Страница:
людьми, идет будничная работа: ведутся исследования на орбитальных станциях
в разных системах, в форпостах, развернутых на множестве планет, дежурят
разведчики-исследователи, пилоты ведут по разным маршрутам звездолеты,
транспортные корабли, маленькие космокатера. И у каждого человека в космосе
своя роль, каждый выполняет свою работу, и работа эта вполне обыденна, и
космос, когда к нему привыкнешь, тоже уже кажется обыденным.
Вот так же, обыденно, без приключений, которые бывают столь редко,
"Стрела" долетела до системы ТШ-65, и Маккиш, как полагалось, связался с
космодиспетчером системы, работавшим на одной из планет. А узнав голос
диспетчера, обрадовался.
-- Приветствую "Стрелу",-- как полагалось по форме, с заметным
кавказским выговором сказал диспетчер.
-- Экипаж "Стрелы" из одного человека горячо приветствует диспетчера
Мерогяна! -- весело сказал Маккиш.-- Армен, ты что, не узнал? И почему ты
здесь, за какие такие грехи?
По понятным причинам диспетчер удивился:
-- Володя? Почему на "Стреле"? Почему один?
-- Я из отпуска возвращаюсь, с Гималаев,-- весело сказал Маккиш. Армен
Мерогян был его товарищем еще по космическим курсам. Он объяснил:,
-- До ЛЗ-А6 летел с Земли на транспортном. Думал, дальше придется долго
ждать оказии, но начальником космодрома там Паша Гетманов. Словом, "Стрела"
была свободна, а назад ее пригонит Майоров, ему тоже в отпуск пора,
собирается...
Маккиш не договорил, потому что именно в этот момент и пришла
случайность. Космокатер резко дернулся, Маккиш услышал грохот. В хвосте,
отметил он машинально. Тут же что-то ударило "Стрелу" еще раз, гораздо
сильнее, и на мгновение Маккиш даже потерял сознание. Придя в себя, он
отметил, что приборы регистрируют утечку воздуха, и облачился в защитный
скафандр.
Приборы показывали, что скорость космокатера резко падала. Правда,
Маккиш тронул ручки управления, способность маневрировать он не потерял.
Можно, запросив помощь, дотянуть до ближайшей планеты системы, лечь на
орбиту и дожидаться спасательного корабля. Он взялся за верньеры рации и тут
же понял, что делает это напрасно: удар произошел в тот момент, когда он
держал связь, и, если она прервалась, значит, вряд ли восстановится. Удар и
резонанс от него повредил рацию. Основы Маккишу, понятно, пришлось изучать,
но специалистом он не был, на ремонт могло уйти бог знает сколько времени.
Решение он принял мгновенно. То, что произошло какое-то несчастье,
понял, конечно, и Мерогян. Но искать "Стрелу" без ее позывных неизмеримо
труднее, чем иголку в стоге сена. А запас питания, воды, кислородной смеси в
космокатере не рассчитан на годы. Значит, если это возможно, надо
моментально садиться на ближайшую планету системы ТШ-65. Ближайшей был
Оранжевый Шар. Необитаемой, потому что планета представляла собой пустыню из
оранжевого песка. Но на любой планете, где побывали люди, остаются на всякий
непредвиденный случай пункты, где есть запасы питания, воды, кислорода, а
главное, есть радио.
Курс был рассчитан мгновенно, и Маккиш взялся за ручки управления. На
автоматику -- она ведь рассчитана на исправную машину -- надеяться было
нельзя, космокатер два часа предстояло вести вручную, постоянно следя за
приборами, чтобы не сбиться с курса.
Два часа спустя "Стрела" неуклюже ткнулась в песок, взметнув тяжелое
оранжевое облако: как выяснилось уже при спуске, тормозные двигатели были
повреждены и плохо смягчили удар. По той же причине опуститься пришлось
много дальше от пункта-оазиса, чем Маккиш рассчитывал. Это совсем никуда не
годилось.
Он осмотрел грузовой отсек в хвосте космокатера. Там все было
разворочено, словно кто-то неизвестный взял гигантских размеров дубину и изо
всех сил треснул по корме. "Столкновение с каким-то космическим булыжником?"
-- машинально подумал Маккиш. Защита же по какой-то глупости отказала.
Камень разворотил обшивку и угодил в главный двигатель. А осколки камня и
металла пробили резервуары с кислородной смесью для дыхания внутри корабля и
уничтожили баллоны для скафандров. Впрочем, точно все покажет экспертиза,
подумал Маккиш, экспертиза, которая будет лет через пять или через сто, что
ему самому будет уже совершенно безразлично.
Атмосфера здесь не пригодна для дыхания. В ней есть кислород, его даже
много, есть азот, но есть очень ядовитые примеси, и снять шлем
скафандра--значит тут же погибнуть. Пункт-оазис
далеко, а запас кислородной смеси в баллонах скафандра не рассчитан на
столь длительное путешествие. Радиоаппаратура, которой оснащают космокатера,
тоже, оказывается, не была приспособлена для случаев столкновений с
космическими булыжниками. Это Маккиш понял сразу, едва вернулся в кабину
управления и отвинтил радиопанель. И сделать он ничего не мог, это он тоже
понял.
Маккиш пошел в шлюз, открыл двери и спрыгнул на оранжевый песок. Ноги
глубоко ушли в него.
Оранжевый Шар был совершенно неинтересной планетой. Самой
примечательной его особенностью можно было бы, пожалуй, назвать лишь
необыкновенную скорость вращения: сутки здесь занимали всего пять часов. Что
еще? Маккиш припомнил: Оранжевый Шар -- это не настоящее название, есть
другое, официальное, оно-то и занесено во все космические справочники. Но
кто-то однажды дал это название, более меткое, и оно прижилось. Оранжевый
Шар, как и другие планеты системы, двадцать лет назад исследовала экспедиция
Левина. На двух из семи планет системы велись разработки недр, другие были
пусты. Но на каждой остались пункты-оазисы со всевозможными запасами. На
Оранжевом Шаре их было четыре, и ближайший был расположен примерно в ста
пятидесяти километрах от места посадки "Стрелы".
Маккиш обошел вокруг увязшего в оранжевом песке, искалеченного
космокатера. Он попрощался со "Стрелой", как прощаются с верным товарищем, с
которым прожито много и который погиб на твоих глазах.
По компасу Маккиш определил направление. Идти было бессмысленно, но
что-то надо было делать, и он шел, стараясь думать о чем-нибудь постороннем,
никак не связанном с запасом кислородной смеси и заброшенным среди песчаного
безмолвия пунктом-оазисом.
На "Аяксе" сейчас обычные рабочие будни. Звезда, вокруг которой
обращается станция, и вся планетная система оказались интересными, работа
идет уже почти год, и Маринка сейчас, наверное... Нет, об этом лучше не
думать.
Отпуск в Гималаях... Совсем недавно это было: рассвет высоко в горах,
что приходит на вершины намного раньше, чем к подножию гор: утренний,
свежий, ни с чем не сравнимый воздух... Нет, о Гималаях тоже надо забыть.
Переставляя ноги, Маккиш стал читать про себя стихи. Он знал их
множество, и современных поэтов, и старых. Стихи помогали идти.
Через два часа Маккиша настигла короткая ночь. Но и в кромешной тьме
можно было идти, не снижая скорости и только поглядывая время от времени на
светящийся циферблат компаса. Планета была пустой, не обо что было
споткнуться. Но короткая ночь быстро ушла вперед, солнце за спиной -- звезда
ТШ-65 -- стремительно ползло вверх.
Потом прошел еще один день, и снова была ночь. Голода и усталости
Маккиш пока не чувствовал. Он шел как автомат, как машина, созданная лишь
для того, чтобы мерно переставлять ноги.
Через два часа после того, как он видел горячее море, через
четырнадцать часов после того, как ушел от разбитой "Стрелы", Маккиш упал в
песок и понял, что дальше он не пойдет.
Он лежал лицом вниз и опять, как тогда, после посадки, прислушивался к
себе.
Силы ушли не от жажды: в скафандре был аварийный запас воды, достаточно
только найти губами трубочку. И не от голода: запас жидкой пищи тоже был,
правда, теперь он кончился. И даже не от усталости, потому что в конце
концов тренированный, сильный человек может идти, не останавливаясь,
четырнадцать часов подряд. Скорее силы ушли от однообразия того, что
происходило. И от бессмысленности происходящего.
Он ведь не дойдет, дойти невозможно.
Но едва только в мозгу вспыхнуло это слово НЕВОЗМОЖНО, Маккиш стал
подниматься. Это оказалось очень нелегко. О песок нельзя было опереться,
ладони проваливались в него. Тогда Маккиш перевернулся на спину, несколько
секунд лежал неподвижно, потом огромным усилием поднял голову, тело и сел. В
ушах звенело, и перед глазами плыли красные круги. От потери сил, потому что
воздуха должно было хватить еще часов на шесть-семь.
Медленно, боясь сделать малейшее неверное движение, чтобы не упасть, он
встал.
Стоять было трудно. Что-то неодолимо снова тянуло вниз. Когда по моему
следу пройдет кто-то другой, подумал Маккиш, он поймет, что здесь я упал,
лежал, потом с трудом встал, постоял немного и пошел дальше.
Он сделал первый шаг и снова чуть не упал. Потом сделал второй шаг. Он
безмерно устал именно физически, надо себе в этом признаться. Но лежать он
не будет, потому что это -- конец. Идти -- тоже конец, но совсем другой.
Маккиш пошел.
Оказывается, человек может найти в себе силы и тогда, когда не может
даже пошевелиться; оказывается, даже после самого последнего шага можно
сделать еще один, потом еще... У человеческих сил есть в конце концов
предел. Только и за этим пределом остается еще что-то...
Человек с огромным усилием делал каждый новый шаг, иногда падал на
колени, иногда подолгу лежал не двигаясь, иногда полз, но снова вставал,
смотрел на компас и делал новый шаг. В воспаленном, измученном его мозгу
теперь проносились лихорадочные, странные видения. Временами перед ним
возникали снежные вершины Гималаев. Однажды он долго лежал на берегу моря и
никак не мог дотянуться рукой до воды. Потом человек увидел перед собой
какой-то большой камень странной сферической формы и пошел к нему, зная, что
камень сейчас тоже исчезнет, как исчезали прежде другие видения, и снова
останется только один этот однообразный, сводящий с ума оранжевый цвет; и,
наткнувшись на камень, человек упал.
Maккиш пришел в себя от боли. Ныло колено. Теперь идти будет труднее,
это было первое, о чем он подумал. По барабанным перепонкам словно бил
гигантский молот. Он лежал у подножия темного камня, вернее, большой скалы.
Снова, в который уже раз, сделав над собой усилие, Маккиш встал.
Несколько минут он смотрел на камень, тупо пытаясь понять, какие при
этом испытывает чувства. Удивление, понял он наконец. Потому что скала имела
идеальную сферическую форму, как будто ее специально кто-то обрабатывал.
Как она могла попасть на Оранжевый Шар?
Вдобавок на той поверхности камня, что была обращена к нему, Маккиш
увидел глубоко врезанные письмена -- они словно горели, ярко выделяясь даже
в прямых лучах чужого солнца,--и не сразу понял, что они не похожи ни на
один из земных алфавитов.
С усилием он попытался сосредоточиться. Посмотрел на компас, на часы.
От направления на пункт-оазис он порядочно отклонился. Запаса кислородной
смеси оставалось только на три часа. В ушах продолжал стучать молот.
Маккиш внимательно присмотрелся к письменам. Потом он обошел вокруг
скалы и вернулся на прежнее место. Он оглянулся:
справа была еще одна такая же скала, слева другая. Тогда он зачем-то
тронул письмена рукой.
И отступил от неожиданности, потому что часть камня с письменами ушла
внутрь, открыв проход. Дверь была прямоугольной формы, такой же, как двери
на Земле!
И сразу же ушла куда-то усталость, и голова снова стала ясной, как
будто не было за плечами почти двадцати часов изнурительного пути, который
кому-то другому мог показаться бессмысленным. Все! Вот теперь смысла идти
дальше действительно не было. Был смысл остаться.
Он скоро погибнет, это ясно.
Но его след приведет сюда других людей, потому что "Стрелу" будут
искать и рано или поздно найдут. А он станет первым человеком, кто
приподнимет тайну чужой жизни, проникнет в нее хоть немного...
Маккиш огляделся. "Скал", которые, очевидно, были зданиями, оказалось
немного--всего шесть или семь. Значит, название "город" вряд ли подходит,
назовем это так -- селение разумных существ.
Он усмехнулся. Он снова чувствовал себя бодрым, полным сил. Наверное,
это были самые скрытые возможности организма. Найдя губами внутри шлема
трубочку, Маккиш допил остатки воды и вошел внутрь "скалы".
Если здесь и жили когда-то разумные существа, то было это давно. Маккиш
стоял посредине сферического помещения, по периметру которого на небольшой,
сантиметров пятьдесят, высоте тянулось нечто напоминающее длинный и круглый,
разрывающийся только дверью диван.
В центре сферы был круглый стол, на нем лежали какие-то предметы,
похожие на яркие разноцветные кубики. Еще в этом камне-доме был высокий, под
потолок, серебристого цвета цилиндр с ребристой поверхностью.
У Маккиша было много вопросов. Но ему надо было спешить, ему надо было
успеть осмотреть и другие скалы.
Внутри соседней мерцающие огни осветили картину несколько иную. По
сферическим стенам шли стеллажи; на них стояли разнообразные предметы, в
которых угадывались непонятного пока назначения приборы.
Третья скала... За дверью Маккиш остановился, и ему показалось, что он
все понял. Теперь он был в самой настоящей химической лаборатории, среди
столов с сосудами для реактивов, химической посудой. Что все это?
Здания, найденные им, принадлежали не коренным обитателям Оранжевого
Шара, которых, конечно, никогда не было. Просто здесь, на планете, работала
когда-то исследовательская станция неизвестных разумных существ, похожая на
разведывательные форпосты землян. Станция, по каким-то причинам покинутая
когда-то. И если в первом было жилое помещение, а может быть, кают-компания,
во втором -- склад, то в третьем неизвестные братья по разуму вели когда-то
химические исследования. В других зданиях, очевидно, какие-то другие
лаборатории.
А почему химическая лаборатория чужих существ так поразительно похожа
на земные лаборатории?
Но в этом, если подумать, нет неожиданности. Все во Вселенной состоит
из одинаковых элементов, а значит, химики любой цивилизации должны
пользоваться и сходными приемами работы, и сходными реактивами, и сходными
установками.
Маккиш медленно двинулся среди столов. Какими были они,
существа-химики, которые когда-то работали здесь? Откуда прилетели? Почему
бросили работу так внезапно?
Наверное, если судить по размерам посуды и ее форме, они были на нас
похожи, решил Маккиш. Трудно представить, в самом деле, чтобы какой-нибудь
разумный осьминог...
Его взгляд упал на одну из установок. Холодильная лабораторная
установка, судя по всему. Понятно: она должна быть в любой химической
лаборатории. А еще в хорошей химической лаборатории должен быть...
Маккиш внимательно стал осматривать химическую лабораторию, и, когда
нашел то, что искал, у него забрезжила надежда. Сдаваться было рано, сдаться
никогда не поздно. Если компрессором сжать воздух, а потом его охладить,
воздух, как известно, станет жидким. Если начать испарять полученный жидкий
воздух, сначала начнет испаряться азот, потом кислород. Все это, понятно, в
самых общих чертах, на деле все сложнее. А как испаряются ядовитые примеси
атмосферы Оранжевого Шара? Ну это можно узнать опытным путем, ведь он же в
химической лаборатории. Запасы энергии, необходимой для питания установок,
видимо, еще не истощились: горят же ведь эти мерцающие огни на потолке. Надо
во всем разобраться... Только бы хватило времени!
Он взглянул на часы и впервые почувствовал, что дышать стало труднее.
Около часа Маккиш лихорадочно разбирался в схеме компрессора, искал
источник питания, ставил аналитические опыты и, наконец, готовил установку
для переработки ядовитого воздуха Оранжевого Шара в кислородную смесь,
которой можно дышать. Потом, когда установка заработала, он сел прямо на пол
и стал ждать, стараясь поменьше двигаться, чтобы как можно дольше растянуть
то немногое, что оставалось еще в баллонах скафандра. Секундная стрелка на
часах, похоже, едва двигалась. У него перед глазами уже плыли
багрово-фиолетовые круги, в ушах стоял непрерывный тяжелый звон, когда он
снял один из баллонов скафандра и зарядил его с помощью компрессора
приготовленной смесью кислорода и азота.
Это не земной воздух, но им можно какое-то время дышать. Он сменил
второй баллон. И вдохнул полной грудью, чувствуя, как воздух до отказа
наполняет легкие.
Он встал, и его шатнуло. Он сразу почувствовал невероятную усталость и
невероятный голод. Но теперь воздуха ему хватит, чтобы дойти до оазиса; и он
дойдет, хотя идти ему еще часов пятнадцать. Голод и жажду он победит на
пути, раз победил самое страшное.
Там, в оазисе, он вызовет по радио помощь и позволит себе немного
отдохнуть,-- ровно столько, сколько надо, чтобы восстановить силы. И тогда
снова, с запасом продуктов, воды и "настоящего" воздуха, вернется сюда. Не
торопясь обследует все, что оставили после себя неведомые братья.
Маккиш с наслаждением представил, как он будет здесь работать часов так
через сорок...
А пока в путь. Он сверил направление по компасу, бросил^ последний
взгляд на скалы и пошел к оазису.
Фантастическая юмореска..
Из журнала "Юный Техник".
OCR Schreibikus (schreibikus@land.ru)
Я летел над маленькой речушкой на высоте в полметра. В последнее время
я вообще предпочитаю передвигаться над речкой. Во-первых, здесь нет ветра,
мешающего спокойному полету; от него хорошо защищают деревья на берегах.
Во-вторых, я не люблю высоты, а над речкой можно не подниматься высоко и не
бояться при этом, что налетишь на какой-нибудь куст. И в-третьих, сюда почти
не ходят люди, и редко кто нарушает мое одиночество.
Скорость моего полета примерно равнялась легкому бегу, и поэтому,
повторяя крутой поворот реки, я не успел заметить лодку и больно ударился
ногами о ее нос.
В лодке сидели два мальчика лет по четырнадцати-пятнадцати. Тот, что
работал веслами, был худ и высок, его огромная рыжая шевелюра наверняка с
начала лета не видела расчески. Про себя я тут же назвал его Рыжиком. Второй
-- почти полная противоположность: меднокожий крепыш среднего роста. Одет он
был в изрядно выгоревшую тельняшку, и я окрестил его Морячком. Морячок сидел
на корме и правил рулем.
Рыжик греб довольно энергично, и от этого удар получился весомый.
-- Смотреть надо! -- закричал Рыжик Морячку.-- Сел за руль, так не
зевай!..--Он внезапно умолк, увидев, что Морячок, не обращая внимания на
крики друга, удивленно и настороженно смотрит мимо него. Рыжик обернулся и
тоже удивился. Еще бы: висит человек над водой и потирает ушибленные ноги.
-- Больно? -- спросил Морячок.
-- Терпимо,-- ответил я.
-- Да вы присаживайтесь,-- предложил мне Рыжик.
-- Спасибо.-- Я сел на скамейку, отодвинув в сторону различные
принадлежности для рыбной ловли.-- А вы зря сюда приплыли. Рыбки-то здесь
нету, не ловится.
-- Одна уже поймалась,-- ехидно сказал Морячок, оценивающе глядя на
меня.-- Ладно, давайте знакомиться. Я -- Женя. Его Славой зовут. А вас как?
-- Волшебник,-- представился я и как можно степеннее огладил руками
свой черный халат с большими белыми звездами. Мальчики заулыбались.
-- Вы нас за маленьких-то не считайте,-- сказал Слава-Рыжик.
-- Как будто мы ничего не читали,-- добавил Женя-Морячок.
-- Откройтесь,-- предложил Слава.-- Только нам. Честно, мы никому не
расскажем.
-- В чем? -- улыбнулся я.-- В чем мне открыться?
-- Ну-у...-- обиделся Женя.-- Встречаем тут брата, значит, по...
-- Позвольте,-- прервал я его,-- какого это, интересно, брата? Мы вроде
не родственники.
-- По разуму, конечно! -- громко закончил Слава.-- Давно на Земле?
Откуда прибыли?
-- На Земле я вот уже несколько тысяч лет живу,-- ответил я.-- Коренной
житель. Сказки-то вы читаете?
-- Не-а,-- мотнул головой Слава.
-- Мы больше фантастику,-- сказал Женя.-- Мы понимаем...-- Он глубоко
вздохнул.-- Земляне не созрели для контакта.
-- Ребята! -- возмутился я, поняв, что мне не верят.-- Волшебник я!
Земной!
-- Да-да-да,-- протянул Женя.
-- Ясно-ясно,-- добавил Слава.-- У вас хорошая конспирация.
-- Я сейчас докажу вам,-- твердо сказал я. Я превратился в большого
черного кота и для верности пару раз истошно мяукнул.
-- Ну как, впечатляет? -- спросил я, когда снова принял свой облик.
-- Перевоплощение,-- уныло сказал Женя.
-- В фантастике давно встречается,-- подтвердил Слава.
-- Хорошо. Смотрите!
Я встал и поднялся в воздух метров на тридцать. Сделав над речкой круг,
я вернулся на скамейку:
-- Вот. Волшебная сила.
-- Антигравитация,-- медленно произнес Женя.
-- Мы про это уже читали,--сказал Слава.
Я на мгновение задумался: чем удивить ребят?
-- Вон дерево сухое,-- показал я на берег,-- видите? Я мысленно
приказал дереву загореться. Огонь быстро охватил
ветви, а я успел заметить, что мальчики чуть-чуть заинтересовались.
Приказав огню погаснуть, я ждал оценки.
-- Пирокинез,-- сказал Женя.-- Так из какой вы системы?
-- Сириус? Альфа Центавра? Альдебаран? -- подхватил Слава. Я исчез и
тут же появился на другом повороте речки. Потом снова исчез и возник на
привычной уже скамейке.
-- Телепортация,-- объяснил Женя.
-- Мгновенное перемещение,-- перевел Слава.-- Старо и знакомо.
-- Погоду только не трогайте,-- предупредил меня Женя.-- А то напустите
дождя, сохни потом часа три.
Я лихорадочно соображал, как же убедить ребят. Уйти просто так мне не
давала честь: волшебник я или нет?! Оставался последний шанс.
-- Хоп!..-- И я протянул мальчишкам дюжину книжек из серии "Библиотека
советской фантастики".-- Дарю! Я увидел, как загорелись радостью их глаза.
-- Да, на это способен только волшебник,-- сказал Слава.
-- И только настоящий,-- добавил Женя.
Но я еще не разучился читать мысли. Из благодарности за книжки они
сделали вид, что поверили мне. Ну а я в ответ сделал вид, что поверил им.
Что ж, и это не худший вариант для прощания.
Я встал, помахал им рукой и полетел дальше.
Фантастический рассказ.
OCR Schreibikus (schreibikus@land.ru)
В клубе проводилась "Неделя увлечений", и Малькольм демонстрировал свою
коллекцию марок.
-- Например, вот эти треугольники,-- рассказывал он.-- Их цена точно
никому не. известна, поскольку они никогда не продавались серией. Но это
наиболее редкий и интересный полный набор из всех известных филателистам.
Они...
-- У меня однажды была серия марок, даже более редкая и интересная,--
перебив его, меланхолично произнес Мерчисон Моркс.
Моркс, невысокий человек, обычно сидит у камина и молча смотрит на
угли, покуривая свою трубку.
-- Серия марок более редкая, чем мои треугольники? -- недоверчиво
спросил Малькольм.
-- Сейчас нет,-- покачал головой Моркс, мягко поправляя его,-- но была.
-- Ага! -- воскликнул Малькольм презрительно.-- Надо понимать, они
сгорели? Или украдены?
-- Нет,--вздохнул Моркс.--Я их использовал. Для почтовых отправлений.
До того, как понял, насколько они уникальны. И они" стоили мне моего лучшего
друга.
-- Жизни?
Моркс пожал плечами. На его лице появилось выражение давней печали,
словно в памяти он вновь переживал все еще хранящую в себе боль страницу
прошлого.
-- Я не знаю,-- ответил он.-- В самом деле не знаю. Может быть, нет. Я
искренне надеюсь, что Гарри Норрис -- так звали моего друга--сейчас в десять
раз счастливее, чем каждый из здесь присутствующих. Когда я думаю, что мог
бы быть с ним, если бы не моя нерешительность... Лучше я расскажу вам эту
историю целиком,-- добавил он увереннее.-- Тогда вы все поймете.
Сам я не филателист,--начал он, вежливо кивнув в сторону Малькольма.--
Но мой отец собирал марки. Он и оставил мне свою коллекцию. Коллекция была
не особенно значительная: он больше увлекался красотой марок, нежели их
редкостью или ценностью. Некоторые марки из коллекции, особенно марки
тропических стран, изображающие экзотических птиц и зверей, мне очень
нравились. А одну серию из пяти марок знатоки считали поддельной.
Эти пять марок действительно заметно отличались от всех, что я до того
видел, и даже не были помещены отцом в альбом. Они просто лежали в конверте.
Поддельные или нет, марки были красивые и интересные, все с разными
номиналами: десять центов, пятьдесят, один доллар, три доллара и пять. Все
негашеные, в отличном состоянии -- так, по-моему, говорят, Малькольм? -- и
самых веселых цветов: яркокрасная с ультрамарином, изумрудная с желтым,
оранжевая с лазурью, шоколадная с цветом слоновой кости и черная с золотом.
И все они были большие -- раза в четыре больше, чем теперешние
авиапочтовые марки. Сюжеты на них отличались живостью и достоверностью.
Особенно на трехдолларовой с туземной девушкой, несущей на голове корзину с
фруктами...
Однако я опережаю события. Короче, решив, что это действительно
подделки, я спрятал марки в стол и забыл о них.
Нашел я их снова совершенно случайно, когда копался в столе в поисках
конверта, чтобы отправить только что написанное моему лучшему другу Гарри
Моррису письмо. В то время Гарри жил в Бостоне.
Так случилось, что единственным конвертом, который я смог отыскать,
оказался тот, где хранились марки отца. Я высыпал их на стол, надписал
конверт и, запечатав письмо, наконец обратил внимание на эти странные марки.
Я уже сказал, что они были большие и прямоугольные, размером скорее
похожие на багажную наклейку, чем на обычную почтовую марку. И вообще
выглядели они необычно. Поверху на каждой марке шла броская надпись: "Эль
в разных системах, в форпостах, развернутых на множестве планет, дежурят
разведчики-исследователи, пилоты ведут по разным маршрутам звездолеты,
транспортные корабли, маленькие космокатера. И у каждого человека в космосе
своя роль, каждый выполняет свою работу, и работа эта вполне обыденна, и
космос, когда к нему привыкнешь, тоже уже кажется обыденным.
Вот так же, обыденно, без приключений, которые бывают столь редко,
"Стрела" долетела до системы ТШ-65, и Маккиш, как полагалось, связался с
космодиспетчером системы, работавшим на одной из планет. А узнав голос
диспетчера, обрадовался.
-- Приветствую "Стрелу",-- как полагалось по форме, с заметным
кавказским выговором сказал диспетчер.
-- Экипаж "Стрелы" из одного человека горячо приветствует диспетчера
Мерогяна! -- весело сказал Маккиш.-- Армен, ты что, не узнал? И почему ты
здесь, за какие такие грехи?
По понятным причинам диспетчер удивился:
-- Володя? Почему на "Стреле"? Почему один?
-- Я из отпуска возвращаюсь, с Гималаев,-- весело сказал Маккиш. Армен
Мерогян был его товарищем еще по космическим курсам. Он объяснил:,
-- До ЛЗ-А6 летел с Земли на транспортном. Думал, дальше придется долго
ждать оказии, но начальником космодрома там Паша Гетманов. Словом, "Стрела"
была свободна, а назад ее пригонит Майоров, ему тоже в отпуск пора,
собирается...
Маккиш не договорил, потому что именно в этот момент и пришла
случайность. Космокатер резко дернулся, Маккиш услышал грохот. В хвосте,
отметил он машинально. Тут же что-то ударило "Стрелу" еще раз, гораздо
сильнее, и на мгновение Маккиш даже потерял сознание. Придя в себя, он
отметил, что приборы регистрируют утечку воздуха, и облачился в защитный
скафандр.
Приборы показывали, что скорость космокатера резко падала. Правда,
Маккиш тронул ручки управления, способность маневрировать он не потерял.
Можно, запросив помощь, дотянуть до ближайшей планеты системы, лечь на
орбиту и дожидаться спасательного корабля. Он взялся за верньеры рации и тут
же понял, что делает это напрасно: удар произошел в тот момент, когда он
держал связь, и, если она прервалась, значит, вряд ли восстановится. Удар и
резонанс от него повредил рацию. Основы Маккишу, понятно, пришлось изучать,
но специалистом он не был, на ремонт могло уйти бог знает сколько времени.
Решение он принял мгновенно. То, что произошло какое-то несчастье,
понял, конечно, и Мерогян. Но искать "Стрелу" без ее позывных неизмеримо
труднее, чем иголку в стоге сена. А запас питания, воды, кислородной смеси в
космокатере не рассчитан на годы. Значит, если это возможно, надо
моментально садиться на ближайшую планету системы ТШ-65. Ближайшей был
Оранжевый Шар. Необитаемой, потому что планета представляла собой пустыню из
оранжевого песка. Но на любой планете, где побывали люди, остаются на всякий
непредвиденный случай пункты, где есть запасы питания, воды, кислорода, а
главное, есть радио.
Курс был рассчитан мгновенно, и Маккиш взялся за ручки управления. На
автоматику -- она ведь рассчитана на исправную машину -- надеяться было
нельзя, космокатер два часа предстояло вести вручную, постоянно следя за
приборами, чтобы не сбиться с курса.
Два часа спустя "Стрела" неуклюже ткнулась в песок, взметнув тяжелое
оранжевое облако: как выяснилось уже при спуске, тормозные двигатели были
повреждены и плохо смягчили удар. По той же причине опуститься пришлось
много дальше от пункта-оазиса, чем Маккиш рассчитывал. Это совсем никуда не
годилось.
Он осмотрел грузовой отсек в хвосте космокатера. Там все было
разворочено, словно кто-то неизвестный взял гигантских размеров дубину и изо
всех сил треснул по корме. "Столкновение с каким-то космическим булыжником?"
-- машинально подумал Маккиш. Защита же по какой-то глупости отказала.
Камень разворотил обшивку и угодил в главный двигатель. А осколки камня и
металла пробили резервуары с кислородной смесью для дыхания внутри корабля и
уничтожили баллоны для скафандров. Впрочем, точно все покажет экспертиза,
подумал Маккиш, экспертиза, которая будет лет через пять или через сто, что
ему самому будет уже совершенно безразлично.
Атмосфера здесь не пригодна для дыхания. В ней есть кислород, его даже
много, есть азот, но есть очень ядовитые примеси, и снять шлем
скафандра--значит тут же погибнуть. Пункт-оазис
далеко, а запас кислородной смеси в баллонах скафандра не рассчитан на
столь длительное путешествие. Радиоаппаратура, которой оснащают космокатера,
тоже, оказывается, не была приспособлена для случаев столкновений с
космическими булыжниками. Это Маккиш понял сразу, едва вернулся в кабину
управления и отвинтил радиопанель. И сделать он ничего не мог, это он тоже
понял.
Маккиш пошел в шлюз, открыл двери и спрыгнул на оранжевый песок. Ноги
глубоко ушли в него.
Оранжевый Шар был совершенно неинтересной планетой. Самой
примечательной его особенностью можно было бы, пожалуй, назвать лишь
необыкновенную скорость вращения: сутки здесь занимали всего пять часов. Что
еще? Маккиш припомнил: Оранжевый Шар -- это не настоящее название, есть
другое, официальное, оно-то и занесено во все космические справочники. Но
кто-то однажды дал это название, более меткое, и оно прижилось. Оранжевый
Шар, как и другие планеты системы, двадцать лет назад исследовала экспедиция
Левина. На двух из семи планет системы велись разработки недр, другие были
пусты. Но на каждой остались пункты-оазисы со всевозможными запасами. На
Оранжевом Шаре их было четыре, и ближайший был расположен примерно в ста
пятидесяти километрах от места посадки "Стрелы".
Маккиш обошел вокруг увязшего в оранжевом песке, искалеченного
космокатера. Он попрощался со "Стрелой", как прощаются с верным товарищем, с
которым прожито много и который погиб на твоих глазах.
По компасу Маккиш определил направление. Идти было бессмысленно, но
что-то надо было делать, и он шел, стараясь думать о чем-нибудь постороннем,
никак не связанном с запасом кислородной смеси и заброшенным среди песчаного
безмолвия пунктом-оазисом.
На "Аяксе" сейчас обычные рабочие будни. Звезда, вокруг которой
обращается станция, и вся планетная система оказались интересными, работа
идет уже почти год, и Маринка сейчас, наверное... Нет, об этом лучше не
думать.
Отпуск в Гималаях... Совсем недавно это было: рассвет высоко в горах,
что приходит на вершины намного раньше, чем к подножию гор: утренний,
свежий, ни с чем не сравнимый воздух... Нет, о Гималаях тоже надо забыть.
Переставляя ноги, Маккиш стал читать про себя стихи. Он знал их
множество, и современных поэтов, и старых. Стихи помогали идти.
Через два часа Маккиша настигла короткая ночь. Но и в кромешной тьме
можно было идти, не снижая скорости и только поглядывая время от времени на
светящийся циферблат компаса. Планета была пустой, не обо что было
споткнуться. Но короткая ночь быстро ушла вперед, солнце за спиной -- звезда
ТШ-65 -- стремительно ползло вверх.
Потом прошел еще один день, и снова была ночь. Голода и усталости
Маккиш пока не чувствовал. Он шел как автомат, как машина, созданная лишь
для того, чтобы мерно переставлять ноги.
Через два часа после того, как он видел горячее море, через
четырнадцать часов после того, как ушел от разбитой "Стрелы", Маккиш упал в
песок и понял, что дальше он не пойдет.
Он лежал лицом вниз и опять, как тогда, после посадки, прислушивался к
себе.
Силы ушли не от жажды: в скафандре был аварийный запас воды, достаточно
только найти губами трубочку. И не от голода: запас жидкой пищи тоже был,
правда, теперь он кончился. И даже не от усталости, потому что в конце
концов тренированный, сильный человек может идти, не останавливаясь,
четырнадцать часов подряд. Скорее силы ушли от однообразия того, что
происходило. И от бессмысленности происходящего.
Он ведь не дойдет, дойти невозможно.
Но едва только в мозгу вспыхнуло это слово НЕВОЗМОЖНО, Маккиш стал
подниматься. Это оказалось очень нелегко. О песок нельзя было опереться,
ладони проваливались в него. Тогда Маккиш перевернулся на спину, несколько
секунд лежал неподвижно, потом огромным усилием поднял голову, тело и сел. В
ушах звенело, и перед глазами плыли красные круги. От потери сил, потому что
воздуха должно было хватить еще часов на шесть-семь.
Медленно, боясь сделать малейшее неверное движение, чтобы не упасть, он
встал.
Стоять было трудно. Что-то неодолимо снова тянуло вниз. Когда по моему
следу пройдет кто-то другой, подумал Маккиш, он поймет, что здесь я упал,
лежал, потом с трудом встал, постоял немного и пошел дальше.
Он сделал первый шаг и снова чуть не упал. Потом сделал второй шаг. Он
безмерно устал именно физически, надо себе в этом признаться. Но лежать он
не будет, потому что это -- конец. Идти -- тоже конец, но совсем другой.
Маккиш пошел.
Оказывается, человек может найти в себе силы и тогда, когда не может
даже пошевелиться; оказывается, даже после самого последнего шага можно
сделать еще один, потом еще... У человеческих сил есть в конце концов
предел. Только и за этим пределом остается еще что-то...
Человек с огромным усилием делал каждый новый шаг, иногда падал на
колени, иногда подолгу лежал не двигаясь, иногда полз, но снова вставал,
смотрел на компас и делал новый шаг. В воспаленном, измученном его мозгу
теперь проносились лихорадочные, странные видения. Временами перед ним
возникали снежные вершины Гималаев. Однажды он долго лежал на берегу моря и
никак не мог дотянуться рукой до воды. Потом человек увидел перед собой
какой-то большой камень странной сферической формы и пошел к нему, зная, что
камень сейчас тоже исчезнет, как исчезали прежде другие видения, и снова
останется только один этот однообразный, сводящий с ума оранжевый цвет; и,
наткнувшись на камень, человек упал.
Maккиш пришел в себя от боли. Ныло колено. Теперь идти будет труднее,
это было первое, о чем он подумал. По барабанным перепонкам словно бил
гигантский молот. Он лежал у подножия темного камня, вернее, большой скалы.
Снова, в который уже раз, сделав над собой усилие, Маккиш встал.
Несколько минут он смотрел на камень, тупо пытаясь понять, какие при
этом испытывает чувства. Удивление, понял он наконец. Потому что скала имела
идеальную сферическую форму, как будто ее специально кто-то обрабатывал.
Как она могла попасть на Оранжевый Шар?
Вдобавок на той поверхности камня, что была обращена к нему, Маккиш
увидел глубоко врезанные письмена -- они словно горели, ярко выделяясь даже
в прямых лучах чужого солнца,--и не сразу понял, что они не похожи ни на
один из земных алфавитов.
С усилием он попытался сосредоточиться. Посмотрел на компас, на часы.
От направления на пункт-оазис он порядочно отклонился. Запаса кислородной
смеси оставалось только на три часа. В ушах продолжал стучать молот.
Маккиш внимательно присмотрелся к письменам. Потом он обошел вокруг
скалы и вернулся на прежнее место. Он оглянулся:
справа была еще одна такая же скала, слева другая. Тогда он зачем-то
тронул письмена рукой.
И отступил от неожиданности, потому что часть камня с письменами ушла
внутрь, открыв проход. Дверь была прямоугольной формы, такой же, как двери
на Земле!
И сразу же ушла куда-то усталость, и голова снова стала ясной, как
будто не было за плечами почти двадцати часов изнурительного пути, который
кому-то другому мог показаться бессмысленным. Все! Вот теперь смысла идти
дальше действительно не было. Был смысл остаться.
Он скоро погибнет, это ясно.
Но его след приведет сюда других людей, потому что "Стрелу" будут
искать и рано или поздно найдут. А он станет первым человеком, кто
приподнимет тайну чужой жизни, проникнет в нее хоть немного...
Маккиш огляделся. "Скал", которые, очевидно, были зданиями, оказалось
немного--всего шесть или семь. Значит, название "город" вряд ли подходит,
назовем это так -- селение разумных существ.
Он усмехнулся. Он снова чувствовал себя бодрым, полным сил. Наверное,
это были самые скрытые возможности организма. Найдя губами внутри шлема
трубочку, Маккиш допил остатки воды и вошел внутрь "скалы".
Если здесь и жили когда-то разумные существа, то было это давно. Маккиш
стоял посредине сферического помещения, по периметру которого на небольшой,
сантиметров пятьдесят, высоте тянулось нечто напоминающее длинный и круглый,
разрывающийся только дверью диван.
В центре сферы был круглый стол, на нем лежали какие-то предметы,
похожие на яркие разноцветные кубики. Еще в этом камне-доме был высокий, под
потолок, серебристого цвета цилиндр с ребристой поверхностью.
У Маккиша было много вопросов. Но ему надо было спешить, ему надо было
успеть осмотреть и другие скалы.
Внутри соседней мерцающие огни осветили картину несколько иную. По
сферическим стенам шли стеллажи; на них стояли разнообразные предметы, в
которых угадывались непонятного пока назначения приборы.
Третья скала... За дверью Маккиш остановился, и ему показалось, что он
все понял. Теперь он был в самой настоящей химической лаборатории, среди
столов с сосудами для реактивов, химической посудой. Что все это?
Здания, найденные им, принадлежали не коренным обитателям Оранжевого
Шара, которых, конечно, никогда не было. Просто здесь, на планете, работала
когда-то исследовательская станция неизвестных разумных существ, похожая на
разведывательные форпосты землян. Станция, по каким-то причинам покинутая
когда-то. И если в первом было жилое помещение, а может быть, кают-компания,
во втором -- склад, то в третьем неизвестные братья по разуму вели когда-то
химические исследования. В других зданиях, очевидно, какие-то другие
лаборатории.
А почему химическая лаборатория чужих существ так поразительно похожа
на земные лаборатории?
Но в этом, если подумать, нет неожиданности. Все во Вселенной состоит
из одинаковых элементов, а значит, химики любой цивилизации должны
пользоваться и сходными приемами работы, и сходными реактивами, и сходными
установками.
Маккиш медленно двинулся среди столов. Какими были они,
существа-химики, которые когда-то работали здесь? Откуда прилетели? Почему
бросили работу так внезапно?
Наверное, если судить по размерам посуды и ее форме, они были на нас
похожи, решил Маккиш. Трудно представить, в самом деле, чтобы какой-нибудь
разумный осьминог...
Его взгляд упал на одну из установок. Холодильная лабораторная
установка, судя по всему. Понятно: она должна быть в любой химической
лаборатории. А еще в хорошей химической лаборатории должен быть...
Маккиш внимательно стал осматривать химическую лабораторию, и, когда
нашел то, что искал, у него забрезжила надежда. Сдаваться было рано, сдаться
никогда не поздно. Если компрессором сжать воздух, а потом его охладить,
воздух, как известно, станет жидким. Если начать испарять полученный жидкий
воздух, сначала начнет испаряться азот, потом кислород. Все это, понятно, в
самых общих чертах, на деле все сложнее. А как испаряются ядовитые примеси
атмосферы Оранжевого Шара? Ну это можно узнать опытным путем, ведь он же в
химической лаборатории. Запасы энергии, необходимой для питания установок,
видимо, еще не истощились: горят же ведь эти мерцающие огни на потолке. Надо
во всем разобраться... Только бы хватило времени!
Он взглянул на часы и впервые почувствовал, что дышать стало труднее.
Около часа Маккиш лихорадочно разбирался в схеме компрессора, искал
источник питания, ставил аналитические опыты и, наконец, готовил установку
для переработки ядовитого воздуха Оранжевого Шара в кислородную смесь,
которой можно дышать. Потом, когда установка заработала, он сел прямо на пол
и стал ждать, стараясь поменьше двигаться, чтобы как можно дольше растянуть
то немногое, что оставалось еще в баллонах скафандра. Секундная стрелка на
часах, похоже, едва двигалась. У него перед глазами уже плыли
багрово-фиолетовые круги, в ушах стоял непрерывный тяжелый звон, когда он
снял один из баллонов скафандра и зарядил его с помощью компрессора
приготовленной смесью кислорода и азота.
Это не земной воздух, но им можно какое-то время дышать. Он сменил
второй баллон. И вдохнул полной грудью, чувствуя, как воздух до отказа
наполняет легкие.
Он встал, и его шатнуло. Он сразу почувствовал невероятную усталость и
невероятный голод. Но теперь воздуха ему хватит, чтобы дойти до оазиса; и он
дойдет, хотя идти ему еще часов пятнадцать. Голод и жажду он победит на
пути, раз победил самое страшное.
Там, в оазисе, он вызовет по радио помощь и позволит себе немного
отдохнуть,-- ровно столько, сколько надо, чтобы восстановить силы. И тогда
снова, с запасом продуктов, воды и "настоящего" воздуха, вернется сюда. Не
торопясь обследует все, что оставили после себя неведомые братья.
Маккиш с наслаждением представил, как он будет здесь работать часов так
через сорок...
А пока в путь. Он сверил направление по компасу, бросил^ последний
взгляд на скалы и пошел к оазису.
Фантастическая юмореска..
Из журнала "Юный Техник".
OCR Schreibikus (schreibikus@land.ru)
Я летел над маленькой речушкой на высоте в полметра. В последнее время
я вообще предпочитаю передвигаться над речкой. Во-первых, здесь нет ветра,
мешающего спокойному полету; от него хорошо защищают деревья на берегах.
Во-вторых, я не люблю высоты, а над речкой можно не подниматься высоко и не
бояться при этом, что налетишь на какой-нибудь куст. И в-третьих, сюда почти
не ходят люди, и редко кто нарушает мое одиночество.
Скорость моего полета примерно равнялась легкому бегу, и поэтому,
повторяя крутой поворот реки, я не успел заметить лодку и больно ударился
ногами о ее нос.
В лодке сидели два мальчика лет по четырнадцати-пятнадцати. Тот, что
работал веслами, был худ и высок, его огромная рыжая шевелюра наверняка с
начала лета не видела расчески. Про себя я тут же назвал его Рыжиком. Второй
-- почти полная противоположность: меднокожий крепыш среднего роста. Одет он
был в изрядно выгоревшую тельняшку, и я окрестил его Морячком. Морячок сидел
на корме и правил рулем.
Рыжик греб довольно энергично, и от этого удар получился весомый.
-- Смотреть надо! -- закричал Рыжик Морячку.-- Сел за руль, так не
зевай!..--Он внезапно умолк, увидев, что Морячок, не обращая внимания на
крики друга, удивленно и настороженно смотрит мимо него. Рыжик обернулся и
тоже удивился. Еще бы: висит человек над водой и потирает ушибленные ноги.
-- Больно? -- спросил Морячок.
-- Терпимо,-- ответил я.
-- Да вы присаживайтесь,-- предложил мне Рыжик.
-- Спасибо.-- Я сел на скамейку, отодвинув в сторону различные
принадлежности для рыбной ловли.-- А вы зря сюда приплыли. Рыбки-то здесь
нету, не ловится.
-- Одна уже поймалась,-- ехидно сказал Морячок, оценивающе глядя на
меня.-- Ладно, давайте знакомиться. Я -- Женя. Его Славой зовут. А вас как?
-- Волшебник,-- представился я и как можно степеннее огладил руками
свой черный халат с большими белыми звездами. Мальчики заулыбались.
-- Вы нас за маленьких-то не считайте,-- сказал Слава-Рыжик.
-- Как будто мы ничего не читали,-- добавил Женя-Морячок.
-- Откройтесь,-- предложил Слава.-- Только нам. Честно, мы никому не
расскажем.
-- В чем? -- улыбнулся я.-- В чем мне открыться?
-- Ну-у...-- обиделся Женя.-- Встречаем тут брата, значит, по...
-- Позвольте,-- прервал я его,-- какого это, интересно, брата? Мы вроде
не родственники.
-- По разуму, конечно! -- громко закончил Слава.-- Давно на Земле?
Откуда прибыли?
-- На Земле я вот уже несколько тысяч лет живу,-- ответил я.-- Коренной
житель. Сказки-то вы читаете?
-- Не-а,-- мотнул головой Слава.
-- Мы больше фантастику,-- сказал Женя.-- Мы понимаем...-- Он глубоко
вздохнул.-- Земляне не созрели для контакта.
-- Ребята! -- возмутился я, поняв, что мне не верят.-- Волшебник я!
Земной!
-- Да-да-да,-- протянул Женя.
-- Ясно-ясно,-- добавил Слава.-- У вас хорошая конспирация.
-- Я сейчас докажу вам,-- твердо сказал я. Я превратился в большого
черного кота и для верности пару раз истошно мяукнул.
-- Ну как, впечатляет? -- спросил я, когда снова принял свой облик.
-- Перевоплощение,-- уныло сказал Женя.
-- В фантастике давно встречается,-- подтвердил Слава.
-- Хорошо. Смотрите!
Я встал и поднялся в воздух метров на тридцать. Сделав над речкой круг,
я вернулся на скамейку:
-- Вот. Волшебная сила.
-- Антигравитация,-- медленно произнес Женя.
-- Мы про это уже читали,--сказал Слава.
Я на мгновение задумался: чем удивить ребят?
-- Вон дерево сухое,-- показал я на берег,-- видите? Я мысленно
приказал дереву загореться. Огонь быстро охватил
ветви, а я успел заметить, что мальчики чуть-чуть заинтересовались.
Приказав огню погаснуть, я ждал оценки.
-- Пирокинез,-- сказал Женя.-- Так из какой вы системы?
-- Сириус? Альфа Центавра? Альдебаран? -- подхватил Слава. Я исчез и
тут же появился на другом повороте речки. Потом снова исчез и возник на
привычной уже скамейке.
-- Телепортация,-- объяснил Женя.
-- Мгновенное перемещение,-- перевел Слава.-- Старо и знакомо.
-- Погоду только не трогайте,-- предупредил меня Женя.-- А то напустите
дождя, сохни потом часа три.
Я лихорадочно соображал, как же убедить ребят. Уйти просто так мне не
давала честь: волшебник я или нет?! Оставался последний шанс.
-- Хоп!..-- И я протянул мальчишкам дюжину книжек из серии "Библиотека
советской фантастики".-- Дарю! Я увидел, как загорелись радостью их глаза.
-- Да, на это способен только волшебник,-- сказал Слава.
-- И только настоящий,-- добавил Женя.
Но я еще не разучился читать мысли. Из благодарности за книжки они
сделали вид, что поверили мне. Ну а я в ответ сделал вид, что поверил им.
Что ж, и это не худший вариант для прощания.
Я встал, помахал им рукой и полетел дальше.
Фантастический рассказ.
OCR Schreibikus (schreibikus@land.ru)
В клубе проводилась "Неделя увлечений", и Малькольм демонстрировал свою
коллекцию марок.
-- Например, вот эти треугольники,-- рассказывал он.-- Их цена точно
никому не. известна, поскольку они никогда не продавались серией. Но это
наиболее редкий и интересный полный набор из всех известных филателистам.
Они...
-- У меня однажды была серия марок, даже более редкая и интересная,--
перебив его, меланхолично произнес Мерчисон Моркс.
Моркс, невысокий человек, обычно сидит у камина и молча смотрит на
угли, покуривая свою трубку.
-- Серия марок более редкая, чем мои треугольники? -- недоверчиво
спросил Малькольм.
-- Сейчас нет,-- покачал головой Моркс, мягко поправляя его,-- но была.
-- Ага! -- воскликнул Малькольм презрительно.-- Надо понимать, они
сгорели? Или украдены?
-- Нет,--вздохнул Моркс.--Я их использовал. Для почтовых отправлений.
До того, как понял, насколько они уникальны. И они" стоили мне моего лучшего
друга.
-- Жизни?
Моркс пожал плечами. На его лице появилось выражение давней печали,
словно в памяти он вновь переживал все еще хранящую в себе боль страницу
прошлого.
-- Я не знаю,-- ответил он.-- В самом деле не знаю. Может быть, нет. Я
искренне надеюсь, что Гарри Норрис -- так звали моего друга--сейчас в десять
раз счастливее, чем каждый из здесь присутствующих. Когда я думаю, что мог
бы быть с ним, если бы не моя нерешительность... Лучше я расскажу вам эту
историю целиком,-- добавил он увереннее.-- Тогда вы все поймете.
Сам я не филателист,--начал он, вежливо кивнув в сторону Малькольма.--
Но мой отец собирал марки. Он и оставил мне свою коллекцию. Коллекция была
не особенно значительная: он больше увлекался красотой марок, нежели их
редкостью или ценностью. Некоторые марки из коллекции, особенно марки
тропических стран, изображающие экзотических птиц и зверей, мне очень
нравились. А одну серию из пяти марок знатоки считали поддельной.
Эти пять марок действительно заметно отличались от всех, что я до того
видел, и даже не были помещены отцом в альбом. Они просто лежали в конверте.
Поддельные или нет, марки были красивые и интересные, все с разными
номиналами: десять центов, пятьдесят, один доллар, три доллара и пять. Все
негашеные, в отличном состоянии -- так, по-моему, говорят, Малькольм? -- и
самых веселых цветов: яркокрасная с ультрамарином, изумрудная с желтым,
оранжевая с лазурью, шоколадная с цветом слоновой кости и черная с золотом.
И все они были большие -- раза в четыре больше, чем теперешние
авиапочтовые марки. Сюжеты на них отличались живостью и достоверностью.
Особенно на трехдолларовой с туземной девушкой, несущей на голове корзину с
фруктами...
Однако я опережаю события. Короче, решив, что это действительно
подделки, я спрятал марки в стол и забыл о них.
Нашел я их снова совершенно случайно, когда копался в столе в поисках
конверта, чтобы отправить только что написанное моему лучшему другу Гарри
Моррису письмо. В то время Гарри жил в Бостоне.
Так случилось, что единственным конвертом, который я смог отыскать,
оказался тот, где хранились марки отца. Я высыпал их на стол, надписал
конверт и, запечатав письмо, наконец обратил внимание на эти странные марки.
Я уже сказал, что они были большие и прямоугольные, размером скорее
похожие на багажную наклейку, чем на обычную почтовую марку. И вообще
выглядели они необычно. Поверху на каждой марке шла броская надпись: "Эль