Атеев Алексей Алексеевич. Кровавый шабаш

   — Стоп! Поезд дальше не пойдет! Вылезайте, господа! — Кувалдин явно находился в приподнятом настроении.
   Женя вышла из автобуса вместе с остальными и взглянула на часы — начало десятого. Понемногу начинало смеркаться, но было еще достаточно светло. И почему-то именно на кладбище Женя в первый раз в этом году по-настоящему ощутила, что наступило лето. Одуряюще пахло сиренью, рядом в кустах щелкал соловей, ему вторили неведомые Жене птахи. Дневной зной спал, духота исчезла, стояла полная тишь — ни ветерка, ни шороха. Воздух замер.
   — Благодать, — вздохнула Малевич, — сюда следовало приехать только ради этого вечера.
   — Сейчас работа начнется, — напомнил Дымов, — настраивайтесь, Елена Дмитриевна.
   — Эта часть кладбища довольно старая, — ни к кому конкретно не обращаясь, стал рассказывать смотритель, — хоронить начали еще до революции, поэтому здесь много интересных памятников, я бы сказал — уникальных…
   — Мы не на экскурсию сюда приехали, — оборвал его Буянов. Чувствовалось, что он начинает раздражаться. — Ведите нас к месту, где обнаружили труп.
   Кувалдин покорно смолк и медленно двинулся вперед по едва заметной тропинке.
   — Далеко идти? — спросил Судец.
   — Минут пятнадцать. Все сильно заросло, чистый лес. Птицам тут раздолье, даже зверушки разные водятся.
   Наконец пришли.
   — За теми кустами, — сказал Кувалдин. Все ускорили шаг, кое-как протиснулись сквозь кусты, и им открылось то, ради чего они приехали сюда.
   — Ничего себе! — воскликнула Малевич.

ОТРЕЗАННАЯ ГОЛОВА И ДРУГИЕ НЕОЖИДАННОСТИ

   Перед ними находился большой памятник из темно-серого Лабрадора, представляющий собойдве плиты — вертикальную и горизонтальную. На надгробье, прислонившись спиной к вертикальной плите, полусидел обнаженный мужчина. Голова его находилась не на своем обычном месте, а была пристроена между ног.
   Какое-то время Женя тупо смотрела на представшую перед ней картину, не в силах воспринять ее как реальность. Внезапно желудок подпрыгнул и устремился вверх. Она опрометью бросилась в кусты. Ее выворачивало наизнанку. Наконец Женя привела себя в порядок и вернулась к остальным.
   — Ну-ка, понюхай! — услышала она голос Малевич.
   В нос ударил резкий запах нашатыря. Женя дернулась и пришла в себя.
   — Дыши глубже, — посоветовала Малевич, — на него не смотри…
   — А может, пойдешь погуляешь? — предложил майор.
   Женя отрицательно мотнула головой.
   — Ну как знаешь. — Буянов, видно, пожал ел, что взял ее с собой, однако неудовольствия не выразил.
   — С каждым может случиться, — сообщил Судец, — я сам первый раз…
   — Начинаем работать! — резко произнес майор. — Через час будет темно. А ты, Гена, — сказал он стоящему поодаль шоферу, — иди вызывай труповозку.
   Малевич надела резиновые перчатки и подошла к трупу… Предзакатное солнце залило окрестности призрачным светом, отчего происходящее казалось Жене и вовсе нереальным.
   Судмедэксперт взяла голову в руки и стала ее осматривать.
   — Мужчина лет тридцати, может, чуть моложе. Хорошо сложен, рельеф мускулатуры говорит, что он скорее всего серьезно занимался спортом, чем-то вроде модного нынче бодибилдинга или, возможно, тяжелой атлетикой, плаванием. Обмеры?
   — Потом, — отрывисто бросил майор, — нет времени. Судец, обследуй место и ищи следы! Скорее всего его принесли сюда.
   — Наверняка, — подтвердила Малевич. — Убийство произошло не здесь. Труп практически обескровлен, как будто кровь спустили нарочно. Голова отделена от тела каким-то острым предметом типа ланцета или опасной бритвы. Шейные позвонки перерублены.
   — Татуировка?
   — Отсутствует. Вряд ли это уголовник. Скорее всего человек из обеспеченных. Гладок, упитан…
   — Сейчас и уголовники упитаны, — буркнул Буянов. — А вы что скажете? — обратился он к смотрителю кладбища.
   — О чем?
   — Как обнаружили? Ведь это место, насколько я понимаю, почти не посещается.
   — Наше кладбище вообще заброшенное. Захоронения производим довольно редко, по специальному разрешению. Поскольку санстан-ция не дозволяет. Кладбище-то закрыто. Днем, конечно, народ бывает. Родных навестить…
   — Короче, пожалуйста!
   — Я обратил внимание на птиц. Сороки в этой стороне сильно кричали, воронье также…
   — Да, птицы здесь уже побывали, — подтвердила Малевич, — глаза выклеваны. Скорее всего лежит он здесь второй день.
   — А убит когда?
   — Тоже дня два как.
   — Что прокуратура скажет? — обратился майор к Дымову.
   Тот развел руками.
   — Следы?
   — Явных следов нет. Все заросло, открытый грунт отсутствует, — сообщил Судец, — трава кое-где примята. Ни окурков, ни прочего. Чисто сработано. Может, и проглядел чего. Темнеет ведь. Завтра еще раз посмотреть можно.
   — Тащил-то его не один человек, а наверняка двое, голова опять же… Посмотрите, нет ли под ним чего.
   Судец дернул труп за ноги и стащил целиком на могильную плиту. Теперь можно было прочитать надпись на памятнике:
   «Морис Фурнье 1857 — Руан — Франция, 1916 — Тихореченск.
   Мир его праху».
   — Француз какой-то, — недоуменно проговорил Судец. — Откуда у нас французы?
   — А вы, смотритель, что знаете про эту могилу? — спросил Буянов.
   — В данном захоронении лежат несколько человек, — охотно заговорил Кувалдин. — Сам Фурнье, его жена и их сын Жером. Этот, — он кивнул на труп, — закрывает остальные надписи, они на горизонтальной плите. Фурнье владел кондитерским производством. Нашу кондитерскую фабрику знаете? Ему принадлежала. Позже младший его сын, тоже Морис, работал на этой фабрике, национализированной, конечно…
   Женя понемногу пришла в себя. Ей было стыдно — никак не ожидала от себя подобной реакции. Ведь и в морге бывала… На нее, казалось, никто не обращал внимания. Каждый занимался своим делом. Неожиданно Женя услышала фамилию Фурнье. Где она ее уже слышала? Как будто совсем недавно. Ага. И про кондитерскую фабрику. Ведь такая фамилия была у дедушки Вержбицкой! Точно! Ей еще рассказывала эта пряничная старушка-соседка Вержбицкой.
   Женя робко тронула Буянова за рукав пиджака:
   — Николай Степанович, я тут…
   — Да не расстраивайся. Вполне естественная реакция.
   — Я не о том. Понимаете, у Вержбицкой та же фамилия, что на памятнике.
   — Чего-чего?
   — Старушка, которая рассказывала мне о Вержбицкой, сообщила, что дедом Светланы был француз — Фурнье Морис Морисович. Он работал на кондитерской фабрике, кажется, был ее директором.
   Майор продолжал недоуменно смотреть на Женю.
   — Слышал, Петр Иванович? — обратился он к Дымову. — Что думаешь?
   — Это точно? — спросил Дымов.
   — Мне так сказали. — Женя неуверенно улыбнулась. — Несложно, наверное, проверить.
   — Проверить, конечно, несложно, — задумчиво произнес майор. — А что тебе еще сказали?
   — В общем, больше ничего особенного. Квартира Вержбицкой досталась по наследству от ее дедушки и бабушки. Родители вроде не ладили между собой.
   — Значит, Фурнье?! — Буянов потер переносицу. — И что все это может значить? Зачем его сюда притащили? Зачем голову отрезали? А если отрезали, почему не спрятали где-нибудь в другом месте? Я допускаю, что можно отрезать голову, чтобы затруднить опознание жертвы…
   — Без нечистой силы здесь не обошлось, — совершенно серьезно заметил Кувалдин.
   — Естественно. Примерно это я и ожидал услышать. — Буянов поморщился.
   — Нет, вы послушайте!..
   — Ничего слушать не желаю. Ступайте домой, проспитесь.
   — Я совершенно трезв и хочу…
   Но майор, не дослушав, подошел к могиле и стал разглядывать труп. Кувалдин, махнув рукой, отправился восвояси.
   Почти сразу же вслед за его уходом послышались чьи-то голоса, треск кустов…
   — Санитары, должно быть, из морга, — предположил Судец.
   Это точно были санитары, с носилками, но не только они.
   В тот миг, когда труп стали укладывать на носилки, в кустах сверкнула вспышка фотоаппарата.
   — Что за черт! — воскликнул Буянов. — Кто там? Ну-ка, Рудик!..
   Опер бросился к кустам. Послышались возня, непечатные ругательства, и вновь появился Судец, таща за руку неизвестную Жене личность.
   Все подались к ним, даже невозмутимые санитары оставили свои носилки и с любопытством следили за происходящим.
   — Ох! — воскликнула Малевич. — Этот!.. — В голосе судмедэксперта звучали досада и смущение.
   — Так! — зловеще произнес майор. — Что вы тут делаете?
   Вопрос был обращен к здоровенному парню в джинсах и черной майке с надписью «New York Times». На груди у парня висел отличный «Никон». Он держал в правой руке очки и близоруко таращился на присутствующих. При этом на его пухлых губах играла насмешливая улыбка.
   — Что я тут делаю? — переспросил он. — Да то же, что и вы, — работаю. Тружусь в поте лица, зарабатывая нелегкий журналистский хлеб. По какому праву, Судец, вы занимаетесь рукоприкладством по отношению к прессе?!
   Он водрузил очки на нос, пригладил жидкую бороденку и, не обращая внимания на окружающих, вскинул на изготовку фотоаппарат.
   — Действительно сенсация, — проговорил он себе под нос, — меня не обманули.
   — Никаких снимков! — закричал Буянов. — Запрещаю съемку.
   — Не имеете права. Закон о печати нужно знать.
   — Гражданин Маковников, это вы нарушаете закон, — вступил в дискуссию Дымов.
   — А-а, прокуратура… И чем же я нарушаю закон? — бросил в сторону Дымова детина, продолжая щелкать камерой.
   — В интересах следствия вы не имеете права разглашать информацию.
   — Да чихал я на вас! У нас свободная страна… с некоторых пор…
   — Я могу вас задержать, — спокойно произнес майор.
   — Попробуйте, — ехидно сказал детина. — Или забыли прошлый раз? — Он захохотал, направил объектив прямо на Буянова, и снова сверкнула вспышка.
   — Петя, — спокойно сказал он, обращаясь к санитару, — возьми, пожалуйста, в руки голову этого несчастного, сейчас я вас обоих запечатлею.
   — Не сметь! — крикнул майор. Санитар вопросительно посмотрел на детину.
   — Ладно, — пренебрежительно произнес тот, — возле машины сниму. Позвольте откланяться, ведь интервью давать, как я понимаю, вы откажетесь.
   — Откуда вы узнали о месте преступления? — стараясь оставаться спокойным, спросил Буянов.
   — От верблюда, — нагло ответил детина. — Гуд бай, господа. А это что за лапочка? — обратил он внимание на Женю. — Ах да, наверное, дочка покойного полковника Белова, студенточка-практиканточка, прибыла на подмогу нашей доблестной милиции. Не страшно, девочка? А мне вот страшно! Преступники обнаглели. Уже головы отрезают. Куда идут деньги налогоплательщиков? Могу ответить. Управлением милиции приобретены два «Форда» якобы для патрулирования. «ВАЗы» их, видите ли, не устраивают. Кто-то на иномарках разъезжает, а населению головы режут. Привет!
   И детина двинулся вслед за санитарами.
   — Кто это? — спросила донельзя удивленная Женя. — Откуда он меня знает?
   — Он все знает, — туманно пояснил Судец.
   — Мерзавец, — добавила Малевич.
   — Профессионал высокого класса, — резюмировал Дымов.
   — Главный редактор независимой тихоре-ченской газеты «Курьер» Александр Анатольевич Маковников, именуемый также Сашка Мак, — пояснил Буянов.
   — «Курьер»? — переспросила Женя. — А-а, знаю. Читала. Желтая пресса.
   — Вот именно! — поддакнула Малевич.
   — Желтая или голубая — какая разница! — заметил Дымов. — Газета интересная, пользуется успехом у населения, имеет достаточно высокий тираж, а главное, оперативна. Не сомневаюсь, что завтра на первой полосе будет опубликован фоторепортаж о наших сегодняшних приключениях.
   — Ладно, давайте закругляться, а то совсем стемнело.
   — Дорогу-то мы отсюда найдем? — неуверенно спросила Малевич. — Зря вы, Николай Степанович, прогнали этого смотрителя.
   — Рудик! С утра снова приедешь сюда. Отсмотришь тщательно все вокруг этой могилы, да и в окрестностях тоже. Потом потолкуй со смотрителем. Надеюсь, с утра он будет трезв.
   — А я? — нерешительно спросила Женя.
   — Продолжай разбираться с Вержбицкой. Устанавливайте вместе с Валеевым ее связи. Да! — вспомнил он. — Ты утверждаешь, что у ее деда та же фамилия, что и на могильной плите? Довольно странное совпадение. Допустим, между двумя убийствами есть какая-то связь… Сомнительно, конечно. Но все же. Постарайся разузнать побольше о захороненном здесь французе. Что за человек? Вдруг всплывут интересные подробности. Мало ли…
   — Прошло столько лет… — заметил Судец.
   — Конечно. Но поискать стоит.
   Разговор прекратился. Возможно, само место настраивало на молчание. Следственная группа гуськом возвращалась к воротам кладбища. Впереди осторожно шел Судец, светя под ноги фонариком. Пару раз он споткнулся, еле слышно чертыхнулся, но продолжал уверенно шагать вперед.
   Стояла глубокая тишина, даже соловьи перестали щелкать, и Женя еще явственней ощутила нереальность происходящего.

«HAVANA — MOON»

   — Слышал, слышал о ваших похождениях, — с легкой насмешкой сказал Альберт, когда на следующий день Женя начала рассказывать ему о преступлении на кладбище. — Майор говорил, что ты вроде обратила внимание на некую странную деталь?.. Ясно. Теперь послушай, что я накопал. После того как мы вчера расстались, я двинул к одному своему информатору. Тот слышал про Вержбицкую. Его сведения тоже довольно туманны. Говорил, что девочка — высший класс! Странно, что она жила в Тихореченске, а не подалась в Москву или куда подальше. На двух языках говорила свободно. Английский и французский… Каково?! Так вот. У нее были неприятности с братвой. Вроде какой-то крутой на нее глаз положил, а она ни в какую. И деньги не помогли. Тот сначала по-хорошему. Цветочки домой присылал корзинами. И так, и сяк. Потом видит — облом. Ну и взбесился. Поймали они эту Светочку… и пустили по кругу. Информатор клянется, что сведения точные. Грязная, конечно, история. Случилось это пару лет назад. История стала широко известна. Вроде как в назидание другим. И после этого наша Светочка будто бы стала путаной. Информатор сам с ней знаком не был, повторял чужие слова. О ее сутенере он ничего конкретного сообщить не смог. Однако отослал меня к одной колоритной даме — некой Марфе. Представь себе этакую престарелую Мэрилин Монро. Возраст где-то между сорока и шестьюдесятью. Лицо как у фарфоровой куклы, тропический загар, на пальцах и в ушах бриллианты… Словом, звезда пленительного счастья. Я ее, конечно, и раньше знал. Но она сроду не стучала. Тертая баба. Я так думаю, у этой Марфы под каблуком вся эта свистобратия, начиная от вокзальных и кончая птичками вроде Вержбицкой. Встретились мы у нее дома. Хата, скажу я тебе!.. Дом в одном из пригородов. Прямо Майами Бич какой-то… Конечно, в иное время меня бы туда и на порог не пустили, но, как я понял, смерть Вержбицкой наделала много шума в их кругу. И они.горят желанием отомстить, поэтому Марфа и пошла на контакт. Правда, ничего конкретного она почти не сообщила. Назвала только кличку того, кто Вержбицкой домогался. Шакал! Личность известная. Информатор мой побоялся назвать его, а Марфа нет. Кроме того, она сказала, что у Вержбицкой имелся дружок. Некий Юра. Он не настоящий сутенер, но, как я понял, связан с этими делами. Фамилию она не знает, только кличку — Леонардо. Богемный парень, художник или актер. Со слов Марфы выходит, что там имела место любовь. Надо думать, она всего мне не сказала. Где, например, проходила тусовка, на которой они познакомились? Сам, говорит, ищи. Мне под приблуду попадать не охота. Правда, намекнула, где искать, куда, как она выразилась, «щекотнуться».
   — А Шакал? — спросила Женя. — Это что за личность?
   — Один из местных криминальных воротил. Лет сорока. Кем он раньше был, неизвестно, зато теперь вполне респектабельная личность. Сеть ларьков, рынок, несколько продуктовых магазинов, ночной клуб с рулеткой и карточными столами. Это фасад. А за ним — торговля левой водкой, какие-то дела на химкомбинате. Поговаривают, что именно он — его неофициальный владелец. Словом, воротила. Огромный дом с охраной и телекамерами… Бригада — человек двести. Круче не бывает, во всяком случае, в Тихореченске. Поговаривают, именно он убрал Кудрявого, ну, того, что на видеокассете. Помнишь, лысый?.. Он страшно не любит своей клички — Шакал. Но уже теперь не отлепишь. Нужно искать этого Юру-Леонардо. Чем я и собираюсь заняться.
   — Буянов велел мне разобраться с родней Вержбицкой.
   — Пойдем лучше со мной, посетим кое-какие вертепы. У меня не выходит из головы этот Леонардо. А с архивными изысканиями успеешь еще…
   На улице моросил легкий дождичек, но было душно словно в парилке.
   Они не торопясь зашагали по мокрому асфальту в направлении центра.
   — Жаль, нет твоего приятеля, который нас подвозил.
   — Утром ждал у подъезда, предлагал свои услуги.
   — Он что же, неравнодушен к теJ ;? Женя хмыкнула:
   — Ребенок совсем. Какой из него кавалер!
   — А мне показался нормальным парнем. Ты же говорила, что училась с ним в школе. Значит, он твоих лет. Коли он ребенок, тогда и ты…
   — Может, он и неплохой, но, как говорится, герой не моего романа.
   По мокрому асфальту шурша проносились машины. Пахло прибитой пылью, дождем, гарью из выхлопных труб.
   — А куда мы идем? — спросила она.
   — Есть тут одно заведение, «Гавана мун» называется.
   — «Гавана мун»?
   — «Гаванская луна». Бар. Дорогой. Крутое местечко. Там собирается всякая шелупонь. Местная золотая молодежь, — поправился Альберт. — Сам не люблю жаргона, но, как говорится, с кем поведешься… Возможно, удастся узнать местонахождение этого Леонардо.
   — Там что же, кубинская кухня?
   — Вроде того, латиноамериканский антураж. Сейчас модно толкать неискушенному народу разную экзотическую туфту.
   — Ясно. А вот ты рассказывал про Шакала… — Ну?
   — Он что, один в городе такой крутой?
   — Нет, конечно. Есть еще одна фигура. Нос. Кавказец. Вроде ингуш. Тоже в большом авторитете.
   — А с этим Шакалом он в каких отношениях?
   — Вооруженный нейтралитет. Друг друга не задевают. Пока.
   — А Кудрявый?
   — Был очень значительной фигурой. Все эти мини-рынки, ярмарки, аптеки…
   — Аптеки?
   — Ну да. Лекарства — очень прибыльный бизнес. К тому же можно легально ввозить наркотики. Надо думать, под его крылом находились еще какие-то структуры.
   — А потом?
   — После смерти его, так сказать, империя была поделена между Шакалом и Носом. Правда, не вся. У Кудрявого имеется брат. Совсем молодой, ему лет двадцать. Но парнишка, как я понимаю, не промах. Шустрый мальчонка. Он сохранил под собой часть группировки Кудрявого и какие-то крохи его бизнеса. По-моему, контролирует одну ярмарку. Аптеки отошли к Носу, а торговля к Шакалу.
   — У него есть кличка?
   — А как же. Брат — так его величают приближенные. Сначала звали Брат Кудрявого, а теперь просто Брат. Есть еще мелкие формирования… Короче, как везде. О! Мы пришли. Вот он, уголок тропиков.
   Женя знала это место. Ее школа находилась совсем недалеко отсюда. Она хорошо помнила, как бегали сюда на переменах, покупали слойки, заварные пирожные, сладкий донельзя кофе. Тогда здесь находилась кондитерская. А теперь… Все преобразилось. Мраморные ступеньки, зеркальные стекла витрин, неоновая вывеска «Havana Moon», под ней штурвал из красного дерева с начищенными до блеска медными накладками. Действительно экзотика!
   Альберт толкнул роскошную дубовую дверь, и они очутились в прохладном полумраке. Стены завешаны рыбацкими сетями, веслами, спасательными кругами. По периметру зала под потолком — цветные фонарики, высокая, обитая медью стойка бара, разноцветье бутылок невероятных форм. Над бутылками укреплена громадная меч-рыба. Негромко играет латиноамериканская музыка. В баре было почти пусто, лишь за спрятавшимся в углу столиком, склонясь друг к другу головами, ворковала парочка, а у стойки атлетического сложения парень беседовал о чем-то с барменом.
   Альберт и Женя уселись за столик, на котором тотчас зажглась маленькая настольная лампа с пестрым абажуром.
   Появился официант в расписной гавайской рубахе и бермудах.
   — Что угодно?
   — Кофе, — односложно произнес Альберт.
   — По-венски, по-турецки, капучино, по-кубински?
   — По-турецки.
   — Пить что будете?
   — Я же сказал: кофе!
   — Я имею в виду крепкие напитки. Мартини, баккарди?
   — В другой раз.
   — А покушать? Жаркое по-креольски, крабы? Креветочки свежайшие…
   — До обеда еще час.
   — Может быть, сэндвичи? С тунцом, с миногой…
   — Свободен!
   Официант хмыкнул и удалился.
   — Навязчивый сервис, — прокомментировал Альберт, — цены тут, конечно…
   — У меня есть деньги, — шепотом сказала Женя.
   — И ты туда же! Мы здесь по долгу службы… Вновь подскочил официант с подносом, на котором стояли две чашечки кофе и два стакана с прозрачной жидкостью.
   — Мы заказывали только кофе! — раздраженно произнес Альберт.
   — Вода, — пояснил официант, — бесплатно. — Он откровенно издевался. — А мороженое? К кофе обязательно полагается мороженое. Пломбир, ананасовое, «кокосовый аромат»? А может быть, фирменное — «Рио де Оро»?
   — Два «Рио де Оро», — сказала Женя.
   Официант унесся прочь, но тут же вновь появился. На подносе стояли две цветные вазочки, наполненные разноцветной смесью. Он щелкнул зажигалкой, и в каждой вазочке зажегся крохотный огонек.
   — На здоровье. А к мороженому хорошо сухой баккарди.
   — Давайте баккарди, — откликнулась Женя.
   — Послушай, друг! — остановил Альберт. — Ты, часом, не видел Леонардо?
   — Кого? — подобрался официант.
   — Леонардо. Дружок мой. Часто здесь бывает.
   — Такого не знаю, — холодно промолвил официант. — Значит, два баккарди?
   Парень в пестром одеянии подошел к бармену и что-то тихо ему сказал, указывая на Женю и Альберта. Теперь все трое, включая и атлетического парня, смотрели на их столик. Бармен пожал плечами. Официант подскочил к столику и поставил два запотевших бокала, в которых позвякивал лед.
   — Ваш баккарди.
   — А Леонардо?
   — Я же сказал: такого не знаю!
   — А он? — Альберт кивнул на бармена.
   — Сами и спросите!
   — Спросим.
   Официант хмыкнул.
   — Ребята… — он, видно, хотел продолжить фразу, но передумал.
   Женя попробовала кофе. Действительно отличный. Она зацепила ложечкой мороженое и отправила в рот. Высший класс!
   Атлетический отделился от стойки и бесцеремонно уселся за их столик.
   — Про Юрку спрашивал?
   — Про Леонардо?
   — Именно. Зачем тебе он?
   — Долг хочу отдать.
   — Сколько?
   — А тебе какое дело?!
   — Фу, как грубо! — Парень презрительно оглядел Альберта. — Кофе допил?
   — А что?
   — Допьешь и сваливай.
   — Почему это?
   — Чтобы здоровью не повредить.
   — Ребята!.. — укоризненно сказала Женя.
   — Ты не встревай! — Атлетический бросил цепкий взгляд на Женю.
   — Привет, мальчики! — раздалось с порога. Голос был полузнакомый.
   Женя обернулась. Горшкова, она же Ангел.
   — Тихо у вас, — продолжала Ангел, — народу… — Она заметила Альберта и Женю. — А, мусорня!
   Атлетического словно подбросило. Он поспешно ретировался к стойке.
   — Вы, ребята, здесь по делу или кайфуете? — спросила Горшкова, поравнявшись со столиком.
   — Леонардо ищем, — сообщил Альберт.
   — Леонардо? Это кто же такой? Как бы вспомнить… Юрка! Не видать что-то хлопца. А на кой он вам?