– Кардашеву сообщить?
– Нет, пусть сам узнает. Из квартиры пусть выходит, но вы его должны плотно прикрыть. Плотно, ты меня понял? – с нажимом повторил Розум.
– Так точно, понял.
– Обо всех передвижениях Кардашева сообщать мне немедленно на мобильный. Все, я уехал.
Лена сидела на стуле возле плиты и во все глаза смотрела на Розума. Розум озабоченным тоном давал ей инструкции:
– Лена, ты сегодня никуда из квартиры не выходишь. Ждешь меня. Никому без моего звонка не открывать.
Мобильный Розума зазвонил опять.
– Слушаю, Владислав.
– Что-то мы все время опаздываем с тобой, Зуммер, – назвал генерал Розума спецназовской кличкой. – Уже второй покойник.
– Первый не наш, – хмуро поправил Розум.
– Сейчас они все будут наши.
– Владислав, я за Лену боюсь.
– К ней уже выехали, с минуты на минуту должны быть. Ты выезжай, в девять тридцать у нас совещание с соседями.
Розум еще раз проинструктировал Лену по поводу охраны и выехал в «присутствие».
На совещании от соседей присутствовал розовощекий улыбчивый полковник Старостин. Они поздоровались с Розумом как старые знакомые.
– Опять вы нам работенку подкинули.
– Да уж.
– Давайте, полковник, начнем с оперативной информации, – предложил Суровцев.
– Никто к Ройбаху вчера в гостиницу не приходил. Согласно данным наблюдения, он вернулся с Ленинградского вокзала в семь сорок пять утра с Кардашевым, сразу по приходу поезда Псков – Москва. Кардашев его высадил и поехал к себе на квартиру. Ройбах провел пару часов в номере, затем пошел в город, погулял по Тверской, вышел на Герцена и там пообедал в кафе. Вернулся в номер и находился там до вечера. Никаких контактов наружка не засекла. Вечером спустился в ресторан поужинать. Там к его столику подсел какой-то мужчина. Мы его проверяем. Но на контакт не похоже. Вернулся до девяти тридцати. За весь день сделал только один звонок. Утром после вокзала позвонил из номера Доминику Перье, сотруднику бельгийского посольства в Москве.
– На исполнителей есть что-нибудь? – спросил Суровцев.
– Никто к нему не заходил. Мы отрабатываем постояльцев и их гостей. Особенно тех, кто выехал после десяти вечера, – продолжил Старостин.
– Ну, он мог и не выезжать. Спокойно сидит себе и ждет, пока все успокоится, – опять подал реплику Суровцев, чертя на листе бумаги какие-то схемы.
– Мы этот вариант предусмотрели тоже, – заверил полковник. – Кардашева ваши люди ведут. – Розум кивнул. – Сейчас опера проверяют записи камер слежения гостиницы и ресторана. Что-то конкретное, я думаю, смогу доложить к вечеру.
В десять пятнадцать Кардашев позвонил Ройбаху в гостиницу. Его соединили с оперативником.
– Ройбах сейчас подойти не может, Павел Николаевич. Он просил вас приехать к нему как можно скорее.
– А что, появилась новая информация?
– Это не телефонный разговор.
– Понимаю, я сейчас еду, – забеспокоился Кардашев.
В десять двадцать пять зазвонил мобильник Розума:
– Алексей Викторович, Володя говорит. Он выехал на своей машине в сторону гостиницы.
– Хорошо. После гостиницы везите его на квартиру, я туда выеду.
Однако Кардашев до гостиницы не доехал. Он запарковал машину на Брестской и пошел по Большой Грузинской, по противоположной от гостиницы стороне улицы. Потом подошел ко входу в ресторан на Тверской и спросил у швейцара:
– А что это у вас, отец, столько милиции понагнали?
– Дак жильца убили сегодня ночью, бельгийца.
Кардашев прошел дальше по Тверской, свернул на Васильевскую и вернулся по Брестской к своей машине.
В одиннадцать пятнадцать Розуму опять позвонили:
– Алексей Викторович, это Кардашев. Я согласен вернуть вам архив Каратаевых.
– А что так, Павел Николаевич? Отчего такая быстрая перемена?
– Да жизнь мне пока еще дорога, Алексей Викторович, а вы, как я посмотрю, шутить не любите.
– Хорошо. Вы где сейчас?
– На Брестской.
– Никуда не уходите. К вам сейчас подойдут мои люди. Вы сядете к ним в машину, и они вас отвезут к вам домой, а я подъеду туда через час. И без фокусов, Павел Николаевич.
– Я надеюсь, моей безопасности ничего не угрожает?
– Абсолютно ничего, если будете себя правильно вести.
– Я правильно буду себя вести, Алексей Викторович.
– Вот и отлично. До встречи.
– Что там? – спросил Суровцев.
Розум рассмеялся:
– Звонил Кардашев. Он думает, что это я убил Ройбаха. Предлагает отдать архив.
– Испугался?
– Испугаешься тут.
– Ну, нет худа без добра, – буркнул Суровцев.
Розум сидел в квартире Кардашева и просматривал архив Каратаевых.
– Здесь все, ничего не пропало?
– Ничего, Алексей Викторович, все тут.
– Хорошо, а теперь расскажите мне подробно о ваших делах с Ройбахом.
– Так что, значит, кто-то изъял ценности до вас? – задумчиво спросил Розум после того, как Кардашев подробно описал свою с Ройбахом поездку в Нелюдово.
– Выходит, так.
– А что искали-то?
– Этого я не знаю. Ройбах не рассказывал. Он только сказал, что у Самариных в доме была коллекция старинного оружия. Я хочу официально заявить, Алексей Викторович, что в моих действиях никакого криминального замысла не было. Все мои действия осуществлялись по согласованию и прямому соглашению с наследниками Каратаева, о чем есть официальный документ, зарегистрированный в нотариальной конторе.
– Вот что, Павел Николаевич, вы постарайтесь из своей квартиры без необходимости пока не отлучаться. Люди, которые убили Ройбаха, могут выйти на вас. И нотариальная контора их, боюсь, не испугает. Мы вас подстрахуем, но вы должны нам помочь и вести себя благоразумно.
– В общем, на живца решили ловить, – грустно усмехнулся Кардашев. – Да нет, я прекрасно понимаю свое положение, Алексей Викторович, и готов выполнять все ваши инструкции.
Весь вечер Лена с Розумом изучали архив.
– Не понимаю, – недоуменно признался Розум. – Вот лист, который я нашел в ящике. Архип сообщает, что передал «наследство бригадира» Станиславу. И тот его отправил в Швецию через шведского посланника. А Ройбах – зять Станислава. Почему же он приезжает искать наследство в Россию? Смотрим на лист, который мы нашли. Здесь ясно сказано: «передал». Что же, он в последний момент передумал, забрал передачу у шведа и поехал перепрятывать ее из Санкт-Петербурга в Нелюдово? Летом восемнадцатого года! Через территорию, полную бандитов, дезертиров и революционной солдатни. С ценностями на руках? Даже если бы переправка ценностей по каким-то причинам сорвалась, то Станислав и тем более Архип Каратаев об этом бы знали, не могли не знать. Но он пишет о передаче как о свершившемся факте. Не понимаю я ничего.
– Может быть, связаться с родственниками? – тихо спросила Лена.
– С ними сейчас без нас свяжутся. Да и не знают они ничего, это же ясно. Если б знали, так сюда бы за архивом не ездили.
Утром следующего дня Розума на службе ждал сюрприз.
– Алексей Викторович, звонил Володя и велел передать, что ценности нашлись, – сообщила секретарша.
– Что, так и сказал? Срочно соедините меня с ним.
– Сегодня в восемь тридцать нам позвонил Доминик Перье из бельгийского посольства, – докладывал Володя. – Он сообщил, что у него находятся вещи, принадлежащие семье Каратаевых, и попросил о встрече. Мы договорились, что подъедем в посольство к часу дня.
Корень сидел в кабинете своего банка, куда обычно приезжал с утра. Сегодня он назначил две деловые встречи и просматривал бумаги, подготовленные финансистами.
– Вячеслав Львович, вам Извольский звонит из Парижа.
– Соединяй.
– Доброе утро, Слава.
– Доброе утро. Что, нарыл что-нибудь?
– Нарыл. Докладываю. Во-первых. «Сотбис» провел повторную экспертизу. Параллельно в нескольких экспертных центрах. Результаты идентичны. Сабля – подлинная, из коллекции Уваровых.
– Так это же отлично, – обрадовался Корень.
– Неплохо, – согласился Извольский.
– Кроме того, от «Сотбис» был послан запрос ведущим экспертам-историкам по поводу сабли Чингизидов. На прошлой неделе пришла информация от профессора католического университета кардинала Аугусто Пандолфо. Первое упоминание о сабле Чингизидов относится ко времени войн Джучидов (наследников улуса Джучиева) и Хулагуидов (монгольских правителей Ирана). В первый год царствования хана Менгу-Тимура генуэзцы получают от него ярлык на владение Кафой. Это была важная политическая победа Генуи, позволившая ей закрепиться в черноморских колониях.
В генуэзских хрониках того времени есть упоминание о сабле Чингизидов, которую генуэзцы подарили хану в благодарность за пожалованный им ханский ярлык на Кафу. Есть краткое описание подарка. Это сабля дамасской стали. На обеих сторонах клинка золотая тамга – родовой знак дома Бату. Тамга также выгравирована на серебряной рукояти эфеса сабли. Но главное – торец рукояти украшал бриллиант. Один из самых крупных камней, известных в то время. Есть сведения, что алмаз был вывезен из Персии, и таким образом подарок символизировал подчиненное отношение Хулагуидов к Золотой Орде.
В дальнейшем сабля переходила по наследству к правящим ханам Золотой Орды и считалась символом непобедимости наследников улуса Джучи. После падения Орды сабля перешла к правителям Крымского ханства Гиреям, которые после XVI века остаются единственными правящими потомками дома Бату.
– Ты что, лекцию мне читаешь? Ты скажи, та или не та? – нетерпеливо прервал Извольского Корень.
– Нет, не та. На сабле Уваровых нет отличительных признаков сабли Чингизидов. В первую очередь отсутствует тамга на клинке. Но клинок за семьсот лет могли заменить. Далее, рукоять не соответствует данному описанию. Опять же на ней отсутствует тамга. И самое главное, на торце рукояти нет алмаза. А алмаз, по описанию, должен быть уникальным.
– Но сабля не подделка? – продолжал недоумевать Корень.
– Нет. Сабля подлинная, относится предположительно к XV–XVI векам. Согласно заключению экспертов, скорее всего принадлежала какому-то знатному турецкому паше-сераскиру. Представляет безусловную историческую ценность. Но уникальной реликвией, подобной сабле Чингизидов, считаться не может.
– Значит, подлинная, но не Чингизидов?
– Именно так. Сабля подлинная, но считалась саблей Чингизидов ошибочно.
– И соответственно цена ее становится намного меньше? – В голосе Корня звучало явное разочарование.
– Да, – подтвердил Извольский.
– А настоящая сабля, она на сколько может затянуть?
– Ну, судя по описанию алмаза, цена может быть выше заявленной на порядок. Тем более если сохранилась тамга ордынских ханов, – продолжил Извольский профессорским тоном.
– Даже без алмаза?
– Нет, не думаю. Без алмаза крайне трудно будет доказать ее аутентичность.
– Значит, Веня, старик был прав, реликвией Чингизидов сабля не является. Но откуда он взял, что это сабля Зуба?
– Слава, я попытался опять связаться с Паниным, но он в контактах не заинтересован.
– И сразу после встречи начинает искать архив Каратаевых. Который пролежал себе спокойненько восемь десятков лет. Она где-то здесь, в России. Видал, как он обрадовался, что сабля не настоящая? Значит, старик что-то знает о настоящей сабле. И ищет ее в России. И для этого ему нужен архив.
– Не все так просто, Слава, – виноватым голосом продолжил Извольский. – Как утверждает профессор Пандолфо, в конце XIV века сабля снова попадает к генуэзцам. Пандолфо считает крайне маловероятным, чтобы генуэзцы выпустили из рук такое сокровище. Скорее всего сабля осталась собственностью банка святого Георгия, который был практически владельцем черноморских колоний Генуи с начала XV века. А это значит, что сабля на территорию России никогда больше не возвращалась.
– Нет, пусть сам узнает. Из квартиры пусть выходит, но вы его должны плотно прикрыть. Плотно, ты меня понял? – с нажимом повторил Розум.
– Так точно, понял.
– Обо всех передвижениях Кардашева сообщать мне немедленно на мобильный. Все, я уехал.
Лена сидела на стуле возле плиты и во все глаза смотрела на Розума. Розум озабоченным тоном давал ей инструкции:
– Лена, ты сегодня никуда из квартиры не выходишь. Ждешь меня. Никому без моего звонка не открывать.
Мобильный Розума зазвонил опять.
– Слушаю, Владислав.
– Что-то мы все время опаздываем с тобой, Зуммер, – назвал генерал Розума спецназовской кличкой. – Уже второй покойник.
– Первый не наш, – хмуро поправил Розум.
– Сейчас они все будут наши.
– Владислав, я за Лену боюсь.
– К ней уже выехали, с минуты на минуту должны быть. Ты выезжай, в девять тридцать у нас совещание с соседями.
Розум еще раз проинструктировал Лену по поводу охраны и выехал в «присутствие».
На совещании от соседей присутствовал розовощекий улыбчивый полковник Старостин. Они поздоровались с Розумом как старые знакомые.
– Опять вы нам работенку подкинули.
– Да уж.
– Давайте, полковник, начнем с оперативной информации, – предложил Суровцев.
– Никто к Ройбаху вчера в гостиницу не приходил. Согласно данным наблюдения, он вернулся с Ленинградского вокзала в семь сорок пять утра с Кардашевым, сразу по приходу поезда Псков – Москва. Кардашев его высадил и поехал к себе на квартиру. Ройбах провел пару часов в номере, затем пошел в город, погулял по Тверской, вышел на Герцена и там пообедал в кафе. Вернулся в номер и находился там до вечера. Никаких контактов наружка не засекла. Вечером спустился в ресторан поужинать. Там к его столику подсел какой-то мужчина. Мы его проверяем. Но на контакт не похоже. Вернулся до девяти тридцати. За весь день сделал только один звонок. Утром после вокзала позвонил из номера Доминику Перье, сотруднику бельгийского посольства в Москве.
– На исполнителей есть что-нибудь? – спросил Суровцев.
– Никто к нему не заходил. Мы отрабатываем постояльцев и их гостей. Особенно тех, кто выехал после десяти вечера, – продолжил Старостин.
– Ну, он мог и не выезжать. Спокойно сидит себе и ждет, пока все успокоится, – опять подал реплику Суровцев, чертя на листе бумаги какие-то схемы.
– Мы этот вариант предусмотрели тоже, – заверил полковник. – Кардашева ваши люди ведут. – Розум кивнул. – Сейчас опера проверяют записи камер слежения гостиницы и ресторана. Что-то конкретное, я думаю, смогу доложить к вечеру.
В десять пятнадцать Кардашев позвонил Ройбаху в гостиницу. Его соединили с оперативником.
– Ройбах сейчас подойти не может, Павел Николаевич. Он просил вас приехать к нему как можно скорее.
– А что, появилась новая информация?
– Это не телефонный разговор.
– Понимаю, я сейчас еду, – забеспокоился Кардашев.
В десять двадцать пять зазвонил мобильник Розума:
– Алексей Викторович, Володя говорит. Он выехал на своей машине в сторону гостиницы.
– Хорошо. После гостиницы везите его на квартиру, я туда выеду.
Однако Кардашев до гостиницы не доехал. Он запарковал машину на Брестской и пошел по Большой Грузинской, по противоположной от гостиницы стороне улицы. Потом подошел ко входу в ресторан на Тверской и спросил у швейцара:
– А что это у вас, отец, столько милиции понагнали?
– Дак жильца убили сегодня ночью, бельгийца.
Кардашев прошел дальше по Тверской, свернул на Васильевскую и вернулся по Брестской к своей машине.
В одиннадцать пятнадцать Розуму опять позвонили:
– Алексей Викторович, это Кардашев. Я согласен вернуть вам архив Каратаевых.
– А что так, Павел Николаевич? Отчего такая быстрая перемена?
– Да жизнь мне пока еще дорога, Алексей Викторович, а вы, как я посмотрю, шутить не любите.
– Хорошо. Вы где сейчас?
– На Брестской.
– Никуда не уходите. К вам сейчас подойдут мои люди. Вы сядете к ним в машину, и они вас отвезут к вам домой, а я подъеду туда через час. И без фокусов, Павел Николаевич.
– Я надеюсь, моей безопасности ничего не угрожает?
– Абсолютно ничего, если будете себя правильно вести.
– Я правильно буду себя вести, Алексей Викторович.
– Вот и отлично. До встречи.
– Что там? – спросил Суровцев.
Розум рассмеялся:
– Звонил Кардашев. Он думает, что это я убил Ройбаха. Предлагает отдать архив.
– Испугался?
– Испугаешься тут.
– Ну, нет худа без добра, – буркнул Суровцев.
Розум сидел в квартире Кардашева и просматривал архив Каратаевых.
– Здесь все, ничего не пропало?
– Ничего, Алексей Викторович, все тут.
– Хорошо, а теперь расскажите мне подробно о ваших делах с Ройбахом.
– Так что, значит, кто-то изъял ценности до вас? – задумчиво спросил Розум после того, как Кардашев подробно описал свою с Ройбахом поездку в Нелюдово.
– Выходит, так.
– А что искали-то?
– Этого я не знаю. Ройбах не рассказывал. Он только сказал, что у Самариных в доме была коллекция старинного оружия. Я хочу официально заявить, Алексей Викторович, что в моих действиях никакого криминального замысла не было. Все мои действия осуществлялись по согласованию и прямому соглашению с наследниками Каратаева, о чем есть официальный документ, зарегистрированный в нотариальной конторе.
– Вот что, Павел Николаевич, вы постарайтесь из своей квартиры без необходимости пока не отлучаться. Люди, которые убили Ройбаха, могут выйти на вас. И нотариальная контора их, боюсь, не испугает. Мы вас подстрахуем, но вы должны нам помочь и вести себя благоразумно.
– В общем, на живца решили ловить, – грустно усмехнулся Кардашев. – Да нет, я прекрасно понимаю свое положение, Алексей Викторович, и готов выполнять все ваши инструкции.
Весь вечер Лена с Розумом изучали архив.
– Не понимаю, – недоуменно признался Розум. – Вот лист, который я нашел в ящике. Архип сообщает, что передал «наследство бригадира» Станиславу. И тот его отправил в Швецию через шведского посланника. А Ройбах – зять Станислава. Почему же он приезжает искать наследство в Россию? Смотрим на лист, который мы нашли. Здесь ясно сказано: «передал». Что же, он в последний момент передумал, забрал передачу у шведа и поехал перепрятывать ее из Санкт-Петербурга в Нелюдово? Летом восемнадцатого года! Через территорию, полную бандитов, дезертиров и революционной солдатни. С ценностями на руках? Даже если бы переправка ценностей по каким-то причинам сорвалась, то Станислав и тем более Архип Каратаев об этом бы знали, не могли не знать. Но он пишет о передаче как о свершившемся факте. Не понимаю я ничего.
– Может быть, связаться с родственниками? – тихо спросила Лена.
– С ними сейчас без нас свяжутся. Да и не знают они ничего, это же ясно. Если б знали, так сюда бы за архивом не ездили.
Утром следующего дня Розума на службе ждал сюрприз.
– Алексей Викторович, звонил Володя и велел передать, что ценности нашлись, – сообщила секретарша.
– Что, так и сказал? Срочно соедините меня с ним.
– Сегодня в восемь тридцать нам позвонил Доминик Перье из бельгийского посольства, – докладывал Володя. – Он сообщил, что у него находятся вещи, принадлежащие семье Каратаевых, и попросил о встрече. Мы договорились, что подъедем в посольство к часу дня.
Корень сидел в кабинете своего банка, куда обычно приезжал с утра. Сегодня он назначил две деловые встречи и просматривал бумаги, подготовленные финансистами.
– Вячеслав Львович, вам Извольский звонит из Парижа.
– Соединяй.
– Доброе утро, Слава.
– Доброе утро. Что, нарыл что-нибудь?
– Нарыл. Докладываю. Во-первых. «Сотбис» провел повторную экспертизу. Параллельно в нескольких экспертных центрах. Результаты идентичны. Сабля – подлинная, из коллекции Уваровых.
– Так это же отлично, – обрадовался Корень.
– Неплохо, – согласился Извольский.
– Кроме того, от «Сотбис» был послан запрос ведущим экспертам-историкам по поводу сабли Чингизидов. На прошлой неделе пришла информация от профессора католического университета кардинала Аугусто Пандолфо. Первое упоминание о сабле Чингизидов относится ко времени войн Джучидов (наследников улуса Джучиева) и Хулагуидов (монгольских правителей Ирана). В первый год царствования хана Менгу-Тимура генуэзцы получают от него ярлык на владение Кафой. Это была важная политическая победа Генуи, позволившая ей закрепиться в черноморских колониях.
В генуэзских хрониках того времени есть упоминание о сабле Чингизидов, которую генуэзцы подарили хану в благодарность за пожалованный им ханский ярлык на Кафу. Есть краткое описание подарка. Это сабля дамасской стали. На обеих сторонах клинка золотая тамга – родовой знак дома Бату. Тамга также выгравирована на серебряной рукояти эфеса сабли. Но главное – торец рукояти украшал бриллиант. Один из самых крупных камней, известных в то время. Есть сведения, что алмаз был вывезен из Персии, и таким образом подарок символизировал подчиненное отношение Хулагуидов к Золотой Орде.
В дальнейшем сабля переходила по наследству к правящим ханам Золотой Орды и считалась символом непобедимости наследников улуса Джучи. После падения Орды сабля перешла к правителям Крымского ханства Гиреям, которые после XVI века остаются единственными правящими потомками дома Бату.
– Ты что, лекцию мне читаешь? Ты скажи, та или не та? – нетерпеливо прервал Извольского Корень.
– Нет, не та. На сабле Уваровых нет отличительных признаков сабли Чингизидов. В первую очередь отсутствует тамга на клинке. Но клинок за семьсот лет могли заменить. Далее, рукоять не соответствует данному описанию. Опять же на ней отсутствует тамга. И самое главное, на торце рукояти нет алмаза. А алмаз, по описанию, должен быть уникальным.
– Но сабля не подделка? – продолжал недоумевать Корень.
– Нет. Сабля подлинная, относится предположительно к XV–XVI векам. Согласно заключению экспертов, скорее всего принадлежала какому-то знатному турецкому паше-сераскиру. Представляет безусловную историческую ценность. Но уникальной реликвией, подобной сабле Чингизидов, считаться не может.
– Значит, подлинная, но не Чингизидов?
– Именно так. Сабля подлинная, но считалась саблей Чингизидов ошибочно.
– И соответственно цена ее становится намного меньше? – В голосе Корня звучало явное разочарование.
– Да, – подтвердил Извольский.
– А настоящая сабля, она на сколько может затянуть?
– Ну, судя по описанию алмаза, цена может быть выше заявленной на порядок. Тем более если сохранилась тамга ордынских ханов, – продолжил Извольский профессорским тоном.
– Даже без алмаза?
– Нет, не думаю. Без алмаза крайне трудно будет доказать ее аутентичность.
– Значит, Веня, старик был прав, реликвией Чингизидов сабля не является. Но откуда он взял, что это сабля Зуба?
– Слава, я попытался опять связаться с Паниным, но он в контактах не заинтересован.
– И сразу после встречи начинает искать архив Каратаевых. Который пролежал себе спокойненько восемь десятков лет. Она где-то здесь, в России. Видал, как он обрадовался, что сабля не настоящая? Значит, старик что-то знает о настоящей сабле. И ищет ее в России. И для этого ему нужен архив.
– Не все так просто, Слава, – виноватым голосом продолжил Извольский. – Как утверждает профессор Пандолфо, в конце XIV века сабля снова попадает к генуэзцам. Пандолфо считает крайне маловероятным, чтобы генуэзцы выпустили из рук такое сокровище. Скорее всего сабля осталась собственностью банка святого Георгия, который был практически владельцем черноморских колоний Генуи с начала XV века. А это значит, что сабля на территорию России никогда больше не возвращалась.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента