---------------------------------------------------------------
Robert Lynn Asprin "Tambu"
Copyright 1979 by Robert Asprin
Перевод с английского Г. Дуткиной, С. Горячевой
Spellcheck: Дмитрий Карпов
---------------------------------------------------------------------------
Когда за ним с характерным шипением закрылась герметичная дверь шлюза,
репортер воспользовался минутным уединением, чтобы вытереть ладони о
поверхность брюк; в этот миг ему очень хотелось быть более уверенным в своей
журналистской неприкосновенности.
Он и предположить не мог, что получит согласие на это интервью.
Посланный им запрос был задуман просто как шутка -- короткая забавная
история, на которую можно будет небрежно сослаться в беседе с другими
репортерами. Он уже заранее предвкушал, как не без гордости сообщит им, что
грозный Тамбу самолично отказал ему в интервью, а потом, если кто-нибудь из
скептиков вдруг выразит свои сомнения вслух, лишит всех дара речи, предъявив
полученный в письменной форме отказ. Однако затея его закончилась самым
неожиданным образом -- просьба была удовлетворена. Главный редактор газеты
удивился не меньше самого репортера; его поначалу равнодушное, даже слегка
циничное отношение к этой затее уступило место внезапно нахлынувшему
волнению... волнению, к которому примешивалось смутное подозрение. Интервью
с Тамбу было тем самым пером в шляпе, которым мог бы по праву гордиться
любой журналист, заветной целью, до сих пор остававшейся недостижимой для
многих старших по возрасту и более опытных репортеров. Было нечто странное в
том, что этот приз должен был достаться молодому корреспонденту, который за
пять лет работы в службе новостей имел дело лишь с второстепенными
материалами.
В одном репортер мог быть уверен твердо: это интервью не принадлежало к
числу тех рядовых заметок, какими обычно заполнялись газетные колонки. Оно
обещало стать поворотным пунктом в его карьере, вызвав огромный интерес
читателей и аналитиков во всей обитаемой части Вселенной и тем самым
привлекая всеобщее внимание к его трудам. Если изложение материала окажется
равноценным предмету интервью, его буквально забросают предложениями работы.
Но не дай Бог статью подвергнут критическому разбору и найдут в ней
недостатки...
Несмотря на свои честолюбивые мечты и тщательные приготовления, теперь,
когда миг встречи неотвратимо приближался, он чувствовал в душе все более
возрастающий страх. Уж очень много было подводных камней, которые могли
свести на нет нежданную удачу и в итоге привести к внезапному концу его
карьеры... а вместе с нею, вероятно, и жизни.
В глубине души он надеялся, что по прибытии на место его встретит лишь
пустое космическое пространство. Однако звездолет уже ждал его, такой
огромный, что рядом с ним его собственный корабль казался карликом. Внешний
вид звездолета слегка разочаровал репортера. Он предполагал увидеть
отдающего матовым блеском монстра цвета вороненой стали, украшенного
знаменитой эмблемой Тамбу... изображением туманности, увенчанной серебристым
черепом. Однако этот звездолет мало чем отличался от сотен других грузовых
кораблей, курсировавших по межзвездным трассам, доставляя товары от планеты
к планете. Единственным признаком, свидетельствовавшим о потенциальной
угрозе со стороны корабля, были многочисленные орудийные башни, выступавшие
на внешнем корпусе. Казалось, он готовился к бою: солнечные паруса были
убраны, как перед сражением... хотя сама мысль о том, что крошечный челнок
репортера может атаковать этот гигантский, вооруженный до зубов дредноут,
была по меньшей мере нелепой.
И вот он уже на борту личного флагманского корабля Тамбу, где ему
предстоит встретиться лицом к лицу с человеком, наводившим ужас на всю
обитаемую Вселенную. Лишь только он успел подумать об этом, как раздался
короткий мелодичный звон и внутренняя дверь каюты открылась, пропуская его.
Первое, что поразило репортера, едва он оказался в каюте, это царившая
в ней атмосфера тепла и уюта. У него возникло инстинктивное желание
осмотреть все более внимательно, и столь же инстинктивно он подавил свой
порыв, удовольствовавшись тем, что лишь окинул беглым взглядом ее
обстановку.
Темно-золотистая обивка стен была сделана из незнакомого ему материала,
и цвет ее был весьма необычен для привычного к белизне глаза. Интерьер каюты
создавал дополнительное ощущение тишины и покоя. На стенах висели картины,
полки были уставлены книгами -- слава Богу, книгами, вместо микрофиш и
сканеров, обычно встречавшихся в библиотеках и рабочих кабинетах. По всему
помещению были разбросаны несколько легких подвижных кресел, очевидно,
в местах, наиболее удобных для чтения и размышлений. В одном из углов была
складная кровать -- двуспальная, отметил про себя репортер с чисто
профессиональным любопытством
Единственным напоминанием о том, что это был не просто роскошный салон
или комната отдыха, служил огромный пульт связи, целиком занимавший одну из
стен каюты. Даже в сравнении с хорошо знакомыми ему терминалами компьютерных
сетей в крупных информационных центрах, этот пульт с длинными рядами кнопок
и тумблеров управления, окружавших довольно скромный по размерам экран,
производил впечатление. Бросив взгляд на множество индикаторов и светящихся
лампочек, он повертел головой, чтобы вновь охватить взором всю каюту.
Общий вид помещения полностью отличался от того, что ожидал увидеть
репортер. Оно скорее напоминало жилую комнату, чем холодную, сугубо деловую
обстановку рабочего кабинета командира. В любом другом месте это только
успокоило бы его, но здесь возникало ощущение, будто он находится в логове
зверя. Репортер еще раз осмотрелся вокруг. Где же Тамбу?
-- Садитесь, пожалуйста, мистер Эриксон. -- Услышав голос, репортер
испуганно вздрогнул и обернулся к пульту лицом. Экран по-прежнему оставался
пустым, однако было совершенно очевидно, что блок связи функционировал и
Тамбу сейчас наблюдал за ним... наблюдал и ждал. Борясь с дурными
предчувствиями, репортер уселся в кресло перед пультом.
-- Я имею честь говорить с Тамбу? -- спросил он с самым непринужденным
видом, который не отражал его подлинных чувств.
-- Совершенно верно, мистер Эриксон. Я заметил, что вы принесли с собой
видеокамеру для трехмерной съемки. Поскольку я не собираюсь встречаться с
вами с глазу на глаз, в этом нет необходимости. Пульт, за которым вы сидите,
имеет записывающее устройство, которое фиксирует весь наш разговор. Копия
записи будет вам передана.
-- Но мне было обещано личное интервью, -- не то запротестовал, не то
попытался объяснить Эриксон, а затем мысленно выругался про себя. Если он
не будет следить за своими словами, дело может кончиться тем, что он
восстановит Тамбу против себя еще до начала интервью.
-- Личное в том плане, что вы будете иметь дело непосредственно со
мной, а не с кем-то из моих подчиненных, -- внес ясность Тамбу, который,
похоже, не был задет замечанием репортера. -- По соображениям безопасности
вопрос о личной встрече между нами не ставится. У меня есть несколько
кораблей, идентичных тому, на котором вы находитесь сейчас, и главная
проблема, с которой сталкиваются все корабли Оборонительного Альянса,
стремящиеся захватить меня в плен, состоит в том, чтобы выяснить, на борту
какого из них я нахожусь и когда. Мое точное местопребывание держится в
строгой тайне даже от моего собственного флота.
-- Не кажутся ли вам эти меры предосторожности несколько излишними
для встречи с одним-единственным репортером, прибывшим на зафрахтованном
челночном корабле?
-- Откровенно говоря, мистер Эриксон, репортеры, как известно, часто
отступают от своих обязательств сохранять нейтралитет... особенно в том, что
касается моего флота и меня лично. А потому принятые мною перед этой
встречей меры предосторожности далеко превосходят то, что вы можете себе
представить. Например, вас, должно быть, удивил тот факт, что вам позволили
взять это интервью на борту одного из моих флагманских кораблей, тогда как
даже самый малый из имеющихся в моем распоряжении кораблей оснащен экраном,
где вы могли бы выслушать меня с тем же успехом.
-- Мне это приходило в голову, -- признался репортер, испытывая
неловкость. -- Я решил, что вы пытались произвести на меня впечатление.
-- Так и есть, -- рассмеялся в ответ Тамбу, -- но есть еще и другая,
куда-более важная причина: все мои флагманские корабли. включая и тот, на
котором вы находитесь сейчас, снабжены автоматической системой
самоуничтожения, которая приводится в действие либо из каюты капитана, либо
мною через пульт дистанционного управления. Заряд взрывчатого вещества
способен привести к серьезным разрушениям любого корабля, находящегося в
зоне взрыва. Если ваша просьба относительно интервью была всего лишь уловкой
с целью заманить меня или один из моих кораблей в заранее расставленную
ловушку, то появление крупного флагманского корабля класса "дредноут"
явилось бы для преследователей весьма неприятным сюрпризом. Если бы вдруг
оказалось, что число и мощность поджидающих в засаде кораблей достаточны для
того, чтобы атаковать и захватить дредноут, то капитану был бы отдан приказ
привести в действие механизм самоуничтожения. Это послужило бы необходимым,
хотя и слишком дорогим уроком для любого, кто вздумает вынашивать подобные
планы.
-- А мне казалось, что команда корабля была ужасно рада меня видеть, --
пробормотал Эриксон, нервно облизнув губы. -- Значит, я сижу здесь на бомбе,
которая может в любой момент разорваться? Хороший стимул, чтобы закончить
интервью как можно скорее.
-- Прошу вас, мистер Эриксон, вам не о чем беспокоиться. Я упомянул о
системе самоуничтожения лишь для примера принятых нами мер защиты, а не для
того, чтобы угрожать вам. В вашем распоряжении столько времени, сколько вам
понадобится.
-- Ну, если вы так говорите... -- буркнул репортер себе под нос, все
еще сомневаясь. Разговор принимал подозрительный оборот, и ему не терпелось
переменить тему.
-- Вы расстроены, -- заметил Тамбу. -- Если вы желаете чего-нибудь
выпить, на столике у раковины в ванной комнате есть бутылка скотча -- если
не ошибаюсь, марки "Инвернесс", -- рюмки и лед. Чувствуйте себя совершенно
свободно.
-- Нет, спасибо. Я не пью на службе.
-- Отлично. Впрочем, я взял на себя смелость и распорядился, чтобы люди
из команды звездолета доставили ящик названного мною виски на борт вашего
корабля. Пожалуйста, примите это как мой личный подарок.
-- По-видимому, вы очень многое знаете обо мне, -- заметил репортер. --
Вплоть до марки виски, которое я предпочел бы выпить, если мог бы себе это
позволить.
-- Вполне возможно, я знаю о вас больше, чем вы знаете сами, и уж
конечно, неизмеримо больше, чем вы того хотели бы. Я тщательно изучил
историю вашей семьи, данные о вашем физическом и психическом здоровье, а
равно копии всего, что когда-либо было вами написано, в том числе и ту серию
довольно сомнительных статей, которые вы писали еще в школе под вымышленным
именем. Вас проверили самым внимательным образом, прежде чем дать согласие
на это интервью. Обычно я не разговариваю с любым, кто оставляет для меня
сообщение. При моем роде деятельности не только мое будущее, но и судьба
моего флота зависят от моей способности собирать и анализировать информацию.
Не будь я уверен в вашей надежности, вас бы здесь не было.
-- И все же вы отказались встретиться со мной лицом к лицу и прислали
за мной корабль, снабженный взрывным устройством на случай предательства? --
Эриксон улыбнулся. -- В ваших поступках чувствуется гораздо меньше
уверенности, чем в ваших словах.
На какое-то мгновение воцарилась тишина, прежде чем последовал ответ.
-- Я уже совершал ошибки раньше, -- произнес Тамбу наконец. --
И достаточно часто, чтобы оставить раз и навсегда идею о собственной
непогрешимости. Напротив, я обязан приложить все усилия, чтобы оградить себя
от возможных случайностей. Ну а теперь не пора ли нам приступить к интервью?
Хотя я и постарался выделить заранее время для этой встречи, есть множество
неотложных дел, которые требуют моего внимания, и я не берусь судить, как
долго мы сможем беседовать с вами, пока меня не отвлекут более насущные
проблемы.
-- Да, конечно, -- с готовностью согласился Эриксон, который был
рад вновь вернуться к своей привычной роли интервьюера. -- Прежде всего,
мне хотелось бы спросить вас, почему человек с вашим незаурядным умом
и способностями избрал путь войны и покорения Вселенной, вместо того чтобы
найти себе место в рамках существующего строя?
-- Исключительно по соображениям, выгоды. Задумайтесь на минуту, и вы
сможете припомнить немало людей, столь же умных и столь же безжалостных, как
я, в рамках вашего так называемого существующего строя. Как вы. сами
отметили, они весьма успешно поднялись до вершин влияния, богатства и
власти. Я немногим отличаюсь от них -- просто я предпочел для себя то поле
деятельности, где почти или совсем не было конкуренции. Зачем было
пробираться вверх по иерархической лестнице, когда, сделав всего лишь
один-единственный шаг в сторону, я мог создать свою собственную
иерархическую структуру во главе с самим собой и с самого начала вести свои
дела так, как угодно мне, вместо того чтобы подчиняться чужим правилам, пока
мне не удастся подняться достаточно высоко, чтобы, заявить о себе?
-- Террор и насилие как образ жизни? -- настаивал репортер. --
Мне кажется, что это слишком жестокий способ обеспечить свое существование в
нашем мире.
-- Террор и насилие... -- задумчиво повторил Тамбу. -- Да, пожалуй, вы
можете назвать это так. Однако не кажется ли вам, мистер Эриксон, что то же
самое можно сказать о действиях Оборонительного Альянса? И мой собственный
флот, и флот Альянса добывают себе средства к существованию одним и тем же
способом, предоставляя за определенную плату покровительство различным
планетам. Альянс относит нас к числу тех угроз, от которых он призван
защищать планеты. А в принципе, это лишь игра слов! "Силы правопорядка"
против "Власти террора". Возможно, я слишком упрощаю ситуацию, но не считаю
подобный двойной стандарт оправданным.
-- Значит, вы не находите ничего предосудительного в своих действиях?
-- спросил репортер.
-- Пожалуйста, мистер Эриксон, оставьте эти ваши журналистские штучки
и не приписывайте мне то, чего я не говорил. Я вовсе не утверждаю, будто
не вижу в своих поступках ничего дурного, просто я не нахожу большой разницы
между тактикой моих собственных сил и сил Альянса.
-- Стало быть, вы считаете, что в данном конфликте именно вы -- герой,
а Оборонительный Альянс -- просто сборище негодяев? -- подсказал Эриксон.
-- Мистер Эриксон, я уже однажды просил вас об этом, теперь же
предупреждаю, -- тон Тамбу был спокойным, но полным угрозы. -- Не пытайтесь
искажать смысл сказанных мною слов. Если я приведу довод или выражу мнение,
на которые у вас есть что возразить, вы имеете полное право добавить свои
комментарии на этот счет -- либо по ходу встречи, либо в вашей статье.
Однако не пытайтесь ставить мне в вину суждения, которые мне не принадлежат.
Я уже проявил должное уважение к вам и вашему интеллекту, дав согласие
на интервью. Будьте и вы так добры оказать мне ответную любезность, памятуя
о том, что в этом интервью вы имеете дело не с каким-нибудь
тугодумом-чиновником с заштатной планеты, и ведите себя соответственно.
-- Да, сэр, впредь я не забуду об этом, -- пообещал репортер, внутренне
успокаиваясь. Следовало более умело маскировать свои мысли и чувства,
задавая вопросы.
-- Надеюсь, что так. Все же вы затронули одну очень любопытную тему.
Старая романтическая концепция героев и негодяев, "хороших" и "плохих"
парней... Возможно, мне бы это даже показалось забавным, если б я не думал,
что вы на самом деле верите в весь этот вздор. Это проявляется во всех
написанных вами материалах, а я давно уже испытывал желание увидеться с
кем-то, кто действительно верит в существование героев. Вот главная причина,
по которой я согласился дать вам интервью -- предоставить шанс встретиться с
негодяем.
-- Видите ли, я... -- начал было Эриксон, но Тамбу прервал его.
-- Нет ни героев, ни негодяев, мистер Эриксон. -- В голосе Тамбу
неожиданно зазвучали холодные нотки. -- Есть только люди -- мужчины и
женщины, в жизни которых постоянно чередуются взлеты и падения. Если они на
вашей стороне и им сопутствует успех, они становятся героями, если же они на
стороне противника, их объявляют злодеями. Как видите, все предельно просто.
Концепции вроде добра и зла существуют лишь как рациональные объяснения,
искусственные логические построения, призванные скрыть наши истинные
побуждения. Зла нет на свете. Никто не просыпается по утрам со словами:
"Сегодня я обязательно должен пойти и совершить что-нибудь дурное". Обычно
действия людей строго последовательны и с их точки зрения вполне обоснованы.
Только после того как дела приняли скверный оборот, их приписывают чьей-либо
злой воле.
-- Откровенно говоря, сэр, мне трудно с этим согласиться, -- нахмурился
Эриксон. На этот раз он заранее рассчитал свой выпад, тщательно выбрав
подходящий момент, чтобы заставить собеседника разговориться.
-- Разумеется. Именно поэтому вы здесь, так что я могу, пользуясь
случаем, представить вам точку зрения, отличную от той, к которой вы
привыкли. Как журналист, вы, несомненно, знаете о том, что на всем
протяжении моей деятельности меня сравнивали с Чингисханом, Цезарем,
Наполеоном и Гитлером. Я полагаю, что, если бы вы брали интервью у одного из
этих деятелей, он ответил бы вам так же, как и я сейчас: нет никакой разницы
между двумя сторонами в битве, кроме понятий "мы" и "они". При всех
религиозных, расовых, культурных или военных различиях единственным
критерием, по которому определяют, кто является героем, а кто -- негодяем,
служит то, на чьей он стороне и кто оказывается победителем.
-- То есть вы утверждаете, что это исходное положение о моральном
равенстве оппонентов с тем же успехом может быть применено и к нынешней
ситуации?
-- Особенно к нынешней ситуации, -- отозвался Тамбу. -- Сейчас, когда
человечество отошло от прежнего представления о войне как о кровавой бойне,
это легче заметить, чем когда-либо в прошлом. Несмотря на все леденящие
кровь подробности космических сражений, которыми изобилуют сводки новостей
и произведения литературы, настоящие столкновения случаются крайне редко.
Это слишком дорого обходится в живой силе и технике, да в этом и нет
необходимости. Каждый флот имеет примерно по четыре сотни кораблей различных
типов, а обитаемых планет насчитывается более двух тысяч. Даже если принять,
что на каждый корабль приходится по одной планете, все равно в любой
данный момент времени более восьмидесяти процентов всех планет
окажутся незащищенными. Для любого корабля, принадлежащего одной
из противоборствующих сторон, перебазироваться на какую-либо новую планету
означает временно оставить прежнюю. Таким образом, кораблям почти или совсем
не приходится сражаться между собой. Они могут ставить перед собой две цели:
либо направиться к одной из пока еще свободных систем и пополнить их данью
нашу казну, либо превосходящими силами вторгнуться в систему, занятую
кораблями противника, и заставить их покинуть свой пост, а не ввязываться
в сражение, исход которого для них заранее предрешен. Это крупная игра,
состоящая из ходов и контрходов, без какого-либо заметного перевеса у одного
из игроков.
-- Пат, -- предположил Эриксон. -- И все же было время, когда
Оборонительный Альянс значительно уступал по мощи вашему флоту. Меня
удивляет то, что вы оказались бессильны остановить его рост.
-- Из того факта, что мы воздерживались от открытого противостояния
с Альянсом, когда он только формировался, вовсе не следует, что мы были
бессильны сделать это. Можно сказать, что в том состояла моя ошибка. Вначале
я существенно недооценивал его потенциальные возможности и даже приказал
кораблям моего флота избегать с ним контактов. Если вы помните, в тот период
времени наши позиции уже были достаточно прочными и мы не рассматривали
Альянс как серьезную угрозу для себя.
-- Да, я помню, -- кивнул репортер. Это было неправдой. Он не мог этого
помнить, однако при подготовке к интервью он покопался в архивах службы
новостей. -- В сущности, я как раз надеялся получить от вас некоторую
информацию о том раннем периоде, который предшествовал образованию
Оборонительного Альянса.
-- На это ушло бы слишком много времени, мистер Эриксон. Похоже, что вы
сами не вполне отдаете себе отчет в том, о чем просите. Большинство людей
никогда не слышали обо мне, пока мы не начали первыми предлагать свои услуги
планетам. В действительности флот функционировал как единое целое задолго
до этого. Что касается меня, то начало моей деятельности относится к периоду
гораздо более раннему, чем тот момент, когда о нас впервые стало известно
широким кругам.
-- Но ведь именно за этим я, собственно, и явился сюда. Я хотел бы
иметь возможность проследить всю вашу карьеру с ранних дней до настоящего
времени с тем, чтобы, показать в своей статье, как развивался с годами ваш
характер.
-- Хорошо, -- вздохнул Тамбу. -- Мы успеем охватить ровно столько,
сколько позволит нам время. Вероятно, это займет нас надолго, однако я готов
рассказать вам все, если вы настроены меня слушать.
-- Тогда как бы вы определили начало своей карьеры?
Последовала минутная пауза.
-- У меня есть сильное искушение сказать, что я начал свой путь еще
подростком...
-- ...рожденным в бедной, но порядочной семье? -- закончил Эриксон
старую шутку, против воли улыбнувшись.
-- На самом деле нет. Мои родители были людьми весьма состоятельными.
Самые разные люди выдвигали предположения, будто у меня было тяжелое
детство, отравленное безжалостной борьбой за существование на задворках
какой-нибудь отдаленной планеты. Правда же состоит в том, что мой отец
был... человеком преуспевающим, преуспевающим во всем, за что бы он ни
брался. Более того, я могу утверждать, что в раннем детстве на мою долю
выпало больше любви и нежности, чем обычно достается ребенку в семье.
-- Тогда... что же произошло? Я имею в виду, почему вы... выбрали для
себя именно такой путь?
-- Почему я стал отступником? -- спросил Тамбу, словно отзываясь на не
высказанные вслух мысли Эриксона. -- Прежде всего позвольте мне прояснить
ситуацию, сложившуюся в моем доме. Хотя, как я уже сказал, я не испытывал
недостатка в родительской привязанности, на меня вместе с тем возлагались
определенные надежды. Я должен был превзойти достижения собственного отца --
задача, могу вас заверить, не из легких. Казалось, к чему бы я ни
прикладывал руку, мой отец меня опережал и справлялся с делами лучше меня.
-- Значит, давление со стороны отца в конце концов заставило вас
покинуть свой дом? -- вставил Эриксон, когда Тамбу замолчал.
-- Не в прямой форме... и не преднамеренно, -- уточнил Тамбу. --
По большей части это было следствием самовнушения и моих собственных
комплексов. Когда меня выгнали за неуспеваемость из колледжа -- да к тому же
на последнем курсе, -- я решил самовольно удрать в космос, вместо того чтобы
вернуться домой. Я пошел на это отчасти потому, что мне было стыдно
взглянуть в глаза своим родителям, отчасти из-за того, что я хотел сделать
себе имя сам, а не как сын знаменитости.
-- Должен признать, что в этом вы преуспели, -- улыбнулся репортер,
сочувственно покачав головой. -- Итак, вы покинули родную планету и скрылись
в космосе. И что потом?
-- Несколько лет я работал на грузовых звездолетах. У меня был друг...
очень близкий друг. Он был несколькими годами старше меня и при всей своей
силе уязвим, как котенок. Мы вместе служили на разных кораблях, и, возможно,
так продолжалось бы и до сих пор, если бы не мятеж...
-- Мятеж? -- внимание Эриксона сосредоточилось на возможном материале
для статьи.
-- Не в том смысле, в каком вы себе это представляете. Не было никакого
тайного заговора, никакого организованного сопротивления. Все произошло само
собой. К сожалению, я не могу посвятить вас в подробности без серьезного
ущерба для безопасности -- как моей собственной, так и моего флота.
-- Не могли бы вы опустить некоторые конкретные детали и изменить
имена? -- взмолился репортер.
-- Пожалуй... В действительности самым важным событием явился не сам
мятеж, а то решение, которое мы приняли вскоре после случившегося.
Тучный краснолицый мужчина почти целиком заполнял собой крошечную каюту
капитана, едва оставляя пространство для своего оппонента, сидевшего
за столом. Он весь кипел негодованием, и в этом для него не было ничего
необычного. Он, Доббс из фирмы "Доббс электроникс", был человеком, который
сам пробил себе путь наверх; обладая известной властью, он отнюдь
не собирался позволять кому бы то ни было забывать об этом -- ни своим
родственникам, ни служащим его компании и, уж конечно, не капитану какого-то
там второразрядного грузового корабля.
Это шумное проявление возмущения стало для него своего рода фирменным
знаком, так же как личное присутствие при любой сделке. Другие бизнесмены
иногда могли позволить себе расслабиться и насладиться собственным успехом,
Robert Lynn Asprin "Tambu"
Copyright 1979 by Robert Asprin
Перевод с английского Г. Дуткиной, С. Горячевой
Spellcheck: Дмитрий Карпов
---------------------------------------------------------------------------
Когда за ним с характерным шипением закрылась герметичная дверь шлюза,
репортер воспользовался минутным уединением, чтобы вытереть ладони о
поверхность брюк; в этот миг ему очень хотелось быть более уверенным в своей
журналистской неприкосновенности.
Он и предположить не мог, что получит согласие на это интервью.
Посланный им запрос был задуман просто как шутка -- короткая забавная
история, на которую можно будет небрежно сослаться в беседе с другими
репортерами. Он уже заранее предвкушал, как не без гордости сообщит им, что
грозный Тамбу самолично отказал ему в интервью, а потом, если кто-нибудь из
скептиков вдруг выразит свои сомнения вслух, лишит всех дара речи, предъявив
полученный в письменной форме отказ. Однако затея его закончилась самым
неожиданным образом -- просьба была удовлетворена. Главный редактор газеты
удивился не меньше самого репортера; его поначалу равнодушное, даже слегка
циничное отношение к этой затее уступило место внезапно нахлынувшему
волнению... волнению, к которому примешивалось смутное подозрение. Интервью
с Тамбу было тем самым пером в шляпе, которым мог бы по праву гордиться
любой журналист, заветной целью, до сих пор остававшейся недостижимой для
многих старших по возрасту и более опытных репортеров. Было нечто странное в
том, что этот приз должен был достаться молодому корреспонденту, который за
пять лет работы в службе новостей имел дело лишь с второстепенными
материалами.
В одном репортер мог быть уверен твердо: это интервью не принадлежало к
числу тех рядовых заметок, какими обычно заполнялись газетные колонки. Оно
обещало стать поворотным пунктом в его карьере, вызвав огромный интерес
читателей и аналитиков во всей обитаемой части Вселенной и тем самым
привлекая всеобщее внимание к его трудам. Если изложение материала окажется
равноценным предмету интервью, его буквально забросают предложениями работы.
Но не дай Бог статью подвергнут критическому разбору и найдут в ней
недостатки...
Несмотря на свои честолюбивые мечты и тщательные приготовления, теперь,
когда миг встречи неотвратимо приближался, он чувствовал в душе все более
возрастающий страх. Уж очень много было подводных камней, которые могли
свести на нет нежданную удачу и в итоге привести к внезапному концу его
карьеры... а вместе с нею, вероятно, и жизни.
В глубине души он надеялся, что по прибытии на место его встретит лишь
пустое космическое пространство. Однако звездолет уже ждал его, такой
огромный, что рядом с ним его собственный корабль казался карликом. Внешний
вид звездолета слегка разочаровал репортера. Он предполагал увидеть
отдающего матовым блеском монстра цвета вороненой стали, украшенного
знаменитой эмблемой Тамбу... изображением туманности, увенчанной серебристым
черепом. Однако этот звездолет мало чем отличался от сотен других грузовых
кораблей, курсировавших по межзвездным трассам, доставляя товары от планеты
к планете. Единственным признаком, свидетельствовавшим о потенциальной
угрозе со стороны корабля, были многочисленные орудийные башни, выступавшие
на внешнем корпусе. Казалось, он готовился к бою: солнечные паруса были
убраны, как перед сражением... хотя сама мысль о том, что крошечный челнок
репортера может атаковать этот гигантский, вооруженный до зубов дредноут,
была по меньшей мере нелепой.
И вот он уже на борту личного флагманского корабля Тамбу, где ему
предстоит встретиться лицом к лицу с человеком, наводившим ужас на всю
обитаемую Вселенную. Лишь только он успел подумать об этом, как раздался
короткий мелодичный звон и внутренняя дверь каюты открылась, пропуская его.
Первое, что поразило репортера, едва он оказался в каюте, это царившая
в ней атмосфера тепла и уюта. У него возникло инстинктивное желание
осмотреть все более внимательно, и столь же инстинктивно он подавил свой
порыв, удовольствовавшись тем, что лишь окинул беглым взглядом ее
обстановку.
Темно-золотистая обивка стен была сделана из незнакомого ему материала,
и цвет ее был весьма необычен для привычного к белизне глаза. Интерьер каюты
создавал дополнительное ощущение тишины и покоя. На стенах висели картины,
полки были уставлены книгами -- слава Богу, книгами, вместо микрофиш и
сканеров, обычно встречавшихся в библиотеках и рабочих кабинетах. По всему
помещению были разбросаны несколько легких подвижных кресел, очевидно,
в местах, наиболее удобных для чтения и размышлений. В одном из углов была
складная кровать -- двуспальная, отметил про себя репортер с чисто
профессиональным любопытством
Единственным напоминанием о том, что это был не просто роскошный салон
или комната отдыха, служил огромный пульт связи, целиком занимавший одну из
стен каюты. Даже в сравнении с хорошо знакомыми ему терминалами компьютерных
сетей в крупных информационных центрах, этот пульт с длинными рядами кнопок
и тумблеров управления, окружавших довольно скромный по размерам экран,
производил впечатление. Бросив взгляд на множество индикаторов и светящихся
лампочек, он повертел головой, чтобы вновь охватить взором всю каюту.
Общий вид помещения полностью отличался от того, что ожидал увидеть
репортер. Оно скорее напоминало жилую комнату, чем холодную, сугубо деловую
обстановку рабочего кабинета командира. В любом другом месте это только
успокоило бы его, но здесь возникало ощущение, будто он находится в логове
зверя. Репортер еще раз осмотрелся вокруг. Где же Тамбу?
-- Садитесь, пожалуйста, мистер Эриксон. -- Услышав голос, репортер
испуганно вздрогнул и обернулся к пульту лицом. Экран по-прежнему оставался
пустым, однако было совершенно очевидно, что блок связи функционировал и
Тамбу сейчас наблюдал за ним... наблюдал и ждал. Борясь с дурными
предчувствиями, репортер уселся в кресло перед пультом.
-- Я имею честь говорить с Тамбу? -- спросил он с самым непринужденным
видом, который не отражал его подлинных чувств.
-- Совершенно верно, мистер Эриксон. Я заметил, что вы принесли с собой
видеокамеру для трехмерной съемки. Поскольку я не собираюсь встречаться с
вами с глазу на глаз, в этом нет необходимости. Пульт, за которым вы сидите,
имеет записывающее устройство, которое фиксирует весь наш разговор. Копия
записи будет вам передана.
-- Но мне было обещано личное интервью, -- не то запротестовал, не то
попытался объяснить Эриксон, а затем мысленно выругался про себя. Если он
не будет следить за своими словами, дело может кончиться тем, что он
восстановит Тамбу против себя еще до начала интервью.
-- Личное в том плане, что вы будете иметь дело непосредственно со
мной, а не с кем-то из моих подчиненных, -- внес ясность Тамбу, который,
похоже, не был задет замечанием репортера. -- По соображениям безопасности
вопрос о личной встрече между нами не ставится. У меня есть несколько
кораблей, идентичных тому, на котором вы находитесь сейчас, и главная
проблема, с которой сталкиваются все корабли Оборонительного Альянса,
стремящиеся захватить меня в плен, состоит в том, чтобы выяснить, на борту
какого из них я нахожусь и когда. Мое точное местопребывание держится в
строгой тайне даже от моего собственного флота.
-- Не кажутся ли вам эти меры предосторожности несколько излишними
для встречи с одним-единственным репортером, прибывшим на зафрахтованном
челночном корабле?
-- Откровенно говоря, мистер Эриксон, репортеры, как известно, часто
отступают от своих обязательств сохранять нейтралитет... особенно в том, что
касается моего флота и меня лично. А потому принятые мною перед этой
встречей меры предосторожности далеко превосходят то, что вы можете себе
представить. Например, вас, должно быть, удивил тот факт, что вам позволили
взять это интервью на борту одного из моих флагманских кораблей, тогда как
даже самый малый из имеющихся в моем распоряжении кораблей оснащен экраном,
где вы могли бы выслушать меня с тем же успехом.
-- Мне это приходило в голову, -- признался репортер, испытывая
неловкость. -- Я решил, что вы пытались произвести на меня впечатление.
-- Так и есть, -- рассмеялся в ответ Тамбу, -- но есть еще и другая,
куда-более важная причина: все мои флагманские корабли. включая и тот, на
котором вы находитесь сейчас, снабжены автоматической системой
самоуничтожения, которая приводится в действие либо из каюты капитана, либо
мною через пульт дистанционного управления. Заряд взрывчатого вещества
способен привести к серьезным разрушениям любого корабля, находящегося в
зоне взрыва. Если ваша просьба относительно интервью была всего лишь уловкой
с целью заманить меня или один из моих кораблей в заранее расставленную
ловушку, то появление крупного флагманского корабля класса "дредноут"
явилось бы для преследователей весьма неприятным сюрпризом. Если бы вдруг
оказалось, что число и мощность поджидающих в засаде кораблей достаточны для
того, чтобы атаковать и захватить дредноут, то капитану был бы отдан приказ
привести в действие механизм самоуничтожения. Это послужило бы необходимым,
хотя и слишком дорогим уроком для любого, кто вздумает вынашивать подобные
планы.
-- А мне казалось, что команда корабля была ужасно рада меня видеть, --
пробормотал Эриксон, нервно облизнув губы. -- Значит, я сижу здесь на бомбе,
которая может в любой момент разорваться? Хороший стимул, чтобы закончить
интервью как можно скорее.
-- Прошу вас, мистер Эриксон, вам не о чем беспокоиться. Я упомянул о
системе самоуничтожения лишь для примера принятых нами мер защиты, а не для
того, чтобы угрожать вам. В вашем распоряжении столько времени, сколько вам
понадобится.
-- Ну, если вы так говорите... -- буркнул репортер себе под нос, все
еще сомневаясь. Разговор принимал подозрительный оборот, и ему не терпелось
переменить тему.
-- Вы расстроены, -- заметил Тамбу. -- Если вы желаете чего-нибудь
выпить, на столике у раковины в ванной комнате есть бутылка скотча -- если
не ошибаюсь, марки "Инвернесс", -- рюмки и лед. Чувствуйте себя совершенно
свободно.
-- Нет, спасибо. Я не пью на службе.
-- Отлично. Впрочем, я взял на себя смелость и распорядился, чтобы люди
из команды звездолета доставили ящик названного мною виски на борт вашего
корабля. Пожалуйста, примите это как мой личный подарок.
-- По-видимому, вы очень многое знаете обо мне, -- заметил репортер. --
Вплоть до марки виски, которое я предпочел бы выпить, если мог бы себе это
позволить.
-- Вполне возможно, я знаю о вас больше, чем вы знаете сами, и уж
конечно, неизмеримо больше, чем вы того хотели бы. Я тщательно изучил
историю вашей семьи, данные о вашем физическом и психическом здоровье, а
равно копии всего, что когда-либо было вами написано, в том числе и ту серию
довольно сомнительных статей, которые вы писали еще в школе под вымышленным
именем. Вас проверили самым внимательным образом, прежде чем дать согласие
на это интервью. Обычно я не разговариваю с любым, кто оставляет для меня
сообщение. При моем роде деятельности не только мое будущее, но и судьба
моего флота зависят от моей способности собирать и анализировать информацию.
Не будь я уверен в вашей надежности, вас бы здесь не было.
-- И все же вы отказались встретиться со мной лицом к лицу и прислали
за мной корабль, снабженный взрывным устройством на случай предательства? --
Эриксон улыбнулся. -- В ваших поступках чувствуется гораздо меньше
уверенности, чем в ваших словах.
На какое-то мгновение воцарилась тишина, прежде чем последовал ответ.
-- Я уже совершал ошибки раньше, -- произнес Тамбу наконец. --
И достаточно часто, чтобы оставить раз и навсегда идею о собственной
непогрешимости. Напротив, я обязан приложить все усилия, чтобы оградить себя
от возможных случайностей. Ну а теперь не пора ли нам приступить к интервью?
Хотя я и постарался выделить заранее время для этой встречи, есть множество
неотложных дел, которые требуют моего внимания, и я не берусь судить, как
долго мы сможем беседовать с вами, пока меня не отвлекут более насущные
проблемы.
-- Да, конечно, -- с готовностью согласился Эриксон, который был
рад вновь вернуться к своей привычной роли интервьюера. -- Прежде всего,
мне хотелось бы спросить вас, почему человек с вашим незаурядным умом
и способностями избрал путь войны и покорения Вселенной, вместо того чтобы
найти себе место в рамках существующего строя?
-- Исключительно по соображениям, выгоды. Задумайтесь на минуту, и вы
сможете припомнить немало людей, столь же умных и столь же безжалостных, как
я, в рамках вашего так называемого существующего строя. Как вы. сами
отметили, они весьма успешно поднялись до вершин влияния, богатства и
власти. Я немногим отличаюсь от них -- просто я предпочел для себя то поле
деятельности, где почти или совсем не было конкуренции. Зачем было
пробираться вверх по иерархической лестнице, когда, сделав всего лишь
один-единственный шаг в сторону, я мог создать свою собственную
иерархическую структуру во главе с самим собой и с самого начала вести свои
дела так, как угодно мне, вместо того чтобы подчиняться чужим правилам, пока
мне не удастся подняться достаточно высоко, чтобы, заявить о себе?
-- Террор и насилие как образ жизни? -- настаивал репортер. --
Мне кажется, что это слишком жестокий способ обеспечить свое существование в
нашем мире.
-- Террор и насилие... -- задумчиво повторил Тамбу. -- Да, пожалуй, вы
можете назвать это так. Однако не кажется ли вам, мистер Эриксон, что то же
самое можно сказать о действиях Оборонительного Альянса? И мой собственный
флот, и флот Альянса добывают себе средства к существованию одним и тем же
способом, предоставляя за определенную плату покровительство различным
планетам. Альянс относит нас к числу тех угроз, от которых он призван
защищать планеты. А в принципе, это лишь игра слов! "Силы правопорядка"
против "Власти террора". Возможно, я слишком упрощаю ситуацию, но не считаю
подобный двойной стандарт оправданным.
-- Значит, вы не находите ничего предосудительного в своих действиях?
-- спросил репортер.
-- Пожалуйста, мистер Эриксон, оставьте эти ваши журналистские штучки
и не приписывайте мне то, чего я не говорил. Я вовсе не утверждаю, будто
не вижу в своих поступках ничего дурного, просто я не нахожу большой разницы
между тактикой моих собственных сил и сил Альянса.
-- Стало быть, вы считаете, что в данном конфликте именно вы -- герой,
а Оборонительный Альянс -- просто сборище негодяев? -- подсказал Эриксон.
-- Мистер Эриксон, я уже однажды просил вас об этом, теперь же
предупреждаю, -- тон Тамбу был спокойным, но полным угрозы. -- Не пытайтесь
искажать смысл сказанных мною слов. Если я приведу довод или выражу мнение,
на которые у вас есть что возразить, вы имеете полное право добавить свои
комментарии на этот счет -- либо по ходу встречи, либо в вашей статье.
Однако не пытайтесь ставить мне в вину суждения, которые мне не принадлежат.
Я уже проявил должное уважение к вам и вашему интеллекту, дав согласие
на интервью. Будьте и вы так добры оказать мне ответную любезность, памятуя
о том, что в этом интервью вы имеете дело не с каким-нибудь
тугодумом-чиновником с заштатной планеты, и ведите себя соответственно.
-- Да, сэр, впредь я не забуду об этом, -- пообещал репортер, внутренне
успокаиваясь. Следовало более умело маскировать свои мысли и чувства,
задавая вопросы.
-- Надеюсь, что так. Все же вы затронули одну очень любопытную тему.
Старая романтическая концепция героев и негодяев, "хороших" и "плохих"
парней... Возможно, мне бы это даже показалось забавным, если б я не думал,
что вы на самом деле верите в весь этот вздор. Это проявляется во всех
написанных вами материалах, а я давно уже испытывал желание увидеться с
кем-то, кто действительно верит в существование героев. Вот главная причина,
по которой я согласился дать вам интервью -- предоставить шанс встретиться с
негодяем.
-- Видите ли, я... -- начал было Эриксон, но Тамбу прервал его.
-- Нет ни героев, ни негодяев, мистер Эриксон. -- В голосе Тамбу
неожиданно зазвучали холодные нотки. -- Есть только люди -- мужчины и
женщины, в жизни которых постоянно чередуются взлеты и падения. Если они на
вашей стороне и им сопутствует успех, они становятся героями, если же они на
стороне противника, их объявляют злодеями. Как видите, все предельно просто.
Концепции вроде добра и зла существуют лишь как рациональные объяснения,
искусственные логические построения, призванные скрыть наши истинные
побуждения. Зла нет на свете. Никто не просыпается по утрам со словами:
"Сегодня я обязательно должен пойти и совершить что-нибудь дурное". Обычно
действия людей строго последовательны и с их точки зрения вполне обоснованы.
Только после того как дела приняли скверный оборот, их приписывают чьей-либо
злой воле.
-- Откровенно говоря, сэр, мне трудно с этим согласиться, -- нахмурился
Эриксон. На этот раз он заранее рассчитал свой выпад, тщательно выбрав
подходящий момент, чтобы заставить собеседника разговориться.
-- Разумеется. Именно поэтому вы здесь, так что я могу, пользуясь
случаем, представить вам точку зрения, отличную от той, к которой вы
привыкли. Как журналист, вы, несомненно, знаете о том, что на всем
протяжении моей деятельности меня сравнивали с Чингисханом, Цезарем,
Наполеоном и Гитлером. Я полагаю, что, если бы вы брали интервью у одного из
этих деятелей, он ответил бы вам так же, как и я сейчас: нет никакой разницы
между двумя сторонами в битве, кроме понятий "мы" и "они". При всех
религиозных, расовых, культурных или военных различиях единственным
критерием, по которому определяют, кто является героем, а кто -- негодяем,
служит то, на чьей он стороне и кто оказывается победителем.
-- То есть вы утверждаете, что это исходное положение о моральном
равенстве оппонентов с тем же успехом может быть применено и к нынешней
ситуации?
-- Особенно к нынешней ситуации, -- отозвался Тамбу. -- Сейчас, когда
человечество отошло от прежнего представления о войне как о кровавой бойне,
это легче заметить, чем когда-либо в прошлом. Несмотря на все леденящие
кровь подробности космических сражений, которыми изобилуют сводки новостей
и произведения литературы, настоящие столкновения случаются крайне редко.
Это слишком дорого обходится в живой силе и технике, да в этом и нет
необходимости. Каждый флот имеет примерно по четыре сотни кораблей различных
типов, а обитаемых планет насчитывается более двух тысяч. Даже если принять,
что на каждый корабль приходится по одной планете, все равно в любой
данный момент времени более восьмидесяти процентов всех планет
окажутся незащищенными. Для любого корабля, принадлежащего одной
из противоборствующих сторон, перебазироваться на какую-либо новую планету
означает временно оставить прежнюю. Таким образом, кораблям почти или совсем
не приходится сражаться между собой. Они могут ставить перед собой две цели:
либо направиться к одной из пока еще свободных систем и пополнить их данью
нашу казну, либо превосходящими силами вторгнуться в систему, занятую
кораблями противника, и заставить их покинуть свой пост, а не ввязываться
в сражение, исход которого для них заранее предрешен. Это крупная игра,
состоящая из ходов и контрходов, без какого-либо заметного перевеса у одного
из игроков.
-- Пат, -- предположил Эриксон. -- И все же было время, когда
Оборонительный Альянс значительно уступал по мощи вашему флоту. Меня
удивляет то, что вы оказались бессильны остановить его рост.
-- Из того факта, что мы воздерживались от открытого противостояния
с Альянсом, когда он только формировался, вовсе не следует, что мы были
бессильны сделать это. Можно сказать, что в том состояла моя ошибка. Вначале
я существенно недооценивал его потенциальные возможности и даже приказал
кораблям моего флота избегать с ним контактов. Если вы помните, в тот период
времени наши позиции уже были достаточно прочными и мы не рассматривали
Альянс как серьезную угрозу для себя.
-- Да, я помню, -- кивнул репортер. Это было неправдой. Он не мог этого
помнить, однако при подготовке к интервью он покопался в архивах службы
новостей. -- В сущности, я как раз надеялся получить от вас некоторую
информацию о том раннем периоде, который предшествовал образованию
Оборонительного Альянса.
-- На это ушло бы слишком много времени, мистер Эриксон. Похоже, что вы
сами не вполне отдаете себе отчет в том, о чем просите. Большинство людей
никогда не слышали обо мне, пока мы не начали первыми предлагать свои услуги
планетам. В действительности флот функционировал как единое целое задолго
до этого. Что касается меня, то начало моей деятельности относится к периоду
гораздо более раннему, чем тот момент, когда о нас впервые стало известно
широким кругам.
-- Но ведь именно за этим я, собственно, и явился сюда. Я хотел бы
иметь возможность проследить всю вашу карьеру с ранних дней до настоящего
времени с тем, чтобы, показать в своей статье, как развивался с годами ваш
характер.
-- Хорошо, -- вздохнул Тамбу. -- Мы успеем охватить ровно столько,
сколько позволит нам время. Вероятно, это займет нас надолго, однако я готов
рассказать вам все, если вы настроены меня слушать.
-- Тогда как бы вы определили начало своей карьеры?
Последовала минутная пауза.
-- У меня есть сильное искушение сказать, что я начал свой путь еще
подростком...
-- ...рожденным в бедной, но порядочной семье? -- закончил Эриксон
старую шутку, против воли улыбнувшись.
-- На самом деле нет. Мои родители были людьми весьма состоятельными.
Самые разные люди выдвигали предположения, будто у меня было тяжелое
детство, отравленное безжалостной борьбой за существование на задворках
какой-нибудь отдаленной планеты. Правда же состоит в том, что мой отец
был... человеком преуспевающим, преуспевающим во всем, за что бы он ни
брался. Более того, я могу утверждать, что в раннем детстве на мою долю
выпало больше любви и нежности, чем обычно достается ребенку в семье.
-- Тогда... что же произошло? Я имею в виду, почему вы... выбрали для
себя именно такой путь?
-- Почему я стал отступником? -- спросил Тамбу, словно отзываясь на не
высказанные вслух мысли Эриксона. -- Прежде всего позвольте мне прояснить
ситуацию, сложившуюся в моем доме. Хотя, как я уже сказал, я не испытывал
недостатка в родительской привязанности, на меня вместе с тем возлагались
определенные надежды. Я должен был превзойти достижения собственного отца --
задача, могу вас заверить, не из легких. Казалось, к чему бы я ни
прикладывал руку, мой отец меня опережал и справлялся с делами лучше меня.
-- Значит, давление со стороны отца в конце концов заставило вас
покинуть свой дом? -- вставил Эриксон, когда Тамбу замолчал.
-- Не в прямой форме... и не преднамеренно, -- уточнил Тамбу. --
По большей части это было следствием самовнушения и моих собственных
комплексов. Когда меня выгнали за неуспеваемость из колледжа -- да к тому же
на последнем курсе, -- я решил самовольно удрать в космос, вместо того чтобы
вернуться домой. Я пошел на это отчасти потому, что мне было стыдно
взглянуть в глаза своим родителям, отчасти из-за того, что я хотел сделать
себе имя сам, а не как сын знаменитости.
-- Должен признать, что в этом вы преуспели, -- улыбнулся репортер,
сочувственно покачав головой. -- Итак, вы покинули родную планету и скрылись
в космосе. И что потом?
-- Несколько лет я работал на грузовых звездолетах. У меня был друг...
очень близкий друг. Он был несколькими годами старше меня и при всей своей
силе уязвим, как котенок. Мы вместе служили на разных кораблях, и, возможно,
так продолжалось бы и до сих пор, если бы не мятеж...
-- Мятеж? -- внимание Эриксона сосредоточилось на возможном материале
для статьи.
-- Не в том смысле, в каком вы себе это представляете. Не было никакого
тайного заговора, никакого организованного сопротивления. Все произошло само
собой. К сожалению, я не могу посвятить вас в подробности без серьезного
ущерба для безопасности -- как моей собственной, так и моего флота.
-- Не могли бы вы опустить некоторые конкретные детали и изменить
имена? -- взмолился репортер.
-- Пожалуй... В действительности самым важным событием явился не сам
мятеж, а то решение, которое мы приняли вскоре после случившегося.
Тучный краснолицый мужчина почти целиком заполнял собой крошечную каюту
капитана, едва оставляя пространство для своего оппонента, сидевшего
за столом. Он весь кипел негодованием, и в этом для него не было ничего
необычного. Он, Доббс из фирмы "Доббс электроникс", был человеком, который
сам пробил себе путь наверх; обладая известной властью, он отнюдь
не собирался позволять кому бы то ни было забывать об этом -- ни своим
родственникам, ни служащим его компании и, уж конечно, не капитану какого-то
там второразрядного грузового корабля.
Это шумное проявление возмущения стало для него своего рода фирменным
знаком, так же как личное присутствие при любой сделке. Другие бизнесмены
иногда могли позволить себе расслабиться и насладиться собственным успехом,