Аренев Владимир. А зомби здесь тихие (сборник)

   – Да, великий, последнее, – твердо сказал он. – Но я отдаю тебе последний флакон с черножизнью в этом городе совсем за другое. У меня к тебе просьба.
   Гийома было трудно удивить, но Клаасу это удалось.
   – Я слушаю.
   – Сделай, что собирался, – горячо ответил Клаас. – Уведи детей из Тотгендама. Прямо сейчас. Только не в реку, – добавил он.
   – А куда же?
   – Куда угодно, где они будут в безопасности, – сказал Клаас.
   Гийом еще раз посмотрел на флягу в руках собеседника.
   – Извини меня, мастер Клаас, – произнес он медленно. – Я не могу этого сделать. Я получил свою оплату, и я ухожу.
   Он принялся спускаться по ступенькам, оставив озадаченного и разгневанного старосту у себя за спиной.
   – Ты покидаешь нас! – выкрикнул Клаас. – Как тогда! Как всегда, когда ты нам так нужен!
   Гийом опустил голову и чуть ссутулился от этого крика. Ужас холодной змеей проскользнул в сердце старосты. Гийом обернулся через плечо. Клаас стойко выдержал его взгляд, хотя мало кому из людей хватало сил не отвести глаз под взглядом разъяренного демона.
   – Однажды я дал вам хлеб, – сказал Гийом. – И вы немедленно потребовали у меня мяса. Следующим вы потребовали бы, чтобы я пережевывал его для вас.
   И тогда я дал вам зубы.

* * *

   После ухода крысолова в зале царила вязкая, как застарелый гной, тишина. Генрих постучал молоточком по трибуне. Он бы ни за что не признался, что делает это только для того, чтобы услышать хоть какой-нибудь звук. И стук молотка рассеял наваждение. Члены малого совета зашевелились. Зашуршала шелковая мантия пастора Люгнера. Скрипнул стул под грузным телом Игнаца, почетного члена совета.
   – А теперь давайте рассмотрим закон «О пособниках крыс», – произнес Генрих.
   Он озадаченно посмотрел на обломки гнилой камышины, лежащие на трибуне, и сделал знак, подзывая служителя.
   – Выкиньте этот мусор. Итак, начнем…

* * *

   Пора было двигаться дальше – беглецы хотели покинуть остров до наступления темноты. Мужчины собирали мусор, который всегда остается на любом, даже самом кратковременном привале. Когда между деревьев замелькали яркие плащи, Хардин как раз решил убрать остатки хлеба в сумку. По тропинке шли женщины и дети Тотгендама. Они вот-вот должны были выйти на опушку, где мужчины решили сделать свой последний привал на родной земле. Хардин замер.
   – Мама! А вот и папа там! – раздался звонкий голосок Лиззи.
   Над опушкой разлилась звенящая, как туго натянутая нить, тишина.
   Хардин знал, что думает Имме, шедшая впереди своего маленького отряда – так же отчетливо, как если бы эти мысли крутились в его собственной голове, и магия была здесь ни при чем.
   «Они нас выследили… Это погоня… К бою!», – мелькало в голове Имме.
   Мужчины по настоянию Клааса, кое-что знавшего о жизни на том берегу, прихватили с собой топоры и молоты. Даже пара мечей имелась у людей в отряде Хардина. Впрочем, старый некромант понимал, что это их не спасет, хотя женщины не взяли с собой никакого оружия. Оно всегда было при них. Женщинам Тотгендама с рождения внушалось, что они слабее мужчин. Женщина, что пускает свои клыки в ход для нападения либо защиты, лишается чарующей магии женственности. Но Хардин читал старые летописи и знал, что в бою женщины даже страшнее мужчин. Мужчинам с детства объясняют, что драка имеет свои правила, которым необходимо следовать. Женщины же ничего не знают об этих правилах и дерутся – тут перед глазами Хардина встал, словно наяву, лист манускрипта – «с яростью и беспощадностью, в которых превосходят даже демонов».
   Даже демонов.
   Единственный шанс людей Тотгендама висел на тоненьком волоске. Еще мгновение – и последние люди, имевшие шанс выжить, поубивали бы друг друга.
   Хардин выпрямился.
   – А вот и девочки, – как можно благодушнее произнес он. – А я говорил, что в Тотгендаме есть мудрые женщины!
   Он сурово глянул на мужчин, как будто те возражали. Те благоразумно молчали, хотя ничего подобного некромант им не говорил. Женщины успели разглядеть хорошо знакомые каждой коробочки из фольги в руках Клааса и яркие картонные упаковки, которые Ханс не успел отправить в костер…
   – Консервы мы уже поели, хе-хе, – сказал Хардин. – Не желаете ли хлеба, милые дамы?
   Он протянул оставшиеся полкаравая на вытянутых руках. Бешенство безысходности в глазах женщин сменилось любопытством.
   «Как хорошо, что я не успел его убрать», – подумал Хардин.

* * *

   Имме узнала ковригу. Она отламывала от нее три дня назад. Немного заветрившаяся, почерствевшая, но несомненно – именно та же самая.
   Тем временем любопытство в остальных членах ее маленького отряда преодолело страх. Женщины осознали, что мужчины оказались здесь вовсе не в поисках непокорной добычи. Так же как и женщины, все мужчины, чьи тела не пятнала гниль, бежали из Тотгендама. Имме буквально услышала, как вздох облегчения пронесся над ее маленьким отрядом. И удивления тоже – мужчин оказалось почти столько же, сколько и женщин.
   – Берите хлеб, не бойтесь! – крикнула Имме. – Сам по себе он не ядовит!
   Женщины заулыбались, подошли к мужчинам. Лиззи подбежала к отцу. Клаас взял ее на руки. Некромант отламывал по кусочку хлеба всем желающим. Вокруг него собралась небольшая толпа. И вот уже оба отряда смешались.
   – Откуда у тебя хлеб, старик? – тихо спросила Имме.
   – Оттуда же, откуда ты знаешь, что он не ядовит, – ответил Хардин.
   Имме усмехнулась.
   – А как ты узнал, кто…
   – От Лили, – сказал Хардин. – Есть мужчины, которые не любят исполнять супружеский долг. Все эти крики, слезы, плохое настроение жены после того, как ты удовлетворишь свою страсть. Но и, как обычные мужчины, они не любят, когда жены высасывают их мозг. Вот они обычно чаще всего посещали мою Лили. Ей-то пища уже была не нужна.
   Имме совсем с новым чувством обвела мужчин взглядом.
   – И что, каждый из них… – почти с отвращением произнесла она.
   – Не каждый, – возразил Хардин. – Друзья делятся друг с другом самыми опасными тайнами, не так ли?
   Имме смягчилась.
   – Но Лили ты с собой не взял, – все еще колеблясь, произнесла она.
   – Лили покончила с собой, когда увидела, кто посетил наш город, – сообщил Хардин.
   В кустах послышался шорох. Из них выбежала белая крыса. Кто-то вскрикнул.
   – Началось, – вполголоса произнесла Серени.
   Франк засмеялся:
   – А я так и знал, что он не утопил их, а просто отвел подальше от города!
   Крыса лихо вскарабкалась на плащ Имме и устроилась у нее на плече.
   – Это моя Клара, – сказала Имме. – Она пойдет с нами. Нам пора двигаться дальше, если мы хотим успеть в убежище до заката!
   И тут возникла неожиданная заминка.
   – Мы хотели покинуть остров по косе, – сказал Клаас.
   – Мы тоже, – не задумавшись ни на миг, ответила Имме, хотя первоначальный план женщин был иным. – Но зачем идти куда-то в ночь? Давайте все вместе переночуем в развалинах. А утром двинемся дальше. Ночью будет гроза, – добавила Имме.
   Это чувствовали все. Предгрозовая духота давила на грудь, выжимала бисеринки пота, которые уже пятнали рубахи многих.
   – Сможем ли мы найти укрытие на другом берегу? – добавил Хардин.
   – Если мы останемся здесь, нас найдут, – сказал Ханс.
   – Нет, – сказал Хардин.
   Он указал на крысу на плече Имме:
   – В городе сейчас будет не до нас.
   – Да, – сказала Имме. – К тому же Франк придумал одну штуку…
   – Какую штуку? – недоверчиво спросил Ханс.

* * *

   В прибрежном ивняке было сыро и холодно. Ярость Игнаца на проклятого крысолова медленно угасала по мере того, как Игнац зяб все сильнее.
   «Но как он смог? – думал почетный член городского совета Тотгендама, сжимая в руках арбалет. – Ведь Генрих сломал его заколдованную дудку!»
   И все-таки крысолов смог. Вернувшись домой с заседания совета, ни один из его членов не обнаружил дома детей. Торжественный обед примирения сорвался, и это также было одной из причин ярости Игнаца. И вот тут он зауважал Генриха. Тот сразу сообразил, что путь крысолова, какими кругами тот ни водил бы детей по острову, приведет его на причал. Во всех остальных местах берег был слишком обрывистым и неудобным даже для того, чтобы топиться. Не было никакого смысла гоняться за дудочником по всему острову. Надо было только сесть в засаде у причала и ждать. Эту задачу возложили на Игнаца и еще с десяток крепких мужчин. Пастор Люгнер торжественно благословил их. Когда ловцы приблизились к берегу, оказалось, что паром стоит у причала. Это было против всяких правил. Паром с товарами приходил раз в месяц, и сегодня был не день торговли.
   Керт, один из участников облавы, хотел возмущенно окликнуть паромщика, чья сутулая фигура была отлично видна на фоне деревьев. Но Игнац ударил его по губам. Игнац разгадал отвратительный план крысолова. Не погубить детей Тотгендама хотел он, нет! Он хотел отвезти их на тот берег и отдать детишек в лапы чужаков, чтобы те воспитали их по-своему. Погубили великий дух традиций Тотгендама! Игнац сам не знал, как сдержался и не пристрелил паромщика тут же. Сколько ему заплатили, интересно, за его черное дело?
   «Кто ему заплатил?» – прозвучал было голос здравого смысла. Но Игнац отмахнулся от него.
   Игнац отвел свой отряд в заросли ив. Там они могли ждать, оставаясь незамеченными. Пусть крысолов путает следы, уходя от несуществующей погони. Раньше или позже он придет на берег – и приведет сюда детей.
   Сумерки спустились с неба на серых крыльях. Тень от башни на другом берегу пролива легла на воду и медленно поползла к парому. Перевозчик не двигался. Может быть, он был терпелив, а может быть, заснул. Неподвижны оставались и охотники в засаде. Игнац смотрел, как удлиняется тень. Его охватило чувство, столь же непоколебимое, сколь и ни на чем не основанное, что дети появятся тогда, когда тень от башни чужаков коснется берега Тотгендама. Словно бы дети должны были покинуть родной остров не на грязном старом плоту со скрипящим поворотным кругом, а пройти над водой по призрачному мосту, сотканному из колышущихся теней.
   Когда Игнац услышал приближающийся от леса громкий топот, он даже обрадовался. Он привстал, покрутил головой, разминая затекшую шею. Его примеру последовали и другие охотники. Судя по звукам, дети не особенно скрывались. И очень, очень спешили.
   «Поздно», – с наслаждением подумал Игнац.
   Он поднял арбалет, предусмотрительно заряженный заранее. Топот приближался. Кто-то из мужчин выстрелил, не дождавшись приказа командира.
   – Не стрелять! – заорал Игнац, уже не заботясь о маскировке. – Это же наши дети!
   Стрелок повернулся к нему. Лицо его было искажено ужасом.
   – Это не… – начал он.
   И тут закричали все вокруг. Неудачливого стрелка опрокинуло серой волной. Мелькнули оскаленные пасти. Крысы! Они были очень маленькими, но их было слишком много. И они были очень голодны.
   Игнац сам не помнил, как оказался на пароме. Серые и черные твари уже лезли вслед за ним.
   – Шевелись! – крикнул Игнац и огрел паромщика арбалетом по спине.
   Тот мягко осел, разваливаясь на куски. Сумка с камнями, заменявшая ему голову, упала на дощатый настил. Игнац с безумным видом смотрел на наспех сколоченную из двух реек крестовину, на сено, которым был набит плащ, чтобы придать фигуре объем, на герб Таликов на отвороте плаща.
   «Предатель», – еще успел подумать Игнац, прежде чем невыносимая боль пожрала его.

* * *

   Когда беглецы приблизились ко входу в брошенную башню, с земли поднялась высокая фигура. Сердце Имме радостно дрогнуло. Но Гийом носил черное, а тот, кто встретил беглецов у развалин, был весь в белом.
   – Меня зовут Гейб, и я друг Гийома, – улыбаясь, сказал мужчина. – Он сейчас занят. Он послал меня помочь вам.
   Имме подозрительно посмотрела на него. Слишком уж Гейб был… легким, добрым, словно светящимся. Лица, столь открытые и дружелюбные, были редкостью в Тотгендаме. Гейб сделал манящий жест рукой. Клара принялась спускаться по рукаву Имме – медленно, словно нехотя. Спрыгнув на землю, она подошла к Гейбу и обнюхала его сапоги. Затем оглянулась на Имме – и исчезла. Имме удивленно заморгала. Крысу словно всосало в сапог, она стала его частью. Небольшой бугорок на сапоге был еще виден в течение нескольких мгновений. А затем все разгладилось.
   Хардин сохранил зоркость глаз, несмотря на возраст. Когда он увидел, какая судьба постигла крысу, он побледнел. А затем осторожно двинулся между людьми – так, чтобы сойти с тропинки и оказаться в высокой траве луга.
   Имме снова посмотрела на Гейба. Тот улыбался, все так же спокойно и дружелюбно. И Имме тоже успокоилась.
   Гейб тем временем скользнул внимательным взглядом по лицам женщин, детей и мужчин. Мимолетная досада омрачила его черты.
   – В новую жизнь может войти чистый не только духом, но и телом, – сказал он. – Только тот, на чьем теле нет пятен гнили.
   – Да, я знаю, – рассеянно ответила Имме, пытаясь обойти Гейба. – Мы собрали всех, кто еще не гниет.
   Гейб мягко, но неуклонно заступил ей путь, не давая войти в башню. Имме посмотрела на него почти раздраженно.
   – Но вы ведь поверили людям на слово? – почти сочувственно спросил он. – Вы ведь никого не проверяли, так?
   – Что ты хочешь сказать? – вмешался Клаас.
   Староста рабочих карьера шел сразу за Имме. Его тоже насторожило поведение незнакомца.
   – Что среди нас есть кусаки? – добавил Клаас презрительно.
   Гейб печально кивнул. Имме вздрогнула. Словно ледяной ветерок промчался над людьми. Чувство единства, такое непривычное, мимолетное и хрупкое, исчезло. Женщины подозрительно уставились на мужчин, а те друг на друга.
   – И кто же он? – внезапно охрипшим голосом произнесла Имме.
   Гейб поднял руку и указал на Франка.
   – Этого не может быть! Вы ошибаетесь! – воскликнула Имме. – Он держал у себя крысу. Он сам принес мне Клару!
   – Может, фройляйн Имме, – ответил Гейб.
   Имме вопросительно посмотрела на Франка. Тот кивнул. Вздох, словно шелест листвы с опадающего дерева, прошуршал между людьми.
   – Яблочко от яблони… – презрительно скривившись, пробормотала Серени.
   – Если бы не Франк, мы бы не дошли сюда, – резко оборвала ее Имме.
   – Я думал, может, крыса выгрызет всю гниль, – пояснил Франк, глядя на Имме странно блестящими глазами.
   «Да он сейчас заплачет», – с ужасом подумала Имме. Сдержанность, рассудительность и сообразительность Франка, которой позавидовал бы и взрослый, заставила ее забыть, что он всего лишь подросток, который в этом мае должен был пойти на выпускной бал.
   – Пожалуйста, позаботьтесь об Эрнесте, фройляйн Имме, – продолжал Франк. – Я возвращаюсь в Тотгендам.
   Он повернулся. Люди расступались перед ним. Имме в растерянности смотрела, как он уходит.
   – Нет! – закричал Эрнест. – Не бросай меня!
   Он бросился вслед за братом, вцепился в его руку и повис на нем.
   – Эрнест, я гнию, – терпеливо произнес Франк. – Совсем скоро я стану таким, каким они. Ты же не хочешь, чтобы я кусал тебя?
   Эрнест зарыдал и воскликнул:
   – Хочу!
   Франк отрицательно покачал головой:
   – Но этого не хочу я…
   Он потрепал брата по щеке.
   – Слушайся фройляйн Имме, – повторил Франк.
   Он осторожно снял с себя рыдающего брата.
   – Погоди, парень, – рассудительно сказал Клаас. – Не торопись. Может быть, это можно вылечить? С нами же маг. Что скажешь, Хардин?
   Взоры всех обратились на некроманта. Тот обнаружился на самом краю тропинки. Имме бросилась в глаза напряженность его позы. Словно он собирался незамеченным нырнуть в высокую траву, но не успел. Хардин смотрел на Гейба.
   – Нет, – сипло произнес Хардин. – Это не лечится.
   Гейб печально улыбнулся:
   – Совершенно верно.
   Имме почувствовала движение раньше, чем заметила его. Она непроизвольно отпрянула и увидела, как Гейб замахивается длинным блестящим мечом, который невесть откуда взялся в его руке. Он собирался зарубить Франка – и зарубить его в спину.
   – Что вы делаете! – закричала Имме и схватила Гейба за руку.
   Франк обернулся. Оттолкнул Эрнеста, который оказался между ним и Гейбом. Фрау Ирена подхватила мальчика. Франк с шумом втянул ноздрями воздух и сделал шаг вперед. В этот миг стало окончательно ясно, что Франк уже пускал свои зубы в ход, и не раз.
   – Франк знает, где мы, – холодно возразил Гейб. – И он донесет на нас.
   Он отодвинул Имме, словно куклу. И снова поднял меч.
   Дальше все произошло очень быстро. Франк, не давая Гейбу размахнуться в полную силу, прыгнул на него. Сбил с ног и впился зубами в шею. Гейб закричал. Из шеи хлынул невыносимо яркий свет. Он плеснул обжигающей волной на лицо Франка, на его руки и грудь. Запахло паленым. Теперь закричал уже Франк – дико, нечеловечески. Лицо Гейба налилось нездоровой зеленью, над лужайкой разнеслась страшная вонь. Кусок черной гнили шлепнулся на траву со щеки, обнажив кость скулы. Гейб все-таки сбросил с себя Франка. Тот упал в траву, схватился руками за лицо и завыл. Гейб поднял меч.
   Воздух рядом с ними задрожал, потемнел. Из пустоты проступил черный силуэт.
   Гийом выбил меч из руки Гейба, заломил ему руку за спину. Имме, оцепенев, смотрела, как Гийом задирает руку Гейба – все выше и выше, к самой лопатке. Гейб жалко, отвратительно скулил.
   – Ты что-то говорил о честной игре? – голосом, от которого Имме пробила крупная дрожь, спросил Гийом.
   – В нем есть кровь демона! – возмущенно завопил Гейб. – Иначе он бы не смог!..
   – Ты знал, что так может быть, – невозмутимо ответил Гийом.
   Тяжелая горячая захлестнула лицо Имме, едва до нее дошел смысл этих слов. Она знала, что краснеет, безудержно и так явно, что этого не заметит только слепой. Но внимание всех уцелевших жителей Тотгендама было приковано к противостоянию двух великих, и никто не смотрел на нее. Кроме Хардина. Старый некромант улыбнулся Имме – так понимающе, так ободряюще – что она смогла перевести дух и снова гордо поднять голову.