Страница:
Мы вскочили на ноги и несколько секунд, онемев от удивления, смотрели на этого кита, выброшенного на наш берег одним из штормов, бушующих в безбрежном океане человеческих жизней. Очнувшись, Холмс схватил с дивана подушку и подсунул ему под голову, а я бросился за бренди. Сеть морщин на полном бледном лице, свинцовые мешки под глазами, печально опущенные уголки вялых губ, щетина на скулах – все говорило о том, что последнее время жизнь его была наполнена тревогой и волнением. Несвежие воротничок и рубашка свидетельствовали о долгой поездке. Волосы на большой красиво очерченной голове были всклокочены. Перед нами лежал человек, сраженный каким-то несчастьем.
– Что с ним, Ватсон? – спросил Холмс.
– Полное истощение сил… Возможно, от голода или переутомления, – сказал я, нащупывая нитевидный пульс{41}, там, где жизнь еще билась слабым тоненьким ручейком.
– Обратный билет до Мэклтона. Это север Англии, – Холмс достал билет из кармашка для часов на его жилете. – Сейчас еще нет двенадцати. Видно, он выехал очень рано.
Морщинистые веки нашего гостя задрожали и приоткрылись. На нас уставилась пара бессмысленных серых глаз. В следующую секунду мужчина стал неуклюже подниматься, весь красный от стыда.
– Простите меня за эту слабость, мистер Холмс. Я в последнее время вымотался. Благодарю вас. Если у вас найдется стакан молока и печенье, мне наверняка станет лучше. Я лично приехал к вам специально, чтобы быть уверенным, что вы поедете вместе со мной. Я побоялся, что никакая телеграмма не сможет убедить вас в исключительной неотложности дела.
– Как только вы полностью придете в себя…
– Я уже снова прекрасно себя чувствую. Даже не понимаю, почему это я так расклеился. Мистер Холмс, мне очень нужно, чтобы вы поехали со мной в Мэклтон ближайшим поездом.
Мой друг покачал головой.
– Мой коллега доктор Ватсон подтвердит, что сейчас мы крайне заняты. Я веду дело о документах Ферьера, потом будет суд по убийству Абергавенни, так что в настоящее время только очень важное дело может заставить меня уехать из Лондона.
– Важное? – всплеснул руками наш посетитель. – Вы что, ничего не слышали о похищении единственного сына герцога Холдернесса?
– Как! Вы имеете в виду бывшего члена кабинета министров?
– Да, да! Мы сделали все, чтобы это не попало в газеты, но во вчерашней вечерней «Глоуб»{42} появились слухи. Я думал, вы об этом уже знаете.
Холмс вытянул длинную худую руку и снял с полки том энциклопедического справочника на букву «Х».
– «Холдернесс, шестой герцог, кавалер Ордена Подвязки{43}, член Тайного совета{44}…» Ого, впечатляет! «Барон Беверли, граф Карлтонский…» Ничего себе список! «С 1900 г. лорд-наместник{45} в Хэллемшире{46}. Супруга (с 1888) – Эдит, дочь сэра Чарльза Эпплдора. Единственный ребенок и наследник – лорд Солтайр. Владеет почти 250 000 акрами земли, рудниками в Ланкашире и Уэльсе. Адрес: Карлтон-хаус-террас, Холдернесс-холл, Хэллемшир; Карстон-касл, Бангор, Уэльс. Лорд адмиралтейства{47} (1872); министр…» М-да, как видно, один из самых больших людей в нашем королевстве!
– Один из самых больших и самых богатых. Мистер Холмс, я знаю, что вы величайший профессионал и готовы работать не ради денег, однако позвольте мне сказать, что его сиятельство уже заявил, что чек на пять тысяч фунтов ожидает того, кто сообщит ему, где находится его сын, и еще тысячу он обещает тому, кто назовет имя человека, который его похитил.
– Поистине королевская щедрость, – сказал Холмс. – Ватсон, я думаю, мы все же съездим с доктором Хакстейблом на север Англии. Что ж, доктор Хакстейбл, допивайте молоко и расскажите, что произошло, когда это произошло, как это произошло и, наконец, какое отношение к этому имеет доктор Торникрофт Хакстейбл из школы «Прайери» под Мэклтоном и почему он обратился ко мне за помощью – судя по состоянию вашего подбородка – через три дня после самого события.
Наш посетитель жадно проглотил печенье и молоко, глаза его вновь наполнились светом, бледность ушла, и он с жаром приступил к подробному рассказу.
– Сначала я должен сообщить вам, джентльмены, что «Прайери» – это закрытая подготовительная школа для мальчиков. Я являюсь ее основателем и директором. Возможно, вы слышали о моей книге «Очерки о Горации». «Прайери» – несомненно, лучшая частная школа в Англии. В ней учатся отпрыски самых знатных фамилий. Лорд Леверстоук, граф Блэквотер, сэр Кэткарт Сомс – все они доверили мне своих сыновей. Однако я почувствовал, что моя карьера достигла зенита, когда три недели назад герцог Холдернесс прислал ко мне мистера Джеймса Вайлдера, своего секретаря, с известием о том, что десятилетний лорд Солтайр, его единственный сын и наследник, будет отправлен в мою школу. Разве мог я тогда предположить, что это радостное событие было предвестником величайшего несчастья в моей жизни?
Мальчика привезли первого мая, в первый день летнего семестра. Он оказался очень хорошим ребенком и довольно быстро приспособился к нашим условиям. Могу сказать вам (конечно же, подобного рода сведения не должны исходить из моих уст, но в таком деле недомолвки неуместны), что в кругу семьи он не был полностью счастлив. Ни для кого не тайна, что брак герцога не был счастливым и супруги разошлись. Герцогиня уехала на юг Франции, сына оставили в Холдернесс-холле. Случилось это совсем недавно, но мальчик был очень привязан к матери и сильно скучал по ней. Именно поэтому герцог и решил определить его в мое заведение. За две недели ребенок полностью освоился. Уверяю вас, у нас он чувствовал себя как дома и был совершенно счастлив.
Последний раз его видели вечером тринадцатого мая, то есть в этот понедельник. Его комната находится на третьем этаже, к ней примыкает большая комната, в которой живут еще двое мальчиков. Эти двое утверждают, что ничего не видели и не слышали, значит, через их комнату Солтайр уйти не мог. Окно в его комнате было открыто, и стена, на которую оно выходит, до самой земли увита плющом. Мы там все внизу осмотрели и никаких следов не нашли, но это, несомненно, единственный путь, которым он мог уйти.
Отсутствие его заметили во вторник утром, в семь часов. Кровать его была расстелена. Перед уходом он надел форму – короткий черный пиджак до пояса и серые брюки. Следов того, что кто-то посторонний побывал в его комнате, не обнаружили. Ни криков, ни звуков борьбы, ни чего-либо подобного не было. Мы это знаем, потому что Каунтер, старший из мальчиков, живущих в соседней комнате, ничего не слышал, а спит он очень чутко.
Как только выяснилось, что лорд Солтайр исчез, я сразу же созвал общешкольное собрание – мальчиков, учителей, слуг. Оказалось, что лорд Солтайр был не единственным, кто пропал той ночью. Отсутствовал также Хайдеггер – преподаватель немецкого языка. Его комната тоже находится на третьем этаже и выходит окнами в ту же сторону, что и окно лорда Солтайра, но расположена она в дальнем крыле. Его постель тоже оказалась неубранной, но у него времени одеться, похоже, не было, поскольку его рубашка и носки лежали прямо на полу. Вот он точно спустился по плющу, потому что под окном на газоне мы увидели следы его ног. Свой велосипед он держал в небольшом сарае за этим газоном, и его тоже не оказалось на месте.
В моей школе он проработал два года. Ко мне он пришел с лучшими рекомендациями, но был довольно замкнутым и нелюдимым человеком, и ни учителя, ни дети его особенно не любили. Больше никаких следов беглецов обнаружить не удалось, и сейчас, в четверг, мы знаем не больше, чем во вторник. Разумеется, сразу же был послан запрос в Холдернесс-холл, который находится недалеко, всего в нескольких милях. Понимаете, мы подумали, вдруг мальчика потянуло домой и он решил вернуться к отцу, но там он не появлялся. Герцог, узнав о случившемся, пришел в крайнее волнение. Да я и сам… Вы видите, до какой степени нервного истощения довело меня чувство ответственности и напряжение последних дней. Мистер Холмс, я взываю к вашему знаменитому таланту. Заклинаю, помогите! Не жалейте сил, ибо это дело заслуживает того, как ни одно другое.
Шерлок Холмс выслушал рассказ горемычного директора школы с величайшим вниманием. Сведенные брови и глубокая складка между ними указывали на то, что призывы излишни, его уже всецело поглотило дело, которое не только сулило огромнейшую выгоду, но и не могло оставить его равнодушным своей сложностью и необычностью. Он достал записную книжку и сделал в ней пару заметок.
– Не обратившись ко мне сразу же, вы поступили крайне опрометчиво, – строго сказал он. – Это значительно усложняет дело. Например, я уверен, что и плющ, и газон могли бы подсказать намного больше, если бы их осмотрел опытный эксперт.
– Я в этом не виноват, мистер Холмс. Его сиятельство хотел любой ценой избежать огласки. Он очень боялся, что его семейное горе станет достоянием общественности. Он вообще к таким вопросам относится очень щепетильно.
– Официальное расследование проводилось?
– Да, сэр, но оно принесло самые неутешительные результаты. След наметился сразу же: в то утро на ближайшей станции видели какого-то молодого человека с мальчиком – они вместе садились на поезд. Но лишь вчера вечером мне стало известно, что догнали их только в Ливерпуле и никакого отношения к нашему делу они не имеют. После этого я уже не мог заснуть. Проведя ночь в муках и метаниях, я первым же поездом отправился к вам.
– Я полагаю, пока полиция шла по ложному следу, расследование было приостановлено?
– Да, не делалось ничего.
– Значит, три дня потрачены впустую. Надо признать, дело ведется из рук вон плохо.
– Я полностью с вами согласен.
– И все же этот клубок можно распутать. Я с удовольствием этим займусь. Скажите, а пропавший мальчик и учитель немецкого могут быть как-то связаны?
– Нет, однозначно.
– Учитель преподавал в его классе?
– Нет. Насколько мне известно, они даже никогда не разговаривали.
– Очень интересно. У мальчика был велосипед?
– Нет.
– Кроме велосипеда учителя других велосипедов не пропало?
– Нет.
– Вы в этом уверены?
– Совершенно.
– Но, согласитесь, нельзя же представить себе, что этот немец посреди ночи уехал на своем велосипеде с мальчиком в руках.
– Конечно, это невозможно.
– А вы сами как-то можете это объяснить?
– Может быть, велосипед был нужен для отвода глаз. Они его где-то спрятали, а сами ушли пешком.
– Возможно, но не кажется ли вам, что это довольно странно? В том сарае были другие велосипеды?
– Да, несколько.
– Неужели он не додумался бы спрятать два велосипеда, если ему было так нужно, чтобы все решили, будто они уехали, а не ушли?
– Считаю, додумался бы.
– Конечно же, додумался бы. Эта версия не годится. Но я думаю, что расследование дела нужно начинать именно с этого – с пропажи велосипеда. В конце концов, велосипед – не та вещь, которую можно легко спрятать или уничтожить. Еще один вопрос: кто-нибудь приходил к мальчику за день до того, как он исчез?
– Нет.
– Может быть, он получал письма?
– Да, ему пришло одно письмо.
– От кого?
– От отца.
– Вы вскрываете письма, которые приходят детям?
– Нет.
– Откуда вы знаете, что это письмо было от его отца?
– На конверте стоял герб, а адрес был написан строгим почерком герцога. К тому же герцог сам упоминал, что писал сыну в тот день.
– А когда он последний раз получал письмо до этого?
– Несколько дней назад.
– Среди его почты были письма из Франции?
– Нет, никогда.
– Вы, конечно, понимаете, почему я об этом спрашиваю. Ребенка либо похитили силой, либо он ушел по своей воле. На побег этого десятилетнего мальчика могло подтолкнуть только какое-то влияние извне. Если ни с кем посторонним он не общался, значит, заставить совершить побег его могли только письма. Поэтому я и пытаюсь выяснить, кто ему писал.
– Боюсь, что тут я не смогу вам помочь. Насколько я знаю, ему никто не писал, кроме отца.
– Последнее письмо от которого пришло именно в день его исчезновения. Отец с сыном были дружны?
– Его сиятельство ни с кем особенно не дружен. Он полностью поглощен решением серьезных общественных вопросов, и обычные человеческие чувства ему чужды. Однако он всегда был по-своему добр к сыну.
– Но мальчик больше любил мать.
– Да.
– Он сам об этом говорил?
– Нет.
– Значит, вы узнали об этом от герцога?
– Господь с вами! Конечно, нет.
– Откуда же вам это известно?
– Я несколько раз разговаривал с мистером Джеймсом Вайлдером, секретарем его сиятельства. Это он рассказал мне о чувствах лорда Солтайра.
– Понятно. Кстати, последнее письмо герцога… Его нашли в комнате мальчика после того, как он исчез?
– Нет, он взял его с собой. Мистер Холмс, по-моему, нам пора выходить. Нам же еще нужно до Юстона{48} добираться.
– Я закажу кеб. Через четверть часа мы будем в вашем распоряжении. Мистер Хакстейбл, если вы будете телеграфировать домой, то лучше пусть там считают, что расследование в Ливерпуле еще не закончено. В Ливерпуле или где-либо еще, главное – сделать так, чтобы нам никто не мешал. А тем временем я смогу спокойно поработать на месте. Возможно, след еще не так остыл, как кажется, и две таких старых ищейки, как мы с Ватсоном, смогут его разнюхать.
Вечер того дня застал нас в Дербишире, когда мы, наслаждаясь прохладным, бодрящим воздухом, подъезжали к знаменитой школе доктора Хакстейбла. Было уже почти темно, когда мы прибыли на место. На столике в передней лежала визитная карточка, и как только мы вошли, к директору бросился дворецкий и что-то зашептал на ухо. Выслушав его, наш клиент взволнованно повернулся к нам.
– Герцог здесь, – доверительным тоном произнес он. – Герцог и мистер Вайлдер. Пойдемте, джентльмены, я вас представлю.
Конечно же, я видел портреты этого видного государственного деятеля, да только в жизни он оказался совсем другим. Это был высокий, полный достоинства господин в безупречном костюме, на вытянутом, худом лице его сильно выделялся длинный, удивительно горбатый нос. Герцог был поразительно бледен, что подчеркивала длинная редкая ярко-рыжая борода, из-под которой на белоснежном жилете поблескивала цепочка часов. Стоя напротив камина посередине ковра в кабинете доктора Хакстейбла, он встретил нас холодным как лед взглядом. Я понял, что очень молодой человек рядом с ним – Вайлдер, его личный секретарь. Небольшого роста, со светло-голубыми глазами, подвижным лицом, несколько напряженный, он как будто в любую секунду готов был броситься исполнять приказания своего хозяина. Он заговорил первым.
– Доктор Хакстейбл, – решительно начал он, – я приехал сегодня утром специально для того, чтобы воспрепятствовать вашей поездке в Лондон, но опоздал. Мне стало известно, что целью вашей поездки было пригласить мистера Шерлока Холмса принять участие в расследовании этого дела. Его сиятельство удивлен, что вы пошли на такой шаг, не обсудив его предварительно с ним.
– Когда я узнал, что полиция не справилась…
– Его сиятельство никоим образом не считает, что полиция не справляется с возложенной на нее задачей.
– Но как же? Мистер Вайлдер, я уверен, что…
– Вам прекрасно известно, доктор Хакстейбл, что его сиятельство стремится всеми силами избежать огласки и публичного скандала и желает, чтобы о происшедшем было известно как можно меньшему количеству людей.
– Это легко исправить, – упавшим голосом пролепетал доктор. – Мистер Шерлок Холмс может вернуться в Лондон утренним поездом.
– Нет, доктор, я так не думаю, – благодушно произнес Холмс. – Северный воздух освежает и придает сил, так что я, пожалуй, задержусь на несколько дней в ваших краях и полностью посвящу себя вашему делу. Но, разумеется, только от вас зависит, воспользуюсь ли я вашим гостеприимством или сниму номер в деревенской гостинице.
Несчастный доктор до того растерялся, что не мог произнести ни слова. Из затруднительного положения его спас сам бывший министр. Густой звучный голос рыжебородого герцога разнесся по кабинету, как звук гонга.
– Я согласен с мистером Вайлдером, вам действительно стоило со мной посоветоваться. Но раз уж мистер Холмс все равно теперь в курсе наших дел, было бы бессмысленно отказываться от его помощи. О сельской гостинице не может быть и речи, мистер Холмс. Я буду счастлив принять вас у себя в Холдернесс-холле.
– Благодарю вас, ваше сиятельство, но в интересах следствия, я думаю, мне лучше будет остаться здесь, поближе к месту происшествия.
– Как пожелаете, мистер Холмс. Мы с мистером Вайлдером, разумеется, всегда готовы ответить на любые ваши вопросы относительно дела.
– Возможно, мне и придется встретиться с вами в Холдернесс-холле, – задумчиво сказал Холмс. – Пока же я хотел бы спросить: вы сами как-то можете объяснить загадочное исчезновение сына? Может быть, у вас есть своя версия того, что произошло?
– Нет, сэр.
– Прошу меня простить, если я затрагиваю неприятную для вас тему, но у меня нет выбора. Не считаете ли вы, что к тому, что произошло, может иметь отношение герцогиня?
Большой человек заметно смутился.
– Я так не думаю, – поколебавшись, ответил он.
– Другое самое очевидное объяснение – ребенка выкрали для того, чтобы потребовать выкуп. Вам не поступало соответствующих требований?
– Нет, сэр.
– И еще вопрос, ваше сиятельство. Насколько мне известно, вы написали письмо сыну в день его исчезновения.
– Нет, я написал за день до того.
– Верно, но получил он его в тот день?
– Да.
– Могло ли ваше письмо как-то взволновать его или подтолкнуть на такой поступок?
– Нет, сэр, разумеется, нет.
– Вы сами отправили письмо?
Ответа герцога мы так и не услышали, потому что в разговор вмешался его секретарь.
– Его сиятельство не имеет привычки лично отправлять письма, – несколько раздраженным тоном произнес он. – Письмо лежало с остальными на столе в кабинете, и я собственноручно положил их все в сумку для почты.
– Вы точно уверены, что это письмо было среди них?
– Да, я его видел.
– Ваше сиятельство, а сколько всего писем вы написали в тот день?
– Двадцать или тридцать. У меня обширная переписка. Но, по-моему, это не имеет отношения к делу.
– Не совсем так, – вставил Холмс.
– Я сам посоветовал полиции обратить внимание на юг Франции, – продолжил герцог. – Как я уже сказал, я не считаю, что герцогиня могла устроить похищение, но мальчик все воспринимает по-своему, у него сложилось совершенно неверное представление о своей матери, так что вполне вероятно, что он мог сбежать к ней при поддержке и подстрекательстве этого немца. Доктор Хакстейбл, нам пора возвращаться в Холл.
Я видел, что Холмс хотел задать еще несколько вопросов, но резкий тон герцога дал понять, что разговор закончен. Было заметно, что этому высокородному аристократу обсуждение глубоко личных семейных вопросов с посторонним человеком крайне неприятно и что ему не хотелось, чтобы дальнейшие расспросы пролили еще больше света на те уголки его сиятельной жизни, которые он предпочитал держать в тени.
После того как вельможа и секретарь удалились, мой друг сразу же принялся за работу.
Внимательнейший осмотр комнаты мальчика лишь подтвердил, что покинуть ее он мог только через окно. Изучение комнаты и личных вещей преподавателя немецкого тоже ничего не дало. Плющ под его окном не выдержал веса взрослого человека и оборвался. В свете фонаря мы разглядели вмятину на земле в том месте, где он приземлился на каблуки. Эта отметина на коротко стриженной траве была единственным фактическим свидетельством необъяснимого ночного побега.
Оставив нас в здании, Шерлок Холмс ушел и вернулся только в начале двенадцатого. Он зашел ко мне с большой подробной картой округи. Разложив ее на моей кровати и установив посередине лампу, он сунул в рот трубку и принялся внимательно изучать карту, время от времени водя по ней дымящимся янтарным чубуком{49}.
– Это дело вызывает у меня все больший интерес, Ватсон, – сказал он. – В нем определенно есть весьма любопытные особенности. Мне бы хотелось, чтобы и вы с самого начала представляли себе географические особенности этого места, которые могут оказаться немаловажными для дальнейшего расследования.
Взгляните на эту карту. Вот этот темный прямоугольник – школа «Прайери». Отметим ее булавкой. Вот эта линия – основная дорога. Как видите, она отходит от школы на восток и на запад, и в пределах мили других дорог нет. Если беглецы ушли по дороге, они должны были пройти именно по ней.
– Это верно.
– По счастливому стечению обстоятельств мы до некоторой степени можем выяснить, что происходило на этой интересующей нас дороге ночью. В этом месте, куда сейчас указывает моя трубка, с полуночи до шести часов утра дежурил констебль. Это, как вы можете видеть, первый перекресток с восточной стороны. Констебль утверждает, что не отлучался со своего поста ни на секунду, и уверен, что ни мальчик, ни мужчина не могли пройти это место незамеченными. Я сегодня разговаривал с этим полицейским, и он производит впечатление вполне надежного человека, показаниям которого можно верить. Следовательно, восточное направление отпадает. Обратимся к западному. Здесь расположена местная гостиница «Рыжий бык». Ее владелица поздно вечером почувствовала недомогание и послала в Мэклтон за врачом, но он приехал только утром, так как был занят другим пациентом. Люди в гостинице, дожидаясь его, не спали, и, судя по всему, всю ночь на дорогу была устремлена по меньшей мере одна пара глаз. Они уверяют, что мимо гостиницы не проходил никто. Если верить их показаниям, отпадает и западное направление, поэтому мы с уверенностью можем сказать, что беглецы решили вообще не идти по дороге.
– Но как же велосипед? – усомнился я.
– Вот именно. Сейчас мы доберемся и до велосипеда. Но сначала продолжим делать выводы: если эти люди не пошли по дороге, следовательно, они должны были углубиться в деревенскую местность к северу или югу от здания школы, в этом сомнения нет. Давайте рассмотрим оба варианта. В южном направлении от школы расположен, как видите, большой участок пахотной земли, поделенный на небольшие поля, размежеванные каменными стенами. На велосипеде тут не проедешь, это направление можно отбросить. Посмотрим на север. Здесь расположена небольшая рощица, на карте отмеченная как «Редкая роща», за ней простирается большое заболоченное пространство, «Нижняя лощина», которая растянулась на десять миль и постепенно повышается. В этом месте, на границе болотистого участка, расположен Холдернесс-холл, до которого, если ехать от школы по дороге, десять миль пути, а если напрямик через болото – всего шесть. Вся эта равнина совершенно безлюдна, только несколько местных фермеров держат здесь хлева для овец и коров. Кроме них здесь до самого Честерфилдского тракта обитают лишь чибисы да кроншнепы. Вот здесь – церковь, видите? Несколько коттеджей и гостиница. Дальше начинаются крутые холмы. Наверняка наши поиски следует продолжить в этом направлении, к северу.
– Что с ним, Ватсон? – спросил Холмс.
– Полное истощение сил… Возможно, от голода или переутомления, – сказал я, нащупывая нитевидный пульс{41}, там, где жизнь еще билась слабым тоненьким ручейком.
– Обратный билет до Мэклтона. Это север Англии, – Холмс достал билет из кармашка для часов на его жилете. – Сейчас еще нет двенадцати. Видно, он выехал очень рано.
Морщинистые веки нашего гостя задрожали и приоткрылись. На нас уставилась пара бессмысленных серых глаз. В следующую секунду мужчина стал неуклюже подниматься, весь красный от стыда.
– Простите меня за эту слабость, мистер Холмс. Я в последнее время вымотался. Благодарю вас. Если у вас найдется стакан молока и печенье, мне наверняка станет лучше. Я лично приехал к вам специально, чтобы быть уверенным, что вы поедете вместе со мной. Я побоялся, что никакая телеграмма не сможет убедить вас в исключительной неотложности дела.
– Как только вы полностью придете в себя…
– Я уже снова прекрасно себя чувствую. Даже не понимаю, почему это я так расклеился. Мистер Холмс, мне очень нужно, чтобы вы поехали со мной в Мэклтон ближайшим поездом.
Мой друг покачал головой.
– Мой коллега доктор Ватсон подтвердит, что сейчас мы крайне заняты. Я веду дело о документах Ферьера, потом будет суд по убийству Абергавенни, так что в настоящее время только очень важное дело может заставить меня уехать из Лондона.
– Важное? – всплеснул руками наш посетитель. – Вы что, ничего не слышали о похищении единственного сына герцога Холдернесса?
– Как! Вы имеете в виду бывшего члена кабинета министров?
– Да, да! Мы сделали все, чтобы это не попало в газеты, но во вчерашней вечерней «Глоуб»{42} появились слухи. Я думал, вы об этом уже знаете.
Холмс вытянул длинную худую руку и снял с полки том энциклопедического справочника на букву «Х».
– «Холдернесс, шестой герцог, кавалер Ордена Подвязки{43}, член Тайного совета{44}…» Ого, впечатляет! «Барон Беверли, граф Карлтонский…» Ничего себе список! «С 1900 г. лорд-наместник{45} в Хэллемшире{46}. Супруга (с 1888) – Эдит, дочь сэра Чарльза Эпплдора. Единственный ребенок и наследник – лорд Солтайр. Владеет почти 250 000 акрами земли, рудниками в Ланкашире и Уэльсе. Адрес: Карлтон-хаус-террас, Холдернесс-холл, Хэллемшир; Карстон-касл, Бангор, Уэльс. Лорд адмиралтейства{47} (1872); министр…» М-да, как видно, один из самых больших людей в нашем королевстве!
– Один из самых больших и самых богатых. Мистер Холмс, я знаю, что вы величайший профессионал и готовы работать не ради денег, однако позвольте мне сказать, что его сиятельство уже заявил, что чек на пять тысяч фунтов ожидает того, кто сообщит ему, где находится его сын, и еще тысячу он обещает тому, кто назовет имя человека, который его похитил.
– Поистине королевская щедрость, – сказал Холмс. – Ватсон, я думаю, мы все же съездим с доктором Хакстейблом на север Англии. Что ж, доктор Хакстейбл, допивайте молоко и расскажите, что произошло, когда это произошло, как это произошло и, наконец, какое отношение к этому имеет доктор Торникрофт Хакстейбл из школы «Прайери» под Мэклтоном и почему он обратился ко мне за помощью – судя по состоянию вашего подбородка – через три дня после самого события.
Наш посетитель жадно проглотил печенье и молоко, глаза его вновь наполнились светом, бледность ушла, и он с жаром приступил к подробному рассказу.
– Сначала я должен сообщить вам, джентльмены, что «Прайери» – это закрытая подготовительная школа для мальчиков. Я являюсь ее основателем и директором. Возможно, вы слышали о моей книге «Очерки о Горации». «Прайери» – несомненно, лучшая частная школа в Англии. В ней учатся отпрыски самых знатных фамилий. Лорд Леверстоук, граф Блэквотер, сэр Кэткарт Сомс – все они доверили мне своих сыновей. Однако я почувствовал, что моя карьера достигла зенита, когда три недели назад герцог Холдернесс прислал ко мне мистера Джеймса Вайлдера, своего секретаря, с известием о том, что десятилетний лорд Солтайр, его единственный сын и наследник, будет отправлен в мою школу. Разве мог я тогда предположить, что это радостное событие было предвестником величайшего несчастья в моей жизни?
Мальчика привезли первого мая, в первый день летнего семестра. Он оказался очень хорошим ребенком и довольно быстро приспособился к нашим условиям. Могу сказать вам (конечно же, подобного рода сведения не должны исходить из моих уст, но в таком деле недомолвки неуместны), что в кругу семьи он не был полностью счастлив. Ни для кого не тайна, что брак герцога не был счастливым и супруги разошлись. Герцогиня уехала на юг Франции, сына оставили в Холдернесс-холле. Случилось это совсем недавно, но мальчик был очень привязан к матери и сильно скучал по ней. Именно поэтому герцог и решил определить его в мое заведение. За две недели ребенок полностью освоился. Уверяю вас, у нас он чувствовал себя как дома и был совершенно счастлив.
Последний раз его видели вечером тринадцатого мая, то есть в этот понедельник. Его комната находится на третьем этаже, к ней примыкает большая комната, в которой живут еще двое мальчиков. Эти двое утверждают, что ничего не видели и не слышали, значит, через их комнату Солтайр уйти не мог. Окно в его комнате было открыто, и стена, на которую оно выходит, до самой земли увита плющом. Мы там все внизу осмотрели и никаких следов не нашли, но это, несомненно, единственный путь, которым он мог уйти.
Отсутствие его заметили во вторник утром, в семь часов. Кровать его была расстелена. Перед уходом он надел форму – короткий черный пиджак до пояса и серые брюки. Следов того, что кто-то посторонний побывал в его комнате, не обнаружили. Ни криков, ни звуков борьбы, ни чего-либо подобного не было. Мы это знаем, потому что Каунтер, старший из мальчиков, живущих в соседней комнате, ничего не слышал, а спит он очень чутко.
Как только выяснилось, что лорд Солтайр исчез, я сразу же созвал общешкольное собрание – мальчиков, учителей, слуг. Оказалось, что лорд Солтайр был не единственным, кто пропал той ночью. Отсутствовал также Хайдеггер – преподаватель немецкого языка. Его комната тоже находится на третьем этаже и выходит окнами в ту же сторону, что и окно лорда Солтайра, но расположена она в дальнем крыле. Его постель тоже оказалась неубранной, но у него времени одеться, похоже, не было, поскольку его рубашка и носки лежали прямо на полу. Вот он точно спустился по плющу, потому что под окном на газоне мы увидели следы его ног. Свой велосипед он держал в небольшом сарае за этим газоном, и его тоже не оказалось на месте.
В моей школе он проработал два года. Ко мне он пришел с лучшими рекомендациями, но был довольно замкнутым и нелюдимым человеком, и ни учителя, ни дети его особенно не любили. Больше никаких следов беглецов обнаружить не удалось, и сейчас, в четверг, мы знаем не больше, чем во вторник. Разумеется, сразу же был послан запрос в Холдернесс-холл, который находится недалеко, всего в нескольких милях. Понимаете, мы подумали, вдруг мальчика потянуло домой и он решил вернуться к отцу, но там он не появлялся. Герцог, узнав о случившемся, пришел в крайнее волнение. Да я и сам… Вы видите, до какой степени нервного истощения довело меня чувство ответственности и напряжение последних дней. Мистер Холмс, я взываю к вашему знаменитому таланту. Заклинаю, помогите! Не жалейте сил, ибо это дело заслуживает того, как ни одно другое.
Шерлок Холмс выслушал рассказ горемычного директора школы с величайшим вниманием. Сведенные брови и глубокая складка между ними указывали на то, что призывы излишни, его уже всецело поглотило дело, которое не только сулило огромнейшую выгоду, но и не могло оставить его равнодушным своей сложностью и необычностью. Он достал записную книжку и сделал в ней пару заметок.
– Не обратившись ко мне сразу же, вы поступили крайне опрометчиво, – строго сказал он. – Это значительно усложняет дело. Например, я уверен, что и плющ, и газон могли бы подсказать намного больше, если бы их осмотрел опытный эксперт.
– Я в этом не виноват, мистер Холмс. Его сиятельство хотел любой ценой избежать огласки. Он очень боялся, что его семейное горе станет достоянием общественности. Он вообще к таким вопросам относится очень щепетильно.
– Официальное расследование проводилось?
– Да, сэр, но оно принесло самые неутешительные результаты. След наметился сразу же: в то утро на ближайшей станции видели какого-то молодого человека с мальчиком – они вместе садились на поезд. Но лишь вчера вечером мне стало известно, что догнали их только в Ливерпуле и никакого отношения к нашему делу они не имеют. После этого я уже не мог заснуть. Проведя ночь в муках и метаниях, я первым же поездом отправился к вам.
– Я полагаю, пока полиция шла по ложному следу, расследование было приостановлено?
– Да, не делалось ничего.
– Значит, три дня потрачены впустую. Надо признать, дело ведется из рук вон плохо.
– Я полностью с вами согласен.
– И все же этот клубок можно распутать. Я с удовольствием этим займусь. Скажите, а пропавший мальчик и учитель немецкого могут быть как-то связаны?
– Нет, однозначно.
– Учитель преподавал в его классе?
– Нет. Насколько мне известно, они даже никогда не разговаривали.
– Очень интересно. У мальчика был велосипед?
– Нет.
– Кроме велосипеда учителя других велосипедов не пропало?
– Нет.
– Вы в этом уверены?
– Совершенно.
– Но, согласитесь, нельзя же представить себе, что этот немец посреди ночи уехал на своем велосипеде с мальчиком в руках.
– Конечно, это невозможно.
– А вы сами как-то можете это объяснить?
– Может быть, велосипед был нужен для отвода глаз. Они его где-то спрятали, а сами ушли пешком.
– Возможно, но не кажется ли вам, что это довольно странно? В том сарае были другие велосипеды?
– Да, несколько.
– Неужели он не додумался бы спрятать два велосипеда, если ему было так нужно, чтобы все решили, будто они уехали, а не ушли?
– Считаю, додумался бы.
– Конечно же, додумался бы. Эта версия не годится. Но я думаю, что расследование дела нужно начинать именно с этого – с пропажи велосипеда. В конце концов, велосипед – не та вещь, которую можно легко спрятать или уничтожить. Еще один вопрос: кто-нибудь приходил к мальчику за день до того, как он исчез?
– Нет.
– Может быть, он получал письма?
– Да, ему пришло одно письмо.
– От кого?
– От отца.
– Вы вскрываете письма, которые приходят детям?
– Нет.
– Откуда вы знаете, что это письмо было от его отца?
– На конверте стоял герб, а адрес был написан строгим почерком герцога. К тому же герцог сам упоминал, что писал сыну в тот день.
– А когда он последний раз получал письмо до этого?
– Несколько дней назад.
– Среди его почты были письма из Франции?
– Нет, никогда.
– Вы, конечно, понимаете, почему я об этом спрашиваю. Ребенка либо похитили силой, либо он ушел по своей воле. На побег этого десятилетнего мальчика могло подтолкнуть только какое-то влияние извне. Если ни с кем посторонним он не общался, значит, заставить совершить побег его могли только письма. Поэтому я и пытаюсь выяснить, кто ему писал.
– Боюсь, что тут я не смогу вам помочь. Насколько я знаю, ему никто не писал, кроме отца.
– Последнее письмо от которого пришло именно в день его исчезновения. Отец с сыном были дружны?
– Его сиятельство ни с кем особенно не дружен. Он полностью поглощен решением серьезных общественных вопросов, и обычные человеческие чувства ему чужды. Однако он всегда был по-своему добр к сыну.
– Но мальчик больше любил мать.
– Да.
– Он сам об этом говорил?
– Нет.
– Значит, вы узнали об этом от герцога?
– Господь с вами! Конечно, нет.
– Откуда же вам это известно?
– Я несколько раз разговаривал с мистером Джеймсом Вайлдером, секретарем его сиятельства. Это он рассказал мне о чувствах лорда Солтайра.
– Понятно. Кстати, последнее письмо герцога… Его нашли в комнате мальчика после того, как он исчез?
– Нет, он взял его с собой. Мистер Холмс, по-моему, нам пора выходить. Нам же еще нужно до Юстона{48} добираться.
– Я закажу кеб. Через четверть часа мы будем в вашем распоряжении. Мистер Хакстейбл, если вы будете телеграфировать домой, то лучше пусть там считают, что расследование в Ливерпуле еще не закончено. В Ливерпуле или где-либо еще, главное – сделать так, чтобы нам никто не мешал. А тем временем я смогу спокойно поработать на месте. Возможно, след еще не так остыл, как кажется, и две таких старых ищейки, как мы с Ватсоном, смогут его разнюхать.
Вечер того дня застал нас в Дербишире, когда мы, наслаждаясь прохладным, бодрящим воздухом, подъезжали к знаменитой школе доктора Хакстейбла. Было уже почти темно, когда мы прибыли на место. На столике в передней лежала визитная карточка, и как только мы вошли, к директору бросился дворецкий и что-то зашептал на ухо. Выслушав его, наш клиент взволнованно повернулся к нам.
– Герцог здесь, – доверительным тоном произнес он. – Герцог и мистер Вайлдер. Пойдемте, джентльмены, я вас представлю.
Конечно же, я видел портреты этого видного государственного деятеля, да только в жизни он оказался совсем другим. Это был высокий, полный достоинства господин в безупречном костюме, на вытянутом, худом лице его сильно выделялся длинный, удивительно горбатый нос. Герцог был поразительно бледен, что подчеркивала длинная редкая ярко-рыжая борода, из-под которой на белоснежном жилете поблескивала цепочка часов. Стоя напротив камина посередине ковра в кабинете доктора Хакстейбла, он встретил нас холодным как лед взглядом. Я понял, что очень молодой человек рядом с ним – Вайлдер, его личный секретарь. Небольшого роста, со светло-голубыми глазами, подвижным лицом, несколько напряженный, он как будто в любую секунду готов был броситься исполнять приказания своего хозяина. Он заговорил первым.
– Доктор Хакстейбл, – решительно начал он, – я приехал сегодня утром специально для того, чтобы воспрепятствовать вашей поездке в Лондон, но опоздал. Мне стало известно, что целью вашей поездки было пригласить мистера Шерлока Холмса принять участие в расследовании этого дела. Его сиятельство удивлен, что вы пошли на такой шаг, не обсудив его предварительно с ним.
– Когда я узнал, что полиция не справилась…
– Его сиятельство никоим образом не считает, что полиция не справляется с возложенной на нее задачей.
– Но как же? Мистер Вайлдер, я уверен, что…
– Вам прекрасно известно, доктор Хакстейбл, что его сиятельство стремится всеми силами избежать огласки и публичного скандала и желает, чтобы о происшедшем было известно как можно меньшему количеству людей.
– Это легко исправить, – упавшим голосом пролепетал доктор. – Мистер Шерлок Холмс может вернуться в Лондон утренним поездом.
– Нет, доктор, я так не думаю, – благодушно произнес Холмс. – Северный воздух освежает и придает сил, так что я, пожалуй, задержусь на несколько дней в ваших краях и полностью посвящу себя вашему делу. Но, разумеется, только от вас зависит, воспользуюсь ли я вашим гостеприимством или сниму номер в деревенской гостинице.
Несчастный доктор до того растерялся, что не мог произнести ни слова. Из затруднительного положения его спас сам бывший министр. Густой звучный голос рыжебородого герцога разнесся по кабинету, как звук гонга.
– Я согласен с мистером Вайлдером, вам действительно стоило со мной посоветоваться. Но раз уж мистер Холмс все равно теперь в курсе наших дел, было бы бессмысленно отказываться от его помощи. О сельской гостинице не может быть и речи, мистер Холмс. Я буду счастлив принять вас у себя в Холдернесс-холле.
– Благодарю вас, ваше сиятельство, но в интересах следствия, я думаю, мне лучше будет остаться здесь, поближе к месту происшествия.
– Как пожелаете, мистер Холмс. Мы с мистером Вайлдером, разумеется, всегда готовы ответить на любые ваши вопросы относительно дела.
– Возможно, мне и придется встретиться с вами в Холдернесс-холле, – задумчиво сказал Холмс. – Пока же я хотел бы спросить: вы сами как-то можете объяснить загадочное исчезновение сына? Может быть, у вас есть своя версия того, что произошло?
– Нет, сэр.
– Прошу меня простить, если я затрагиваю неприятную для вас тему, но у меня нет выбора. Не считаете ли вы, что к тому, что произошло, может иметь отношение герцогиня?
Большой человек заметно смутился.
– Я так не думаю, – поколебавшись, ответил он.
– Другое самое очевидное объяснение – ребенка выкрали для того, чтобы потребовать выкуп. Вам не поступало соответствующих требований?
– Нет, сэр.
– И еще вопрос, ваше сиятельство. Насколько мне известно, вы написали письмо сыну в день его исчезновения.
– Нет, я написал за день до того.
– Верно, но получил он его в тот день?
– Да.
– Могло ли ваше письмо как-то взволновать его или подтолкнуть на такой поступок?
– Нет, сэр, разумеется, нет.
– Вы сами отправили письмо?
Ответа герцога мы так и не услышали, потому что в разговор вмешался его секретарь.
– Его сиятельство не имеет привычки лично отправлять письма, – несколько раздраженным тоном произнес он. – Письмо лежало с остальными на столе в кабинете, и я собственноручно положил их все в сумку для почты.
– Вы точно уверены, что это письмо было среди них?
– Да, я его видел.
– Ваше сиятельство, а сколько всего писем вы написали в тот день?
– Двадцать или тридцать. У меня обширная переписка. Но, по-моему, это не имеет отношения к делу.
– Не совсем так, – вставил Холмс.
– Я сам посоветовал полиции обратить внимание на юг Франции, – продолжил герцог. – Как я уже сказал, я не считаю, что герцогиня могла устроить похищение, но мальчик все воспринимает по-своему, у него сложилось совершенно неверное представление о своей матери, так что вполне вероятно, что он мог сбежать к ней при поддержке и подстрекательстве этого немца. Доктор Хакстейбл, нам пора возвращаться в Холл.
Я видел, что Холмс хотел задать еще несколько вопросов, но резкий тон герцога дал понять, что разговор закончен. Было заметно, что этому высокородному аристократу обсуждение глубоко личных семейных вопросов с посторонним человеком крайне неприятно и что ему не хотелось, чтобы дальнейшие расспросы пролили еще больше света на те уголки его сиятельной жизни, которые он предпочитал держать в тени.
После того как вельможа и секретарь удалились, мой друг сразу же принялся за работу.
Внимательнейший осмотр комнаты мальчика лишь подтвердил, что покинуть ее он мог только через окно. Изучение комнаты и личных вещей преподавателя немецкого тоже ничего не дало. Плющ под его окном не выдержал веса взрослого человека и оборвался. В свете фонаря мы разглядели вмятину на земле в том месте, где он приземлился на каблуки. Эта отметина на коротко стриженной траве была единственным фактическим свидетельством необъяснимого ночного побега.
Оставив нас в здании, Шерлок Холмс ушел и вернулся только в начале двенадцатого. Он зашел ко мне с большой подробной картой округи. Разложив ее на моей кровати и установив посередине лампу, он сунул в рот трубку и принялся внимательно изучать карту, время от времени водя по ней дымящимся янтарным чубуком{49}.
– Это дело вызывает у меня все больший интерес, Ватсон, – сказал он. – В нем определенно есть весьма любопытные особенности. Мне бы хотелось, чтобы и вы с самого начала представляли себе географические особенности этого места, которые могут оказаться немаловажными для дальнейшего расследования.
Взгляните на эту карту. Вот этот темный прямоугольник – школа «Прайери». Отметим ее булавкой. Вот эта линия – основная дорога. Как видите, она отходит от школы на восток и на запад, и в пределах мили других дорог нет. Если беглецы ушли по дороге, они должны были пройти именно по ней.
– Это верно.
– По счастливому стечению обстоятельств мы до некоторой степени можем выяснить, что происходило на этой интересующей нас дороге ночью. В этом месте, куда сейчас указывает моя трубка, с полуночи до шести часов утра дежурил констебль. Это, как вы можете видеть, первый перекресток с восточной стороны. Констебль утверждает, что не отлучался со своего поста ни на секунду, и уверен, что ни мальчик, ни мужчина не могли пройти это место незамеченными. Я сегодня разговаривал с этим полицейским, и он производит впечатление вполне надежного человека, показаниям которого можно верить. Следовательно, восточное направление отпадает. Обратимся к западному. Здесь расположена местная гостиница «Рыжий бык». Ее владелица поздно вечером почувствовала недомогание и послала в Мэклтон за врачом, но он приехал только утром, так как был занят другим пациентом. Люди в гостинице, дожидаясь его, не спали, и, судя по всему, всю ночь на дорогу была устремлена по меньшей мере одна пара глаз. Они уверяют, что мимо гостиницы не проходил никто. Если верить их показаниям, отпадает и западное направление, поэтому мы с уверенностью можем сказать, что беглецы решили вообще не идти по дороге.
– Но как же велосипед? – усомнился я.
– Вот именно. Сейчас мы доберемся и до велосипеда. Но сначала продолжим делать выводы: если эти люди не пошли по дороге, следовательно, они должны были углубиться в деревенскую местность к северу или югу от здания школы, в этом сомнения нет. Давайте рассмотрим оба варианта. В южном направлении от школы расположен, как видите, большой участок пахотной земли, поделенный на небольшие поля, размежеванные каменными стенами. На велосипеде тут не проедешь, это направление можно отбросить. Посмотрим на север. Здесь расположена небольшая рощица, на карте отмеченная как «Редкая роща», за ней простирается большое заболоченное пространство, «Нижняя лощина», которая растянулась на десять миль и постепенно повышается. В этом месте, на границе болотистого участка, расположен Холдернесс-холл, до которого, если ехать от школы по дороге, десять миль пути, а если напрямик через болото – всего шесть. Вся эта равнина совершенно безлюдна, только несколько местных фермеров держат здесь хлева для овец и коров. Кроме них здесь до самого Честерфилдского тракта обитают лишь чибисы да кроншнепы. Вот здесь – церковь, видите? Несколько коттеджей и гостиница. Дальше начинаются крутые холмы. Наверняка наши поиски следует продолжить в этом направлении, к северу.