комнате было достаточно темно.
- Я ничего не имею против этих районов, однако сейчас они в основном
покрыты болотами, и к тому же там высокая радиоактивность. Могу добавить,
что эти районы в основном не отвечают моей цели.
- Какова же ваша главная цель? - Фил не унимался.
- Написать книгу.
- О чем?
- Я пришлю вам экземпляр со своим автографом.
- Спасибо.
- Пожалуйста.
- Когда вы хотите отправиться в путь? - спросил я у веганца, так как
этой перепалке не было видно конца.
- Послезавтра.
- Хорошо.
- Я приготовил для вас подробные карты, - продолжал Миштиго, - всех
вышеназванных районов. Лорелл обещал мне, что завтра днем они будут
доставлены в вашу контору.
- Прекрасно. Однако здесь присутствует нечто общее, о чем вы, видимо,
не осведомлены. Это связано с тем, что все названные вами местности
находятся внутри материка.
В наши дни на Земле культура носит большей частью островной характер,
и для этого есть веские основания. В течение Трех Дней материки получили
особенно большую дозу облучения, и почти все места, которые вы назвали, до
сих пор нельзя считать соответствующими норме. Они еще имеют достаточно
высокую степень радиоактивности. Однако, это не единственная причина
угрожающей опасности...
- Я хорошо знаком с вашей историей и прекрасно знаю о том, что нужно
предпринимать меры предосторожности против радиации, - прервал он меня. -
Кроме того, мне известно, что в Древних местностях живет большое
количество мутированных организмов. Я не сбрасываю их со счета, но вовсе
не обеспокоен этим.
Я пожал плечами:
- Раз так, то я не возражаю.
- Прекрасно, - он в очередной раз отхлебнул кока-колу из своего
бокала. - Можете включить свет, Лорелл.
Экран постепенно погас, загорелись лампы.
- Это правда, что вы знакомы с несколькими "мамбо", здесь, в
Порт-о-Пренсе? - спросил у меня веганец.
- Правда, - ответил я. - Почему они вас заинтересовали?
Он подошел ближе к моему креслу.
- Насколько мне известно, колдовские обряды, совершаемые местными
"Буду", почти не претерпели особых изменений за прошедшие столетия.
- Возможно. Только меня здесь не было, когда они начались, и потому я
не уверен, так ли это на самом деле.
- Я знаю, что участников не очень-то смущает присутствие чужаков...
- Это верно. Однако они разыграют для вас первосортное представление,
если вам удастся найти подходящий "хоупфер" и предложить небольшие
подарки.
- Мне очень хотелось бы стать свидетелем обряда. Если бы мне удалось
с кем-нибудь, кто не является для них чужаком, посетить их... э-э...
представление, то тогда я, вероятно, смог бы увидеть именно то,
настоящее...
- Чем вызвано ваше такое сильное желание? Нездоровое любопытство к
обычаям дикарей?
- Нет. Я изучаю различия религий с целью сравнения.
Я внимательно смотрел на его лицо, но оно абсолютно ничего не
выражало.
Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз посещал нечто
подобное с Мамашей Юлией, Папашей Джо и некоторыми другими, и хотя
"хоупфер" был отсюда недалеко, я не был уверен в том, что они согласятся
взять вместе со мной обитателя Веги. Хотя, разумеется, у них никогда не
было возражений, если я приводил с собой людей.
- Что ж... - начал я.
- Я хочу только понаблюдать, - перебил он, - сам оставаясь в стороне.
Они вряд ли ощутят мое присутствие.
Я промямлил нечто невразумительное и сдался. Я хорошо знал Мамашу
Юлию, и полагал, что в этом не будет ничего плохого.
Поэтому я сказал:
- О'кей, я проведу вас. Сегодня вечером, если хотите.
Он согласился, поблагодарил меня и ушел на поиски еще одной бутылки
кока-колы.
Джордж, который все это время не слезал с подлокотника моего кресла,
наклонился ко мне и тихо заметил, что было бы очень интересно произвести
рассечение веганца.
Я согласился с ним.
Когда Миштиго вернулся, Дос Сантос был рядом с ним.
- Вы собираетесь повести мистера Миштиго на языческие церемонии? -
спросил он, дрожа от негодования и раздувая ноздри.
- Это так, - кивнул я. - Собираюсь.
- Только вместе с телохранителями, а вы таковым не являетесь.
Я поднял вверх ладони.
- Я в состоянии справиться со всем, что бы не произошло.
- Вас будут сопровождать Гассан и... я.
Я собрался было протестовать, но незаметно между нами втиснулась
Элен.
- Я тоже хотела бы пойти с вами, - сказала она. - Я никогда еще не
была на подобных обрядах.
Я пожал плечами.
Если идет Дос Сантос, это значит, что идет и Диана. Нас становится
весьма много. Поэтому один лишний посетитель особого значения не имеет.
Все было испорчено еще до того, как началось.
- Почему бы и нет? - вот и все, что оставалось мне сказать...
"Хоупфер" был расположен внизу, в районе гавани, возможно, вследствие
того, что был посвящен Агве Вэйс, морскому божеству. Хотя скорее все-таки
потому, что сородичи Мамаши Юлии всегда ютились в гавани.
Агве Вэйс не очень-то ревнивый божок, поэтому множество других
божеств украшали стены своими ярко раскрашенными изображениями. Чуть
поодаль от берега были более искусно выполненные "хоупферы", но они
мало-помалу переходили в собственность коммерческих заведений.
Огромная ладья Агве переливалась синим, оранжевым, желтым, зеленым и
черным - то есть внешне выглядела несколько неподходящей для моря.
Противоположная стена была почти полностью занята изображениями
пурпурно-малинового Дамбала Ведо, со множеством затейливых колец и
завитков. Впереди Папаша Джо ритмично отбивал такт на нескольких барабанах
"рада". Он сидел чуть правее двери, через которую мы вошли - кстати,
единственной. Среди ярких изображений сердец, фаллосов и крестов на нас
загадочно глядели христианские святые.
Как ко всему этому относились почтенные апостолы - это невозможно
было прочесть на их напряженных лицах, заключенных в дешевые рамки для
литографий, напоминавших окна в какой-то чужой мир вне этого
сюрреалистического окружения.
На небольшом алтаре теснились многочисленные бутылки со спиртным,
фляги, созданные из тыкв, священные сосуды для духов "лоа", талисманы,
трубки, флаги, фотографии каких-то неизвестных людей, и среди всего
прочего - пачка сигарет для папаши Легба.
Служба шла полным ходом, когда молодой "хоуязи" по имени Луис ввел
нас.
Комната имела в длину более восьми метров и около пяти в ширину, а
также высокий потолок и грязный пол.
Танцоры двигались около центрального столба замедленно и
неестественно важно. Их черная плоть блестела в тусклом свете керосиновых
ламп. Когда мы вошли в комнату, в ней стало темно.
Мамаша Юлия взяла мою руку и улыбнулась. Она отвела меня почти к
алтарю и сказала:
- Эзрум был добр.
Я кивнул.
- Ты нравишься ему, Номикос. Ты долго живешь, много путешествуешь и
всегда возвращаешься.
- Всегда, - согласился я.
- Эти люди с тобой? - движением своих темных глаз она указала на моих
спутников.
- Это друзья. Они не побеспокоят.
Она рассмеялась, услышав мои слова. Я тоже рассмеялся.
- Я буду держать их подальше от вас, если вы разрешите им остаться.
Мы будем оставаться в тени у стен комнаты. Если же вы скажете, чтобы я
увел их - мы уйдем. Вижу, что вы изрядно натанцевались и осушили немало
бутылок.
- Оставайся. Приходи как-нибудь поболтать со мной днем.
- Обязательно приду.
Она ушла в круг танцоров. Мамаша Юлия была довольно крупной женщиной,
хотя голос у нее звучал весьма тихо. Двигалась она, как огромная резиновая
кукла, не без грации, ступая в такт с мерными звуками барабанов Папаши
Джо.
Через некоторое время барабанный бой заставил все - мою голову,
землю, воздух - закружиться. Я наблюдал за танцорами и следил за теми, кто
смотрел на танцоров. Я выпил пол-литра рома, но угнаться за
присутствующими было невозможно. Миштиго продолжал потягивать коку прямо
из бутылки, которую он принес с собой. Никто не заметил, что он синий.
Пока мы добрались сюда, стало довольно поздно, и я решил, что пусть будет
что будет.
"Рыжий парик" стояла в углу. Диана казалась надменной и одновременно
испуганной. Она держала в руке бутылку, но не поднимала ее.
Миштиго ухватился за Элен, прижав ее к себе, но не более того. Дос
Сантос стоял у двери и следил за всеми, даже за мной. Гассан, припав к
стене справа от двери, курил трубку с длинным черенком и крохотной
головкой. Он казался умиротворенным.
Мамаша Юлия - полагаю, что именно она - начала петь. Ее поддержали
голоса остальных. Пение продолжалось довольно долго, навевая дремоту. Я
выпил еще, но жажда не утолялась, и поэтому я решил добавить.
Не знаю, сколько времени мы здесь находились, когда это произошло.
Танцоры поцеловали столб, затем снова стали петь, гремя бутылками и
выливая из них воду. Пара "хоуязи", казалось, была одержимой, их речь
стала бессвязной. Воздух наполнился дымом, я прислонился к стене спиной и
мне показалось, что мои глаза сомкнулись на секунду-другую.
Крик раздался на самом неожиданном месте.
Кричал Гассан.
Этот долгий вопль заставил меня рвануться вперед. Голова закружилась,
я едва удержал равновесие и громко стукнулся спиной о стену.
Барабанный бой продолжался. Ни один такт не был пропущен. Однако
несколько танцоров остановились, озираясь.
Гассан вскочил на ноги, оскалив зубы и прищурившись. От дикого
напряжения его потное лицо избороздили морщины, борода вскинулась вверх;
полы его плаща, зацепившись за какие-то мелкие украшения на стене,
напоминали черные крылья. Руки в замедленном гипнотическом ритме душили
несуществующего и стоявшего будто бы рядом с ним человека. Из его глотки
исторгался звериный рык. Он продолжал кого-то душить.
Наконец Гассан дернулся, руки его обвисли. Почти сразу же рядом с ним
оказался Дос Сантос и стал что-то говорить ему. Но, казалось, они
находятся в разных мирах.
Один из танцоров стал тихо стонать. К нему присоединился еще один.
Затем все остальные.
Мамаша Юлия отделилась от круга танцующих и подошла ко мне - как раз
тогда, когда Гассан начал все по второму разу, но теперь его жесты были не
столь убедительны. Скорее, они выглядели театральными.
Барабаны продолжали свой монотонный ритм. Папаша Джо даже не
удосужился поднять взор.
- Плохой знак, - сказала Мамаша Юлия. - Что ты знаешь об этом
человеке?
- Многое, - сказал я, напрягаясь, чтобы усилием воли прояснить свое
сознание.
- Ангелсоу, - сказала она.
- Что?
- Ангелсоу. Это темный бог. Бог, которого нужно бояться. Твоим другом
овладел Ангелсоу.
- Объясни, пожалуйста.
- Он редко посещает наш "хоупфер". Он здесь нежеланный. Те, кто им
одержим, становятся убийцами.
- Мне кажется, что Гассан накурился какой-то дряни, что-то вроде
мутированной махорки. Вот почему он...
- Нет, - перебила она меня, - здесь Ангелсоу. Твой друг непременно
станет убийцей, потому что Ангелсоу - бог смерти, и он навещает только
свои собственные капища.
- Мамаша Юлия, - произнес я, - Гассан и есть убийца. Если вам дать
кусочек жевательной резинки за каждого, кого он убил, и вы захотите все
это сжевать, то вы рискуете превратиться в бурундука. Он -
профессиональный убийца, обычный, в рамках закона. Поскольку Кодекс
Поединков распространен на материках, то обычно он зарабатывает себе на
хлеб подальше от морских берегов. Ходят слухи, что при случае он совершает
и незаконные убийства, но этого никому не удалось доказать. Поэтому скажи
мне вот что... Ангелсоу - бог каких убийц? Профессионалов или просто
любителей крови? Ведь есть между ними разница, не так ли?
- Для Ангелсоу все равно, какого рода убийца, - покачала она головой.
Дос Сантос, чтобы прекратить спектакль, схватил Гассана за запястья.
Он попытался развести ему руки в стороны. Попробуйте представить себе, что
вы в клетке и пытаетесь голыми руками разогнуть ее прутья.
Я пересек комнату. То же сделали еще несколько человек. Это оказалось
очень своевременным, так как Гассан наконец-то заметил, что кто-то стоит
перед ним, и уронил руки. Затем он вытащил клинок с длинным узким лезвием,
до того спрятанный под плащом.
Пустил бы он его против Доса или против кого-нибудь другого - это
осталось тайной, потому что Миштиго закупорил свою бутылку с кокой и
ударил ею Гассана около уха. Гассан упал лицом вперед. Дос подхватил его,
и я вырвал клинок из пальцев убийцы, после чего Миштиго продолжил
прерванное занятие - опустошение своей бутылки коки.
- Интересный обряд, - заметил через мгновение веганец. - Я никогда не
подозревал, что у этих обитателей гавани такие сильные религиозные
чувства.
- Это просто указывает на то, что вам ни в чем и никогда не следует
быть абсолютно уверенным, не так ли?
- Да. - Жестом он указал в сторону зрителей. - Все они пантеисты!
Я покачал головой.
- Нет. Это первобытные анимисты.
- Разве между этими религиями существует какая-нибудь разница?
- Придется объяснить. Вот эта бутылочка коки, которую вы только что
осушили, займет место на алтаре или "пе", пользуясь их терминами, как
сосуд для Ангелсоу, поскольку она испытала темно-мистическое
соприкосновение с этим богом. Вот так пантеист трактует то, что сейчас
произошло. А анимисты могут даже сойти с ума от того, что кто-то незваный
появился во время церемонии и стал причиной беспокойства, вроде того,
которое мы только что совершили. Анимист, возможно, будет доведен до
такого состояния, что принесет в жертву непрошенных гостей, поразбивав им
головы подобным образом, но гораздо более торжественным способом, швырнув
их тела в дальний закуток бухты. Это будет жертва Агве Вэйс, морскому
божеству. Следовательно, лучше бы мне не объяснять Мамаше Юлии, что все
эти люди, которые стоят вокруг и глядят на нас, являются анимистами.
Простите меня, я отлучусь на минутку...
Все на самом деле было не так уж плохо, но мне хотелось слегка
встряхнуть его. Думаю, что мне это вполне удалось.
После того, как я извинился перед хозяевами и пожелал им доброй ночи,
я подхватил Гассана. Он изрядно похолодел, и я был единственным, кто
оказался достаточно сильным, чтобы тащить его.
На улице, кроме нас, никого не было. Огромная ослепительная ладья
Агве Вэйс пересекала волны где-то у самого восточного края мира,
расплескав по небу все его любимые цвета.
Дос Сантос шел рядом со мной.
- Пожалуй, вы были правы. Нам не следовало приходить.
Я не удосужился ответить, но Элен, которая шагала впереди всех с
Миштиго, остановилась, обернулась и сказала:
- Чепуха! Если бы мы не пошли, то никогда не стали бы зрителями этого
замечательного драматического монолога без слов.
К тому времени я почти догнал ее. Обе ее руки взметнулись и обхватили
мое горло. Она не собиралась усиливать давление, но корчила ужасные
гримасы.
- Я одержима Ангелсоу, - дурачилась она, - и вы это сейчас
почувствуете! О-о!..
- Отпустите мое горло или я швырну на вас этого араба, - спокойно
произнес я, сравнивая каштановый цвет ее волос с пунцово-оранжевым цветом
неба над нею. - Он, между прочим, очень тяжелый.
Затем, секундой раньше, чем отпустить, она усилила хватку, причем
намного сильнее, чем мгновение назад, но я знал, что это шутка. Через
мгновение она опять оказалась рядом с Миштиго, и мы двинулись в путь.
Что ж, женщины никогда не дают мне пощечин, потому что я всегда
успеваю подставить лицо нужной щекой, а они боятся лишая. Поэтому, как мне
кажется, им остается единственное - слегка придушить меня.
- Ужасающе интересно, - сказала "Рыжий Парик". - Очень непривычное
ощущение. Будто внутри меня что-то танцевало вместе с ними. Странное
ощущение. Я, по сути дела, не люблю танцы - какого угодно рода...
- Что у вас за акцент? - прервал я ее. - Никак не могу определить,
какой местности он соответствует.
- Сама не знаю, - засмеялась она. - Я в некотором роде
франко-ирландского происхождения. Жила на Гебридах, потом в Австралии,
Японии...
Гассан застонал и напряг свои мышцы. Я ощутил резкую боль в плече.
Я усадил араба у порога какого-то дома и стал вытряхивать из него
различные орудия его ремесла. Здесь были два метательных ножа, еще один
кинжал с тяжелой рукояткой, длинный охотничий нож с зазубренным лезвием,
шнурки-удавки и небольшая металлическая коробка, содержавшая различные
порошки и пузырьки с жидкостями, которую я опасался проверить. Мне очень
понравилась острая свайка, и я оставил ее себе...
На следующий день - вернее, вечер - я поил старого Фила, чтобы
прихватить его с собой, намереваясь использовать его в качестве оплаты за
допущение в свиту Дос Сантоса, в "Рояле". Рэдпол все еще относился к нему
с почтением, считая Фила чем-то вроде второго Оума Нэйка, сторонника
возврата к старому, хотя Фил начал убеждать в своей непричастности к этому
движению еще полвека назад, когда напустил на себя мистицизм и
респектабельность.
В то время как его "Зов Земли" - по всей вероятности, лучшее из
всего, что он написал - гремел по всей матушке-Земле, увидели свет
несколько статей о Возвращении, что помогло вызвать именно то волнение,
которое я сам хотел начать.
Сейчас он может сколько угодно отрекаться, но тогда он явился
возмутителем спокойствия, и я уверен, что Фил и сейчас с удовольствием
вернулся бы к своей прежней идее.
Кроме того, мне нужен предлог: я хотел бы посмотреть, как чувствует
себя Гассан после прискорбной взбучки, которую он получил на "хоупфере".
На самом же деле я жаждал получить возможность переговорить с арабом и
выяснить, что он соблаговолит - если только найдет нужным - рассказать мне
о своем последнем поручении.
Идти от здания Управления до "Рояля" было совсем немного. У нас с
Филом ушло семь минут неспешного шага.
- Вы закончили писать элегию в мою честь? - спросил я.
- Я все время работаю над ней.
- Вы повторяете это добрых двадцать лет. Мне хотелось бы, чтобы вы
поспешили, потому что я боюсь, что не смогу прочесть ее.
- Я бы мог показать другие отличные вещи: посвященные Лореллу,
Джорджу, даже одну в честь Дос Сантоса. У меня есть множество знаменитых
имен. Ваше же для меня представляет проблему.
- Почему?
- Мне хочется, чтобы она была современной. Вы же не стоите на месте.
Все время что-то делаете, меняетесь...
- Вы не одобряете этого?
- У большинства людей хватает благоразумия совершить что-либо в
течение первой половины своей жизни и остановиться на достигнутом. Элегия
в их честь не представляет особых хлопот. У меня их полным-полно. Но я
опасаюсь, что ваша элегия будет совершенно не соответствовать вашему
облику на тот момент, когда она будет закончена. Такая работа меня не
устраивает. Я предпочитаю обдумывать тему на протяжении многих лет,
тщательно взвешивая все стороны человеческой индивидуальности, не подгоняя
себя. Вы - люди, чья жизнь подобна песне - вызываете у меня тревогу. Я
считаю, что вы пытаетесь вынудить меня написать о вас нечто эпическое, а я
становлюсь слишком стар для этого. Иногда я что-то упускаю.
- Я полагаю, что вы становитесь несправедливым, - сказал я ему. -
Другим уже посчастливилось прочитать оды в их честь, а на мою долю
осталась лишь пара эпиграмм.
- Могу вам сказать, что я совсем скоро закончу элегию в вашу честь. И
постараюсь своевременно прислать вам экземпляр.
- О! А откуда у вас такое предчувствие?
- Разве можно определить источник вдохновения?
- И все-таки расскажите...
- Это пришло мне в голову, когда я размышлял. Я тогда составлял
элегию для одного веганца - просто, разумеется, чтобы поупражняться. И вот
тут я понял, что думаю о том, как скоро закончу элегию в честь грека. - Он
на мгновение задумался. - Представьте себе чисто умозрительно: двух разных
людей, каждый из которых выше другого, пытаются сравнить друг с другом.
- Это можно сделать, если я встану перед зеркалом и буду переминаться
с ноги на ногу. У меня одна нога короче другой. Так что я могу себе
представить... И что же из этого?
- Ничего. У вас совершенно иной подход к проблеме.
- Это культурная традиция, от которой мне никак не избавиться.
Вспомните узлы, лошадей - Горашиб, Трою. Понимаете? Коварство и хитрость у
нас в крови.
Десяток шагов он молчал.
- Так что же: орел или решка? - спросил я у него наконец.
- Простите?
- Это загадка калликанзаридов. Выбирайте!
- Решка!
- Неправильно.
- А если бы я сказал "орел"?
- Хо-хо. У вас был только один шанс. Правильный ответ - тот, который
угоден калликанзариду. Вы проиграли бы в любом случае.
- В этом есть определенный произвол, не так ли?
- Именно таковы калликанзариды. Это скорее греческое, чем восточное
искусство утонченного коварства. И оно не такое загадочное, потому что
наша жизнь часто зависит от ответа, а калликанзариды, как правило, желают,
чтобы противник проиграл.
- Почему?
- Спросите у следующего калликанзарида, которого встретите. Если
только такая возможность вам еще предоставится.
Мы вышли на нужный нам перекресток.
- Почему вы неожиданно снова связались с Рэдполом? Вы же давно должны
были уйти в отставку.
- Я ушел в подходящее время и меня с ним связывает лишь одна мысль:
удастся ли снова возвратиться, как в старые добрые времена? Появление
Гассана всегда что-то означает. И я хочу знать, каково это "что-то".
- Вас не тревожит, что я вас разыскал?
- Нет. Это может вызвать определенные неудобства, но я сомневаюсь в
том, что ожидается фатальный исход.
Здание "Рояля" возвышалось над нами. Мы вошли внутрь, постучали в
дверь из темного дерева и услышали:
- Входите.
- Привет, - произнес я, заходя внутрь.
Добрых десять минут прошло, прежде чем мне удалось подвести беседу к
прискорбному случаю с бедуином, но тут же "Рыжий Парик" отвлекла меня,
появившись в комнате.
- Доброе утро, - сказала она.
- Добрый вечер, - усмехнулся я.
- Что нового в мире искусства?
- Ничего.
- Памятники?
- Нет.
- Архивы?
- Нет.
- Какой работой вам приходится заниматься?
- О, она слишком разрекламирована усилиями нескольких романтиков в
бюро Информации. На самом деле все, что мы делаем - таскаем,
восстанавливаем и сохраняем записи материальной культуры, которые
составлены на Земле человечеством.
- Что-то вроде мусорщиков культуры?
- Что-то вроде этого. Я думаю, более верное сравнение вряд ли можно
было бы придумать.
- Ну и зачем?
- Что "зачем"?
- Почему вы это делаете?
- Кто-то же должен этим заниматься, потому что это все-таки мусор
культуры. Поэтому-то его и стоит собирать. Я уверен, что мой мусор -
лучше, чем что-либо другое на Земле.
- Вы преданы этому делу настолько, насколько скромны! Это тоже
довольно неплохо.
- Кроме того, тогда выбор был не таким уж и большим - когда я
предложил свои услуги. Нельзя забывать, что тогда этого мусора было очень
много.
Она предложила мне бокал, немного отпила из своего и сказала:
- Они на самом деле еще здесь?
- Кто?
- Боги и Компания. Старые боги. Вроде Ангелсоу. Я считала, что они
все давно покинули Землю.
- Нет, они не покинули ее. То, что большинство из них похожи на нас,
вовсе не означает, что они поступают подобно нам. Когда люди покидают
Землю, они не предлагают своим богам отправиться вместе с ними, а у Бога
есть своя собственная гордость. Кроме того, возможно, они должны были
остаться в любом случае. Это называется "ананка" - неотвратимость. От нее
не уйти.
- Так же, как и от прогресса?
- Да... Если уж говорить о прогрессе, то не улучшилось ли состояние
Гассана? В последний раз, когда я его видел, он был совсем плох.
- Улучшилось. С таким толстым черепом нечего бояться. Как с гуся
вода...
- А где он?
- В зале для игр.
- Мне хотелось бы лично выразить ему свое сочувствие. Вы меня
извините?
- Извиняю, - сказала она, поклонившись.
Повернувшись, она направилась послушать, о чем беседуют Дос Сантос и
Фил. Фил, разумеется, очень обрадовался ее приходу.
И никто не обратил внимания на мое исчезновение.
Зал для игр был расположен в другом конце длинного коридора.
Приближаясь, я услышал, как один резкий звук отрывисто следовал за другим
примерно через равные промежутки времени.
Я открыл дверь и заглянул внутрь.
Кроме араба, в зале никого не было. Он стоял спиной ко мне, но,
услышав, как дверь открылась, быстро обернулся. На нем был длинный
пурпурный плащ-халат, в правой руке - нож. Затылок прикрывал здоровенный
кусок пластыря.
- Добрый вечер, Гассан.
Рядом с ним находился поднос с ножами. Мишень он разместил у
противоположной стены. Из мишени торчало два лезвия - одно в центре и одно
примерно в шести дюймах от центра, слева.
- Добрый вечер, - не спеша, ответил он. - Как ваши дела?
- О, прекрасно. Я пришел, чтобы задать такой же вопрос. Как ваша
голова?
- Очень сильно болит, но уже не так, как прежде.
Я закрыл за собой дверь.
- Прошлым вечером вам, видимо, что-то пригрезилось?
- Да. Мистер Дос Сантос рассказал мне, как я боролся с
приведениями... но, к сожалению, этого я сейчас не помню.
- Не накурились ли вы той дряни, которую толстяк доктор Эммит
называет каннабасисом?
- Нет, Карачи. Я курил одно растение, которое питается человеческой
кровью. Я нашел его возле древнего Константинополя и постарался очень
тщательно высушить цветы. Одна старуха сказала мне, что с его помощью
можно заглядывать в будущее. Но она мне солгала, эта...
- Так что выпитая цветком-вампиром кровь побуждает к насилию? Это
нечто новое, достойное того, чтобы записать. Между прочим, вы только что
назвали меня Карачи. Я бы хотел, чтобы вы называли меня в дальнейшем таким
образом как можно реже. Меня зовут Конрад Номикос.
- Я ничего не имею против этих районов, однако сейчас они в основном
покрыты болотами, и к тому же там высокая радиоактивность. Могу добавить,
что эти районы в основном не отвечают моей цели.
- Какова же ваша главная цель? - Фил не унимался.
- Написать книгу.
- О чем?
- Я пришлю вам экземпляр со своим автографом.
- Спасибо.
- Пожалуйста.
- Когда вы хотите отправиться в путь? - спросил я у веганца, так как
этой перепалке не было видно конца.
- Послезавтра.
- Хорошо.
- Я приготовил для вас подробные карты, - продолжал Миштиго, - всех
вышеназванных районов. Лорелл обещал мне, что завтра днем они будут
доставлены в вашу контору.
- Прекрасно. Однако здесь присутствует нечто общее, о чем вы, видимо,
не осведомлены. Это связано с тем, что все названные вами местности
находятся внутри материка.
В наши дни на Земле культура носит большей частью островной характер,
и для этого есть веские основания. В течение Трех Дней материки получили
особенно большую дозу облучения, и почти все места, которые вы назвали, до
сих пор нельзя считать соответствующими норме. Они еще имеют достаточно
высокую степень радиоактивности. Однако, это не единственная причина
угрожающей опасности...
- Я хорошо знаком с вашей историей и прекрасно знаю о том, что нужно
предпринимать меры предосторожности против радиации, - прервал он меня. -
Кроме того, мне известно, что в Древних местностях живет большое
количество мутированных организмов. Я не сбрасываю их со счета, но вовсе
не обеспокоен этим.
Я пожал плечами:
- Раз так, то я не возражаю.
- Прекрасно, - он в очередной раз отхлебнул кока-колу из своего
бокала. - Можете включить свет, Лорелл.
Экран постепенно погас, загорелись лампы.
- Это правда, что вы знакомы с несколькими "мамбо", здесь, в
Порт-о-Пренсе? - спросил у меня веганец.
- Правда, - ответил я. - Почему они вас заинтересовали?
Он подошел ближе к моему креслу.
- Насколько мне известно, колдовские обряды, совершаемые местными
"Буду", почти не претерпели особых изменений за прошедшие столетия.
- Возможно. Только меня здесь не было, когда они начались, и потому я
не уверен, так ли это на самом деле.
- Я знаю, что участников не очень-то смущает присутствие чужаков...
- Это верно. Однако они разыграют для вас первосортное представление,
если вам удастся найти подходящий "хоупфер" и предложить небольшие
подарки.
- Мне очень хотелось бы стать свидетелем обряда. Если бы мне удалось
с кем-нибудь, кто не является для них чужаком, посетить их... э-э...
представление, то тогда я, вероятно, смог бы увидеть именно то,
настоящее...
- Чем вызвано ваше такое сильное желание? Нездоровое любопытство к
обычаям дикарей?
- Нет. Я изучаю различия религий с целью сравнения.
Я внимательно смотрел на его лицо, но оно абсолютно ничего не
выражало.
Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз посещал нечто
подобное с Мамашей Юлией, Папашей Джо и некоторыми другими, и хотя
"хоупфер" был отсюда недалеко, я не был уверен в том, что они согласятся
взять вместе со мной обитателя Веги. Хотя, разумеется, у них никогда не
было возражений, если я приводил с собой людей.
- Что ж... - начал я.
- Я хочу только понаблюдать, - перебил он, - сам оставаясь в стороне.
Они вряд ли ощутят мое присутствие.
Я промямлил нечто невразумительное и сдался. Я хорошо знал Мамашу
Юлию, и полагал, что в этом не будет ничего плохого.
Поэтому я сказал:
- О'кей, я проведу вас. Сегодня вечером, если хотите.
Он согласился, поблагодарил меня и ушел на поиски еще одной бутылки
кока-колы.
Джордж, который все это время не слезал с подлокотника моего кресла,
наклонился ко мне и тихо заметил, что было бы очень интересно произвести
рассечение веганца.
Я согласился с ним.
Когда Миштиго вернулся, Дос Сантос был рядом с ним.
- Вы собираетесь повести мистера Миштиго на языческие церемонии? -
спросил он, дрожа от негодования и раздувая ноздри.
- Это так, - кивнул я. - Собираюсь.
- Только вместе с телохранителями, а вы таковым не являетесь.
Я поднял вверх ладони.
- Я в состоянии справиться со всем, что бы не произошло.
- Вас будут сопровождать Гассан и... я.
Я собрался было протестовать, но незаметно между нами втиснулась
Элен.
- Я тоже хотела бы пойти с вами, - сказала она. - Я никогда еще не
была на подобных обрядах.
Я пожал плечами.
Если идет Дос Сантос, это значит, что идет и Диана. Нас становится
весьма много. Поэтому один лишний посетитель особого значения не имеет.
Все было испорчено еще до того, как началось.
- Почему бы и нет? - вот и все, что оставалось мне сказать...
"Хоупфер" был расположен внизу, в районе гавани, возможно, вследствие
того, что был посвящен Агве Вэйс, морскому божеству. Хотя скорее все-таки
потому, что сородичи Мамаши Юлии всегда ютились в гавани.
Агве Вэйс не очень-то ревнивый божок, поэтому множество других
божеств украшали стены своими ярко раскрашенными изображениями. Чуть
поодаль от берега были более искусно выполненные "хоупферы", но они
мало-помалу переходили в собственность коммерческих заведений.
Огромная ладья Агве переливалась синим, оранжевым, желтым, зеленым и
черным - то есть внешне выглядела несколько неподходящей для моря.
Противоположная стена была почти полностью занята изображениями
пурпурно-малинового Дамбала Ведо, со множеством затейливых колец и
завитков. Впереди Папаша Джо ритмично отбивал такт на нескольких барабанах
"рада". Он сидел чуть правее двери, через которую мы вошли - кстати,
единственной. Среди ярких изображений сердец, фаллосов и крестов на нас
загадочно глядели христианские святые.
Как ко всему этому относились почтенные апостолы - это невозможно
было прочесть на их напряженных лицах, заключенных в дешевые рамки для
литографий, напоминавших окна в какой-то чужой мир вне этого
сюрреалистического окружения.
На небольшом алтаре теснились многочисленные бутылки со спиртным,
фляги, созданные из тыкв, священные сосуды для духов "лоа", талисманы,
трубки, флаги, фотографии каких-то неизвестных людей, и среди всего
прочего - пачка сигарет для папаши Легба.
Служба шла полным ходом, когда молодой "хоуязи" по имени Луис ввел
нас.
Комната имела в длину более восьми метров и около пяти в ширину, а
также высокий потолок и грязный пол.
Танцоры двигались около центрального столба замедленно и
неестественно важно. Их черная плоть блестела в тусклом свете керосиновых
ламп. Когда мы вошли в комнату, в ней стало темно.
Мамаша Юлия взяла мою руку и улыбнулась. Она отвела меня почти к
алтарю и сказала:
- Эзрум был добр.
Я кивнул.
- Ты нравишься ему, Номикос. Ты долго живешь, много путешествуешь и
всегда возвращаешься.
- Всегда, - согласился я.
- Эти люди с тобой? - движением своих темных глаз она указала на моих
спутников.
- Это друзья. Они не побеспокоят.
Она рассмеялась, услышав мои слова. Я тоже рассмеялся.
- Я буду держать их подальше от вас, если вы разрешите им остаться.
Мы будем оставаться в тени у стен комнаты. Если же вы скажете, чтобы я
увел их - мы уйдем. Вижу, что вы изрядно натанцевались и осушили немало
бутылок.
- Оставайся. Приходи как-нибудь поболтать со мной днем.
- Обязательно приду.
Она ушла в круг танцоров. Мамаша Юлия была довольно крупной женщиной,
хотя голос у нее звучал весьма тихо. Двигалась она, как огромная резиновая
кукла, не без грации, ступая в такт с мерными звуками барабанов Папаши
Джо.
Через некоторое время барабанный бой заставил все - мою голову,
землю, воздух - закружиться. Я наблюдал за танцорами и следил за теми, кто
смотрел на танцоров. Я выпил пол-литра рома, но угнаться за
присутствующими было невозможно. Миштиго продолжал потягивать коку прямо
из бутылки, которую он принес с собой. Никто не заметил, что он синий.
Пока мы добрались сюда, стало довольно поздно, и я решил, что пусть будет
что будет.
"Рыжий парик" стояла в углу. Диана казалась надменной и одновременно
испуганной. Она держала в руке бутылку, но не поднимала ее.
Миштиго ухватился за Элен, прижав ее к себе, но не более того. Дос
Сантос стоял у двери и следил за всеми, даже за мной. Гассан, припав к
стене справа от двери, курил трубку с длинным черенком и крохотной
головкой. Он казался умиротворенным.
Мамаша Юлия - полагаю, что именно она - начала петь. Ее поддержали
голоса остальных. Пение продолжалось довольно долго, навевая дремоту. Я
выпил еще, но жажда не утолялась, и поэтому я решил добавить.
Не знаю, сколько времени мы здесь находились, когда это произошло.
Танцоры поцеловали столб, затем снова стали петь, гремя бутылками и
выливая из них воду. Пара "хоуязи", казалось, была одержимой, их речь
стала бессвязной. Воздух наполнился дымом, я прислонился к стене спиной и
мне показалось, что мои глаза сомкнулись на секунду-другую.
Крик раздался на самом неожиданном месте.
Кричал Гассан.
Этот долгий вопль заставил меня рвануться вперед. Голова закружилась,
я едва удержал равновесие и громко стукнулся спиной о стену.
Барабанный бой продолжался. Ни один такт не был пропущен. Однако
несколько танцоров остановились, озираясь.
Гассан вскочил на ноги, оскалив зубы и прищурившись. От дикого
напряжения его потное лицо избороздили морщины, борода вскинулась вверх;
полы его плаща, зацепившись за какие-то мелкие украшения на стене,
напоминали черные крылья. Руки в замедленном гипнотическом ритме душили
несуществующего и стоявшего будто бы рядом с ним человека. Из его глотки
исторгался звериный рык. Он продолжал кого-то душить.
Наконец Гассан дернулся, руки его обвисли. Почти сразу же рядом с ним
оказался Дос Сантос и стал что-то говорить ему. Но, казалось, они
находятся в разных мирах.
Один из танцоров стал тихо стонать. К нему присоединился еще один.
Затем все остальные.
Мамаша Юлия отделилась от круга танцующих и подошла ко мне - как раз
тогда, когда Гассан начал все по второму разу, но теперь его жесты были не
столь убедительны. Скорее, они выглядели театральными.
Барабаны продолжали свой монотонный ритм. Папаша Джо даже не
удосужился поднять взор.
- Плохой знак, - сказала Мамаша Юлия. - Что ты знаешь об этом
человеке?
- Многое, - сказал я, напрягаясь, чтобы усилием воли прояснить свое
сознание.
- Ангелсоу, - сказала она.
- Что?
- Ангелсоу. Это темный бог. Бог, которого нужно бояться. Твоим другом
овладел Ангелсоу.
- Объясни, пожалуйста.
- Он редко посещает наш "хоупфер". Он здесь нежеланный. Те, кто им
одержим, становятся убийцами.
- Мне кажется, что Гассан накурился какой-то дряни, что-то вроде
мутированной махорки. Вот почему он...
- Нет, - перебила она меня, - здесь Ангелсоу. Твой друг непременно
станет убийцей, потому что Ангелсоу - бог смерти, и он навещает только
свои собственные капища.
- Мамаша Юлия, - произнес я, - Гассан и есть убийца. Если вам дать
кусочек жевательной резинки за каждого, кого он убил, и вы захотите все
это сжевать, то вы рискуете превратиться в бурундука. Он -
профессиональный убийца, обычный, в рамках закона. Поскольку Кодекс
Поединков распространен на материках, то обычно он зарабатывает себе на
хлеб подальше от морских берегов. Ходят слухи, что при случае он совершает
и незаконные убийства, но этого никому не удалось доказать. Поэтому скажи
мне вот что... Ангелсоу - бог каких убийц? Профессионалов или просто
любителей крови? Ведь есть между ними разница, не так ли?
- Для Ангелсоу все равно, какого рода убийца, - покачала она головой.
Дос Сантос, чтобы прекратить спектакль, схватил Гассана за запястья.
Он попытался развести ему руки в стороны. Попробуйте представить себе, что
вы в клетке и пытаетесь голыми руками разогнуть ее прутья.
Я пересек комнату. То же сделали еще несколько человек. Это оказалось
очень своевременным, так как Гассан наконец-то заметил, что кто-то стоит
перед ним, и уронил руки. Затем он вытащил клинок с длинным узким лезвием,
до того спрятанный под плащом.
Пустил бы он его против Доса или против кого-нибудь другого - это
осталось тайной, потому что Миштиго закупорил свою бутылку с кокой и
ударил ею Гассана около уха. Гассан упал лицом вперед. Дос подхватил его,
и я вырвал клинок из пальцев убийцы, после чего Миштиго продолжил
прерванное занятие - опустошение своей бутылки коки.
- Интересный обряд, - заметил через мгновение веганец. - Я никогда не
подозревал, что у этих обитателей гавани такие сильные религиозные
чувства.
- Это просто указывает на то, что вам ни в чем и никогда не следует
быть абсолютно уверенным, не так ли?
- Да. - Жестом он указал в сторону зрителей. - Все они пантеисты!
Я покачал головой.
- Нет. Это первобытные анимисты.
- Разве между этими религиями существует какая-нибудь разница?
- Придется объяснить. Вот эта бутылочка коки, которую вы только что
осушили, займет место на алтаре или "пе", пользуясь их терминами, как
сосуд для Ангелсоу, поскольку она испытала темно-мистическое
соприкосновение с этим богом. Вот так пантеист трактует то, что сейчас
произошло. А анимисты могут даже сойти с ума от того, что кто-то незваный
появился во время церемонии и стал причиной беспокойства, вроде того,
которое мы только что совершили. Анимист, возможно, будет доведен до
такого состояния, что принесет в жертву непрошенных гостей, поразбивав им
головы подобным образом, но гораздо более торжественным способом, швырнув
их тела в дальний закуток бухты. Это будет жертва Агве Вэйс, морскому
божеству. Следовательно, лучше бы мне не объяснять Мамаше Юлии, что все
эти люди, которые стоят вокруг и глядят на нас, являются анимистами.
Простите меня, я отлучусь на минутку...
Все на самом деле было не так уж плохо, но мне хотелось слегка
встряхнуть его. Думаю, что мне это вполне удалось.
После того, как я извинился перед хозяевами и пожелал им доброй ночи,
я подхватил Гассана. Он изрядно похолодел, и я был единственным, кто
оказался достаточно сильным, чтобы тащить его.
На улице, кроме нас, никого не было. Огромная ослепительная ладья
Агве Вэйс пересекала волны где-то у самого восточного края мира,
расплескав по небу все его любимые цвета.
Дос Сантос шел рядом со мной.
- Пожалуй, вы были правы. Нам не следовало приходить.
Я не удосужился ответить, но Элен, которая шагала впереди всех с
Миштиго, остановилась, обернулась и сказала:
- Чепуха! Если бы мы не пошли, то никогда не стали бы зрителями этого
замечательного драматического монолога без слов.
К тому времени я почти догнал ее. Обе ее руки взметнулись и обхватили
мое горло. Она не собиралась усиливать давление, но корчила ужасные
гримасы.
- Я одержима Ангелсоу, - дурачилась она, - и вы это сейчас
почувствуете! О-о!..
- Отпустите мое горло или я швырну на вас этого араба, - спокойно
произнес я, сравнивая каштановый цвет ее волос с пунцово-оранжевым цветом
неба над нею. - Он, между прочим, очень тяжелый.
Затем, секундой раньше, чем отпустить, она усилила хватку, причем
намного сильнее, чем мгновение назад, но я знал, что это шутка. Через
мгновение она опять оказалась рядом с Миштиго, и мы двинулись в путь.
Что ж, женщины никогда не дают мне пощечин, потому что я всегда
успеваю подставить лицо нужной щекой, а они боятся лишая. Поэтому, как мне
кажется, им остается единственное - слегка придушить меня.
- Ужасающе интересно, - сказала "Рыжий Парик". - Очень непривычное
ощущение. Будто внутри меня что-то танцевало вместе с ними. Странное
ощущение. Я, по сути дела, не люблю танцы - какого угодно рода...
- Что у вас за акцент? - прервал я ее. - Никак не могу определить,
какой местности он соответствует.
- Сама не знаю, - засмеялась она. - Я в некотором роде
франко-ирландского происхождения. Жила на Гебридах, потом в Австралии,
Японии...
Гассан застонал и напряг свои мышцы. Я ощутил резкую боль в плече.
Я усадил араба у порога какого-то дома и стал вытряхивать из него
различные орудия его ремесла. Здесь были два метательных ножа, еще один
кинжал с тяжелой рукояткой, длинный охотничий нож с зазубренным лезвием,
шнурки-удавки и небольшая металлическая коробка, содержавшая различные
порошки и пузырьки с жидкостями, которую я опасался проверить. Мне очень
понравилась острая свайка, и я оставил ее себе...
На следующий день - вернее, вечер - я поил старого Фила, чтобы
прихватить его с собой, намереваясь использовать его в качестве оплаты за
допущение в свиту Дос Сантоса, в "Рояле". Рэдпол все еще относился к нему
с почтением, считая Фила чем-то вроде второго Оума Нэйка, сторонника
возврата к старому, хотя Фил начал убеждать в своей непричастности к этому
движению еще полвека назад, когда напустил на себя мистицизм и
респектабельность.
В то время как его "Зов Земли" - по всей вероятности, лучшее из
всего, что он написал - гремел по всей матушке-Земле, увидели свет
несколько статей о Возвращении, что помогло вызвать именно то волнение,
которое я сам хотел начать.
Сейчас он может сколько угодно отрекаться, но тогда он явился
возмутителем спокойствия, и я уверен, что Фил и сейчас с удовольствием
вернулся бы к своей прежней идее.
Кроме того, мне нужен предлог: я хотел бы посмотреть, как чувствует
себя Гассан после прискорбной взбучки, которую он получил на "хоупфере".
На самом же деле я жаждал получить возможность переговорить с арабом и
выяснить, что он соблаговолит - если только найдет нужным - рассказать мне
о своем последнем поручении.
Идти от здания Управления до "Рояля" было совсем немного. У нас с
Филом ушло семь минут неспешного шага.
- Вы закончили писать элегию в мою честь? - спросил я.
- Я все время работаю над ней.
- Вы повторяете это добрых двадцать лет. Мне хотелось бы, чтобы вы
поспешили, потому что я боюсь, что не смогу прочесть ее.
- Я бы мог показать другие отличные вещи: посвященные Лореллу,
Джорджу, даже одну в честь Дос Сантоса. У меня есть множество знаменитых
имен. Ваше же для меня представляет проблему.
- Почему?
- Мне хочется, чтобы она была современной. Вы же не стоите на месте.
Все время что-то делаете, меняетесь...
- Вы не одобряете этого?
- У большинства людей хватает благоразумия совершить что-либо в
течение первой половины своей жизни и остановиться на достигнутом. Элегия
в их честь не представляет особых хлопот. У меня их полным-полно. Но я
опасаюсь, что ваша элегия будет совершенно не соответствовать вашему
облику на тот момент, когда она будет закончена. Такая работа меня не
устраивает. Я предпочитаю обдумывать тему на протяжении многих лет,
тщательно взвешивая все стороны человеческой индивидуальности, не подгоняя
себя. Вы - люди, чья жизнь подобна песне - вызываете у меня тревогу. Я
считаю, что вы пытаетесь вынудить меня написать о вас нечто эпическое, а я
становлюсь слишком стар для этого. Иногда я что-то упускаю.
- Я полагаю, что вы становитесь несправедливым, - сказал я ему. -
Другим уже посчастливилось прочитать оды в их честь, а на мою долю
осталась лишь пара эпиграмм.
- Могу вам сказать, что я совсем скоро закончу элегию в вашу честь. И
постараюсь своевременно прислать вам экземпляр.
- О! А откуда у вас такое предчувствие?
- Разве можно определить источник вдохновения?
- И все-таки расскажите...
- Это пришло мне в голову, когда я размышлял. Я тогда составлял
элегию для одного веганца - просто, разумеется, чтобы поупражняться. И вот
тут я понял, что думаю о том, как скоро закончу элегию в честь грека. - Он
на мгновение задумался. - Представьте себе чисто умозрительно: двух разных
людей, каждый из которых выше другого, пытаются сравнить друг с другом.
- Это можно сделать, если я встану перед зеркалом и буду переминаться
с ноги на ногу. У меня одна нога короче другой. Так что я могу себе
представить... И что же из этого?
- Ничего. У вас совершенно иной подход к проблеме.
- Это культурная традиция, от которой мне никак не избавиться.
Вспомните узлы, лошадей - Горашиб, Трою. Понимаете? Коварство и хитрость у
нас в крови.
Десяток шагов он молчал.
- Так что же: орел или решка? - спросил я у него наконец.
- Простите?
- Это загадка калликанзаридов. Выбирайте!
- Решка!
- Неправильно.
- А если бы я сказал "орел"?
- Хо-хо. У вас был только один шанс. Правильный ответ - тот, который
угоден калликанзариду. Вы проиграли бы в любом случае.
- В этом есть определенный произвол, не так ли?
- Именно таковы калликанзариды. Это скорее греческое, чем восточное
искусство утонченного коварства. И оно не такое загадочное, потому что
наша жизнь часто зависит от ответа, а калликанзариды, как правило, желают,
чтобы противник проиграл.
- Почему?
- Спросите у следующего калликанзарида, которого встретите. Если
только такая возможность вам еще предоставится.
Мы вышли на нужный нам перекресток.
- Почему вы неожиданно снова связались с Рэдполом? Вы же давно должны
были уйти в отставку.
- Я ушел в подходящее время и меня с ним связывает лишь одна мысль:
удастся ли снова возвратиться, как в старые добрые времена? Появление
Гассана всегда что-то означает. И я хочу знать, каково это "что-то".
- Вас не тревожит, что я вас разыскал?
- Нет. Это может вызвать определенные неудобства, но я сомневаюсь в
том, что ожидается фатальный исход.
Здание "Рояля" возвышалось над нами. Мы вошли внутрь, постучали в
дверь из темного дерева и услышали:
- Входите.
- Привет, - произнес я, заходя внутрь.
Добрых десять минут прошло, прежде чем мне удалось подвести беседу к
прискорбному случаю с бедуином, но тут же "Рыжий Парик" отвлекла меня,
появившись в комнате.
- Доброе утро, - сказала она.
- Добрый вечер, - усмехнулся я.
- Что нового в мире искусства?
- Ничего.
- Памятники?
- Нет.
- Архивы?
- Нет.
- Какой работой вам приходится заниматься?
- О, она слишком разрекламирована усилиями нескольких романтиков в
бюро Информации. На самом деле все, что мы делаем - таскаем,
восстанавливаем и сохраняем записи материальной культуры, которые
составлены на Земле человечеством.
- Что-то вроде мусорщиков культуры?
- Что-то вроде этого. Я думаю, более верное сравнение вряд ли можно
было бы придумать.
- Ну и зачем?
- Что "зачем"?
- Почему вы это делаете?
- Кто-то же должен этим заниматься, потому что это все-таки мусор
культуры. Поэтому-то его и стоит собирать. Я уверен, что мой мусор -
лучше, чем что-либо другое на Земле.
- Вы преданы этому делу настолько, насколько скромны! Это тоже
довольно неплохо.
- Кроме того, тогда выбор был не таким уж и большим - когда я
предложил свои услуги. Нельзя забывать, что тогда этого мусора было очень
много.
Она предложила мне бокал, немного отпила из своего и сказала:
- Они на самом деле еще здесь?
- Кто?
- Боги и Компания. Старые боги. Вроде Ангелсоу. Я считала, что они
все давно покинули Землю.
- Нет, они не покинули ее. То, что большинство из них похожи на нас,
вовсе не означает, что они поступают подобно нам. Когда люди покидают
Землю, они не предлагают своим богам отправиться вместе с ними, а у Бога
есть своя собственная гордость. Кроме того, возможно, они должны были
остаться в любом случае. Это называется "ананка" - неотвратимость. От нее
не уйти.
- Так же, как и от прогресса?
- Да... Если уж говорить о прогрессе, то не улучшилось ли состояние
Гассана? В последний раз, когда я его видел, он был совсем плох.
- Улучшилось. С таким толстым черепом нечего бояться. Как с гуся
вода...
- А где он?
- В зале для игр.
- Мне хотелось бы лично выразить ему свое сочувствие. Вы меня
извините?
- Извиняю, - сказала она, поклонившись.
Повернувшись, она направилась послушать, о чем беседуют Дос Сантос и
Фил. Фил, разумеется, очень обрадовался ее приходу.
И никто не обратил внимания на мое исчезновение.
Зал для игр был расположен в другом конце длинного коридора.
Приближаясь, я услышал, как один резкий звук отрывисто следовал за другим
примерно через равные промежутки времени.
Я открыл дверь и заглянул внутрь.
Кроме араба, в зале никого не было. Он стоял спиной ко мне, но,
услышав, как дверь открылась, быстро обернулся. На нем был длинный
пурпурный плащ-халат, в правой руке - нож. Затылок прикрывал здоровенный
кусок пластыря.
- Добрый вечер, Гассан.
Рядом с ним находился поднос с ножами. Мишень он разместил у
противоположной стены. Из мишени торчало два лезвия - одно в центре и одно
примерно в шести дюймах от центра, слева.
- Добрый вечер, - не спеша, ответил он. - Как ваши дела?
- О, прекрасно. Я пришел, чтобы задать такой же вопрос. Как ваша
голова?
- Очень сильно болит, но уже не так, как прежде.
Я закрыл за собой дверь.
- Прошлым вечером вам, видимо, что-то пригрезилось?
- Да. Мистер Дос Сантос рассказал мне, как я боролся с
приведениями... но, к сожалению, этого я сейчас не помню.
- Не накурились ли вы той дряни, которую толстяк доктор Эммит
называет каннабасисом?
- Нет, Карачи. Я курил одно растение, которое питается человеческой
кровью. Я нашел его возле древнего Константинополя и постарался очень
тщательно высушить цветы. Одна старуха сказала мне, что с его помощью
можно заглядывать в будущее. Но она мне солгала, эта...
- Так что выпитая цветком-вампиром кровь побуждает к насилию? Это
нечто новое, достойное того, чтобы записать. Между прочим, вы только что
назвали меня Карачи. Я бы хотел, чтобы вы называли меня в дальнейшем таким
образом как можно реже. Меня зовут Конрад Номикос.