Автор неизвестен. Пробуждение Румоко

независимый подрядчик. В то время я действительно носил имя Альберт
Швейцер, так что лгать на допросе мне не пришлось. Я всегда полностью
вживаюсь в образ. Если бы "гости" спросили, как меня звали раньше,
ответ, наверное, был бы совершенно иным.
- Кто дергает за нитки? - спросил я.
Молчание.
- Ну, ладно, - сказал я. - Раз вы по-хорошему не понимаете...
Две головы повернулись ко мне.
- Чтобы получить несколько ответов, вы намеревались причинить
ущерб моему здоровью, - пояснил я. - Не обессудьте, если я отыграюсь
на вашей анатомии. Бьюсь об заклад, что получу от вас два-три
признания. Я подойду к делу чуточку серьезнее, чем вы. Просто-напросто
буду пытать вас, пока не заговорите.
- Не сможете, - сказал тот, что повыше. - У вас низкий индекс
жестокости.
Я невесело усмехнулся.
- Посмотрим.


Легко ли, по-вашему, прекратить свое существование и вместе с тем
продолжать его? Я решил эту задачу без особого труда. Но мне проще:
я с самого начала участвовал в разработке Системы и мне доверяли.
Разорвав свои перфокарты, я вернулся на рабочее место. Делая вид,
что тружусь над новой темой, я искал и наконец нашел безопасный
терминал.
Он находился в холодных краях, на метеорологической станции
"Туле".
Хозяйничал на ней один забавный старикан, великий любитель рома.
Как сейчас помню тот день, когда я высадился с "Протея" на берег бухты
и пожаловался старику на жестокость морей.
- Можешь отдохнуть у меня, - предложил он.
- Спасибо.
Он проводил меня на станцию, накормил, потолковал со мной о морях
и о погоде. Потом я принес с "Протея" ящик "бакарди", поставил на пол
и предоставил старику вскрыть его.
- Я вижу, тут все автоматизировано? - заметил я.
- Точно.
- Так какого черта тебя здесь держат?
Он рассмеялся.
- Мой дядя был сенатором. Надо было куда-то меня пристроить, вот
он и подыскал это местечко. - Он потянул меня за рукав. - Пошли, глянем
на твой корабль, нет ли где течи.
Мы поднялись на "Протей" - приличных размеров яхту с каютой и
мощными двигателями - и осмотрели ее.
- Я побился с друзьями об заклад, - объяснил я старику, - что
дойду до полюса и привезу доказательства.
- Сынок, да ты спятил!
- Знаю, но все равно дойду.
- А что? Может, и дойдешь. Когда-то и я был таким же - легким на
подъем, и здоровьем Бог не обидел. А ты, небось, подрастратил силенки
напоследок, а? - Он пригладил прокуренную и просоленную бороду и
ухмыльнулся.
- Было дело, - буркнул я. - Ты пей. - Мне не хотелось, чтобы он
наталкивал меня на мысли о Еве.
Он выпил, и на некоторое время разговор увял.
Она была не такая. Я имею в виду, мне нечего было рассказать о
ней старому похабнику.
А расстались мы с ней четыре месяца назад. Не по религиозным и не
по политическим причинам. Все было гораздо глубже.
Поэтому я наврал ему о выдуманной девице, и он был счастлив. Я
повстречал Еву в Нью-Йорке, где занимался тем же, чем и она - отдыхал.
Ходил на спектакли, фотовыставки и тому подобное.
Она - рослая, с коротко стриженными светлыми волосами. Я помог ей
найти станцию метро, вместе с ней спустился и поднялся, пригласил
пообедать и был послан к черту.
Сцена:
- Я к этому не привыкла.
- Я тоже. Но голод не тетка. Так пойдем?
- За кого вы меня принимаете?
- За интересную собеседницу. Мне одиноко.
- По-моему, вы не там ищете.
- Возможно.
- Я вас совсем не знаю!
- Я вас тоже. Но, надеюсь, спагетти под мясным соусом и бутылочка
кьянти помогут нам решить эту проблему.
- А вы не будете ко мне приставать?
- Нет. Я смирный.
- Ладно, уговорили. Ведите.
И мы отправились есть спагетти.
День ото дня мы становились все ближе. Мне было плевать, что она
живет в одном из этих крошечных сумасшедших "пузырьков". Я был
достаточно либерален и считал, что если пропагандой строительства
подводных городов занимается клуб "Сьерра", значит, такие города
действительно необходимы.
Наверное, надо было отправиться вместе с ней, когда закончился ее
отпуск. Она звала.
В Нью-Йорке я бывал нечасто. Как и Ева, я приплыл туда, чтобы
посмотреть на Большую Землю.
Надо было сказать ей: "Выходи за меня замуж".
Но она не согласилась бы предать свой родной пузырь, а я не
согласился бы предать свою мечту. Я хотел жить в огромном мире над
волнами - и уже знал, что для этого необходимо. Правда, до
рождественских открыток в то время я еще не додумался.
Я обожал эту синеглазую ведьму из морской пучины, и теперь
понимаю: надо было все-таки уступить. Черт бы побрал мой независимый
характер. Если бы мы с ней были нормальными людьми... Но мы не были
нормальными людьми, вот в чем беда.
Ева, где бы ты ни была, я не скажу о тебе дурных слов. Надеюсь,
ты счастлива с Джимом, или Беном, или как его там...
- Пей, - повторил я. - Попробуй с кока-колой.
Я осушил стакан коки, он - коки с двойной порцией "бакарди". При
этом он жаловался на скуку.
- Подбирается ко мне проклятая, - сказал он.
- Ну ладно, пора и на боковую, - сказал я.
- Пора так пора. Можешь ложиться на мою койку, мистер Хэмингуэй.
- Спасибо, дружище.
- Я тебе показал, где одеяла?
- Да.
- Ну, тогда спокойной ночи, Эрни.
- Спокойной ночи, Билл. Завтрак - за мной.
- Идет.
Зевая, он побрел прочь.
Я выждал полчаса и принялся за работу.
С его метеостанции можно было выйти непосредственно на
Центральный. Я хотел сделать аккуратную вставочку в программу. На
пробу.
Спустя некоторое время понял: получилось! Теперь я могу
поместить в Центральный любую информацию, и никто не поставит ее под
сомнение!
В тот вечер я казался себе чуть ли не богом.
Ева, быть может, зря я не выбрал другой путь.
Утром я помог Биллу Меллингсу справиться с похмельем, и он ничего
не заподозрил. Мне отрадно было сознавать, что у этого славного
старика не возникнут неприятности, даже если кто-нибудь мною
заинтересуется. Потому что дядя Билла - сенатор в отставке.
А сам я теперь мог стать кем угодно. Мог запросто создать новую
личность (год рождения, имя, сведения об образовании и т.д.) и занять
приличествующее место в обществе. Для этого требовалось лишь включить
передатчик на метеостанции и ввести в Центральный программу на коротких
волнах. Стоило ненадолго выйти в эфир - и можно было начинать жизнь в
любой инкарнации. Ab initio.
О, Ева, я хотел быть с тобой! Как жаль, что этому не суждено было
сбыться.
Думаю, правительство тоже знает этот трюк и время от времени им
пользуется. Но у меня преимущество: правительство не подозревает о
существовании "независимого подрядчика".
Я знаю многое из того, о чем следует знать (даже больше, чем
необходимо), хоть и с уважением отношусь к "детекторам лжи" и
"сывороткам правды". Дело в том, что свое подлинное имя я храню за
семью замками. Знаете ли вы, что полиграф Киллера можно обмануть не
менее чем семнадцатью способами? С середины двадцатого века его так и
не усовершенствовали. Лента вокруг грудной клетки и датчики
потовыделения, присоединенные к подушечкам пальцев, могли бы дать
чудесный эффект, но эти хитроумные устройства покуда никем не созданы.
Возможно, именно сейчас над усовершенствованием "детектора лжи" бьются
несколько институтов, но результатов пока что-то не видать. Я могу
сконструировать такой "детектор", который никому на свете не удастся
обмануть, - но сведения, добытые с его помощью, в суде по-прежнему
будут цениться невысоко.
Другое дело - психотропные вещества. Но и они не всемогущи.
Например, патологический лжец способен не поддаться амиталу или
пентоталу. Под силу это и человеку, невосприимчивому к наркотикам.
Но что такое "невосприимчивость к наркотикам"?
Вам когда-нибудь приходилось искать работу и проходить
тестирование на уровень интеллекта и смекалку? Уверен - приходилось.
Сейчас каждый с этим сталкивается (кстати, результаты всех этих тестов
поступают в Центральный). Постепенно вы к этому привыкаете, приобретая
качество, которое психологи называют "невосприимчивостью к тестам". То
есть, вы заранее знаете правильные ответы.
Да, именно так. Вы привыкаете давать ответы, которых от вас
ожидают, и осваиваете некоторые приемы, позволяющие выиграть время. Вы
утрачиваете страх перед тестами, сознавая, что можете предугадать все
ходы противника.
Невосприимчивость к наркотикам - явление того же рода. Если вы не
боитесь "сыворотки правды", и если раньше вам приходилось испытывать на
себе ее воздействие, - вы ей не поддадитесь.


- Я задал вопрос. Отвечайте, черт побери!
Я всегда считал, что страх боли, подкрепляемый самой болью,
неплохо развязывает язык. Теперь я решил испробовать это на практике.
Встав спозаранку, я приготовил завтрак. Налил стакан
апельсинового сока и потряс старика за плечо.
- Что за черт...
- Завтрак, - сказал я. - Выпей.
Он осушил стакан. Потом мы отправились на кухню и сели за стол.
Глядя на меня поверх яичницы, он сказал:
- Будет время - заглядывай ко мне. Слышь?
- Загляну, - пообещал я, и с тех пор наведывался к нему несколько
раз, потому что он мне понравился.
За беседой, длившейся все утро, мы осилили три кофейника. Когда-то
он служил врачом на флоте, и практики у него было хоть отбавляй
(позднее он извлечет из меня несколько пуль и сохранит это в тайне).
Кроме того, он был одним из первых астронавтов. А сейчас, по его
словам, ему хотелось быть просто опустившимся старикашкой.
Впоследствии я узнал, что лет за шесть до нашей первой встречи у него
умерла от рака жена. Он бросил медицину и стал отшельником.
Мы с ним и сейчас дружим, но все-таки я не открываю ему, что он
дал приют самозванцу, подделавшему свою родословную. Я мог бы
рассказать ему все как на духу, ведь он из тех, на кого можно
положиться. Но я не хочу взваливать на его плечи моральную
ответственность за мои темные дела.
Так я стал человеком, которого нет. Но при этом у меня появилась
возможность стать кем угодно. Для этого требовался сущий пустяк:
составить программу и ввести ее в Центральный. Сложнее было другое:
раздобыть средства к существованию.
Для этого требовалась работа. Причем, такая, за которую хорошо
платят. Я привык жить как мне нравится, id est красиво.
Это условие значительно сужало сектор поиска и вынуждало меня
отказаться от множества профессий, которые не противоречат закону. Но
я мог обеспечить себя надежной "крышей", устроившись на работу по любой
специальности, которая не вызывала бы у меня скуки. В конце концов, я
так и поступил.
Я сообщил Центральному о своей безвременной кончине, и он покорно
проглотил "липу". Поскольку родственников я не имел, мой переход в мир
иной никому не причинил хлопот. Все мое имущество я превратил в
наличные и набил ими карманы.
Затем я создал себе новую биографию. Выработал множество
привычек, этаких фривольных причуд, свойственных каждому человеку.
Жил я на борту "Протея", стоявшего на якоре у побережья
Нью-Джерси, под прикрытием островка. "Протея" тоже не существовало в
природе. Я трудился не покладая рук и преуспел, став одним из самых
удачливых "солдат удачи" на свете.
Я вплотную занялся дзю-до. Как известно, есть три школы этой
борьбы: кодокон - чисто японский стиль, - будо квай и школа
Французской федерации. Два последних стиля похожи на первый, но
отличаются более жестокими подсечками, бросками и захватами. Создатели
этих школ понимали, что "чистый" стиль был выработан для низкорослых
борцов, в нем большая роль отводится быстроте и точности движений,
нежели силе. Поэтому они попытались приспособить базовую технику для
рослых спортсменов, допустив применение силы в ущерб точности. На мой
взгляд, это весьма неплохо, потому что я человек рослый и крепкий.
Правда, когда-нибудь, возможно, мне придется пожалеть о своей лени.
Когда тебе за сорок, силы уходят с каждым годом. Но если ты занимался
дзю-до в стиле кодокон, ты и в восемьдесят останешься мастером.
Впрочем, быть может, я наберусь терпения и лет через двадцать снова
обрету форму. Не такой уж я увалень - во Французской федерации я
получил черный пояс.
В свободное от физических упражнений время я прошел курс владения
отмычкой. Понадобился не один месяц, чтобы я научился отпирать самый
простенький замок. Я и по сей день считаю, что лучше не трогать замок,
а выбить дверь ногой, взять, что тебе нужно, и дать деру.
Видимо, я не рожден для того, чтобы стать профессиональным
преступником. Криминальный талант дается не каждому.
Я изучал все, что, по моему мнению, могло пригодиться. Изучал и
изучаю. И хоть я считаю себя специалистом только в одной науке - науке
существования "в тени" - у меня широкая эрудиция. К тому же, я обладаю
важным преимуществом перед всеми людьми: меня нет.
Когда мои карманы опустели, я решил обратиться к Дону Уэлшу. Я
знал, кто он такой, и надеялся, что он обо мне никогда ничего не
узнает.
Это решение определило мой modus vivendi.
С тех пор прошло более десяти лет, и за это время у меня не
возникало к Дону претензий. Правда, мне пришлось-таки набраться опыта
в обращении с отмычками, не говоря уже о наркотиках и "жучках". Но я не
жалуюсь - работа есть работа.


Не знаю, всерьез они считали, что я блефую, или нет. Замечание о
низком уровне жестокости наводило на мысль, что у них был доступ к
моему "досье" в Центральном или к "личному делу" в сейфе капитана. А
если они знакомы с моим "личным делом", то наверняка заглядывали и в
расписание дежурств, и знают, что скоро мне на вахту. А до Пробуждения
остались считанные часы.
Будильник на тумбочке показывал без пяти шесть. В восемь мне
предстояло заступить на вахту. Времени, чтобы добиться от
"гостей" правдивых ответов, было в обрез.
Я ждал этой встречи целый месяц, и результат ее целиком зависел от
того, удастся ли мне "расколоть" их за два часа. Я не сомневался, что
они будут тянуть время. Они знали, что я не рискну оставить их в каюте
на целый день, а единственная альтернатива - выдать их корабельной
охране. Но мне этого совсем не хотелось - возможно, на борту у них
были друзья. Либо сами они заранее подстраховались, сделав выводы из
неудачи с Джей-9. Еще одна диверсия - и пробуждение Румоко, намеченное
на пятнадцатое сентября, будет отложено.
Чтобы получить деньги, я должен был послать Дону Уэлшу посылку.
Но мне пока нечего было положить в посылочный ящик.


- Джентльмены! - Я не узнал собственного голоса - по-видимому, у
меня были заторможены рефлексы. Я перестарался, сдерживая движения и
речь. - Джентльмены, пришел мой черед. - Я развернул кресло и уселся,
оперев рукоять пистолета на предплечье, а предплечье - на подлокотник
кресла. - Однако, прежде чем приступить к делу, я намерен обратиться к
вам с речью, направленной, как вы правильно догадываетесь, на то, чтобы
склонить вас к откровенности.
- Вы не агенты правительства, - продолжал я, переводя взгляд с
одного "гостя" на другого. - Вы представляете здесь интересы частного
лица или лиц. Будь вы агентами правительства, вы бы, несомненно, знали
заранее, что я таковым не являюсь. Поскольку вы прибегли к крайней
форме допроса с пристрастием, у меня есть основания считать, что вы
готовы на все. Логика подсказывает мне, что попытка утопить Джей-9
предпринята вами. Это была не случайность, а диверсия, и я уверен в
этом, ибо лично сорвал ее. Все вышеизложенное вполне объясняет, почему
вы находитесь в моей каюте. Поэтому я не вижу необходимости задавать
вам многие вопросы.
Я готов допустить, что ваши удостоверения личности - подлинные. В
любой момент я могу достать их из ваших карманов, если они там, но ваши
имена наверняка мне ничего не скажут. Поэтому я не стану тратить время.
Говоря откровенно, я хочу, чтобы вы ответили только на один вопрос, и,
возможно, этот ответ не причинит ущерба вашему нанимателю или
нанимателям, которые, несомненно, сразу от вас отрекутся. Я хочу знать,
на кого вы работаете.
- Зачем тебе это знать? - хмуро спросил тот, что повыше, и я
впервые заметил шрам, пересекавший его верхнюю губу.
- Мне любопытно, кого так заинтересовала моя скромная персона.
- Что ты предпримешь, если мы ответим?
Я пожал плечами.
- Возможно, акт личной мести.
Он отрицательно покачал головой.
- Ты тоже на кого-то работаешь, - сказал он. - Если не на
правительство, то на лицо, которому мы вряд ли симпатизируем.
- То есть, вы признаете, что действовали не по личным мотивам?
Если не хотите сказать, кто вас нанял, скажите хотя бы, почему он
заинтересован в срыве "проекта".
- Нет.
- Ладно, не буду настаивать. Похоже, вы служите некоей важной
особе. Между прочим, я мог бы кое-что предложить в обмен на
откровенность.
Тот, что пониже, засмеялся, но напарник обжег его взглядом, и он
умолк.
- Хорошо, оставим эту тему, - сказал я. - Нет, так нет. Поговорим
о другом. Я могу вас выдать корабельной охране, обвинив только во
взломе и проникновении в мою каюту. Могу даже соврать, будто вы были
пьяны и утверждали, что каюта принадлежит вашему приятелю, с которым вы
хотите пропустить по стопочке перед сном. Что скажете?
- Так есть здесь "жучки" или нет, в конце концов? - спросил тот,
что пониже. Он выглядел чуть помоложе своего приятеля.
- Конечно, нет, - отозвался тот, что повыше. - Слушай, заткнись,
сделай милость.
- Что скажете? - повторил я.
Он снова покачал головой.
- В таком случае, придется рассказать охране все как есть. О
наркотиках, допросе и так далее. Что скажете теперь?
Тот, что повыше, подумал и опять покачал головой.
- Неужели ты это сделаешь? - спросил он.
- Сделаю...
Казалось, он задумался.
- ... и, следовательно, не смогу уберечь вас от болезненных
ощущений, как это ни печально. Даже если вы невосприимчивы к
наркотикам, все равно, больше двух дней не выдержите, потому что кроме
"психотропов" к вам применят все остальные штучки. Рано или поздно вы
заговорите. По мне, так лучше рано, ибо я подозреваю, что для срыва
"проекта" вы подготовили кое-какие сюрпризы...
- Черт бы его побрал! Он слишком сообразителен!
- Скажите-ка ему еще разок, чтоб заткнулся, - попросил я того, что
повыше. - Он слишком торопится признаться, не дает мне позабавиться.
- Ну так как? Выкладывайте, - сказал я, выдержав паузу. - Я ведь
все равно добьюсь от вас ответа.
- Он прав, - проворчал человек со шрамом. - Ты чересчур
сообразителен. По коэффициенту умственного развития и "персональному
профилю" этого не скажешь. Могу я тебе кое-что предложить?
- Можете, - кивнул я. - Если это "кое-что" будет достаточно
весомым. И если заодно вы скажете, от кого исходит предложение.
- Хочешь четверть миллиона долларов наличными? Это максимум того,
что я могу дать. За это ты должен отпустить нас и заняться своими
делами. И забыть о сегодняшней встрече.
Я обдумал это предложение. Не буду лукавить: оно выглядело
заманчиво. Но за последние годы через мои руки прошло немало денег, и
мне не хотелось сообщать "Частному сыскному агентству Уэлша", с коим я
и впредь рассчитывал сотрудничать, о своей неудаче.
- Кто и когда мне заплатит? И чем? И за что?
- Сегодня вечером я смогу выплатить половину суммы, вторую - через
неделю, в крайнем случае, через десять дней. Чем? Любой валютой, на
твое усмотрение. За что? Думаю, ответ ясен: мы у тебя кое-что покупаем.
- Похоже, у вашего босса денег куры не клюют, - заметил я, бросая
взгляд на будильник - он показывал шесть пятнадцать. - Увы, я вынужден
отклонить ваше предложение.
- Значит, ты служишь не правительству. Агент правительства от
денег бы не отказался, но все равно выдал бы нас.
- Подумаешь, открытие! Я сам только что сказал вам, что не имею
отношения к правительству.
- Кажется, мистер Швейцер, мы зашли в тупик.
- Не думаю. Это была только присказка, сказка - впереди. Я
вынужден перейти к решительным действиям. Приношу свои извинения, но
иного выбора у меня нет.
- Ты в самом деле способен на насилие?
- Боюсь, что да. Кстати, хочу вас разочаровать: вчера я малость
перебрал и в ожидании сильного похмелья позаботился об отгуле. У меня
весь день свободен. Поскольку лично вы уже получили весьма болезненную
рану, можете пока отдохнуть.
Я медленно встал, ничем не выдавая головокружения. Не отвязывая
от стула парня, который пониже, я поставил его на ноги, притащил в
ванную и усадил под душ. Он несколько раз пытался ударить меня
головой, но безуспешно.
- Хочу вкратце изложить мою идею, - сказал я, возвратясь в
комнату. - Я как-то раз замерял температуру воды из душа - она меняется
в интервале от ста сорока до ста восьмидесяти градусов Фаренгейта.
Стоит только расстегнуть на твоем приятеле рубашку и штаны, и он
сварится заживо. Уяснил?
- Уяснил.
Я снова прошел в душ, расстегнул на "госте" одежду, пустил горячую
воду и снова вернулся в комнату. Я уже давно заметил черты сходства в
лицах моих собеседников. Это навело на мысль, что они родственники.
Когда раздались первые вопли, парню, сидевшему передо мной, не
удалось сохранить бесстрастный вид. Он затравленно посмотрел на
будильник, потом - на меня.
- Будь ты проклят, ублюдок! Выключи воду!
- Кто он тебе? Кузен?
- Родной брат. Выключи воду, бабуин проклятый!
- Охотно выполню твою просьбу, если ты сочтешь возможным
поделиться со мной информацией.
- Ладно. Только пусть он останется там. И дверь закрой.
Я стремглав бросился в ванную. В голове у меня почти прояснилось,
хотя самочувствие было еще далеко не идеальным. Перекрывая воду, я
ошпарил руку. Оставив жертву корчиться в клубах пара, я затворил дверь
и возвратился в комнату.
- Ну? Я слушаю.
- Можешь освободить мне руку и дать сигарету?
- Руку - нет, а сигарету - пожалуйста.
- Как насчет правой? Я едва ею шевелю.
- Ладно, - согласился я, подумав, и взял пистолет.
Я зажег сигарету, сунул ее собеседнику в рот. Она выпала. Я поднял
ее и снова поднес ко рту "гостя".
- Ну, хорошо, - сказал я. - десять секунд тебе на это
удовольствие, и - к делу.
Он кивнул, обвел комнату взглядом, глубоко затянулся.
- Похоже, тебе не впервой причинять людям боль, - заметил он. -
Если ты не агент правительства, то хотел бы я знать, кто приложил руку
к твоему "досье".
- Я работаю не на правительство.
- Тогда остается только пожалеть, что ты не с нами. Похоже, ты
знаешь свое дело.
Он снова бросил взгляд на будильник. Шесть двадцать пять. Но
сейчас за этим взглядом, помимо желания узнать время, скрывалось что-то
еще. Страх?
- Когда это произойдет? - спросил я наугад.
И он допустил ошибку.
- Приведи сюда моего брата, - тоскливо произнес он. - Я хочу его
видеть.
- Когда это случится? - повторил я.
- Слишком скоро. Ты уже ничего не исправишь.
- Сомневаюсь. Но если ты и прав, не стоит особо расстраиваться.
Ведь у вас с братом все равно нет выхода.
- Отпусти нас, а? Хочешь, я увеличу сумму?
- Не стоит. Этим ты меня только расстроишь. Я ведь все равно не
соглашусь. Ну, все, мне пора. Надо торопиться.
- Ну, как хочешь. Об одном прошу: приведи его сюда и окажи первую
помощь.
Я выполнил его просьбу.
- Придется, вам, ребята, еще немного посидеть здесь, - Я погасил
сигарету старшего и привязал его запястье к стулу. Затем я направился
к выходу.
- Ты же не знаешь! Ты ничего не знаешь! - выкрикнул старший мне
вслед.
- Не стоит себя обманывать, - бросил я через плечо.


Я не знал. Действительно, не знал.
Но догадывался.
Решительным шагом пройдя по коридорам, я забарабанил в дверь каюты
Кэрол Дэйт. Спустя некоторое время раздалось приглушенное
ругательство, и дверь отворилась. За ней, моргая спросонья, стояла
Кэрол в просторном халате и ночном чепце.
- Тебе чего?
- Да так, поболтать о том, о сем. Можно войти?
- Нет! - отрезала она. - Я не привыкла к...
- Диверсиям, - подхватил я. - Знаю. Вот я и хотел бы потолковать
о диверсиях, которые, между прочим, еще не закончились.
- Входи. - Кэрол распахнула дверь и шагнула в сторону. Я вошел.
Она затворила дверь и сказала, прислонясь к ней спиной: - Я слушаю. В
каюте светился только ночник, кровать стояла неубранной.
- Пожалуй, вчера я не все тебе рассказал, - признался я. - Да,
это была диверсия, и мне удалось разрядить мину. Слава Богу, все
обошлось, но на этом неприятности не кончились. Сегодня - исторический
день, и сегодня будет предпринята последняя попытка. Я уверен в этом.
Возможно, я знаю, когда и где это случится.
- Сядь, - велела она.
- Между прочим, времени в обрез.
- Все-таки будь любезен, посиди. Мне надо одеться.
Она вышла в соседнюю комнату, оставив дверь открытой. Впрочем,
друг от друга нас отгораживала стенка. Ей не о чем было беспокоиться,
если она доверяла мне. А она, похоже, доверяла.
- Что ты узнал? - спросила она, шурша одеждой.
- Мне кажется, к одному из наших атомных зарядов подсоединено
взрывное устройство, так что петух кукарекнет раньше срока.
- Почему тебе так кажется?
- Потому что в моей каюте сидят двое парней, привязанные к
стульям. Их заинтриговал случай с Джей-9, и они всю ночь пытались меня
разговорить.
- Вот как?
- Они вели себя очень грубо.
- Дальше.
- Когда мы поменялись ролями, я тоже не стал миндальничать. Я
заставил их говорить.
- Как тебе это удалось?
- Тебя это не касается. Короче говоря, я думаю, надо еще разок
проверить заряды.
- Могу я забрать этих людей из твоей каюты?
- Разумеется.
- Как тебе удалось с ними справиться?
- Они не знали, что у меня пистолет.