Страница:
И вот такими-то полуверами, на деле же – неверами, и пользуется сатана – мы называем прямо этого князя тьмы – и пользуется, чтоб подготовлять почву для полного неверия в среде православных. И такие-то полуверы нередко стоят у кормила правления в разных сферах русской жизни, они-то нередко и вершат вопросы, касающиеся Церкви в ея отношениях к государству, держат в руках своих законодательство, направляют его во вред святому православию и в пользу ересям и расколам. Под их влиянием отнимается ограждение закона от двора Христова, чтоб был туда свободный доступ врагам Церкви, чтобы младенчествующия чада Церкви расхищались безпрепятственно волками хищными. Под их влиянием наше юношество начинает стыдиться исповедывать учение Церкви во всей его чистоте и полноте, наши писатели, даже из верующих, подслуживаются духу времени, наши ученые боятся пролагать самостоятельные пути в науках естественно-исторических, чтобы не показаться “отсталыми”, умалчивают о всемогуществе Божием, чтобы не быть осмеянными от врагов Бога и людей… Что делать нам, чадам Церкви?
Когда усиливаются ветры, дерево углубляет свои корни. Будем же укреплять в своих сердцах нашу святую веру. Когда на дворе спускается ночь, усиливают свет в доме. Будем же возжигать светильники веры, умножая елей любви в лампадах сердца. Без елея гаснет светильник: без дел любви, без смиреннаго исполнения Христовых заповедей нет живой веры. Вера без дел мертва есть.
№ 2
№ 3
№ 4
№ 5
Когда усиливаются ветры, дерево углубляет свои корни. Будем же укреплять в своих сердцах нашу святую веру. Когда на дворе спускается ночь, усиливают свет в доме. Будем же возжигать светильники веры, умножая елей любви в лампадах сердца. Без елея гаснет светильник: без дел любви, без смиреннаго исполнения Христовых заповедей нет живой веры. Вера без дел мертва есть.
№ 2
Мечеть “поганская” среди русских святынь
Не знаю, как вы, читатели мои, но я с болью сердца, с каким-то необъяснимым страхом думаю о том, что творится у нас на Руси… “Троицкое Слово” читают православные русские люди; думаю, что они поймут меня: ведь они – не то, что наши либеральные отщепенцы от Русскаго народа, они еще живут одною жизнию с народом православным. И вот я поведаю им скорбь мою, печаль моего грешнаго, но верующаго сердца.
Внимайте, как сатана издевается над нами, православными!
В столице нашей, в стольном граде Св. Петра, хотя по прихоти Петра Великаго и именуемом немецким словом “Петербург”, но все же остающемся, милостью Божией, русской столицей, заложена татарская мечеть. Наши предки благочестивые отплюнулись бы, сказали бы, что обманщик Аравийских пустынь, лжепророк Магомет не посмеет свить себе гнезда между историческими святынями русскаго города, между Петропавловским собором, где покоятся великие носители русских идеалов – православные Государи наши – с одной стороны, и древнейшим храмом столицы Троицким собором – с другой… Ведь тут же, недалеко и величайшая святыня Петербурга – чудотворный нерукотворенный образ Спасителя. Зачем, зачем понадобилось именно тут, в виду этих святынь, строить мечеть “поганскую”, как бы сказали наши предки?.. Не с тою ли целию, чтобы эта постройка, о которой газеты пишут, что она своею красотою превзойдет все мечети европейских столиц, чтоб эта мечеть, горделиво поднимаясь над нашими родными святынями, как бы смеялась над ними? Чтобы ея сторож – “муэдзин” выкрикивал со своей вышки над русскою столицей: “один Аллах и Магомет – пророк Его!..” Не затем ли, чтоб татары, коих мечети были разрушены когда-то нашим славным Царем Иоанном Грозным в Казани, смеялись теперь над православными: “вот-де вам доказательство, что наша вера правая: чрез 350 лет наша луна стала выше вашего креста!..” И это ведь пойдет из рода в род навеки, и если суждено Русской земле остаться православною, если благословит Бог русским людям отрезвиться от современнаго опьянения лживым либерализмом, то вечная укоризна ляжет на тех, кто не сумел, не захотел отстоять наши святыни от такого оскорбления!..
Но постой, подожди, русский православный человек! Этого мало: сатана готовит тебе еще горший гостинец, еще более оскорбительное издевательство над твоею верою… на окраине, правда, но все же в пределах того же Петрограда, говорят, скоро будет строиться и языческое капище… Привезут идола из Китая, посадят его в этом капище на высоком престоле и будут кадить пред ним, возжигая курения… Найдутся, без сомнения, среди наших безумных, отрекшихся от Бога интеллигентов и особенно интеллигенток, разных стриженых девок и потерявших стыд барынь такия, которыя пойдут в это капище, чтоб принести курения новомодным божкам из Китая, чтобы показать на деле свою “свободу от суеверий христианских”, чтоб принести жертвы сатане… О Русь! До чего ты дожила?!!
Еще немного, – и кто же поручится, что во имя той же “свободы” от всякой совести и здраваго смысла создадут храм и самому сатане с его ангелами и станут приносить ему жертвы, – кто знает? – может быть, и кровавыя… В наше время все может случиться! Мы приближаемся, очевидно, к тем временам, о коих говорит св. Апостол Христов Павел: “Дух же ясно говорит, что в последния времена отступят некоторыя от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским, чрез лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей (1 Тим. 4, 1–2). Наступят времена тяжкия… здраваго учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которыя льстили бы слуху, и от истины отвратят слух, и обратятся к басням” (2 Тим. 3, 1; 4, 3–4). А что последует за сими тяжкими временами – лучше сами прочтите во втором послании Апостола Павла к Фессалоникийцам (гл. 2). Да, мы видимо приближаемся к этим “тяжким временам”. Люди, мнящие себя быть руководителями народа, величающиеся “передовыми”, в большинстве своем, оторвались от веры и благочестия предков своих, от веры народной, в душе своей уже стали неверами, а поелику это – ложь, будто можно быть совершенным атеистом, то место веры в их сердцах заняло суеверие, а это уже и есть, по самой своей сущности, язычество; и вот эти люди теперь стараются подчинить своему авторитету народныя толпы, пока не восставая открыто и формально против христианства, а всячески унижая его в глазах народа приравнением к лживым верам, к ересям, к магометанству и язычеству… под видом “уважения” к чужой вере. Но позвольте, господа, – хочется сказать им: да свою-то православную веру вы уважаете? Считаете ее истинною? Или для вас она есть одна из форм религиозных верований, которыя все для вас равно – заблуждения? Ведь, если бы уважали, то не допустили бы такого издевательства над нею, какое теперь всюду проявляется! Издеваются над верою нашею в печати, и в газетах, и в брошюрах, и в книгах, и в театре, в искусстве и даже политике… А тем, кто мог бы одним росчерком пера прекратить все это зло, будто и дела нет… И вот, дерзость ненавидящих крест Господень дошла до того, что в столице православнаго государства, в стране, именующей себя “святою Русью”, в зале, украшенном портретами Русских Царей, в зале петербургскаго дворянскаго собрания, сборище заклятых врагов христианства – конечно, иудеев – распевало богохульную, кощунственную шансонетку, в которой повторяются все злобныя слова поругания над нашим Господом, записанныя св. Евангелистами… “Сойди со креста, Распятый, если Ты Сын Божий!..” Господи, да разве можно это терпеть? Разве можно без горькаго негодования читать в газетах? А газеты эти, издаваемыя большей частию теми же иудеями, восторженно описывают этот жидовский концерт… А петербургскому дворянскому собранию не совестно под такой концерт отдавать свой зал!.. А русские люди спокойно допускают все это!..
Нет! Наше сердце сжимается жгучей болью за бедную, несчастную Россию, и из этого сердца вырывается горькое слово жалобы Богу: доколе, Господи, отвращаеши лице Твое от нас?..
Внимайте, как сатана издевается над нами, православными!
В столице нашей, в стольном граде Св. Петра, хотя по прихоти Петра Великаго и именуемом немецким словом “Петербург”, но все же остающемся, милостью Божией, русской столицей, заложена татарская мечеть. Наши предки благочестивые отплюнулись бы, сказали бы, что обманщик Аравийских пустынь, лжепророк Магомет не посмеет свить себе гнезда между историческими святынями русскаго города, между Петропавловским собором, где покоятся великие носители русских идеалов – православные Государи наши – с одной стороны, и древнейшим храмом столицы Троицким собором – с другой… Ведь тут же, недалеко и величайшая святыня Петербурга – чудотворный нерукотворенный образ Спасителя. Зачем, зачем понадобилось именно тут, в виду этих святынь, строить мечеть “поганскую”, как бы сказали наши предки?.. Не с тою ли целию, чтобы эта постройка, о которой газеты пишут, что она своею красотою превзойдет все мечети европейских столиц, чтоб эта мечеть, горделиво поднимаясь над нашими родными святынями, как бы смеялась над ними? Чтобы ея сторож – “муэдзин” выкрикивал со своей вышки над русскою столицей: “один Аллах и Магомет – пророк Его!..” Не затем ли, чтоб татары, коих мечети были разрушены когда-то нашим славным Царем Иоанном Грозным в Казани, смеялись теперь над православными: “вот-де вам доказательство, что наша вера правая: чрез 350 лет наша луна стала выше вашего креста!..” И это ведь пойдет из рода в род навеки, и если суждено Русской земле остаться православною, если благословит Бог русским людям отрезвиться от современнаго опьянения лживым либерализмом, то вечная укоризна ляжет на тех, кто не сумел, не захотел отстоять наши святыни от такого оскорбления!..
Но постой, подожди, русский православный человек! Этого мало: сатана готовит тебе еще горший гостинец, еще более оскорбительное издевательство над твоею верою… на окраине, правда, но все же в пределах того же Петрограда, говорят, скоро будет строиться и языческое капище… Привезут идола из Китая, посадят его в этом капище на высоком престоле и будут кадить пред ним, возжигая курения… Найдутся, без сомнения, среди наших безумных, отрекшихся от Бога интеллигентов и особенно интеллигенток, разных стриженых девок и потерявших стыд барынь такия, которыя пойдут в это капище, чтоб принести курения новомодным божкам из Китая, чтобы показать на деле свою “свободу от суеверий христианских”, чтоб принести жертвы сатане… О Русь! До чего ты дожила?!!
Еще немного, – и кто же поручится, что во имя той же “свободы” от всякой совести и здраваго смысла создадут храм и самому сатане с его ангелами и станут приносить ему жертвы, – кто знает? – может быть, и кровавыя… В наше время все может случиться! Мы приближаемся, очевидно, к тем временам, о коих говорит св. Апостол Христов Павел: “Дух же ясно говорит, что в последния времена отступят некоторыя от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским, чрез лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей (1 Тим. 4, 1–2). Наступят времена тяжкия… здраваго учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которыя льстили бы слуху, и от истины отвратят слух, и обратятся к басням” (2 Тим. 3, 1; 4, 3–4). А что последует за сими тяжкими временами – лучше сами прочтите во втором послании Апостола Павла к Фессалоникийцам (гл. 2). Да, мы видимо приближаемся к этим “тяжким временам”. Люди, мнящие себя быть руководителями народа, величающиеся “передовыми”, в большинстве своем, оторвались от веры и благочестия предков своих, от веры народной, в душе своей уже стали неверами, а поелику это – ложь, будто можно быть совершенным атеистом, то место веры в их сердцах заняло суеверие, а это уже и есть, по самой своей сущности, язычество; и вот эти люди теперь стараются подчинить своему авторитету народныя толпы, пока не восставая открыто и формально против христианства, а всячески унижая его в глазах народа приравнением к лживым верам, к ересям, к магометанству и язычеству… под видом “уважения” к чужой вере. Но позвольте, господа, – хочется сказать им: да свою-то православную веру вы уважаете? Считаете ее истинною? Или для вас она есть одна из форм религиозных верований, которыя все для вас равно – заблуждения? Ведь, если бы уважали, то не допустили бы такого издевательства над нею, какое теперь всюду проявляется! Издеваются над верою нашею в печати, и в газетах, и в брошюрах, и в книгах, и в театре, в искусстве и даже политике… А тем, кто мог бы одним росчерком пера прекратить все это зло, будто и дела нет… И вот, дерзость ненавидящих крест Господень дошла до того, что в столице православнаго государства, в стране, именующей себя “святою Русью”, в зале, украшенном портретами Русских Царей, в зале петербургскаго дворянскаго собрания, сборище заклятых врагов христианства – конечно, иудеев – распевало богохульную, кощунственную шансонетку, в которой повторяются все злобныя слова поругания над нашим Господом, записанныя св. Евангелистами… “Сойди со креста, Распятый, если Ты Сын Божий!..” Господи, да разве можно это терпеть? Разве можно без горькаго негодования читать в газетах? А газеты эти, издаваемыя большей частию теми же иудеями, восторженно описывают этот жидовский концерт… А петербургскому дворянскому собранию не совестно под такой концерт отдавать свой зал!.. А русские люди спокойно допускают все это!..
Нет! Наше сердце сжимается жгучей болью за бедную, несчастную Россию, и из этого сердца вырывается горькое слово жалобы Богу: доколе, Господи, отвращаеши лице Твое от нас?..
№ 3
Спеши делать добро, каждый человек!
“Спеши делать добро, каждый человек!” Та к в простоте сердца повторяла одна почтенная старица-мать, сама спеша первая исполнить свое правило и своим примером поучая своих детей.
Незабвенный Святитель-затворник Феофан говорит: “Если придет к тебе добрая мысль, спеши ее исполнить; ведай, что это Ангел хранитель твой говорит тебе в совести твоей, и Бог готов помочь тебе в этом”.
Да, “спешить” надо. Жизнь слишком коротка. Обидно за человеческое достоинство, грешно перед Богом расходовать такое сокровище, как время, жизнь, на пустяки. Ведь временем покупается вечность. Временем покупается блаженство. Люди ценят деньги; иные самое время приравнивают к деньгам: время – деньги, говорят они. Но за деньги времени не купишь. Не пожалел бы себя миллиардер отдать все свои миллиарды за один час времени, но никто ему не может в этом помочь, никто не приложит к его жизни ни одной минуты ни за какия сокровища на земле. Та к дорога человеку жизнь. И так мало он ценит ее.
Странное существо – человек! Что имеет – не хранит, а, потерявши – плачет. Откуда эта странность?
Прочтите повнимательнее в послании Апостола Павла к Римлянам 7-ю главу и вы поймете эту роковую тайну грешной человеческой природы. “Не понимаю, что делаю, – жалуется Апостол – потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… Желание добра есть во мне, а чтобы сделать оное, того не нахожу… Бедный я человек! Кто меня избавит от тела смерти?..” (ст. 15, 18, 24). Вот причина, почему человек все свое время отдает на служение плоти и забывает о духе, о будущей вечности. Он в плену греха. От сего плена избавляет только Христос Сын Божий. Дух человека, как пленник из темницы, рвется на свободу – к добру, а грех его держит в цепях. И никто не в силах разорвать эти цепи без помощи Спасителя мира. Слышите, что Он говорит? Аминь, аминь глаголю вам, яко всяк творяй грех, раб есть греха. Аще убо Сын высвободит, воистину свободни будете (Ин. 8, 34, 36). Не только богомудрый Апостол, даже лучшие из языческих мудрецов смиренно сознавались, что если Сам Бог не сжалится над людьми и не придет спасти их, то не видать им спасения!
Христианину следует носить постоянно эту истину в своем сердце. Пусть эта тоска по духовной свободе неусыпно томит его сердце. Пусть он показывает ее Господу Иисусу Христу, жалуется Ему на свое безсилие, плачет с Магдалиною у подножия креста Христова…
“Уступи, Магдалино, от Христову ногу!
Мне даждь место: аз имам о гресе скорбь многу!”
А чтобы ближе восчувствовать сердцем Его благодатную помощь, пусть чаще приступает к животворящей Чаше пречистых Его Тайн. Вот где источник жизни! Источник благодатных сил для доброделания! Сами по себе мы – ничто. И ничего добраго не можем делать своими усилиями. Можем лишь тосковать о добре, желать его. А когда соединимся со Христом, то воскликнем с Апостолом: все могу о укрепляющем меня Господе Иисусе. Только тогда, когда мы познаем свое безсилие, только тогда будет безопасна для нас и сила Божия, благодатная помощь, действование Самого Господа нашего в нас и чрез нас – в доброделании. Итак: кто хочет делать добро искренно, не лицемерно? кто стремится к доброделанию так, как стремился Апостол Павел? Сознай, как он сознавал свое полное безсилие, и прибегни ко Господу с сердечною жалобой на свое безсилие, с слезною мольбою о помощи. И Он придет. Он коснется твоего жесткаго сердца и растопит его в слезах умиления и покаяния; Он разорвет узы, тебя связующия, и подаст силы на доброделание. И ты восчувствуешь себя живым членом того таинственнаго тела, которое именуется Церковию, яже есть тело Христово. И тогда ты поймешь великую тайну жизни христианина во Христе, в живом общении со Христом поймешь слова великаго Апостола: не к тому аз живу, но живет во мне Христос! Вот тогда легко будет и всякое доброделание для тебя: в глубоком смирении ты будешь благоговейно созерцать несказанныя пути промысла Божия в твоей жизни и деятельности, будешь ощущать: откуда приходит к тебе добрая мысль, как дивно посылается тебе случай и силы к ея исполнению. Как елень стремится к источникам водным, так и твоя душа будет жаждать добра, искать случая сделать его, припадать в сердце к подножию креста Христа Спасителя твоего, очищая слезами покаяния всякий помысл греховный, всякое греховное пожелание, ибо сказано: в злохудожну душу не внидет премудрость, а следовательно, и благодать Божия.
Особенно благопотребно подумать, позаботиться об этом православному сыну Церкви Христовой в наше страшное время. Мир во зле лежит, во зле погибает. Безчувственныя стихии как бы возмущаются преступностью рода человеческаго и Божиим попущением казнят преступников; а мы все это видим, но духовно спим: где наше покаяние? Доколе будем испытывать Божие долготерпение?
Се стою при дверех и толку, глаголет Господь. Надо спешить отверзти Ему двери нашего сердца. Надо спешить толкать и в двери Его милосердия, ибо Он же сказал: толцыте и отверзется. Иначе мы будем безответны пред Его правосудием, если пренебрежем Его милосердие…
Спеши же, брат возлюбленный, к своему Спасителю и спасая спасай свою душу в исполнении Его животворящих заповедей!..
Незабвенный Святитель-затворник Феофан говорит: “Если придет к тебе добрая мысль, спеши ее исполнить; ведай, что это Ангел хранитель твой говорит тебе в совести твоей, и Бог готов помочь тебе в этом”.
Да, “спешить” надо. Жизнь слишком коротка. Обидно за человеческое достоинство, грешно перед Богом расходовать такое сокровище, как время, жизнь, на пустяки. Ведь временем покупается вечность. Временем покупается блаженство. Люди ценят деньги; иные самое время приравнивают к деньгам: время – деньги, говорят они. Но за деньги времени не купишь. Не пожалел бы себя миллиардер отдать все свои миллиарды за один час времени, но никто ему не может в этом помочь, никто не приложит к его жизни ни одной минуты ни за какия сокровища на земле. Та к дорога человеку жизнь. И так мало он ценит ее.
Странное существо – человек! Что имеет – не хранит, а, потерявши – плачет. Откуда эта странность?
Прочтите повнимательнее в послании Апостола Павла к Римлянам 7-ю главу и вы поймете эту роковую тайну грешной человеческой природы. “Не понимаю, что делаю, – жалуется Апостол – потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… Желание добра есть во мне, а чтобы сделать оное, того не нахожу… Бедный я человек! Кто меня избавит от тела смерти?..” (ст. 15, 18, 24). Вот причина, почему человек все свое время отдает на служение плоти и забывает о духе, о будущей вечности. Он в плену греха. От сего плена избавляет только Христос Сын Божий. Дух человека, как пленник из темницы, рвется на свободу – к добру, а грех его держит в цепях. И никто не в силах разорвать эти цепи без помощи Спасителя мира. Слышите, что Он говорит? Аминь, аминь глаголю вам, яко всяк творяй грех, раб есть греха. Аще убо Сын высвободит, воистину свободни будете (Ин. 8, 34, 36). Не только богомудрый Апостол, даже лучшие из языческих мудрецов смиренно сознавались, что если Сам Бог не сжалится над людьми и не придет спасти их, то не видать им спасения!
Христианину следует носить постоянно эту истину в своем сердце. Пусть эта тоска по духовной свободе неусыпно томит его сердце. Пусть он показывает ее Господу Иисусу Христу, жалуется Ему на свое безсилие, плачет с Магдалиною у подножия креста Христова…
“Уступи, Магдалино, от Христову ногу!
Мне даждь место: аз имам о гресе скорбь многу!”
А чтобы ближе восчувствовать сердцем Его благодатную помощь, пусть чаще приступает к животворящей Чаше пречистых Его Тайн. Вот где источник жизни! Источник благодатных сил для доброделания! Сами по себе мы – ничто. И ничего добраго не можем делать своими усилиями. Можем лишь тосковать о добре, желать его. А когда соединимся со Христом, то воскликнем с Апостолом: все могу о укрепляющем меня Господе Иисусе. Только тогда, когда мы познаем свое безсилие, только тогда будет безопасна для нас и сила Божия, благодатная помощь, действование Самого Господа нашего в нас и чрез нас – в доброделании. Итак: кто хочет делать добро искренно, не лицемерно? кто стремится к доброделанию так, как стремился Апостол Павел? Сознай, как он сознавал свое полное безсилие, и прибегни ко Господу с сердечною жалобой на свое безсилие, с слезною мольбою о помощи. И Он придет. Он коснется твоего жесткаго сердца и растопит его в слезах умиления и покаяния; Он разорвет узы, тебя связующия, и подаст силы на доброделание. И ты восчувствуешь себя живым членом того таинственнаго тела, которое именуется Церковию, яже есть тело Христово. И тогда ты поймешь великую тайну жизни христианина во Христе, в живом общении со Христом поймешь слова великаго Апостола: не к тому аз живу, но живет во мне Христос! Вот тогда легко будет и всякое доброделание для тебя: в глубоком смирении ты будешь благоговейно созерцать несказанныя пути промысла Божия в твоей жизни и деятельности, будешь ощущать: откуда приходит к тебе добрая мысль, как дивно посылается тебе случай и силы к ея исполнению. Как елень стремится к источникам водным, так и твоя душа будет жаждать добра, искать случая сделать его, припадать в сердце к подножию креста Христа Спасителя твоего, очищая слезами покаяния всякий помысл греховный, всякое греховное пожелание, ибо сказано: в злохудожну душу не внидет премудрость, а следовательно, и благодать Божия.
Особенно благопотребно подумать, позаботиться об этом православному сыну Церкви Христовой в наше страшное время. Мир во зле лежит, во зле погибает. Безчувственныя стихии как бы возмущаются преступностью рода человеческаго и Божиим попущением казнят преступников; а мы все это видим, но духовно спим: где наше покаяние? Доколе будем испытывать Божие долготерпение?
Се стою при дверех и толку, глаголет Господь. Надо спешить отверзти Ему двери нашего сердца. Надо спешить толкать и в двери Его милосердия, ибо Он же сказал: толцыте и отверзется. Иначе мы будем безответны пред Его правосудием, если пренебрежем Его милосердие…
Спеши же, брат возлюбленный, к своему Спасителю и спасая спасай свою душу в исполнении Его животворящих заповедей!..
№ 4
Суета сует на могилах почивших
Живу я в келье над конторою лаврских кладбищ. Каждый день мимо моих окон проносят и провозят на кладбище покойников. Каких, каких процессий тут не насмотришься! И пышныя погребальныя колесницы, под балдахинами, с хором певчих, собором священнослужителей, сопровождаемыя странными, на взгляд русскаго человека, высокими людьми в белых длинных, узких балахонах, с белыми же цилиндрами на головах; (несет фонарь с горящею свечою и – в цилиндре! Как это режет по сердцу православнаго человека!), и скромныя дроги простых смертных, и лафеты, на коих привозят сюда военачальников, и простые гробы, несомые на руках… То слышится погребальное “Святый Боже”, то – прощальные залпы ружейных выстрелов при опускании гроба военачальника. Несут, а иногда и везут множество венков, идут толпы провожающих в последний путь. Опустят в могилу, раздастся последнее надгробное “Вечная память”, и скроются под землею останки человека – будь он знатный из знатных, будь самый скромный странник земли – всем один удел: земля ecи и в землю отъидеши!..
Настанет весна. Оттают снега. На могиле появится памятник – иногда роскошный, в несколько тысяч рублей, иногда – попроще… И видишь, как с утра до вечера и идут и едут к родным могилкам русские люди, и радуется сердце, когда подумаешь: что их влечет сюда? Да что же, как не любовь?..
Ах, если бы то была любовь христианская, любовь на смирении и преданности сердца Богу воспитанная!
Но – увы! Когда присмотришься поближе, то увидишь нечто странное, чуждое духу христианской любви. Зайдите в контору, прислушайтесь, как тут бранят монахов за дорогия якобы расценки на все.
Но ведь эти монахи ни в чем не повинны: они исполняют лишь то, что им приказано. А приказано – Духовным Собором Лавры, который, конечно, строго обсудил таксы и не руководился при этом слишком корыстными целями. За что же бранить монахов, сидящих в конторе?
– Сударыня! – пытается успокоить расходившуюся барыню инок, – сударыня, ведь мы не можем ни копейки уступить против таксы…
– Да я не вас и браню, а всех вас, монахов! Все вы – корыстолюбцы! – выпаливает благочестивая молитвенница за своего усопшаго.
А сама покупает венок в несколько десятков рублей на могилу, венок, который, конечно, ни покойнику, да и никому не нужен. А того, что получаемыя с кладбища деньги идут на дела благотворения, притом – не случайныя, а обязательныя для Лавры – она не хочет и знать. Она готова требовать, чтобы и за ея покойника молились, поминали его имя в Лавре совершенно безплатно, и особыя обедни служили даром… Что ей за дело до того, что таких капризных просительниц – тысячи!
Но оставим их в покое. Подумаем о другом, более важном. Ведь вот как люди заботятся, кажется, о покойнике, когда он уже на том свете; а позаботились ли они о нем, пока он еще лежал больной? Пригласили ли к нему священника для напутствия св. Таинами? Приготовили ли его к христианскому переходу в вечность? Напротив: не отстраняли ли, следуя совету нынешних неумных врачей, всякую мысль о смерти от его сознания?
Да и сам покойный: давно ли он говел и причащался св. Таин? Давно ли был в храме Божием? Думал ли когда о вечности, верил ли в нее? О, как ныне много таких, о коих нас, пастырей, просят молиться, заказывают нам панихиды и обедни, а сии покойники – и в Бога-то не веровали! С какою совестию мы будем молиться за человека, который смеялся над нашей Святою Верою как над суеверием? Но и этого мало: мир сей, лукавый и прелюбодейный, по слову Спасителя, хочет заставить нас, как бы издеваясь над нами, над нашею Верою Святою, молиться даже за явных богохульников и самоубийц! Как возмущаются эти неверы, когда архиерей решительно запрещает священнику отпевать самоубийцу, следуя в сем случае указанию церковных правил! Иной раз думаешь: Господи! Да чего ради эти люди так хлопочут? Ведь и покойник, и сами-то они никогда в церковь не заглядывали и не заглядывают: на что же им эта панихида, это, в сущности, какое-то кощунство? А им это доставляет особое удовольствие: заставить и попов “почтить” покойника их! Ведь знаменитаго иудея-самоубийцу Пергамента хотели обманом похоронить в Невской Лавре, по казненном изменнике Шмите заставили служить панихиду, да еще архиерея! Но да не воспомянутся дела минувших сумасшедших дней! В нашито дни разве не творится то же самое? Разве не творят насилие над служителями Церкви, требуя от них молитвы за тех, за кого их совесть, следуя церковным канонам, молиться не дозволяет? А эти “панихиды” по неправославным, даже вопреки воле самих покойников, совершаемыя в православных церквах?.. Мы молимся, часто против совести, и за лютеран, и за римо-католиков, и за всяких еретиков – молимся “официально”, иногда даже по распоряжению мирской власти… Не насилие ли это над свободою нашей православной совести и – это в наше-то время свободы совести!! Пора бы решить этот, жгучий для совести православных служителей Церкви, вопрос так или иначе, но формально, окончательно: за кого из инославных усопших можно и за кого нельзя молиться? Но едва ли сей вопрос может быть решен раньше Церковнаго Собора.
Но я позволю себе еще раз возвратиться к тому, как и чем поминают у нас покойников? Я не говорю о роскошных, дорого стоящих поминальных обедах: какой разумный человек скажет, что они приносят пользу душе почившаго? Особенно когда они сопровождаются обильными угощениями в виде разных вин и наливок… Суета суетствий и рабство моде, обычаю, полуязыческому преданию! Стыдно бы, кажется, просвещенным-то людям так рабствовать! Да и нам, пастырям Церкви, едва ли не грешно поддерживать эти поминальные обеды, особенно с винами, своим присутствием и благословением. Со злом надо бороться мужественно, а эти заупокойныя выпивки разве не зло, разве не оскорбление памяти почивших? Но не об этом хотелось бы сказать. Ведь верующим в Бога известно, еще с ветхозаветных времен, что милостыни и молитвы очищают грехи. А много ли добра делается теми, кто расходует тысячи вот на эти роскошные балдахины, на всю эту помпу, кончая длинноногими фигурами в белых балахонах и цилиндрах? Иной раз – грешный человек – думаешь: сколько бы добра-то можно было сделать, устранив всю эту роскошь и употребив истраченныя на нее деньги – во славу Божию, на дела благо– творения всякаго рода? Вот там, в далекой Камчатке нуждаются в храмах Божиих, а походный храм можно купить готовый в Петербурге у Жевержеева всего за триста рублей: сколько бы радостей и слезной благодарности вызвало пожертвование туда хоть одного походнаго храма в память почившаго! Как плачут наши бедные переселенцы в Сибири, не имея храма Божия ближе ста-двухсот верст, как бы они возликовали, получив хотя бы вот такой походный храм для своего селения! Сколько детишек учится в развалившихся школах церковных, зябнут, бедные, вместе с своими учителями и учительницами: как бы они усердно помолились за неведомаго им покойника, если бы в память его им хоть поправили, не говорю уже – построили школку! В наших деревнях на сто верст одна больница, один фельдшер: какое бы сердечное спасибо сказали бы обитатели этих деревень, если бы им на средства и в память усопшаго христианина прислали хоть временную медицинскую помощь! А сколько сироток на свете, безпризорных, безприютных, сколько их плачет по улицам городов и селений, сколько вдов безпомощных – сколько бы можно было сделать добра в память усопших вместо пышных балдахинов, этих тысячных памятников, этих роскошных венков! Ведь стоило бы только кому-либо начать: смотришь, мало-помалу вошло бы в обычай, святой обычай, и дела благотворения, во имя любви к почившим, в духе матери-Церкви и под ея благодатным руководством расцвели бы благоуханными розами по лицу родной земли. Может быть, поменьше было бы роскошных памятников на кладбищах наших обителей и столичных; может быть, не так эти памятники были бы роскошны, но на Руси-то стало бы теплее, русской душе было бы отраднее. А теперь… выйдешь на кладбище, и как-то грустно становится, когда эти каменныя глыбы, эти мраморные и металлические часовни ничего не говорят моему сердцу, кроме того, что тут лежит купец такой-то, генерал такой-то, тайный или действительный статский советник такой-то… Был человек, и не стало его, а кто он был, много ли добра на земле сделал – Бог его знает! И не движется черствое сердце на молитву за сего покойника, и равнодушно проходишь мимо такой могилы. А вот могила известного благотворителя, вот могила героя, душу свою положившаго за Веру, Царя и Отечество: и невольно поднимается рука для крестнаго знамения, невольно вырывается из души молитвенный вздох: “Упокой, Господи, душу его!” Как хотите, а есть тайное общение душ, для нас самих непонятное, но тем не менее реально ощутимое, когда эти души встречаются одна с другой. Как встречаются? Да вот вы пришли на могилку, вы прочитали надпись, которая сказала вам, что тут лежит не простой Петр или Иван, коих миллионы, а – человек, оставивший по себе добрую память сделанным им добром, человек, исполнивший свой христианский долг до конца, а значит – живой член живого тела Церкви Христовой, коей мы все есмы члены, и вот душа ваша уже почувствовала свое сродство с почившим, в ней уже шевельнулось чувство живой любви к нему, – ведь он член того же таинственнаго тела, как и вы, – и если вас потянуло к почившему как к родному члену единаго тела – Церкви Христовой, то почему же не предположить, что и его душа почувствовала взаимное к вам влечение? Вот что я назвал “встречею душ”. А посредником сего таинственнаго влечения является то животворящее добро, которое мы делаем во имя и силою Христа, нашего Спасителя, изрекшаго: без Мене не можете творити ничесоже.
А если сам почивший не успел сделать этого добра, хоть сколько-нибудь, то – как безконечно милосердие нашего владыки Христа! – благость Божия приемлет и от нас всякое истинное доброделание от имени почивших наших братий, как бы от них самих. Как же не спешить православным творить добро в память присных своих, отшедших в иной мир! Ах, если бы люди знали, если бы только знали всю благодатную силу такого добра! Ведь оно рекою лилось бы взамен всех этих знаков суеты земной, вроде венков, от коих некоторые благоразумные отказываются: “Просят венков не возлагать, согласно воле почившаго”. Почему бы не прибавлять к сему: “А вместо венков сделать что-либо доброе в память покойнаго”?..
Настанет весна. Оттают снега. На могиле появится памятник – иногда роскошный, в несколько тысяч рублей, иногда – попроще… И видишь, как с утра до вечера и идут и едут к родным могилкам русские люди, и радуется сердце, когда подумаешь: что их влечет сюда? Да что же, как не любовь?..
Ах, если бы то была любовь христианская, любовь на смирении и преданности сердца Богу воспитанная!
Но – увы! Когда присмотришься поближе, то увидишь нечто странное, чуждое духу христианской любви. Зайдите в контору, прислушайтесь, как тут бранят монахов за дорогия якобы расценки на все.
Но ведь эти монахи ни в чем не повинны: они исполняют лишь то, что им приказано. А приказано – Духовным Собором Лавры, который, конечно, строго обсудил таксы и не руководился при этом слишком корыстными целями. За что же бранить монахов, сидящих в конторе?
– Сударыня! – пытается успокоить расходившуюся барыню инок, – сударыня, ведь мы не можем ни копейки уступить против таксы…
– Да я не вас и браню, а всех вас, монахов! Все вы – корыстолюбцы! – выпаливает благочестивая молитвенница за своего усопшаго.
А сама покупает венок в несколько десятков рублей на могилу, венок, который, конечно, ни покойнику, да и никому не нужен. А того, что получаемыя с кладбища деньги идут на дела благотворения, притом – не случайныя, а обязательныя для Лавры – она не хочет и знать. Она готова требовать, чтобы и за ея покойника молились, поминали его имя в Лавре совершенно безплатно, и особыя обедни служили даром… Что ей за дело до того, что таких капризных просительниц – тысячи!
Но оставим их в покое. Подумаем о другом, более важном. Ведь вот как люди заботятся, кажется, о покойнике, когда он уже на том свете; а позаботились ли они о нем, пока он еще лежал больной? Пригласили ли к нему священника для напутствия св. Таинами? Приготовили ли его к христианскому переходу в вечность? Напротив: не отстраняли ли, следуя совету нынешних неумных врачей, всякую мысль о смерти от его сознания?
Да и сам покойный: давно ли он говел и причащался св. Таин? Давно ли был в храме Божием? Думал ли когда о вечности, верил ли в нее? О, как ныне много таких, о коих нас, пастырей, просят молиться, заказывают нам панихиды и обедни, а сии покойники – и в Бога-то не веровали! С какою совестию мы будем молиться за человека, который смеялся над нашей Святою Верою как над суеверием? Но и этого мало: мир сей, лукавый и прелюбодейный, по слову Спасителя, хочет заставить нас, как бы издеваясь над нами, над нашею Верою Святою, молиться даже за явных богохульников и самоубийц! Как возмущаются эти неверы, когда архиерей решительно запрещает священнику отпевать самоубийцу, следуя в сем случае указанию церковных правил! Иной раз думаешь: Господи! Да чего ради эти люди так хлопочут? Ведь и покойник, и сами-то они никогда в церковь не заглядывали и не заглядывают: на что же им эта панихида, это, в сущности, какое-то кощунство? А им это доставляет особое удовольствие: заставить и попов “почтить” покойника их! Ведь знаменитаго иудея-самоубийцу Пергамента хотели обманом похоронить в Невской Лавре, по казненном изменнике Шмите заставили служить панихиду, да еще архиерея! Но да не воспомянутся дела минувших сумасшедших дней! В нашито дни разве не творится то же самое? Разве не творят насилие над служителями Церкви, требуя от них молитвы за тех, за кого их совесть, следуя церковным канонам, молиться не дозволяет? А эти “панихиды” по неправославным, даже вопреки воле самих покойников, совершаемыя в православных церквах?.. Мы молимся, часто против совести, и за лютеран, и за римо-католиков, и за всяких еретиков – молимся “официально”, иногда даже по распоряжению мирской власти… Не насилие ли это над свободою нашей православной совести и – это в наше-то время свободы совести!! Пора бы решить этот, жгучий для совести православных служителей Церкви, вопрос так или иначе, но формально, окончательно: за кого из инославных усопших можно и за кого нельзя молиться? Но едва ли сей вопрос может быть решен раньше Церковнаго Собора.
Но я позволю себе еще раз возвратиться к тому, как и чем поминают у нас покойников? Я не говорю о роскошных, дорого стоящих поминальных обедах: какой разумный человек скажет, что они приносят пользу душе почившаго? Особенно когда они сопровождаются обильными угощениями в виде разных вин и наливок… Суета суетствий и рабство моде, обычаю, полуязыческому преданию! Стыдно бы, кажется, просвещенным-то людям так рабствовать! Да и нам, пастырям Церкви, едва ли не грешно поддерживать эти поминальные обеды, особенно с винами, своим присутствием и благословением. Со злом надо бороться мужественно, а эти заупокойныя выпивки разве не зло, разве не оскорбление памяти почивших? Но не об этом хотелось бы сказать. Ведь верующим в Бога известно, еще с ветхозаветных времен, что милостыни и молитвы очищают грехи. А много ли добра делается теми, кто расходует тысячи вот на эти роскошные балдахины, на всю эту помпу, кончая длинноногими фигурами в белых балахонах и цилиндрах? Иной раз – грешный человек – думаешь: сколько бы добра-то можно было сделать, устранив всю эту роскошь и употребив истраченныя на нее деньги – во славу Божию, на дела благо– творения всякаго рода? Вот там, в далекой Камчатке нуждаются в храмах Божиих, а походный храм можно купить готовый в Петербурге у Жевержеева всего за триста рублей: сколько бы радостей и слезной благодарности вызвало пожертвование туда хоть одного походнаго храма в память почившаго! Как плачут наши бедные переселенцы в Сибири, не имея храма Божия ближе ста-двухсот верст, как бы они возликовали, получив хотя бы вот такой походный храм для своего селения! Сколько детишек учится в развалившихся школах церковных, зябнут, бедные, вместе с своими учителями и учительницами: как бы они усердно помолились за неведомаго им покойника, если бы в память его им хоть поправили, не говорю уже – построили школку! В наших деревнях на сто верст одна больница, один фельдшер: какое бы сердечное спасибо сказали бы обитатели этих деревень, если бы им на средства и в память усопшаго христианина прислали хоть временную медицинскую помощь! А сколько сироток на свете, безпризорных, безприютных, сколько их плачет по улицам городов и селений, сколько вдов безпомощных – сколько бы можно было сделать добра в память усопших вместо пышных балдахинов, этих тысячных памятников, этих роскошных венков! Ведь стоило бы только кому-либо начать: смотришь, мало-помалу вошло бы в обычай, святой обычай, и дела благотворения, во имя любви к почившим, в духе матери-Церкви и под ея благодатным руководством расцвели бы благоуханными розами по лицу родной земли. Может быть, поменьше было бы роскошных памятников на кладбищах наших обителей и столичных; может быть, не так эти памятники были бы роскошны, но на Руси-то стало бы теплее, русской душе было бы отраднее. А теперь… выйдешь на кладбище, и как-то грустно становится, когда эти каменныя глыбы, эти мраморные и металлические часовни ничего не говорят моему сердцу, кроме того, что тут лежит купец такой-то, генерал такой-то, тайный или действительный статский советник такой-то… Был человек, и не стало его, а кто он был, много ли добра на земле сделал – Бог его знает! И не движется черствое сердце на молитву за сего покойника, и равнодушно проходишь мимо такой могилы. А вот могила известного благотворителя, вот могила героя, душу свою положившаго за Веру, Царя и Отечество: и невольно поднимается рука для крестнаго знамения, невольно вырывается из души молитвенный вздох: “Упокой, Господи, душу его!” Как хотите, а есть тайное общение душ, для нас самих непонятное, но тем не менее реально ощутимое, когда эти души встречаются одна с другой. Как встречаются? Да вот вы пришли на могилку, вы прочитали надпись, которая сказала вам, что тут лежит не простой Петр или Иван, коих миллионы, а – человек, оставивший по себе добрую память сделанным им добром, человек, исполнивший свой христианский долг до конца, а значит – живой член живого тела Церкви Христовой, коей мы все есмы члены, и вот душа ваша уже почувствовала свое сродство с почившим, в ней уже шевельнулось чувство живой любви к нему, – ведь он член того же таинственнаго тела, как и вы, – и если вас потянуло к почившему как к родному члену единаго тела – Церкви Христовой, то почему же не предположить, что и его душа почувствовала взаимное к вам влечение? Вот что я назвал “встречею душ”. А посредником сего таинственнаго влечения является то животворящее добро, которое мы делаем во имя и силою Христа, нашего Спасителя, изрекшаго: без Мене не можете творити ничесоже.
А если сам почивший не успел сделать этого добра, хоть сколько-нибудь, то – как безконечно милосердие нашего владыки Христа! – благость Божия приемлет и от нас всякое истинное доброделание от имени почивших наших братий, как бы от них самих. Как же не спешить православным творить добро в память присных своих, отшедших в иной мир! Ах, если бы люди знали, если бы только знали всю благодатную силу такого добра! Ведь оно рекою лилось бы взамен всех этих знаков суеты земной, вроде венков, от коих некоторые благоразумные отказываются: “Просят венков не возлагать, согласно воле почившаго”. Почему бы не прибавлять к сему: “А вместо венков сделать что-либо доброе в память покойнаго”?..
№ 5
Кощунственные похороны лицедейки
Прошлый раз я говорил о том, как поминают у нас покойников, ныне приходится говорить о том, какое впечатление произвели на меня похороны одной из тех, коих в газетах почему-то величают иногда “дивами”. Охотно сознаюсь в своем невежестве: не знаю, что это за слово.
Хоронят актрису, по-русски – лицедейку, Комиссаржевскую, и десятки тысяч народа сопровождают ее гроб… Нет, не сопровождают: это только так кажется, – дело проще: газеты, иудейские газеты прокричали, что это была великая служительница Мельпомены, сиречь театральнаго искусства, и вот праздной толпе захотелось посмотреть, как ее будут хоронить, кто пойдет за ея гробом, какия речи будут говорить над ея могилой. За гробом, в честь этой актрисы, шли, конечно, студенты высших учебных заведений; ведь они лучшие ценители всякаго лицедейнаго искусства, а поелику сия актриса дерзала изображать в театре даже – страшно сказать! – Честнейшую Херувимов, прикровенно выводимую иудеями-авторами театральных пьес, то вот надо же оказать честь той, которая не убоялась выступать в такой “роли”… Это была жрица того идола, который именуется театром; ее “обожала” наша безпутная молодежь: и вот за ея гробом идут, идут, идут безконечной вереницей юноши и девы, несут венки (их привезено целых 8 возов!), – прискорбно отметить, что был венок и от студентов здешней духовной академии – и они, питомцы Церкви, принесли свою дань этой угоднице театра, не постыдились своего звания! А на венках красовались надписи, от которых ужас сжимал верующее сердце… Судите сами: “Радуйся, небо, принявшее твою душу!” – “Радуйся, чрево, носившее тебя!” – “Благословенна ты в женах!”… Правда, эти ленты сорваны в стенах Лавры, но спрашивается: кто же это так злобно издевается над святейшими истинами нашей святой веры? Кто смел сочинить такия надписи? Если бы вы, мой читатель, посмотрели поближе на эти толпы молодежи, сопровождавшей гроб до храма и бродившей потом с папиросами в зубах по Лавре, то вы сразу поняли бы, с кем мы имеем тут дело… Сколько тут было горбоносых, смуглых, с черными злыми глазами типов! О, конечно, все это – не русские, это все – из “гонимаго” племени, а за ними уж шли, как их послушные пленные рабы, несчастные русские, и в числе их – опять повторяю с горечью – студенты духовной академии!.. Видно, угар недавняго прошлаго еще не прошел: и это не только здесь, в Петербурге, но и по лицу всей Русской земли. В Саратове требовали, чтоб панихида служилась непременно в соборе, в тот час, когда должна была совершаться литургия. Архиерей предложил служить в приходской церкви: не пошли, разослали повсюду телеграммы с клеветою на святителя Божия, будто он не дозволил служить панихиды, и на тройках отправились в село, где и заказали панихиду. В другом месте эти усердные “панихидники” пригласили служить… лютеранскаго пастора, забыв, что у лютеран, собственно говоря, и молитва-то за усопших вовсе не признается, считается чуть ли не грехом!.. А в Москве требовали от духовенства служить панихиду непременно на подмостках театра, там, где лицедействуют всякие кощунники нашего безпутнаго времени, а когда духовенство сочло это неприличным и предлагало пойти в Божий храм, то отказались и сами сочинили “гражданскую” панихиду с кощунственным пением “Вечной памяти” и “Со святыми упокой”. Где тут здравый смысл? Гд е христианство? И при чем тут оно – христианство? Ведь, в сущности, весь этот шум вокруг гроба несчастной лицедейки никакого отношения к молитве не имеет, все это – сплошное издевательство над Церковию, желание обратить церковный обряд в прославление лицедейства, и я не знаю: не следовало ли вовсе отказать этим господам “демонстрантам” во всякой торжественности погребения, чтоб не допускать поругания церковных обрядов теми, которые позволяют себе явно выражать свое презрение к Церкви, кощунственно применять святые слова, приложимыя только к Святейшей Херувимов, – к одной из таких же грешниц, как и все мы, с тою лишь разницей, что мы никогда не решимся уподобляться тому лицедею котораго так поразительно вразумила Сама Матерь Божия за его кощунственныя выходки против Нея, Преблагословенной. (Читайте “Луг Духовный”). Если она была верующая и притом православная христианка, то любовь христианская заповедует помолиться о ея душе: ведь она не покончила с собой, как кончают ныне некоторые интеллигенты, она умерла от страшной болезни, но все же естественной смертью. Мы не знаем, к сожалению, был ли приглашен к ея смертному одру священник для напутствования: если бы так, то больше дерзновения имела бы молитва верующих за несчастную душу все же верующей христианки… Но и теперь Церковь не отказывает в молитве за нее, но… разве эти пышныя похороны, эти венки с кощунственными надписями, эти провожатые – некрещеные иудеи, эти молодые люди, хотя бы и из русских, с смехом и папиросами гуляющие по Лавре… разве это молитва? А нежелание служить панихиду в приходской церкви, а желание служить панихиду непременно в театре – ужели можно назвать это молитвой? Да это просто издевательство над Церковью – худшее того, какое Господь нашел в храме Иерусалимском и заслуживающее такого же, если не более строгаго, осуждения, как и то… Я уже не говорю о том, как мучительно тяжелы такия кощунственныя почести для души почившей, которая ищет себе помощи, ко ангелом очи возводящи, к человеком руце простирающи…
Хоронят актрису, по-русски – лицедейку, Комиссаржевскую, и десятки тысяч народа сопровождают ее гроб… Нет, не сопровождают: это только так кажется, – дело проще: газеты, иудейские газеты прокричали, что это была великая служительница Мельпомены, сиречь театральнаго искусства, и вот праздной толпе захотелось посмотреть, как ее будут хоронить, кто пойдет за ея гробом, какия речи будут говорить над ея могилой. За гробом, в честь этой актрисы, шли, конечно, студенты высших учебных заведений; ведь они лучшие ценители всякаго лицедейнаго искусства, а поелику сия актриса дерзала изображать в театре даже – страшно сказать! – Честнейшую Херувимов, прикровенно выводимую иудеями-авторами театральных пьес, то вот надо же оказать честь той, которая не убоялась выступать в такой “роли”… Это была жрица того идола, который именуется театром; ее “обожала” наша безпутная молодежь: и вот за ея гробом идут, идут, идут безконечной вереницей юноши и девы, несут венки (их привезено целых 8 возов!), – прискорбно отметить, что был венок и от студентов здешней духовной академии – и они, питомцы Церкви, принесли свою дань этой угоднице театра, не постыдились своего звания! А на венках красовались надписи, от которых ужас сжимал верующее сердце… Судите сами: “Радуйся, небо, принявшее твою душу!” – “Радуйся, чрево, носившее тебя!” – “Благословенна ты в женах!”… Правда, эти ленты сорваны в стенах Лавры, но спрашивается: кто же это так злобно издевается над святейшими истинами нашей святой веры? Кто смел сочинить такия надписи? Если бы вы, мой читатель, посмотрели поближе на эти толпы молодежи, сопровождавшей гроб до храма и бродившей потом с папиросами в зубах по Лавре, то вы сразу поняли бы, с кем мы имеем тут дело… Сколько тут было горбоносых, смуглых, с черными злыми глазами типов! О, конечно, все это – не русские, это все – из “гонимаго” племени, а за ними уж шли, как их послушные пленные рабы, несчастные русские, и в числе их – опять повторяю с горечью – студенты духовной академии!.. Видно, угар недавняго прошлаго еще не прошел: и это не только здесь, в Петербурге, но и по лицу всей Русской земли. В Саратове требовали, чтоб панихида служилась непременно в соборе, в тот час, когда должна была совершаться литургия. Архиерей предложил служить в приходской церкви: не пошли, разослали повсюду телеграммы с клеветою на святителя Божия, будто он не дозволил служить панихиды, и на тройках отправились в село, где и заказали панихиду. В другом месте эти усердные “панихидники” пригласили служить… лютеранскаго пастора, забыв, что у лютеран, собственно говоря, и молитва-то за усопших вовсе не признается, считается чуть ли не грехом!.. А в Москве требовали от духовенства служить панихиду непременно на подмостках театра, там, где лицедействуют всякие кощунники нашего безпутнаго времени, а когда духовенство сочло это неприличным и предлагало пойти в Божий храм, то отказались и сами сочинили “гражданскую” панихиду с кощунственным пением “Вечной памяти” и “Со святыми упокой”. Где тут здравый смысл? Гд е христианство? И при чем тут оно – христианство? Ведь, в сущности, весь этот шум вокруг гроба несчастной лицедейки никакого отношения к молитве не имеет, все это – сплошное издевательство над Церковию, желание обратить церковный обряд в прославление лицедейства, и я не знаю: не следовало ли вовсе отказать этим господам “демонстрантам” во всякой торжественности погребения, чтоб не допускать поругания церковных обрядов теми, которые позволяют себе явно выражать свое презрение к Церкви, кощунственно применять святые слова, приложимыя только к Святейшей Херувимов, – к одной из таких же грешниц, как и все мы, с тою лишь разницей, что мы никогда не решимся уподобляться тому лицедею котораго так поразительно вразумила Сама Матерь Божия за его кощунственныя выходки против Нея, Преблагословенной. (Читайте “Луг Духовный”). Если она была верующая и притом православная христианка, то любовь христианская заповедует помолиться о ея душе: ведь она не покончила с собой, как кончают ныне некоторые интеллигенты, она умерла от страшной болезни, но все же естественной смертью. Мы не знаем, к сожалению, был ли приглашен к ея смертному одру священник для напутствования: если бы так, то больше дерзновения имела бы молитва верующих за несчастную душу все же верующей христианки… Но и теперь Церковь не отказывает в молитве за нее, но… разве эти пышныя похороны, эти венки с кощунственными надписями, эти провожатые – некрещеные иудеи, эти молодые люди, хотя бы и из русских, с смехом и папиросами гуляющие по Лавре… разве это молитва? А нежелание служить панихиду в приходской церкви, а желание служить панихиду непременно в театре – ужели можно назвать это молитвой? Да это просто издевательство над Церковью – худшее того, какое Господь нашел в храме Иерусалимском и заслуживающее такого же, если не более строгаго, осуждения, как и то… Я уже не говорю о том, как мучительно тяжелы такия кощунственныя почести для души почившей, которая ищет себе помощи, ко ангелом очи возводящи, к человеком руце простирающи…