Страница:
- Спасибо, мне уже лучше, - поспешно прервал его Карсидар, опасаясь, что ратник скажет сейчас: "...вон и воевода ранен, стоять не может". И умолк, поражённый внезапной догадкой.
- Так ты ранен? - удивился "коновал" Демид. - Что с тобой?
- Пустяки, стрелой царапнуло, - бросил Карсидар, вслушиваясь в собственные ощущения. И опять ему показалось, что один из воинов едва не сказал: "Вот так пустяки! Вячко и тот не в силах ничего поделать".
Впрочем, это лишь показалось. Карсидар по-прежнему не слышал чужих мыслей, по-прежнему не мог сосредоточиться на вправленном в кольцо голубом камешке, хотя теперь чувствовал себя теперь гораздо лучше. Рана не переставала болеть, но Карсидар вполне мог опереться на простреленную ногу, да и жара уже не ощущал. Это было неожиданным и оттого очень приятным сюрпризом! Кроме того, почему поддерживающий его воин промолчал? Неужели Карсидар сумел заставить его попридержать язык... Выходит, татарский колдун прекратил строить козни? Может, он бежал отсюда? Следил, когда вернутся русичи, унесённые на плотах течением, а теперь помчался к своим?
Но с какой стати? Странно всё это...
Карсидар искренне желал разобраться во всём происшедшем, поэтому, радуясь наступившему облегчению, сказал:
- А и правда, нечего тут стоять! Некоторые из вас ранены, в самый раз вам погреться у костра, поесть да отоспаться. Небось намаялись, - и отпустив плечо помогавшего ему воина, повернулся и бодро заковыляв к лагерю.
Однако с каждым шагом Карсидар чувствовал, как левая голень наливается расплавленным свинцом, а бодрость улетучивается. Наконец остановился и позвал негромко:
- Эй...
Ратники бросились к воеводе, заговорили возбуждённо:
- Что? Что случилось? Опять тебе плохо?
- Да так... - неопределённо сказал Карсидар, но тут же опёрся о плечи сразу двух человек и прохрипел: - Пить охота.
В самом деле, теперь и во рту пересохло.
- Я сейчас! - воскликнул один из воинов, бросаясь к реке, но тут же остановился и с досадой воскликнул: - Эх, дурья башка! У меня ж даже шелома нету...
- Я принесу, - вздохнул Демид, направляясь в темноту и стаскивая с головы шлем. - Сейчас, Давид, сейчас...
- Нет, - сказал Карсидар. - Лучше отведите меня к воде. Умоюсь, глядишь, и полегчает.
Поддерживавшие его воины повернули назад, за ними увязались ещё несколько человек, переживавшие за воеводу. И вот Карсидар почувствовал, как с каждым шагом боль уходит, свинцовая тяжесть сменяется неприятным, но вполне терпимым покалыванием, а сухость во рту исчезает. В непосредственной близости от воды он отпустил провожатых, сам сделал два последних шага, лёг на живот и с огромным облегчением принялся пить холодную речную воду и умываться. Потом сел, отряхнулся и объявил:
- Вот что. Который из вас не сильно устал, пусть сбегает в лагерь и приведёт ко мне Вячка. Быстро. Также принесите сюда мои вещи. Я, пожалуй, заночую здесь.
Воины непонимающе переглянулись.
- Здесь мне больше нравится, - пояснил Карсидар и обратился к сопровождающим: - Остальные пусть уходят, а вы останьтесь-ка со мной, вчетвером веселее. Пусть принесут и ваши вещи, а вы разводите костёр.
И пока ничего не понимающие воины исполняли его приказание, Карсидар ещё раз всё обдумал и сопоставил ощущения, которые испытывал в течение дня. Сначала он был ранен, но старался не замечать этого, насколько позволяли обстоятельства, просто обломал стрелу и дрался с татарами наравне с другими. Затем вернулся к месту высадки и занялся переправой. Тут самочувствие Карсидара ухудшилось, однако он приписал ухудшение непрерывному беспокойству по поводу притаившегося поблизости колдуна и возможности нового нападения.
А вот когда рубил ветки, собирал камни и хоронил Ристо, усталости и боли в ноге почему-то не замечал. Опять же, это можно было объяснить тем, что Карсидар дал волю чувствам. Горе приглушило болезненные ощущения, которые проявились вполне лишь после возвращения в лагерь. Здесь болезнь окончательно победила его, и даже Вячко не смог ничего поделать.
Так, всё это справедливо. Но как можно объяснить теперешнее улучшение? Да ещё столь внезапное... Покинув лагерь, Карсидар мигом почувствовал себя увереннее, даже смог стоять и передвигаться без посторонней помощи. А едва повернул назад, как болезнь навалилась вновь. И, наконец, удалившись от лагеря ещё больше, выйдя на берег Дона, Карсидар испытал истинное облегчение. И почему так не хочется возвращаться обратно?
Чудеса, да и только!
Чудеса... колдовство...
Объяснить изменения самочувствия можно было двояко: либо дело в самом лагере, либо в ухудшении состояния Карсидара повинен старый ратник, читающий малопонятные заклинания. И пока что подозрение со старика не снималось, наоборот, учитывая слова тестя: "Пропащий это человек, лучше держаться от него подальше", - Вячка следовало проверить прежде всего.
Пока же Карсидар не сомневался в одном: ему становилось хуже всякий раз, как он оказывался в лагере; ему становилось лучше за пределами лагеря; среди русичей было два "колдуна" - сам Карсидар да Вячко... Но если этот последний и в самом деле зловредный колдун, почему Карсидар прежде не чувствовал его тайную силу?..
- Ты звал меня, воевода?
Старый ратник стоял перед ним, озарённый пламенем костра. Тут же вернувшийся из лагеря воин складывал вещи Карсидара.
- Посмотри рану, - коротко приказал Карсидар, подвинул левую ногу к огню так, чтобы она была хорошо видна и одновременно постарался сосредоточиться на пришедшем. Вячко опустился на корточки, стащил с больной ноги сапог, размотал повязку. Ощупав рану, поднял на Карсидара повеселевшие глаза, погладил выпуклое лысое темя и самодовольно изрёк:
- Вот видишь, заклинание - дело верное! Уж если я постараюсь, то непременно всё будет, как надо. Тебе, я вижу, лучше?
- Лучше, - подтвердил Карсидар.
Но что-то в его взгляде насторожило Вячко. Старый ратник выпрямился и спросил:
- Аль случилось чего, воевода? Почто ты на меня так зыркаешь?
- Это пустяки, не обращай внимания, - Карсидар отвёл глаза.
Итак, Вячко здесь ни при чём. Пусть Карсидар не может ясно читать чужие мысли, зато, судя по всему, уже способен хотя бы угадывать настроение и намерения людей. От старого "колдуна" не исходило никакой опасности, это уже было очевидно. Кстати, пока Карсидар сидел здесь, на берегу Дона ниже лагеря, его ни разу не посетила мысль о возможной татарской засаде или возвращении злокозненного колдуна-разведчика... если такой вообще имелся и бежал отсюда, едва вернулись унесённые на плотах русичи.
А вот при мысли о возможном возвращении в лагерь Карсидара охватывала лёгкая паника. И раз так, дело всё же в лагере, то есть в выбранном для него месте. Но что там такого особенного? Ничем не примечательный кусочек берега, на который высадилась часть русского войска. Ну, схватились они утром с татарами, так их теперь и след простыл. Да и что это за схватка была? Так, перестрелка из луков, короткое преследование, три обрубленных паромных каната, вот и всё. Проклятые ордынцы исчезли, убитых отволокли подальше, а...
Вот в этот самый миг Карсидара и озарила внезапная догадка. О боги, о Господи Иисусе... как же он не додумался прежде?! Надо было просто вспомнить, с чего всё началось!!!
- Воевода... Эй, воевода!
Карсидар поднял совершенно безумные глаза на Вячка, который тормошил его за плечо, посмотрел на остальных и прохрипел:
- А ну-ка... сбегайте в лагерь и принесите мне несколько татарских стрел... Живо!
- Да на что они тебе сдались, стрелы эти? - искренне изумились воины. - А ежели тебе стрела нужна, так у нас есть...
- Нет, мне нужны татарские стрелы, а не ваши, - уже спокойнее подтвердил Карсидар. - Их там полным-полно. На берегу поищите, просто на земле.
- Так ведь ночь уже, может, утром...
- Сейчас! - в голосе Карсидара были и боль, и угроза.
Один из ратников мигом бросился исполнять его распоряжение.
- Да объяснил бы ты, в чём дело, - неуверенно попросил Вячко.
- Мог бы и сам догадаться, - сказал Карсидар и добавил насмешливо: - А ещё колдун...
Старый ратник обиженно вскинул голову и воскликнул, сверкая серыми в жёлтую крапинку глазами:
- Я не колдун, я обыкновенный знахарь!
- А, не всё ли равно, - махнул рукой Карсидар, отвернулся и в ожидании ушедшего воина стал вглядываться в темноту.
Вячко хотел вновь наложить ему повязку, но Карсидар обронил:
- Погоди, успеешь, - и замолчал, прислушиваясь, не возвращается ли посланный в лагерь воин.
Похоже, на этот раз он угадал верно. Татары не знали точно, останется ли воевода на правом берегу или в числе первых высадится на левый, поэтому ударили сразу с двух сторон. Но раз они не знали точно, где находится Карсидар, то должны были действовать наугад. И стрелять наугад...
Господи, до чего всё просто! Раз у татарского посла был кожаный амулет, то есть предмет, в котором, как он думал, сосредоточено колдовство, почему бы дикарям не "заколдовать" и другие вещи! Например, оружие. И сам колдун в этом случае не должен принимать непосредственного участия в схватке. Он запросто мог оставаться далеко-далеко, за сотню, за тысячу лаутов отсюда, потому что влиял на Карсидара не он сам, а заколдованные им стрелы...
- Вот.
Вынырнувший из мрака воин бросил на колени Карсидару полдюжины стрел. Тот вздрогнул не то от неожиданности, не то от непонятного испуга, схватил первую попавшуюся стрелу и принялся внимательно осматривать её от наконечника до оперения, поворачивая из стороны в сторону, то поднося поближе к огню, то удаляя в тень. Внезапно на древке на расстоянии примерно ладони от наконечника сверкнул зловещий алый огонёк. Карсидар вновь вздрогнул, подался вперёд, прищурился и присмотрелся повнимательнее. Затем приказал остальным:
- Глядите сюда, - и сломал стрелу в этом месте.
На подол рубахи упал продолговатый красный камешек, не превышающий в длину фаланги мизинца, а в поперечнике - половины толщины древка. Был он хорошо отшлифован и очень тщательно огранён. Все отшатнулись.
- Че... чего это? - пробормотал один из воинов.
Зато Вячко не растерялся, мигом подхватил камешек и принялся пристально изучать его, как до этого Карсидар изучал стрелу.
- Только смотри, поосторожней с ним, - предупредил Карсидар, принимаясь в то же время за изучение другой стрелы.
- Не маленький, - огрызнулся старый ратник, рассматривая камешек на свет и нервно поглаживая темя. - Точно кровь, - сказал он наконец, дивясь ослепительному сверканию камешка при малейшем движении руки.
На ум Карсидару пришла ещё одна мысль, но стремясь быть последовательным, он для начала разломал остальные пять стрел и в трёх из них обнаружил точно такие же камешки. И вообще, именно на берегу Дона, а не в лагере, находил Карсидар приемлемые ответы на волновавшие его вопросы, тогда как в лагере ни о чём думать попросту не хотелось. Ишь, до чего хитра татарва!
- То горячий, как уголёк, то прямо ледяной какой-то, - добавил Вячко, возвращая Карсидару находку.
- Но меня интересует сейчас другое, - сказал тот спокойно и спрятал камешки в кармашек пояса. - К сожалению, вряд ли я найду теперь обломок стрелы, которая ранила меня, но послушай... А впрочем, погоди.
Карсидар потянулся к костру, вытащил из него не слишком толстую ветку, обгоревшую с одного конца, и попросил дать ему нож. Обстрогав ветку, протянул её Вячку, бодро подмигнул и как можно более непринуждённо сказал:
- Я хочу знать, не засела ли такая штука у меня в ноге. Ну-ка, поищи.
Старый ратник вздрогнул, торопливо забормотал что-то насчёт крови, которую едва удалось заговорить.
- Делай, что велят! - прикрикнул на него Карсидар, поднёс ко рту правую руку и закусил рукав, приготовившись терпеть боль, а левую положил под голову.
Действительно, пока Вячко копался в ране, Карсидару казалось, что он сойдёт с ума. В глазах потемнело, в висках бешено стучала кровь. Чтобы не кричать, приходилось хрипеть. Во время нескольких сильнейших приступов обжигающей боли Карсидар едва не отдёрнул ногу. Хорошо ещё, что один из воинов догадался сесть на неё...
- Получай.
Стоявшая перед глазами красно-зелёная узорчатая пелена с шумом рассеялась, и Карсидар увидел около самого лица ладонь старика, на которой лежал небольшой сгусток крови. Он взял этот сгусток, несильно сжал между пальцами, осторожно растёр и почувствовав что-то твёрдое, поднёс пальцы поближе к огню. Стало видно, что в них зажато несколько тупых тёмно-коричневых иголочек.
- Но когда я его вынул, он был один! - воскликнул Вячко. Вместо ответа Карсидар извлёк из пояса один из припрятанных камешков, взял нож, которым перед тем обстрагивал ветку, провёл лезвием по ребру левой ладони и дождавшись, когда там соберётся капелька крови, стряхнул её на камешек и кивнул, приглашая остальных подойти поближе.
Сначала ничего не происходило, но затем медленно, очень медленно камешек помутнел, потемнел и из рубиново-красного превратился в тёмно-коричневый.
- Вот и всё, - прохрипел Карсидар, ещё не вполне оправившийся после манипуляций старого знахаря. - Я уверен, что ещё через некоторое время камень можно будет запросто раздавить, и он распадётся на такие же точно иголки. Что ты на это скажешь, старик?
Молчал Вячко, поглаживая темя. Молчали также остальные русичи, ибо не знали, как объяснить всё увиденное.
Глава XII
ПОД ПОКРОВОМ ТАЙНЫ
Пожалуй, самая кошмарная на свете пытка, какую только можно изобрести это пытка ожиданием. В полной мере успел изведать князь Андрей эту страшную муку и дошёл до такого состояния, что уже не только успех задуманной мести, но даже полную неудачу почитал желанной.
На следующий же день после разговора в рощице князь сообщил Калистрату, что готов встретиться с папским эмиссаром, и теперь только одно из двух, либо твёрдое "да", либо не менее твёрдое "нет" могло успокоить его. Только об этой милости молил князь своего покровителя, святого мученика Андрея. Лишь бы исчезла, рассеялась как дым двусмысленность, когда по несколько раз на день то взмываешь в поднебесную высь, то падаешь оттуда на дно самой глубокой пропасти!
- Ничего, Ярославич, Христос терпел, и нам велел, - сказал искуситель Калистрат, который заронил в измученное сердце надежду. Сказал - и исчез. Как в воду канул!
Приходилось жить в неопределённости, от которой молодой князь просто сходил с ума. Обуреваемый очередным приступом отчаяния, он даже дал обет построить в Боголюбове великолепную церковь в честь своего святого, которая должна была затмить Богородицкую, несмотря на то, что два храма рядом с загородным замком должны выглядеть непомерным излишеством. Андрею было глубоко безразлично, что подумают об очередном его деянии люди. Он желал лишь одного: добиться милости Всевышнего, чтобы иметь возможность отомстить за смерть брата и главное - возвратить себе престол, потерянный по милости всяких там "господ" новгородцев, киевского выскочки и богомерзких колдунов. Для такого святого дела любые средства хороши, и если ему придётся задабривать Бога всевозможными подачками хоть до скончания века, князь Андрей согласился бы и с этим.
Более того: если всё сказанное Калистратом верно, простыми подачками ему не обойтись. Андрею наверняка придётся принести настоящую жертву. Посланник святейшего отца, с которым Калистрат обещал свести князя, наверняка будет настаивать на переходе в католическую веру всех людей, населяющих подвластные князю Андрею земли. Ведь ставил же папа такое условие Даниле, когда три года назад вёл с ним переговоры о даровании королевского титула и оказании помощи против татар. Мол, западные рыцари могут сражаться лишь на стороне единоверцев, значит, ежели хочешь принять помощь от Рима, смири гордыню и войти в лоно святой католической церкви вместе со всем русским народом.
Легко сказать... То есть, пока дело касалось одного Андрея или даже его непосредственного окружения, тут не должно было возникнуть никаких проблем. Ради осуществления своих честолюбивых планов сам он был согласен на всё, да и его приближённые не стали бы противиться княжей воле, зато народ...
Если прежде Андрей никогда не задумывался над такими вещами, то после изгнания с вече в его душе что-то надломилось. Нет, молодой князь ни в коем случае не разуверился в собственных силах и способностях. Однако цели, которые Андрей ставил перед собой, более не представлялись ему легко достижимыми.
Конечно, суздальцы не столь своенравны, как новгородское дурачьё. Да и речь идёт не о выборе князя какими-то там купчишками, которые привыкли к бесшабашной вольнице, а фактически о простом переподчинении церковных приходов Риму. Право слово, не всё ли равно тёмным, забитым людишкам, в чью пользу пойдут доходы церквей, в которые они ходят молиться?! Церкви-то остаются те же самые, христианские! А в качестве непременного условия перехода в западную веру можно будет потребовать от папы оставить для службы церковный язык и привычные обряды, как это было сделано в Латинской империи.
Казалось бы, особых трудностей возникнуть не должно. Тем не менее, Андрей чувствовал, что с церковным переподчинением ещё придётся повозиться, ох, придётся!
Но с другой стороны, негоже отступать от задуманного только потому, что какие-нибудь болваны могут возроптать! И вообще, у любого мало-мальски приличного начинания обязательно найдутся противники. Просто нужно иметь твёрдую волю и настойчивость, чтобы сломить непокорных. А уж этих-то качеств Андрею не занимать!
Короче говоря, молодой князь считал себя образцом ловкого и хитроумного политика, которому в последнее время просто немножечко не везёт. Не стал бы святейший отец предлагать союз недостойному! Безусловно, он оценил ловкость Андрея по заслугам. И конечно же, папа видит в лице великого князя Владимиро-Суздальского отменного правителя, поэтому старается привлечь его на свою сторону, оказав поддержку в трудную минуту. А раз так, римский посланец непременно встретится с Андреем! Хотя лучше бы это произошло поскорее. Нет сил терпеть...
Калистрат не появлялся на месте их "случайных" встреч вот уже третий день подряд. Отправленный к протоиерею домой слуга принёс известие о том, что Калистрат куда-то уехал, но куда - никому не сказал.
Снедаемый от нетерпения беспричинной злобой, Андрей едва не приказал казнить неудачливого посланца и только в последний миг одумался. Столь бурное выражение недовольства показало бы всем и каждому, как сильно князь жаждет встретиться с Калистратом и до чего разочарован тем, что эта встреча не состоялась. Пришлось отпустить посланца с миром... впрочем, Андрей решил при случае избавиться от него.
Но нужно же выместить на ком-нибудь раздражение, чтобы хоть немного успокоиться! И вот, не встретившись с Калистратом на третий день, князь объявил, что недопустимо долго просидел в загородном замке. Слугам было велено готовиться к отъезду во Владимир. Когда правитель прибудет в столицу, к нему наверняка бросятся спорщики, до сих пор не уладившие свои никчемные делишки. Вот уж над кем можно поизмываться всласть!
Андрей был в восторге от собственной изобретательности. Он уже заранее сочинял гневные речи, которые собирался обрушить на воображаемых посетителей. Бурная фантазия молодого князя уже рисовала их перекошенные лица и протянутые в мольбе руки...
Как вдруг весь прекрасный план рухнул: в самый день отъезда объявился Калистрат. Произошло это ранним утром. Андрей завтракал в одиночестве и придумывал начало фразы, конец которой сам собой сложился в уме за минуту перед этим: "...изводить своего владыку вашими гнусными непотребствами!" Идея казалась удачной, особенно сочетание "гнусные непотребства". Оставалось только придумать подходящее начало, чтобы при случае "угостить" гневной фразой не в меру настойчивых просителей.
Но в тот самый миг, когда начало было почти готово, в комнату вбежал боярин Кузьма и прямо с порога гаркнул:
- Княже, к тебе Калистрат!
Видимо, он стремился услужить своему господину, зная, что тот уже который день разыскивает протоиерея.
От неожиданности Андрей едва не опрокинул чашу мёда, которую подносил к губам, и порывисто вскочил. Обращённая к воображаемым просителям фраза, сочинению которой князь только что придавал огромное значение, моментально вылетела из головы.
- Калистрат? Что ж ты сразу не сказал! - совершенно невпопад ляпнул он, нахмурив брови.
Боярин задрожал, выпучил глаза и залепетал:
- Да что... Да разве ж я...
Но Андрей не слушал перепуганного Кузьму. Он выбрался из-за стола на середину комнаты и приказал:
- Сюда его!
Но затем спохватился, сообразив, что в таком случае учтивость требует пригласить батюшку за стол. Калистрат же исчез без всякого предупреждения, предательски бросив своего благодетеля, значит, бесчестный пройдоха не заслуживает того, чтобы разделить с князем утреннюю трапезу!
- То есть не надо сюда... лучше в гридницу.
Хотя нет. Гридница большая, и там можно спрятаться. А если их подслушают...
- Нет, и в гридницу не надо, - Андрей уже окончательно успокоился. Проводить Калистрата в мою опочивальню. Быстро.
- А с отъездом как же? - отважился спросить Кузьма, ибо князь сам назначил его на первую половину дня.
- Да не суйся ты с этим! - в сердцах крикнул Андрей и ринулся вон из комнаты, оттолкнув перепуганного боярина. Если несколько минут назад он был целиком поглощён тем, что обдумывал детали пребывания во Владимире (а по большей части придумывал их), то теперь скороспелые фантазии были напрочь забыты, поскольку провинившийся сам шёл к нему в руки.
Интересно, с чем пожаловал Калистрат? Дай Бог, чтобы он принёс добрую весть. Если же батюшка вновь заведёт обычную песенку про терпеливого Христа, ему несдобровать! Хитроумный плут может не сомневаться в этом.
"Погоди, попляшешь ты у меня", - злорадствовал Андрей, вихрем врываясь в опочивальню.
В глубине души он надеялся, что Калистрат уже здесь, и на него можно будет наброситься прямо с порога. Только слуги, понятное дело, ещё не успели привести протоиерея, поэтому от нечего делать Андрей принялся ходить из угла в угол, сложив за спиной руки и стараясь придать лицу выражение суровой решимости.
Но всю решимость князя как рукой сняло, едва Калистрат переступил порог комнаты. Андрей сразу же бросился к нему и почти умоляюще прошептал:
- Куда же ты запропастился...
- Известные тебе дела слишком сложны, вот и потребовалось срочно уехать, невозмутимо ответствовал Калистрат.
- Ну и как? - с дрожью в голосе спросил молодой князь.
- Нечего волноваться, Ярославич. Раз я взялся за дело, значит, всё в порядке.
Эти простые слова оказали на Андрея магическое действие. Он сразу же вздохнул с громадным облегчением, расправил плечи и распрямился, точно сказочный богатырь, столкнувший в море целую гору.
- Так когда я увижусь с посланником? Надеюсь, в ближайшие дни? - Андрей отвернулся, чтобы скрыть довольную улыбку.
- Сегодня.
- Да ну! Однако, посланник не мешкает, - князь был доволен.
- Его святейшество заинтересован в успехе нашего дела не меньше тебя, сдержанно заметил Калистрат.
- Вот как? Почему?
- Ибо ты помышляешь о скоротечном земном благе, а служители Божьи - о торжестве высшей воли.
Андрей решил, что Калистрат сейчас начнёт свою обычную проповедь. Но протоиерей усмехнулся и с видом знатока человеческих душ пояснил:
- Просто я хочу сказать, что у церкви в этом деле свой интерес.
- И какой же?
- Согласись, Ярославич, ежели дети Божьи продолжат воевать друг против друга вместо того, чтобы сообща нести Святое Слово погрязшему во грехах миру, то повсюду и дальше будет править отъявленное зло, но не любовь. Святейший отец радеет о скорейшем примирении всех честных христиан.
- Но о примирении непременно под своей властью, - усмехнулся Андрей. - А если потребуется, он несомненно прибегнет к помощи Божьих воинов.
- Неисповедимы пути Господни, - Калистрат состроил благочестивую мину. Однако я думаю, тебя это не должно смущать. Тем более, что отважные рыцари будут сражаться за тебя.
- Конечно, - согласился князь. - Меня интересует только...
- ...когда именно и где вы встретитесь?
- Да.
- Ежели не возражаешь, в церкве Покрова, что на Нерли, по окончании утренней службы.
- В Покровской церкве? Значит, после того, как западные рыцари разграбили Константинополь, папский посол ещё считает возможным заходить в один из наших храмов? - Андрей сразу же умерил свой пыл и добавил горделиво: - Или это просто насмешка?
- Я же сказал, что святейший отец жаждет примирения, - напомнил Калистрат. - Наоборот, римский посланник пошёл нам навстречу, ведь место назначал, естественно, я. И раз посол согласился на моё условие, ясно, что пославший его настроен серьёзно.
- Ладно, не всё ли равно, - пожал плечами Андрей. - Только, по-моему, лучше бы ему прийти в замок. Или в лес.
- Здесь могут подслушать, в лесу - заметить. Я выбрал самое безопасное место.
- Можно подумать, что в церкве нас не услышат и не заметят! - рассмеялся князь.
- Не волнуйся, Ярославич, в любом случае там на вас не обратят внимания, заверил его Калистрат. - Церква - самое надёжное место.
- Ладно, поступай, как знаешь, - махнул рукой князь. И пригласил Калистрата позавтракать: раз протоиерей принёс радостное известие, глупо на него сердиться.
- Так ты ранен? - удивился "коновал" Демид. - Что с тобой?
- Пустяки, стрелой царапнуло, - бросил Карсидар, вслушиваясь в собственные ощущения. И опять ему показалось, что один из воинов едва не сказал: "Вот так пустяки! Вячко и тот не в силах ничего поделать".
Впрочем, это лишь показалось. Карсидар по-прежнему не слышал чужих мыслей, по-прежнему не мог сосредоточиться на вправленном в кольцо голубом камешке, хотя теперь чувствовал себя теперь гораздо лучше. Рана не переставала болеть, но Карсидар вполне мог опереться на простреленную ногу, да и жара уже не ощущал. Это было неожиданным и оттого очень приятным сюрпризом! Кроме того, почему поддерживающий его воин промолчал? Неужели Карсидар сумел заставить его попридержать язык... Выходит, татарский колдун прекратил строить козни? Может, он бежал отсюда? Следил, когда вернутся русичи, унесённые на плотах течением, а теперь помчался к своим?
Но с какой стати? Странно всё это...
Карсидар искренне желал разобраться во всём происшедшем, поэтому, радуясь наступившему облегчению, сказал:
- А и правда, нечего тут стоять! Некоторые из вас ранены, в самый раз вам погреться у костра, поесть да отоспаться. Небось намаялись, - и отпустив плечо помогавшего ему воина, повернулся и бодро заковыляв к лагерю.
Однако с каждым шагом Карсидар чувствовал, как левая голень наливается расплавленным свинцом, а бодрость улетучивается. Наконец остановился и позвал негромко:
- Эй...
Ратники бросились к воеводе, заговорили возбуждённо:
- Что? Что случилось? Опять тебе плохо?
- Да так... - неопределённо сказал Карсидар, но тут же опёрся о плечи сразу двух человек и прохрипел: - Пить охота.
В самом деле, теперь и во рту пересохло.
- Я сейчас! - воскликнул один из воинов, бросаясь к реке, но тут же остановился и с досадой воскликнул: - Эх, дурья башка! У меня ж даже шелома нету...
- Я принесу, - вздохнул Демид, направляясь в темноту и стаскивая с головы шлем. - Сейчас, Давид, сейчас...
- Нет, - сказал Карсидар. - Лучше отведите меня к воде. Умоюсь, глядишь, и полегчает.
Поддерживавшие его воины повернули назад, за ними увязались ещё несколько человек, переживавшие за воеводу. И вот Карсидар почувствовал, как с каждым шагом боль уходит, свинцовая тяжесть сменяется неприятным, но вполне терпимым покалыванием, а сухость во рту исчезает. В непосредственной близости от воды он отпустил провожатых, сам сделал два последних шага, лёг на живот и с огромным облегчением принялся пить холодную речную воду и умываться. Потом сел, отряхнулся и объявил:
- Вот что. Который из вас не сильно устал, пусть сбегает в лагерь и приведёт ко мне Вячка. Быстро. Также принесите сюда мои вещи. Я, пожалуй, заночую здесь.
Воины непонимающе переглянулись.
- Здесь мне больше нравится, - пояснил Карсидар и обратился к сопровождающим: - Остальные пусть уходят, а вы останьтесь-ка со мной, вчетвером веселее. Пусть принесут и ваши вещи, а вы разводите костёр.
И пока ничего не понимающие воины исполняли его приказание, Карсидар ещё раз всё обдумал и сопоставил ощущения, которые испытывал в течение дня. Сначала он был ранен, но старался не замечать этого, насколько позволяли обстоятельства, просто обломал стрелу и дрался с татарами наравне с другими. Затем вернулся к месту высадки и занялся переправой. Тут самочувствие Карсидара ухудшилось, однако он приписал ухудшение непрерывному беспокойству по поводу притаившегося поблизости колдуна и возможности нового нападения.
А вот когда рубил ветки, собирал камни и хоронил Ристо, усталости и боли в ноге почему-то не замечал. Опять же, это можно было объяснить тем, что Карсидар дал волю чувствам. Горе приглушило болезненные ощущения, которые проявились вполне лишь после возвращения в лагерь. Здесь болезнь окончательно победила его, и даже Вячко не смог ничего поделать.
Так, всё это справедливо. Но как можно объяснить теперешнее улучшение? Да ещё столь внезапное... Покинув лагерь, Карсидар мигом почувствовал себя увереннее, даже смог стоять и передвигаться без посторонней помощи. А едва повернул назад, как болезнь навалилась вновь. И, наконец, удалившись от лагеря ещё больше, выйдя на берег Дона, Карсидар испытал истинное облегчение. И почему так не хочется возвращаться обратно?
Чудеса, да и только!
Чудеса... колдовство...
Объяснить изменения самочувствия можно было двояко: либо дело в самом лагере, либо в ухудшении состояния Карсидара повинен старый ратник, читающий малопонятные заклинания. И пока что подозрение со старика не снималось, наоборот, учитывая слова тестя: "Пропащий это человек, лучше держаться от него подальше", - Вячка следовало проверить прежде всего.
Пока же Карсидар не сомневался в одном: ему становилось хуже всякий раз, как он оказывался в лагере; ему становилось лучше за пределами лагеря; среди русичей было два "колдуна" - сам Карсидар да Вячко... Но если этот последний и в самом деле зловредный колдун, почему Карсидар прежде не чувствовал его тайную силу?..
- Ты звал меня, воевода?
Старый ратник стоял перед ним, озарённый пламенем костра. Тут же вернувшийся из лагеря воин складывал вещи Карсидара.
- Посмотри рану, - коротко приказал Карсидар, подвинул левую ногу к огню так, чтобы она была хорошо видна и одновременно постарался сосредоточиться на пришедшем. Вячко опустился на корточки, стащил с больной ноги сапог, размотал повязку. Ощупав рану, поднял на Карсидара повеселевшие глаза, погладил выпуклое лысое темя и самодовольно изрёк:
- Вот видишь, заклинание - дело верное! Уж если я постараюсь, то непременно всё будет, как надо. Тебе, я вижу, лучше?
- Лучше, - подтвердил Карсидар.
Но что-то в его взгляде насторожило Вячко. Старый ратник выпрямился и спросил:
- Аль случилось чего, воевода? Почто ты на меня так зыркаешь?
- Это пустяки, не обращай внимания, - Карсидар отвёл глаза.
Итак, Вячко здесь ни при чём. Пусть Карсидар не может ясно читать чужие мысли, зато, судя по всему, уже способен хотя бы угадывать настроение и намерения людей. От старого "колдуна" не исходило никакой опасности, это уже было очевидно. Кстати, пока Карсидар сидел здесь, на берегу Дона ниже лагеря, его ни разу не посетила мысль о возможной татарской засаде или возвращении злокозненного колдуна-разведчика... если такой вообще имелся и бежал отсюда, едва вернулись унесённые на плотах русичи.
А вот при мысли о возможном возвращении в лагерь Карсидара охватывала лёгкая паника. И раз так, дело всё же в лагере, то есть в выбранном для него месте. Но что там такого особенного? Ничем не примечательный кусочек берега, на который высадилась часть русского войска. Ну, схватились они утром с татарами, так их теперь и след простыл. Да и что это за схватка была? Так, перестрелка из луков, короткое преследование, три обрубленных паромных каната, вот и всё. Проклятые ордынцы исчезли, убитых отволокли подальше, а...
Вот в этот самый миг Карсидара и озарила внезапная догадка. О боги, о Господи Иисусе... как же он не додумался прежде?! Надо было просто вспомнить, с чего всё началось!!!
- Воевода... Эй, воевода!
Карсидар поднял совершенно безумные глаза на Вячка, который тормошил его за плечо, посмотрел на остальных и прохрипел:
- А ну-ка... сбегайте в лагерь и принесите мне несколько татарских стрел... Живо!
- Да на что они тебе сдались, стрелы эти? - искренне изумились воины. - А ежели тебе стрела нужна, так у нас есть...
- Нет, мне нужны татарские стрелы, а не ваши, - уже спокойнее подтвердил Карсидар. - Их там полным-полно. На берегу поищите, просто на земле.
- Так ведь ночь уже, может, утром...
- Сейчас! - в голосе Карсидара были и боль, и угроза.
Один из ратников мигом бросился исполнять его распоряжение.
- Да объяснил бы ты, в чём дело, - неуверенно попросил Вячко.
- Мог бы и сам догадаться, - сказал Карсидар и добавил насмешливо: - А ещё колдун...
Старый ратник обиженно вскинул голову и воскликнул, сверкая серыми в жёлтую крапинку глазами:
- Я не колдун, я обыкновенный знахарь!
- А, не всё ли равно, - махнул рукой Карсидар, отвернулся и в ожидании ушедшего воина стал вглядываться в темноту.
Вячко хотел вновь наложить ему повязку, но Карсидар обронил:
- Погоди, успеешь, - и замолчал, прислушиваясь, не возвращается ли посланный в лагерь воин.
Похоже, на этот раз он угадал верно. Татары не знали точно, останется ли воевода на правом берегу или в числе первых высадится на левый, поэтому ударили сразу с двух сторон. Но раз они не знали точно, где находится Карсидар, то должны были действовать наугад. И стрелять наугад...
Господи, до чего всё просто! Раз у татарского посла был кожаный амулет, то есть предмет, в котором, как он думал, сосредоточено колдовство, почему бы дикарям не "заколдовать" и другие вещи! Например, оружие. И сам колдун в этом случае не должен принимать непосредственного участия в схватке. Он запросто мог оставаться далеко-далеко, за сотню, за тысячу лаутов отсюда, потому что влиял на Карсидара не он сам, а заколдованные им стрелы...
- Вот.
Вынырнувший из мрака воин бросил на колени Карсидару полдюжины стрел. Тот вздрогнул не то от неожиданности, не то от непонятного испуга, схватил первую попавшуюся стрелу и принялся внимательно осматривать её от наконечника до оперения, поворачивая из стороны в сторону, то поднося поближе к огню, то удаляя в тень. Внезапно на древке на расстоянии примерно ладони от наконечника сверкнул зловещий алый огонёк. Карсидар вновь вздрогнул, подался вперёд, прищурился и присмотрелся повнимательнее. Затем приказал остальным:
- Глядите сюда, - и сломал стрелу в этом месте.
На подол рубахи упал продолговатый красный камешек, не превышающий в длину фаланги мизинца, а в поперечнике - половины толщины древка. Был он хорошо отшлифован и очень тщательно огранён. Все отшатнулись.
- Че... чего это? - пробормотал один из воинов.
Зато Вячко не растерялся, мигом подхватил камешек и принялся пристально изучать его, как до этого Карсидар изучал стрелу.
- Только смотри, поосторожней с ним, - предупредил Карсидар, принимаясь в то же время за изучение другой стрелы.
- Не маленький, - огрызнулся старый ратник, рассматривая камешек на свет и нервно поглаживая темя. - Точно кровь, - сказал он наконец, дивясь ослепительному сверканию камешка при малейшем движении руки.
На ум Карсидару пришла ещё одна мысль, но стремясь быть последовательным, он для начала разломал остальные пять стрел и в трёх из них обнаружил точно такие же камешки. И вообще, именно на берегу Дона, а не в лагере, находил Карсидар приемлемые ответы на волновавшие его вопросы, тогда как в лагере ни о чём думать попросту не хотелось. Ишь, до чего хитра татарва!
- То горячий, как уголёк, то прямо ледяной какой-то, - добавил Вячко, возвращая Карсидару находку.
- Но меня интересует сейчас другое, - сказал тот спокойно и спрятал камешки в кармашек пояса. - К сожалению, вряд ли я найду теперь обломок стрелы, которая ранила меня, но послушай... А впрочем, погоди.
Карсидар потянулся к костру, вытащил из него не слишком толстую ветку, обгоревшую с одного конца, и попросил дать ему нож. Обстрогав ветку, протянул её Вячку, бодро подмигнул и как можно более непринуждённо сказал:
- Я хочу знать, не засела ли такая штука у меня в ноге. Ну-ка, поищи.
Старый ратник вздрогнул, торопливо забормотал что-то насчёт крови, которую едва удалось заговорить.
- Делай, что велят! - прикрикнул на него Карсидар, поднёс ко рту правую руку и закусил рукав, приготовившись терпеть боль, а левую положил под голову.
Действительно, пока Вячко копался в ране, Карсидару казалось, что он сойдёт с ума. В глазах потемнело, в висках бешено стучала кровь. Чтобы не кричать, приходилось хрипеть. Во время нескольких сильнейших приступов обжигающей боли Карсидар едва не отдёрнул ногу. Хорошо ещё, что один из воинов догадался сесть на неё...
- Получай.
Стоявшая перед глазами красно-зелёная узорчатая пелена с шумом рассеялась, и Карсидар увидел около самого лица ладонь старика, на которой лежал небольшой сгусток крови. Он взял этот сгусток, несильно сжал между пальцами, осторожно растёр и почувствовав что-то твёрдое, поднёс пальцы поближе к огню. Стало видно, что в них зажато несколько тупых тёмно-коричневых иголочек.
- Но когда я его вынул, он был один! - воскликнул Вячко. Вместо ответа Карсидар извлёк из пояса один из припрятанных камешков, взял нож, которым перед тем обстрагивал ветку, провёл лезвием по ребру левой ладони и дождавшись, когда там соберётся капелька крови, стряхнул её на камешек и кивнул, приглашая остальных подойти поближе.
Сначала ничего не происходило, но затем медленно, очень медленно камешек помутнел, потемнел и из рубиново-красного превратился в тёмно-коричневый.
- Вот и всё, - прохрипел Карсидар, ещё не вполне оправившийся после манипуляций старого знахаря. - Я уверен, что ещё через некоторое время камень можно будет запросто раздавить, и он распадётся на такие же точно иголки. Что ты на это скажешь, старик?
Молчал Вячко, поглаживая темя. Молчали также остальные русичи, ибо не знали, как объяснить всё увиденное.
Глава XII
ПОД ПОКРОВОМ ТАЙНЫ
Пожалуй, самая кошмарная на свете пытка, какую только можно изобрести это пытка ожиданием. В полной мере успел изведать князь Андрей эту страшную муку и дошёл до такого состояния, что уже не только успех задуманной мести, но даже полную неудачу почитал желанной.
На следующий же день после разговора в рощице князь сообщил Калистрату, что готов встретиться с папским эмиссаром, и теперь только одно из двух, либо твёрдое "да", либо не менее твёрдое "нет" могло успокоить его. Только об этой милости молил князь своего покровителя, святого мученика Андрея. Лишь бы исчезла, рассеялась как дым двусмысленность, когда по несколько раз на день то взмываешь в поднебесную высь, то падаешь оттуда на дно самой глубокой пропасти!
- Ничего, Ярославич, Христос терпел, и нам велел, - сказал искуситель Калистрат, который заронил в измученное сердце надежду. Сказал - и исчез. Как в воду канул!
Приходилось жить в неопределённости, от которой молодой князь просто сходил с ума. Обуреваемый очередным приступом отчаяния, он даже дал обет построить в Боголюбове великолепную церковь в честь своего святого, которая должна была затмить Богородицкую, несмотря на то, что два храма рядом с загородным замком должны выглядеть непомерным излишеством. Андрею было глубоко безразлично, что подумают об очередном его деянии люди. Он желал лишь одного: добиться милости Всевышнего, чтобы иметь возможность отомстить за смерть брата и главное - возвратить себе престол, потерянный по милости всяких там "господ" новгородцев, киевского выскочки и богомерзких колдунов. Для такого святого дела любые средства хороши, и если ему придётся задабривать Бога всевозможными подачками хоть до скончания века, князь Андрей согласился бы и с этим.
Более того: если всё сказанное Калистратом верно, простыми подачками ему не обойтись. Андрею наверняка придётся принести настоящую жертву. Посланник святейшего отца, с которым Калистрат обещал свести князя, наверняка будет настаивать на переходе в католическую веру всех людей, населяющих подвластные князю Андрею земли. Ведь ставил же папа такое условие Даниле, когда три года назад вёл с ним переговоры о даровании королевского титула и оказании помощи против татар. Мол, западные рыцари могут сражаться лишь на стороне единоверцев, значит, ежели хочешь принять помощь от Рима, смири гордыню и войти в лоно святой католической церкви вместе со всем русским народом.
Легко сказать... То есть, пока дело касалось одного Андрея или даже его непосредственного окружения, тут не должно было возникнуть никаких проблем. Ради осуществления своих честолюбивых планов сам он был согласен на всё, да и его приближённые не стали бы противиться княжей воле, зато народ...
Если прежде Андрей никогда не задумывался над такими вещами, то после изгнания с вече в его душе что-то надломилось. Нет, молодой князь ни в коем случае не разуверился в собственных силах и способностях. Однако цели, которые Андрей ставил перед собой, более не представлялись ему легко достижимыми.
Конечно, суздальцы не столь своенравны, как новгородское дурачьё. Да и речь идёт не о выборе князя какими-то там купчишками, которые привыкли к бесшабашной вольнице, а фактически о простом переподчинении церковных приходов Риму. Право слово, не всё ли равно тёмным, забитым людишкам, в чью пользу пойдут доходы церквей, в которые они ходят молиться?! Церкви-то остаются те же самые, христианские! А в качестве непременного условия перехода в западную веру можно будет потребовать от папы оставить для службы церковный язык и привычные обряды, как это было сделано в Латинской империи.
Казалось бы, особых трудностей возникнуть не должно. Тем не менее, Андрей чувствовал, что с церковным переподчинением ещё придётся повозиться, ох, придётся!
Но с другой стороны, негоже отступать от задуманного только потому, что какие-нибудь болваны могут возроптать! И вообще, у любого мало-мальски приличного начинания обязательно найдутся противники. Просто нужно иметь твёрдую волю и настойчивость, чтобы сломить непокорных. А уж этих-то качеств Андрею не занимать!
Короче говоря, молодой князь считал себя образцом ловкого и хитроумного политика, которому в последнее время просто немножечко не везёт. Не стал бы святейший отец предлагать союз недостойному! Безусловно, он оценил ловкость Андрея по заслугам. И конечно же, папа видит в лице великого князя Владимиро-Суздальского отменного правителя, поэтому старается привлечь его на свою сторону, оказав поддержку в трудную минуту. А раз так, римский посланец непременно встретится с Андреем! Хотя лучше бы это произошло поскорее. Нет сил терпеть...
Калистрат не появлялся на месте их "случайных" встреч вот уже третий день подряд. Отправленный к протоиерею домой слуга принёс известие о том, что Калистрат куда-то уехал, но куда - никому не сказал.
Снедаемый от нетерпения беспричинной злобой, Андрей едва не приказал казнить неудачливого посланца и только в последний миг одумался. Столь бурное выражение недовольства показало бы всем и каждому, как сильно князь жаждет встретиться с Калистратом и до чего разочарован тем, что эта встреча не состоялась. Пришлось отпустить посланца с миром... впрочем, Андрей решил при случае избавиться от него.
Но нужно же выместить на ком-нибудь раздражение, чтобы хоть немного успокоиться! И вот, не встретившись с Калистратом на третий день, князь объявил, что недопустимо долго просидел в загородном замке. Слугам было велено готовиться к отъезду во Владимир. Когда правитель прибудет в столицу, к нему наверняка бросятся спорщики, до сих пор не уладившие свои никчемные делишки. Вот уж над кем можно поизмываться всласть!
Андрей был в восторге от собственной изобретательности. Он уже заранее сочинял гневные речи, которые собирался обрушить на воображаемых посетителей. Бурная фантазия молодого князя уже рисовала их перекошенные лица и протянутые в мольбе руки...
Как вдруг весь прекрасный план рухнул: в самый день отъезда объявился Калистрат. Произошло это ранним утром. Андрей завтракал в одиночестве и придумывал начало фразы, конец которой сам собой сложился в уме за минуту перед этим: "...изводить своего владыку вашими гнусными непотребствами!" Идея казалась удачной, особенно сочетание "гнусные непотребства". Оставалось только придумать подходящее начало, чтобы при случае "угостить" гневной фразой не в меру настойчивых просителей.
Но в тот самый миг, когда начало было почти готово, в комнату вбежал боярин Кузьма и прямо с порога гаркнул:
- Княже, к тебе Калистрат!
Видимо, он стремился услужить своему господину, зная, что тот уже который день разыскивает протоиерея.
От неожиданности Андрей едва не опрокинул чашу мёда, которую подносил к губам, и порывисто вскочил. Обращённая к воображаемым просителям фраза, сочинению которой князь только что придавал огромное значение, моментально вылетела из головы.
- Калистрат? Что ж ты сразу не сказал! - совершенно невпопад ляпнул он, нахмурив брови.
Боярин задрожал, выпучил глаза и залепетал:
- Да что... Да разве ж я...
Но Андрей не слушал перепуганного Кузьму. Он выбрался из-за стола на середину комнаты и приказал:
- Сюда его!
Но затем спохватился, сообразив, что в таком случае учтивость требует пригласить батюшку за стол. Калистрат же исчез без всякого предупреждения, предательски бросив своего благодетеля, значит, бесчестный пройдоха не заслуживает того, чтобы разделить с князем утреннюю трапезу!
- То есть не надо сюда... лучше в гридницу.
Хотя нет. Гридница большая, и там можно спрятаться. А если их подслушают...
- Нет, и в гридницу не надо, - Андрей уже окончательно успокоился. Проводить Калистрата в мою опочивальню. Быстро.
- А с отъездом как же? - отважился спросить Кузьма, ибо князь сам назначил его на первую половину дня.
- Да не суйся ты с этим! - в сердцах крикнул Андрей и ринулся вон из комнаты, оттолкнув перепуганного боярина. Если несколько минут назад он был целиком поглощён тем, что обдумывал детали пребывания во Владимире (а по большей части придумывал их), то теперь скороспелые фантазии были напрочь забыты, поскольку провинившийся сам шёл к нему в руки.
Интересно, с чем пожаловал Калистрат? Дай Бог, чтобы он принёс добрую весть. Если же батюшка вновь заведёт обычную песенку про терпеливого Христа, ему несдобровать! Хитроумный плут может не сомневаться в этом.
"Погоди, попляшешь ты у меня", - злорадствовал Андрей, вихрем врываясь в опочивальню.
В глубине души он надеялся, что Калистрат уже здесь, и на него можно будет наброситься прямо с порога. Только слуги, понятное дело, ещё не успели привести протоиерея, поэтому от нечего делать Андрей принялся ходить из угла в угол, сложив за спиной руки и стараясь придать лицу выражение суровой решимости.
Но всю решимость князя как рукой сняло, едва Калистрат переступил порог комнаты. Андрей сразу же бросился к нему и почти умоляюще прошептал:
- Куда же ты запропастился...
- Известные тебе дела слишком сложны, вот и потребовалось срочно уехать, невозмутимо ответствовал Калистрат.
- Ну и как? - с дрожью в голосе спросил молодой князь.
- Нечего волноваться, Ярославич. Раз я взялся за дело, значит, всё в порядке.
Эти простые слова оказали на Андрея магическое действие. Он сразу же вздохнул с громадным облегчением, расправил плечи и распрямился, точно сказочный богатырь, столкнувший в море целую гору.
- Так когда я увижусь с посланником? Надеюсь, в ближайшие дни? - Андрей отвернулся, чтобы скрыть довольную улыбку.
- Сегодня.
- Да ну! Однако, посланник не мешкает, - князь был доволен.
- Его святейшество заинтересован в успехе нашего дела не меньше тебя, сдержанно заметил Калистрат.
- Вот как? Почему?
- Ибо ты помышляешь о скоротечном земном благе, а служители Божьи - о торжестве высшей воли.
Андрей решил, что Калистрат сейчас начнёт свою обычную проповедь. Но протоиерей усмехнулся и с видом знатока человеческих душ пояснил:
- Просто я хочу сказать, что у церкви в этом деле свой интерес.
- И какой же?
- Согласись, Ярославич, ежели дети Божьи продолжат воевать друг против друга вместо того, чтобы сообща нести Святое Слово погрязшему во грехах миру, то повсюду и дальше будет править отъявленное зло, но не любовь. Святейший отец радеет о скорейшем примирении всех честных христиан.
- Но о примирении непременно под своей властью, - усмехнулся Андрей. - А если потребуется, он несомненно прибегнет к помощи Божьих воинов.
- Неисповедимы пути Господни, - Калистрат состроил благочестивую мину. Однако я думаю, тебя это не должно смущать. Тем более, что отважные рыцари будут сражаться за тебя.
- Конечно, - согласился князь. - Меня интересует только...
- ...когда именно и где вы встретитесь?
- Да.
- Ежели не возражаешь, в церкве Покрова, что на Нерли, по окончании утренней службы.
- В Покровской церкве? Значит, после того, как западные рыцари разграбили Константинополь, папский посол ещё считает возможным заходить в один из наших храмов? - Андрей сразу же умерил свой пыл и добавил горделиво: - Или это просто насмешка?
- Я же сказал, что святейший отец жаждет примирения, - напомнил Калистрат. - Наоборот, римский посланник пошёл нам навстречу, ведь место назначал, естественно, я. И раз посол согласился на моё условие, ясно, что пославший его настроен серьёзно.
- Ладно, не всё ли равно, - пожал плечами Андрей. - Только, по-моему, лучше бы ему прийти в замок. Или в лес.
- Здесь могут подслушать, в лесу - заметить. Я выбрал самое безопасное место.
- Можно подумать, что в церкве нас не услышат и не заметят! - рассмеялся князь.
- Не волнуйся, Ярославич, в любом случае там на вас не обратят внимания, заверил его Калистрат. - Церква - самое надёжное место.
- Ладно, поступай, как знаешь, - махнул рукой князь. И пригласил Калистрата позавтракать: раз протоиерей принёс радостное известие, глупо на него сердиться.