Страница:
Эта тупиковая ситуация длилась уже целую неделю, а между тем, из шести других систем, включая Махаваршу, приходили оптимистические известия об освобождении планет с минимальными потерями. Только в локальном пространстве Бай-Син ещё продолжались ожесточённые бои – Страну Хань с её девятью миллиардами жителей охранял довольно мощный флот габбаров, а у вассальной им расы келлотов в этой системе имелась своя, хоть и не очень плотно населённая, планета. Тактика сражения там была немного другой – галлийский флот пытался вытеснить габбаров из системы, вынудить их бежать по нескольким специально оставленным открытыми каналам второго рода. Однако до сей поры план этот не сработал...
Земля медленно поворачивалась перед нами, и наконец из-за горизонта показался глубоко вдающийся в океан дельтовидный полуостров Индостан, иногда ещё называемый Индийским субконтинентом. Рита, её отец и Шанкар смотрели на него горящими глазами – этот маленький клочок суши был родиной их предков, которые более тысячи лет назад переселились на Махаваршу. У Шанкара даже заблестела на реснице слеза.
«Сейчас он опять скажет, что теперь может спокойно умереть, – подумал я, то ли с сочувствием, то ли с иронией, сам не пойму. – Вот только бы ещё ступить на эту землю – и можно смело отправляться в могилу...»
Но Шанкар ничего не сказал. Он просто смотрел на Индию жадным взглядом и молчал. Молчали также и Агаттияр с Ритой.
Что же касается меня, то я не питал отдельной привязанности к какой-то одной части планеты – слишком уж много кровей перемешалось в моих жилах. По одной из линий мои предки были из Центральной Европы, по другой – из Северной Америки и Британии, а предки матери моего отца как раз происходили из Индии. Я одинаково сильно любил всю Землю – от Северного полюса до Южного. И испытывал боль при мысли, что сейчас на ней хозяйничают чужаки...
Лайф Сигурдсон с нетерпением ждал появления Скандинавии, Рашель с Анн-Мари Прэнтан и Мелиссой Гарибальди – Франции, и только Арчибальд Ортега, который, как и я, был родом с Полуденных, полностью разделял мои чувства, равномерно распределённые по всей планете.
Впрочем, восторженно Арчибальд смотрел не только на Землю. Время от времени он украдкой бросал аналогичного содержания взгляды на Анн-Мари, а она отвечала ему благосклонными улыбками. Похоже, между ними намечался служебный роман. Если считать и меня с Ритой, то на нашем корабле было уже две парочки – многовато для такого небольшого экипажа. Но, с другой стороны, меня это радовало. В последние дни Ортега перестал смотреть на меня волком из-за Риты, и между нами наконец воцарились мир и дружба...
И всё-таки Шанкар не удержался. Правда, на этот раз он выразился немного иначе:
– Доживу ли я до того дня, когда смогу войти в священные воды Ганга?..
Вице-адмирал Клод Бриссо, который сопровождал нас в этой экскурсии по станции, отрывисто кивнул:
– Доживёте, сэр, не беспокойтесь. Мы всё-таки заставим этих мартышек освободить Землю. И очень скоро.
– Каким образом? – сразу поинтересовался Агаттияр. – Ведь вашу угрозу они не восприняли всерьёз.
– Следующую воспримут, – уверенно ответил дядя Рашели. – Вот дождёмся окончательного освобождения всех систем, предъявим им доказательства того, насколько мы сильны, а на десерт кое-что сообщим. Кое-что такое, от чего они сразу подожмут свои хвосты и дадут с Земли дёру.
– И что же именно? – не уступал профессор.
Вице-адмирал замялся:
– Пока это тайна. Большая тайна.
Рашель дёрнула его за рукав:
– Ну, дядя, расскажи! Пожалуйста.
Бриссо обвёл нас всех задумчивым взглядом и остановился на Анн-Мари. Та сказала:
– Мне известна эта тайна, вице-адмирал. Разумеется, неофициально, но из вполне надёжных источников.
Клод Бриссо покачал головой:
– Да уж, от вас, «эсбешников», ничего не утаишь... Ну ладно, так тому и быть, – сказал он, обращаясь прежде всего к Шанкару. – Вы полномочные представители наших союзников, так что... В общем, это новейшее бактериологическое оружие.
– Ого!.. – Лицо Агаттияра вытянулось. – Вы осмелитесь применить такую гадость? Заразить ею всю планету? А ведь последствия могут быть ещё почище ядерной бомбардировки.
– Только не в этом случае. Данные бактерии – результат многолетней работы наших ведущих биологов. Они были выведены ещё четверть века назад и с тех пор прошли надёжное тестирование. Они действуют крайне избирательно, только на организм габбаров, для всех других форм жизни, включая человека и даже близких родичей габбаров – земных горилл, они совершенно безвредны. Зато сами габбары мрут от них как мухи. После заражения фактически отсутствует инкубационный период, первые признаки болезни проявляются уже через полчаса, а спустя ещё три часа она поражает все их внутренние органы, после чего, в течение одного-двух часов, они дохнут. Кроме того, в генную структуру бактерий заложен специальный механизм, который в каком-то там тысячном поколении подавляет их репродуктивную способность, и все они гибнут, прекратив размножаться. Проще говоря, через шесть с половиной дней после атаки на Земле не останется ни одного габбара и ни единой «противогаббарской» бактерии.
Мне показалось, что Рашель сейчас запрыгает от восторга и станет хлопать в ладоши. Но ни того, ни другого она не сделала, просто на её лице отразилось глубокое, торжествующее удовлетворение.
«Господи! – подумал я. – Что они делают со своими детьми?!.»
– А как же риск мутаций, – не уступал Агаттияр. – Ведь мутировавшие бактерии могут не потерять репродуктивной способности. А потом приспособятся и к другим формам жизни.
– Нет, сэр, это исключено. Бактерии мутагенно устойчивые. Вдобавок в их ДНК привит специальный комплекс, который проверяет всю генную структуру и при малейшем отклонении уничтожает мутировавшую особь. Таких «контролёров» там несколько, и они как бы подстраховывают друг друга. Я же вам сказал, что работа над этим оружием велась четверть столетия, и учёные дают стопроцентную гарантию, что к исходу седьмого дня не останется ни единой бактерии.
Шанкар, который в течение всего этого разговора хранил молчание, наконец произнёс:
– Да, вице-адмирал, это весьма эффективное оружие. Но оно подобно джинну в бутылке – выпустишь его, а потом назад не загонишь. Я имею в виду не заражение Земли, тут я всё-таки склонен доверять вашим учёным, меня заботят социальные последствия такого акта. Боюсь, они будут не слишком положительные.
Клод Бриссо с мрачным видом кивнул:
– Целиком согласен с вами, месье Шанкар. Поэтому от души надеюсь, что до применения этого оружия дело не дойдёт и достаточно будет одной лишь угрозы.
2
3
4
Земля медленно поворачивалась перед нами, и наконец из-за горизонта показался глубоко вдающийся в океан дельтовидный полуостров Индостан, иногда ещё называемый Индийским субконтинентом. Рита, её отец и Шанкар смотрели на него горящими глазами – этот маленький клочок суши был родиной их предков, которые более тысячи лет назад переселились на Махаваршу. У Шанкара даже заблестела на реснице слеза.
«Сейчас он опять скажет, что теперь может спокойно умереть, – подумал я, то ли с сочувствием, то ли с иронией, сам не пойму. – Вот только бы ещё ступить на эту землю – и можно смело отправляться в могилу...»
Но Шанкар ничего не сказал. Он просто смотрел на Индию жадным взглядом и молчал. Молчали также и Агаттияр с Ритой.
Что же касается меня, то я не питал отдельной привязанности к какой-то одной части планеты – слишком уж много кровей перемешалось в моих жилах. По одной из линий мои предки были из Центральной Европы, по другой – из Северной Америки и Британии, а предки матери моего отца как раз происходили из Индии. Я одинаково сильно любил всю Землю – от Северного полюса до Южного. И испытывал боль при мысли, что сейчас на ней хозяйничают чужаки...
Лайф Сигурдсон с нетерпением ждал появления Скандинавии, Рашель с Анн-Мари Прэнтан и Мелиссой Гарибальди – Франции, и только Арчибальд Ортега, который, как и я, был родом с Полуденных, полностью разделял мои чувства, равномерно распределённые по всей планете.
Впрочем, восторженно Арчибальд смотрел не только на Землю. Время от времени он украдкой бросал аналогичного содержания взгляды на Анн-Мари, а она отвечала ему благосклонными улыбками. Похоже, между ними намечался служебный роман. Если считать и меня с Ритой, то на нашем корабле было уже две парочки – многовато для такого небольшого экипажа. Но, с другой стороны, меня это радовало. В последние дни Ортега перестал смотреть на меня волком из-за Риты, и между нами наконец воцарились мир и дружба...
И всё-таки Шанкар не удержался. Правда, на этот раз он выразился немного иначе:
– Доживу ли я до того дня, когда смогу войти в священные воды Ганга?..
Вице-адмирал Клод Бриссо, который сопровождал нас в этой экскурсии по станции, отрывисто кивнул:
– Доживёте, сэр, не беспокойтесь. Мы всё-таки заставим этих мартышек освободить Землю. И очень скоро.
– Каким образом? – сразу поинтересовался Агаттияр. – Ведь вашу угрозу они не восприняли всерьёз.
– Следующую воспримут, – уверенно ответил дядя Рашели. – Вот дождёмся окончательного освобождения всех систем, предъявим им доказательства того, насколько мы сильны, а на десерт кое-что сообщим. Кое-что такое, от чего они сразу подожмут свои хвосты и дадут с Земли дёру.
– И что же именно? – не уступал профессор.
Вице-адмирал замялся:
– Пока это тайна. Большая тайна.
Рашель дёрнула его за рукав:
– Ну, дядя, расскажи! Пожалуйста.
Бриссо обвёл нас всех задумчивым взглядом и остановился на Анн-Мари. Та сказала:
– Мне известна эта тайна, вице-адмирал. Разумеется, неофициально, но из вполне надёжных источников.
Клод Бриссо покачал головой:
– Да уж, от вас, «эсбешников», ничего не утаишь... Ну ладно, так тому и быть, – сказал он, обращаясь прежде всего к Шанкару. – Вы полномочные представители наших союзников, так что... В общем, это новейшее бактериологическое оружие.
– Ого!.. – Лицо Агаттияра вытянулось. – Вы осмелитесь применить такую гадость? Заразить ею всю планету? А ведь последствия могут быть ещё почище ядерной бомбардировки.
– Только не в этом случае. Данные бактерии – результат многолетней работы наших ведущих биологов. Они были выведены ещё четверть века назад и с тех пор прошли надёжное тестирование. Они действуют крайне избирательно, только на организм габбаров, для всех других форм жизни, включая человека и даже близких родичей габбаров – земных горилл, они совершенно безвредны. Зато сами габбары мрут от них как мухи. После заражения фактически отсутствует инкубационный период, первые признаки болезни проявляются уже через полчаса, а спустя ещё три часа она поражает все их внутренние органы, после чего, в течение одного-двух часов, они дохнут. Кроме того, в генную структуру бактерий заложен специальный механизм, который в каком-то там тысячном поколении подавляет их репродуктивную способность, и все они гибнут, прекратив размножаться. Проще говоря, через шесть с половиной дней после атаки на Земле не останется ни одного габбара и ни единой «противогаббарской» бактерии.
Мне показалось, что Рашель сейчас запрыгает от восторга и станет хлопать в ладоши. Но ни того, ни другого она не сделала, просто на её лице отразилось глубокое, торжествующее удовлетворение.
«Господи! – подумал я. – Что они делают со своими детьми?!.»
– А как же риск мутаций, – не уступал Агаттияр. – Ведь мутировавшие бактерии могут не потерять репродуктивной способности. А потом приспособятся и к другим формам жизни.
– Нет, сэр, это исключено. Бактерии мутагенно устойчивые. Вдобавок в их ДНК привит специальный комплекс, который проверяет всю генную структуру и при малейшем отклонении уничтожает мутировавшую особь. Таких «контролёров» там несколько, и они как бы подстраховывают друг друга. Я же вам сказал, что работа над этим оружием велась четверть столетия, и учёные дают стопроцентную гарантию, что к исходу седьмого дня не останется ни единой бактерии.
Шанкар, который в течение всего этого разговора хранил молчание, наконец произнёс:
– Да, вице-адмирал, это весьма эффективное оружие. Но оно подобно джинну в бутылке – выпустишь его, а потом назад не загонишь. Я имею в виду не заражение Земли, тут я всё-таки склонен доверять вашим учёным, меня заботят социальные последствия такого акта. Боюсь, они будут не слишком положительные.
Клод Бриссо с мрачным видом кивнул:
– Целиком согласен с вами, месье Шанкар. Поэтому от души надеюсь, что до применения этого оружия дело не дойдёт и достаточно будет одной лишь угрозы.
2
Когда через час, осмотрев всю Землю целиком, мы уже собирались уходить, вице-адмирал Бриссо задержал меня:
– Капитан Матусевич, я хотел бы поговорить с вами лично.
Он провёл меня в соседнее со смотровым залом безлюдное помещение и сказал:
– Прежде всего, рад сообщить вам, что вы представлены к высшей государственной награде нашей планеты – Ордену Наполеона Бонапарта. Его вручают только за самые выдающиеся заслуги перед Террой-Галлией и всем человечеством.
– Но, сэр... – пробормотал я, застигнутый врасплох. – Я же не совершил ничего выдающегося. Я просто воевал как все – не хуже, но и не лучше.
– Ну, тут как сказать. Крейсер под вашим командованием был одним из лучших не только в бригаде и эскадре, но и во всём Первом Флоте. Впрочем, награждают вас не за это, а за то, что вы сделали на Махаварше. Благодаря вам, вашим решительным действиям, план верховного командования сработал безукоризненно, и ваша планета была освобождена с наименьшими потерями. По недавно полученным сведениям, ваше правительство тоже собирается наградить вас, но это уже его внутреннее дело. А мы намерены отметить ваши заслуги своей наградой.
Я был страшно смущён и растерян, однако сумел взять себя в руки и осторожно заметил:
– Профессор Агаттияр и господин Шанкар сделали не меньше меня.
– Мы уже говорили с ними об этом. Намекнули, что хотим наградить их, но оба безапелляционно заявили, что награды заслуживаете именно вы, что без вас ничего не получилось бы. Так что этот вопрос закрыт. – Клод Бриссо решительно махнул рукой, как бы подчёркивая, что больше обсуждать нечего. – Но, собственно, я хотел поговорить с вами о другом. Это чисто личное, семейное дело.
– Да?
– Так вот, при нашей первой встрече, увидев вас на экране, я был по-настоящему потрясён. Вы, наверное, не знаете этого...
– Знаю, сэр, – вежливо перебил его я, хотя старшего по званию, в общем-то, перебивать нельзя. Но сейчас между нами шёл чисто личный разговор. – Я успел увидеть фотографию капитана Леблана, прежде чем Рашель спрятала её.
Он кивнул:
– Ну, тогда мне будет легче рассказать всё остальное. После той первой встречи я был так заинтригован, что совершил небольшую бестактность, которая заключалась как в том, что я стал копаться в личной жизни других людей, так и в том, что использовал для этого своё служебное положение. Словом, я сделал запрос на Терру-Галлию и поручил одному доверенному человеку, кое-что разузнать о семье моего зятя Жофрея. Вчера я получил результаты его неформального расследования. И вкратце история такова. В 3461-ом году, когда началась война с Иными, некий Владимир Матусевич работал в посольстве Вилии на Терре-Галлии. У него был сын Стефан, шестнадцати лет, который учился в обычной галлийской школе, где училась и девушка по имени Жюли Леблан. Ребята дружили уже несколько лет, Стефан был частым гостем в семье Лебланов, а Жюли нередко бывала у Матусевичей. И те и другие родители подозревали, что между их детьми есть нечто гораздо большее, чем просто дружба. Однако с началом войны Владимир Матусевич отправил жену, сына и обеих дочерей на родину, полагая, что там они будут в большей безопасности, чем на Терре-Галлии. Но он жестоко просчитался – вскоре Вилия подверглась атаке вражеских войск, и в результате долгих и кровопролитных боёв планета была оккупирована. Как теперь выяснилось, из всей семьи Матусевичей уцелел только Стефан, который был депортирован на Махаваршу. Насколько я понимаю, он и был вашим предком. – Клод Бриссо сделал глубокую паузу, давая мне время осмыслить всё услышанное, после чего продолжил: – А между тем, через восемь с половиной месяцев после отъезда юного Стефана с Терры-Галлии у Жюли Леблан родился мальчик, которого она назвала Владом. Она не скрывала, чей это сын, и Владимир Матусевич принимал активное участие в воспитании внука, но так и не смог убедить Жюли дать малышу фамилию отца. Маленький Влад остался Лебланом, а Жофрей Леблан был внуком его внука. – Вице-адмирал развёл руками. – Вот и вся история, капитан. Ничего сверхъестественного в вашем сходстве с отцом Рашели нет. Это всего лишь ваши общие игрек-хромосомы, которые в пятом поколении выкинули такой конёк, сделав вас, дальних родственников, похожими как братья-близнецы.
Некоторое время я потрясённо молчал.
– Так значит... – через силу промолвил я. – Значит, мы с Рашелью не чужие. Она моя сколько-то-там-юродная племянница... Хотя нет, – уточнил я, сосчитав поколения своих предков. – Кузина. Далёкая кузина.
– Ну, это уже не имеет значения. Главное, что Рашель видит в вас своего отца. Я это заподозрил сразу, а позже убедился окончательно. Детская психология отрицает смерть, вернее, не хочет её принимать как данность; она ищет любую лазейку, малейшую зацепку, чтобы оспорить её существование. А ваша встреча – с точки зрения теории вероятностей уникальное событие! – дала Рашели не только зацепку. Для неё это стало подарком судьбы, и где-то на подсознательном уровне она воспринимает вас как своего отца. Не как замену ему, вроде любимого дядюшки, не как суррогат, наподобие отчима, а как самого что ни на есть настоящего отца. – Клод Бриссо проницательно посмотрел на меня. – Я скажу вам ещё кое-что, капитан. Вы не только похожи на Жофрея внешне. Вы такой же по своему характеру, складу ума, у вас необычайно схожие голоса, мимика, жестикуляция и даже одинаковая манера управления кораблём. Если бы я верил в чудеса, то, право же, решил бы, что вы и есть Жофрей Леблан – воскресший и помолодевший лет на пять.
– Капитан Матусевич, я хотел бы поговорить с вами лично.
Он провёл меня в соседнее со смотровым залом безлюдное помещение и сказал:
– Прежде всего, рад сообщить вам, что вы представлены к высшей государственной награде нашей планеты – Ордену Наполеона Бонапарта. Его вручают только за самые выдающиеся заслуги перед Террой-Галлией и всем человечеством.
– Но, сэр... – пробормотал я, застигнутый врасплох. – Я же не совершил ничего выдающегося. Я просто воевал как все – не хуже, но и не лучше.
– Ну, тут как сказать. Крейсер под вашим командованием был одним из лучших не только в бригаде и эскадре, но и во всём Первом Флоте. Впрочем, награждают вас не за это, а за то, что вы сделали на Махаварше. Благодаря вам, вашим решительным действиям, план верховного командования сработал безукоризненно, и ваша планета была освобождена с наименьшими потерями. По недавно полученным сведениям, ваше правительство тоже собирается наградить вас, но это уже его внутреннее дело. А мы намерены отметить ваши заслуги своей наградой.
Я был страшно смущён и растерян, однако сумел взять себя в руки и осторожно заметил:
– Профессор Агаттияр и господин Шанкар сделали не меньше меня.
– Мы уже говорили с ними об этом. Намекнули, что хотим наградить их, но оба безапелляционно заявили, что награды заслуживаете именно вы, что без вас ничего не получилось бы. Так что этот вопрос закрыт. – Клод Бриссо решительно махнул рукой, как бы подчёркивая, что больше обсуждать нечего. – Но, собственно, я хотел поговорить с вами о другом. Это чисто личное, семейное дело.
– Да?
– Так вот, при нашей первой встрече, увидев вас на экране, я был по-настоящему потрясён. Вы, наверное, не знаете этого...
– Знаю, сэр, – вежливо перебил его я, хотя старшего по званию, в общем-то, перебивать нельзя. Но сейчас между нами шёл чисто личный разговор. – Я успел увидеть фотографию капитана Леблана, прежде чем Рашель спрятала её.
Он кивнул:
– Ну, тогда мне будет легче рассказать всё остальное. После той первой встречи я был так заинтригован, что совершил небольшую бестактность, которая заключалась как в том, что я стал копаться в личной жизни других людей, так и в том, что использовал для этого своё служебное положение. Словом, я сделал запрос на Терру-Галлию и поручил одному доверенному человеку, кое-что разузнать о семье моего зятя Жофрея. Вчера я получил результаты его неформального расследования. И вкратце история такова. В 3461-ом году, когда началась война с Иными, некий Владимир Матусевич работал в посольстве Вилии на Терре-Галлии. У него был сын Стефан, шестнадцати лет, который учился в обычной галлийской школе, где училась и девушка по имени Жюли Леблан. Ребята дружили уже несколько лет, Стефан был частым гостем в семье Лебланов, а Жюли нередко бывала у Матусевичей. И те и другие родители подозревали, что между их детьми есть нечто гораздо большее, чем просто дружба. Однако с началом войны Владимир Матусевич отправил жену, сына и обеих дочерей на родину, полагая, что там они будут в большей безопасности, чем на Терре-Галлии. Но он жестоко просчитался – вскоре Вилия подверглась атаке вражеских войск, и в результате долгих и кровопролитных боёв планета была оккупирована. Как теперь выяснилось, из всей семьи Матусевичей уцелел только Стефан, который был депортирован на Махаваршу. Насколько я понимаю, он и был вашим предком. – Клод Бриссо сделал глубокую паузу, давая мне время осмыслить всё услышанное, после чего продолжил: – А между тем, через восемь с половиной месяцев после отъезда юного Стефана с Терры-Галлии у Жюли Леблан родился мальчик, которого она назвала Владом. Она не скрывала, чей это сын, и Владимир Матусевич принимал активное участие в воспитании внука, но так и не смог убедить Жюли дать малышу фамилию отца. Маленький Влад остался Лебланом, а Жофрей Леблан был внуком его внука. – Вице-адмирал развёл руками. – Вот и вся история, капитан. Ничего сверхъестественного в вашем сходстве с отцом Рашели нет. Это всего лишь ваши общие игрек-хромосомы, которые в пятом поколении выкинули такой конёк, сделав вас, дальних родственников, похожими как братья-близнецы.
Некоторое время я потрясённо молчал.
– Так значит... – через силу промолвил я. – Значит, мы с Рашелью не чужие. Она моя сколько-то-там-юродная племянница... Хотя нет, – уточнил я, сосчитав поколения своих предков. – Кузина. Далёкая кузина.
– Ну, это уже не имеет значения. Главное, что Рашель видит в вас своего отца. Я это заподозрил сразу, а позже убедился окончательно. Детская психология отрицает смерть, вернее, не хочет её принимать как данность; она ищет любую лазейку, малейшую зацепку, чтобы оспорить её существование. А ваша встреча – с точки зрения теории вероятностей уникальное событие! – дала Рашели не только зацепку. Для неё это стало подарком судьбы, и где-то на подсознательном уровне она воспринимает вас как своего отца. Не как замену ему, вроде любимого дядюшки, не как суррогат, наподобие отчима, а как самого что ни на есть настоящего отца. – Клод Бриссо проницательно посмотрел на меня. – Я скажу вам ещё кое-что, капитан. Вы не только похожи на Жофрея внешне. Вы такой же по своему характеру, складу ума, у вас необычайно схожие голоса, мимика, жестикуляция и даже одинаковая манера управления кораблём. Если бы я верил в чудеса, то, право же, решил бы, что вы и есть Жофрей Леблан – воскресший и помолодевший лет на пять.
3
С завтрашнего дня мы, в составе своей бригады, только что переведённой с уже свободного от чужаков Марса, подключались к патрулированию Земли. Но сегодня у нашей команды была увольнительная, и каждый из нас делал, что хотел. Так, например, Лайф Сигурдсон по своему обыкновению засел за виртуальные тренажёры, оттачивая технику пилотирования современными кораблями. Хотя, надо сказать, это было излишне: как верно подметил Агаттияр ещё на пути от Звезды Дашкова до Пси Козерога, за прошедшие тысячу лет никакого качественного скачка в развитии человеческой цивилизации не произошло, и высококлассный пилот из начала XXVII века оставался таким же высококлассным пилотом и в конце века XXXVI. А Сигурдсон, безусловно, был пилотом самого высокого класса. Пилотом, что называется, от Бога. Как и я сам, замечу без ложной скромности.
Мелисса же перебрала на себя часть Ритиных обязанностей и теперь заведовала камбузом и всем бытовым хозяйством «Зари Свободы». Готовила она ничуть не хуже Риты и вообще превратила корабль в уютное гнёздышко. Поэтому до недавнего времени я искренне считал её обычной домохозяйкой, решившей попутешествовать с другом семьи на его личной яхте. Но тут я глубоко заблуждался. К моему удивлению, обнаружилось, что на самом деле Мелисса была писательницей, притом довольно популярной в свою эпоху. Она-то и в полёт отправилась ради того, чтобы набраться новых впечатлений для очередной книги.
Всё это я выяснил лишь несколько дней назад, ещё когда мы воевали в окрестностях Марса. Во время увольнительной я просто так, ради чистого интереса, сделал в станционной инфосети запрос на Лайфа Сигурдсона и Мелиссу Гарибальди, соответственно граждан Норвегии и Франции, живших на рубеже XXVI и XXVII веков. Про Лайфа ничего не нашлось, зато на запрос о Мелиссе я получил из бортовой библиотеки короткую биографическую справку, а также список из девяти романов и семи киносценариев, названия которых явственно свидетельствовали об их принадлежности к приключенческому жанру. Тогда мне стало ясно, чем занималась Мелисса, когда почти всё свободное время проводила в каюте, сидя за терминалом. Она писала – но не дневник, как я думал раньше, а новую книгу. Пользуясь своей прерогативой капитана, я, конечно, мог бы получить доступ к её текстам и прочитать их при помощи компьютерного переводчика, но совесть не позволяла мне злоупотреблять своим служебным положением для удовлетворения неуместного любопытства.
Лишь сегодня, заглянув на камбуз и застав её одну, я набрался решительности и спросил у Мелиссы, о чём она сейчас пишет. Женщина ничем не выдала своего удивления моей осведомлённостью и с улыбкой ответила:
– Сейчас я пишу правду. Впервые за всю свою жизнь я пишу одну правду и ничего, кроме правды. Ну, разве что приправленную небольшой толикой авторской фантазии, без этого не обойтись. Я ещё не решила, как будет называться роман, но начинается он на вашей родной планете Махаварше. В первой главе лётчик, мечтающий о звёздах, встречает в аэропорту девочку со звёзд. Они ещё не знают друг о друге самого главного: девочка – того, что лётчик мечтает о звёздах, а он – что она принесла эти звёзды с собой. Тем не менее, даже не зная об этом, они влюбляются друг в друга с первого взгляда – но не как мужчина и женщина, а как отец и дочь.
Я вопросительно посмотрел на неё:
– Неужели это так заметно?
Улыбка Мелиссы сделалась слегка снисходительной:
– Ради Бога, Стас! Этого не заметит только слепой. Да и то вряд ли...
Из камбуза я пошёл было к Рашели, собираясь немного посидеть с ней и поболтать – всё равно о чём, мне нравилось беседовать с ней на любую тему, даже о маленьком рыжем котёнке, с которым она дружила в четырёхлетнем возрасте. К моему огорчению, девочка как раз спала, утомлённая длительной прогулкой по станции. Я не решился её будить и вместо этого направился в медсанчасть.
Как я и ожидал, Рита была там – почему-то она предпочитала лазарет своей каюте. Сидя на диване, она читала какую-то книгу и, когда я вошёл, встретила меня какой-то вымученной, немного напряжённой улыбкой.
– Ты тоже устала? – спросил я, присев рядом с ней на диван и обнял её за талию.
– Да так, немного, – рассеянно ответила она.
– Так давай отдохнём, – предложил я. – Вместе. И активно.
Я хотел было поцеловать её, но Рита проворно уклонилась и убрала мою руку со своей талии.
– Нет, дорогой, сейчас неподходящее время. Да и вообще... – она умолкла в нерешительности.
– Что «вообще»?
Рита потупила глаза.
– Ну... я думаю, что пора с этим завязывать. Терапия оказалась успешной, однако не стоит ею злоупотреблять.
– Что ты такое говоришь?! – Я поражённо уставился на неё. – Для тебя это была только терапия? Ты просто лечила меня?
Она покачала головой:
– Нет, Стас, это была не только терапия. Наши отношения значили для меня больше, гораздо больше, но... но дальше я не могу. Просто не могу.
– Чего ты не можешь? – всё ещё не понимая ничего, спросил я.
– Не могу дальше выносить ревность Рашели – тихую, затаённую, но очень лютую. Это выше моих сил. Я не хочу становиться между вами.
– О, Боже... Она что, знает о нас?
– Да, знает. Она сразу обо всём догадалась. А ты даже не заметил?
– Нет, – ошарашено пробормотал я. – Не заметил. Я думал, Рашель ничего не знает.
– Знает-знает. И ей это страшно не нравится. Она видит в тебе своего отца, а наши с тобой отношения никак не вписываются в эту картину. С её точки зрения ты изменяешь ей – с какой-то незнакомой, посторонней женщиной. Это очень ранит её.
Я откинулся на спинку дивана и закрыл ладонями лицо.
– Господи, что же делать? Ведь я... я, кажется, начинаю влюбляться в тебя. Я думал, что наконец встретил женщину, о которой мечтал всю...
– Молчи! – перебила меня Рита с мукой в голосе. – Ты встретил меня слишком поздно. Перед этим ты уже повстречал девочку, о которой мечтал многие годы. Девочку, которая воплотила в себе твой идеал дочки. А я в вашей компании оказалась третьей лишней.
– Но...
– Никаких «но», Стас. В этой ситуации нет места для компромиссов. Ты должен отказаться либо от меня, либо от Рашели. Третьего не дано.
Я посмотрел Рите в глаза. Там я увидел слёзы, боль и отчаяние. А за ними робко прятались нежность и любовь. Та самая любовь, которую я так долго искал. Наконец-то я нашёл её. Однако...
– Я не могу отказаться от Рашели, – тихо, почти шёпотом произнёс я. – Не могу...
– Да, – обречённо кивнула она. – Я это знаю.
Мелисса же перебрала на себя часть Ритиных обязанностей и теперь заведовала камбузом и всем бытовым хозяйством «Зари Свободы». Готовила она ничуть не хуже Риты и вообще превратила корабль в уютное гнёздышко. Поэтому до недавнего времени я искренне считал её обычной домохозяйкой, решившей попутешествовать с другом семьи на его личной яхте. Но тут я глубоко заблуждался. К моему удивлению, обнаружилось, что на самом деле Мелисса была писательницей, притом довольно популярной в свою эпоху. Она-то и в полёт отправилась ради того, чтобы набраться новых впечатлений для очередной книги.
Всё это я выяснил лишь несколько дней назад, ещё когда мы воевали в окрестностях Марса. Во время увольнительной я просто так, ради чистого интереса, сделал в станционной инфосети запрос на Лайфа Сигурдсона и Мелиссу Гарибальди, соответственно граждан Норвегии и Франции, живших на рубеже XXVI и XXVII веков. Про Лайфа ничего не нашлось, зато на запрос о Мелиссе я получил из бортовой библиотеки короткую биографическую справку, а также список из девяти романов и семи киносценариев, названия которых явственно свидетельствовали об их принадлежности к приключенческому жанру. Тогда мне стало ясно, чем занималась Мелисса, когда почти всё свободное время проводила в каюте, сидя за терминалом. Она писала – но не дневник, как я думал раньше, а новую книгу. Пользуясь своей прерогативой капитана, я, конечно, мог бы получить доступ к её текстам и прочитать их при помощи компьютерного переводчика, но совесть не позволяла мне злоупотреблять своим служебным положением для удовлетворения неуместного любопытства.
Лишь сегодня, заглянув на камбуз и застав её одну, я набрался решительности и спросил у Мелиссы, о чём она сейчас пишет. Женщина ничем не выдала своего удивления моей осведомлённостью и с улыбкой ответила:
– Сейчас я пишу правду. Впервые за всю свою жизнь я пишу одну правду и ничего, кроме правды. Ну, разве что приправленную небольшой толикой авторской фантазии, без этого не обойтись. Я ещё не решила, как будет называться роман, но начинается он на вашей родной планете Махаварше. В первой главе лётчик, мечтающий о звёздах, встречает в аэропорту девочку со звёзд. Они ещё не знают друг о друге самого главного: девочка – того, что лётчик мечтает о звёздах, а он – что она принесла эти звёзды с собой. Тем не менее, даже не зная об этом, они влюбляются друг в друга с первого взгляда – но не как мужчина и женщина, а как отец и дочь.
Я вопросительно посмотрел на неё:
– Неужели это так заметно?
Улыбка Мелиссы сделалась слегка снисходительной:
– Ради Бога, Стас! Этого не заметит только слепой. Да и то вряд ли...
Из камбуза я пошёл было к Рашели, собираясь немного посидеть с ней и поболтать – всё равно о чём, мне нравилось беседовать с ней на любую тему, даже о маленьком рыжем котёнке, с которым она дружила в четырёхлетнем возрасте. К моему огорчению, девочка как раз спала, утомлённая длительной прогулкой по станции. Я не решился её будить и вместо этого направился в медсанчасть.
Как я и ожидал, Рита была там – почему-то она предпочитала лазарет своей каюте. Сидя на диване, она читала какую-то книгу и, когда я вошёл, встретила меня какой-то вымученной, немного напряжённой улыбкой.
– Ты тоже устала? – спросил я, присев рядом с ней на диван и обнял её за талию.
– Да так, немного, – рассеянно ответила она.
– Так давай отдохнём, – предложил я. – Вместе. И активно.
Я хотел было поцеловать её, но Рита проворно уклонилась и убрала мою руку со своей талии.
– Нет, дорогой, сейчас неподходящее время. Да и вообще... – она умолкла в нерешительности.
– Что «вообще»?
Рита потупила глаза.
– Ну... я думаю, что пора с этим завязывать. Терапия оказалась успешной, однако не стоит ею злоупотреблять.
– Что ты такое говоришь?! – Я поражённо уставился на неё. – Для тебя это была только терапия? Ты просто лечила меня?
Она покачала головой:
– Нет, Стас, это была не только терапия. Наши отношения значили для меня больше, гораздо больше, но... но дальше я не могу. Просто не могу.
– Чего ты не можешь? – всё ещё не понимая ничего, спросил я.
– Не могу дальше выносить ревность Рашели – тихую, затаённую, но очень лютую. Это выше моих сил. Я не хочу становиться между вами.
– О, Боже... Она что, знает о нас?
– Да, знает. Она сразу обо всём догадалась. А ты даже не заметил?
– Нет, – ошарашено пробормотал я. – Не заметил. Я думал, Рашель ничего не знает.
– Знает-знает. И ей это страшно не нравится. Она видит в тебе своего отца, а наши с тобой отношения никак не вписываются в эту картину. С её точки зрения ты изменяешь ей – с какой-то незнакомой, посторонней женщиной. Это очень ранит её.
Я откинулся на спинку дивана и закрыл ладонями лицо.
– Господи, что же делать? Ведь я... я, кажется, начинаю влюбляться в тебя. Я думал, что наконец встретил женщину, о которой мечтал всю...
– Молчи! – перебила меня Рита с мукой в голосе. – Ты встретил меня слишком поздно. Перед этим ты уже повстречал девочку, о которой мечтал многие годы. Девочку, которая воплотила в себе твой идеал дочки. А я в вашей компании оказалась третьей лишней.
– Но...
– Никаких «но», Стас. В этой ситуации нет места для компромиссов. Ты должен отказаться либо от меня, либо от Рашели. Третьего не дано.
Я посмотрел Рите в глаза. Там я увидел слёзы, боль и отчаяние. А за ними робко прятались нежность и любовь. Та самая любовь, которую я так долго искал. Наконец-то я нашёл её. Однако...
– Я не могу отказаться от Рашели, – тихо, почти шёпотом произнёс я. – Не могу...
– Да, – обречённо кивнула она. – Я это знаю.
4
На следующее утро, когда мы уже находились в предстартовой готовности, ожидая приказа отшвартоваться от станции, на связь с нами вышел сам главнокомандующий флотом, адмирал-фельдмаршал Дюбарри, и распорядился отменить старт. Меня, Шанкара, Агаттияра и Ортегу он пригласил к себе на флагман, а остальным членам нашего экипажа дал увольнительную на неопределённый срок, вплоть до особого распоряжения.
Полёт на быстроходном катере к флагманскому линкору Первого Флота Освобождения занял не более четверти часа. Там, прямо у швартовочного терминала, нас встретил адъютант адмирала-фельдмаршала и провёл в конференц-зал корабля, где, помимо самого главнокомандующего, находилось ещё несколько высших офицеров, включая Клода Бриссо, а также трое штатских. В момент нашего появления они что-то живо обсуждали, причём во главе стола сидел не Дюбарри, а один из штатских – среднего роста худощавый мужчина лет шестидесяти, скуластый, темноволосый, с проницательными серыми глазами и высоким выпуклым лбом.
Когда мы вошли, большинство военных, поприветствовав нас, быстро покинули конференц-зал, и с нами остались лишь трое штатских да ещё адмирал-фельдмаршал Дюбарри с вице-адмиралом Бриссо. Мужчина, который председательствовал на недавнем совещании, поднялся со своего кресла и энергично пожал нам руки – сначала Шанкару, потом Агаттияру и мне, а после нас уже Ортеге.
– Меня зовут Поль Карно, – представился он. – Я министр иностранных дел Терры-Галлии и, по совместительству, глава временной администрации Земли и Солнечной системы. Прошу вас, присаживайтесь, господа.
Пока мы устраивались в предложенных нам креслах, Дюбарри счёл своим долгом объяснить:
– О прибытии господина министра нам стало известно ещё вчера вечером, но о вашем новом статусе мы узнали лишь два часа назад, когда его корабль долетел до Земли. Иначе мы предупредили бы вас заблаговременно.
– Что за новый статус? – поинтересовался Шанкар.
Поль Карно сделал нетерпеливый жест рукой.
– Давайте обо всём по порядку. – И прежде всего он представил нам двух других штатских, которые, как и следовало ожидать, оказались первым и вторым заместителями министра иностранных дел. Затем Карно продолжил: – Наше ведомство было восстановлено совсем недавно, с началом операции «Освобождение», но до этого весь наш штат почти в полном составе руководил секретным проектом «Ответный удар». На Землю я направлен не только в качестве главы временной администрации, но и для подготовки встречи на высшем уровне руководства всех освобождённых планет. Мы решили провести её здесь, а не на Терре-Галлии, как предполагалось вначале. Это будет более символично.
Шанкар хмыкнул, но ничего не сказал. Впрочем, и так было ясно, о чём он подумал: ведь Земля-то по-прежнему во власти габбаров.
Выдержав паузу в ожидании реплики Шанкара, министр заговорил снова:
– В ближайшие дни в Солнечную систему должны прибыть полномочные представители правительств других государств для проведения предварительных консультаций. Что касается вашей родины, Махаварши, то она со своим представительством уже определилась: главой делегации назначен месье Раджив Шанкар, а его помощниками – господа Агаттияр, Матусевич и Ортега. Что касается мадемуазель Агаттияр, то в соответствующем постановлении вашего правительства она фигурирует в качестве переводчика, но на нашу первую встречу мы решили её не приглашать, поскольку все присутствующие здесь более или менее сносно изъясняются по-английски.
Слова «более или менее сносно» были явным преуменьшением – Поль Карно говорил настолько бегло и безукоризненно, что если бы не «месье» и «мадемуазель», его можно было бы принять за уроженца Полуденных островов.
– Кто сейчас возглавляет наше правительство? – спросил Шанкар.
– Сам император Махаварши. По имеющимся у нас сведениям, все ключевые посты в новом кабинете заняли руководители Сопротивления.
«Значит, ему всё-таки не удалось удержаться в тени», – подумал я.
А вот Шанкар удовлетворённо кивнул:
– Это правильно, так и должно быть. Как я понимаю, господин министр, наша система уже полностью очищена от чужаков?
– Да, сэр. Несколько эскадрилий лёгких кораблей спрятались было в метеоритном поясе, но нам удалось убедить их капитулировать. Нереи-пятидесятники и дварки, в общем, здравомыслящие существа, они быстро поняли безнадёжность своего положения и предпочли сдаться. То, что мы полностью закупорили каналы, предотвратив даже возможность прибытия подкрепления, произвело на них очень сильное впечатление.
– На нас, кстати, тоже, – признался Шанкар. – Интересно, как давно вы это умеете? Двадцать лет? Пятьдесят? Восемьдесят? Или, может, с самого начала? Хотя последнее вряд ли. Скорее, я поставил бы на семьдесят лет.
Все пятеро наших собеседников уставились на него с таким видом, словно этот девяностолетний старик совершил перед ними несколько умопомрачительных кульбитов, а потом прошёлся колесом по всему конференц-залу.
Первым опомнился адмирал-фельдмаршал и грозно посмотрел на Клода Бриссо:
– C’est vous, qu’a laissееchapper?17
Тот страстно принялся открещиваться от своей причастности к утечке информации, но Шанкар перебил его:
– Успокойтесь, господа. Мне никто об этом не говорил, я сам обо всём догадался. Я много прожил на свете, у меня богатый опыт подпольной деятельности, и я за версту чую, где пахнет конспирацией. Так когда же вы научились закупоривать каналы?
Министр подумал немного, затем вздохнул, словно бы говоря: «Была не была!», и ответил:
– Да, вы правы, месье Шанкар. Мы знали, что рано или поздно об этом догадаются, однако не думали, что это произойдёт так быстро и разоблачит нас человек со стороны. Способ закупорки каналов существует уже семьдесят три года.
– И тогда же, – продолжал высказывать свои догадки Шанкар, – вы добились резкого снижения расхода энергии на сжатие каналов. И научились фиксировать их новое расположение в стационарном состоянии, не требующем дальнейшей энергетической подпитки.
– Совершенно верно. Именно тогда нашими учёными была разработана новая технология управления каналами. Она основывалась на тех же фундаментальных принципах, но её реализация была совсем другой. С тех пор наши излучатели способны воздействовать не только на отдельные каналы, но и на всю дром-зону целиком, меняя её конфигурацию и физические характеристики. С прежней энергоёмкой технологией мы просто не смогли бы справиться со всеми ста миллиардами каналов.
Полёт на быстроходном катере к флагманскому линкору Первого Флота Освобождения занял не более четверти часа. Там, прямо у швартовочного терминала, нас встретил адъютант адмирала-фельдмаршала и провёл в конференц-зал корабля, где, помимо самого главнокомандующего, находилось ещё несколько высших офицеров, включая Клода Бриссо, а также трое штатских. В момент нашего появления они что-то живо обсуждали, причём во главе стола сидел не Дюбарри, а один из штатских – среднего роста худощавый мужчина лет шестидесяти, скуластый, темноволосый, с проницательными серыми глазами и высоким выпуклым лбом.
Когда мы вошли, большинство военных, поприветствовав нас, быстро покинули конференц-зал, и с нами остались лишь трое штатских да ещё адмирал-фельдмаршал Дюбарри с вице-адмиралом Бриссо. Мужчина, который председательствовал на недавнем совещании, поднялся со своего кресла и энергично пожал нам руки – сначала Шанкару, потом Агаттияру и мне, а после нас уже Ортеге.
– Меня зовут Поль Карно, – представился он. – Я министр иностранных дел Терры-Галлии и, по совместительству, глава временной администрации Земли и Солнечной системы. Прошу вас, присаживайтесь, господа.
Пока мы устраивались в предложенных нам креслах, Дюбарри счёл своим долгом объяснить:
– О прибытии господина министра нам стало известно ещё вчера вечером, но о вашем новом статусе мы узнали лишь два часа назад, когда его корабль долетел до Земли. Иначе мы предупредили бы вас заблаговременно.
– Что за новый статус? – поинтересовался Шанкар.
Поль Карно сделал нетерпеливый жест рукой.
– Давайте обо всём по порядку. – И прежде всего он представил нам двух других штатских, которые, как и следовало ожидать, оказались первым и вторым заместителями министра иностранных дел. Затем Карно продолжил: – Наше ведомство было восстановлено совсем недавно, с началом операции «Освобождение», но до этого весь наш штат почти в полном составе руководил секретным проектом «Ответный удар». На Землю я направлен не только в качестве главы временной администрации, но и для подготовки встречи на высшем уровне руководства всех освобождённых планет. Мы решили провести её здесь, а не на Терре-Галлии, как предполагалось вначале. Это будет более символично.
Шанкар хмыкнул, но ничего не сказал. Впрочем, и так было ясно, о чём он подумал: ведь Земля-то по-прежнему во власти габбаров.
Выдержав паузу в ожидании реплики Шанкара, министр заговорил снова:
– В ближайшие дни в Солнечную систему должны прибыть полномочные представители правительств других государств для проведения предварительных консультаций. Что касается вашей родины, Махаварши, то она со своим представительством уже определилась: главой делегации назначен месье Раджив Шанкар, а его помощниками – господа Агаттияр, Матусевич и Ортега. Что касается мадемуазель Агаттияр, то в соответствующем постановлении вашего правительства она фигурирует в качестве переводчика, но на нашу первую встречу мы решили её не приглашать, поскольку все присутствующие здесь более или менее сносно изъясняются по-английски.
Слова «более или менее сносно» были явным преуменьшением – Поль Карно говорил настолько бегло и безукоризненно, что если бы не «месье» и «мадемуазель», его можно было бы принять за уроженца Полуденных островов.
– Кто сейчас возглавляет наше правительство? – спросил Шанкар.
– Сам император Махаварши. По имеющимся у нас сведениям, все ключевые посты в новом кабинете заняли руководители Сопротивления.
«Значит, ему всё-таки не удалось удержаться в тени», – подумал я.
А вот Шанкар удовлетворённо кивнул:
– Это правильно, так и должно быть. Как я понимаю, господин министр, наша система уже полностью очищена от чужаков?
– Да, сэр. Несколько эскадрилий лёгких кораблей спрятались было в метеоритном поясе, но нам удалось убедить их капитулировать. Нереи-пятидесятники и дварки, в общем, здравомыслящие существа, они быстро поняли безнадёжность своего положения и предпочли сдаться. То, что мы полностью закупорили каналы, предотвратив даже возможность прибытия подкрепления, произвело на них очень сильное впечатление.
– На нас, кстати, тоже, – признался Шанкар. – Интересно, как давно вы это умеете? Двадцать лет? Пятьдесят? Восемьдесят? Или, может, с самого начала? Хотя последнее вряд ли. Скорее, я поставил бы на семьдесят лет.
Все пятеро наших собеседников уставились на него с таким видом, словно этот девяностолетний старик совершил перед ними несколько умопомрачительных кульбитов, а потом прошёлся колесом по всему конференц-залу.
Первым опомнился адмирал-фельдмаршал и грозно посмотрел на Клода Бриссо:
– C’est vous, qu’a laissееchapper?17
Тот страстно принялся открещиваться от своей причастности к утечке информации, но Шанкар перебил его:
– Успокойтесь, господа. Мне никто об этом не говорил, я сам обо всём догадался. Я много прожил на свете, у меня богатый опыт подпольной деятельности, и я за версту чую, где пахнет конспирацией. Так когда же вы научились закупоривать каналы?
Министр подумал немного, затем вздохнул, словно бы говоря: «Была не была!», и ответил:
– Да, вы правы, месье Шанкар. Мы знали, что рано или поздно об этом догадаются, однако не думали, что это произойдёт так быстро и разоблачит нас человек со стороны. Способ закупорки каналов существует уже семьдесят три года.
– И тогда же, – продолжал высказывать свои догадки Шанкар, – вы добились резкого снижения расхода энергии на сжатие каналов. И научились фиксировать их новое расположение в стационарном состоянии, не требующем дальнейшей энергетической подпитки.
– Совершенно верно. Именно тогда нашими учёными была разработана новая технология управления каналами. Она основывалась на тех же фундаментальных принципах, но её реализация была совсем другой. С тех пор наши излучатели способны воздействовать не только на отдельные каналы, но и на всю дром-зону целиком, меняя её конфигурацию и физические характеристики. С прежней энергоёмкой технологией мы просто не смогли бы справиться со всеми ста миллиардами каналов.