Асприн Роберт Линн. Истории таверны 'Распутный единорог'

   Он продвигался на ощупь при помощи носков сапог и левой ладони, стирая плечи и бедра о камни. Сэмлор старался дышать неглубоко, но даже при этом воздух становился спертым прежде, чем он проползал путь, равный длине его тела. Воздух обволакивал его подобно мягкому одеялу, пока дюйм за дюймом он полз в темноте. Музыка водяного органа - единственное, что его окружало.
   Наконец острие ножа звякнуло о камень. Сэмлор подполз поближе, помолился Гекте и уперся левой рукой. Камень сдвинулся в сторону. Прохладный воздух устремился на сирдонца вместе с нахлынувшей музыкой органа.
   Слишком расслабившийся, чтобы задуматься над тем, что, кроме воздуха, могло ожидать его у выхода из норы, Сэмлор с трудом пытался подняться. Цепляясь кончиками пальцев левой руки за стену, он подтянул под себя ноги и вывалился в полукруглую комнату. Панели сводчатого потолка на высоте пятидесяти футов над его головой освещали комнату золотистым светом. Это не были лучи зари и Сэмлор понял, что не представляет, что может быть источником этого чистого яркого света.
   Водяной орган был еще достаточно далеко от этой сводчатой комнаты, но музыка вызывала интенсивную вибрацию стен. В высоких звуках слышна была эротическая любовь, а от нижнего регистра исходил страх, такой же глубокий и черный, как и тот, что сжимал в комок живот Сэмлора за несколько часов до этого. Похоть и безумие, ненависть и жажда жизни, журчанье и бульканье заполняли святилище. Сэмлор в расстройстве сжимал рукоятку кинжала. Он был вне себя в этой пустой комнате. Чтобы взять себя в руки, он сделал несколько глубоких вдохов и убрал кинжал в ножны до тех пор, пока он не понадобится.
   Сводчатый проход в дальней стене заканчивался дверью. Сэмлор направился к ней, при ходьбе ощущая царапины, полученные от базальта, и боль в паху от мышц, которые он потянул, когда боролся с человеком в кольчуге.
   "Я уже не так молод", - невесело подумал он. Затем улыбнулся, наслаждаясь рисунком музыки, и мысли о старости покинули его.
   В святилище всюду валялись подушки и одежда из толстой парчи. Тут и там стояло довольно много крупной мебели, ее форма была необычной, но функция была очевидной в этой роскоши. Сэмлор достаточно путешествовал и видел многое, но его личные вкусы остались простыми. Он подумал о Самлейн, и ярость снова захлестнула его. Чтобы успокоиться, он дотронулся до медальона Гекты, обратив внимание на неизвестного назначения стойку с переключателями, помещенными в сооружение из черного дерева с шелковыми шнурами. Три пустотелых рычага регулировались относительно друг друга при помощи шкивов, находящихся на другом конце сооружения.
   "Я сделаю это не для нее, - подумал Сэмлор. - Для дома, в честь лордов Кодриксов из Сирдона. И возможно, возможно, для Гекты". Он никогда не был религиозным человеком, считая что было бы гораздо лучше, если бы боги сами улаживали дела между собой... но существовали некоторые вещи, в отношении которых любой человек...
   "Да ладно, все это ложь. Никто иной, как я, Сэмлор Сэмт - да, вероятно, и нет другого такого глупца, проклятого на всем континенте, глупого и фанатичного - должен до того, как закончится ночь, выпустить кровь из так называемого дьявола или же умереть".
   Свет падал сверху, и Сэмлор заметил рельеф на базальте, приняв его вначале за игру теней на стенах. Подробности ошеломили его, когда он приблизился к сводчатой двери. Он остановился и посмотрел внимательнее.
   Резная работа образовывала серию панелей, тянущихся поясами по полированному камню. Лица на каждом изображении были воспроизведены так детально, что фактически это были портреты, хотя ни один из персонажей не был знаком Сэмлору. Он всматривался в сводчатые стены и видел картины, тянувшиеся до самого потолка. Как, когда и кем они были вырезаны установить невозможно. Хозяин каравана даже не был уверен, что смог бы распознать камень, кремовый, испещренный и к тому же казавшийся тверже мрамора.
   Время было проблемой. Зная, что, возможно, у него осталось лишь несколько минут жизни, Сэмлор все же начал осматривать рельефы. Одна группа резных изображений делала понятной необъяснимую связь между волшебником Хаст-ра-коди и богиней Дирилой. Сэмлор рассматривал заключительную часть изображений, молча глотая слюну от ужаса. Он был неописуемо рад, что не взял одну из кольчуг, когда мог это сделать.
   Панели источали страх и кровь. Короли и священники уничтожали почитателей Дирилы сотнями в сотнях мест. Ритуалы начинались здесь в темноте черной глыбы, двигаясь в склепы под землю, словно метастазы от опухоли. Не только в гробнице на пустыре, на месте старого городища, но даже в городе - шумном, зловонном, неуправляемом людском муравейнике никто не был слишком грубым для сердца дьявола, все было охвачено дьявольским отродьем. Алар-Аспар - дерзкий посторонний человек, переполняемый триумфом побед над бандитами, разрушил, наконец, храм Дирилы до основания. Вместо того, чтобы засыпать руины солью, он построил на них храм Гекты, его богини. Глупо было то, что он посчитал, что на этом дело закончено. Прямо под сводчатой дверью, отделенная листьями плюща, находилась камея, невольно приковавшая к себе взгляд Сэмлора, испытавшего тошноту от того, что он увидел. Вереница женщин, возглавляемая дудочником, скакала через залы дворца. Женщины несли небольших животных и иконы, видимо, с более, чем символическим значением, но взгляд Сэмлора привлекли черты дудочника... Сирдонец тихо выругался и протянул руку, чтобы дотронуться до камня. Он был гладкий и холодный на ощупь.
   - Как много совпадений! Пожалуй, хватит, - он двинулся дальше, прошел через двустворчатые двери, закрывающие проход. Стоявший поодаль арбалетчик устремил взгляд на лестницу и - закричал. Ширма, которая должна была укрывать засаду от спускающихся по лестнице, была откинута со стороны прохода и вид кого-то приближающегося от святилища, вероятно, и был причиной его возбуждения и испуга.
   Сэмлор за свою жизнь пережил немало нападений, чтобы не испугаться такого противника. Он сделал выпад, заорав, что привело арбалетчика в еще большее замешательство. Ширма упала, когда тот отшатнулся назад от пальцев левой руки Сэмлора, воткнувшихся ему в глаза. Тетива щелкнула, и стрела арбалета выбила крошку с арки двери, срикошетив в сторону через открытую дверь. Сэмлор, бросившись в ноги нападавшему, нанес удар в лицо кинжалом, который, наконец, смог извлечь. Арбалетчик вскрикнул и отбил удар прикладом своего оружия. Лезвие кинжала врезалось в дерево как топор в полено. Три пальца противника отлетели в темноту.
   Не ощущая в пылу борьбы увечья, тот попытался ударить Сэмлора своим оружием. Но неожиданно оно выскользнуло у него из руки. Он увидел сочащиеся кровью обрубки пальцев на левой руке и наполовину оторванный указательный палец. В ужасе он закричал и осознание происшедшего вызвало у него удушье и приступ рвоты.
   Сэмлор прорвался вперед, прижав противника к стене. Он выбил арбалет из его правой руки. На поясе арбалетчика находился колчан с железными стрелами, но Сэмлор не обратил на них внимания: они были на левой стороне и не представляли угрозы. Умолкший противник был одет в красную с золотом ливрею дома Регли.
   Сирдонец быстро оглядел комнату, не увидев ничего, кроме винтовой лестницы, поднимавшейся к освещенным панелям футах в ста сверху. Он помахал кинжалом перед глазами своего пленника и остановил его острие у носа противника.
   - Ты пытался убить меня, - сказал он. - Скажи мне, зачем, или ты лишишься большего, чем несколько пальцев.
   - Сабеллия, Сабеллия, - стонал искалеченный слуга. - Ты погубил меня, ублюдок.
   Сэмлор махнул кинжалом в сторону, зная, что капли крови, слетающие с него, заставят пленника увидеть их. Его глаза почуют близость крови.
   - Скажи-ка мне, человечек, - сказал караванщик, - зачем ты здесь?
   Раненый проглотил желчь.
   - Милорд Регли, - сказал он, закрыв глаза, чтобы не видеть кровь и острие кинжала. - Он сказал, что ты убил его жену. Он послал нас за тобой.
   Сэмлор приставил кинжал к левому уху противника.
   - Сколько? - резко спросил он.
   - Дюжина, - пробормотал пленник. - Вся прислуга и кучера.
   - А стража?
   - Боже мой, убери это с моих глаз, - простонал слуга. - Я почти в шоке.
   Сэмлор приподнял лезвие на дюйм.
   - Стражи не было, - продолжал пленник. - Милорд хотел управиться сам.
   - И где же другие? - лезвие опустилось, погладило ресницы и вновь поднялось, не причинив вреда. Раненый был стойким человеком. Он дышал через рот, быстро, с одышкой, как если бы запас воздуха в легких спасет его в тот момент, когда лезвие кинжала будет перепиливать горло.
   - Все думали, что ты бежал в Сирдон, - прошептал он, - но ты оставил свой плащ. Я поскользнулся на нем и отнес его С'данзо, гадалке. Она лгунья, как и все они, но иногда не врет... Я сказал ей, что заплачу за правду о том, где найти тебя, и заплатил бы ей ни за что, если бы шесть моих друзей не захватили ее приятеля-кузнеца. Она описала, где я должен встретить тебя. Я узнал это место, так как имел дело с леди Сэмлейн.
   - Здесь? - голос Сэмлора и его кинжал задрожали. Смерть подкралась ближе к этой комнате, чем это было в момент первой схватки и борьбы.
   - Нет, лорд, - ответил пленный. - Не здесь, это далеко. Клянусь костями моей матери!
   - Продолжай, - кинжал не двигался.
   Пленник проглотил слюну.
   - Это все. Я ждал тут, я не говорил никому, что лорд Регли назначил тысячу реалов за твою голову... и... С'данзо сказала, что я останусь жив после встречи с тобой. О боже, сука, сука...
   Сэмлор засмеялся.
   - Она не лгала тебе, - сказал он. Смех сошел с его лица, сменившись суровостью, такой же безжалостной, как поверхность ледника.
   - Слушай, - продолжал он, поднимаясь на одно колено и прижимая пленника к стене скорее за счет психического превосходства, а не за счет веса своего тела.
   - Моя сестра просила у меня кинжал. Я сказал, что оставлю ей нож, если она объяснит мне причину этого.
   Судорога исказила лицо сирдонца. Его пленник вздрагивал при каждом движении острия кинжала.
   - Она сказала, что ребенок не от Регли, - продолжал Сэмлор, - кого это волнует? Но она сказала, что ее взял дьявол и она хотела избавиться от ребенка, пыталась сделать аборт после того, как все обдумала, но священнослужитель Гекты вместе с Регли ожидали ее в лавке, куда она пришла купить лекарство. После этого кто-нибудь все время следил за ней, спала она или бодрствовала. Храм Гекты ожидал рождения ребенка. Сэмлейн сказала, что нож ей нужен, чтобы прикончить ребенка, когда они извлекут его из ее чрева... И я поверил в это, хотя и знал, что она не сможет сделать это сразу после родов. Думаю, она тоже это понимала, но оказалась более решительной, чем я мог бы предположить. Она была очень упрямая женщина, моя сестра.
   Сэмлор встряхнулся, сжал в кулаке одежду пленника, распоров ее кинжалом.
   - Что ты делаешь? - с беспокойством спросил пленник.
   - Связываю тебя. Со временем кто-нибудь найдет тебе здесь. Я иду сделать то, зачем пришел сюда, и когда сделаю, покину Санктуарий. Таков мой выбор.
   Пот смывал пятна крови на лице пленника.
   - Добрая богиня, не делай этого, - попросил он. - Не связывай меня, нет. Тебя не было здесь, когда... здесь были другие. Ты... - раненый облизал губы и закрыл глаза.
   - Убей меня сам, если тебе это надо, - сказал он так тихо, что только по движению губ Сэмлор понял его. - Не оставляй меня здесь.
   Сэмлор не двигался. Его левая рука была сжата, а правая держала кинжал, направленный наискосок вниз.
   - Встань, - приказал он. Человек Регли повиновался, широко раскрыв глаза. Он прислонился спиной к стене, держа левую руку на уровне плеча, но не глядя на ее раны. Ее артерии были пережаты, при движении некоторые струпья треснули, но кровь только сочилась, а не струилась, как было вначале.
   - Передай Регли, что я восстановил честь моей семьи, так как считал нужным, именно так, как моя сестра сама собиралась сделать это, - сказал Сэмлор. - Но не говори Регли, где и как ты нашел меня. Если ты хочешь покинуть это место, поклянись в этом.
   - Клянусь, - пробормотал пленник, - чем угодно, пожалуйста!
   На лице караванщика вновь промелькнула усмешка.
   - Ты кого-нибудь убивал, парень? - спросил он спокойно.
   - Я был кучером, - ответил пленник, нервно насупившись. - Я, я имею в виду... нет.
   - Один раз я разорвал человека раскаленными щипцами, - продолжал Сэмлор спокойно. - Он был главарем шайки, которая взяла с нас пошлину, и еще пыталась отбить двух лошадей из хвоста нашего обоза. Я пробрался в деревню ночью, вытащил главаря из кровати и привел его в лагерь. Утром я убил его в назидание остальным.
   Сирдонец продвинулся вперед и вытер кинжал о рукав одежды пленника.
   - Не возвращайся назад, как обещал мне, приятель, - сказал он.
   Человек Регли потихоньку приблизился к винтовой лестнице. Преодолевая каждую из первой дюжины ступенек, он посматривал назад через плечо на сирдонца. Когда ему стало ясно, что преследования или брошенного вслед кинжала не будет, слуга без передышки взбежал на следующие двадцать ступенек. Он посмотрел сверху вниз и сказал:
   - Есть одно дело, хозяин.
   - Говори, - ответил Сэмлор.
   - Они вскрыли леди Сэмлейн, чтобы устроить ребенку отдельные похороны.
   - Да?
   - И он не выглядел дьявольским отродьем, как ты говорил, - ответил человек Регли. - Это был обычный маленький мальчик. За исключением того, что твой нож прошел через его голову.
   Сэмлор начал взбираться по ступеням, не обращая внимания на шарканье башмаков человека, находящегося выше его по винтовой лестнице. Дверь наверху хлопнула, не оставив от незадачливого охотника ничего, кроме пятен крови на перилах.
   "Следовало бы заколоть его лошадей", - подумал Сэмлор. Он громко расхохотался, хотя понимал, что эпитафия вполне может достаться и ему. Пока он имел лучшее представление, чем этот бедный глупый кучер о том, куда он попал - хотя боги знают, как невелики его шансы выйти отсюда живым. Если только тот парень, которого он встретил, не был в действительности волшебником, подобно самому Сэмлору, который изучил несколько приемов колдовства, пока колесил по свету; хотя вряд ли.
   Дверь наверху открывалась наружу. Сэмлор потрогал ее пальцем, затем сделал паузу, чтобы успокоить биение сердца и дыхание. Пока он стоял здесь, его левая рука искала медальон с отвратительным лицом. Кинжал в правой был опущен вниз, в данный момент никому не угрожая, но будучи наготове. Наконец он толкнул дверь, распахнув ее.
   На другой стороне потайной проход представлял собой просто панель стены. Ее фрески были выполнены в виде геометрических фигур и ничем не отличались от других в остальной части коридора. Слева был выход к наружной двери, окованной толстым железом. Лишь по ливрее и искалеченной левой руке можно было узнать кучера в груде мяса и костей. Увечья были столь ужасны, что невозможно было понять, что же произошло с ним. Но Сэмлор не испытывал сочувствия к жертве.
   Сирдонец вздохнул и двинулся направо, ступая через драпировки и медные бусы в святилище Гекты. Как он и предполагал, его ожидал человек.
   Мягкий серый утренний свет просачивался через скрытые щели в куполе. Для освещения отвратительно ухмыляющегося позолоченного лица Гекты в верхней части купола под шпилем были предусмотрены зеркала. Свет направлялся вниз прямо на фигуру на фоне цветочной мозаики в центре большой комнаты. Волосы нового противника светились подобно раскаленной проволоке.
   - Ты хорошо провел ночь, приятель? - спросил он Сэмлора, когда тот двинулся вперед.
   - Хорошо, - согласился Сэмлор, кивнув. Не было видно обычных священников и служителей Гекты. Комната осветилась светом, как если бы он питался от красоты ожидающего человека.
   - Насколько я вижу, поборник Гекты.
   - Не поборник, - ответил Сэмлор, делая еще шаг как бы случайно, в то время, как длинный кинжал свешивался из его правой руки. - Просто человек, ищущий дьявола, который погубил его сестру. Прошлой ночью я не искал ничего дальше, чем лавка на другой стороне улицы, не так ли?
   Голос собеседника представлял собой богатый тенор. Сэмлор узнал его, вчера ночью они говорили о Гекте и Дириле.
   - Гекта посылает своих поборников, и я общался с ними. Ты встретил одного из них, священника?
   - Я пришел искать дьявола, - ответил сирдонец, двигаясь очень медленно, - и все, что я встретил - это бедный безумец, убежденный, что он бог.
   - Я Дирила.
   - Ты человек, который занимался резьбой внизу или который выглядит как он, - сказал Сэмлор. - Это работало на твой ум, а ты работал на умы других людей... Моя сестра... она была убеждена, что ее ребенок должен выглядеть подобно человеку, но быть дьяволом. Она убила его в своей утробе. Это был единственный способ убить его, поскольку они никогда не позволили бы ей так поступить с наследником Регли или попытаться сделать аборт. Но это потеря, поскольку это был всего лишь ребенок, ребенок безумца.
   Увенчанный солнцем человек сжал ворот своей белой туники и распорол ее сверху вниз с неожиданной силой.
   - Я Дирила, - сказал он.
   Его правая грудь отвисла и была гораздо больше, чем левая. Мужские гениталии имели нормальный размер, но были дряблыми и скрывали вульву, которая должна была находиться позади них.
   - Там один, - сказал он, сделав жест в сторону стены, за которой находился кучер, - пришел в мой храм пролить кровь без моего разрешения, обнаженная фигура хихикнула.
   - Возможно, я использую тебя, поборник Гекты, чтобы смыть его кровь, - сказала фигура. - Возможно, это будет началом твоей епитимьи.
   - Безумный маленький гермафродит, который знает одно колдовство или, может, два, - сказал Сэмлор. - Не будет больше ни для кого-либо от тебя епитимьи, маленький человек. Ты обречен, и я знаю колдовство против таких, как ты. Она жила недолго, но я возьму твое сердце за то, к чему ты привел мою сестру.
   - Тогда, может, ты вызовешь мне Гекту, поборник? - спросила фигура, простирая руки как для приглашения и хохоча своим звонким голосом. - Ее храм - мой храм, ее слуги - мои слуги... Кровь ее поборников - кровь для жертвоприношений!
   Сэмлор находился на расстоянии двадцати футов, стоя вполоборота. Он схватил свой медальон левой рукой, надеясь, что это даст ему достаточно времени, чтобы произнести заклинание.
   - Я похож на священника, говорящего о боге? - спросил он. - Следи за моим кинжалом, безумец.
   Фигура с усмешкой наблюдала, как Сэмлор поднимал тяжелый кинжал. Случайный луч солнечного света попал на него. Обоюдоострое лезвие блеснуло в лучах рассвета.
   - ЗЕМЛЕЙ, ЧТО СОТВОРИЛА ЕГО, - воскликнул Сэмлор, - РАЗУМОМ, КОТОРЫЙ ПРИДАЛ ЕМУ ФОРМУ.
   - РУКОЯТКОЙ И СЕРЕБРЯНОЙ ПРОВОЛОКОЙ, ЕЕ ОБВИВАЮЩЕЙ.
   - ХОЛОДНОЙ СТАЛЬЮ ЛЕЗВИЯ И БЕЛЫМ ГОРЯЧИМ ПЛАМЕНЕМ, ИСХОДЯЩИМ ОТ НЕГО.
   - ВЫПИТОЙ ИМ КРОВЬЮ И СЪЕДЕННЫМИ ИМ ДУШАМИ ЗАКЛИНАЮ:
   - У_З_Н_А_Й _С_В_О_Й _Ч_А_С_!
   Сэмлор метнул кинжал. Он блеснул, вращаясь. Острие лезвия было на расстоянии руки от хохочущего лица, когда раздался взрыв, словно молния с ударом грома, потрясший город. Сэмлора отшвырнуло назад, из ушей и носа у него полилась кровь. Воздух заполнился частицами краски и штукатурки с покрытого фресками потолка.
   Дирила стояла с той же усмешкой, подняв руки в триумфе, рот раскрылся еще больше в горловом хохоте.
   - МОЙ ДЛЯ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ!
   Паутина тонких трещин распространилась от центра купола высоко наверху. Сэмлор зашатался, задыхаясь от пыли и осознания того, как он был близок к смерти.
   Позолоченная бронзовая голова Гекты, укрепленная на шпиле из известняка, рухнула с потолка. Она ударила по лицу Дирилы подобно двухсоттонной стреле арбалета. Пол под ней раскололся. Известняковая колонна, едва замедлив падение, исчезла из глаз, а сама земля содрогнулась от удара.
   Сэмлор потерял свою обувь, споткнувшись об останки кучера Регли. Содрогание земли швырнуло его на дверь. Она была не заперта. Сирдонец вылетел на улицу, тогда как расколовшийся купол вслед за шпилем полетел в каверну, разверзшуюся со звуком, похожим на низкий звук органа, на котором играют боги.
   Сэмлор растянулся на грязной улице. Люди вокруг него кричали и куда-то показывали. Сирдонец перевернулся на спину и посмотрел на рушащийся храм.
   Над руинами поднялась пелена сверкающей пыли. Нечто большее, нежели воображение, придало облаку сходство с головой жабы.
   Линн ЭББИ
   ПЛОД ИЗ ЭНЛИБАРА
   Рощи апельсиновых деревьев на склонах холмов - все, что осталось от легендарной славы Энлибара. Бедные потомки правителей карликовой империи Илсиг, входящей теперь в Империю Рэнканов, влачили жалкое существование за счет сучковатых карликовых деревьев. Обертывая в листья каждый незрелый плод для долгого караванного пути, они снабжали каждый урожай свежим пересказом старых легенд. С умом поданные истории помогали выжить этим некогда гордым семьям, уступая лишь С'данзо в способности создавать мистические легенды; подобно старухам-гадалкам они вплетали в свои истории истинные события, тем самым придавая им налет достоверности.
   Апельсины из Энлибара проделывали путь в Санктуарий один раз в год. Когда плоды размером с кулак были близки к созреванию, Хакон, торговец сластями на базаре, заполнял свою тележку апельсинами и продавал их в городе и ларьках на базаре. За эти несколько дней он зарабатывал достаточно денег, чтобы купить дорогие безделушки жене и детям, расплатиться за следующий год с хозяйкой квартиры, и еще оставалось немного золота, чтобы обратиться к Гонфреду, единственному честному ювелиру в городе.
   Цена каждого апельсина была такова, что Хакон, пренебрегая неписаными законами рынка, мог сохранить лучшие плоды для своих покровителей в губернаторском дворце. Случилось так, что два дорогих плода оказались поврежденными и Хакон решил не продавать их, а разделить с друзьями по базару, кузнецом Даброу и его молодой женой полукровкой С'данзо Иллирой.
   Кольцо кожуры упало с ярко-красной мякоти, когда он аккуратно снял ее инкрустированным серебряным ножом, специально предназначенным для этой цели. Иллира затаила дыхание, предвкушая удовольствие. Взяв одну из долек плода, она брызнула соком на тыльную сторону ладони, слизнув его кончиком языка: вычурный способ смаковать тонкий вкус кроваво-красного сока.
   - Они превосходны, лучше, чем в прошлом году, - воскликнула она со смехом.
   - Иллира, ты говоришь это каждый год. Время притупляет твою память, вкус возвращает ее обратно.
   Хакон слизывал сок со своей руки с меньшей деликатностью. Его губы выглядели позором Энлибара.
   - И, если уж говорить о времени, притупляющем память, ты, Даброу, помнишь ли лет пятнадцать назад смертельно бледного мальчика с соломенными волосами и дикими глазами, носившегося по городу?
   Хакон наблюдал, как Даброу закрыл глаза и погрузился в свои мысли. Кузнец и сам был в то время незрелым юношей, но он всегда был медлительным, осторожным и весьма надежным в своих суждениях. Иллира в те давние времена была еще ребенком, державшимся за юбку матери, поэтому Хакон и не думал спрашивать ее, ожидая ответа от Даброу. Но взгляни он на нее, то увидел бы как от волнения кроваво-красные капли сока исчезают в пыли под ее стулом.
   - Да, - сказал Даброу, не открывая глаза, - я помню его: тихий, бледный... противный. Прожил несколько лет в гарнизоне, а затем исчез.
   - Ты узнал бы его снова, спустя столько лет?
   - Нет. Он был из тех ребят, что выглядят детьми до тех пор, пока не станут мужчинами, и потом детское уже никогда не проявляется на их лицах.
   - А тебе не кажется, что его имя Уэлгрин?
   Оставленная без внимания Иллира прикусила язык и подавила панику прежде, чем она стала явной.
   - Возможно... хотя нет. Не могу быть уверен. Я сомневаюсь, поскольку никогда не обращался к мальчишке по имени.
   Хакон пожал плечами, как если бы его вопросы носили праздный характер. Иллира доела остатки апельсина и затем отправилась в ветхую палатку, где она зажгла три рожка лампады, прежде, чем вернуться к мужчинам с кувшином воды.
   - Иллира, я только что попросил твоего мужа пойти со мной во дворец. У меня два мешка апельсинов для Принца, и еще одна пара рук облегчила бы мне работу. Но он говорит, что не оставит тебя здесь одну.
   Иллира задумалась. Воспоминания Хакона пробудили ее впечатления, еще сохранившие свежесть, хотя прошло уже пятнадцать лет, как он сказал. Она посмотрела на затянутое тучами небо.
   - Нет, с этим не будет проблемы. Сегодня будет дождь, и, я думаю, на этой неделе вы уже получили все деньги за апельсины, - сказала она с притворной бодростью.
   - Ну, вот видишь, Даброу: нет проблем. Погаси огонь и отправляемся. Мы вернемся прежде, чем упадут первые капли дождя.
   Иллира наблюдала за их уходом. Страх заполнил кузницу, исходя от смутно припоминаемого детства. Видения, которыми она не делилась ни с кем, даже с Даброу. Они не были дарами С'данзо, которые могли бы превратиться в истину или в иллюзии.
   Скрепив свои черные кудри гребнем, она вернулась внутрь. Когда постель была покрыта безвкусным ярким покрывалом, а ее молодость слоем косметики, Иллира была готова к встрече с посетителями. Она не преувеличивала своего недовольства в отношении апельсинов. Это было справедливо, поскольку продажа их у Хакона почти сошла на нет. Уже два дня и у нее не было клиентов. Одинокая и скучающая, она наблюдала, как в темноте от лампады поднимался дым, теряясь в своих бесконечных догадках.