знать.
...Или кто-нибудь еще, в данном случае. Скажем, мистер Блэк.
...Которого она безусловно узнала.
А если углубиться еще чуть-чуть, то было нечто необычное в том, как
мы встретились...
Конечно, мне предстоит это выяснить. Жизненно важно все, что может
иметь хоть какое-то отношение к текущим неприятностям.
...И это кажущееся иррациональным настойчивое стремление сопровождать
меня...
Да, мне придется в этом разобраться. И очень скоро.
Я перелез через конвейер, пошел вдоль него, приближаясь к двери. Мне
нужно было находиться с правой стороны от него, чтобы добраться до пульта.
Подойдя к черной двери, я остановился; этим маршрутом из Дома
отправлялись покойники, по этой единственной дороге можно было покинуть
Дом. Дверь была сделана из легкого сплава, размерами примерно шесть футов
на восемь, и в тусклом свете казалась скорее кляксой, или черной дырой. Я
разобрался с пультом, и дверь бесшумно распахнулась внутрь. Еще чернее.
Даже с того места, где я стоял, трудно было сказать, что она открыта. Это
меня вполне устраивало.
Я залез на конвейер и шагнул за дверь, отклонившись назад, чтобы
удержать равновесие, и упираясь одной рукой в гладкую стену. Потом я
схватился за дверь и потянул ее к себе, отклоняясь назад, прикрыл ее.
По-настоящему она не захлопнется, пока я не приведу в действие механизм,
но это произойдет, если кто-нибудь приблизится к ней в течение следующих
нескольких минут.
Я опустился на четвереньки и пополз вниз по туннелю. Он был не
длиннее сорока футов. Когда я добрался до задней стены, то встал, опираясь
на нее, и начал шарить пальцами по поверхности, отыскивая пульт
управления.
Совсем немного времени ушло на то, чтобы найти его и открыть,
отодвинув крышку. После этого зажглось слабое внутреннее освещение, и мне
опять стало видно, что я делаю. Этот блок крайне редко, если вообще
кто-нибудь, нуждался в техническом обслуживании, а то, что я с ним тогда
сделал, определенно не предусматривалось инструкцией по эксплуатации. Во
всяком случае ни у кого не было оснований валять дурака с координатами, по
которым покойники отправлялись на свою межзвездную прогулку в одну
сторону.
То есть, ни у кого, кроме одного из нас.
Я закончил, захлопнул панель и стал ждать. Должно пройти пятнадцать
секунд, прежде чем пульт сработает. После этого он сам вернется к своим
старым координатам.
Я услышал, как где-то позади меня и наверху тихонько захлопнулась
дверь. Очень хорошо. Это было нечто, что мне полагалось запомнить...
Внезапно меня швырнуло на землю. Я упал на руки, перекатился на бок и
поднялся. Да, мне полагалось помнить, что, хотя в туннеле я стоял на
наклонной плоскости, поверхность, на которую меня перенесло, была не такой
пологой.
Потом вокруг меня вспыхнули огни. Я стоял в ярко освещенном, коротком
коридоре, стены которого светились таким сильным и ослепительным светом,
что стало больно глазам. Я прикрыл их рукой и пошел по коридору, а моя
персона, тем временем, анализировалась на сотнях, может быть тысячах
уровнях скрытыми приборами, которые позволили бы только одному человеку
пройти через дверь в его конце.
Когда я приблизился к двери, она плавно скользнула вверх, обдав меня
ветерком, и я вступил в Крыло, Которого Нет.
Внезапное чувство облегчения, освобождения охватило меня. Я пришел
домой. Я был в безопасности. Врагу здесь до меня не добраться.
Я пошел по изгибающемуся влево, покрытому красным ковром коридору,
минуя самый центр крепости, великие запечатанные своды Лаборатории,
Компьютера, Хранилища и Архива. Пока я шел, я размышлял о том душевном
состоянии, в котором мог пребывать некий предшествующий вариант меня
самого, давший им такие прозаические наименования, учитывая то, что в них
действительно находилось. В скептическом, Я полагаю.
Я проследовал мимо них и вошел в кабинет, или в комнату отдыха,
которая наконец появилась справа от меня. Сразу же вспыхнули огни
освещения, и я притушил их шлепком ладони; довольно было иллюминации в
коридоре. Это была небольшая комната со светлыми стенами, устланная темным
ковром, где стояли письменный стол, два легких стула, диванчик со
столиками по бокам, застекленный книжный шкаф. Все было так же, как
всегда, на моей памяти.
Я пересек комнату, подошел к дальней, пустой стене, включил
контроллер на спинке стула и стена стала прозрачной.
Снаружи была ночь, и полная оранжевая луна висела над белыми
каменистыми холмами, видневшимися примерно в полумиле от меня, делая их
похожими на челюсть со сломанными зубами. Скалы, что были ближе, казались
темными и влажными, словно над ними недавно прошел дождь. Вдали таяли
бледные облака, в небе ярко горели звезды. Индикатор справа от меня
показывал, что температура там, снаружи, слегка превышала тринадцать
градусов по Цельсию. Я отошел, развернул стул к панораме и уселся.
Не отрывая взгляда, я отыскал сигарету, прикурил, затянулся.
Неважно, что ситуация требовала безотлагательных решений, мне нужны
были и этот миг отдыха, и эта сигарета, и этот вид за окном перед тем, как
я сделаю следующий шаг. Мне необходимо было побыть в состоянии душевного
покоя, прежде чем я смогу продолжать. Это скажется потом.
Сводилось все к тому, что мне предстояло нарушить несколько директив
ради того, чтобы выполнить одну из них. Было над чем подумать. Если бы мы
сейчас провели слияние, то, думалось мне, возникли бы значительные
разногласия, но связующим звеном был я, и я же был единоличным наследником
последних познаний Энджела и единственным, кто мог действовать. Решение
было за мной, и я его принял.
- Браво! Наконец-то у нас за рулем оказался кто-то не совсем
безмозглый!
- В этом нет никакой твоей заслуги, сторожил, - сказал я.
- Конечно есть! Во всех отношениях!
- Ну, я не собираюсь спорить с тобой на эту тему. Сейчас это не имеет
значения и не будет иметь вообще никакого в ближайшем будущем.
Может быть.
- Что значит "может быть"?
Давай подождем и посмотрим - в ближайшем будущем.
- Ты не лучше меня представляешь себе, что будет. Ну, не намного
лучше.
Полагаю, ты прав. Может, пойдем и выясним?
- Ты ждал до сих пор. Ты вполне можешь подождать еще, черт возьми,
пока я докурю сигарету.
Ладно. Наслаждайся своими раздумьями. Ты даже не понимаешь, на что
глядишь.
- Видимо, ты понимаешь?
Лучше, чем ты.
- Поглядим.
Увидим.
Ночь была настолько светла, что я мог разглядеть в отдалении
несколько здоровенных воронок от снарядов, их очертания размывались низко
поросшей темной растительностью. Приглядевшись, я мог еще различить
контуры огромного, разрушенного, похожего на крепость строения у подножия
скал. Этот вид завораживал меня. Может быть мне предстоит узнать о нем еще
что-нибудь...
Хватит! Слишком много всего! Эти руины... Сколько сотен раз видел я
их? А глазами своих предшественников?
Поднявшись, я затушил сигарету в пепельнице, повернулся и вышел из
комнаты.
Я сильно волновался, подходя к своду Архива. Там я приступил к
деликатным, сложным и потенциально роковым манипуляциям с его запорным
механизмом.
Еще через четверть часа я открыл его. Я вошел и зажегся свет.
Через несколько секунд дверь закрылась и заперлась за мной. Размеры
комнаты составляли около 40 футов вдоль и примерно 60 поперек. Задняя ее
стена была вогнутой и изгибалась вокруг рабочей площадки, приподнимавшейся
над полом где-то на фут. По всей стене на уровне бедра тянулся выступ,
выдаваясь вперед дюймов на тридцать. Над ним были смонтированы рядами
блоки управления, что, как крылья, вытягивались от центральной панели и ее
пульта управления. Массивное кресло рядом с центральной панелью было
развернуто в мою сторону, словно приглашая меня.
На ходу я сбросил куртку, сложил ее, положил на полку, потом уселся,
повернулся к пульту управления и начал прогревать аппаратуру. На ее
подготовку, вместе с проверкой систем и включением всех блоков в их
должной последовательности, ушло около десяти минут. Я занимался этим с
удовольствием, ибо это дело на время полностью отвлекло мои мысли от всего
прочего.
Но, наконец, огоньки на панели выстроились в должном порядке и пришло
время начинать.
Я открыл шкафчик слева от себя, вытянул оттуда шлем на длинном,
тяжелом рычаге. И шлем я тоже проверил несколько раз. Отлично.
Я опустил его на голову так, что его края легли мне на плечи. На
уровне глаз было отверстие, позволяющее мне видеть, что я делаю. Я привел
в действие механизм, что должен был теперь проверить меня.
Его внутренности, вибрируя, пришли во вращение, примериваясь к тем
участкам моей черепной анатомии, которые представлялись им заслуживающими
внимания. Потом мне немного сдавило голову, когда прокладки прижались к
моему черепу в нужных местах. Потом последовал легкий толчок и несколько
влажных струек скользнуло вниз по голове. Анестезия. Когда она вводилась
сквозь кожу, немного помешали волосы. Впрочем, все было в порядке. Я не
хотел обривать себе голову или носить парик. Я мог выдержать несколько
капель, попавших за шиворот.
Не думаю я, что кому-нибудь может доставить удовольствие ожидание
вторжения в его внутренности, а уж тем более в содержимое его черепа. При
любых знаниях и опыте, мысли об ощущениях вызывают подъем эмоций. Нет даже
необходимости в том, чтобы эти ощущения действительно возникали. Впрочем,
через считанные секунды передо мной вспыхнул голубой индикатор и я
осознал, что все необходимые щупальца успешно и безболезненно проникли
сквозь мой скальп, череп, кору головного мозга, его паутинную и мягкую
оболочки, попали в соответствующие участки моего мозга и образовали сеть,
способную выполнить ту работу, для которой они предназначались. А я все
еще грыз свою нижнюю губу. Так шутит с нами наш собственный мозжечок.
Аппаратура была готова. Пришло время для технологического процесса,
осуществляемого каждым новым связующим звеном. Я должен был возвращаться
назад по своему/нашему сознанию, систематически стирая все те участки
Лэнджа и Энджела, которые, по моим ощущениям, противоречили моей
собственной личности, и уничтожая их воспоминания, относящиеся к тому, что
происходило до меня. Пришло время для жертвоприношения, частичного
самоубийства, вышвыривания за борт лишнего груза, всего того, что могло
лишь смущать разум, создавать конфликты, делать жизнь менее сносной. Никто
же не знает, сколько может вместить человеческий разум, и поэтому мы
когда-то решили не испытывать его пределы. Мне казалось, что дело в этом.
Где-то, когда-то, в незапамятные времена такое решение было принято.
Насколько я знал, мы всегда действовали, исходя из этого суждения, и, так
как семья все еще существовала, это всегда оправдывало себя. До сих пор,
конечно. Теперь Лэнджу и Энджелу пришла пора отправляться, чтобы стать,
быть может, самостоятельными единицами, или моими персональными демонами в
преисподней подсознания.
Однако сейчас мои мысли, в основном, занимала угроза нашему
существованию, и я хотел вырасти, а не уменьшиться, расширить свои
познания, а не наоборот. В памяти, вместе с настоятельным побуждением
ничего из нее не стирать, оставалось знание о том, что в качестве
чрезвычайной меры во времена великой угрозы можно было бы воскресить
мертвых. Я не верил, что это когда-либо осуществлялось и, конечно, понятия
не имел о том, к чему это может привести. Впрочем ясно было, что дело
здесь совсем не в воспоминаниях. Все же я со всей определенностью ощущал
себя самым подлинным самим собой, несмотря на то, что я был частично
Энджелом и частично Лэнджем. Суровые меры оправдывались ситуацией.
Когда я взглянул на тот участок панели, где торчали семь булавок,
рядом с которыми оставалось место еще для многих, я очень ясно
почувствовал, как колотится мое сердце.
Каждая булавка - жизнь связующего звена; каждая - это целое поколение
нашей семьи, приколотое там, словно невидимая бабочка...
Когда я протянул руку, ладонь моя была влажной.
Булавка втыкалась в главную панель каждый раз, когда завершался
процесс стирания. Вытащить одну - значило погубить труд предшественника во
мне.
Что я делаю? Я должен был оказаться здесь для того, чтобы вставить
восьмую булавку...
Рука моя задрожала.
Это неправильно! Глупо даже подумать...
Рука стала твердой, потянулась дальше. Я пытался, но не сумел
остановить ее.
Словно зачарованный смотрел я, как она пересекла панель, примерилась
и выдернула седьмую булавку.
Трудно сказать, чего именно я ожидал. Удара в литавры? Раскалывающего
мозг сотрясения с последующей потерей сознания? Полагаю, чего-нибудь
неожиданного.
Однако, более всего это было похоже на пробуждение поутру, когда
воспоминания вчерашнего дня начинают постепенно подниматься над горизонтом
сознания. Обычное прояснение головы, появление того, что там и было.
Галерея знакомых картин.
Старый Лэндж...
Конечно. Это был случай, когда нам довелось побывать в положении
нашего собственного сына. По случайному совпадению связующее звено перешло
от одной тождественной Лэнджу личности к другой. И в этом слиянии были еще
и другие, давно забытые, но опять оказавшиеся со мной, словно они никогда
и не отсутствовали.
Теперь я стал тем демоном, что обращался к нам. Я был Энджелом,
Лэнджем, Лэнджем Старшим и всем тем, что было оставлено старшим Лэнджем от
его предшественника Винтона, чей странный склад ума я бы назвал почти
чуждым минутами ранее. Но если отнестись к нему так, как его
предшественник, который счел уместным его сохранить, то он не казался
настолько уж странным. Что это было? Что произошло? Мои накопленные
воспоминания теперь вернулись на столетие назад, но дело здесь было не
просто во времени и количестве. Ощущение отличия, сопровождавшее
вернувшуюся доступность всего этого опыта было... качественным. Да, это
было так. И что это за качество?
Как раз это ты не можешь по-настоящему оценить в своем теперешнем
состоянии.
Сильный. Там. Он. Винтон. На мгновение я был слишком ошарашен. Этот
опыт всегда присутствовал, но я не удосужился осмыслить его, а ведь
освобождая и поглощая демона Лэнджа, я неизбежно выходил на более старую,
прежнюю поверхность раздела и доселе неведомый мне демон мог обращаться ко
мне из-под нее.
То, что есть у тебя сейчас, говорил он, нужно тебе, как стартовая
площадка. Ты стал умнее и в чем-то сильнее, благодаря тому, что ты
приобрел, но этого мало против мистера Блэка. Чтобы обрести понимание и
способность воспользоваться этим, необходимо вытащить шестую булавку.
Сделай это немедленно.
Полон решимости. И силы. Он. В своей настойчивости. Именно это
предопределило мое решение. Я хотел обрести такую решимость, такую силу.
И поэтому, прежде чем я сумел выдвинуть свои аргументы против, я
протянул руку вперед по диагонали на несколько дюймов и вытащил шестую
булавку.
Да! Да, когда туманы развеялись и ко мне вернулась память о том, что
происходило столетия за полтора, это было не просто возвращением огромных
объемов накопленного опыта. Тем более, что сами воспоминания оказались
довольно призрачными и не слишком эмоциональными. Тверже, жестче стало мое
отношение ко всему, и эта перемена убеждала меня в моей собственной
способности совладать с ситуацией. И не только, не только это...
Ощущение. Господи, ощущение... Словно потоки воды внезапно обрушились
на старинную дамбу. Я чувствовал накапливающуюся мощь и не был уверен в
укреплениях.
Да, ты был слаб, и ты окреп. Но теперь не время останавливаться.
Протяни руку и возьми все. Тебе пригодится любое оружие, до которого ты
сможешь сейчас дотянуться. Тебе предстоит встреча с врагом, который тоже
силен. И поэтому ты должен стать самим собой в большей мере. Вытащи пятую
булавку и восстанови меня в себе. Я покажу тебе, как разобраться с
мистером Блэком.
- Нет, сказал я. - Подожди, - сказал я. - Подожди...
Времени нет. С каждым мигом, что ты теряешь, Блэк становится сильнее.
Не отбрасывай инструмент, который может резать алмаз, не отшвыривай
камень, который может лечь в основание свода. Я буду нужен тебе. Вытащи
пятую булавку!
Моя рука дернулась к ней, но я боялся, что уже зашел слишком далеко.
Невозможно было измерить силу того, что потом вынудит меня вытащить
четвертую, потом третью булавку, и так до самого конца, до начала,
разрушая с таким трудом выстроенное здание, уничтожая сделанное за века
общими усилиями, ради достижения духовной, нравственной эволюции.
Я разделяю твои чувства, я согласен с твоими принципами, Впрочем все
они окажутся бесполезными, если не будет больше тебя, чтобы развивать их.
Мой конкретный опыт понадобится тебе, чтобы как следует защищаться.
Поэтому, пока суть, да дело... Вытащи пятую булавку! Сейчас же!
Мышцы заныли в моей руке. Мои пальцы сжимались и разжимались, словно
клешня.
- Нет! - сказал я. - К черту! Нет!
Ты должен!
Моя рука дернулась. Пальцы коснулись булавки.
Я зашел слишком далеко и слишком поспешно. Рассудок мой отказывался
повиноваться мне. Может он и прав, Джордан, я вдруг понял, что его так
зовут. Может он и прав. Но я не собирался позволить ему принудить меня к
этому. Я даже не очень понимал, чем я только что стал. Было бы безумием
освобождать еще одного незнакомца.
Конечно, ты испытываешь неуверенность. Но ты должен кроме того
понимать, что своими сомнениями ты подвергаешь опасности остальных, да и
девушку...
- Подожди!
И тут появился яростный гнев. Я, Джеймс Винтон, уничтожил его, принес
его в жертву, сокрушил его по своей воле. И теперь этот жалкий подонок,
ничтожный огрызок пытается мне приказывать!
Я медленно сжал правую руку в кулак! Потом стукнул им по выступу.
- Нет! - сказал я. - Что надо, у меня есть.
Ты дурак!
Я плавным движением поднял руку и прижал большим пальцем пятую
булавку.
Тишина.
Стараясь ни о чем не думать, не копаться в своих мыслях или чувствах,
я перевел себя на автоматический режим работы и стал освобождаться от
оборудования.
Наконец, мне перестало сдавливать голову и огоньки приборов показали,
что шлем можно снимать. Я сделал это, убрал его в шкаф, потом отключил все
узлы оборудования и вышел из Архива, тщательно заперев за собой дверь. Я
прошел по коридору к Компьютеру и повозился там с замком. Потом я вернулся
в свой кабинет, потому что снабженный реле времени механизм на дверях
Компьютера срабатывал лишь через десять с лишним минут.
Я плюхнулся в кресло, закурил сигарету и уставился в ночь. За тот
краткий промежуток времени, что я отсутствовал, луна проделала заметный
путь. Тени сместились по ландшафту, открывая взгляду другие подтверждения
стародавнего разорения и еще больше растительности. Этот вид казался мне
теперь намного более знакомым, чем раньше, хотя я по-прежнему не
представлял себе, что за сражение происходило там. Может, война? Теперь в
руинах у подножия этих вековечных скал было нечто еще более интригующее и
тревожащее...
Я вглядывался в эти развалины и вдруг нить моих размышлений резко
оборвалась. Показалось, будто там произошло какое-то движение.
Я встал и подошел к окну.
Опять что-то. Слабая вспышка... Да, за этими разрушенными стенами
мелькнул свет. Я продолжал наблюдать и это повторилось несколько раз. Я
попытался определить периодичность вспышек, но, кажется у них не было
никакого определенного графика.
Потом там вспыхнул яркий свет, и словно луч маяка быстро скользнул по
искореженному ландшафту, упал прямо на меня и остановился.
Я поднял руку, прикрывая от него глаза, а другой рукой нащупал
контроллер и затемнил окно.
Потом я снова опустился в кресло, удивляясь какой-то частицей своего
"я" тому, что это явление не произвело на меня особого впечатления. Но это
чувство быстро прошло. В самом деле, в этом свете не было ничего
удивительного. Явления такого рода периодически происходили там на памяти
многих поколений. Я просто забыл или, вернее, только сейчас вспомнил об
этом. Да, это, видимо, было что-то механическое, что время от времени
пробуждалось, испытывало короткую автоматическую судорогу и опять
погружалось в спячку. Один из фактов бытия, ну и что?
А так ли? А, к черту! Более неотложные проблемы требовали моего
внимания.
Например, кто я такой? Я понимал, что уже не являюсь больше той
личностью, что пришла в Крыло, Которого Нет. И это было не потерей, а
приобретением. Именно так я ощущал это. Но в чем это приобретение?
Если быть искренним, то я чувствовал себя скорее Винтоном, чем
Кэрабом. Но казалось, что всегда именно так и было на самом деле, а тот,
другой, был всего лишь временной стадией, живой лабораторией, которую я
занял для проведения определенных экспериментов. Теперь у меня возникла
необходимость отложить на время эти исследования, чтобы разобраться с
более важными проблемами, которые стали вызывать во мне беспокойство.
Боже! Каким наивным позволил я себе стать! Мои женоподобные "я"
последнего времени вызвали у меня улыбку. Их страхи. Их приступы
малодушия.
На чьих плечах, по их мнению, стояли они? Кто приобрел для них право
упиваться своей драгоценной щепетильностью? Кто дал им возможность
проявлять свои возвышенные наклонности, этой шайке анонимных филантропов и
благодетелей Дома? В течение нынешнего поколения, во времена Лэнджа, они
остановили эпидемию, не допустили, чтобы несколько крупномасштабных
катастроф повлекли за собой куда более тяжкие последствия, чем это
случилось, способствовали проведению нескольких продуктивных научных
исследований в области медицины, помешали осуществлению трех научных
программ, которые могли бы дать нежелательные результаты, подвели
политиков и компьютеры к принятию нескольких здравых решений, касающихся
контроля за ростом населения, вытеснения агрессивных побуждений и развития
областей образования, имеющих особо важное значение, содействовали
развитию новых увеселений, добились, что кривая преступности пустилась еще
ниже и помогли многочисленным группам и отдельным личностям в тяжелые для
них времена. Но откуда взялась у них эта возможность позволять себе
удовольствие заниматься тем, что кому-то могло показаться беспардонным
вмешательством в чужие дела, а другим, альтруизмом? Путь для них проложен
был мыслью, потом, жертвенностью и далеко не малой кровью.
С другой стороны, вся эта игра стоила свеч. Но странно было
размышлять о себе одновременно в двух временных плоскостях. Но они
сливались, сливались, даже когда я размышлял над каждой из них, и я
чувствовал, что это здорово обогащает меня. Взгляд Джордана охватил бы
куда более широкую перспективу, это я понимал. Я располагал некоторыми его
воспоминаниями и мне было известно, что он их долго накапливал. Быть
может, я с ним поторопился...
Нет! Надо же было где-нибудь подвести черту. То, чем я теперь
обладал, представлялось достаточным. Все, что мы сделали оправдывалось
вескими, существенно важными доводами, это я знал. Подробности были мне ни
к чему. Основываясь на том, что я теперь знал о себе, я верил во все свои
прежние решения. Мне думалось, что я всегда избегал произвола, что было
основание для каждого случая частичного самоубийства. Безумием было бы
разрушать все сделанное ради удовлетворения своей исследовательской
любознательности.
Стало покалывать кожу на голове, и мысли мои обратились к более
насущным проблемам.
Я поднялся на ноги. Замок на Компьютере должен уже быть почти готов
для продолжения работы с ним. Слегка массируя голову, я отправился назад
по коридору. Я подумал о Джине, Дженкинсе и Винкеле. Они живы, а это
главное. Видимо, сейчас им ничего реально не угрожает, ибо я оставил
мистера Блэка в состоянии, так сказать, помутнения рассудка; и у них,
кажется было достаточно времени, чтобы взбодрить свои инстинкты
самосохранения и возвести какие-нибудь баррикады. Я не видел смысла
выходить на контакт с ними, пока мне нечего было им сказать, до этого
придется еще немного подождать.
Оставалось еще немного времени, прежде чем я смог бы войти в двери
Компьютера, и я заполнил эту паузу, ломая себе голову по поводу Гленды. Из
ее прощальных реплик со всей очевидностью следовало, что она обо мне
что-то знала. Что она там знала, было для меня далеко не так важно, как
то, откуда ей стало это известно. И она знала нечто о моем старинном
враге, который в эти дни называл себя мистером Блэком. Уже по одной этой
причине ей следует занять важное место в списке моих неотложных дел.
Механизм выполнил все свои операции перед заключительной фазой, я
довершил остальное, открыл дверь и вошел. Комната была похожа на ту, что
занимал Архив, только выглядела попросторнее. И здесь тоже оборудование,
хотя и иного рода, занимало дальнюю стену, а кресло управления, хотя и
располагалось немного левее, было таким же комфортабельным, как и то,
другое. Я запер за собой дверь и направился к нему.
Я включил Бандита. Забавно, что прозвище, данное мной этой штуковине,
когда-то выпало из обращения и было заменено простой, сдержанной
недомолвкой: Комп. Впрочем, он был не простым компьютером. Он был еще и
похитителем данных. Тот факт, что его операции всегда оставались
безнаказанными, являлся своего рода признанием высокого мастерства его
...Или кто-нибудь еще, в данном случае. Скажем, мистер Блэк.
...Которого она безусловно узнала.
А если углубиться еще чуть-чуть, то было нечто необычное в том, как
мы встретились...
Конечно, мне предстоит это выяснить. Жизненно важно все, что может
иметь хоть какое-то отношение к текущим неприятностям.
...И это кажущееся иррациональным настойчивое стремление сопровождать
меня...
Да, мне придется в этом разобраться. И очень скоро.
Я перелез через конвейер, пошел вдоль него, приближаясь к двери. Мне
нужно было находиться с правой стороны от него, чтобы добраться до пульта.
Подойдя к черной двери, я остановился; этим маршрутом из Дома
отправлялись покойники, по этой единственной дороге можно было покинуть
Дом. Дверь была сделана из легкого сплава, размерами примерно шесть футов
на восемь, и в тусклом свете казалась скорее кляксой, или черной дырой. Я
разобрался с пультом, и дверь бесшумно распахнулась внутрь. Еще чернее.
Даже с того места, где я стоял, трудно было сказать, что она открыта. Это
меня вполне устраивало.
Я залез на конвейер и шагнул за дверь, отклонившись назад, чтобы
удержать равновесие, и упираясь одной рукой в гладкую стену. Потом я
схватился за дверь и потянул ее к себе, отклоняясь назад, прикрыл ее.
По-настоящему она не захлопнется, пока я не приведу в действие механизм,
но это произойдет, если кто-нибудь приблизится к ней в течение следующих
нескольких минут.
Я опустился на четвереньки и пополз вниз по туннелю. Он был не
длиннее сорока футов. Когда я добрался до задней стены, то встал, опираясь
на нее, и начал шарить пальцами по поверхности, отыскивая пульт
управления.
Совсем немного времени ушло на то, чтобы найти его и открыть,
отодвинув крышку. После этого зажглось слабое внутреннее освещение, и мне
опять стало видно, что я делаю. Этот блок крайне редко, если вообще
кто-нибудь, нуждался в техническом обслуживании, а то, что я с ним тогда
сделал, определенно не предусматривалось инструкцией по эксплуатации. Во
всяком случае ни у кого не было оснований валять дурака с координатами, по
которым покойники отправлялись на свою межзвездную прогулку в одну
сторону.
То есть, ни у кого, кроме одного из нас.
Я закончил, захлопнул панель и стал ждать. Должно пройти пятнадцать
секунд, прежде чем пульт сработает. После этого он сам вернется к своим
старым координатам.
Я услышал, как где-то позади меня и наверху тихонько захлопнулась
дверь. Очень хорошо. Это было нечто, что мне полагалось запомнить...
Внезапно меня швырнуло на землю. Я упал на руки, перекатился на бок и
поднялся. Да, мне полагалось помнить, что, хотя в туннеле я стоял на
наклонной плоскости, поверхность, на которую меня перенесло, была не такой
пологой.
Потом вокруг меня вспыхнули огни. Я стоял в ярко освещенном, коротком
коридоре, стены которого светились таким сильным и ослепительным светом,
что стало больно глазам. Я прикрыл их рукой и пошел по коридору, а моя
персона, тем временем, анализировалась на сотнях, может быть тысячах
уровнях скрытыми приборами, которые позволили бы только одному человеку
пройти через дверь в его конце.
Когда я приблизился к двери, она плавно скользнула вверх, обдав меня
ветерком, и я вступил в Крыло, Которого Нет.
Внезапное чувство облегчения, освобождения охватило меня. Я пришел
домой. Я был в безопасности. Врагу здесь до меня не добраться.
Я пошел по изгибающемуся влево, покрытому красным ковром коридору,
минуя самый центр крепости, великие запечатанные своды Лаборатории,
Компьютера, Хранилища и Архива. Пока я шел, я размышлял о том душевном
состоянии, в котором мог пребывать некий предшествующий вариант меня
самого, давший им такие прозаические наименования, учитывая то, что в них
действительно находилось. В скептическом, Я полагаю.
Я проследовал мимо них и вошел в кабинет, или в комнату отдыха,
которая наконец появилась справа от меня. Сразу же вспыхнули огни
освещения, и я притушил их шлепком ладони; довольно было иллюминации в
коридоре. Это была небольшая комната со светлыми стенами, устланная темным
ковром, где стояли письменный стол, два легких стула, диванчик со
столиками по бокам, застекленный книжный шкаф. Все было так же, как
всегда, на моей памяти.
Я пересек комнату, подошел к дальней, пустой стене, включил
контроллер на спинке стула и стена стала прозрачной.
Снаружи была ночь, и полная оранжевая луна висела над белыми
каменистыми холмами, видневшимися примерно в полумиле от меня, делая их
похожими на челюсть со сломанными зубами. Скалы, что были ближе, казались
темными и влажными, словно над ними недавно прошел дождь. Вдали таяли
бледные облака, в небе ярко горели звезды. Индикатор справа от меня
показывал, что температура там, снаружи, слегка превышала тринадцать
градусов по Цельсию. Я отошел, развернул стул к панораме и уселся.
Не отрывая взгляда, я отыскал сигарету, прикурил, затянулся.
Неважно, что ситуация требовала безотлагательных решений, мне нужны
были и этот миг отдыха, и эта сигарета, и этот вид за окном перед тем, как
я сделаю следующий шаг. Мне необходимо было побыть в состоянии душевного
покоя, прежде чем я смогу продолжать. Это скажется потом.
Сводилось все к тому, что мне предстояло нарушить несколько директив
ради того, чтобы выполнить одну из них. Было над чем подумать. Если бы мы
сейчас провели слияние, то, думалось мне, возникли бы значительные
разногласия, но связующим звеном был я, и я же был единоличным наследником
последних познаний Энджела и единственным, кто мог действовать. Решение
было за мной, и я его принял.
- Браво! Наконец-то у нас за рулем оказался кто-то не совсем
безмозглый!
- В этом нет никакой твоей заслуги, сторожил, - сказал я.
- Конечно есть! Во всех отношениях!
- Ну, я не собираюсь спорить с тобой на эту тему. Сейчас это не имеет
значения и не будет иметь вообще никакого в ближайшем будущем.
Может быть.
- Что значит "может быть"?
Давай подождем и посмотрим - в ближайшем будущем.
- Ты не лучше меня представляешь себе, что будет. Ну, не намного
лучше.
Полагаю, ты прав. Может, пойдем и выясним?
- Ты ждал до сих пор. Ты вполне можешь подождать еще, черт возьми,
пока я докурю сигарету.
Ладно. Наслаждайся своими раздумьями. Ты даже не понимаешь, на что
глядишь.
- Видимо, ты понимаешь?
Лучше, чем ты.
- Поглядим.
Увидим.
Ночь была настолько светла, что я мог разглядеть в отдалении
несколько здоровенных воронок от снарядов, их очертания размывались низко
поросшей темной растительностью. Приглядевшись, я мог еще различить
контуры огромного, разрушенного, похожего на крепость строения у подножия
скал. Этот вид завораживал меня. Может быть мне предстоит узнать о нем еще
что-нибудь...
Хватит! Слишком много всего! Эти руины... Сколько сотен раз видел я
их? А глазами своих предшественников?
Поднявшись, я затушил сигарету в пепельнице, повернулся и вышел из
комнаты.
Я сильно волновался, подходя к своду Архива. Там я приступил к
деликатным, сложным и потенциально роковым манипуляциям с его запорным
механизмом.
Еще через четверть часа я открыл его. Я вошел и зажегся свет.
Через несколько секунд дверь закрылась и заперлась за мной. Размеры
комнаты составляли около 40 футов вдоль и примерно 60 поперек. Задняя ее
стена была вогнутой и изгибалась вокруг рабочей площадки, приподнимавшейся
над полом где-то на фут. По всей стене на уровне бедра тянулся выступ,
выдаваясь вперед дюймов на тридцать. Над ним были смонтированы рядами
блоки управления, что, как крылья, вытягивались от центральной панели и ее
пульта управления. Массивное кресло рядом с центральной панелью было
развернуто в мою сторону, словно приглашая меня.
На ходу я сбросил куртку, сложил ее, положил на полку, потом уселся,
повернулся к пульту управления и начал прогревать аппаратуру. На ее
подготовку, вместе с проверкой систем и включением всех блоков в их
должной последовательности, ушло около десяти минут. Я занимался этим с
удовольствием, ибо это дело на время полностью отвлекло мои мысли от всего
прочего.
Но, наконец, огоньки на панели выстроились в должном порядке и пришло
время начинать.
Я открыл шкафчик слева от себя, вытянул оттуда шлем на длинном,
тяжелом рычаге. И шлем я тоже проверил несколько раз. Отлично.
Я опустил его на голову так, что его края легли мне на плечи. На
уровне глаз было отверстие, позволяющее мне видеть, что я делаю. Я привел
в действие механизм, что должен был теперь проверить меня.
Его внутренности, вибрируя, пришли во вращение, примериваясь к тем
участкам моей черепной анатомии, которые представлялись им заслуживающими
внимания. Потом мне немного сдавило голову, когда прокладки прижались к
моему черепу в нужных местах. Потом последовал легкий толчок и несколько
влажных струек скользнуло вниз по голове. Анестезия. Когда она вводилась
сквозь кожу, немного помешали волосы. Впрочем, все было в порядке. Я не
хотел обривать себе голову или носить парик. Я мог выдержать несколько
капель, попавших за шиворот.
Не думаю я, что кому-нибудь может доставить удовольствие ожидание
вторжения в его внутренности, а уж тем более в содержимое его черепа. При
любых знаниях и опыте, мысли об ощущениях вызывают подъем эмоций. Нет даже
необходимости в том, чтобы эти ощущения действительно возникали. Впрочем,
через считанные секунды передо мной вспыхнул голубой индикатор и я
осознал, что все необходимые щупальца успешно и безболезненно проникли
сквозь мой скальп, череп, кору головного мозга, его паутинную и мягкую
оболочки, попали в соответствующие участки моего мозга и образовали сеть,
способную выполнить ту работу, для которой они предназначались. А я все
еще грыз свою нижнюю губу. Так шутит с нами наш собственный мозжечок.
Аппаратура была готова. Пришло время для технологического процесса,
осуществляемого каждым новым связующим звеном. Я должен был возвращаться
назад по своему/нашему сознанию, систематически стирая все те участки
Лэнджа и Энджела, которые, по моим ощущениям, противоречили моей
собственной личности, и уничтожая их воспоминания, относящиеся к тому, что
происходило до меня. Пришло время для жертвоприношения, частичного
самоубийства, вышвыривания за борт лишнего груза, всего того, что могло
лишь смущать разум, создавать конфликты, делать жизнь менее сносной. Никто
же не знает, сколько может вместить человеческий разум, и поэтому мы
когда-то решили не испытывать его пределы. Мне казалось, что дело в этом.
Где-то, когда-то, в незапамятные времена такое решение было принято.
Насколько я знал, мы всегда действовали, исходя из этого суждения, и, так
как семья все еще существовала, это всегда оправдывало себя. До сих пор,
конечно. Теперь Лэнджу и Энджелу пришла пора отправляться, чтобы стать,
быть может, самостоятельными единицами, или моими персональными демонами в
преисподней подсознания.
Однако сейчас мои мысли, в основном, занимала угроза нашему
существованию, и я хотел вырасти, а не уменьшиться, расширить свои
познания, а не наоборот. В памяти, вместе с настоятельным побуждением
ничего из нее не стирать, оставалось знание о том, что в качестве
чрезвычайной меры во времена великой угрозы можно было бы воскресить
мертвых. Я не верил, что это когда-либо осуществлялось и, конечно, понятия
не имел о том, к чему это может привести. Впрочем ясно было, что дело
здесь совсем не в воспоминаниях. Все же я со всей определенностью ощущал
себя самым подлинным самим собой, несмотря на то, что я был частично
Энджелом и частично Лэнджем. Суровые меры оправдывались ситуацией.
Когда я взглянул на тот участок панели, где торчали семь булавок,
рядом с которыми оставалось место еще для многих, я очень ясно
почувствовал, как колотится мое сердце.
Каждая булавка - жизнь связующего звена; каждая - это целое поколение
нашей семьи, приколотое там, словно невидимая бабочка...
Когда я протянул руку, ладонь моя была влажной.
Булавка втыкалась в главную панель каждый раз, когда завершался
процесс стирания. Вытащить одну - значило погубить труд предшественника во
мне.
Что я делаю? Я должен был оказаться здесь для того, чтобы вставить
восьмую булавку...
Рука моя задрожала.
Это неправильно! Глупо даже подумать...
Рука стала твердой, потянулась дальше. Я пытался, но не сумел
остановить ее.
Словно зачарованный смотрел я, как она пересекла панель, примерилась
и выдернула седьмую булавку.
Трудно сказать, чего именно я ожидал. Удара в литавры? Раскалывающего
мозг сотрясения с последующей потерей сознания? Полагаю, чего-нибудь
неожиданного.
Однако, более всего это было похоже на пробуждение поутру, когда
воспоминания вчерашнего дня начинают постепенно подниматься над горизонтом
сознания. Обычное прояснение головы, появление того, что там и было.
Галерея знакомых картин.
Старый Лэндж...
Конечно. Это был случай, когда нам довелось побывать в положении
нашего собственного сына. По случайному совпадению связующее звено перешло
от одной тождественной Лэнджу личности к другой. И в этом слиянии были еще
и другие, давно забытые, но опять оказавшиеся со мной, словно они никогда
и не отсутствовали.
Теперь я стал тем демоном, что обращался к нам. Я был Энджелом,
Лэнджем, Лэнджем Старшим и всем тем, что было оставлено старшим Лэнджем от
его предшественника Винтона, чей странный склад ума я бы назвал почти
чуждым минутами ранее. Но если отнестись к нему так, как его
предшественник, который счел уместным его сохранить, то он не казался
настолько уж странным. Что это было? Что произошло? Мои накопленные
воспоминания теперь вернулись на столетие назад, но дело здесь было не
просто во времени и количестве. Ощущение отличия, сопровождавшее
вернувшуюся доступность всего этого опыта было... качественным. Да, это
было так. И что это за качество?
Как раз это ты не можешь по-настоящему оценить в своем теперешнем
состоянии.
Сильный. Там. Он. Винтон. На мгновение я был слишком ошарашен. Этот
опыт всегда присутствовал, но я не удосужился осмыслить его, а ведь
освобождая и поглощая демона Лэнджа, я неизбежно выходил на более старую,
прежнюю поверхность раздела и доселе неведомый мне демон мог обращаться ко
мне из-под нее.
То, что есть у тебя сейчас, говорил он, нужно тебе, как стартовая
площадка. Ты стал умнее и в чем-то сильнее, благодаря тому, что ты
приобрел, но этого мало против мистера Блэка. Чтобы обрести понимание и
способность воспользоваться этим, необходимо вытащить шестую булавку.
Сделай это немедленно.
Полон решимости. И силы. Он. В своей настойчивости. Именно это
предопределило мое решение. Я хотел обрести такую решимость, такую силу.
И поэтому, прежде чем я сумел выдвинуть свои аргументы против, я
протянул руку вперед по диагонали на несколько дюймов и вытащил шестую
булавку.
Да! Да, когда туманы развеялись и ко мне вернулась память о том, что
происходило столетия за полтора, это было не просто возвращением огромных
объемов накопленного опыта. Тем более, что сами воспоминания оказались
довольно призрачными и не слишком эмоциональными. Тверже, жестче стало мое
отношение ко всему, и эта перемена убеждала меня в моей собственной
способности совладать с ситуацией. И не только, не только это...
Ощущение. Господи, ощущение... Словно потоки воды внезапно обрушились
на старинную дамбу. Я чувствовал накапливающуюся мощь и не был уверен в
укреплениях.
Да, ты был слаб, и ты окреп. Но теперь не время останавливаться.
Протяни руку и возьми все. Тебе пригодится любое оружие, до которого ты
сможешь сейчас дотянуться. Тебе предстоит встреча с врагом, который тоже
силен. И поэтому ты должен стать самим собой в большей мере. Вытащи пятую
булавку и восстанови меня в себе. Я покажу тебе, как разобраться с
мистером Блэком.
- Нет, сказал я. - Подожди, - сказал я. - Подожди...
Времени нет. С каждым мигом, что ты теряешь, Блэк становится сильнее.
Не отбрасывай инструмент, который может резать алмаз, не отшвыривай
камень, который может лечь в основание свода. Я буду нужен тебе. Вытащи
пятую булавку!
Моя рука дернулась к ней, но я боялся, что уже зашел слишком далеко.
Невозможно было измерить силу того, что потом вынудит меня вытащить
четвертую, потом третью булавку, и так до самого конца, до начала,
разрушая с таким трудом выстроенное здание, уничтожая сделанное за века
общими усилиями, ради достижения духовной, нравственной эволюции.
Я разделяю твои чувства, я согласен с твоими принципами, Впрочем все
они окажутся бесполезными, если не будет больше тебя, чтобы развивать их.
Мой конкретный опыт понадобится тебе, чтобы как следует защищаться.
Поэтому, пока суть, да дело... Вытащи пятую булавку! Сейчас же!
Мышцы заныли в моей руке. Мои пальцы сжимались и разжимались, словно
клешня.
- Нет! - сказал я. - К черту! Нет!
Ты должен!
Моя рука дернулась. Пальцы коснулись булавки.
Я зашел слишком далеко и слишком поспешно. Рассудок мой отказывался
повиноваться мне. Может он и прав, Джордан, я вдруг понял, что его так
зовут. Может он и прав. Но я не собирался позволить ему принудить меня к
этому. Я даже не очень понимал, чем я только что стал. Было бы безумием
освобождать еще одного незнакомца.
Конечно, ты испытываешь неуверенность. Но ты должен кроме того
понимать, что своими сомнениями ты подвергаешь опасности остальных, да и
девушку...
- Подожди!
И тут появился яростный гнев. Я, Джеймс Винтон, уничтожил его, принес
его в жертву, сокрушил его по своей воле. И теперь этот жалкий подонок,
ничтожный огрызок пытается мне приказывать!
Я медленно сжал правую руку в кулак! Потом стукнул им по выступу.
- Нет! - сказал я. - Что надо, у меня есть.
Ты дурак!
Я плавным движением поднял руку и прижал большим пальцем пятую
булавку.
Тишина.
Стараясь ни о чем не думать, не копаться в своих мыслях или чувствах,
я перевел себя на автоматический режим работы и стал освобождаться от
оборудования.
Наконец, мне перестало сдавливать голову и огоньки приборов показали,
что шлем можно снимать. Я сделал это, убрал его в шкаф, потом отключил все
узлы оборудования и вышел из Архива, тщательно заперев за собой дверь. Я
прошел по коридору к Компьютеру и повозился там с замком. Потом я вернулся
в свой кабинет, потому что снабженный реле времени механизм на дверях
Компьютера срабатывал лишь через десять с лишним минут.
Я плюхнулся в кресло, закурил сигарету и уставился в ночь. За тот
краткий промежуток времени, что я отсутствовал, луна проделала заметный
путь. Тени сместились по ландшафту, открывая взгляду другие подтверждения
стародавнего разорения и еще больше растительности. Этот вид казался мне
теперь намного более знакомым, чем раньше, хотя я по-прежнему не
представлял себе, что за сражение происходило там. Может, война? Теперь в
руинах у подножия этих вековечных скал было нечто еще более интригующее и
тревожащее...
Я вглядывался в эти развалины и вдруг нить моих размышлений резко
оборвалась. Показалось, будто там произошло какое-то движение.
Я встал и подошел к окну.
Опять что-то. Слабая вспышка... Да, за этими разрушенными стенами
мелькнул свет. Я продолжал наблюдать и это повторилось несколько раз. Я
попытался определить периодичность вспышек, но, кажется у них не было
никакого определенного графика.
Потом там вспыхнул яркий свет, и словно луч маяка быстро скользнул по
искореженному ландшафту, упал прямо на меня и остановился.
Я поднял руку, прикрывая от него глаза, а другой рукой нащупал
контроллер и затемнил окно.
Потом я снова опустился в кресло, удивляясь какой-то частицей своего
"я" тому, что это явление не произвело на меня особого впечатления. Но это
чувство быстро прошло. В самом деле, в этом свете не было ничего
удивительного. Явления такого рода периодически происходили там на памяти
многих поколений. Я просто забыл или, вернее, только сейчас вспомнил об
этом. Да, это, видимо, было что-то механическое, что время от времени
пробуждалось, испытывало короткую автоматическую судорогу и опять
погружалось в спячку. Один из фактов бытия, ну и что?
А так ли? А, к черту! Более неотложные проблемы требовали моего
внимания.
Например, кто я такой? Я понимал, что уже не являюсь больше той
личностью, что пришла в Крыло, Которого Нет. И это было не потерей, а
приобретением. Именно так я ощущал это. Но в чем это приобретение?
Если быть искренним, то я чувствовал себя скорее Винтоном, чем
Кэрабом. Но казалось, что всегда именно так и было на самом деле, а тот,
другой, был всего лишь временной стадией, живой лабораторией, которую я
занял для проведения определенных экспериментов. Теперь у меня возникла
необходимость отложить на время эти исследования, чтобы разобраться с
более важными проблемами, которые стали вызывать во мне беспокойство.
Боже! Каким наивным позволил я себе стать! Мои женоподобные "я"
последнего времени вызвали у меня улыбку. Их страхи. Их приступы
малодушия.
На чьих плечах, по их мнению, стояли они? Кто приобрел для них право
упиваться своей драгоценной щепетильностью? Кто дал им возможность
проявлять свои возвышенные наклонности, этой шайке анонимных филантропов и
благодетелей Дома? В течение нынешнего поколения, во времена Лэнджа, они
остановили эпидемию, не допустили, чтобы несколько крупномасштабных
катастроф повлекли за собой куда более тяжкие последствия, чем это
случилось, способствовали проведению нескольких продуктивных научных
исследований в области медицины, помешали осуществлению трех научных
программ, которые могли бы дать нежелательные результаты, подвели
политиков и компьютеры к принятию нескольких здравых решений, касающихся
контроля за ростом населения, вытеснения агрессивных побуждений и развития
областей образования, имеющих особо важное значение, содействовали
развитию новых увеселений, добились, что кривая преступности пустилась еще
ниже и помогли многочисленным группам и отдельным личностям в тяжелые для
них времена. Но откуда взялась у них эта возможность позволять себе
удовольствие заниматься тем, что кому-то могло показаться беспардонным
вмешательством в чужие дела, а другим, альтруизмом? Путь для них проложен
был мыслью, потом, жертвенностью и далеко не малой кровью.
С другой стороны, вся эта игра стоила свеч. Но странно было
размышлять о себе одновременно в двух временных плоскостях. Но они
сливались, сливались, даже когда я размышлял над каждой из них, и я
чувствовал, что это здорово обогащает меня. Взгляд Джордана охватил бы
куда более широкую перспективу, это я понимал. Я располагал некоторыми его
воспоминаниями и мне было известно, что он их долго накапливал. Быть
может, я с ним поторопился...
Нет! Надо же было где-нибудь подвести черту. То, чем я теперь
обладал, представлялось достаточным. Все, что мы сделали оправдывалось
вескими, существенно важными доводами, это я знал. Подробности были мне ни
к чему. Основываясь на том, что я теперь знал о себе, я верил во все свои
прежние решения. Мне думалось, что я всегда избегал произвола, что было
основание для каждого случая частичного самоубийства. Безумием было бы
разрушать все сделанное ради удовлетворения своей исследовательской
любознательности.
Стало покалывать кожу на голове, и мысли мои обратились к более
насущным проблемам.
Я поднялся на ноги. Замок на Компьютере должен уже быть почти готов
для продолжения работы с ним. Слегка массируя голову, я отправился назад
по коридору. Я подумал о Джине, Дженкинсе и Винкеле. Они живы, а это
главное. Видимо, сейчас им ничего реально не угрожает, ибо я оставил
мистера Блэка в состоянии, так сказать, помутнения рассудка; и у них,
кажется было достаточно времени, чтобы взбодрить свои инстинкты
самосохранения и возвести какие-нибудь баррикады. Я не видел смысла
выходить на контакт с ними, пока мне нечего было им сказать, до этого
придется еще немного подождать.
Оставалось еще немного времени, прежде чем я смог бы войти в двери
Компьютера, и я заполнил эту паузу, ломая себе голову по поводу Гленды. Из
ее прощальных реплик со всей очевидностью следовало, что она обо мне
что-то знала. Что она там знала, было для меня далеко не так важно, как
то, откуда ей стало это известно. И она знала нечто о моем старинном
враге, который в эти дни называл себя мистером Блэком. Уже по одной этой
причине ей следует занять важное место в списке моих неотложных дел.
Механизм выполнил все свои операции перед заключительной фазой, я
довершил остальное, открыл дверь и вошел. Комната была похожа на ту, что
занимал Архив, только выглядела попросторнее. И здесь тоже оборудование,
хотя и иного рода, занимало дальнюю стену, а кресло управления, хотя и
располагалось немного левее, было таким же комфортабельным, как и то,
другое. Я запер за собой дверь и направился к нему.
Я включил Бандита. Забавно, что прозвище, данное мной этой штуковине,
когда-то выпало из обращения и было заменено простой, сдержанной
недомолвкой: Комп. Впрочем, он был не простым компьютером. Он был еще и
похитителем данных. Тот факт, что его операции всегда оставались
безнаказанными, являлся своего рода признанием высокого мастерства его