С порывом ветра в дом влетел запах мертвого тела Тарг тихо заурчал, учуяв этот запах, но ничего не сказал Сара застыла у двери. Тарг и Марисса остались сидеть, глядя на Кейда.
Кейд стоял на пороге, держа на руках тело Рейфа. За спиной у него корчились предрассветные сумерки, очерчивая силуэт Кейда и его печальную ношу. Было уже достаточно светло, чтобы понять, что одежда Кейда залита кровью. Достаточно светло, чтобы увидеть кошмарную маску, в которую превратили лицо Кейда кровь и слезы.
Кейд плакал до этого лишь дважды в жизни. И в душе поклялся, что этот раз будет последним, даже если…
— Я пришел.
Джанет Моррис
ВСЛЕД ЗА РИДДЛЕРОМ
Темпус покинул Санктуарий, забрав с собой пасынков и Третий отряд, оставив в городе только никчемный сброд.
После их отъезда город изменился куда сильнее, чем можно было бы предположить. Ну что такого, казалось бы, произошло? Один человек (его звали Темпусом, Риддлером-Обманщиком, Черным и некоторыми еще менее приятными именами) собрал свою частную армию, в которой не насчитывалось и ста человек, и уехал. Так почему же теперь Санктуарий казался опустевшим, истощенным, испуганным и смущенным.
Город съежился, будто заяц-беляк, которого волки выгнали на голую пашню и взяли в кольцо. Он трясся от страха и жадно втягивал ноздрями воздух, словно соображая, в какую сторону бежать. Город сжимался, парализованный отчаянием. Казалось, он мечтал о лучших временах, когда прохладный весенний ветер принесет с моря оттепель, а волки тем временем подкрадывались все ближе, и с их высунутых розовых языков капала слюна.
Этим весенним вечером по зловонным улицам угрожающе чеканили шаг милицейские патрули, чей задачей было поддержание порядка. Проститутки, толпившиеся у дверей веселых заведений, не напевали, зазывая клиентов, а что-то тихо нашептывали. Пьяницы потихоньку пробирались домой, придерживаясь за стены, чтобы не запутаться в собственных ногах и не навернуться в канаву, где их уже поджидали местные ребята с ножами наготове. И даже прилетающий с океана ветер, казалось, шептал все о том же: Темпус, его пасынки и бойцы Третьего отряда, исполненные отвращения к этой помойной яме, именуемой Санктуарием, отправились на поиски новых приключений, побед и славы, навстречу своей судьбе. Санктуарий теперь был не просто обреченным городом — его оставила последняя надежда на лучшее.
Ветер хлестал опустевший город, пробирая до костей, он запер солдат в казармах, а потерявших силу чародеев — в Гильдии магов: и те и другие были бессильны что-либо изменить. Ветер тоже принадлежал Санктуарию. Это был ветер хаоса, ветер мрака и уныния.
Лабиринт еще не помнил такой зловещей весны. Порывы ветра казались чем-то большим, чем просто сквозняками, гоняющими с места на место гнилые корки и полуистлевшее тряпье. Морской ветер проникал под доспехи ранканских солдат, которые собирались в наряды по четыре человека и делали вид, что поддерживают порядок на улицах. На самом деле от них ничего не зависело. Ветер трепал темные плащи бродяг, служащих бывшему работорговцу Джабалу, которые присвоили право предоставлять «крышу» владельцам баров и уличным торговцам — раньше это была прерогатива пасынков. Ветер летел в глубь города и бился в закрытые ставнями окна Гильдии магов. Обитавшие в Гильдии колдуны, растерявшие ныне всю свою силу, боялись вышедших из повиновения мертвецов — боялись гораздо больше, чем проклятий проституток, которые вдруг потеряли все купленные за немалую цену заклинания молодости и красоты.
Ветер прокрадывался в богатые районы, где еще не покинувшая Санктуарий знать пыталась продолжать жить так, как будто ничего особенного не произошло, и устраивать празднества на руинах, оставшихся после схваток различных военных группировок, ведьм, колдунов, вампиров, зомби, призраков, демонов, богов и их почитателей.
Мрачная картина. Серое низкое небо, раскинувшееся от края до края горизонта. Кажется, что звуки исходят ниоткуда и уходят в никуда. Нет ничего близкого и далекого, нет ни прошлого, ни будущего. Нет никакого тепла, помимо того, что еще таится в вас самих. Когда вы пытаетесь отыскать на ощупь дружескую руку, она оказывается холодной и влажной, словно рука трупа. Порывы ветра превращают всякую искру жизни в ничто. Ветер будто осматривает мир, решая, достоин ли он следующей весны.
Критиас шагал в сторону порта и размышлял над этим. Заслужили ли армии нищих, чтобы их согрело тепло солнца? Нужен ли бессмертным мертвецам, вампирам, ютящимся на перекрестке Развалин, поцелуй солнечных лучей? Может ли яркий утренний свет проникнуть в обитель магов, засевших в крепости, где всегда царил полумрак? Нужна ли Зипу и его ночным теням из Народного Фронта Освобождения Санктуария смена времен года? Изменится ли что-нибудь в этом мире воров, мире разбитых надежд, если сюда снова придет весна?
Темпус ушел, плюнув на всех и вся. Предзнаменование похуже, чем желтушная печень у жертвенного ягненка или рождение сиамских близнецов, сросшихся губами.
Ушел и оставил… что именно? Оставил Крита, поручив ему управлять неуправляемым — вон, даже Стратон, его напарник, уехал, не попрощавшись. И уехал неизвестно куда, ни вместе с Темпусом в глубь страны, ни на запад, чтобы встретить Нико, а затем сесть на корабль по тайному поручению Терона, узурпатора трона Ранканской империи. Крит был абсолютно уверен, что Страт выбрал иной путь — в объятия тьмы, которую воплощала его любовница, вампирша Ишад, хозяйка перекрестка Развалин. Страт уехал вниз по реке Белая Лошадь, воды которой несли трупы, прямиком в Ад, и на этот раз виноват в этом был не Крит, а Темпус, который без всяких объяснений сорвал с места всех пасынков, а заодно с ними Третий отряд — и ради каких-то собственных планов увлек их из Санктуария.
А Крита оставил здесь — отвечать за порядок, беспорядок и все прочее. Существующий в осажденном Санктуарии порядок был справедливым лишь в одном — он равно оскорблял и подвергал опасности всех жителей города, и не устраивал никого.
«Виной всему, — подумал Крит, — тот мерзкий нрав, за который Темпуса и прозвали Черным». У Крита оставалось время до конца года, чтобы попытаться выполнить указ Терона об умиротворении Санктуария. Если же Крит не справится с этой задачей, Терон вполне может, как и обещал, прислать для этой цели регулярную ранканскую армию, и тогда каждый дом получит на постой солдат, а каждый горожанин получит по морде.
Не то чтобы Крита так уж волновала судьба города — вовсе нет. Его заботила больше собственная репутация. До сих пор он не знал неудач и всегда выполнял поставленную перед ним задачу.
Когда Темпус отдал ему этот невозможный, невероятный приказ, Крит впервые в жизни устроил настоящий скандал. Он грозился все бросить, уйти к чертям, поднять мятеж, в конце концов. И все же приказ оставался приказом. Критиас никогда не оставлял неоконченную работу, чего бы это ни стоило.
Этот короткий приказ отрезал Критиаса от его немногочисленных друзей: от Стратона, его напарника и побратима; от Камы, дочери Темпуса, — отец бросил ее в Санктуарии наряду со всеми, кто ему надоел; от кузнеца Марка, который помогал пасынкам поддерживать связь с воинственными горожанами вроде Зипа; от самого Зипа, вожака НФОС и одного из трех должностных лиц, отвечающих сейчас за порядок в городе, — Зип теперь смотрел на Крита как на врага, поскольку тот оказался на вершине власти.
Куда он, кстати, вовсе не жаждал попасть. И куда всегда так рвался Страт.
Крит тряхнул головой и заметил, что на его нечесаных и давно не стриженных волосах осела влага. Наемник был одет в грязные лохмотья портового бродяги. Он пришел на встречу. Крит знал, что делает: он был не из тех людей, чья деятельность сотрясает империи, но умел исподволь повернуть дело в нужное русло. Темпус оставил ему вдрызг расстроенную инфраструктуру, которую теперь следовало как-то спаять в единую, работающую систему. Спаять или потерпеть поражение. Проиграть. Крит умел все, что требовалось от солдата, и не умел терпеть поражений. И учиться не собирался. Поскольку в принципе был не способен чему-то учиться, добавил бы Страт.
Криту не хватало Страта, как может не хватать пищи или воды. По Каме он тосковал меньше, хотя до сих пор любил ее. И до сих пор ненавидел то вонючее болото, в которое Кама ухитрилась вляпаться, — а именно, связаться с Молином Факельщиком, лезущим в политику жрецом пантеона богов, который был чужд душе любого илсига.
И ранканские завоеватели, долгое время господствовавшие в Санктуарии — илсигском городе! — и бейсибские захватчики, которые пришли позже и заключили союз с ранканцами, скрепленный династическим браком губернатора Санктуария, принца Кадакитиса, и Шупансеи, императрицы Бейсиба в изгнании, — все они ошибочно принимали жителей этого города за стадо овец, которыми можно легко управлять. И теперь на Крите лежала ответственность за поддержание хотя бы видимости порядка в городе, в котором внезапно рухнул баланс сил и которым теперь можно было управлять лишь силой оружия.
Крит, как главнокомандующий силами правопорядка, отвечал перед принцем-губернатором Кадакитисом. Принц, в свою очередь, отвечал перед императором Тероном и, не сумей он выполнить требования императора, мог потерять не только свой дворец. Кроме того, Крит отвечал перед супругой Кадакитиса, бейсибкой Шупансеей, которая не была даже нормальным человеком, а принадлежала к племени рыбоглазых, пришедших из-за запретного моря. А еще он отвечал перед Камой, потому что она была дочерью Ридддера и потому что она — клянусь всеми богами Войны! — все-таки больше принадлежала Криту, чем Молину.
Когда-то Кама носила ребенка Крита, но ему не суждено было родиться — после одной из стычек у Камы случился выкидыш. С тех пор она готова была переспать с любым мужчиной, лишь бы доставить Криту душевную боль. И ему действительно было больно.
Все, чего хотелось Криту, это найти Страта и уехать отсюда к черту. Уехать в Рэнке, обратиться к Терону и получить от него новое назначение. Здесь Крит только зря тратил время и силы. Только Темпус знал, чем Крит заслужил такую участь.
И все же он оставался в Санктуарии вместе с другими нелюбимыми, нежеланными и ненужными — со Страхом, с Камой, с Рэндалом — воином-магом, бывшим пасынком, у которого убили напарника, — и Гейлом, единственным из бойцов Третьего отряда, которому было велено здесь задержаться.
Здесь же оставались и те, с кем Крит мечтал никогда больше не встречаться: женщина-вампирша Ишад, наполовину воплотившийся призрак Джанни, одного из погибших пасынков, Снэппер Джо, демон, ныне работавший барменом в «Распутном Единороге», и Роксана, нисийская ведьма, до сих пор погребенная под кошмарными руинами, — в эти руины превратился ее дом во время непостижимой магической войны прошлой зимой.
Страт сказал — единственное, что он вообще сказал по этому поводу, — что Темпус просто-напросто сбежал, не желая лишний раз мотать себе нервы. Поджал хвост и сбежал. А Крита бросил на произвол судьбы. Крит подумал, что судьба, наверное, не так уж плоха, раз Страт рвется заполучить ее, но говорить об этом вслух не стал.
Крит пришел в этот неприятный припортовый район один, без всякого прикрытия (Страт ушел к Ишад, а Крит никому больше не доверил бы прикрывать свою спину). Он надеялся, что долго ждать встречи не придется, но пока у него было время на размышления.
Он и сам все знал. Его готовили к выполнению тайных операций, и самоанализ был необходимой частью этой подготовки. В противном случае потрясение, связанное кошмарным треугольником, возникшим между ним, Стратом и вампиршей, просто свело бы Крита с ума, позволь он себе слишком много думать об этом.
Его ждала работа. Очень много работы. Крит заставил себя поверить в это Он не мог позволить себе тратить слишком много времени на самокопание Стоявшая перед Критом задача была непростой, но это и к лучшему, — ему нужно было занять свой мозг чем-нибудь, помимо головоломки, касающейся его напарника. Сегодня ночью он собирался найти и вернуть Тасфалена — все его благородное семейство исчезло и не показывалось уже давно, очень давно. А Факельщик все уши прожужжал о том, как он ем> нужен. Похоже, он хотел, чтобы Крит свернул себе шею, пытаясь его найти. Ведь в этом случае к тому моменту, когда Молин избавится от своей официальной жены, у него не останется соперника, который мог бы оспорить благосклонность Камы.
Крит не питал никаких иллюзий относительно Молина: жрец отправил Крита на это задание явно с тем расчетом, чтобы наемник не вернулся. Он прекрасно знал, что Крит не станет перепоручать это дело своим людям, поскольку оно было им не по силам. Своенравной милиции Зипа хватало лишь на то, чтобы задирать нос и устраивать драки на улицах в ночную смену. Солдаты Уэлгрина, отвечавшие за дневную смену, неплохо несли службу, но не владели методами тайных операций. А к Гильдии магов Крит вообще никогда не стал бы обращаться, несмотря на то, что в нее входил один из пасынков, Рэндал, — за магическую помощь в Санктуарии всегда приходилось платить слишком дорого.
Оставались только головорезы Джабала. Одного из них Крит сейчас и поджидал, чтобы тот указал ему ниточку к Тасфалену.
Как только Крит сумеет добыть доказательства того, что этот дворянин все еще жив (или уже нет — тогда нужно будет предъявить труп), он сможет послать Факельщика ко всем чертям. И повидаться с Камой. Крит был уже на грани того, чтобы попытаться решить свои личные проблемы при помощи силы: либо просто-напросто выкрасть Каму из дворца и вернуть ее туда, где ей должно находиться, — этим местом по-прежнему оставались казармы пасынков, — либо начать шантажировать жреца этой любовной связью.
Крит еще не мог сказать, какой способ кажется ему предпочтительнее, но оба варианта заставляли его обнажать зубы в невеселой усмешке.
Крит ждал. Ждал. Сел. Встал. Походил. Прислонился к стене. Его конь заржал и ударил копытом по мостовой. Крит похлопал коня по морде. Обычно таким ржанием его жеребец приветствовал гнедую кобылу Страта, но сейчас гнедой нигде не было видно.
Ну и хорошо, что не видно. Гнедая заставляла Крита нервничать. А кого, спрашивается, не заставит нервничать призрачная лошадь с пятном на холке, через которое при определенном освещении просвечивают картины Ада?
Крит вдруг осознал, что не хотел бы видеть Страта до тех пор, пока не решит проблему с Камой и Факельщиком.
Вокруг все было серым — небо, здания, пристань, — и серый жеребец, оставленный Криту Темпусом, сливался с этим серым фоном. На какое-то время боль покинула наемника.
Серый конь — один из лучших представителей породы, выведенной за Стеной Чародеев, — был наградой. Он стоил больше, чем целый квартал Лабиринта со всем его содержимым. По мнению некоторых людей, этот конь стоил больше, чем весь город.
Но Крит с радостью уступил бы этого коня Страту, если бы только тот отказался от своей лошади-призрака и вампирши, наколдовавшей для него эту лошадь…
— Эй! — негромко окликнули сзади. Крит подавил в себе желание вздрогнуть, подскочить или еще как-нибудь выдать предательский испуг.
Вместо этого он медленно обернулся и произнес:
— Ты опаздываешь, маска.
— Мы больше не маски, — со странным акцентом произнес незнакомец. Его лицо и фигуру скрывал плащ с капюшоном. — А я никогда им и не был. Мы просто действуем на свой страх и риск, вот и все. Работаем за плату. Ты ведь и сам из наемников.
Северный акцент, вялая речь — и ощущение нацеленного в живот смертоносного лезвия.
Крит украдкой огляделся, но единственное, что он рассмотрел во мраке, был такелаж небольшой рыбацкой лодочки, пляшущей на волнах за спиной незнакомца.
Интересно, это маскирующее заклинание или просто игра света так хорошо скрывает его лицо? Незнакомец стоял на таком расстоянии, чтобы его нельзя было достать одним броском. Знакомая манера. Впрочем, так ведет себя половина жителей Санктуария. И все же Криту казалось, что некогда он встречался с этим человеком. Крит принялся рыться в памяти, выискивая подходящее лицо или голос.
Чтобы еще раз услышать речь незнакомца, Крит сказал:
— Чего же ты хочешь? Честной работы? Здесь ее нет. Или, может, хочешь сменить хозяина? Поработать на меня?
— На тебя? Не смеши! Вспомни, ведь чернокожий послал меня помочь тебе?
Произношение незнакомца явственно выдавало в нем северянина, а если судить по его тону, он был чем-то чрезвычайно доволен.
У этого человека были к пасынкам какие-то счеты. Очевидно, они когда-то обошлись с ним не самым лучшим образом. Незнакомец явно наслаждался тем, что ему удалось напугать Крита, хотя тот внешне и не выказал своего испуга.
— Как твое имя, приятель? — непринужденно спросил Крит и положил руку на пояс. Точнее — на рукоять ножа, который не слишком бросался в глаза, но и не был спрятан так, чтобы его невозможно было заметить. Это была угроза — и довольно недвусмысленная.
Человек заметил это и вскинул голову.
— Вис. Теперь припоминаете, командир?
Командир. Крит все еще не мог привыкнуть, чтобы его так называли. Только не здесь, в Санктуарии, не в этих условиях. Это звание имело слишком сложный и неприятный подтекст. Неужели Темпуса до сих пор так бесит любовная связь Крита и Камы, что он приговорил Крита ко многим годам тяжелой работы в Санктуарии и к насильственной смерти на склоне лет?
Крит вспомнил имя — Вис, — и это не слишком его обрадовало. Мрадхон Вис, северянин. Вор, преступник, одно время работал в паре с Хаутом, нисийским колдуном. И только богам ведомо, кем и чем еще он был. Однажды они выбили из Виса информацию, тогда пасынки дрались с нисийской ведьмой. Это сделал Страт, лучший среди пасынков специалист по допросам. А Крит командовал подразделением разведчиков. Они притащили этого дурня в безопасное место — дом Шамблесов, — закрыли железные ставни и научили его той разновидности уважения, которая легко оборачивается ненавистью, если не находит выхода.
В Санктуарии можно было найти десятки таких Висов, имеющих зуб на него и на Страта. Если Крит проживет здесь достаточно долго, один из них непременно попытается убить его. Возможно, что именно этот и попытается. Может быть, даже сегодня же ночью.
— Вис, — негромко повторил он. — Да, припоминаю. Ну что ж, пошли, Вис. Показывай, чем ты можешь мне помочь.
— С удовольствием, командир, — сказал наемник и мерзко захихикал. — Если вы решитесь вслед за мной нырнуть в эти тени, победа будет за вами.
— Я же тебе говорю, — прошептала Кама Стратону, чуть отодвинув от губ кружку с пивом, — Зип таскает из-за города камни разрушенного алтаря на Дорогу Храмов, перетаскивает и складывает.
Договорив, Кама украдкой оглядела остальных завсегдатаев «Распутного Единорога». Она была уверена, что никто ничего не услышал. Хотя язык у нее уже заплетался — сказывалось выпитое, — она не забывала в нужный момент понижать голос. Похоже, ни один человек ее слов расслышать не мог. Правда, помимо людей здесь присутствовал еще и демон — в его обязанности входило присматривать за таверной по вечерам. У демона были большие серые уши и глаза, глядевшие в разные стороны. Сейчас его покрытое бородавками лицо было обращено в другую сторону, но это еще ничего не значит. Над стойкой бара висело бронзовое зеркало, и с его помощью демон вполне мог следить за ними…
— Ну и что? — свирепо проворчал Страт, рассеянно поглаживая нывшее плечо. Страт, один из лучших бойцов среди пасынков, был сейчас вдвойне уязвлен: Ишад не могла или не захотела исцелить его плечо, и в городе не осталось пасынков, к которым он мог бы обратиться за помощью.
— А то, что мы должны остановить его, — сказала Кама. Ей было до боли жаль Страта, как и всех тех, кого ее отец бросил здесь, как ненужный хлам. Теперь их со Стратом объединяло нечто общее — нечто большее, чем Крит. Возможно, их отсекли от привычной компании Братства потому, что Темпус хотел испытать их. Но это понимала одна лишь Кама. С ее отца станется как-нибудь на рассвете въехать в город и пригласить заблудших овец присоединиться к стаду — если Темпус решит, что они смогли совладать с Санктуарием. Так вот, Кама не хотела, чтобы отец обнаружил, что она не смогла.
Но ее собеседник был слишком пьян или слишком страдал от боли, чтобы уразуметь то, что она говорит.
— Остановить? С какой стати? Зип нашел себе ручного демона или какое-то незначительное илсигское божество для почитания. А нам какая разница? Все равно боги помогут нам не больше, чем маги или воины.
Кама знала, что Страт верил лишь в одну магию — магию Ишад. Он слишком много повидал. Слишком много неупокоенных мертвецов, бродивших по ночным улицам. Страт узнал свою судьбу и принял ее: он был точно таким же подданным вампирши, как и любой другой из ее рабов.
— Пойдем, Стратон, — настойчиво произнесла Кама и потянула наемника за рукав. — Пойдем, я все тебе покажу.
— Ты и твои любовники! — проворчал Страт, перекрывая мерзкий скрежет ножек стула по усыпанному опилками полу. — Что ты хочешь доказать, показав мне, как он лижет задницу своему демону?
— Тс-с! — предостерегающе прошипела Кама и принялась подталкивать Страта в спину, словно жена, которая каждый вечер приходит в «Единорог», чтобы забрать пьяного мужа домой. Снэппер Джо изобразил на лице грубую, нечеловеческую улыбку и почтительно поклонился Каме.
Великолепно. Демон выказывает ей почтение, словно лучший друг, тогда как настоящие друзья от нее отвернулись. И Молин, у которого есть другая жена, и Крит, и Гейл, и Рэндал избегают ее словно зачумленную. Из всех людей, с кем Кама участвовала в Войнах Чародеев, один лишь Стратон, который и сам оказался изгоем, продолжал с ней общаться. Он да еще Зип…
Как верно отметил Страт, Зип действительно был ее любовником. Мужчины постоянно используют свои мускулы и секс для достижения желаемого, и никто не ставит им это в вину. Кама тоже пользовалась тем, что была женщиной. Чтобы добиться своего, все способы хороши. Кама была больно уязвлена тем, что люди, которые сражались с ней плечом к плечу, переменили свое отношение к ней только из-за того, что она позволила верховному жрецу пустить в ход свое влияние и помочь ей.
Ее отец мог иметь хоть дюжину любовниц и хоть десять раз на дню насиловать кого-то, уступая своему священному безумию, и ни одна живая душа в Санктуарии не смела потешаться над этим и не позволяла себе порицать Темпуса. Возможно, ей стоит спустить шкуру со своего следующего партнера по постельным удовольствиям, чтобы доказать себе и всем вокруг, что она — настоящая дочь своего отца. Возможно, тогда Крит перестанет отводить глаза при встрече с ней.
Страт споткнулся в дверях, рыгнул и скатился по лестнице. Гнедая лошадь заржала, прядая ушами. Каму передернуло. Чертова скотина была такой же мертвой, как дверной гвоздь, — это видел любой дурак. Страт же, похоже, об этом даже не догадывался. Он порылся в сумке, вытащил кусок сахарной свеклы и протянул его лошади.
Бархатные губы лошади-призрака осторожно сняли угощение с ладони. Лошадь фыркнула от удовольствия.
Возможно, она все же немного живее дверного гвоздя. Но все равно адски противоестественна. Противоестественна, как сам Санктуарии. Кама решила полностью выбросить всякое упоминание об этом городе из хроники о деяниях ее отца, которую сейчас писала. Санктуарии не заслужил того, чтобы у него был свой летописец. Единственное, чего заслуживал этот город, так это уничтожения.
Кама была уверена, что у Санктуария имеется душа, илсигский дух, которому осточертели люди, лезущие не в свои дела, и теперь он подталкивает город прямиком к пропасти. Все, что хотела Кама, — это выбраться отсюда, не дожидаясь, пока Санктуарии сровняют с землей ранканцы, выпотрошат и бросят гнить бейсибцы или не разнесут в клочья внутренние неурядицы.
Как историк Кама понимала, что по всем признакам город умирал. Санктуарий потерял почти все: его боги бессильны, его магия разладилась, его жители раскололись на противоборствующие лагери, а его дети жаждали лишь разрушений.
— Ты что-то сказал, Страт? — До Камы вдруг дошло, что она выпала из реальности, полностью погрузившись в свои мысли. Рослый пасынок уже уселся в седло. В правой руке он держал поводья, а левая лежала на бедре.
— Я сказал, что найти Зипа не проблема — сейчас ночь, его смена. Если хочешь видеть его, поехали в штаб. Кама покачала головой.
— Я же тебе сказала, он таскает эти проклятые камни. И каждый вечер приносит жертву богу или демону старого алтаря. Мне это известно от надежного человека.
Появление в штабе ночью не грозило Страту встречей с Критом — тому принадлежала дневная смена. Бывший напарник Страта предпочитал проводить ночи в старом надежном доме на перекрестке Развалин, принадлежащем пасынкам.
— Ну и где это? — в голосе Страта вдруг прозвучала тревога.
— Вниз по течению реки, солдат. Невдалеке от дома Ишад. Не уверена, что ты сможешь совладать с ее зовом.
— Не твое свинячье дело, с чем я могу совладать, женщина! — пьяным голосом проревел Страт. — Я могу общипать этому желторотику все перышки быстрее, чем он задерет тебе юбку. Ты хотела помощи? Ну так ты ее получишь. А если передумала — тоже неплохо. На кой черт тогда торчать тут?
Кама села в седло. Она чувствовала, что у нее горит шея, несмотря на холодную ночь. Непокорный весенний холод пробирал до костей. Пальцы Камы, сжимающие поводья, сразу же окоченели. Чалая затанцевала, взбрыкнула. Неподходящая для такой работы лошадь. Слишком пугливая и недостаточно хорошо объезженная. Но пасынки забрали всех своих лошадей и оставили только тех, которые принадлежали Гильдии наемников. Не считая, конечно, жеребца тресской породы, который, по-хорошему, должен был отойти к ней, но Темпус в свойственной ему манере наносить оскорбления передал его Критиасу.