. Сейчас я чувствую только усталость, но мне кажется, я буду очень счастлив.
— Я постараюсь сделать тебя счастливым.
— По-моему, мы сумеем получить твоих детей. Теперь суды уже так не придираются к тому, кто из супругов совершил адюльтер.
— А ты уверен, что именно этого хочешь?
— Конечно. Я, правда, не думал, что все так получится, но я рад, что получилось. — Однако с места он не двигался. А она стояла рядом, и в сердце у нее было пусто. Радость и горе, страх и надежда — все, что наполняло ее прежде, куда-то исчезло. Даже на полу вокруг них образовалась пустота. Люди кричали, жестикулировали, но она слышала лишь тишину. Потом вдруг почувствовала, что хочет пить и что у нее болят стертые пятки. В отеле можно будет снять туфли. А потом они спустятся в бар выпить.
В окружавшей их пустоте возникла девушка, крашенная под седину.
— Мистер и миссис Конант? Я разыскала мистера Кардомона.
За ней следовал светловолосый мужчина в форменном пиджаке авиакомпании, с блокнотом в руке. Салли уже видела его раньше. Когда?
Джерри вдруг рванулся в сторону от нее. Вытащил авиабилеты. Они были истрепанные и казались ненужными бумажками. Заикаясь, он принялся объяснять:
— Мы уже с трех часов пытаемся попасть на самолет в Нью-Йорк и отказались от прокатной машины, потому что нам сказали, что будет дополнительный самолет.
— Могу я взглянуть на номера ваших посадочных талонов? — попросил мистер Кардомон. И принялся рассматривать их, потирая кончик носа костяшкой пальца. Потом внимательно оглядел их обоих, то и дело почесывая пальцем нос. До Салли вдруг дошло, что обе они — и она и седая девушка — стоят, вытянувшись в струнку. От шеи Джерри потянуло слабым, еле уловимым запахом пота. Мистер Кардомон что-то записал в блокноте, пробормотав:
— Конант, два. — Затем поднял голову с копной светлых, вьющихся, как у мальчишки, волос, и Салли увидела, что глаза у него серые, цвета алюминия. Он знает. Он сказал Джерри: мисс Марч сейчас вложит посадочные талоны в ваши билеты.
— Так, значит, все-таки есть самолет? — спросил Джерри.
Кардомон посмотрел на ручные часы.
— Он вылетает через полчаса. Выход — двадцать восемь.
— И мы летим на нем? Господи, благодарю тебя. Благодарю. А мы решили было возвращаться в отель, — И не в силах выразить мистеру Кардомону, который уже стоял к ним спиной, всю свою благодарность, Джерри повернулся к девушке и зафонтанировал:
— А вы знаете, теперь мне уже нравятся ваши волосы. Ни в коем случае не перекрашивайте их в натуральный цвет.
Он куда-то ушел следом за ней и вернулся с билетами, в которые были вложены два голубых листочка; затем подхватил чемодан с игрушками для своих детей и зашагал по коридору, сопровождаемый Салли. К этому времени она уже успела изучить все рекламы. Спектакли, которые она не увидит, острова, которые никогда не посетит. Настороженная толпа, почуяв близость избавления, собралась у выхода двадцать восемь; в положенное время появился негр — солнечные очки его на сей раз торчали из кармашка рубашки — и медленно, с наслаждением, прочел список фамилий. Их фамилия стояла последней. Конанты. Они прошли в дверь, и когда Салли оглянулась, ей показалось, что она увидела среди теснившихся позади людей взволнованного усача, которому уже давно следовало быть в Ньюарке.
Самолет был маленький ДС—3 — он стоял, задрав нос, так что проход между креслами круто шел вверх. В кабине все мужчины уже сняли пиджаки, убрали чемоданчики и пересмеивались. “Интересно, на каком чердаке они его откопали”, — сказал кто-то, и Джерри рассмеялся и похлопал Салли по спине. Он был в таком восторге, испытывал такое облегчение — она попыталась разделить с ним эти чувства, но тут же поняла, что вообще почти не способна что-либо чувствовать. Она села дальше от прохода и сквозь овальное оконце смотрела, как механики размахивают карманными фонарями, а Джерри гладил ее руки и требовал, чтобы она похвалила его за то, что он достал им места. Она подумала было о Камю, лежавшем у нее в сумке, и — закрыла глаза. Сбросила терзавшие ноги туфли. Сзади доносился голос одной из стюардесс, а под самым окном вдруг взвыл мотор. В самолете было холодно, словно он только что спустился к ним с большой ледяной высоты. Джерри что-то положил на нее сверху — свой пиджак. Воротник тер Салли подбородок; Джерри все гладил ее руки и запястья, а она чувствовала, как тело ее сжимает словно металлическим кольцом; мужчины что-то бормотали, переговариваясь между собой, — она была единственная женщина в самолете, — и пиджак Джерри хранил его запах, и она уже засыпала, хотя самолет все еще стоял.
Ах, Салли, до чего же это был чудесный полет! Помнишь, как низко мы летели? И как наш маленький самолетик, подпрыгивая на воздушных течениях, нес нас, точно лодка-лебедь, по воздуху где-то между звездами, рассыпанными наверху, и городами внизу? Над нимбом твоих спящих волос я видел, как ширилось прочерченное спицами световое колесо столицы, накренялось и снова ширилось, — Данте не мог бы вообразить такую розу. В нашем ДС—3, который откопали Бог знает где, чтобы отвезти нас домой, было холодно: самолет не отапливался — мы дышали чистым эфиром. Мы плыли, урча двумя моторами, на высоте, которую едва ли назовешь высотой, над Балтимором, Чесапик-Бей, Нью-Джерси, темневшим фермами. Поднимись мы чуть выше, и нам бы уже не увидеть каждую машину, заворачивавшую в гараж, каждый дом, уютно примостившийся в своем гнезде света. И каждый мост был двойным бриллиантовым колье, каждый придорожный ресторанчик — утопленным рубином, каждый город — россыпью жемчуга. А за окнами, скрашивая наше одиночество, недвижно плыли звезды.