Уайлкокс схватил кисть Шефера левой рукой и спустя секунду был снова на ногах. Он перебросил в нее оружие и протянул ему правую для рукопожатия...
Шефер уже отвернулся:
— Что же касается «оторвать мне башку», сынок...
Уайлкокс разглядывал спину Шефера, не веря собственным глазам, — этот сукин сын ударил его без предупреждения и думает, что уладил дело, не подав ему руки? Он поднял вверх крупнокалиберный штурмовой автомат левой рукой, схватил его за ствол правой и размахнулся, словно дубинкой, нацелив удар Шеферу по затылку. Пусть-ка этот надменный ублюдок испробует вкус собственного приема нападения!
— ...на самом деле вы делать этого не хотите, — продолжал говорить Шефер, но своевременно присел, уклоняясь от удара, которого ожидал. Он повернулся на каблуке и, выпрямляясь, нанес Уайлкоксу удар кулаком в челюсть.
Плотный прицельный удар снизу свалил парня с ног, и он плашмя рухнул на пол.
— Особенно, — добавил детектив, стоя над изумленным боевиком, — понимая, что я безоружен.
— Хватит, Шефер, — сказал Филипс, подходя к ним. — Вы уже продемонстрировали свой взгляд на вещи. За мной, в класс для занятий! Все, и сейчас же.
Какое-то мгновение никто не двигался с места, затем группа покинула стрельбище и двинулась по коридору.
Шефер шел, глядя только вперед; большинство остальных смотрели только на Шефера. Уайлкокс поглядывал с откровенной ненавистью, в выражении лиц остальных было все — от самого обыкновенного любопытства до враждебности.
Филипс пытался скрыть свое расстройство за маской угрюмости. Линч добился наибольшего, на что был способен, но без пристального наблюдения этого недостаточно. Эти ребята хороши в бою, но все еще дисциплинированны, не имеют четкого представления о том, кто они такие и какая им предстоит работа. Шефер мигом высветил это, устроив фокус с мишенью, — центр внимания этих людей не враг, а они сами.
Это плохо, но что-либо исправить нет времени.
Он привел группу в класс для занятий и жестом пригласил Шефера занять место рядом с ним впереди, дока остальные рассаживались на складных стульях, которых в помещении было несколько десятков. Мужчина с капитанскими знаками отличия тоже остался стоять перед аудиторией, заложив руки за спину. Шефер прислонился к грифельной доске, не удостоив его даже взглядом.
Филипс встал между Шефером и капитаном и объявил:
— Внимание, извольте слушать! — Шефер не заметил, чтобы после его слов в поведении аудитории что-то изменилось, но Филипса, похоже, оно вполне удовлетворяло, и он продолжал: — Перед вами детектив Шефер из управления полиции Нью-Йорка. Он идет с нами на задание. Детектив принимал участие в случившемся в Нью-Йорке и знает этих существ не понаслышке. Он также бегло говорит по-русски, а это значит, что нам не придется тащить с собой переводчика-полудурка или заставлять любого из вас, человекообразных, зубрить русские фразы.
— Иисус Всемогущий, вы решились на десант в Сибири и не попытались обучить их русскому языку? — спросил Шефер.
Филипс окинул его взглядом:
— Вы же сами говорили, Шефер, — в России холодно, а эти твари любят жару. У нас есть Лассен, который знает арабский, Уайлкокс хорошо говорит на испанском, Доббс прилично знает суахили — мы полагали, что этого достаточно, нельзя же было обучить их каждому чертову языку Земли!
Шефер согласно кивнул:
— Вполне достаточно, генерал...
Филипс отвернулся от него к аудитории:
— У детектива Шефера есть собственный взгляд на вещи, но, черт бы вас побрал, вы все не без норова. Примите во внимание и мою позицию: он знает, что делает, даже если это вам не по вкусу. Прислушивайтесь к тому, что он говорит об этих тварях. Всем понятно?
Никто не ответил, но Филипс предпочел сделать вид, что не заметил этого. Он повернулся к капитану и рявкнул:
— Капитан Линч, я хочу, чтобы Шефер осмотрел всю вашу боевую экипировку, и будьте готовы к отправке в шесть утра. Вам ясно?
— Кристально ясно, сэр, — с щеголеватой готовностью ответил Линч.
— Хорошо. Выполняйте. — Филипс в последний раз окинул взглядом аудиторию, улыбнулся и четким шагом покинул помещение.
— Внимание, вы остаетесь со мной, — скомандовал Линч, кивнув одному из подчиненных. — Остальным собираться. Вы слышали, что сказал генерал, — отправка в шесть утра.
Люди поднялись с мест и направились к выходу, мгновение спустя в классе остались только Шефер, Линч и Лассен. Линч помедлил несколько секунд, затем приблизился к Шеферу. Он скорчил гримасу, изображая на лице нечто такое, что детективу, видимо, полагалось воспринимать как таинственную ухмылку.
— Послушайте, Шефер, — сказал он, — этот взвод обучался как единая команда в течение шести месяцев. Мы не нуждаемся во второсортном полицейском-размазне в качестве инструктора. Генерал хочет, чтобы вы отправились с нами, — отправляйтесь. Возможно, вы понадобитесь нам как переводчик, а во всем остальном держитесь на безопасном расстоянии, — в общем, не путайтесь под ногами, и я буду доволен, договорились?
Шефер не спускал с него холодного взгляда.
— Вы, гражданские, — продолжал Линч, пытаясь пояснить свою мысль, — не привыкли рисковать собственной шеей.
— Я полицейский, — ответил Шефер, — почему вам кажется, что я неспособен рискнуть своей шеей?
— Ладно, — сказал Линч, — допустим, я неудачно выразился. Сибирь вроде бы вне сферы ваших полномочий, не так ли?
Шефер еще целую секунду молча смотрел на него, затем заговорил:
— Знаете, я слышал, что офицеры всегда задают тон поведению своего подразделения. Может быть, этим и объясняется то, что все ваши люди как один — неисправимые болваны.
Настал черед Линча сверлить полицейского злобным взглядом, всеми силами подавляя желание дать волю темпераменту. Наконец он резко повернулся на каблуках и крикнул:
— Лассен! Генерал желает, чтобы этот гражданин осмотрел снаряжение, просветите его немедленно!
— Пожалуйте сюда, сэр, — спокойно сказал Лассен, указывая рукой на стеллаж, уставленный множеством образцов упакованного снаряжения.
Шефер неторопливо шагал вдоль стеллажа и смотрел, как Лассен один за другим открывает ящики и футляры, вынимая из них то одно, то другое.
— Десантный облегающий костюм типа «девятнадцать дэ» для Заполярья, — сказал Лассен, держа в поднятых руках блестящий светло-коричневый комбинезон парашютиста. — Тонкий и практичный, ничего лишнего, что препятствовало бы движению. Испытан при температуре до пятидесяти градусов ниже нуля.
Шефер скрестил руки на груди.
— Костюм подогревается теплоемкой жидкостью, которая циркулирует под высоким давлением внутри волокон пряжи. Электроподогреватель устроен в поясе, — объяснял Лассен.
— Остроумно, — согласился Шефер. — Костюм подходит и для женских формообразований? И если он действительно предназначен для действий в снегу, какого черта его не сделали белым?
Лассен проигнорировал его вопросы, отложил костюм в сторону и взял в руки автомат.
— "Эм шестнадцать эс", модифицирован для убийцы, орудующего во льдах, — сказал он. — Прекрасное творение умельцев. Такого не найти у ваших местных «продал и смылся»! Ствол и механизм из специальной стали для безотказной стрельбы в сильный мороз. Тоже испытан при температуре пятьдесят градусов ниже нуля. А это нов...
Он замолчал на полуслове. Шефер не стал слушать и уже направлялся прочь.
— Эй! — крикнул Лассен. — Куда это, черт побери, вы собрались?
— В магазин «Игрушки вокруг нас», — ответил Шефер. — У них арсенал получше. — В дверях он обернулся: — Послушайте, Лассен, у меня нет претензий лично к вам, но этим высокотехнологичным хламом вашим ребятам запудрили мозги. Все вы думаете, что подобное барахло может помочь одержать верх над теми тварями, даст возможность противостоять тому, чем они станут швырять в вас. Вы ошибаетесь, потому что не знаете их, даже не представляете, как они выглядят. Вы слышали разговоры, но в глубине души ни один из вас не верит в их правдивость. Вы считаете себя крутыми ребятами, полагаетесь на пресловутое американское «ноу-хау», свое крепкое нутро и фантастическое снаряжение. — Шефер сокрушенно покачал головой. — Но все совершенно иначе, — продолжал он. — Когда дойдет до дела, вы, именно вы, Лассен, окажетесь перед лицом приближающейся к вам смерти. И в это мгновение все фантастические безделушки мира не будут стоить куска дерьма, никакого значения не будет иметь то, насколько крутым вы себя считаете. Важно будет лишь одно — готовы ли вы что-то сделать, чтобы одолеть их. Мне удалось убить одного, Лассен, и знаете каким оружием?
Лассен отрицательно покачал головой.
— Большим обломавшимся суком, — сказал Шефер. — У меня было много огнестрельного оружия и масса других игрушек, которыми я умею пользоваться, но дело сделал заостренный деревянный дрын, пронзивший ему сердце. — Он махнул рукой в сторону стеллажа: — Этот хлам не поможет. Увидите сами. Он лишь сделает вас слишком самонадеянными, и вы все погибнете.
— Нет, я... — начал возражать Лассен.
Шефер не остался послушать, что скажет солдат, — он вышел за дверь, намереваясь проглотить что-нибудь горячее и немного поспать, прежде чем его вывезут в Арктику.
Глава 17
Глава 18
Шефер уже отвернулся:
— Что же касается «оторвать мне башку», сынок...
Уайлкокс разглядывал спину Шефера, не веря собственным глазам, — этот сукин сын ударил его без предупреждения и думает, что уладил дело, не подав ему руки? Он поднял вверх крупнокалиберный штурмовой автомат левой рукой, схватил его за ствол правой и размахнулся, словно дубинкой, нацелив удар Шеферу по затылку. Пусть-ка этот надменный ублюдок испробует вкус собственного приема нападения!
— ...на самом деле вы делать этого не хотите, — продолжал говорить Шефер, но своевременно присел, уклоняясь от удара, которого ожидал. Он повернулся на каблуке и, выпрямляясь, нанес Уайлкоксу удар кулаком в челюсть.
Плотный прицельный удар снизу свалил парня с ног, и он плашмя рухнул на пол.
— Особенно, — добавил детектив, стоя над изумленным боевиком, — понимая, что я безоружен.
— Хватит, Шефер, — сказал Филипс, подходя к ним. — Вы уже продемонстрировали свой взгляд на вещи. За мной, в класс для занятий! Все, и сейчас же.
Какое-то мгновение никто не двигался с места, затем группа покинула стрельбище и двинулась по коридору.
Шефер шел, глядя только вперед; большинство остальных смотрели только на Шефера. Уайлкокс поглядывал с откровенной ненавистью, в выражении лиц остальных было все — от самого обыкновенного любопытства до враждебности.
Филипс пытался скрыть свое расстройство за маской угрюмости. Линч добился наибольшего, на что был способен, но без пристального наблюдения этого недостаточно. Эти ребята хороши в бою, но все еще дисциплинированны, не имеют четкого представления о том, кто они такие и какая им предстоит работа. Шефер мигом высветил это, устроив фокус с мишенью, — центр внимания этих людей не враг, а они сами.
Это плохо, но что-либо исправить нет времени.
Он привел группу в класс для занятий и жестом пригласил Шефера занять место рядом с ним впереди, дока остальные рассаживались на складных стульях, которых в помещении было несколько десятков. Мужчина с капитанскими знаками отличия тоже остался стоять перед аудиторией, заложив руки за спину. Шефер прислонился к грифельной доске, не удостоив его даже взглядом.
Филипс встал между Шефером и капитаном и объявил:
— Внимание, извольте слушать! — Шефер не заметил, чтобы после его слов в поведении аудитории что-то изменилось, но Филипса, похоже, оно вполне удовлетворяло, и он продолжал: — Перед вами детектив Шефер из управления полиции Нью-Йорка. Он идет с нами на задание. Детектив принимал участие в случившемся в Нью-Йорке и знает этих существ не понаслышке. Он также бегло говорит по-русски, а это значит, что нам не придется тащить с собой переводчика-полудурка или заставлять любого из вас, человекообразных, зубрить русские фразы.
— Иисус Всемогущий, вы решились на десант в Сибири и не попытались обучить их русскому языку? — спросил Шефер.
Филипс окинул его взглядом:
— Вы же сами говорили, Шефер, — в России холодно, а эти твари любят жару. У нас есть Лассен, который знает арабский, Уайлкокс хорошо говорит на испанском, Доббс прилично знает суахили — мы полагали, что этого достаточно, нельзя же было обучить их каждому чертову языку Земли!
Шефер согласно кивнул:
— Вполне достаточно, генерал...
Филипс отвернулся от него к аудитории:
— У детектива Шефера есть собственный взгляд на вещи, но, черт бы вас побрал, вы все не без норова. Примите во внимание и мою позицию: он знает, что делает, даже если это вам не по вкусу. Прислушивайтесь к тому, что он говорит об этих тварях. Всем понятно?
Никто не ответил, но Филипс предпочел сделать вид, что не заметил этого. Он повернулся к капитану и рявкнул:
— Капитан Линч, я хочу, чтобы Шефер осмотрел всю вашу боевую экипировку, и будьте готовы к отправке в шесть утра. Вам ясно?
— Кристально ясно, сэр, — с щеголеватой готовностью ответил Линч.
— Хорошо. Выполняйте. — Филипс в последний раз окинул взглядом аудиторию, улыбнулся и четким шагом покинул помещение.
— Внимание, вы остаетесь со мной, — скомандовал Линч, кивнув одному из подчиненных. — Остальным собираться. Вы слышали, что сказал генерал, — отправка в шесть утра.
Люди поднялись с мест и направились к выходу, мгновение спустя в классе остались только Шефер, Линч и Лассен. Линч помедлил несколько секунд, затем приблизился к Шеферу. Он скорчил гримасу, изображая на лице нечто такое, что детективу, видимо, полагалось воспринимать как таинственную ухмылку.
— Послушайте, Шефер, — сказал он, — этот взвод обучался как единая команда в течение шести месяцев. Мы не нуждаемся во второсортном полицейском-размазне в качестве инструктора. Генерал хочет, чтобы вы отправились с нами, — отправляйтесь. Возможно, вы понадобитесь нам как переводчик, а во всем остальном держитесь на безопасном расстоянии, — в общем, не путайтесь под ногами, и я буду доволен, договорились?
Шефер не спускал с него холодного взгляда.
— Вы, гражданские, — продолжал Линч, пытаясь пояснить свою мысль, — не привыкли рисковать собственной шеей.
— Я полицейский, — ответил Шефер, — почему вам кажется, что я неспособен рискнуть своей шеей?
— Ладно, — сказал Линч, — допустим, я неудачно выразился. Сибирь вроде бы вне сферы ваших полномочий, не так ли?
Шефер еще целую секунду молча смотрел на него, затем заговорил:
— Знаете, я слышал, что офицеры всегда задают тон поведению своего подразделения. Может быть, этим и объясняется то, что все ваши люди как один — неисправимые болваны.
Настал черед Линча сверлить полицейского злобным взглядом, всеми силами подавляя желание дать волю темпераменту. Наконец он резко повернулся на каблуках и крикнул:
— Лассен! Генерал желает, чтобы этот гражданин осмотрел снаряжение, просветите его немедленно!
— Пожалуйте сюда, сэр, — спокойно сказал Лассен, указывая рукой на стеллаж, уставленный множеством образцов упакованного снаряжения.
Шефер неторопливо шагал вдоль стеллажа и смотрел, как Лассен один за другим открывает ящики и футляры, вынимая из них то одно, то другое.
— Десантный облегающий костюм типа «девятнадцать дэ» для Заполярья, — сказал Лассен, держа в поднятых руках блестящий светло-коричневый комбинезон парашютиста. — Тонкий и практичный, ничего лишнего, что препятствовало бы движению. Испытан при температуре до пятидесяти градусов ниже нуля.
Шефер скрестил руки на груди.
— Костюм подогревается теплоемкой жидкостью, которая циркулирует под высоким давлением внутри волокон пряжи. Электроподогреватель устроен в поясе, — объяснял Лассен.
— Остроумно, — согласился Шефер. — Костюм подходит и для женских формообразований? И если он действительно предназначен для действий в снегу, какого черта его не сделали белым?
Лассен проигнорировал его вопросы, отложил костюм в сторону и взял в руки автомат.
— "Эм шестнадцать эс", модифицирован для убийцы, орудующего во льдах, — сказал он. — Прекрасное творение умельцев. Такого не найти у ваших местных «продал и смылся»! Ствол и механизм из специальной стали для безотказной стрельбы в сильный мороз. Тоже испытан при температуре пятьдесят градусов ниже нуля. А это нов...
Он замолчал на полуслове. Шефер не стал слушать и уже направлялся прочь.
— Эй! — крикнул Лассен. — Куда это, черт побери, вы собрались?
— В магазин «Игрушки вокруг нас», — ответил Шефер. — У них арсенал получше. — В дверях он обернулся: — Послушайте, Лассен, у меня нет претензий лично к вам, но этим высокотехнологичным хламом вашим ребятам запудрили мозги. Все вы думаете, что подобное барахло может помочь одержать верх над теми тварями, даст возможность противостоять тому, чем они станут швырять в вас. Вы ошибаетесь, потому что не знаете их, даже не представляете, как они выглядят. Вы слышали разговоры, но в глубине души ни один из вас не верит в их правдивость. Вы считаете себя крутыми ребятами, полагаетесь на пресловутое американское «ноу-хау», свое крепкое нутро и фантастическое снаряжение. — Шефер сокрушенно покачал головой. — Но все совершенно иначе, — продолжал он. — Когда дойдет до дела, вы, именно вы, Лассен, окажетесь перед лицом приближающейся к вам смерти. И в это мгновение все фантастические безделушки мира не будут стоить куска дерьма, никакого значения не будет иметь то, насколько крутым вы себя считаете. Важно будет лишь одно — готовы ли вы что-то сделать, чтобы одолеть их. Мне удалось убить одного, Лассен, и знаете каким оружием?
Лассен отрицательно покачал головой.
— Большим обломавшимся суком, — сказал Шефер. — У меня было много огнестрельного оружия и масса других игрушек, которыми я умею пользоваться, но дело сделал заостренный деревянный дрын, пронзивший ему сердце. — Он махнул рукой в сторону стеллажа: — Этот хлам не поможет. Увидите сами. Он лишь сделает вас слишком самонадеянными, и вы все погибнете.
— Нет, я... — начал возражать Лассен.
Шефер не остался послушать, что скажет солдат, — он вышел за дверь, намереваясь проглотить что-нибудь горячее и немного поспать, прежде чем его вывезут в Арктику.
Глава 17
За завтраком Раше читал газету. Заголовок на первой полосе извещал о публичном уличении во лжи американским послом в ООН русского посла, который отрицал запрещенное перемещение ядерных зарядов в Арктике, но Раше больше интересовала его любимая страничка «И смех и грех».
Он отхлебнул кофе и поднял взгляд на часы. 7.20. В Нью-Йорке на три часа больше, разгар первой половины рабочего дня. Он отложил газету.
— Шефер так и не позвонил? — спросил он.
— Нет, — ответила Шерри. Она стояла возле мойки и ополаскивала тарелки, оставленные детьми после завтрака.
— Это на него не похоже, — сказал Раше.
Прошлым вечером он три или четыре раза пытался дозвониться до Шефера, но тот не брал трубку. Он оставил сообщение на автоответчике квартирного телефона бывшего напарника.
— Возможно, он в засаде, — предположила Шерри, — и будет отсутствовать несколько дней. — Она не стала напоминать ему о множестве случаев, когда он сам по несколько дней сидел в засаде, не стала говорить и о том, что с момента их переезда в Орегон такой работы у мужа не было.
— Не исключено, — согласился Раше. Он улыбнулся Шерри, стараясь убедить ее, что совсем не беспокоится, что все прекрасно и его жизнь здесь, в Блюкрике, стала гораздо счастливее, чем была в Нью-Йорке. Затем улыбка растаяла.
— Что за чертовщина, — сказал он. — Попытаюсь еще раз. — Он отшвырнул в сторону газету и направился к висевшему на стене телефону. Номер телефона в кабинете Шефера он знал на память.
После пятого звонка кто-то поднял трубку, и его напряжение стало спадать, но по голосу он понял, что ответил ему не Шефер.
— Кабинет детектива Шефера. Говорит офицер Уэстон, — ответил незнакомый голос.
— Уэстон? — Раше нахмурился. — Это Раше, Шефер где-то недалеко?
— Нет, он... — заговорил Уэстон. Затем он вспомнил имя. — Раше? Боже мой, вы не слышали?
— Не слышал о чем?
Шерри подняла взгляд, озабоченная внезапным изменением интонации мужа.
— Шефер пропал, — пояснил Уэстон. — Вся его — команда пошла в расход во время облавы на дельцов наркобизнеса, которая плохо кончилась. Мы до сих пор не знаем, что за чертовщина там произошла, но у нас на руках фургон, полный трупами полицейских, три мертвых преступника и воз вопросов, а Шефера нет. Роулингс, Хоршовски и пара техников разом полегли в этом деле.
— Что с Шефером? — потребовал ответа Раше. — Как понимать «а Шефера нет»? — Он просто не допускал мысли, что Шефер мог оказаться в числе трупов полицейских в злосчастном фургоне. Его напарник не мог так умереть, это не его стиль.
— Шефер исчез, — сказал Уэстон, — испарился без следа. Я и сижу на его телефоне на случай, если кто-то позвонит и даст наводку.
— Шефер не может просто взять и исчезнуть, возразил Раше.
— Он ведь в тот раз отправился в Центральную Америку, никому не сказав, — напомнил Уэстон.
— Да, отправился, но сказал об этом мне, — сказал Раше. — Послушайте, посмотрите, нет ли чего-нибудь на его столе. Полистайте журнал назначения встреч, взгляните на календарь, возможно, он оставил какую-нибудь записку.
— Черт возьми, Раше, как я сам не... — Уэстон не закончил фразу; Раше услышал слабый шелест бумаги — Уэстон копошился в записях Шефера.
— Есть кое-какие материалы об облаве, — заговорил наконец Уэстон, — и записка без пояснений, просто пара имен, соединенных стрелкой...
— Каких имен? — спросил Раше. Они с Шефером долго были партнерами; он подумал, что может знать имена, которых никогда не было в официальных протоколах.
— Филипс и Смитерс, — ответил Уэстон. Первое имя прозвучало для Раше ударом грома:
— Филипс? — сказал он и повторил еще раз: — Филипс?
— Да, Филипс, с одной буквой "л", — пояснил Уэстон. — Это имя о чем-то говорит вам?
Не ответив, Раше повесил трубку.
Уэстон несколько раз крикнул «алло», прежде чем сделать то же самое.
Раше остался стоять возле телефона, тупо уставившись в стену.
— Милый? — обратилась к нему Шерри. — В чем дело?
— Шефер, — ответил Раше.
— Что с ним? — снова задала она вопрос, ставя в сушилку кастрюльку, в которой варилась каша. — Он в порядке?
— Он пропал.
— О, — тихо произнесла она, не спуская с мужа глаз.
— Я должен ехать, Шерри, — сказал Раше.
— Но если он пропал, как ты узнаешь, где его искать? — запротестовала Шерри.
— Дело гораздо хуже, — начал объяснять Раше, — он не просто пропал... — Он замолчал, не зная, что сказать.
Шефер был его другом, больше чем другом — он был его партнером, а это означает полное доверие, даже если партнеры больше не работают вместе. Шефер был тем человеком, который всегда оказывался рядом, когда бы это ни потребовалось Раше и какой бы ни была причина. И Раше старался не отставать от него, стремился всегда быть возле Шефера, когда тот в нем нуждался.
И если генерал Филипс внезапно появился снова, значит, Шефер чертовски нуждается в помощи Раше.
Коль скоро в дело ввязался Филипс, то две вещи не вызывают сомнения: Шефер в затруднительной ситуации и это каким-то образом связано с теми тварями, с теми кровожадными монстрами из внешнего космоса, которые преследуют Раше в ночных кошмарах последние шесть месяцев. Игры с ними — особая сфера деятельности генерала Филипса.
Нет ничего нового в том, что Шефер попал в затруднительное положение, — Шефер жил в затруднениях, дышал ими и прекрасно справлялся со всем, во что бы ни ввязался.
Если на Земле и было что-то такое, что могло оказаться Шеферу не по силам, так это только чертовы твари-пришельцы, а следовательно, и генерал Филипс.
— Я должен ехать в Нью-Йорк, — сказал Раше.
— Но как... — Шерри сверлила его взглядом. — Я хочу сказать...
— Должен, — повторил Раше.
Шерри вздохнула. Она достаточно долго жила с Раше и понимала, что спорить с ним бесполезно. Он хороший муж, рассудительный мужчина, любящий отец. Но иногда на него накатывает что-то такое, что заставляет его забыть обо всем этом, и, когда это происходит, бессмысленны любые аргументы. Его отношение к обязанностям, чувство ответственности всегда сильнее всего, что она могла бы сказать. И это чувство ответственности было частицей того, за что она любила этого мужчину.
— Что ж, отправляйся, если ты так уверен, — просто сказала она.
Раше надел пальто.
— Не позвонишь ли вместо меня мэру? Скажи ему, что моя отлучка связана с семейными обстоятельствами, — попросил он. — Придумай что-нибудь. Постараюсь вернуться как можно скорее. — Он направился в гараж.
Шерри проводила его взглядом.
— Надеюсь, — произнесла она тихо.
Он отхлебнул кофе и поднял взгляд на часы. 7.20. В Нью-Йорке на три часа больше, разгар первой половины рабочего дня. Он отложил газету.
— Шефер так и не позвонил? — спросил он.
— Нет, — ответила Шерри. Она стояла возле мойки и ополаскивала тарелки, оставленные детьми после завтрака.
— Это на него не похоже, — сказал Раше.
Прошлым вечером он три или четыре раза пытался дозвониться до Шефера, но тот не брал трубку. Он оставил сообщение на автоответчике квартирного телефона бывшего напарника.
— Возможно, он в засаде, — предположила Шерри, — и будет отсутствовать несколько дней. — Она не стала напоминать ему о множестве случаев, когда он сам по несколько дней сидел в засаде, не стала говорить и о том, что с момента их переезда в Орегон такой работы у мужа не было.
— Не исключено, — согласился Раше. Он улыбнулся Шерри, стараясь убедить ее, что совсем не беспокоится, что все прекрасно и его жизнь здесь, в Блюкрике, стала гораздо счастливее, чем была в Нью-Йорке. Затем улыбка растаяла.
— Что за чертовщина, — сказал он. — Попытаюсь еще раз. — Он отшвырнул в сторону газету и направился к висевшему на стене телефону. Номер телефона в кабинете Шефера он знал на память.
После пятого звонка кто-то поднял трубку, и его напряжение стало спадать, но по голосу он понял, что ответил ему не Шефер.
— Кабинет детектива Шефера. Говорит офицер Уэстон, — ответил незнакомый голос.
— Уэстон? — Раше нахмурился. — Это Раше, Шефер где-то недалеко?
— Нет, он... — заговорил Уэстон. Затем он вспомнил имя. — Раше? Боже мой, вы не слышали?
— Не слышал о чем?
Шерри подняла взгляд, озабоченная внезапным изменением интонации мужа.
— Шефер пропал, — пояснил Уэстон. — Вся его — команда пошла в расход во время облавы на дельцов наркобизнеса, которая плохо кончилась. Мы до сих пор не знаем, что за чертовщина там произошла, но у нас на руках фургон, полный трупами полицейских, три мертвых преступника и воз вопросов, а Шефера нет. Роулингс, Хоршовски и пара техников разом полегли в этом деле.
— Что с Шефером? — потребовал ответа Раше. — Как понимать «а Шефера нет»? — Он просто не допускал мысли, что Шефер мог оказаться в числе трупов полицейских в злосчастном фургоне. Его напарник не мог так умереть, это не его стиль.
— Шефер исчез, — сказал Уэстон, — испарился без следа. Я и сижу на его телефоне на случай, если кто-то позвонит и даст наводку.
— Шефер не может просто взять и исчезнуть, возразил Раше.
— Он ведь в тот раз отправился в Центральную Америку, никому не сказав, — напомнил Уэстон.
— Да, отправился, но сказал об этом мне, — сказал Раше. — Послушайте, посмотрите, нет ли чего-нибудь на его столе. Полистайте журнал назначения встреч, взгляните на календарь, возможно, он оставил какую-нибудь записку.
— Черт возьми, Раше, как я сам не... — Уэстон не закончил фразу; Раше услышал слабый шелест бумаги — Уэстон копошился в записях Шефера.
— Есть кое-какие материалы об облаве, — заговорил наконец Уэстон, — и записка без пояснений, просто пара имен, соединенных стрелкой...
— Каких имен? — спросил Раше. Они с Шефером долго были партнерами; он подумал, что может знать имена, которых никогда не было в официальных протоколах.
— Филипс и Смитерс, — ответил Уэстон. Первое имя прозвучало для Раше ударом грома:
— Филипс? — сказал он и повторил еще раз: — Филипс?
— Да, Филипс, с одной буквой "л", — пояснил Уэстон. — Это имя о чем-то говорит вам?
Не ответив, Раше повесил трубку.
Уэстон несколько раз крикнул «алло», прежде чем сделать то же самое.
Раше остался стоять возле телефона, тупо уставившись в стену.
— Милый? — обратилась к нему Шерри. — В чем дело?
— Шефер, — ответил Раше.
— Что с ним? — снова задала она вопрос, ставя в сушилку кастрюльку, в которой варилась каша. — Он в порядке?
— Он пропал.
— О, — тихо произнесла она, не спуская с мужа глаз.
— Я должен ехать, Шерри, — сказал Раше.
— Но если он пропал, как ты узнаешь, где его искать? — запротестовала Шерри.
— Дело гораздо хуже, — начал объяснять Раше, — он не просто пропал... — Он замолчал, не зная, что сказать.
Шефер был его другом, больше чем другом — он был его партнером, а это означает полное доверие, даже если партнеры больше не работают вместе. Шефер был тем человеком, который всегда оказывался рядом, когда бы это ни потребовалось Раше и какой бы ни была причина. И Раше старался не отставать от него, стремился всегда быть возле Шефера, когда тот в нем нуждался.
И если генерал Филипс внезапно появился снова, значит, Шефер чертовски нуждается в помощи Раше.
Коль скоро в дело ввязался Филипс, то две вещи не вызывают сомнения: Шефер в затруднительной ситуации и это каким-то образом связано с теми тварями, с теми кровожадными монстрами из внешнего космоса, которые преследуют Раше в ночных кошмарах последние шесть месяцев. Игры с ними — особая сфера деятельности генерала Филипса.
Нет ничего нового в том, что Шефер попал в затруднительное положение, — Шефер жил в затруднениях, дышал ими и прекрасно справлялся со всем, во что бы ни ввязался.
Если на Земле и было что-то такое, что могло оказаться Шеферу не по силам, так это только чертовы твари-пришельцы, а следовательно, и генерал Филипс.
— Я должен ехать в Нью-Йорк, — сказал Раше.
— Но как... — Шерри сверлила его взглядом. — Я хочу сказать...
— Должен, — повторил Раше.
Шерри вздохнула. Она достаточно долго жила с Раше и понимала, что спорить с ним бесполезно. Он хороший муж, рассудительный мужчина, любящий отец. Но иногда на него накатывает что-то такое, что заставляет его забыть обо всем этом, и, когда это происходит, бессмысленны любые аргументы. Его отношение к обязанностям, чувство ответственности всегда сильнее всего, что она могла бы сказать. И это чувство ответственности было частицей того, за что она любила этого мужчину.
— Что ж, отправляйся, если ты так уверен, — просто сказала она.
Раше надел пальто.
— Не позвонишь ли вместо меня мэру? Скажи ему, что моя отлучка связана с семейными обстоятельствами, — попросил он. — Придумай что-нибудь. Постараюсь вернуться как можно скорее. — Он направился в гараж.
Шерри проводила его взглядом.
— Надеюсь, — произнесла она тихо.
Глава 18
Это был «скрытный» бомбардировщик В-2, модифицированный для транспортировки парашютных десантов, а не бомб.
Однако модернизация ни в малейшей степени не коснулась удобств — сиденья были крохотными и жесткими, воздух сухим и холодным, а для питья не было ничего, кроме воды и фруктового сока. Уайлкокс и Лассен почти без умолку недовольно ворчали по этому поводу последние несколько часов, отпуская одни и те же дурацкие остроты, но выпустили наконец пар и замолчали.
Шеферу обычно безразлично, удобны сиденья или нет, единственное, что его беспокоило, — трепотня Уайлкокса и Лассена, не дававшая ему уснуть. Теперь они молчали, и он наслаждался тишиной, пока из двери носового отсека не появился Филипс.
— Ну, полный порядок. Мы вошли в воздушное пространство русских. Пилот снижает самолет и замедляет скорость, чтобы выбросить нас. Расчетное время прибытия на место — три минуты.
Шефер потянулся и встал.
— Вы чертовски беззаботно говорите об этом, — заметил он. — Я думал, что мы расходуем все эти миллиарды на оборону потому, что нас беспокоят вещи вроде русского радара.
Филипс возмутился:
— Они не могут сделать даже приличную копировальную машину, а вы полагаете, что нам не прорваться сквозь их радарную сеть? Этот самолет — часть того, на что идут эти миллиарды, а считать деньги мы умеем.
— Вы полагаете, что действительно хорошо их сосчитали? — в тон генералу возразил Шефер. — Мы не узнаем этого наверняка, пока не убедимся, что нас не сбили.
Филипс не стал с ним спорить и жестом дал команду капитану Линчу.
Линч вскочил на ноги.
— Порядок, плаксивые младенцы, — обратился он к Уайлкоксу и остальным, — время отрабатывать то непомерное жалованье, что мы вам платим. Проверьте еще раз снаряжение и высморкайте носы. — Он щелкнул переключателем, и люк стал открываться.
В самолет ворвался вой ветра, в просвете люка не было видно ничего, кроме серой мглы. Шефер подошел ближе.
— Похоже, предстоит долгое падение, — сказал Линч. — Немного расстроились, служитель правопорядка?
Шефер натянуто улыбнулся:
— Да, я позабыл включить видеокассетник на запись очередной серии «Усадьбы Мелроуз», которую будут показывать на этой неделе. Не позволите мне поглядеть ее у вас, когда вернемся?
Линч смерил его долгим взглядом, затем с отвращением отвернулся.
— Хорошо, парни, — сказал он, — пошли!
Один за другим семеро мужчин прыгнули в люк, первыми рядовые, затем Шефер, Линч и наконец Филипс.
Вокруг надрывался воем холодный воздух; очки защищали глаза, высокотехнологичный полярный костюм — тело, но обнаженную часть лица обожгло, и по мере падения камнем в этом бесконечном пространстве кожа немела все больше. Шефер дернул кольцо на груди.
Парашют раскрылся как положено, и над его головой расцвел большой, не совсем белый прямоугольник, который резко дернул тело вверх, превратив вертикальное падение в плавное парение, но теплее от этого не стало. Шефер поморщился, затем попробовал потянуть стропы и убедился, что управлять полетом действительно не сложно. Что ж, еще одно доказательство того, что не все так уж плохо.
Он стал смотреть вниз, пытаясь выбрать получше место для приземления, но ничего, кроме серой пустоты, не было видно. Сперва он подумал, что запотели очки, но, подняв от земли взгляд, отчетливо разглядел других парашютистов. Значит, со зрением и очками все в порядке, просто внизу не на что смотреть, кроме самой мерзлой пустыни.
Что же касается сугробов, то все они одинаково хороши для приземления, подумал он. Он немного поправил стропы, чтобы его не снесло слишком далеко от остальных членов команды, и просто стал ждать момента, когда ноги коснутся земли.
Снижаясь, он поглядывал на других. Филипс действительно пошел с ними до конца, что удивило Шефера: генералу шестой десяток, а это чертовски солидный возраст для прыжков с парашютом на вражескую территорию, тем более для охоты на пришельцев-монстров.
Что ни говори, а нутро у Филипса крепкое.
Шефер снова посмотрел вниз. Земля приближалась удивительно быстро. До нее оставалось всего несколько метров, и детектив сосредоточил все внимание на том, чтобы превратить падение в бег из-под купола парашюта до того, как он накроет его на льду.
Мгновение спустя Шефер стоял на одном колене в клубах взметнувшегося снега, а парашют накрывал сугроб у него за спиной. Он поднялся на обе ноги, сбросил с себя парашютные ремни и начал скатывать полотнище. Вместе с тканью он свернул и несколько килограммов снега, но об этом не стоило беспокоиться.
Следом за ним приземлились остальные, он оказался первым, потому что весил больше других. Капитан Линч оказался не дальше десяти метров от Шефера.
Он окинул детектива взглядом, затем оглянулся на других. Один из парашютистов помогал другому подняться на ноги.
— Лассен! — крикнул капитан. — Что с Уайлкоксом?
— Думаю, он грохнулся на голову, — откликнулся Лассен.
— Видимо, парень не захотел повредить что-то более ценное, — предположил Шефер.
Лассен резко повернулся и, сжав кулаки, ринулся на детектива:
— Мы уже наелись вашего дерьма, Шефер! Линч схватил Лассена, преграждая ему путь. Шефер не тронулся с места.
— Надо же, — сказал он, — а я — то подумал, что вам захотелось добавки.
— На этом все! — крикнул Филипс, приземлившийся на вершину большого сугроба. — Нам здесь предстоит работа!
Лассен успокоился, и Линч отпустил его; все повернулись к Филипсу.
— В направлении запад — восток здесь проходит нитка нефтепровода, насосная станция называется Ассима, — сказал генерал. — Мы приземлились почти рядом с ней, немного севернее. На станции небольшой гарнизон, несколько рабочих и пара геологов. Никакой цивилизации поблизости нет. Мы наведаемся туда и поглядим, до чего додумались русские. Если они решили что-то предпринять в отношении наших гостей, то будут действовать базируясь на этой станции, потому что ничего другого у них нет. Держите пасти на замке и смотрите во все глаза. За мной!
Филипс отвернулся и зашагал к насосной станции. Все двинулись следом за ним, не произнеся ни слова.
По одной простой причине, подумал Шефер: в такой дьявольский мороз не до разговоров. Хитроумный комбинезон действительно согревал тело. От горла до пяток было так тепло, словно он нежился дома в постели, но ткань костюма не прикрывала кистей рук, стопы и голову — выданные ему рукавицы и сапоги были предметами обычного зимнего обмундирования. Почему-то никто из колдунов высокой технологии об этих частях чела не позаботился. Голову прикрывал толстый шерстяной капюшон, завязывавшийся поверх каски, глаза защищали очки, но почти все лицо оставалось открытым сибирскому ветру, который был немногим теплее здесь, на земле, чем в полутора километрах над ее поверхностью.
Шефера не оставляло ощущение, что он сунул голову в морозилку холодильника и примерз там. Всему телу было тепло, а лицо уже почти обморожено. Кожа стала сухой и твердой, словно ветер выдул из нее и влагу, и жир; когда он вдыхал воздух ртом, это походило на глотание сухого льда — холод обжигал и язык, и горло. Он чувствовал, что брови стали хрупкими, ноздрей не ощущал вовсе, будто их уже не было.
Странно, думал детектив, сильный мороз жжет не хуже огня.
Он недоумевал, каким образом этот проклятый Филипс ухитряется находить дорогу в сплошной мгле. Ночь была не совсем черной: все вокруг выглядело пронизанным неясным серым сиянием, хотя Шефер никак не мог понять, откуда оно берется. И тем не менее, куда ни кинь взгляд, было одно и то же — бесконечное пространство льда и снега. Откуда Филипс мог точно знать, где они приземлились и в какой стороне проходит нефтепровод?
Шефер предположил, что у генерала есть компас и он знаком с пресловутыми штучками бойскаутов. Во всяком случае, держался он очень уверенно.
И не без оснований, решил Шефер, увидев несколько минут спустя радиомачту насосной станции.
Без лишних слов солдаты рассыпались в цепь, выдвинув на флангах передовых на случай встречи с русским патрулем или часовыми. Все стали двигаться почти ползком. Но не Шефер, он даже не пригнулся — на этом ровном пространстве все равно негде спрятаться. Если за ними следили, то уже заметили.
Хотя, насколько он понимал, все же не заметили. Оказавшись на верху последнего снежного наноса, они смогли хорошо разглядеть станцию.
Блочные серые строения, сооруженные по обе стороны от нефтепровода, были наполовину занесены снегом.
Все погружено во тьму — нигде ни одной точки света. Не было видно и никакого движения.
Станция выглядела вымершей.
В самой середине сибирской зимы Шефер, конечно, не ожидал увидеть играющих в волейбол или загорающих на крышах домов, но от этого места, от окружавшего его пространства веяло чем-то таким, что говорило о заброшенности, о том, что в домах пусто.
— Взгляните на ту дверь, сэр, — сказал Лассен, показывая направление.
Линч и Филипс подняли бинокли, а Шефер просто прищурил глаза. Он нахмурился и стал спускаться по склону наноса, держа наготове свой М-16.
— Эй, Шефер! — закричал Уайлкокс. — Что вы, черт побери, надумали?
— Хочу спуститься вниз и взглянуть на ту дверь, — крикнул в ответ Шефер.
— Он прав, — сказал Филипс, сунув бинокль в футляр, укрепленный на поясе. — Вперед.
Все семеро американцев осторожно спустились с наноса и подошли к разрушенной восточной двери.
Шефер не спешил; первым был возле зияющего дверного проема Лассен.
Однако модернизация ни в малейшей степени не коснулась удобств — сиденья были крохотными и жесткими, воздух сухим и холодным, а для питья не было ничего, кроме воды и фруктового сока. Уайлкокс и Лассен почти без умолку недовольно ворчали по этому поводу последние несколько часов, отпуская одни и те же дурацкие остроты, но выпустили наконец пар и замолчали.
Шеферу обычно безразлично, удобны сиденья или нет, единственное, что его беспокоило, — трепотня Уайлкокса и Лассена, не дававшая ему уснуть. Теперь они молчали, и он наслаждался тишиной, пока из двери носового отсека не появился Филипс.
— Ну, полный порядок. Мы вошли в воздушное пространство русских. Пилот снижает самолет и замедляет скорость, чтобы выбросить нас. Расчетное время прибытия на место — три минуты.
Шефер потянулся и встал.
— Вы чертовски беззаботно говорите об этом, — заметил он. — Я думал, что мы расходуем все эти миллиарды на оборону потому, что нас беспокоят вещи вроде русского радара.
Филипс возмутился:
— Они не могут сделать даже приличную копировальную машину, а вы полагаете, что нам не прорваться сквозь их радарную сеть? Этот самолет — часть того, на что идут эти миллиарды, а считать деньги мы умеем.
— Вы полагаете, что действительно хорошо их сосчитали? — в тон генералу возразил Шефер. — Мы не узнаем этого наверняка, пока не убедимся, что нас не сбили.
Филипс не стал с ним спорить и жестом дал команду капитану Линчу.
Линч вскочил на ноги.
— Порядок, плаксивые младенцы, — обратился он к Уайлкоксу и остальным, — время отрабатывать то непомерное жалованье, что мы вам платим. Проверьте еще раз снаряжение и высморкайте носы. — Он щелкнул переключателем, и люк стал открываться.
В самолет ворвался вой ветра, в просвете люка не было видно ничего, кроме серой мглы. Шефер подошел ближе.
— Похоже, предстоит долгое падение, — сказал Линч. — Немного расстроились, служитель правопорядка?
Шефер натянуто улыбнулся:
— Да, я позабыл включить видеокассетник на запись очередной серии «Усадьбы Мелроуз», которую будут показывать на этой неделе. Не позволите мне поглядеть ее у вас, когда вернемся?
Линч смерил его долгим взглядом, затем с отвращением отвернулся.
— Хорошо, парни, — сказал он, — пошли!
Один за другим семеро мужчин прыгнули в люк, первыми рядовые, затем Шефер, Линч и наконец Филипс.
Вокруг надрывался воем холодный воздух; очки защищали глаза, высокотехнологичный полярный костюм — тело, но обнаженную часть лица обожгло, и по мере падения камнем в этом бесконечном пространстве кожа немела все больше. Шефер дернул кольцо на груди.
Парашют раскрылся как положено, и над его головой расцвел большой, не совсем белый прямоугольник, который резко дернул тело вверх, превратив вертикальное падение в плавное парение, но теплее от этого не стало. Шефер поморщился, затем попробовал потянуть стропы и убедился, что управлять полетом действительно не сложно. Что ж, еще одно доказательство того, что не все так уж плохо.
Он стал смотреть вниз, пытаясь выбрать получше место для приземления, но ничего, кроме серой пустоты, не было видно. Сперва он подумал, что запотели очки, но, подняв от земли взгляд, отчетливо разглядел других парашютистов. Значит, со зрением и очками все в порядке, просто внизу не на что смотреть, кроме самой мерзлой пустыни.
Что же касается сугробов, то все они одинаково хороши для приземления, подумал он. Он немного поправил стропы, чтобы его не снесло слишком далеко от остальных членов команды, и просто стал ждать момента, когда ноги коснутся земли.
Снижаясь, он поглядывал на других. Филипс действительно пошел с ними до конца, что удивило Шефера: генералу шестой десяток, а это чертовски солидный возраст для прыжков с парашютом на вражескую территорию, тем более для охоты на пришельцев-монстров.
Что ни говори, а нутро у Филипса крепкое.
Шефер снова посмотрел вниз. Земля приближалась удивительно быстро. До нее оставалось всего несколько метров, и детектив сосредоточил все внимание на том, чтобы превратить падение в бег из-под купола парашюта до того, как он накроет его на льду.
Мгновение спустя Шефер стоял на одном колене в клубах взметнувшегося снега, а парашют накрывал сугроб у него за спиной. Он поднялся на обе ноги, сбросил с себя парашютные ремни и начал скатывать полотнище. Вместе с тканью он свернул и несколько килограммов снега, но об этом не стоило беспокоиться.
Следом за ним приземлились остальные, он оказался первым, потому что весил больше других. Капитан Линч оказался не дальше десяти метров от Шефера.
Он окинул детектива взглядом, затем оглянулся на других. Один из парашютистов помогал другому подняться на ноги.
— Лассен! — крикнул капитан. — Что с Уайлкоксом?
— Думаю, он грохнулся на голову, — откликнулся Лассен.
— Видимо, парень не захотел повредить что-то более ценное, — предположил Шефер.
Лассен резко повернулся и, сжав кулаки, ринулся на детектива:
— Мы уже наелись вашего дерьма, Шефер! Линч схватил Лассена, преграждая ему путь. Шефер не тронулся с места.
— Надо же, — сказал он, — а я — то подумал, что вам захотелось добавки.
— На этом все! — крикнул Филипс, приземлившийся на вершину большого сугроба. — Нам здесь предстоит работа!
Лассен успокоился, и Линч отпустил его; все повернулись к Филипсу.
— В направлении запад — восток здесь проходит нитка нефтепровода, насосная станция называется Ассима, — сказал генерал. — Мы приземлились почти рядом с ней, немного севернее. На станции небольшой гарнизон, несколько рабочих и пара геологов. Никакой цивилизации поблизости нет. Мы наведаемся туда и поглядим, до чего додумались русские. Если они решили что-то предпринять в отношении наших гостей, то будут действовать базируясь на этой станции, потому что ничего другого у них нет. Держите пасти на замке и смотрите во все глаза. За мной!
Филипс отвернулся и зашагал к насосной станции. Все двинулись следом за ним, не произнеся ни слова.
По одной простой причине, подумал Шефер: в такой дьявольский мороз не до разговоров. Хитроумный комбинезон действительно согревал тело. От горла до пяток было так тепло, словно он нежился дома в постели, но ткань костюма не прикрывала кистей рук, стопы и голову — выданные ему рукавицы и сапоги были предметами обычного зимнего обмундирования. Почему-то никто из колдунов высокой технологии об этих частях чела не позаботился. Голову прикрывал толстый шерстяной капюшон, завязывавшийся поверх каски, глаза защищали очки, но почти все лицо оставалось открытым сибирскому ветру, который был немногим теплее здесь, на земле, чем в полутора километрах над ее поверхностью.
Шефера не оставляло ощущение, что он сунул голову в морозилку холодильника и примерз там. Всему телу было тепло, а лицо уже почти обморожено. Кожа стала сухой и твердой, словно ветер выдул из нее и влагу, и жир; когда он вдыхал воздух ртом, это походило на глотание сухого льда — холод обжигал и язык, и горло. Он чувствовал, что брови стали хрупкими, ноздрей не ощущал вовсе, будто их уже не было.
Странно, думал детектив, сильный мороз жжет не хуже огня.
Он недоумевал, каким образом этот проклятый Филипс ухитряется находить дорогу в сплошной мгле. Ночь была не совсем черной: все вокруг выглядело пронизанным неясным серым сиянием, хотя Шефер никак не мог понять, откуда оно берется. И тем не менее, куда ни кинь взгляд, было одно и то же — бесконечное пространство льда и снега. Откуда Филипс мог точно знать, где они приземлились и в какой стороне проходит нефтепровод?
Шефер предположил, что у генерала есть компас и он знаком с пресловутыми штучками бойскаутов. Во всяком случае, держался он очень уверенно.
И не без оснований, решил Шефер, увидев несколько минут спустя радиомачту насосной станции.
Без лишних слов солдаты рассыпались в цепь, выдвинув на флангах передовых на случай встречи с русским патрулем или часовыми. Все стали двигаться почти ползком. Но не Шефер, он даже не пригнулся — на этом ровном пространстве все равно негде спрятаться. Если за ними следили, то уже заметили.
Хотя, насколько он понимал, все же не заметили. Оказавшись на верху последнего снежного наноса, они смогли хорошо разглядеть станцию.
Блочные серые строения, сооруженные по обе стороны от нефтепровода, были наполовину занесены снегом.
Все погружено во тьму — нигде ни одной точки света. Не было видно и никакого движения.
Станция выглядела вымершей.
В самой середине сибирской зимы Шефер, конечно, не ожидал увидеть играющих в волейбол или загорающих на крышах домов, но от этого места, от окружавшего его пространства веяло чем-то таким, что говорило о заброшенности, о том, что в домах пусто.
— Взгляните на ту дверь, сэр, — сказал Лассен, показывая направление.
Линч и Филипс подняли бинокли, а Шефер просто прищурил глаза. Он нахмурился и стал спускаться по склону наноса, держа наготове свой М-16.
— Эй, Шефер! — закричал Уайлкокс. — Что вы, черт побери, надумали?
— Хочу спуститься вниз и взглянуть на ту дверь, — крикнул в ответ Шефер.
— Он прав, — сказал Филипс, сунув бинокль в футляр, укрепленный на поясе. — Вперед.
Все семеро американцев осторожно спустились с наноса и подошли к разрушенной восточной двери.
Шефер не спешил; первым был возле зияющего дверного проема Лассен.