— Лира!
   Позади нее прогремел знакомый голос, и рука, покровительственно охватившая ее плечо, сняла оцепенение. Стиснув кулаки, Иллира прижалась к Даброу, пряча судорожные всхлипывания в его кожаной куртке. От кузнеца пахло перегаром и соленым туманом. Девушка всеми фибрами души впитывала эти запахи.
   — Лира, что ты здесь делаешь? — он помолчал, но она не ответила. — Ты уже начала думать, что я не вернусь к тебе?
   Он крепко прижал ее к себе, покачивая из стороны в сторону. Из уст девушки судорожными всхлипами слетел рассказ о смерти человека в маске ястреба. Даброу потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, что его возлюбленная в его отсутствие слишком много страдала и пожалеть о том, что он напился и отправился искать работу за пределами базара. Нежно подняв девушку, он перенес ее в дом, при этом что-то тихо бормоча себе под нос.
 
   Даже заботливые руки Даброу не могли защитить Иллиру от кошмарных сновидений, охвативших ее сразу же после того, как они вернулись домой. Кузнец, стряхнув с себя опьянение, присматривал за девушкой, беспокойно катающейся по кровати. Каждый раз, как только он решал, что Иллира спокойно заснула, кошмары начинались вновь. Девушка пробуждалась в поту, не в силах от страха понять, что с ней происходит. Когда Даброу просил описать эти сны, она отказывалась. Кузнец начал подозревать, что в его отсутствие произошло нечто худшее, чем убийство, хотя в доме не было следов борьбы и насильственного вторжения.
   Иллира все же пыталась при каждом пробуждении высказать кузнецу свои страхи, но смесь видений и чувств не находила воплощения в словах. В ее мыслях каждое новое переживание кошмара приближало ее к единственному образу, собравшему воедино все ее трудности и одновременно устранившему их. Первые слабые лучи восхода прорезались сквозь туман, когда Иллира, наконец, в последний раз увидела этот синтезированный кошмар.
   Она увидела себя в месте, которое, по словам духа сна, было поместьем «Край земли». Поместье было давно заброшено, и только наковальня, прикованная цепью к столбу посередине залитого звездным светом двора, указывала на то, что здесь когда-то жили. Иллира легко разорвала цепь и подняла наковальню, словно та была сделана из бумаги. Она направилась к воротам, и в это время застонал ветер, нагнав тучи и окружив девушку клубами пыли. Иллира поспешила к выходу, где Даброу ждал драгоценный дар.
   Не успела она пройти и половины пути, как железо начало трескаться, и когда она протянула наковальню кузнецу, та рассыпалась в прах. Начавшийся дождь смыл лицо Даброу, обнажив на его месте жесткую саркастическую улыбку Литанде. Волшебник ударил девушку картой, на которой был изображен Лик Хаоса. И она умерла, но лишь затем, чтобы обнаружить себя плененной внутри собственного тела, несомого невидимыми руками к глубокому колодцу, ее окружили диссонирующие напевы жрецов под звуки цимбал. Не пробуждаясь, Иллира открыла глаза и увидела огромную каменную плиту, опускающуюся на нее в колодце.
   — Я уже мертва! — закричала Иллира, пытаясь освободить руки и ноги от невидимых пут. — Меня нельзя принести в жертву — я уже мертва!
   Руки ее освободились. Она яростно замахала ими. Стены колодца были скользкими, без выступов, за которые можно было бы ухватиться. Опускаемый камень коснулся головы Иллиры. Она вскрикнула, чувствуя, как жизнь второй раз покидает ее тело. Тело отпустило душу, и та поднялась сквозь камень. Иллира проснулась.
   — Это был сон, — сказала она, прежде, чем Даброу успел что-то спросить.
   У нее в голове уже было готово решение. Кошмар больше не вернется. Но все это походило на гадание по картам. Для того, чтобы постичь то, что хотел передать дух сна, вначале надо помедитировать.
   — Ты что-то говорила о смерти и жертвоприношении, — сказал Даброу, которого не переставало тревожить внезапно ставшее спокойным лицо девушки.
   — Это был сон.
   — Какой сон? Ты боишься, что я брошу тебя и покину базар, так как теперь у меня нет работы?
   — Нет, — поспешно сказала Иллира, скрывая новую озабоченность, которую пробудили эти слова. — К тому же, я нашла нам наковальню.
   — Во сне, вместе со смертью и жертвоприношениями?
   — Смерть и жертвоприношение — это ключ, который предоставил мне дух сна. Теперь мне нужно время, чтобы понять его смысл.
   Даброу отшатнулся от нее. Он был не С'данзо, и хотя и жил на базаре, не одобрял и не понимал обычаев и способностей его обитателей. Всякий раз, когда Иллира заговаривала о том, что «видела» или «узнавала», ему становилось не по себе. Сейчас он сел на стул, поставленный в углу, наиболее удаленный от атрибутов С'данзо.
   Рассвело, заморосил дождь, Иллира молча смотрела на черный бархат, покрывающий стол. Даброу поставил перед ней раковину с конфетами. Девушка кивнула, улыбнулась, съела сласти, но не сказала ни слова. Кузнец уже успел отослать двух клиентов, когда Иллира, наконец, закончила медитацию.
   — Ну теперь ты закончила, Лира? — спросил Даброу, чье неверие в способности С'данзо не мешало участию к девушке.
   — Думаю, да.
   — Больше никаких смертей и жертвоприношений?
   Иллира кивнула и начала рассказывать о событиях предыдущего дня. Даброу молча слушал до тех пор, пока речь не зашла о Литанде.
   — В моем доме? В этих стенах? — спросил он.
   — Я видела его, но не знаю, как он попал сюда. Веревка осталась нетронутой.
   — Нет! — воскликнул Даброу, начиная метаться по комнате, словно загнанное в клетку животное. — Нет, с меня довольно. Я не потерплю в своем доме волшебников и чародеев!
   — Тебя здесь не было, и я не приглашала его войти, — вспыхнули черные глаза Иллиры. — И он вернется, если я не сделаю этого, так что выслушай меня.
   — Нет, скажи только, что мы должны сделать, чтобы больше не пускать его сюда.
   Иллира вонзила ногти в ладонь, скрытую под складкам юбок.
   — Мы должны предотвратить освещение закладки нового храма в честь рэнканских богов.
   — Боги! Лира, ты могла бы не вмешиваться в дела богов? Именно этот смысл ты нашла в «смерти и жертвоприношении»?
   — В этом также причина того, почему Литанде был здесь вчера вечером.
   — Но, Лира…
   Девушка покачала головой, и кузнец умолк.
   «Он не стал спрашивать, что я собираюсь делать, — думала Иллира, пока кузнец, завязав веревку на проходе, шел вместе с ней в город. — Пока план только в моей голове, уверена, у меня все получится. Но если я расскажу об этом хоть кому-нибудь — даже ему — я услышу лишь, насколько мала надежда остановить Молина Факельщика и изменить судьбу Мариллы.»
   Во сне ее мертвое тело уже было принесено в жертву Сабеллии и Саванкале. Утренние размышления убедили Иллиру, что она должна ввести в церемонию Молина Факельщика труп. Она была свидетельницей убийства, но люди Джабала унесли тело своего товарища. Единственный другой источник трупов, известный Иллире, был дворец губернатора, где железная рука церберов сделала казни ежедневным занятием.
   Девушка и кузнец миновали огромный склеп, расположенный прямо за воротами базара. Дождь прибивал трупный смрад к деревянным стенам. Можно ли будет ублажить Сабеллию и Саванкалу дроблеными костями и жиром забитой коровы? Иллира нерешительно поднялась на деревянный настил, перекинутый через вытекающий из строения красно-коричневый поток.
   — Что нужно рэнканским богам в этом месте? — спросил Даброу перед тем, как ступить на настил.
   — Замена уже выбранной жертве.
   Из боковой двери появился человек, который выкатил бочку и кинул ее в медленно движущийся поток. Под пришедшими с базара проплыли бесформенные красные куски. Иллира покачнулась.
   — Даже рэнканских богов не проведешь этим, — указал на встречный поток Даброу. — Предложи им по крайней мере смерть честного жителя Илсига.
   Он протянул руку, поддерживая девушку, спустившуюся на мостовую, затем повел ее по Серпантину к дворцу губернатора. На виселице под дождем раскачивались три обмякших трупа, их имена и совершенные преступления были написаны на привязанных к шеям табличках. Ни Иллира, ни Даброу не владели непостижимым таинством письма.
   — Который из них больше подходит для твоих нужд? — спросил Даброу.
   — Марилла примерно с меня ростом, но светловолосая, — объяснила Иллира, разглядывая двух рослых мужчин и одного старика, висящих перед ними.
   Пожав плечами, Даброу подошел к суровому на вид церберу, стоящему на страже у подножья виселицы.
   — Отец, — буркнул он, показывая на труп старика.
   — Таков закон — висеть подвешенным за шею до заката. Тебе придется подождать.
   — Дорога домой неблизкая. Он уже мертв — чего еще ждать?
   — Теперь в Санктуарии господствует закон, бедняк, рэнканский закон. Он выполняется без исключений.
   Даброу опустил глаза, уныло теребя руки.
   — При таком дожде не видно солнца — как я узнаю, когда возвращаться?
   Стражник и кузнец посмотрели на свинцово-серое небо, оба знали, что оно не рассеется до ночи, глубоко вздохнув, цербер подошел к веревкам, выбрав, отвязал одну, и «отец» Даброу упал в грязь.
   — Забирай его и проваливай!
   Взвалив труп на плечо, Даброу подошел к Иллире, ожидающей его у эшафота.
   — Он… он… — в истерике выдавила она.
   — Мертв с восхода солнца.
   — Он весь в грязи. Он воняет. Его лицо…
   — Ты хотела подмену в жертвоприношении.
   — Но не такую же!
   — Так выглядят все повешенные.
   Они вернулись к склепу, где обитали могильщики и бальзамирователи Санктуария. Там за пять медяков они нашли человека, который согласился приготовить покойника. Еще за одну монету он обещал нанять повозку, и, взяв в качестве могильщика своего сына, препроводить останки несчастного вора на путь за Парадными воротами, где и предать их земле надлежащим образом. Однако Иллира и Даброу разыграли большое горе и настояли на том, чтобы похоронить отца собственными руками. Завернутого в почти чистый саван старика привязали к доске. Иллира взяла ее со стороны ног, Даброу с другой. Они пошли назад на базар.
   — Мы подменим тело в храме? — спросил Даброу, раздвигая стулья и освобождая место для доски.
   Иллира непонимающе уставилась на него, не осознав в первую минуту, что вера кузнеца в нее сделала этот вопрос искренним.
   — Ночью рэнканские жрецы покинут дворец Принца-губернатора и направятся в поместье, называемое «Край земли». Они понесут Мариллу с собой. Мы должны будем остановить их и заменить Мариллу нашим мертвецом — так, чтобы они об этом не узнали.
   У кузнеца разочарованно округлились глаза.
   — Лира, это не одно и то же, что таскать фрукты у слепого Якова! Девушка жива. Старик мертв. Ясное дело, жрецы заметят это.
   Иллира покачала головой, отчаянно цепляясь за увиденный в медитации образ.
   — Идет дождь. Луна не светит, и от факелов будет больше дыма, чем света. Я дала девушке цилатин. Жрецам придется нести ее как мертвую.
   — Она примет снотворное?
   — Да!
   Но Иллира не была уверена — не могла быть уверена до тех пор, пока не увидит шествие. Вопросов много: приняла ли Марилла снотворное, велика ли процессия, есть ли охрана, быстро ли она движется, будет ли ритуал похож на то, что она видела во сне. Иллира вновь ощутила холодный ужас от чувства, что на нее опускается камень. Ее мысли не покидал смутно виднеющийся смеющийся Лик Хаоса.
   — Да! Вчера вечером она приняла снотворное, — твердо сказала она, усилием воли отгоняя Лик.
   — Откуда тебе это известно? — недоверчиво спросил Даброу.
   —  Язнаю.
   Дальнейшие споры прекратились, и Иллира занялась приготовлением невеселой трапезы на столе, поставленным над мертвым гостем. Незаметно зашло солнце и на Санктуарий легла темная дождливая ночь, как и предсказала Иллира. Непрекращающийся дождь поддерживал ее убежденность, они медленно пересекли базар и вышли через Общие ворота.
   Впереди их ждал долгий, но не трудный путь за городские стены. Как заметил Даброу, дамочки с Улицы Красных Фонарей проделывают его ежедневно к Обещанию Рая. Они похихикивали под шалями при виде, как двое тащили нечто очень похожее на труп. Но не предпринимали никаких попыток чинить препятствия, а час был слишком ранний для возвращения шумной толпы из Обещания Рая.
   Большие кучи камней среди моря воронок грязи обозначали место будущего храма. Промокший навес прикрывал дрожащие языки огня жаровни и факела; в остальном местность была тихой и пустынной.
   «Это ночь Убийства Десяти. Каппен Варра сказал, что жрецам предстоит потрудиться. Дождь не остановит освящения храма. Боги не чувствуют дождь».
   Так думала Иллира, но опять же достоверно она не знала, поэтому повернувшись спиной к Даброу, дрожала больше от сомнений и страха, чем от холодной воды, струящейся по спине.
   Тем временем дождь утих и мелко моросил, появилась надежда, что он прекратится вообще. Иллира покинула сомнительное укрытие в скале и приблизилась к навесу и светильникам. У края колодца был возведен поднимающийся над грязью помост, с которого свисали веревки, используемые для опускания тела. С другой стороны на бревнах был установлен огромный камень, способный сокрушить все внизу. По крайней мере, они не опоздали — жертвоприношения еще не было. Не успела Иллира возвратиться к Даброу, как вдали в мокрой дымке показались шесть факелов.
   — Они идут, — прошептал Даброу, когда девушка приблизилась к нему.
   — Вижу. У нас совсем мало времени.
   Иллира сняла с пояса два мотка веревки, прихваченных в кузнице. Ей пришлось выработать собственный план подмены, так как ни дух сна, ни медитации не предложили ничего определенного.
   — По всей вероятности, они проследуют тем же путем, что и мы, так как тоже несут тело, — объяснила она, укладывая веревки на землю и слегка присыпая их грязью. — Вот здесь мы поставим им ловушку.
   — И я подменю девушку на наш труп?
   — Да.
   Больше они не проронили ни слова и, притаившись в наполненных грязью ямах, стали ждать приближения процессии, надеясь, что она пройдет между ними.
   Обещанное в снах везение не покидало ее.
   Шествие возглавлял Молин Факельщик с большим деревянным окованным медью факелом из храма Сабеллии в Рэнке. Вслед за ним шли три помощника с факелами и ладаном. Последние два факела были прикреплены к погребальным носилкам, которые несла на плечах пара жрецов. Факельщик и трое помощников прошли через веревки, ничего не заметив. Когда первый жрец с носилками оказался между веревками, Иллира рывком натянула их.
   Согнутые под тяжестью ноши жрецы услышали шлепок поднятых из грязи веревок, и запутались, не успев среагировать. Марилла с факелами отлетели в сторону Даброу, жрецы к Иллире. В наступившем в темноте смятении Иллира благополучно успела отбежать за кучу строительных камней, но не смогла проследить, удалось ли Даброу выполнить свою задачу.
   — Что случилось? — спросил Факельщик, спеша с факелом в руке, и осветил место происшествия.
   — Проклятые рабочие бросили на дороге веревки, — воскликнул облепленный грязью жрец, выбираясь из лужи глубиной по колено.
   — А девчонка? — продолжал Молин.
   — Судя по всему, отлетела туда.
   Придерживая одной рукой рясу. Молин Факельщик во главе толпы жрецов и помощников направился к яме. Иллира словно со стороны слышала, как молится о том, чтобы Даброу удалось укрыться в безопасную тень.
   — Помогите.
   — Проклятая грязь Илсига. Девчонка теперь весит в десять раз больше.
   — Полегче. Немного грязи и небольшая задержка не помешает возведению храма, но не нужно будить Остальных, — успокаивающе прозвучал голос Молина Факельщика.
   Вновь зажглись факелы. Со своего места Иллира видела, как облепленный грязью саван положили на носилки. Даброу каким-то образом смог исполнить задуманное: она не допускала и мысли о противном.
   Шествие продолжило свое продвижение к навесу. Дождь полностью прекратился. Сквозь рассеявшиеся тучи блеснуло серебро луны. Факельщик громко возблагодарил небо, сказав, что это свидетельство прощения и благословенного присутствия Вашанки, и начал ритуал. Помощники вылили горящую нефть с жаровни на саван и тот вспыхнул. Горящие носилки опустили в колодец. Помощники кинули вниз символические горсти земли. Затем перерезали веревки, поддерживающие камень на краю колодца. С громким глухим звуком он скрылся в глубине.
   Сразу же вслед за этим Факельщик и два других жреца спустились с помоста и направились назад во дворец, оставив помощников осуществлять ночное бдение у новой могилы. Когда жрецы скрылись из виду, Иллира прокралась назад к яме и шепотом позвала Даброу.
   — Я здесь, — выдохнул тот.
   Девушке потребовался лишь один взгляд на залитое лунным светом лицо кузнеца, чтобы понять, что что-то не так.
   — Что случилось? — поспешно спросила она, не обращая внимания на звук собственного голоса. — Марилла? Они погребли Мариллу?
   Даброу покачал головой, и в его глазах блеснули слезы:
   — Посмотри на нее! — сказал он, едва контролируя голос.
 
   Облепленный грязью саван лежал в нескольких шагах. Даброу избегал смотреть и приближаться к нему. Иллира осторожно подошла к телу.
   Кузнец оставил лицо закрытым. Затаив дыхание, Иллира нагнулась, чтобы убрать мокрую грязную ткань.
   Одно мгновение она видела перед собой лицо спящей Мариллы. Затем это стало ее собственным лицом. В дальнейшем лицо претерпело цепь изменений, давая лишь секунду на то, чтобы узнать лица людей, знакомых ей еще с детства, и незнакомых совершенно. Потом оно застыло на некоторое время, превратившись в рассыпавшийся Лик Хаоса, после чего перестало меняться, превратившись в жемчужно-белую маску, на которой не было видно ни глаз, ни носа, ни рта.
   Пальцы Иллиры напряглись. Она открыла рот, чтобы закричать, но легкие и горло парализовал ужас. Холст выпал из бесчувственных рук, но девушка не стала прикрывать жуткое создание, лежащее перед ней.
   БЕЖАТЬ! БЕЖАТЬ ОТСЮДА!
   Это первобытное животное чувство заполнило ее мысли, и удовлетворить его можно было только припустив без оглядки. Иллира оттолкнула Даброу, бросилась бежать. Помощники услышали ее шлепанье по грязи, но ей было все равно. Впереди были дома — прочные каменные строения, очерченные лунным светом.
   Это была усадьба давно покинутого поместья. Иллира узнала ее по своим, снам, но охвативший ее ужас и паника искали выход в стремительном бегстве от безликого трупа. Висевшая на проржавевших петлях дверь заскрипела, когда Иллира толчком распахнула ее. Девушка без удивления увидела посреди двора наковальню в простом деревянном ящике. Чутье подсказало ей, что здесь есть еще кто-то.
   «Это продолжение сна, наковальня и все остальное, сейчас за мной придут».
   Иллира вышла во двор. Ничего не случилось. Наковальня была целой, она оказалась слишком тяжелой, чтобы девушка смогла поднять ее.
   — Ты пришла получить свою награду? — окликнул ее голос.
   — Литанде? — прошептала девушка, ожидая появления похожего на мертвеца волшебника.
   — Литанде в другом месте.
   В лунном свете появился человек с опущенным на лицо капюшоном.
   — Что случилось? Где Марилла? Ее семья?
   Человек махнул рукой направо. Проследив взглядом его движение, Иллира увидела покосившиеся надгробья старинного кладбища.
   — Но?..
   — Жрецы Ильса пытаются разгневать новых богов. Они создали гомункулуса, сделав так, что он казался непосвященному наблюдателю молодой женщиной. Если бы гомункулуса погребли при закладке нового храма, святилище оказалось бы ослабленным. Гнев Саванкалы и Сабеллии пересек бы пустыню. Разумеется, жрецы Ильса именно этого и добивались.
   Мы, волшебники — и даже вы, С'данзо — не приветствуем вмешательства в епархию богов и жрецов. Это может нарушить тонкое равновесие судьбы. Наша работа важнее, чем ублажение божеств, но сейчас мы вмешались.
   — Но как же храм? Ведь жрецы должны были принести в жертву девственницу?
   — Гомункулус пробудил бы гнев богов Рэнкана, а ненастоящая девственница — нет. Когда возводили храм Ильса, жрецам потребовалась особа королевской крови, чтобы погрести ее под алтарем. Они захотели получить самую молодую и любимую принцессу. Королева сама была отчасти колдуньей. Она преобразила старого раба, чьи кости и поныне покоятся под алтарем.
   — Значит, боги Илсига и Рэнке равны?
   Человек в капюшоне рассмеялся.
   — Мы заботимся о том, чтобы все боги Санктуария были одинаково неполноценны, дитя мое.
   — А что насчет меня? Литанде очень хотел, чтобы мое предприятие удалось.
   — Разве я не сказал, что наша и, следовательно, твоя цель осуществлена? Твое предприятие удалось, и мы заплатим тебе, как и обещала Марилла, чугунной наковальней. Она твоя.
   Дотронувшись до наковальни рукой, он исчез в клубе дыма.
   — Лира, с тобой все в порядке? Я слышал, как ты говорила с кем-то. Я похоронил девушку, а потом отправился на поиски тебя.
   — Вот наковальня.
   — Я не хочу вещь, доставшуюся таким путем.
   Взяв девушку за руку, Даброу попытался вывести ее со двора.
   — Я уже слишком дорого заплатила! — крикнула Иллира, вырываясь из его рук. — Возьми ее на базар — и мы забудем, что это вообще произошло. Никогда никому не говори об этом. Но не оставляй наковальню здесь — иначе все, что мы сделали, не будет иметь смысла!
   — Я никогда не смогу забыть твое лицо на мертвой девушке… на этой твари.
   Иллира молча смотрела на грязный двор. Подойдя к наковальне, Даброу стер с ее поверхности воду и грязь.
   — Кто-то выбил на ней какой-то знак. Он напоминает мне одну из твоих карт. Скажи мне, что она значит, и я отнесу наковальню на базар.
   Девушка подошла к нему. На изношенной поверхности металла виднелся свежевыбитый улыбающийся Лик Хаоса.
   — Это старинный знак удачи у С'данзо.
   Даброу, похоже, не расслышал в ее голосе нот горечи и обмана. Его вера в Иллиру подверглась испытаниям, но выстояла. Он взял в руки тяжелую неудобную наковальню.
   — Что ж, сама собой она не попадет домой, не так ли? — взглянув на девушку, он тронулся с места.
   Прислонившись к стене, Иллира быстро перебирала все вопросы, не переставшие кружиться у нее в голове. Даброу снова окликнул ее с улицы. От базара их отделял весь город, но еще не было и полуночи. Не оглядываясь, Иллира последовала за кузнецом.

Пол АНДЕРСОН
ВРАТА ЛЕТАЮЩИХ НОЖЕЙ

   Снова без денег, без дома и без женщины Каппен Варра, пробиравшийся сквозь базарную толчею, по-прежнему выглядел великолепно. В конце концов до сего дня он в течение нескольких недель при первой возможности бывал в доме Молина Факельщика, хотя так и не смог попасть в число домочадцев. Помимо присутствия нравящейся ему фрейлины Данлис, он получал щедрые награды от жреца-строителя всякий раз, когда пел песню или сочинял стихотворение. Неожиданно его положение переменилось, но Каппен Варра по-прежнему был одет в ярко-зеленую тунику, алый плащ, канареечно-желтые чулки, мягкие полусапожки, отделанные серебром, и берет с пером. Хотя, естественно, от случившегося щемило сердце, переполненное опасениями за возлюбленную, поэт пока не видел причин продавать свой наряд. У него в запасе немало способов занять деньги, чтобы прожить столько, сколько потребуется для того, чтобы отыскать Данлис. В случае необходимости, как уже случалось прелюде, он сможет заложить арфу, в настоящий момент находящуюся в починке у золотых дел мастера.
   Если его предприятию не будет сопутствовать успех к тому времени, как он останется в лохмотьях, тогда придется признать, что Данлис и госпожа Розанда потеряны навсегда. Но не в обычаях менестреля было скорбеть о будущей печали.
   Базар шумел и бурлил под клонящимся к западу солнцем. Купцы, ремесленники, носильщики, слуги, рабы, жены, кочевники, куртизанки, лицедеи, нищие, воры, жулики, колдуны, жрецы, воины и кто там еще слонялись, болтали, спорили, ссорились, строили козни, пели, играли, пили, ели и много еще чего делали. Всадники, погонщики верблюдов, караванщики проталкивались сквозь толпу, вызывая потоки ругани. Из винных лавок лилась музыка. Торговцы из-за прилавков превозносили свои товары, соседи кричали друг на друга, блаженные распевали, устроившись на плоских крышах. Воздух был пропитан запахами тел, пота, жареного мяса и орехов, ароматных напитков, кожи, шерсти, навоза, дыма, масел и дешевых духов.
   Обычно Каппен Варра наслаждался этим убого-пестрым зрелищем. Сейчас же он целенаправленно обыскивал его взглядом. Разумеется, он был постоянно настороже, как любой другой в Санктуарии. Едва до него дотронулись чьи-то легкие пальцы, он тут же понял все. Но, если раньше Каппен Варра усмехнулся бы и сказал воришке: «Прости, дружок, я-то надеялся стащить что-нибудь у тебя», сейчас он так сурово похлопал по своему мечу, что несчастный отпрянул назад, столкнувшись с толстой женщиной и заставив ее выронить медный кувшин, полный цветов. Вскрикнув, женщина начала колотить воришку кувшином по голове.
   Каппен не стал задерживаться, чтобы посмотреть на это.
   У восточного края торговой площади ой нашел ту, кого искал. В который раз Иллира находилась в плохих отношениях со своими собратьями по ремеслу, и ей пришлось переместиться на свободное место. Стена из кирпича-сырца была завещана черным бархатом. Зловония от находящейся по-соседству дубильни полностью поглощали ароматы благовоний, которые С'данзо жгла в курильне особой формы.