- Ты из калликанзаридов, - неожиданно шепнула она.
Я повернулся на левый бок и улыбнулся в темноту.
- А лапы и рога я оставил в Управлении...
- Так ты тоже слышал это предание?..
- Моя фамилия - Номикос! - Я повернулся к ней.
- И на этот раз ты намерен уничтожить весь мир? - спросила она.
- Об этом стоит подумать, - я рассмеялся и прижал ее к себе. - Если
именно таким образом Земле суждено погибнуть...
- Ты ведь знаешь, что в жилах людей, родившихся здесь на Рождество,
течет кровь калликанзаридов, - сказала она, - а ты сам говорил мне, что
твой день рождения...
- Все именно так!
Меня поразило то, что она говорила всерьез. Зная о том, что время от
времени случается в древних местах, можно без особых усилий поверить в
различные легенды - согласно которым эльфы, похожие на древнегреческого
бога Пана собираются каждую весну вместе, чтобы провести десять дней,
подпиливая Дерево Жизни, и исчезают в самый последний момент с первыми
ударами пасхального перезвона колоколов.
У меня не было обыкновения обсуждать с Кассандрой вопросы религии,
политики или эгейского фольклора в постели, впрочем, поскольку я родился
именно в этой местности, многое до сих пор хранилось в моей памяти.
Через некоторое время я пояснил:
- Давным-давно, когда я был мальчишкой, другие сорванцы поддразнивали
меня, называя "Константином Калликанзарос". Когда я подрос и стал
уродливее - они перестали это делать. Во всяком случае, в моем
присутствии...
- Константин? Это было твое имя? Я думала...
- Теперь меня зовут Конрад! Забудь о моем старом имени!
- А мне оно нравится. Мне бы хотелось называть тебя Константином, а
не Конрадом.
- Если тебе это доставит удовольствие...
Я выглянул в окно. Ночь стояла холодная, туманная и влажная - как и
обычно в этом регионе.
- Специальный уполномоченный по вопросам искусства, охраны памятников
и Архива планеты Земля, вряд ли станет рубить Дерево Жизни, - пробурчал я.
- Мой калликанзарос, - неспешно отозвалась она, - я не говорила
ничего подобного. Просто с каждым днем, с каждым годом, все меньше
становится колокольного звона. Я предчувствую, что ты каким-то образом
изменишь положение вещей. Может быть...
- Ты заблуждаешься, Кассандра.
- Мне страшно и холодно...
Она была прекрасна даже в темноте, и я долго держал ее в своих
объятиях, чтобы заставить замолчать и прикрыть от тумана и студеной
росы...
Пытаясь восстановить события последних шести месяцев, я теперь
понимаю, что, пока мы стремились окружить стеной страсти наш октябрь и
остров Косс, Земля уже оказалась в руках тех сил, которые уничтожают все
октябри. Возникнув извне, силы Апокалипсиса медленно шествовали среди руин
- безликие и неотвратимые. В Порт-о-Пренсе приземлился Коурт Миштиго,
привезя в допотопном "Планетобусе-9" рубахи и башмаки, нижнее белье,
носки, отборные вина, медикаменты и свежие магнитные ленты из центров
цивилизации. Он был богатым и влиятельным галактическим туристом.
Насколько он был богат, мы не узнали и через множество недель, а насколько
влиятелен - обнаружилось всего пять дней тому назад.
Бродя среди заброшенных оливковых рощ, пробираясь в развалинах
средневековых французских замков или смешивая свои следы с похожими на
иероглифы отпечатками лапок чаек на морском песке пляжей острова Косс, мы
просто убивали время в ожидании выкупа, - который фактически никогда так и
не пришел...
Волосы у Кассандры были цвета сливок из Катамара, и такие же
блестящие. Мягкие руки, крохотные нежные пальцы. У нее очень темные глаза.
Она всегда хороша собой. И всего лишь на четыре дюйма ниже меня, и потому,
если учесть, что мой рост немного превышает шесть футов, ее изящество
является немаловажным достоинством.
Любая женщина кажется изящной, когда идет рядом со мной, потому что я
начисто лишен всего того, что называют красотой. Моя левая щека напоминает
карту Африки, сотканную из разноцветных лоскутков - дикое мясо,
последствия лишая, который я подцепил, раскапывая один курган, заваливший
некогда Нью-Йоркский музей Гугленгейма с его знаменитыми полотнами.
Глаза у меня разного цвета. Обычно я гляжу на людей правым голубым
глазом, жестким и внимательным, а когда мне хочется познакомиться с
кем-нибудь, я смотрю карим глазом - воплощением искренности и
доброжелательности. Мои волосы настолько покрывают лоб, что между ними и
бровями остается незаросшая полоса шириной всего в палец. К тому же я ношу
ортопедическую обувь, поскольку моя правая нога короче левой.
Кассандра вовсе не нуждается в моем присутствии, чтобы выглядеть на
его фоне. Она на самом деле красива.
Я повстречался с ней случайно, и после долгой отчаянной гонки женился
на ней против собственной воли (последнее было ее идеей).
Сам я, по сути, не думал о свадьбе даже в тот день, когда вошел в
гавань на своей шлюпке, увидел на берегу Кассандру и понял, что жажду ее.
Калликанзариды никогда не были образцом в семейных делах. В этом я тоже
являюсь исключением.
Утро было ясное - утро нашего третьего месяца вместе и последнего
моего дня на острове Косс. Но минувшим вечером я получил вызов.
После ночного дождя воздух все еще оставался влажным. Мы сидели на
крыльце и пили турецкий кофе, закусывая апельсинами. Дул свежий бриз, и от
него кожа покрывалась пупырышками даже под свитером.
- Отвратительное самочувствие, - сказал я и закурил, так как успел
покончить с кофе.
- Понимаю, - сказала она. - Успокойся.
- Я ничего не могу с собой поделать. Придется уезжать отсюда и
оставлять тебя одну. И от этого все кажется мерзким.
- Возможно, это продлится всего лишь пару недель. Ты же сам говорил.
А затем ты вернешься.
- Надеюсь, что так, - кивнул я, - если не потребуется больше времени.
До сих пор я не знаю, где буду.
- Кто этот Коурт Миштиго?
- Актер с Веги, журналист. Важная персона. Хочет написать о том, что
осталось на Земле. Поэтому-то я и должен быть его гидом. Я! Лично! Черт
возьми!
- А разве можно жаловаться на перегрузку в работе после
десятимесячного отпуска и праздного плавания из одной местности в другую?
- Да, я имею право жаловаться - и буду! Предполагалось, что эта моя
должность будет синекурой.
- Почему?
- Главным образом потому, что я сам все обставил подобным образом.
Двадцать лет я тяжело трудился над тем, чтобы музеи, памятники и Архив
были такими, какими являются теперь. Десять лет назад я все устроил так,
что мой персонал сам по себе может справиться с чем угодно. Мне же
остается только время от времени возвращаться, чтобы подписывать бумаги, в
паузах занимаясь тем, чем мне самому заблагорассудится. Чертовы подхалимы
- заставить самого управляющего сопровождать писаку с Веги, хотя это мог
бы с успехом сделать кто угодно из персонала! Ведь обитатели с Веги вовсе
не боги!
- Пожалуйста, погоди минутку, - перебила меня Кассандра. - Что за
двадцать лет?
Я почувствовал, что тону.
- Тебе же нет и тридцати лет, - продолжала она.
Я опустился еще глубже. Затем немного выждал и стал подниматься
наверх.
- Э-э... Есть кое-что, о чем я никогда прежде не говорил тебе... Сам
не знаю, почему... А сколько тебе лет, Кассандра?
- Двадцать.
- Хо-хо. Что ж... я почти в четыре раза старше тебя.
- Что-то я не понимаю...
- Я и сам не понимаю... так же, как и врачи. Я как будто остановился
где-то в возрасте от двадцати до тридцати лет и таким остаюсь до сих пор.
Мне кажется, что это нечто вроде... неизвестной и только мне свойственной
мутации. Да разве все это имеет какое-нибудь значение?
- Не знаю... А впрочем, да.
- Тебя не волнует ни то, что я хромаю, ни моя избыточная волосатость,
ни даже мое лицо. Почему же тебя беспокоит мой возраст? Я молод во всех
отношениях!
- Это далеко не одно и то же по сравнению со всем остальным, -
сказала она, не допускающим возражения тоном. - А что, если ты никогда не
состаришься?
Я закусил губу.
- Обязательно состарюсь! Рано или поздно, но это все же произойдет!
- А если это будет слишком поздно? Я ведь люблю тебя и не хочу
состариться раньше!
- Ты проживешь сто - сто пятьдесят лет. Пройдешь специальный курс
омоложения. Это от тебя никуда не уйдет.
- Но я все равно не буду такой молодой, как ты!
- И вовсе я не молодой. Я родился стариком.
Это не подействовало. Она расплакалась.
- У нас впереди еще долгие и долгие годы, - старался утешить ее я. -
Кто знает, что может случиться за это время?!
От этих слов она расплакалась еще больше.
Я всегда был импульсивным. Голова у меня работает, как правило,
весьма неплохо, но обычно я сначала действую, а потом обдумываю, что
сказать. Вот и на этот раз я испортил всю основу для дальнейшего
разговора.
Именно это явилось одной из причин, почему я выбрал компетентный
персонал, обзавелся хорошей радиосвязью и стараюсь большую часть времени
проводить на воле. Впрочем, некоторые обязанности нельзя никому
перепоручить. Поэтому я сказал:
- Смотри. В какой-то степени радиация коснулась и тебя тоже. Целых
сорок лет я не мог понять, что я вовсе не сорокалетний. Возможно, нечто
подобное произойдет и с тобой.
- Тебе что, известны другие случаи, подобные твоему?
- Ну...
- Неизвестны?
Помню, что тогда мне больше всего хотелось оказаться на борту своего
судна. Не нынешнего - огромного великолепного корабля, - а в своей старой
лоханке под названием "Золотой Идол". Причем где-нибудь подальше отсюда...
ну хотя бы в гавани. Чтобы снова стоять на мостике и опять увидеть
Кассандру во всем ее великолепии. Хотелось начать все с самого начала - и
либо сказать ей обо всем прямо еще тогда, либо даже рта не раскрывать о
своем возрасте.
Это была прекрасная мечта, но, черт возьми, медовый месяц уже
заканчивался.
Я молчал, пока она не перестала плакать.
- Так что же? - спросил я в конце концов.
- Все хорошо, не обращай внимания...
Я взял ее за руку и прижал ее пальцы к своим губам.
- Может быть, это все же неплохая мысль, - сказала она, - что ты
должен уехать на некоторое время.
Холодный бриз снова обдал нас ледяной влагой, заставив съежиться.
Руки слегка задрожали. Бриз стряхнул листья с деревьев, закруживших над
нашими головами.
- Не преувеличил ли ты свой возраст? - спросила она. - Ну хоть
чуть-чуть?
Судя по ее тону, сейчас самым умным было согласиться с ней.
- Да, - я старался, чтобы голос мой звучал как можно более убежденно.
Она улыбнулась мне в ответ, как бы благодаря за это признание.
Вот так мы и сидели, держась за руки и наблюдая за тем, как
разворачивается утро. Через некоторое время она начала напевать, почти не
открывая рта. Это была печальная песня, насчитывавшая много сотен лет.
Баллада о молодом борце по имени Фамоклос, которого никто не мог победить.
Постепенно тот стал считать себя величайшим из всех живущих тогда борцов.
Он бросил вызов, взобравшись на вершину горы. Поскольку обитель богов была
неподалеку, они не заставили себя ждать. Уже на следующий день появился
мальчик-калека, верхом на огромном, дикого вида псе. Они боролись три дня
и три ночи, Фамоклос и мальчик. А на четвертый день мальчик сломал спину
гордецу. Там, где появилась кровь не знавшего поражения богатыря, вырос
цветок без корней, с лопатовидными листьями, который стал ползать по ночам
в поисках утраченного духа павшего человека. Но дух Фамоклоса покинул
Землю, и поэтому эти цветы обречены вечно ползать и искать.
Все это излагалось попроще, чем у Эсхила, но ведь и мы - простые
люди, не те, что были некогда - особенно живущие на материке. А кроме
того, на самом деле все было совсем иначе.
- Почему ты плачешь? - неожиданно спросила она.
- Я думаю о картине на щите Ахилла, - сказал я. - И о том, насколько
ужасно быть образованным зверем... К тому же я не плачу. Это роса падает
на меня с листьев.
- Я приготовлю еще кофе.
Пока она готовила кофе, я вымыл чашки. Потом сказал ей, чтобы она
присматривала за "Идолом" во время моего отсутствия. Если я вызову ее к
себе, то лодку нужно будет вытащить на берег.
Она внимательно все выслушала и обещала исполнить.
Солнце поднялось выше. Высоко в небе, как вестник чего-то страшного,
появился летучий крысс-паук. Мне страшно захотелось сжать пальцами
рукоятку своего пистолета 38-го калибра, открыть шумную пальбу и увидеть,
как падает это чудовище. Но огнестрельное оружие было сейчас на борту
"Идола", и поэтому я просто наблюдал за пауком, пока он не скрылся из
виду.
- Говорят, что они внеземного происхождения, - сказала Кассандра,
глядя на исчезающего вдали крысс-паука, - и что их завезли сюда с Титана
для показа в зоопарках и подобных заведениях.
- Верно.
- И что они очутились на воле в течение трех дней и одичали. Притом
стали крупнее и агрессивнее, чем у себя на родине.
- Однажды я видел животное, с размахом крыльев почти десять метров.
- Мой двоюродный дед однажды рассказал мне историю, которую он слышал
в Афинах, - начала она, - об одном человеке, который убил крысс-паука безо
всякого оружия. Чудовище схватило человека прямо на пристани, где он стоял
- в Пирее - и взлетело с ним. Но человек голыми руками сломал ему шею. Оба
они упали с высоты тридцати метров в залив, и человек остался жив.
- Это было очень-очень давно, - кивнул я, - задолго до того, как
Управление развернуло компанию по истреблению этих бестий. Тогда их
водилось великое множество, и в те дни они были гораздо смелее. Теперь же
они стараются избегать городов.
- Насколько я помню, того человека звали Константином. Может быть,
это был ты?
- Его фамилия была Карагиозис.
- Ты тоже Карагиозис?
- Если тебе так хочется. Только почему тебе пришло это в голову?
- Потому, что позже он помогал разыскать в Афинах возвращенца
Рэдпола, и еще потому, что у тебя очень сильные руки.
- Ты что, заодно с возвращенцами?
- Да, а ты?
- Я работаю в Управлении. У меня нет политической ориентации.
- Карагиозис подверг бомбардировке курорты.
- Да, он совершил это.
- Ты желаешь повторения бомбардировки?
- Нет.
- Я почти ничего о тебе не знаю.
- Ты знаешь обо мне все, что хотела узнать. Если хочешь узнать
что-то, неизвестное тебе, - спроси.
Она засмеялась.
Я поднял голову к небу и произнес:
- Мое воздушное такси приближается.
- Я ничего не слышу, - пожала она плечами.
- Сейчас услышишь.
Через мгновение оно скользнуло с небосвода прямо к острову Косс,
следуя сигналу радиомаяка, который я установил во внутреннем дворике.
Я встал и поднял Кассандру на ноги.
Шестиместный аэроглиссер жужжал над нашими головами. Солнце играло на
его прозрачном плоском днище.
- Ты хотел бы взять что-нибудь с собой? - спросила она.
- Ты знаешь, что хотел бы - но не могу.
Аэроглиссер совершил посадку, открылась дверь пилота, и человек в
очках повернулся к нам лицом.
Я помахал ему рукой.
- У меня такое чувство, - сказала она, - что тебе грозят какие-то
опасности.
- Весьма сомневаюсь, Кассандра, - рассмеялся я. - Прощай!
- Прощай, мой калликанзарос.
Я залез в глиссер, который тут же взмыл в небо. Мне осталось только
вознести молитву Афродите, полагаясь на умение пилота управлять машиной.
Внизу Кассандра махала мне рукой.
За моей спиной все ярче разбрасывало сеть своих лучей Солнце. Мы
летели на запад. От Косса до Порт-о-Пренса четыре часа лета - четыре часа
серых волн, бледных звезд и моего безумия...
Зал кишел людьми. Сверху сияла огромная луна тропиков. Я одновременно
видел и то, и другое потому, что мне удалось выманить Элен на балкон, все
двери которого были настежь распахнуты.
- Снова возвращение из мертвых? - слегка улыбнувшись, она
поздоровалась со мной. - За весь год всего лишь одна открытка с Цейлона...
- Неужели вы скучали обо мне?
- Могла бы...
Она была миниатюрная, и, подобно всем, кто ненавидел день,
густо-кремовая. Несмотря на свой искусственный загар, она напоминала мне
искусно выполненную живую куклу с неисправным механизмом.
У Элен были пышные, очень пышные красно-каштановые волосы, завязанные
в такой гордиев узел, что казалось невозможным его развязать. Цвет ее глаз
было трудно определить. Все зависело от мимолетного каприза, но все же они
были глубоко синими. Что бы она ни надевала, одежда ее всегда была
коричневой и зеленой. Этой одежды хватило бы, чтобы завернуть ее в ткани с
ног до головы, отчего женщина казалась бесформенным растением.
Это было ее странной прихотью, если только она не стремилась скрыть
свою беременность, в чем я, правда, очень сомневался.
- На Цейлоне я был совсем недолго. Большую часть времени я провел на
Средиземноморье.
Внутри раздались аплодисменты. Я был рад, что покинул зал вовремя.
Актеры только закончили "Маску Деметры" Гребера, сочиненную им в честь
наших гостей с Веги. Пьеса тянулась два часа, нудная и плохая. К тому же
написана она была пятистопным ямбом.
Гребер творил бесконечные, пронизанные метафизикой поэмы. Он много
рассуждал о просвещении и ежедневно выполнял на пляже дыхательные
упражнения. Во всем остальном он был вполне пристойным человеком.
Аплодисменты утихли, послышалась негромкая музыка - как будто играли
стеклянные бубенцы - и стал слышен тихий говор.
Элен облокотилась о перила.
- Я слышала, что вы женились.
- Да, - кивнул я. - А зачем меня вызвали сюда?
- Спросите у своего босса.
- Я спрашивал. Он сказал, что мне предоставляется роль гида. Но я
хотел бы узнать: почему? Я все время думаю об истинных мотивах, но тем не
менее причина этого становится для меня все более загадочной.
- Но откуда же мне знать истинную причину?
- Вам известно все.
- Вы переоцениваете меня, дорогой. А как она из себя?
Я пожал плечами:
- Похожа на наяду.
- А на кого похожа я? - спросила с усмешкой Элен.
- Я бы не стал говорить кому-либо, на кого вы похожи.
- Я оскорблена. Я просто должна быть на кого-то похожа, так как в
противном случае...
- Да, именно так. Вы - уникальны!
- Тогда почему же в прошлом году вы не забрали меня с собой?
- Потому что вы любите быть на людях. Необходимо, чтобы весь город
мелькал перед вами. Вы способны быть счастливой только здесь, в
Порт-о-Пренсе.
- Но я несчастна здесь!
- Вы здесь менее несчастны, чем в любом другом месте на этой планете.
- Мы могли бы попытаться, - сказала она и повернулась ко мне спиной,
чтобы взглянуть на огни в районе гавани. - Вы знаете, вы настолько
дьявольски уродливы, что становитесь привлекательны...
Я замер в нескольких сантиметрах от ее плеча.
- Поймите, - продолжала она ровным голосом, - вы - кошмар, который
шествует, как человек.
Я опустил руку и слегка кивнул:
- Я знаю об этом. Приятных сновидений.
Она удержала меня за рукав:
- Подождите.
Я посмотрел на руку Элен, перевел взгляд на ее глаза, затем опять на
руку. Она отпустила мой рукав.
- Вы же знаете, что я никогда не говорю правду, - начала она. - Но я
решила сказать вам о том, что вам следовало бы знать в отношении этой
поездки. Здесь Дональд Дос Сантос, и я думаю, что он также собирается в
путь.
- Дос Сантос? Любопытно!
- Он сейчас в библиотеке вместе с Джорджем и каким-то арабом.
- Что? - воскликнул я. - Арабом? С руками, покрытыми шрамами?
Желтоглазый? Как его имя? Гассан?
- Да. Вы что, с ним уже встречались?
- В прошлом он кое-что сделал для меня...
Я улыбнулся, хотя внутри меня все похолодело. Терпеть не могу, когда
мой собеседник догадывается о моих мыслях.
- Вы улыбаетесь, - спросила она. - О чем вы думаете?
- Я думаю о том, что вы относитесь ко многим вещам гораздо серьезнее,
чем это казалось мне раньше.
- Чепуха! Я уже не один раз говорила вам, что я - трусливая лгунья. И
вы совершенно правы, что здесь я менее несчастна, чем где-нибудь в другом
месте Земли. Поэтому-то, может быть, вы поговорите с Джорджем и уговорите
его взяться за работу на Галере или на Бэкабе. Это возможно?
- Безусловно, - кивнул я. - Кстати, как там коллекция жуков Джорджа?
- Растет, - улыбнулась в ответ Элен, - и очень быстро. Живут и
ползают, а некоторые из этих тварей радиоактивны. Я ему говорю: "Джордж, а
почему бы тебе не поволочиться за другими женщинами вместо того, чтобы
проводить свое время с этими жуками?" Но он только трясет головой. Тогда я
говорю: "Джордж, когда-нибудь одна из этих уродин укусит тебя, и ты
станешь импотентом. Что ты тогда станешь делать?" Тогда он объясняет, что
этого не может случиться, и снова читает лекции о ядах насекомых. Может
быть, он и сам какой-нибудь огромный паук в личине человека? Мне кажется,
что ему доставляет удовольствие - определенное сексуальное удовлетворение
- наблюдать за тем, как они копошатся в своих банках. Не знаю, что еще...
Я повернулся и заглянул в зал, потому что лицо Элен уже не было ее
лицом. Когда мгновением позже я услышал ее смех, я снова обернулся и сжал
ее плечо.
- О'кей. Я теперь знаю немного больше, чем прежде. Спасибо. Мы еще
встретимся?
- Мне подождать?
- Нет. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, Конрад.
И я побрел прочь...
Пересечь зал - трудное и продолжительное занятие, если он полон
людей, желающих познакомиться с вами. К тому же все они держат в руках
бокалы, а у вас имеется заметная склонность к хромоте.
Так вот, все было именно так, и я прихрамывал.
Я пробирался вдоль стены по периметру людской толпы и внезапно
очутился среди молодых дам, окружавших старого холостяка.
У него не было подбородка и почти не было губ и волос. Выражение,
которое имела некогда плоть, обтягивавшая его череп, давным-давно перешло
к его темным глазам. И оно вспыхнуло в этих глазах, увидевших меня.
Насмешливое выражение надвигающейся ярости.
- Фил, - произнес я, поклонившись. - Никто иной не может расписать
маску, подобную этой. Я слышал, что говорят, будто это умирающее
искусство, но теперь я понял, что это неправда.
- Вы все еще живы? - удивился он, причем голос у него был на
семьдесят лет моложе, чем все остальное. - И снова, как обычно, опоздали.
- Я униженно раскланиваюсь, - сказал я ему, - но меня задержали на
именинах одной дамы семи лет от роду, в доме моего старого знакомого.
- Все ваши приятели - старые знакомые, не так ли? - рассмеялся он.
Это был удар ниже пояса. Именно потому, что я когда-то был знаком с его
родителями и водил их вдоль южного фасада Эрехтейона в Афинском Акрополе,
показывая все, что вывез оттуда лорд Элджин.
Посадив их отпрысков на колени, я рассказывал им сказки, которые были
стары еще в те времена, когда возводился этот акрополь. Сейчас передо мной
стоял один из тех отпрысков.
- Мне нужна ваша помощь, - добавил я, не обращая внимания на насмешку
и пикантное женское окружение. - У меня весь вечер уходит на то, чтобы
пересечь этот зал и выйти туда, где Сэндс разместился со своими
придворными с Веги... Простите меня, мисс, вечер уже закончился, и очень
жаль, что я спешу и не могу задержаться возле вас.
- Вы - Номикос! - выдохнула одна прелестная крошка, уставившись на
мою щеку. - Мне давно хотелось...
Я поймал ее руку, прижал к своим губам, заметил, как порозовело ее
личико, и усмехнулся:
- Не судьба!
С этими словами я отпустил ручку.
- Ну так как же? - спросил я Гребера. - Уведите меня отсюда как можно
скорее, чтобы никто не смог нам помешать.
Он резко кивнул.
- Простите меня, дамы. Я скоро вернусь.
Мы начали продвижение через зал, мимо множества беседующих друг с
другом людей. Высоко над головой плыли поворачивающиеся люстры, похожие на
многогранные глыбы из хрусталя. Тихо звучала телистра, разбрасывая звуки
своей песни, напоминавшие брызги цветного стекла.
Люди жужжали и копошились, словно насекомые Джорджа, и мы избегали
столкновений с ними, переставляя без остановки одну ногу за другой.
Слава богу, удалось ни на кого не наступить.
Вечер был теплый. Большинство мужчин одевалось в легкую, как пух,
черную форму, предписанную для персонала в случае торжественных вечеров.
Те, что были одеты иначе, не являлись представителями администрации.
Черное одеяние, несмотря на всю свою легкость, было весьма неудобным.
На груди слева красовалась зелено-голубая эмблема Земли - кружок диаметром
в два дюйма. Чуть ниже его - символ одного из департаментов, еще ниже -
значок, обозначающий ранг. Воротник униформы через небольшой промежуток
времени начинал казаться гарротой. Мне, по крайней мере, чудилось, что я
вот-вот задохнусь, сдавленный этим железным ошейником.
Дамы были одеты или зачастую раздеты, по своему собственному
усмотрению, обычно во что-то яркое, сопровождаемое мягкими полутонами, -
если только дамы не принадлежали к персоналу администрации. В этом случае
они были плотно упакованы в короткие черные платья, но все же со свободным
воротничком.
- Говорят, здесь находится Дос Сантос? - поинтересовался я.
- Так оно и есть.
- С какой целью?
- Не знаю. Меня это не интересует.
- Ай-яй-яй! Что же произошло с вашей замечательной гражданской
совестью? Департамент литературной критики не раз расхваливал вас за нее.
- В моем возрасте запах смерти вызывает состояние все большей и
большей тревоги, стоит мне только его почуять.
- Неужели Дос Сантос источает именно такой запах?
- Он весь им пропитан!
- Я слышал, что он нанял одного из ваших прежних партнеров еще во
время мадагаскарского дела.
Фил склонил набок голову и стрельнул в меня взглядом, полным
насмешки.
- Слухи слишком быстро доходят до вас. Вы ведь друг Элен? Да, Гассан
здесь. Он наверху вместе с Досом.
- И кого же он на этот раз хочет избавить от бремени жизни?
- Я ведь вам уже сказал раньше, что ничего не знаю об этом, да и не