Автор неизвестен. Бог света

Хауканы, которую Сиддхарта позаимствовал раньше.
Сев на свою кобылу, принц наблюдал за отъездом Шенна, затем
повернулся к своим людям и сказал достаточно громко, чтобы слышали и те,
кто ждал в стороне от дороги:
- Нас войдет девять человек. Два звука рога - и войдут остальные.
Если будет сопротивление, предложите им там быть более осторожными, потому
что еще три звука рога приведут с холмов пятьдесят копьеносцев. Это дворец
отдыха, а не крепость, где проводятся сражения. Захватите в плен Мастеров.
Не портите их машины и не позволяйте никому это делать. Если сопротивления
не будет - все хорошо. Если же будет, мы пройдем через Дворец и Зал Кармы,
как ребенок через муравейник. Удачи вам! И ни одного бога с вами!
Он повернул лошадь и поехал по дороге, а восемь воинов тихонько пели
за его спиной.


Принц проехал через ворота. Они были открыты и никем не охранялись.
Он тут же подумал о тайной защите, которую Страк мог не заметить.
Двор был ухожен и частично замощен. В большом саду работали слуги.
Принц искал место, где могло быть оружие, но не увидел. Слуги глянули на
него, когда он появился, но работы не прервали.
В дальнем конце двора был черный каменный Зал. Принц направился к
нему, его всадники следовали за ним, пока его не окликнули со ступеней
дворца, справа.
Он натянул поводья и повернулся. Он увидел человека в черной одежде с
желтым кругом на груди и с посохом эбенового дерева. Человек был высок,
тяжел, с заплывшими глазами. Он не повторил оклика, просто стоял и ждал.
Принц направил лошадь к подножию широкой лестницы.
- Я хочу говорить с Мастерами Кармы, - сказал он.
- Тебе назначено? - спросил человек.
- Нет, но у меня важное дело.
- Тогда жалею, что ты напрасно проехался. Назначение обязательно. Ты
можешь договориться о нем в любом храме Махартхи.
Он стукнул посохом о ступеньку, повернулся и пошел прочь.
- Выкорчуйте этот сад, - сказал принц своим людям, - срежьте молодые
деревья, свалите все вместе и подожгите.
Человек в черном остановился и снова обернулся. У подножия лестницы
стоял только один принц: его люди уже двинулись к саду.
- Ты не можешь этого сделать, - сказал человек.
Принц улыбнулся. Его люди спешились и начали рубить кустарник, шагая
прямо по цветочным грядкам.
- Вели им остановиться!
- А зачем? Я пришел говорить с Мастерами Кармы, а ты сказал мне, что
я не могу. А я говорю, что могу и буду. Посмотрим, кто из нас прав.
- Прикажи им остановиться, а я передам Мастерам твое сообщение.
- Остановитесь! - крикнул им принц, - но будьте готовы начать снова.
Человек в черном поднялся по лестнице и исчез во дворце. Принц
потрогал рог, висевший на шнурке на его шее.
Через короткое время в дверях показались вооруженные люди. Принц
поднял рог и дважды дунул в него.
Люди носили кожаные кольчуги - кое-кто поспешно застегивал ее - и
такие же шлемы. Правые руки были обернуты мягкой прокладкой до локтя, на
небольших овальных щитах красовался герб - желтое колесо на черном поле.
Они были вооружены длинными изогнутыми клинками. Они заняли всю лестницу и
остановились, как бы ожидая приказов.
Человек в черном снова появился на верхней площадке и сказал:
- Итак, если у тебя есть что передать Мастерам - говори!
- Ты Мастер? - спросил принц.
- Да.
- Видимо, ты рангом ниже всех остальных, если тебе приходится
выполнять обязанности привратника. Дай мне поговорить со старшим Мастером.
- Ты поплатишься за свою наглость и в этой жизни, и в следующей, -
заметил Мастер.
Через ворота въехали три дюжины копьеносцев и выстроились по бокам
принца. Те восемь человек, что начали было громить сад, снова сели на
лошадей и двинулись к строю, положив на колени обнаженные клинки.
- Не въехать ли нам во дворец на конских спинах? - спросил принц. -
Или ты вызовешь других Мастеров, с которыми я желаю иметь разговор?
На лестнице стояло человек восемьдесят с клинками в руках. Мастер
прикинул равновесие сил и решил оставить все как есть.
- Не поднимай шум, - сказал он, - потому что мои люди защищаются
особенно страшным образом. Подожди моего возвращения. Я вызову остальных.
Принц набил трубку и закурил. Его люди сидели как статуи, с копьями
наготове. На лицах пеших солдат, стоявших в первом ряду на лестнице,
выразилось явное облегчение.
Принц, чтобы провести время, оглядел своих копьеносцев.
- Не думайте показать свою ловкость, как делали при последней осаде
Капила. Цельтесь в грудь, а не в голову. А также не вздумайте заниматься
обычным увечьем - ранить и убивать; это святое место, и его нельзя
осквернять таким способом. Но с другой стороны, - добавил он, - я приму за
личный выпад, если не окажется десяти пленников для жертвоприношения
Ниррити Черному, моему личному покровителю - конечно, вне этих стен, а
там, где наблюдение за Темным Пиром не ляжет так тяжело на нас...
Справа раздался звон: пеший солдат, не спускавший глаз с копья
Страка, потерял сознание и упал с нижней ступени лестницы.
- Остановитесь! - закричала фигура в черном, появившаяся на верху
лестницы в сопровождении шести других, одетых так же. - Не оскверняйте
кровопролитием Дворец Кармы. Кровь этого упавшего воина уже...
- Бросится ему в щеки, - докончил принц, - когда он придет в себя,
потому что он не убит.
- Что ты хочешь? - обратилась к нему фигура в черном, среднего роста,
но громадного объема; она стояла как огромная черная бочка, с посохом -
черной громовой стрелой.
- Я насчитал семерых, - ответил принц, - а знаю, что здесь живут
десять Мастеров. Где еще трое?
- Они сейчас на обслуживании в читальных комнатах Махартхи. Чего ты
хочешь от нас?
- Ты здесь главный?
- Главным здесь является Колесо Закона.
- А ты - старший представитель Великого Колеса в этих стенах?
- Да.
- Прекрасно. Я хочу поговорить с тобой наедине - там, - сказал принц,
указывая на черный Зал.
- Невозможно!
Принц выбил трубку о каблук, поковырял в ней острием кинжала и убрал
в карман. Затем выпрямился в седле и зажал в левой руке рог. Он встретил
глаза Мастера.
- Ты абсолютно уверен в этом? - спросил он.
Маленький яркий рот Мастера задвигался, но ничего не сказал. Наконец,
Мастер согласился:
- Пусть будет так, как ты сказал. Дайте мне дорогу!
Он прошел через ряды воинов и встал перед белой кобылой.
Принц сжал коленями бока лошади, поворачивая ее к темному Залу.
- Ряды держать пока! - крикнул Мастер.
- То же относится и к вам, - сказал принц своим людям.
Они вдвоем пересекли двор, и принц спешился перед Залом.
- Ты должен мне тело, - сказал он негромко.
- О чем ты?
- Я - принц Сиддхарта из Капила, Связующий Демонов.
- Сиддхарту уже обслужили, - сказал Мастер.
- Ты думаешь, что ему дали тело эпилептика по приказу Брамы; однако,
это не так. Человек, которого вы обслуживали сегодня, был невольным
самозванцем. Настоящий Сиддхарта - я, о безымянный жрец, и я пришел
требовать свое тело, здоровое и сильное, без скрытых пороков. И ты
обслужишь меня в этом смысле. Добровольно или нет, но ты обслужишь меня.
- Ты думаешь?
- Думаю, - ответил принц.
- Атака! - закричал Мастер и взмахнул посохом, целясь в голову
принца.
Принц уклонился от удара и отступил, вытаскивая кинжал. Дважды он
парировал посох. Но в третий раз посох ударил его по плечу скользящим
ударом, но достаточным, чтобы заставить принца пошатнуться. Он обежал
вокруг белой кобылы, преследуемый Мастером. Увертываясь и держа лошадь
между собой и противником, он поднес к губам рог и протрубил три раза.
Звуки рога покрыли яростный шум битвы на дворцовой лестнице. Тяжело дыша,
он повернулся как раз вовремя, чтобы уберечься от удара в висок, который
наверняка убил бы его, если бы попал в цель.
- Написано, - почти прорычал Мастер, - что тот, кто отдает приказы,
не имея власти заставить их выполнять - дурак.
- Десять лет назад, - выдохнул принц, - тебе не удалось бы наложить
на меня свой посох.
Он рубанул по посоху, надеясь расщепить дерево, но посох все время
ухитрялся поворачиваться от края лезвия, так что принц только делал на нем
зарубки и местами ободрал, но сам посох оставался целым.
Пользуясь им как фехтовальной палкой, Мастер нанес сильный удар по
левому боку принца. Принц почувствовал, что ребра ломаются... Он упал.
Неизвестно, как это случилось, потому что лезвие вылетело из его рук,
когда он упал; но оружие проехало по голени Мастера, и тот с воем упал на
колени.
- Мы с тобой пара, - задыхаясь сказал принц. - Мой возраст против
твоего жира...
Он лежа поднял кинжал, но не мог держать его наготове. Он приподнялся
на локте. Мастер со слезами на глазах пытался встать и снова упал на
колени.
Послышался топот копыт.
- Я не дурак, - сказал принц, - и теперь у меня есть власть заставить
выполнять мои приказы.
- Что случилось?
- Прибыли остальные мои копьеносцы. Войди я сразу с полной силой, ты
спрятался бы как геккон в вязанке дров, и пришлось бы потратить несколько
дней, чтобы разнести твой дворец и вытащить тебя оттуда. А теперь я держу
тебя в кулаке.
Мастер поднял посох.
Принц отвел назад свое оружие.
- Опусти посох, - сказал он, - или я метну кинжал. Не знаю, попаду
или промахнусь, но могу и попасть. Ты не боишься играть с реальной
смертью?
Мастер опустил посох.
- Ты познаешь реальную смерть, - сказал он, - когда служители Кармы
скормят твоих конных солдат собакам.
Принц кашлянул и равнодушно взглянул на свой кровавый плевок.
- Давай пока оставим политические дискуссии, - посоветовал он.


Когда звуки сражения затихли, подошел Страк, высокий, пыльный, с
волосами почти того же цвета, что запекшаяся на его клинке кровь, был
обнюхан белой кобылой, отсалютовал принцу и сказал:
- Все кончено.
- Слышал Мастер Кармы? - спросил принц.
Мастер не ответил.
- Обслужи меня немедленно и этим спасешь свою жизнь, - сказал принц.
- Откажись - и я возьму ее.
- Я обслужу тебя, - сказал Мастер.
- Страк, - приказал принц, - пошли двух людей в город - одного за
Нарадой, моим врачом, а другого на улицу Ткачей, за Янаггой, парусным
мастером. Из трех воинов, оставшихся у Хауканы, оставь одного, чтобы
задержать Шенна из Ирабика до захода солнца. Затем пусть свяжет его и
оставит, а сам приедет к нам сюда.
Страк улыбнулся и отсалютовал.
- А теперь приведи людей отнести меня в зал и не спускай глаз с
Мастера.


Он сжег свое старое тело вместе со всеми другими. Служители Кармы все
до одного погибли в бою. Из семерых безымянных Мастеров уцелел только один
жирный.
Запасы спермы и яичек, баки с культурой и морозильники для тел нельзя
было транспортировать, но само оборудование для пересадки было
демонтировано под руководством доктора Нарады, и его компоненты были
погружены на лошадей погибших воинов. Молодой принц сидел на белой лошади
и следил, как пламя пожирало тела. Огонь восьми погребальных костров
взлетел к предрассветному небу. Тот, кто был парусным мастером, глядел на
ближайший к воротам костер - последний из зажженных; его пламя только
сейчас достигло вершины, где лежало тело в черной одежде с желтым кругом
на груди. Когда пламя коснулось его, и одежда затлела, собака, съежившаяся
в разоренном саду, подняла голову, и вой ее был почти рыданием.
- Этот день переполнит счет твоих грехов, - сказал бывший парусный
мастер.
- Но учтутся и мои молитвы, - ответил принц. - Я займусь этим в
дальнейшем. Будущие теологи отнесутся к ним хотя бы так же, как ко всем
этим жетонам для молитвенных машин, и примут окончательное решение. А Небо
пусть теперь размышляет, что здесь случилось в этот день, и есть ли я, кто
я и где я. Пора ехать, капитан. На некоторое время в горы, а затем наши
пути разойдутся - ради безопасности. Я не знаю, по какой дороге пойду, но
она поведет к воротам Неба, и я должен идти вооруженным.
- Связующий Демонов, - сказал его собеседник и улыбнулся.
Подошел командир копьеносцев. Принц кивнул ему. Громко прозвучали
приказы.
Колонна всадников двинулась, прошла через Ворота Кармы, свернула с
дороги и стала подниматься по склону к юго-востоку от города Махартхи; за
их спинами пылали, как заря, их мертвые товарищи.

3

Говорят, что когда появился Учитель, люди всех каст шли
слушать его поучения, а также животные, боги и случайный
святой, и уходили облагороженными и духовно возродившимися. В
основном все признавали, что он получил просветление; не думали
так лишь те, кто считал его обманщиком, грешником, преступником
и даже просто шутником. Но все эти люди числились его врагами;
но с другой стороны, не все те, кто облагородился и духовно
возвысился, могли считаться его друзьями или поддерживающими
его. Его приверженцы называли его Махасаматманом, и кое-кто
говорил, что он был богом. Итак, после того как стало известно,
что его приняли как учителя и смотрят на него с почтением,
многие богатеи стали поддерживать его, и слава его шла далеко
по стране, и к нему обращались как к Татагатхе, что означает
Тот, Кто Достиг. Было замечено, что в то время как богиня Кали
(иногда известная как Дурга в ее более мягкие минуты) никогда
не высказывала официального мнения насчет того, что он Будда,
она оказала ему странную честь, послав к нему святого палача
вместо того, чтобы просто нанять убийцу...
Истинный Драхма не исчезал, пока в мире не возник
фальшивый Драхма. Когда возник фальшивый Драхма, он заставил
исчезнуть истинного Драхму.
Самиутта-никайа (11, 224)

Близ города Алондила была прекрасная роща деревьев с синей корой и
пурпурными, похожими на перья, листьями. Роща славилась своей красотой и
почти священным покоем своей тени. Роща принадлежала купцу Вазу до его
обращения, а затем он подарил ее Учителю, известному как Махасаматман,
Татагатха и Просветленный. В роще этот Учитель ожидал своих
последователей, и когда они в полдень входили в город, их чашки для
подаяния никогда не оставались пустыми.
Вокруг рощи всегда бывало множество паломников. Верующие, любопытные,
и те, кто охотится на других, постоянно проходили через рощу. Они
прибывали на лошадях, в лодках, пешком.
Алондил не был чрезмерно большим городом. Там были как тростниковые
хижины, так и деревянные бунгало; главная дорога не была замощена и изрыта
колеями. В городе было два больших базара и множество маленьких; обширные
зерновые поля, принадлежавшие Вазу и обрабатываемые шудрами, цвели и
колыхались вокруг города. В городе было много гостиниц (не столь
роскошных, как легендарная гостиница Хауканы в далекой Махартхе) из-за
постоянного наплыва путешественников; город имел своих святых людей и
своих сказителей; и он имел Храм.
Храм стоял на невысоком холме недалеко от центра города; со всех
четырех сторон его были огромные ворота. Эти ворота и стены вокруг были
покрыты слоями декоративной резьбы, изображавшей музыкантов и танцоров,
воинов и демонов, богов и богинь, животных и актеров, любовников и
полулюдей, стражников и дэвов. Эти ворота вели в первый двор, содержавший
больше стен и больше ворот, открывавшихся, в свою очередь, во второй двор.
В первом дворе был маленький базар, где продавались подношения богам. Там
было также множество мелких гробниц, посвященных меньшим божествам. Там
были нищие, медитирующие святые люди, смеющиеся дети, сплетничающие
женщины, горящие благовония, певчие птицы, булькающие очистительные баки,
жужжащие молитвенные машины - все это можно было найти там в любое время
дня.
Внутренний двор, с его массивными гробницами, посвященными главным
божествам, был основным местом религиозной интенсивности. Люди пели или
выкрикивали молитвы, бормотали стихи из Вед, стояли, опускались на колени
или простирались ниц перед громадными каменными изображениями, которые
часто бывали так плотно увешаны цветами, замазаны красной пастой кум-кум и
завалены грудами подношений, что нельзя было сказать, какое именно
божество окутано таким поклонением. Периодически гудели храмовые рога, на
минуту воцарялась тишина, а затем гвалт начинался снова.
И никто не стал бы оспаривать факт, что владычицей этого Храма была
богиня Кали. Ее высокая статуя из белого камня, стоявшая в гигантской
гробнице, доминировала во внутреннем дворе. Ее слабая улыбка, возможно,
презрительная по отношению к другим богам и их приверженцам так же
привлекала внимание, как и усмешки черепов на ее ожерелье. Она держала в
руках кинжалы и, приподняв ногу в полушаге, казалось, решала, танцевать ли
ей сначала или сразу убить тех, кто подошел к ее гробнице. Полные губы,
широко раскрытые глаза. При свете факелов она, казалось, двигалась.
Выглядело вполне естественным, что ее гробница была напротив гробницы
Ямы, бога смерти. Жрецы и архитекторы достаточно логично решили, что из
всех других богов ему более всего подходит стоять всегда лицом к ней с тем
же, что у нее, твердым убивающим взглядом, и отвечать на ее улыбку своей
кривой усмешкой. Даже самые набожные люди предпочитали не проходить между
этими двумя гробницами, а обойти их; а после наступления темноты эта часть
двора всегда оставалась в тиши и покое, непотревоженная припозднившимися
почитателями.
Когда по стране дул весенний ветер, с севера приходил некий Ральд.
Невысокий человек с белыми волосами, хотя лет ему было немного. Ральд
носил внешние атрибуты пилигрима, но, когда его нашли лежащим в канаве в
беспамятстве, над его лбом был накручен малиновый душащий шнур его
истинной профессии. Туг.
Ральд приходил весной во время фестиваля в Алондиле, городе
сине-зеленых полей, тростниковых хижин и деревянных бунгало, немощеных
дорог и многих гостиниц, базаров, святых людей и сказителей, великого
религиозного оживления и Учителя, чья слава распространилась далеко по
стране - Алондила, города Храма, где его покровительница - богиня была
королевой.


Время фестиваля.
Двадцать лет назад маленький праздник Алондила был почти
исключительно местным делом. Теперь же, с появлением бесчисленных
путешественников, вызванных присутствием Просветленного, который учил Пути
Восьмисложной Тропы, фестиваль Алондила привлекал так много пилигримов,
что местные помещения для жилья были переполнены. Те, у кого были палатки,
брали высокую плату за их аренду. Арендовали под человеческое жилье даже
стойла. Даже голые участки земли служили местом для подобных лагерей.
Алондил любил своего Будду. Многие другие города пытались переманить
его к себе из его пурпурной рощи: Шингоду, Горный Цветок, предлагал ему
дворец и гарем, чтобы он пришел учить на его склонах. Но Просветленный не
пошел к горе. Каннака, Речная Змея, предлагала ему слонов и корабли,
городской дом и загородную виллу, лошадей и слуг, чтобы он пришел и
проповедовал на его пристанях. Но Просветленный не пошел к реке.
Будда оставался в своей роще, и все шли к нему. С течением времени
фестивали становились все шире и продолжались дольше и были более
замысловатыми, и сияли, как чешуя откормленного дракона. Местные брамины
не одобряли антиритуальные учения Будды, но его присутствие наполняло
доверху их сундуки, так что они научились жить в его тени, никогда не
произнося слова "тиртхика" - еретик.
Итак Будда оставался в своей роще, и все приходили к нему, включая
Ральда.


Время фестиваля.
На третий день вечером начали бить барабаны.
На третий день массивные барабаны КАТХАКАЛИ начали свой быстрый
грохот. Слышные за много миль стаккато барабанов неслись через поля, через
город, через рощу и через обширные болотистые земли, лежащие за рощей.
Барабанщики в белых МУНДУ, голые до пояса, с блестящими от пота темными
телами, работали посменно, так энергичен был их мощный бой; волна звуков
не прекращалась, даже когда новый отряд барабанщиков вставал перед туго
натянутыми верхушками инструментов.
Когда на землю спускалась тьма, путешественники и горожане немедленно
выходили, заслышав стук барабанов, прибывающих на фестивальное поле,
широкое, как древнее поле сражения. Там люди находили себе место и ждали
ночи и начала представления, попивая сладко пахнущий чай, купленный в
ларьках под деревьями.
В центре поля стояла громадная чаша с маслом, высотой в рост
человека, с висящими по краям фитилями. Фитили горели, а факелы мерцали
рядом с палатками актеров.
Барабанный бой на близком расстоянии оглушал и гипнотизировал, ритмы
хитро усложнялись, синкопировались. С приближением полуночи началось
благочестивое пение, поднимаясь и падая вместе с барабанным боем, сплетая
сеть вокруг чувств.
Настало короткое затишье, когда появился Просветленный со своими
монахами в желтых одеяниях, становящихся в свете ламп почти оранжевыми.
Они откинули капюшоны и сели, скрестив ноги, на землю. Через некоторое
время пение и звук барабанов снова наполнили мозг присутствующих.
Когда появились актеры, страшные в своем гриме, с бубенчиками на
лодыжках, звенящими при каждом шаге, аплодисментов не было, лишь
напряженное внимание. Танцоры катхакали были знаменитые, с детства
учившиеся акробатике, а также старинным фигурам классического танца,
знающие девять различных движений шеи и глазных яблок и сотни положений
рук, требуемых для постановки древнего эпоса любви и сражения, встреч с
богами и демонами, героических боев и традиционных кровавых измен.
Музыканты выкрикивали слова преданий, в то время как актеры, которые
никогда не говорили, показывали устрашающие действия Рамы или братьев
Пандава. Раскрашенные зеленым и красным, или черным с ярко-белым, они шли
по полю, подняв полы одежды, их обручи из зеркальных капель сверкали при
свете ламп. Время от времени лампы разгорались или начинали шипеть и
трещать, и тогда казалось, что нимбы святого или несвятого света играют
над головами танцоров, начисто убивая смысл событий и давая зрителям
минутное ощущение, что они сами иллюзорны, а единственно-реальны в мире
лишь рослые фигуры в циклопическом танце.
Танец должен был продолжаться до восхода солнца. Но перед зарей один
из носящих шафрановую мантию пришел со стороны города, пробился через
толпу и сказал что-то на ухо Просветленному.
Будда встал, как бы для того, чтобы лучше обдумать услышанное, и
снова сел. Он дал поручение монаху, тот кивнул и ушел с фестивального
поля.
Будда, выглядевший невозмутимым, снова перенес свое внимание на
представление. Монах, сидевший неподалеку, заметил, что Будда барабанит
пальцами по земле, и решил, что Просветленный держит такт с барабанами,
поскольку было общеизвестно, что он выше таких вещей, как нетерпение.
Когда представление кончилось и Сурья-солнце окрасило в розовый цвет
полы Неба над восточным краем мира, казалось, будто ночь и в самом деле
держала толпу пленников в напряженном и страшном сне, от которого они
сейчас освободились, усталые, тяжело входящие в день.
Будда и его последователи немедленно пошли к городу. Они не
останавливались отдохнуть и прошли через Алондил быстрой, но достойной
походкой.
Когда они снова очутились в пурпурной роще, Просветленный велел
монахам отдыхать, а сам пошел к маленькому павильону, стоявшему в глубине
леса.
В павильоне сидел монах, принесший сообщение во время представления.
Он заботился о больном лихорадкой путешественнике, которого он нашел в
болотах, куда часто ходил размышлять о скверных условиях, в которых,
возможно, окажется его тело после смерти.
Татагатха внимательно оглядел человека, лежавшего на спальном мате:
тонкие бледные губы, высокий лоб, высокие скулы, тронутые инеем брови,
острые уши; Татагатха догадывался, что глаза должны быть бледно-голубые
или серые. Было что-то как бы просвечивающее - хрупкое, возможно, - в его
бессознательном теле - в какой-то мере это могло быть результатом
лихорадки, мучившей это тело, но дело было не только в болезни. Не похоже
было, чтобы этот маленький человек носил вещь, которую Татагатха сейчас
держал в руках. На первый взгляд человек казался очень странным, но потом
становилось ясно, что седые волосы и хрупкий костяк еще не означают
преклонного возраста, и что во внешности этого человека есть что-то
детское. Глядя на его комплекцию Татагатха сомневался, чтобы этому
человеку приходилось часто бриться. Возможно, между щеками и углами рта
были скрытые сейчас чуточку озорные морщинки. А может, и нет.
Будда держал малиновый удушающий шнур, который могли носить только
священные палачи богини Кали. Он провел пальцами по его шелковистой длине,
и шнур обвился вокруг его руки, слегка прилипнув к ней. Будда не
сомневался более, что шнур должен был таким манером обвиться вокруг его
горла. Он почти бессознательно держал его и непроизвольно дергал рукой.
Затем он взглянул на вытаращившего глаза монаха, улыбнулся своей
невозмутимой улыбкой и отложил шнур. Монах вытер сырой тканью потный лоб
больного.
Человек на спальном мате вздрогнул от прикосновения и открыл глаза. В
них было безумие лихорадки, они по-настоящему не видели, но Татагатха
почувствовал внезапный удар от встречи их взглядов.
Глаза были темные, почти агатовые, нельзя было отличить зрачок от
радужной оболочки. Было какое-то удивительное несоответствие между глазами
такой силы и хрупким, слабым телом.
Будда наклонился и слегка ударил руку человека; можно было подумать,