Роберт Асприн

Потрошители времени

Глава 1

Она появилась на Шангри-ла не как обычный турист.

Хрупкая, перепуганная молодая женщина… Боже, неужели это было всего три дня назад? Казалось, с тех пор прошло не меньше года, ибо каждый день из этих трех был длиною в жизнь, и все после того звонка…

— Джина Николь! — Она вздрогнула, услышав голос в трубке, ведь тетушка Касси не звонила ей уже несколько месяцев — с тех пор, как Джина вступила в Храм. — Я хочу встретиться с тобой, лапочка. Сегодня вечером.

Требовательный тон и то, что тетушка назвала ее полным именем, совсем сбивало с толку.

— Сегодня вечером? Вы шутите? Где вы? — Любимая тетка Джины, единственная сестра матери, как правило, старалась держаться подальше от Нью-Йорка, приезжая только на киносъемки да еще — изредка — на всякого рода мероприятия.

— В городе, где же еще! — Судя по доносившемуся из трубки знакомому голосу, Касси Тайрол слегка запыхалась. — Всего час как прилетела. И вычеркни все, что там у тебя запланировано на сегодня. Обеды, занятия, службы в Храме — все. Жду в шесть у Луиджи. И, Джина, лапочка, не вздумай приводить с собой своего дружка. Это — сугубо семейное дело, ясно? Ты, девочка моя, вляпалась в серьезные неприятности.

Джине стало не по себе. «Боже мой! Она все узнала!» Вслух она, правда, произнесла совсем другое:

— У Луиджи? В шесть? О'кей, буду. — Только врожденный талант актрисы (чем она хуже тетки, легендарной Джокасту (Касси) Тайрол, — та же наследственность) позволил ей произнести эти нехитрые слова недрогнувшим голосом. «Она все знает, что она скажет, что она сделает, о Боже, что, если она расскажет папе? Ведь она не сделает этого, правда?» Джинина тетка терпеть не могла ее отца — почти так же сильно, как сама Джина.

Трясущейся рукой Джина повесила трубку и только тут сообразила, что Карл, прищурившись, смотрит на нее. За спиной его бесшумно переливалось красками головидео — одно из тех, что доводило до колик, вместо того чтобы выполнять свою задачу: готовить их к Большому Приключению, путешествию во времени в Лондон 1888 года.

— Никки? — Глаза Карла удивленно заморгали за линзами очков. — Что-то случилось? — Он всегда звал ее по второму имени; собственно, именно эта его милая привычка и очаровала ее в свое время. Он осторожно провел рукой по ее лицу, поправляя волосы. — Эй, ты что? У тебя такой вид, словно ты увидела привидение.

Она натужно улыбнулась:

— Хуже. Тетя Касси приехала.

— О господи! — Выразительные глаза Карла просто затопили ее сочувствием — вторая, кстати, причина, по которой Джина переехала к нему. Мало от кого дождешься сочувствия, если твой отец — Джон Пол Кеддрик, сенатор, которого все предпочитают ненавидеть.

Джина кивнула:

— Угу. Что хуже всего, она хочет, чтобы я встретилась с ней в шесть. И к тому же у Луиджи! От удивления Карл выпучил глаза:

— У Луиджи? Ты шутишь! Это хуже, чем просто плохо. Вокруг тебя будут кишмя кишеть папарацци. Кстати, напомни мне возблагодарить Владычицу Небесную за то, что она не одарила меня знаменитой родней.

Джина испепелила его взглядом.

— Помощи от тебя, любимый… И что, скажи на милость, мне надеть к Луиджи? Ты не видел, у меня случайно не завалялся в шкафу прикид этак тысяч за шесть баксов? — Со времени поступления в колледж Джина редко надевала что-то, кроме драных джинсов. — Последний раз, когда мы встречались с тетей Касси, одна блузочка на ней стоила больше годовой платы за нашу с тобой квартиру! И я до сих пор ведь не оправилась от того, что понаписала тогда обо мне пресса! — Она закрыла лицо руками, с ужасом вспоминая, какой увековечили ее на всех до единого телеэкранах и журнальных обложках: ныряющей рыбкой в грязную лужу. — Касси Тайрол и ее племянница-помоечница…

— Угу, так и есть: ты, Джина Николь, самая хорошенькая помоечница в Бруклине. — Джина показала ему язык. Карл, лучезарно улыбаясь, потрепал ее по щеке. — Слушай, уже почти четыре. Если ты собираешься к шести привести себя в надлежащий порядок для Луиджи — под объективы толпы репортеров… — Джина застонала, на что Карл, скотина этакая, только рассмеялся. — Тебе, милая, лучше поспешить. Да, на случай, если ты не знаешь этого сама, — вид у тебя пока, надо сказать, дерьмовый. — Морща нос, Карл осмотрел ее с головы до пят. — Вот что бывает, когда ты шляешься где-то до четырех утра, работаешь над сценарием до шести, а потом забываешь поспать после лекций.

Джина швырнула в него скомканным носком. Он увернулся с легкостью прирожденного танцовщика, и проклятый носок, пролетев сквозь голографическое изображение молодой дамы, одетой надлежащим образом для лондонского театрального сезона (сезона 1888 года!), приземлился в голографическую же чайную чашку. Когда юная голографическая леди как ни в чем не бывало поднесла чашку к губам и с блаженной улыбкой пригубила, Карл, визжа и хрюкая, повадился на пол и принялся тыкать в нее пальцем.

— Ох, Никки, вот это кадр!

Джина хмуро смотрела на катающегося по полу кретина.

— Спасибо, Карл. Ты просто лапочка. Напомни мне, чтобы я потеряла твое приглашение на мой выпускной вечер. Если он вообще наступит. Бог мой, если Симкинс отвергнет наш сценарий, я брошусь в Ист-ривер!

Карл хихикнул, одним легким движением перекатился на колени, вскочил и выключил голопроектор, позаимствованный ими в университетской библиотеке.

— А вот и нет. Ты просто снимешь фильм, получишь одного или двух «Оскаров» и сменишь его на его же посту. Ты только представь себе: храмовник заведует факультетом!

Джина улыбнулась — и, коварно напав на Карла со спины, успела-таки пощекотать его в отместку. Он вывернулся и ухитрился поцеловать ее, что оказалось очень кстати, как отвлекающий маневр: она ведь так и не решилась поведать Карлу самое страшное — то, что ее тетка знала. А вот все ли она знала, оставалось еще выяснить. О том же, что именно тетушка собиралась с этим своим знанием делать, Джине не хотелось даже и думать. Поэтому она долго-долго стояла, обнимая Карла и пытаясь справиться с нарастающей паникой.

— Эй, — ласково шепнул он. — Неужели все так плохо? Она мотнула головой:

— Нет. Хуже.

— Касси ведь любит тебя, не забывай. Джина, отчаянно моргая, чтобы не разреветься, подняла взгляд:

— Да. Потому-то и хуже.

Его губы сложились в невеселую сочувственную улыбку, от которой у Джины защемило сердце.

— Да, конечно. Я понимаю. Послушай, давай сделаем вот что: пока тебя не будет, я приберусь в берлоге — на случай, если она вдруг решится заглянуть после разговора. И еще я потру тебе спинку, расчешу твои волосы, помассирую ноги, подниму настроение, а?

Она улыбнулась ему сквозь слезы:

— Что ж, милый мальчик, договорились.

Потом она вздохнула и отправилась в душ, где смыла улыбку с лица, надеясь, что вместе с ней смоется и страх. Боже, что она скажет тете Касси? Она попробовала представить себе эту сцену, и внутри все сжалось. Касси Тайрол, спокойная, элегантная, вся такая парижская, несмотря на неисправимый акцент Нью-Голливуда и ранчо в горах, где Джина проводила самые счастливые летние месяцы своей жизни… собственно, единственные счастливые до поступления в колледж, до Храма, до Карла… Тетя Кассии вряд ли воспримет эту новость спокойно. То есть точно не воспримет. Ну конечно, не так, как отец.

Двумя часами позже Джину все еще продолжало трясти, несмотря на то как очаровательно улыбалась она метрдотелю у входа в ресторан Луиджи. Для тех, кто не знает: ресторан этот — самый фешенебельный из всех, которыми владеют стремительно богатеющие члены крупнейшего в Нью-Йорке Храма Владычицы Небесной. В общем, ничего удивительного не было в том, что ее тетка выбрала Луиджи. С учетом положения, занимаемого Касси в Нью-Голливудском Храме, не исключено, что как акционер она имела свою долю прибыли от ресторана. Единственная Джинина тетушка никогда не останавливалась на полпути. Это включало и то, как последовательно она подходила к последней своей религии — грести деньги лопатой. Примерно с той же последовательностью, с какой Джина собирала отказы на свои сценарии.

Метр приветствовал ее с приличествующей церемонностью, по имени:

— Добрый вечер, мисс Кеддрик, стол вашей тетушки вон там.

— Спасибо. — Она подавила дикое желание оправить платье. Пока она принимала душ, расчесывалась и подкрашивалась — о, такой старательности она не проявляла по меньшей мере год, — Карл ухитрился сотворить самое настоящее театральное чудо. Он бегом бросился на сценический факультет и позаимствовал там костюм, который выглядел на миллион баксов, хотя стоил всего-то тысяч несколько. Костюм пожертвовала учебному театру какая-то нью-голливудская дива, чтобы скостить себе налоги. Джина, из собственного упрямства жившая исключительно на свою стипендию (которая, разумеется, не была рассчитана на обед у Луиджи или дорогие вечерние платья), даже взвизгнула от радости.

— Дурак ты мой милый! Да если бы тебя поймали за выносом этой штуки, тебя бы вышвырнули из колледжа!

— Пожалуй, но это было бы еще дешевой платой за удовольствие лицезреть тебя в таком виде. — Взгляд его восторженно пробежался по изгибам ее фигуры.

— Гм… Платье ослепительнее, чем я сама. Вот если бы мне нос тети Касси, или скулы, или подбородок…

— Мне нравятся твой нос, твои скулы, твой подбородок — такими, какие они есть. И если ты не выскочишь прямо сейчас, ты опоздаешь.

Поэтому Джине ничего не оставалось, как скользнуть в это сочетание шелков и кружев и вызвать такси: согласитесь, негоже появляться в десятитысячедолларовом платье верхом на велосипеде. Нервно улыбаясь, всем телом ощущая на себе взгляды сидящих за столиками богатейших храмовников Нью-Йорка, шагала Джина за метрдотелем в глубь шикарного ресторана. Она старалась не замечать бегущий по залу шепоток, смотрела прямо перед собой и думала только о том, как бы не упасть на длиннющих шпильках. Да, и еще, конечно, проклинала отца за то, что тот отравил ее жизнь нормами фамильной чести.

Тут она увидела свою тетку, сидевшую за столиком в дальнем углу. Приглядевшись, она чуть не поперхнулась, и у нее разом вспотели ладони. «О Боже, она не одна, и это не ее последний…» И если это семейное дело, значит… значит, это может быть только частный детектив, Касси часто прибегала к их услугам; Джина хорошо знала ее привычки. А это значило только одно: дела Джины действительно хуже некуда. Хуже того, ее тетка, похоже, ожесточенно спорила со своим спутником, кем бы он ни был. Темные круги под глазами Касси Тайрол потрясли Джину. Когда она подошла к столу ближе, те разом замолчали. Джина буквально слышала повисшую над столиком неловкую тишину. Целуя подставленную напудренную щеку, тетка сумела-таки выдавить улыбку.

— Привет, Джина, лапочка. Садись. Познакомься, это Ноа Армстро.

Джина пожала протянутую руку, пытаясь угадать, кем является это бесполое существо в шелках: мужчиной или женщиной, но сдалась.

— Рада познакомиться с вами, Ноа. — Четыре года жизни в Нью-Йорке, не считая года активной службы при Храме, поневоле заставят привыкнуть к чему угодно.

— Мисс Кеддрик… — Рукопожатие энергичное, по голосу не поймешь. Взгляд — не дружелюбнее, чем у вздорного питбуля, охраняющего от чужих посягательств свой кусок стейка.

Что ж, Джина проигнорировала этот взгляд с твердостью, не уступающей его (или ее) непроницаемости. Она села и чуть слишком лучезарно улыбнулась разливавшей вино Касси Тайрол. Та протянула ей бокал — красное вино вот-вот выплеснется, так дрожит ее рука. Джина поспешно перехватила бокал, пока тетя не забрызгала белоснежную скатерть.

— Надо же, какая неожиданность, тетя. — Джина огляделась по сторонам, нервно одергивая короткую юбку (вроде бы ничего лишнего не торчит!), и только тут к удивлению своему заметила, что в зале нет ни одного любопытного репортера. — Ого! Как это вы ухитрились отделаться от прессы?

Тетя даже не улыбнулась. «Ой-ей-ей!»

— Об этой поездке никому не известно, — негромко ответила она. — Формально я все еще в Лос-Анджелесе.

«Ой, мамочки, что будет, она съест меня с потрохами и даже не подавится…»

— Ясно, — произнесла Джина вслух и приготовилась к худшему. — Ну что ж, валяйте.

Касси на мгновение сжала губы. Покрасневшие глаза выдавали, сколько ей пришлось плакать в последнее время, что еще сильнее пугало и обезоруживало Джину. Сокрушаясь, что не может осушить бокал залпом, она пригубила вино, стараясь хотя бы внешне сохранять спокойствие,

— Ну, это касается… — неуверенно пробормотала Касси, покосилась на Армстро, потом вздохнула и в упор посмотрела на Джину. — Это касается твоего отца, Джина. Я кое-что про него узнала. Что-то, что тебе стоит знать, ибо это разрушит жизнь всех нас на год, а то и больше.

Джина ухитрилась не залить скатерть вином только потому, что оно попало ей в нос. Она отчаянно заморгала, бокал застыл в руке, едва касаясь губ. Немного придя в себя, Джина осторожно поставила бокал и уставилась на свою тетку, пытаясь срочно угадать причину этой таинственной встречи. Ни одной достаточно убедительной причины в голову пока не приходило.

— Допей вино, — резко сказала тетка. — Тебе это пригодится.

Джина послушно выпила и резким движением поставила бокал обратно на стол. В голове вдруг мелькнула дикая мысль: уж лучше бы тетка захотела с ней встретиться из-за их с Карлом тайного путешествия во времени — путешествия, которое они задумали больше года назад. Их целью был викторианский Лондон, где они собирались снять фильм: объятый ужасом Ист-Энд и Джек-Потрошитель. Четырнадцать месяцев назад они купили билеты на вымышленные имена — дорогие, но качественно выполненные фальшивые документы им с Карлом удалось состряпать у одного подпольного дельца. Нью-Йорк кишмя кишел такими, и цена фальшивого паспорта обычно равнялась цене нескольких доз кокаина. Они заплатили больше, поскольку Джине Николь Кеддрик нужны были безупречные документы. Никакими другими они и не могли быть, если только она надеялась сохранить свое путешествие во времени в тайне от отца. А вот что отец сделал бы, доведись ему это узнать…

У Джины хватало причин бояться своего всемирно известного папочку. Но чем бы ни собиралась огорошить ее Касси, это, похоже, куда хуже, чем если бы старший Кеддрик узнал о ее намерении отправиться в викторианский Лондон, несмотря на его категорический запрет даже близко подходить к любому Вокзалу Времени.

— Значит, папуля, да? — спросила Джина очень ненатурально, несмотря на все старания. — И чего такого нового натворил этот сукин сын? Запретил радоваться? Все остальное он и так уже объявил вне закона.

Джина повернула голову и увидела, что Ноа Армстро смотрит на нее в упор.

— Нет. Это не имеет отношения к его карьере законодателя. Точнее, не имеет прямого отношения.

Джина заглянула в его (или ее?) глаза и нахмурилась.

— Кто вы, Армстро, черт вас возьми? Что вы здесь делаете?

Губы у Армстро недовольно сжались, но ответа так и не последовало. Во всяком случае, адресованного ей. Взгляд, который получила от Армстро Джинина тетка, говорил о многом: уничтожающий взгляд старшего и умудренного опытом; так смотрят, подумала Джина, на безмозглых сосунков, которым сказано ведь было не писать на персидский ковер.

— Ноа — детектив, — устало объяснила тетя. — Несколько месяцев назад я связалась с агентством Уордменна Вульфа, попросила их лучшего агента. Они назначили на это дело Ноа. И… Ноа — храмовник. Это важно. Гораздо важнее, чем ты можешь себе представить.

Джина, прищурившись, пригляделась к таинственному детективу. Уордменн Вульф — ого! Тетя Касси точно ничего не делает абы как. И никогда не делала, если уж на то пошло. Что бы ни натворил ее отец, это явно куда серьезнее скандалов сексуального характера, в свое время как бы случайно приключившихся с отдельными законодателями, угрожавшими карьере отца. У нее холодок пробежал по спине при одной мысли о том, во что втянут ее милый папочка.

— Помнишь Олстина Корлисса? — со вздохом спросила Касси.

Джина вздрогнула от неожиданности и подняла взгляд:

— Парня, игравшего с тобой в «Священной шлюхе»? Блондин с внешностью сказочного эльфа, любит кисок с Манхэттена, оперу и танцы под джаз? Он еще номинировался за «Шлюху» на «Оскара», верно? И до сих пор ведущий актер у Джиллиарда. — В свое время молодой и одаренный партнер тети Касси произвел на Джину большое — возможно, даже чрезмерное, — впечатление. А еще она изрядно завидовала его номинации на «Оскара». Джина буквально таяла от его улыбки всякий раз, как он появлялся на экране. Чувство вины кольнуло ее: она обещала Карлу добыть его автограф, пользуясь теткиными связями. — Кажется, поговаривали еще о том, что вы с ним собираетесь снова сняться вместе. Что-то вроде римейка «Храмовник едет в Вашингтон», да?

Касси кивнула:

— Олстин хотел провести несколько месяцев в Конгрессе. Вживание в роль. Я… я устроила это для него, выхлопотала место в офисе у твоего отца. Я попросила его разнюхать кое-что для нас. Выяснить то, чего не удалось Ноа — у Ноа просто не было доступа… — Касси прикусила безупречно накрашенную губу. — Джина, он мертв.

— Мертв?

Касси рыдала, безнадежно размазывая по лицу безукоризненный макияж.

— Четыре часа назад. Пресса еще не знает: ФБР пока хранит все в тайне. Я сама узнала только благодаря Ноа — представляешь себе, Ноа выдергивает меня из дома, пугает до смерти, говорит, что они охотятся за мной…

Все это как-то не укладывалось у Джины в голове. Олстин Корлисс мертв, Касси угрожает опасность?

— Но… — начала она и осеклась: ничего более членораздельного ей просто не шло на ум.

— Возможно, вы слышали поговорку про людей, близких к вашему отцу? — Голос у Ноа Армстро был негромкий, но где-то в глубине пронзительных серых глаз полыхала ярость. — «Сойтись с сенатором Джоном Полом Кеддриком — все равно что унаследовать могильную плиту». — Это вывело ее из состояния шока вернее любой оплеухи. Покраснев от оскорбления, она испепелила детектива взглядом. Собственно, поводов ненавидеть Джона Пола Кеддрика, сенатора от Ада, было более чем достаточно. Но Бог свидетель, убийство в их число не входило! Тут она увидела застывшую в глазах тетки боль, и весь ее гнев разом куда-то испарился, оставив только мерзкий холод внутри.

Губы Касси Тайрол дрогнули.

— Джина, отсюда мы едем прямиком в ФБР. Все, что известно Ноа про дела твоего отца, кто в этом замешан… этому надо положить конец. Я не послушалась совета Ноа, Джина, я позвонила тебе тайком, попросила о встрече…

Она плакала уже навзрыд. Потрясенная этим зрелищем, Джина погладила ее по руке, потом сжала ее.

— Эй… Все в порядке, — попробовала утешить она. Касси благодарно сжала ее пальцы и мотнула головой.

— Нет, — всхлипнула она, — не в порядке. Ты его малышка. И тем больнее тебе будет, когда все это выплывет наружу. Я решила, тебе лучше знать об этом. Если… — она поколебалась немного, — если ты хотела бы уехать на какое-то время в Европу, я оплачу дорогу. И захвати с собой Карла, если он захочет.

Джина разинула рот так широко, что едва не стукнулась подбородком о стол.

Касси сделала попытку улыбнуться — надо признать, совершенно безуспешную.

— Тебе нужен друг, кто-то, кто защитит тебя на время, пока это не уляжется, Джина, и… ну, мы с твоим отцом не хотим видеть друг друга по множеству причин. Он никогда не одобрял нашего вступления в Храм Владычицы Небесной, не одобрял того, что я ем, тех, с кем я разводилась, того, как я зарабатываю на жизнь, — так же, как не одобряет твоих друзей или твоего выбора профессии. Ты взрослеешь, Джина. С кем ты дружишь — или с кем ты спишь, — это твое дело, не мое, не его и ничье другое. И потом, только слепой не увидит, что Карл идеальная для тебя пара, что бы там ни говорил твой отец. Взять хотя бы, — с горечью продолжала она, — твое противостояние с этим ублюдком, когда ты настояла-таки, что хочешь работать в кино. Я-то знаю, как поддерживал тебя Карл тогда. И мне известно, что лежит в твоем банковском сейфе. Если честно, я за. Потому я и послала бы его с тобой. Я знаю, что он позаботится о тебе за меня.

— Что? — поперхнулась Джина. «Ни фига себе…» Как, интересно, тетя Касси все это узнала? Впрочем, ее забота была такой искренней, что Джина даже не нашла в себе сил обидеться на такое вмешательство в ее личную жизнь.

Касси снова попыталась улыбнуться, и снова неудачно.

— Не сердись на меня за то, что сую нос не в свои дела, лапочка, прошу тебя. Я просто пыталась хоть немного приглядеть за тобой. Вот… — Она выложила на стол пухлый конверт и подтолкнула к Джине. — Если ты хочешь ехать, тебе стоит сделать это побыстрее, пока обо всей этой истории не пронюхала пресса. Только не устраивай мне сцен оскорбленной гордости и избавь от заявлений, что сделаешь все своими силами. Тебе ведь всегда казалось, что пресса жестока? Ты даже представить себе не можешь, во что она превратится, милочка. Они нас распнут. Всех нас. Поэтому забери это, хватайте свои паспорта — вы оба — и убирайтесь из города. Идет, Джина?

Она даже не знала, что ответить. Может, этот безумный план отправиться вниз по времени, чтобы снять этот кошмар с Потрошителем, и не был таким уж безумным? Вот перед ней сидит ее тетка, предлагающая ей сумму наличными, достаточную, чтобы надежно спрятаться в прошлом даже на несколько месяцев, если потребуется. И Карлу тоже. Может, они все-таки выиграют эту премию Кита Карсона за лучшее историческое видео — теперь, когда на съемки и монтаж у них месяцы, а не пара недель. Конверт, который она сунула в сумочку, был тяжелый. Пухлый, тяжелый и пугающий. Она налила себе еще бокал вина и выпила залпом.

— О'кей, Касси. Я еду. Ты не против, я схожу позвонить Карлу?

Попытка ее тетки улыбнуться в ответ была самой отважной из всех, виденных Джиной до сих пор, — отважнее всего, что Касси вообще делала в ее присутствии.

— Ступай, Джина. Я пока закажу нам поесть. Проходя мимо, Джина наклонилась и поцеловала тетку в щеку.

— Я тебя люблю, Касси. Сейчас вернусь. — Она нашла телефон в холле перед туалетами, порылась в кошельке в поисках мелочи и набрала номер.

— Алло?

— Карл, это Джина. Ты ни за что не поверишь…

Вдруг грянуло стерео, с двух сторон — и в телефонной трубке, и в ресторане. Захлебнувшийся вскрик Карла — гортанный, полный боли — ударил Джине в ухо. Воплей в обеденном зале Луиджи она почти не расслышала.

— Карл! Карл! — Только секунду спустя до нее дошло сквозь шок, что она продолжает слышать стрельбу со стороны столика ее тетки. — Касси! — Она отшвырнула трубку, оставив ее отчаянно раскачиваться на проводе, и бросилась прямо на грохот автоматных очередей, пытаясь не столкнуться с официантами, в панике бегущими из зала.

Кто-то выкрикнул ее имя — Ноа Армстро, его элегантная одежда была заляпана кровью… И тут она рухнула на пол, сбитая телом детектива. Снова грянули выстрелы, ударив в стоявшего за Джиной мужчину. Стена за ним взорвалась градом щепок. Мужчина взвизгнул, дернулся, как обезумевшая марионетка, и, не прекращая визжать, растянулся на полу.

Джина зажмурилась от этих жутких звуков и только тут поняла, что горячие липкие брызги на ее лице — это кровь. Резкие хлопки прямо над ухом оглушили ее и тут же ее рывком поставили на ноги.

— Бежим!

Ее протащили через кухню Луиджи. За спиной продолжали слышаться крики и визг. Пистолет в руках Армстро одним своим видом прокладывал им дорогу: повара и официанты расступались словно по мановению, волшебной палочки. Перед дверью, ведущей из ресторана в глухой переулок, они задержались. Словно завороженная смотрела Джина на то, как Армстро ловким, отработанным движением перезаряжает пистолет и пинком распахивает дверь. В проем ударили выстрелы с улицы. Джина скорчилась за косяком, пытаясь изгнать из памяти крики Карла в телефонной трубке, а потом и мысли о том, куда делась тетя Касси и чьей это кровью забрызган шелковый костюм Армстро.

Над ухом у нее раздались ответные выстрелы — еще оглушительнее.

— Беги, чтоб тебя! — услышала она рык Армстро, и ее снова дернули за руку, едва не сбив с ног. В следующую секунду они уже неслись по переулку, петляя между трупами, распростертыми на мостовой в самых причудливых позах. Тел было три; все трое — в одежде выходцев с Ближнего Востока, с головными уборами, завоевавшими популярность в конце двадцатого века благодаря знаменитому террористу — как там его? — заделавшемуся потом в политики. Имени его Джина так и не вспомнила; возможно, из-за шока. Над ухом послышалось замысловатое ругательство детектива, и они задержались забрать из рук убитых пистолеты.

— Все сходится! Они в одежде «Ансар-Меджлиса»! — Один из трофейных пистолетов Армстро сунул в карман, два других — в дрожащие руки Джины. Она бы наверняка их выронила, если б не стальной взгляд серых глаз. — Не вздумай уронить! И если я скомандую стрелять — стреляй!

Джина тупо уставилась на пистолеты. Ей доводилось стрелять и раньше — из стреляющих дымным порохом пистолетов Карла, которые он купил для исторических постановок. Тех, которые хранились теперь в ее банковской ячейке вместе с билетами на путешествие во времени и колечком с бриллиантом, которое она до сих пор стеснялась носить на людях. Еще она стреляла несколько раз из заряженных холостыми патронами бутафорских пистолетов. Эти пистолеты были современные, изящные, устрашающие. Их прошлые владельцы пытались убить ее. Джине никак не удавалось унять дрожь в руках. Где-то в районе Сорок Второй улицы уже слышались полицейские сирены.