Я снова взяла ее в руки и разложила на столе.
"Ну, во первых, она новее. Та была мятая и старая... А эта словно из магазина... И даже отглажена..."
- Алена, - закричала я так громко, что она, перепугавшись, пулей влетела в комнату уже через несколько мгновений.
- Что случилось?
- Это ты выстирала шаль?
- Да, - испуганно ответила она, - и заштопала.
- Зачем?
- Она была грязная и мокрая. Вот я и подумала...
Я не выдержала и рассмеялась. Вот так из-за Алениной старательности я едва не создала целую версию с похищением и подменой вещественных доказательств. Может быть, об этом не стоило и поминать, мало ли чего не случается в жизни, но этот эпизод довольно точно характеризует мое тогдашнее состояние, а это тоже немаловажно.
Тем более, что сам визит "Черного человека", как я его окрестила для себя, как бы комично он не завершился, был достаточно серьезным основанием для тревоги. Мало того, что он подтверждал самые серьезные подозрения относительно смерти Константина. Все мне говорило о том, что я рискую заполучить себе серьезных врагов. А поскольку отступать я не собиралась, то, можно было сказать, что я их уже заполучила. Другое дело, что пока я не знала их ни в лицо, ни по имени. Но это нисколько не уменьшало опасности, напротив, ее увеличивало.
Одно успокаивало: эти люди совершенно меня не знали, если решили, что угроза может заставить меня уйти в сторону или спрятаться. Если до сегодняшнего дня я еще сомневалась, то теперь у меня уже не было никаких сомнений: я не брошу этого дела, пока не расставлю в нем всех точек над "i", то есть не узнаю двух главных вещей - кто убил Константина Лобанова и по какой причине.
Теперь у меня были все основания считать его смерть результатом преступления, и я постаралась подвести предварительные итоги этих двух дней.
Вкратце они сводились к следующему:
Константин Лобанов, молодой человек двадцати шести лет, с некоторых пор проживает в Саратове. Вступив в права наследства, он становится довольно крупным землевладельцем, получив в собственность пару деревень с полутора сотнями душ и городской особняк. Обладая приятной внешностью и добрым нравом, он с некоторых пор ведет довольно замкнутый образ жизни, хотя с первого дня своего приезда в город принят в лучших домах и до самого последнего времени являлся предметом пристального внимания лучших невест Саратова и их родителей.
Слухи о его помолвке с Вербицкой хотя и похожи на правду, но пока не получили подтверждения.
Насколько мне было известно, за все это время он не проявил себя с дурной стороны, более того, не был замечен в простительных для его положения и возраста холостяцких грешках и пристрастиях, как то: игра в карты, вино и прочее. В сколько-нибудь известных в городе скандальных историях его фамилия не фигурировала.
Проанализировав все эти сведения, я даже удивилась: про его жизнь в последние годы мне практически ничего не было известно. Далекая от светской жизни, я тем не менее представляла себе жизнь большинства молодых людей моего круга, но об этом человеке не слышала ничего, кроме полудетских воспоминаний Шурочки, которые оживились на некоторое время после его переезда в Саратов, но свежие знакомства и новые увлечения скоро вытеснили этого милого молодого человека из ее сердца и головы. Так что в последний раз я слышала о нем уже не вспомню когда.
Ну, и наконец последняя страница его жизни. Она страшна. Его находят мертвым в собственном доме, на чем его враги не успокаиваются и сжигают не только его дом, но по роковому стечению обстоятельств и его тело.
Видимо, они настолько уверены в том, что сумели спрятать все концы в воду, что не очень опасаются полиции. И немудрено. Проведя в доме покойного почти сутки, та не пришла ни к какому определенному выводу. А теперь, когда сгорело все, что в той или иной мере могло свидетельствовать о преступлении, они, видимо, совсем обнаглели.
"Так, да не так, - поправила я себя словами из дурацкой сказки. Если бы они были уверены в собственной безнаказанности, то с какой стати им предпринимать сегодняшние действия, то есть угрожать мне?"
Это действительно было удивительно. Подобное могло иметь в нескольких случаях. Я попыталась составить список возможных причин такого их поведения, и сама же их подвергла критике на полях по старой привычке фиксировать мысли на бумаге. И вот, что у меня получилось:
1. Я обладаю какими-то сведениями, которыми не располагала полиция (Но сама об этом пока не догадываюсь). - Довольно сомнительная версия.
2. Полиция была подкуплена. - Такую вероятность допускаю чисто теоретически, поскольку уверена в порядочности Владислава Ивановича на сто процентов.
3. Им стало известно о некоторых моих прошлых расследованиях. И это внушает им определенные опасения.
Этот пункт я оставила без комментариев. Он сильно льстил моему самолюбию, но вряд ли имел под собой какие-либо основания. Моя известность в качестве сыщика в те дни была почти нулевой.
4. Вся эта история каким-то образом связана со мной, моими родственниками или близкими знакомыми (Помимо самого покойного, которого я таковым не считаю, хотя благодаря Шурочке и была с ним некоторое время в довольно тесном общении).
5. В архиве моего мужа имеются какие-то опасные для преступников документы.
Записав эту фразу, я посмотрела на многочисленные толстые папки с бумагами, занимавшими несколько рядов книжных полок, и тяжело вздохнула:
- Если это так, то они могут спать спокойно. На то, чтобы изучить архивы Александра, мне понадобится несколько лет. А за это время, как говорят на востоке, или ишак умрет, или... Или архив сгорит, - поежившись от неприятной к ночи мысли, закончила я.
5. Ну, и наконец последнее. Я не могу исключить варианта, что аналогичные угрозы получают все, кто пытается пролить свет на недавние события.
Такая возможность была более чем реальной. По опыту совместной жизни с Александром я это прекрасно знала. Время от времени угрожали и ему и многим его сотрудникам, особенно когда им удавалось прищемить хвост серьезному противнику.
На этом список заканчивался, но вряд ли хоть одна из перечисленных в нем версий соответствовала реальности. С таким чувством я отложила его в сторону, собираясь перейти к анализу возможных причин гибели Константина. И уже задала себе сакраментальный вопрос: "Кому его смерть могла быть выгодна?", но в это время, несмотря на довольно поздний час, меня снова отвлекли от рабочего стола.
И это снова был Петр Анатольевич.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
От его былой растерянности и даже испуга не осталось ни следа. Я уже говорила, что этим качеством Петр напоминал мне ящерицу - не пройдет и минуты, как она потеряет хвост, как уже снова греется на солнышке с довольным видом.
Нельзя сказать, чтобы в тот вечер он выглядел особенно довольным, но порой в его глазах мелькали звездочки азарта, и он энергично потирал руки. А это согласитесь мало напоминало растерянного или испуганного человека.
- Если вы не нальете мне сию же секунду бокальчик вашего замечательного коньяку, то отныне буду считать вас самой большой в Саратове скрягой, - такой тирадой он оповестил весь дом о своем прибытии.
Это было многообещающее начало. И я тут же послала Алену выполнять его прихоть, предполагая, что пока не исполню ее, не дождусь от него ни одного серьезного слова. Но вопреки обыкновению, он, не дождавшись угощения, приступил к делу.
- Ну, и денек... - с видом хорошо поработавшего усталого человека протянул он и улыбнулся.
- У вас такой вид, - в ответ улыбнулась я, - что вы разыскали Костиных убийц и только что сопроводили их в Петропавловскую крепость.
- Пока не могу этим похвастать, но кое-что мне действительно удалось узнать, - ответил он, но заметив подносик с любимым напитком в руках появившейся в гостиной Алены, умолк на добрых две минуты. Зато потом говорил уже не умолкая.
- Итак, уважаемая, Екатерина Алексеевна. Чудные дела продолжают происходить в нашем тихом и спокойном городе на радость обывателям, от скуки размышляющих о смысле жизни и совершающих гениальные открытия.
- Что-то я об этом не слышала, - усомнилась я в его характеристике родного города. Или за лето здесь произошли революционные изменения, или я безнадежно отстала от жизни.
- В определенной степени - и то, и другое. Во всяком случае, я всегда утверждал, что именно скука - двигатель прогресса. И без нее человечество было бы обречено на жизнь в теплой уютной пещере в окружении храпящих соплеменников. И я бы убедил вас, дорогая, в этом окончательно и бесповоротно, если бы у меня было на это хотя бы полчаса досуга. Но мы и так потеряли много времени впустую. Пока мы с вами выплескивали на жилетки друг другу свои утонченно-изысканные движения души, мои знакомые без устали, я бы сказал, как гончие псы Дианы, рыскали по городу, с одной единственной целью - порадовать меня какой-нибудь, как говорят в Европе, сенсацией. И кое-что действительно вынюхали и принесли к моим ногам.
- Боюсь, что вашим осведомителям не слишком бы польстила подобная характеристика.
- Вот как? Не думаю. Быть гончим псом богини, - он недвусмысленно кивнул в мою сторону, - честь для мудрого человека и истинно верующего человека.
- Надеюсь, вы не причисляете себя к богам...
- Пока нет, а после смерти... Честно говоря у меня не было времени подумать на эту тему. Потому что события последних часов перевесили чашу моего любопытства в сторону злободневности. И на вечность, извините за каламбур, времени совершенно не осталось.
- Так что же произошло за эти последние часы?
- Как? - воздел он руки к потолку, - я еще не сказал вам самого главного? О, пусторечивый и легкомысленный воин, хвастовством перещеголявший героев Плавта. Гнев богини воспой...
Петр Анатольевич остановился столь неожиданно, словно на полном ходу врезался в дубовое ограждение. И после крохотной паузы продолжил максимально серьезно и без тени иронии:
- За несколько часов произошло столько, что рассказ об этом занял бы у меня сутки. Начну с главного: в доме Лобанова сгорело не только тело хозяина, но и его верного слуги. Помнится, вы упоминали о нем вчера вечером.
- Даже не верится, что это было только вчера. Как это произошло?
- Время бежит... Так вот. Он вернулся, насколько мне стало известно, вскоре после дождя, то есть буквально через час после вашего туда визита. И когда наш героический борец с городскими беспорядками, в миру Димитрий, понял, что его начальство про него забыло, то распрощался с ним, а также с покойным, поскольку не понимал, почему должен охранять мертвого человека, справедливо полагая, что охранять нужно живых, а еще лучше - свое супружеское ложе, поскольку не далее, чем полгода назад вышел из под венца, но уже боится получить ему на смену менее эффектный головной убор, который из суеверия принято называть рогами, чтобы не называть более точным именем.
- А Всеволод Иванович так и не вернулся?
- Нет. Ни он, внезапно занемогший, ни доктор к месту преступления в этот вечер так и не вернулись.
- Что за недуг?
- Самый что ни на есть банальный. Как говорили у нас в гимназии, брюхо свело. А может отравился несвежей водкой. За обедом они с доктором наверняка приняли...
- Не знала за ним такого греха. Да и Карл Иванович, насколько мне известно...
- Ну грех это, положим, небольшой... - поправил меня Петр Анатольевич и по этому случаю подлил себе в рюмку. - А Карл Иванович тут совершенно ни при чем.
- Как ни при чем? Разве не он осматривал тело?
- Он не смог бы этого сделать при всем желании.
- Почему?
- Его нет в городе. Поэтому с Всеволодом Ивановичем поехал временно замещавший его эскулап по имени... дай Бог памяти... Борис Кузьмич Шамаев. А он в отличие от Карла Ивановича без штофика за стол не садится. Да и Всеволод Иванович, став главным, себе иной раз позволяет. Да и грех было бы не помянуть покойного, проведя в его компании весь день... Так или иначе, Всеволоду Ивановичу стало плохо, Борис Кузьмич повез его домой, а Верный страж Димитрий оставил тело Лобанова на его верного слугу, не пожелавшего расстаться со своим хозяином и после смерти.
- Кошмар...
- Да, история, прямо скажем... Но это еще не все.
- Дайте отдышаться.
- Мы в самом начале пути. И привал неуместен, разве что на глоток коньяку.
- В таком случае - продолжайте.
- Как скажете. В таком случае по поводу самого пожара...
- Да-да...
- В полицейском управлении склонны считать это результатом прямого попадания молнии. То-есть несчастным случаем...
Петр Анатольевич сделал многозначительную паузу.
- Но это же бред, - воскликнула я.
- Верую, ибо нелепо, Екатерина Алексеевна. К тому же легче переложить ответственность на Илью Громовержца. И уголовного дела на него заводить не требуется, потому как к суду не привлечешь, да и разыскать было бы трудновато. А что вас удивляет? Ведь свидетельств поджога нет, почему бы не свалить на богов? Тем более, что и гроза в тот день была знатная.
- Но к тому времени она закончилась...
- Откуда вам это известно? Вы что - присутствовали при этом?
- Но вы же прекрасно понимаете...
- Я - да, а у полиции другие резоны.
Ну, вот как тут удержаться от комментария? Почти сто пятьдесят лет назад сказаны эти слова, а "резоны" - что у тех полицейских, что у наших сегодняшних - прежние. Не знаю, был ли в те времена процент раскрываемости, но судя по этим страницам - был. И так же неохотно бралась тогдашняя полиция за сложные дела, и так же стремилась списать их на стихийные бедствия, божественное вмешательство и трагическое стечение обстоятельств, иначе говоря - несчастные случаи.
Ничего не изменилось с тех пор в нашем "тридевятом царстве". И ведь еще недавно мы с гордостью за классиков произносили - "вечно живая комедия", "удивительно современное звучание", даже не задумываясь над тем, что это наша жизнь совершенно не меняется, и на диво всему цивилизованному миру - как проклинали российское бездорожье и беззаконие при царских режимах, так и продолжали его проклинать и при военных коммунизмах, и в советские и постсоветские времена. Потому как традиции для нас - это все, или иначе говоря - ничему научиться мы просто не в состоянии. Умные люди учатся на чужих ошибках, глупые - на своих, а дураки... Да вроде и не дураки, а жизнь, что ни говори, какая-то дурацкая...
Иначе чем же тогда объяснить не просто современное звучание последующих строк, а словно списаны они с нового российского кино с его пресловутой, но тем не менее злободневной чернухой:
- У меня такое ощущение - словно все это кем-то подстроено. Еще немного, и они придут к выводу, что и умер Константин от несчастного случая.
- Уже.
- Что уже?
- Уже есть такое мнение. И при отсутствии дополнительных улик, оно, скорее всего, восторжествует.
- Но это же не так!
- У вас есть доказательства?
- У меня - есть, - подавая Петру Анатольевичу полученное давеча письмо, ответила я.
- Вот как... - даже не распечатав того, и ни капли не удивившись, протянул он. - А я-то оставлял эту новость на сладкое. - И достал из внутреннего кармана еще одно письмо, точно такое же. - Ну-ка, ну-ка, сравним... С разницей в два слова.
Он протянул мне оба письма. Они действительно ничем друг от друга не отличались, кроме того, что в его "милостивая государыня" было заменено на "милостивый государь".
- Когда вы его получили?
- Не знаю.
- То есть?
- Оно лежало у меня на столе в редакции. И никто не видел, как оно туда попало. Во всяком случае, два часа назад я его уже прочитал.
- Значит ко мне он заглянул позже.
- Заглянул? - удивился Петр. - Вы хотите казать, что знакомы с автором?
- Не имела такой чести...
И я рассказала Петру историю появления у меня этого послания во всех подробностях, включая собственную ошибку с шалью.
- Но... зачем ему было так рисковать?
- Сама удивляюсь.
- Ничего не понимаю.
- Я тоже, хотя и пыталась это сделать до вашего прихода.
И я показала ему свой список.
Петр пробежал его глазами и несколько раз иронически хмыкнул.
- Я бы не стал отказываться пока ни от одной из этих версий. Только пересмотрел бы их, с учетом наличия второго письма.
Этим мы и занялись. В результате чего пришли к одному единственному выводу: кого-то наше участие в этом деле не устраивает. И он попытался устранить нас, предупредив, что на этом не остановится.
- В определенном смысле, это даже благородно с его стороны, - подвел итог Петр Анатольевич.
- Что вы имеете в виду? - не поняла я.
- Предупредить о грозящей нам опасности - это ли не благородство?
- В таком случае разбойничья фраза "Кошелек или жизнь" - не менее благородна.
- Разумеется. Во всяком случае, у человека есть выбор. У нас в отличие от Булонского леса обычно сначала убивают, а потом выворачивают карманы.
- Я бы не стала его за это благодарить.
- А почему бы и нет?
- Вы, как обычно, склонны к парадоксам.
- Вовсе нет. Этот джентльмен предлагает нам сделку, не желая брать лишний грех на душу. А вот если мы откажемся от его предложения, уж тогда...
- Возьмет?
- Не сомневаюсь.
- Вы даже не пытаетесь меня успокоить.
- Вас, Екатерина Алексеевна? С каких это пор вы в этом нуждаетесь? Можно подумать, что вы настолько напуганы, что готовы отказаться от своих намерений. Или это действительно так?
Я только вздохнула в ответ на его лукавый вопрос.
- Ну вот, - рассмеялся Петр Анатольевич. - Поэтому и не собираюсь вам подслащивать пилюлю. У вас достаточно крепкий желудок, чтобы переварить и не такую новость.
- Бессердечный вы человек, как я погляжу.
- Просто неглупый, Екатерина Алексеевна, и неплохо вас знающий.
- И что же по вашему, знающий меня человек, я теперь попытаюсь сделать? - спросила я его.
- Думаю, попытаетесь узнать, кому помешал живой Лобанов?
- Вы действительно проникаете в мои мысли? - невольно удивилась я, поскольку попадание было что называется в яблочко.
- Я сам думаю об этом весь день, так что догадаться нетрудно.
- В таком случае - предлагаю объединить наши усилия. Поскольку нас уже и без того многое объединяет.
- Враги, во всяком случае, у нас точно общие, - согласился Петр, и мы с ним самым подробным образом обсудили все возможные варианты.
А так как поводом для убийства на нашей грешной земле обычно являются деньги, то для того, чтобы подтвердить этот тезис, нам потребовалось не так много времени.
Поэтому через час мы были уверены, что или кому-то не давало покоя состояние Константина, в таком случае подозревать следовало кого-то из его родственников или потенциальных наследников. Или же кого-то не устраивал его предстоящий брак, в таком случае нужно было разыскивать злоумышленника среди его соперников, то есть потенциальных женихов Ирочки Вербицкой. Таковых было немало, потому что ни ее состояние, ни связи ее отца не помешали бы ни одному здравомыслящему человеку.
Кроме того мы обсудили и несколько иной вариант, вернее иную его разновидность - некоего пылко влюбленного ревнивца, для которого одна мысль, что объект его страсти будет принадлежать другому, сама по себе невыносима. Но подобные субъекты действуют обычно иначе, они не столь осторожны и порой даже не скрывают своей ненависти и ее последствий. Поэтому чаще предпочитают публичное оскорбление с последующей дуэлью. Поэтому если мы и не отказались от этой версии полностью, то оставили ее скорее про запас, на тот случай, если первые две заведут нас в тупик.
И на этом расстались, договорившись встретиться на следующий день, поскольку у меня к концу нашей беседы начали слипаться глаза, а Петр предпринимая героические усилия, еле сдерживал зевоту.
Потому что на дворе к тому времени была глубокая ночь.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Как вы думаете, куда я направилась на следующий с утра пораньше? Ни за что не догадаетесь - к ворожее.
Она произвела на меня настолько сильное впечатление, что все это время я думала о ней. Хотя и не признавалась в этом никому, в том числе и своей лучшей подруге. Хотя уже и не подшучивала над ней, и вообще мне было не до смеха, когда мы возвращались домой той ночью.
Так вот. Я снова решила к ней сходить. Даже не могу сказать - зачем. Вернее могу, но ответ будет совершенно неопределенный, как совет оракула или сказочная фраза - сама не знаю - зачем. Но почему-то меня тянуло туда снова, и, остановив лошадей в двух кварталах от того района, где находилась ее квартира, я отправилась туда пешком, оглядываясь по сторонам, словно преступница.
Каково же было мое разочарование, когда в результате всех этих ухищрений я наткнулась на запертую дверь. Соседи на мой осторожный вопрос ответили пожатием плеч, они словно и не понимали, о чем я их спрашиваю. Впрочем, по их лицам можно было предположить, что они вообще соображают с трудом. А может быть, еще не пришли в себя после вечерних возлияний.
Я так больше никогда и не встречалась с этой женщиной, и даже память моя отказывается воспроизвести ее имя. Хотя такое со мной случается редко. Именно поэтому я, рассказывая о нашем с Шурочкой к ней визите, никак ее и не назвала, не желая придумывать ей чужое для нее имя. Да и какое, в конце концов, это имеет теперь значение?
"Знать не судьба тебе по гадалкам ходить," - подумала я, возвращаясь к карете, но, честно говоря, - настроение у меня испортилось. Во сне мне приснился странный сон, в котором я узнавала что-то очень для себя важное, не только для расследования убийства, но и для всей моей жизни. И, проснувшись, еще некоторое время помнила - что именно. А позавтракав, забыла, и, как оказалось, уже навсегда.
В том сне не было ни моей ворожеи, ни кого бы то ни было из знакомых мне людей, но почему-то мне казалось, что, поговорив с ней, смогу если не понять, то хотя бы вспомнить ускользнувшее от меня сновидение.
Усевшись в карету, я еще не знала, куда прикажу себя отвезти. И некоторое время сидела, разглядывая проходивших мимо людей без всяких, казалось бы, мыслей. А потом неожиданно крикнула Степану:
- В Елшанку, да побыстрее.
Хотя до этого у меня и в мыслях не было туда ехать.
Не таков мой кучер человек, чтобы выражать удивление, но на этот раз и он выглядел растерянно. Может быть, потому, что, торопя его в дорогу, я не дала ему как следует почистить лошадей.
- Вернемся - почистишь, - сказала я ему. - Недалеко едем.
Про Елшанку такое сказать было трудно. Хоть и не дальний свет, но верст сорок-то будет. Но именно теперь, когда мы выезжали за городскую черту, я поняла, что мне туда действительно необходимо съездить и поговорить с Ксенией Георгиевной.
Ксения Георгиевна, с которой я познакомилась прошлой весной, была женщиной удивительной во всех отношениях. Почти безграмотная, с трудом передвигавшаяся по своему дому, и по этой причине его почти не покидавшая, она знала обо всем, что происходит в губернии. И трудно было бы назвать мало-мальски значительное лицо в городе, о котором бы у нее не было сведений. Это был ходячий "Кто есть кто" Саратовской губернии, и она могла оказаться мне теперь значительно полезнее, чем даже Петр Анатольевич. У него в отличие от Ксении Георгиевны был один общий для нас с ним в эти годы недостаток - мы были слишком молоды, чтобы помнить столько, сколько запомнила за свою долгую жизнь эта замечательная женщина.
Уже тогда она была значительно старше, чем я теперь, то есть восемнадцатое столетие было для нее чем-то недавним, как для меня прошлый год или даже месяц.
- Помню, до войны... - говорила она, и я не сразу понимала, что она имеет в виду не Крымскую кампанию, а войну 1812 года.
Она рассказывала какой-нибудь забавный анекдот из тех времен, словно он произошел на прошлой неделе, а для меня эти годы были временем детства моих родителей, то есть по моим тогдашним понятиям - седой стариной.
- Уж ей-то наверняка известны все родственные связи Лобанова, говорила я себе по дороге, как бы убеждая самою себя в правильности принятого так спонтанно решения. - Кроме того, я давно ее не видела и соскучилась.
И это тоже было правдой. Едва познакомившись, я прожила у нее больше месяца и сильно привязалась. И до сих пор вспоминала эти дни с удовольствием, несмотря на то, что переживала в те дни не самое лучшее в жизни время.
Чтобы покончить с воспоминаниями, скажу еще, что Ксения Георгиевна, приютив меня тогда, сильно рисковала испортить отношения с полицией. Но, ни секунды не сомневаясь, предложила мне кров и стол.
"За одно это я должна быть ей благодарна всю жизнь", - подумала я, и больше уже не сомневалась в правильности своего решения, а мысленно вернулась к событиям последних дней. И так ими увлеклась, что почти не заметила, как доехала до Елшанки. И поняла это лишь тогда, когда услышала радостные крики дворовых людей и лай собак.
Лишь теперь подумала я о том, что Петр Анатольевич, не зная о моем отъезде, будет волноваться. Но тут же отругала себя за эти мысли:
"Да кто он мне в конце концов? Сват или брат, чтобы за каждый шаг свой перед ним отчитываться?"
Хотя сама бы разобиделась на него, поступи он со мной подобным образом. И поняв это, тут же оправдалась:
"Но ведь это действительно очень нужная для расследования поездка. Побранится для виду, а потом сам же и благодарить будет".
Но Ксения Георгиевна уже семенила мне навстречу, и, увидев ее радостное личико, я позабыла обо всем на свете и поспешила в ее объятия.
- Катенька, родная моя, только вчера тебя вспоминала... - сквозь слезы радости прошептала она.
- Вот я и приехала, а вспомнили бы пораньше - я бы раньше приехала... - отшутилась я, хотя у самой слезы уже наворачивались на глаза.
"Ну, во первых, она новее. Та была мятая и старая... А эта словно из магазина... И даже отглажена..."
- Алена, - закричала я так громко, что она, перепугавшись, пулей влетела в комнату уже через несколько мгновений.
- Что случилось?
- Это ты выстирала шаль?
- Да, - испуганно ответила она, - и заштопала.
- Зачем?
- Она была грязная и мокрая. Вот я и подумала...
Я не выдержала и рассмеялась. Вот так из-за Алениной старательности я едва не создала целую версию с похищением и подменой вещественных доказательств. Может быть, об этом не стоило и поминать, мало ли чего не случается в жизни, но этот эпизод довольно точно характеризует мое тогдашнее состояние, а это тоже немаловажно.
Тем более, что сам визит "Черного человека", как я его окрестила для себя, как бы комично он не завершился, был достаточно серьезным основанием для тревоги. Мало того, что он подтверждал самые серьезные подозрения относительно смерти Константина. Все мне говорило о том, что я рискую заполучить себе серьезных врагов. А поскольку отступать я не собиралась, то, можно было сказать, что я их уже заполучила. Другое дело, что пока я не знала их ни в лицо, ни по имени. Но это нисколько не уменьшало опасности, напротив, ее увеличивало.
Одно успокаивало: эти люди совершенно меня не знали, если решили, что угроза может заставить меня уйти в сторону или спрятаться. Если до сегодняшнего дня я еще сомневалась, то теперь у меня уже не было никаких сомнений: я не брошу этого дела, пока не расставлю в нем всех точек над "i", то есть не узнаю двух главных вещей - кто убил Константина Лобанова и по какой причине.
Теперь у меня были все основания считать его смерть результатом преступления, и я постаралась подвести предварительные итоги этих двух дней.
Вкратце они сводились к следующему:
Константин Лобанов, молодой человек двадцати шести лет, с некоторых пор проживает в Саратове. Вступив в права наследства, он становится довольно крупным землевладельцем, получив в собственность пару деревень с полутора сотнями душ и городской особняк. Обладая приятной внешностью и добрым нравом, он с некоторых пор ведет довольно замкнутый образ жизни, хотя с первого дня своего приезда в город принят в лучших домах и до самого последнего времени являлся предметом пристального внимания лучших невест Саратова и их родителей.
Слухи о его помолвке с Вербицкой хотя и похожи на правду, но пока не получили подтверждения.
Насколько мне было известно, за все это время он не проявил себя с дурной стороны, более того, не был замечен в простительных для его положения и возраста холостяцких грешках и пристрастиях, как то: игра в карты, вино и прочее. В сколько-нибудь известных в городе скандальных историях его фамилия не фигурировала.
Проанализировав все эти сведения, я даже удивилась: про его жизнь в последние годы мне практически ничего не было известно. Далекая от светской жизни, я тем не менее представляла себе жизнь большинства молодых людей моего круга, но об этом человеке не слышала ничего, кроме полудетских воспоминаний Шурочки, которые оживились на некоторое время после его переезда в Саратов, но свежие знакомства и новые увлечения скоро вытеснили этого милого молодого человека из ее сердца и головы. Так что в последний раз я слышала о нем уже не вспомню когда.
Ну, и наконец последняя страница его жизни. Она страшна. Его находят мертвым в собственном доме, на чем его враги не успокаиваются и сжигают не только его дом, но по роковому стечению обстоятельств и его тело.
Видимо, они настолько уверены в том, что сумели спрятать все концы в воду, что не очень опасаются полиции. И немудрено. Проведя в доме покойного почти сутки, та не пришла ни к какому определенному выводу. А теперь, когда сгорело все, что в той или иной мере могло свидетельствовать о преступлении, они, видимо, совсем обнаглели.
"Так, да не так, - поправила я себя словами из дурацкой сказки. Если бы они были уверены в собственной безнаказанности, то с какой стати им предпринимать сегодняшние действия, то есть угрожать мне?"
Это действительно было удивительно. Подобное могло иметь в нескольких случаях. Я попыталась составить список возможных причин такого их поведения, и сама же их подвергла критике на полях по старой привычке фиксировать мысли на бумаге. И вот, что у меня получилось:
1. Я обладаю какими-то сведениями, которыми не располагала полиция (Но сама об этом пока не догадываюсь). - Довольно сомнительная версия.
2. Полиция была подкуплена. - Такую вероятность допускаю чисто теоретически, поскольку уверена в порядочности Владислава Ивановича на сто процентов.
3. Им стало известно о некоторых моих прошлых расследованиях. И это внушает им определенные опасения.
Этот пункт я оставила без комментариев. Он сильно льстил моему самолюбию, но вряд ли имел под собой какие-либо основания. Моя известность в качестве сыщика в те дни была почти нулевой.
4. Вся эта история каким-то образом связана со мной, моими родственниками или близкими знакомыми (Помимо самого покойного, которого я таковым не считаю, хотя благодаря Шурочке и была с ним некоторое время в довольно тесном общении).
5. В архиве моего мужа имеются какие-то опасные для преступников документы.
Записав эту фразу, я посмотрела на многочисленные толстые папки с бумагами, занимавшими несколько рядов книжных полок, и тяжело вздохнула:
- Если это так, то они могут спать спокойно. На то, чтобы изучить архивы Александра, мне понадобится несколько лет. А за это время, как говорят на востоке, или ишак умрет, или... Или архив сгорит, - поежившись от неприятной к ночи мысли, закончила я.
5. Ну, и наконец последнее. Я не могу исключить варианта, что аналогичные угрозы получают все, кто пытается пролить свет на недавние события.
Такая возможность была более чем реальной. По опыту совместной жизни с Александром я это прекрасно знала. Время от времени угрожали и ему и многим его сотрудникам, особенно когда им удавалось прищемить хвост серьезному противнику.
На этом список заканчивался, но вряд ли хоть одна из перечисленных в нем версий соответствовала реальности. С таким чувством я отложила его в сторону, собираясь перейти к анализу возможных причин гибели Константина. И уже задала себе сакраментальный вопрос: "Кому его смерть могла быть выгодна?", но в это время, несмотря на довольно поздний час, меня снова отвлекли от рабочего стола.
И это снова был Петр Анатольевич.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
От его былой растерянности и даже испуга не осталось ни следа. Я уже говорила, что этим качеством Петр напоминал мне ящерицу - не пройдет и минуты, как она потеряет хвост, как уже снова греется на солнышке с довольным видом.
Нельзя сказать, чтобы в тот вечер он выглядел особенно довольным, но порой в его глазах мелькали звездочки азарта, и он энергично потирал руки. А это согласитесь мало напоминало растерянного или испуганного человека.
- Если вы не нальете мне сию же секунду бокальчик вашего замечательного коньяку, то отныне буду считать вас самой большой в Саратове скрягой, - такой тирадой он оповестил весь дом о своем прибытии.
Это было многообещающее начало. И я тут же послала Алену выполнять его прихоть, предполагая, что пока не исполню ее, не дождусь от него ни одного серьезного слова. Но вопреки обыкновению, он, не дождавшись угощения, приступил к делу.
- Ну, и денек... - с видом хорошо поработавшего усталого человека протянул он и улыбнулся.
- У вас такой вид, - в ответ улыбнулась я, - что вы разыскали Костиных убийц и только что сопроводили их в Петропавловскую крепость.
- Пока не могу этим похвастать, но кое-что мне действительно удалось узнать, - ответил он, но заметив подносик с любимым напитком в руках появившейся в гостиной Алены, умолк на добрых две минуты. Зато потом говорил уже не умолкая.
- Итак, уважаемая, Екатерина Алексеевна. Чудные дела продолжают происходить в нашем тихом и спокойном городе на радость обывателям, от скуки размышляющих о смысле жизни и совершающих гениальные открытия.
- Что-то я об этом не слышала, - усомнилась я в его характеристике родного города. Или за лето здесь произошли революционные изменения, или я безнадежно отстала от жизни.
- В определенной степени - и то, и другое. Во всяком случае, я всегда утверждал, что именно скука - двигатель прогресса. И без нее человечество было бы обречено на жизнь в теплой уютной пещере в окружении храпящих соплеменников. И я бы убедил вас, дорогая, в этом окончательно и бесповоротно, если бы у меня было на это хотя бы полчаса досуга. Но мы и так потеряли много времени впустую. Пока мы с вами выплескивали на жилетки друг другу свои утонченно-изысканные движения души, мои знакомые без устали, я бы сказал, как гончие псы Дианы, рыскали по городу, с одной единственной целью - порадовать меня какой-нибудь, как говорят в Европе, сенсацией. И кое-что действительно вынюхали и принесли к моим ногам.
- Боюсь, что вашим осведомителям не слишком бы польстила подобная характеристика.
- Вот как? Не думаю. Быть гончим псом богини, - он недвусмысленно кивнул в мою сторону, - честь для мудрого человека и истинно верующего человека.
- Надеюсь, вы не причисляете себя к богам...
- Пока нет, а после смерти... Честно говоря у меня не было времени подумать на эту тему. Потому что события последних часов перевесили чашу моего любопытства в сторону злободневности. И на вечность, извините за каламбур, времени совершенно не осталось.
- Так что же произошло за эти последние часы?
- Как? - воздел он руки к потолку, - я еще не сказал вам самого главного? О, пусторечивый и легкомысленный воин, хвастовством перещеголявший героев Плавта. Гнев богини воспой...
Петр Анатольевич остановился столь неожиданно, словно на полном ходу врезался в дубовое ограждение. И после крохотной паузы продолжил максимально серьезно и без тени иронии:
- За несколько часов произошло столько, что рассказ об этом занял бы у меня сутки. Начну с главного: в доме Лобанова сгорело не только тело хозяина, но и его верного слуги. Помнится, вы упоминали о нем вчера вечером.
- Даже не верится, что это было только вчера. Как это произошло?
- Время бежит... Так вот. Он вернулся, насколько мне стало известно, вскоре после дождя, то есть буквально через час после вашего туда визита. И когда наш героический борец с городскими беспорядками, в миру Димитрий, понял, что его начальство про него забыло, то распрощался с ним, а также с покойным, поскольку не понимал, почему должен охранять мертвого человека, справедливо полагая, что охранять нужно живых, а еще лучше - свое супружеское ложе, поскольку не далее, чем полгода назад вышел из под венца, но уже боится получить ему на смену менее эффектный головной убор, который из суеверия принято называть рогами, чтобы не называть более точным именем.
- А Всеволод Иванович так и не вернулся?
- Нет. Ни он, внезапно занемогший, ни доктор к месту преступления в этот вечер так и не вернулись.
- Что за недуг?
- Самый что ни на есть банальный. Как говорили у нас в гимназии, брюхо свело. А может отравился несвежей водкой. За обедом они с доктором наверняка приняли...
- Не знала за ним такого греха. Да и Карл Иванович, насколько мне известно...
- Ну грех это, положим, небольшой... - поправил меня Петр Анатольевич и по этому случаю подлил себе в рюмку. - А Карл Иванович тут совершенно ни при чем.
- Как ни при чем? Разве не он осматривал тело?
- Он не смог бы этого сделать при всем желании.
- Почему?
- Его нет в городе. Поэтому с Всеволодом Ивановичем поехал временно замещавший его эскулап по имени... дай Бог памяти... Борис Кузьмич Шамаев. А он в отличие от Карла Ивановича без штофика за стол не садится. Да и Всеволод Иванович, став главным, себе иной раз позволяет. Да и грех было бы не помянуть покойного, проведя в его компании весь день... Так или иначе, Всеволоду Ивановичу стало плохо, Борис Кузьмич повез его домой, а Верный страж Димитрий оставил тело Лобанова на его верного слугу, не пожелавшего расстаться со своим хозяином и после смерти.
- Кошмар...
- Да, история, прямо скажем... Но это еще не все.
- Дайте отдышаться.
- Мы в самом начале пути. И привал неуместен, разве что на глоток коньяку.
- В таком случае - продолжайте.
- Как скажете. В таком случае по поводу самого пожара...
- Да-да...
- В полицейском управлении склонны считать это результатом прямого попадания молнии. То-есть несчастным случаем...
Петр Анатольевич сделал многозначительную паузу.
- Но это же бред, - воскликнула я.
- Верую, ибо нелепо, Екатерина Алексеевна. К тому же легче переложить ответственность на Илью Громовержца. И уголовного дела на него заводить не требуется, потому как к суду не привлечешь, да и разыскать было бы трудновато. А что вас удивляет? Ведь свидетельств поджога нет, почему бы не свалить на богов? Тем более, что и гроза в тот день была знатная.
- Но к тому времени она закончилась...
- Откуда вам это известно? Вы что - присутствовали при этом?
- Но вы же прекрасно понимаете...
- Я - да, а у полиции другие резоны.
Ну, вот как тут удержаться от комментария? Почти сто пятьдесят лет назад сказаны эти слова, а "резоны" - что у тех полицейских, что у наших сегодняшних - прежние. Не знаю, был ли в те времена процент раскрываемости, но судя по этим страницам - был. И так же неохотно бралась тогдашняя полиция за сложные дела, и так же стремилась списать их на стихийные бедствия, божественное вмешательство и трагическое стечение обстоятельств, иначе говоря - несчастные случаи.
Ничего не изменилось с тех пор в нашем "тридевятом царстве". И ведь еще недавно мы с гордостью за классиков произносили - "вечно живая комедия", "удивительно современное звучание", даже не задумываясь над тем, что это наша жизнь совершенно не меняется, и на диво всему цивилизованному миру - как проклинали российское бездорожье и беззаконие при царских режимах, так и продолжали его проклинать и при военных коммунизмах, и в советские и постсоветские времена. Потому как традиции для нас - это все, или иначе говоря - ничему научиться мы просто не в состоянии. Умные люди учатся на чужих ошибках, глупые - на своих, а дураки... Да вроде и не дураки, а жизнь, что ни говори, какая-то дурацкая...
Иначе чем же тогда объяснить не просто современное звучание последующих строк, а словно списаны они с нового российского кино с его пресловутой, но тем не менее злободневной чернухой:
- У меня такое ощущение - словно все это кем-то подстроено. Еще немного, и они придут к выводу, что и умер Константин от несчастного случая.
- Уже.
- Что уже?
- Уже есть такое мнение. И при отсутствии дополнительных улик, оно, скорее всего, восторжествует.
- Но это же не так!
- У вас есть доказательства?
- У меня - есть, - подавая Петру Анатольевичу полученное давеча письмо, ответила я.
- Вот как... - даже не распечатав того, и ни капли не удивившись, протянул он. - А я-то оставлял эту новость на сладкое. - И достал из внутреннего кармана еще одно письмо, точно такое же. - Ну-ка, ну-ка, сравним... С разницей в два слова.
Он протянул мне оба письма. Они действительно ничем друг от друга не отличались, кроме того, что в его "милостивая государыня" было заменено на "милостивый государь".
- Когда вы его получили?
- Не знаю.
- То есть?
- Оно лежало у меня на столе в редакции. И никто не видел, как оно туда попало. Во всяком случае, два часа назад я его уже прочитал.
- Значит ко мне он заглянул позже.
- Заглянул? - удивился Петр. - Вы хотите казать, что знакомы с автором?
- Не имела такой чести...
И я рассказала Петру историю появления у меня этого послания во всех подробностях, включая собственную ошибку с шалью.
- Но... зачем ему было так рисковать?
- Сама удивляюсь.
- Ничего не понимаю.
- Я тоже, хотя и пыталась это сделать до вашего прихода.
И я показала ему свой список.
Петр пробежал его глазами и несколько раз иронически хмыкнул.
- Я бы не стал отказываться пока ни от одной из этих версий. Только пересмотрел бы их, с учетом наличия второго письма.
Этим мы и занялись. В результате чего пришли к одному единственному выводу: кого-то наше участие в этом деле не устраивает. И он попытался устранить нас, предупредив, что на этом не остановится.
- В определенном смысле, это даже благородно с его стороны, - подвел итог Петр Анатольевич.
- Что вы имеете в виду? - не поняла я.
- Предупредить о грозящей нам опасности - это ли не благородство?
- В таком случае разбойничья фраза "Кошелек или жизнь" - не менее благородна.
- Разумеется. Во всяком случае, у человека есть выбор. У нас в отличие от Булонского леса обычно сначала убивают, а потом выворачивают карманы.
- Я бы не стала его за это благодарить.
- А почему бы и нет?
- Вы, как обычно, склонны к парадоксам.
- Вовсе нет. Этот джентльмен предлагает нам сделку, не желая брать лишний грех на душу. А вот если мы откажемся от его предложения, уж тогда...
- Возьмет?
- Не сомневаюсь.
- Вы даже не пытаетесь меня успокоить.
- Вас, Екатерина Алексеевна? С каких это пор вы в этом нуждаетесь? Можно подумать, что вы настолько напуганы, что готовы отказаться от своих намерений. Или это действительно так?
Я только вздохнула в ответ на его лукавый вопрос.
- Ну вот, - рассмеялся Петр Анатольевич. - Поэтому и не собираюсь вам подслащивать пилюлю. У вас достаточно крепкий желудок, чтобы переварить и не такую новость.
- Бессердечный вы человек, как я погляжу.
- Просто неглупый, Екатерина Алексеевна, и неплохо вас знающий.
- И что же по вашему, знающий меня человек, я теперь попытаюсь сделать? - спросила я его.
- Думаю, попытаетесь узнать, кому помешал живой Лобанов?
- Вы действительно проникаете в мои мысли? - невольно удивилась я, поскольку попадание было что называется в яблочко.
- Я сам думаю об этом весь день, так что догадаться нетрудно.
- В таком случае - предлагаю объединить наши усилия. Поскольку нас уже и без того многое объединяет.
- Враги, во всяком случае, у нас точно общие, - согласился Петр, и мы с ним самым подробным образом обсудили все возможные варианты.
А так как поводом для убийства на нашей грешной земле обычно являются деньги, то для того, чтобы подтвердить этот тезис, нам потребовалось не так много времени.
Поэтому через час мы были уверены, что или кому-то не давало покоя состояние Константина, в таком случае подозревать следовало кого-то из его родственников или потенциальных наследников. Или же кого-то не устраивал его предстоящий брак, в таком случае нужно было разыскивать злоумышленника среди его соперников, то есть потенциальных женихов Ирочки Вербицкой. Таковых было немало, потому что ни ее состояние, ни связи ее отца не помешали бы ни одному здравомыслящему человеку.
Кроме того мы обсудили и несколько иной вариант, вернее иную его разновидность - некоего пылко влюбленного ревнивца, для которого одна мысль, что объект его страсти будет принадлежать другому, сама по себе невыносима. Но подобные субъекты действуют обычно иначе, они не столь осторожны и порой даже не скрывают своей ненависти и ее последствий. Поэтому чаще предпочитают публичное оскорбление с последующей дуэлью. Поэтому если мы и не отказались от этой версии полностью, то оставили ее скорее про запас, на тот случай, если первые две заведут нас в тупик.
И на этом расстались, договорившись встретиться на следующий день, поскольку у меня к концу нашей беседы начали слипаться глаза, а Петр предпринимая героические усилия, еле сдерживал зевоту.
Потому что на дворе к тому времени была глубокая ночь.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Как вы думаете, куда я направилась на следующий с утра пораньше? Ни за что не догадаетесь - к ворожее.
Она произвела на меня настолько сильное впечатление, что все это время я думала о ней. Хотя и не признавалась в этом никому, в том числе и своей лучшей подруге. Хотя уже и не подшучивала над ней, и вообще мне было не до смеха, когда мы возвращались домой той ночью.
Так вот. Я снова решила к ней сходить. Даже не могу сказать - зачем. Вернее могу, но ответ будет совершенно неопределенный, как совет оракула или сказочная фраза - сама не знаю - зачем. Но почему-то меня тянуло туда снова, и, остановив лошадей в двух кварталах от того района, где находилась ее квартира, я отправилась туда пешком, оглядываясь по сторонам, словно преступница.
Каково же было мое разочарование, когда в результате всех этих ухищрений я наткнулась на запертую дверь. Соседи на мой осторожный вопрос ответили пожатием плеч, они словно и не понимали, о чем я их спрашиваю. Впрочем, по их лицам можно было предположить, что они вообще соображают с трудом. А может быть, еще не пришли в себя после вечерних возлияний.
Я так больше никогда и не встречалась с этой женщиной, и даже память моя отказывается воспроизвести ее имя. Хотя такое со мной случается редко. Именно поэтому я, рассказывая о нашем с Шурочкой к ней визите, никак ее и не назвала, не желая придумывать ей чужое для нее имя. Да и какое, в конце концов, это имеет теперь значение?
"Знать не судьба тебе по гадалкам ходить," - подумала я, возвращаясь к карете, но, честно говоря, - настроение у меня испортилось. Во сне мне приснился странный сон, в котором я узнавала что-то очень для себя важное, не только для расследования убийства, но и для всей моей жизни. И, проснувшись, еще некоторое время помнила - что именно. А позавтракав, забыла, и, как оказалось, уже навсегда.
В том сне не было ни моей ворожеи, ни кого бы то ни было из знакомых мне людей, но почему-то мне казалось, что, поговорив с ней, смогу если не понять, то хотя бы вспомнить ускользнувшее от меня сновидение.
Усевшись в карету, я еще не знала, куда прикажу себя отвезти. И некоторое время сидела, разглядывая проходивших мимо людей без всяких, казалось бы, мыслей. А потом неожиданно крикнула Степану:
- В Елшанку, да побыстрее.
Хотя до этого у меня и в мыслях не было туда ехать.
Не таков мой кучер человек, чтобы выражать удивление, но на этот раз и он выглядел растерянно. Может быть, потому, что, торопя его в дорогу, я не дала ему как следует почистить лошадей.
- Вернемся - почистишь, - сказала я ему. - Недалеко едем.
Про Елшанку такое сказать было трудно. Хоть и не дальний свет, но верст сорок-то будет. Но именно теперь, когда мы выезжали за городскую черту, я поняла, что мне туда действительно необходимо съездить и поговорить с Ксенией Георгиевной.
Ксения Георгиевна, с которой я познакомилась прошлой весной, была женщиной удивительной во всех отношениях. Почти безграмотная, с трудом передвигавшаяся по своему дому, и по этой причине его почти не покидавшая, она знала обо всем, что происходит в губернии. И трудно было бы назвать мало-мальски значительное лицо в городе, о котором бы у нее не было сведений. Это был ходячий "Кто есть кто" Саратовской губернии, и она могла оказаться мне теперь значительно полезнее, чем даже Петр Анатольевич. У него в отличие от Ксении Георгиевны был один общий для нас с ним в эти годы недостаток - мы были слишком молоды, чтобы помнить столько, сколько запомнила за свою долгую жизнь эта замечательная женщина.
Уже тогда она была значительно старше, чем я теперь, то есть восемнадцатое столетие было для нее чем-то недавним, как для меня прошлый год или даже месяц.
- Помню, до войны... - говорила она, и я не сразу понимала, что она имеет в виду не Крымскую кампанию, а войну 1812 года.
Она рассказывала какой-нибудь забавный анекдот из тех времен, словно он произошел на прошлой неделе, а для меня эти годы были временем детства моих родителей, то есть по моим тогдашним понятиям - седой стариной.
- Уж ей-то наверняка известны все родственные связи Лобанова, говорила я себе по дороге, как бы убеждая самою себя в правильности принятого так спонтанно решения. - Кроме того, я давно ее не видела и соскучилась.
И это тоже было правдой. Едва познакомившись, я прожила у нее больше месяца и сильно привязалась. И до сих пор вспоминала эти дни с удовольствием, несмотря на то, что переживала в те дни не самое лучшее в жизни время.
Чтобы покончить с воспоминаниями, скажу еще, что Ксения Георгиевна, приютив меня тогда, сильно рисковала испортить отношения с полицией. Но, ни секунды не сомневаясь, предложила мне кров и стол.
"За одно это я должна быть ей благодарна всю жизнь", - подумала я, и больше уже не сомневалась в правильности своего решения, а мысленно вернулась к событиям последних дней. И так ими увлеклась, что почти не заметила, как доехала до Елшанки. И поняла это лишь тогда, когда услышала радостные крики дворовых людей и лай собак.
Лишь теперь подумала я о том, что Петр Анатольевич, не зная о моем отъезде, будет волноваться. Но тут же отругала себя за эти мысли:
"Да кто он мне в конце концов? Сват или брат, чтобы за каждый шаг свой перед ним отчитываться?"
Хотя сама бы разобиделась на него, поступи он со мной подобным образом. И поняв это, тут же оправдалась:
"Но ведь это действительно очень нужная для расследования поездка. Побранится для виду, а потом сам же и благодарить будет".
Но Ксения Георгиевна уже семенила мне навстречу, и, увидев ее радостное личико, я позабыла обо всем на свете и поспешила в ее объятия.
- Катенька, родная моя, только вчера тебя вспоминала... - сквозь слезы радости прошептала она.
- Вот я и приехала, а вспомнили бы пораньше - я бы раньше приехала... - отшутилась я, хотя у самой слезы уже наворачивались на глаза.