Айзенберг Александр. Imperium

   подробно расскажешь. Поторопись, центуриончик – у нас вино может закончиться – зачем тебе проблемы? Иди.
   ____________________
   Собака лежала в пыли. Земля под раскаленным солнцем окаменела, рассохлась и рассыпалась в пыль… В пыль… Собака лежала неподвижно… Ее бока ритмично ходили, язык вывалился, длинный, влажный… В пыль.
   ____________________
   Петроний выпил сам. Вина хватит. Налил императору. Тот забрызгался. Капли стекали с его пальцев, покрытых рыжими волосами.
   – Гай, по-моему, я задумался и забыл открыть рот. Опять будут пятна. Впрочем, нестрашно. Но вот, запах. Он мне неприятен настолько, что я уже хотел понаблюдать за тобой. Арбитр, ты бы мужественно перерезал жилы? Ну пошутил. Запаха этого… не нужно больше, Гай.
   ____________________
   Петроний смотрел на пьяного веселого императора и не мог понять, что тот думает, о чем? где шутит? пьяный ли он?… Пьяный ли он?…
   – Цезарь, может, ты отменишь приказ?
   Император, облитый вином, продолжал пить… Но он услышал.
   – Гай, Гай… А почему ты просишь за него?… – Он хлебнул еще фалернского и завопил:
   – А он разрешил убить мам-мочку!… Мамулю… – слезы потекли по его красному лицу; рыжие мокрые волосы слиплись…
   – Он мамочку убил! Финиш ему!
   Цезарь взял амфору; налил вина себе и Петронию.
   – Пей, Арбитр. Да, я сам бы его… Пей. Все решено. Уже решено У него был трибун преторианской когорты Гавий Сильван. Был… Три-бунчик… Центуриончик надежнее, Петроний. Ты еще пишешь? пишешь? пиши, Гай, пиши – зачем же тебе это все, Гай? пиши, просто пиши…
   Из амфоры булькнуло, и принцепс грохнул ее об пол; затопал ногами, и ритмично хлопая в ладоши стал выкрикивать:
   – Аонслованесказал! Когдамамулюубивали!… Финиш! Финишему!
   ____________________
   Белая тога с красной каймой… и еще… Много белых тог… С кровавой каймой… И все без голов. Или с одной головой. И эту голову… К-кк… И нет.
   – Сенаторы!… Мне нужно сообщить вам немного, но, видимо, все же нужно. Итак, сенат народа Рима… Вы уже знаете, нас покинул Луций Анней Сенека. Учитывая его годы, малую, вследствие этого, опасность для отечества, но, тем не менее, достаточную, ему было позволено самому покинуть нас. Э-э, хотя государственная измена – это серьезно. Очень серьезно. Однако – годы – это – святое. Да. Впрочем, изменников больше, чем мы предполагали. Сегодня нас покинет сенатор Тразея Пет… Или нет… Не он. Или он. Я уточню позже. Он оскорбил… Изменил… Юпитер свидетель. Доказательств полно. Разрешено самому перерезать. Не сможет – помогут. Естественно… Ну, вот такие новости. Ничего, собственно говоря, нового.
   Но, сенаторы!… Я давно хотел спросить:
   – Любите ли вы театр? О-о! А знаете ли вы, что такое театр?…
   – Театр – это…
   Но у меня есть подозрение, что не всех из вас интересует искусство… Напрасно. По-моему, напрасно.
   ____________________
   – Цезарь, твоя мать легко ранена. Всего лишь легко ранена… Цезарь! Агриппина спаслась! Твоя мать жива. И теперь когда на корабле, на котором она плыла, обрушилась кровля ее каюты, когда гребцы пытались, накренив корабль, затопить его – и опять не получилось; когда Ацерронию, ее приближенную, назвавшуюся в воде именем матери императора, ее именем, чтобы спастись, забивают на глазах молчавшей Агриппины баграми и веслами… Она выплыла, принцепс. Ранена в плечо, но она жива и никаких сомнений у нее не может быть.
 

 
   ____________________
   Красное вино лилось по белой скатерти стола на пол… Оно, почти все, стекло на пол, а капли по одной, все капали со стола, ударяясь, на пол…
   ____________________
   – Охваченная жаждой мщения, вооружив ли рабов, возбудив ли воинов или воззвав к сенату и народу…
   Луций Анней Сенека молчал долго. Тишина была гнетущей. Префект преторианцев Бурр молчал, молчал…
   Липкий страх полз, облипая… Страх душил… Любовница Калигулы… Жена Домиция Агенобарба… Убийца Клавдия… Она придет и… Она уже идет!…
   – Ее надо, надо опередить… – Сенека худой рукой схватил префекта преторианской гвардии за перевязь меча:
   – Бурр, можно ли отдать приказ убить Агриппину?…
   ____________________
   Петроний услышал, как катаясь по коврам, принцепс кричит «мамочка! мама!!! Я отомщу! Я им всем отомщу!… Мам-ма-а!…»
   Прибыл, гремя оружием, центурион, посланный помочь бывшему советнику. Август уснул. Будить его побоялись. Центурион кивнул Арбитру; чиркнул ребром руки по горлу и вышел.
   ____________________
   Громадный стол не шевелился, хотя вокруг все дрожало. Муссолини маршировал вокруг своего стола. Он маршировал уже долго – минут десять, наверное. Но ему было не жалко – он показывал, как маршируют фашисты, он показывал это римскому императору – фантастика! – на него смотрел… Нерон!…
   Агенобарб скучал. Он выпил вино, которым его угостил этот балбес в штанах – варвар, непонятно почему считающий себя римлянином – как оно называется? дикое пойло – чинзано? – в лучшем случае, для пьяного кимвра… Теперь он стучит своими тяжелыми калигами по полу – что он показывает?… Строевую подготовку для новобранцев?… Дуб из германской чащи – какое тупое создание!… говорит, что вождь народа… Что за вождь! И народ, видно, не подкачал…
   – Эй, ты!… как тебя… Ну, ты… Остановись. Слушай. Что ты знаешь о театре?…
   – О театре. Мой император?
   – Да, о театре, тупица?…
   ____________________
   Ночь окутывала, обнимала, развратная южная лиловая ночь стонала, кричала – лилово-кофейная ночь.
   ____________________
   Принцепс погладил патрицианку, недавно приехавшую в Рим из деревни, по груди и спросил Петрония:
   – Так ты говоришь, она, подрагивая задом, левой рукой должна?… Ты уверен, Гай?
   – Цезарь, я думаю, что так гораздо пикантнее, а если при этом она еще будет петь что-нибудь буколическое…
   – Гай, а почему ты не спрашиваешь меня о Сенеке?…
   Цезарь хотел выпить; передумал… посмотрел на Петрония и стал поливать вином вином гостью… медленно и обстоятельно. Когда кувшин опустел, он сказал тихо: – Ты можешь спросить, Арбитр. Так что ты хочешь спросить?
   – Почему ты отдал приказ?
   – Антоний Натал признался, что он участвовал в заговоре! Он тоже, Гай… У тебя еще есть вино? Где оно? Пусть нальют!
   ____________________
   Город остался там. Его давно не было видно. Но ничего не было видно – он и дорога, дорога… Мертвые львиные лапы певицы… выпущенные бессильно когти…
   ____________________
   Зеленый песок арены отливал изумрудным цветом. Это было вульгарно, но император болел за зеленых, и песок покрасили в нужный цвет. Петроний зевнул. Он не любил бега. В принципе, ему нравились бои профессионалов: он ценил красивое фехтование. Впрочем, нравы падали – принцепс ничего не сказал об умении гладиаторов владеть оружием, но гордо заметил, что великий Юлий выставил бойцов в серебряных доспехах, а вот у него они будут в янтарных. Да-а… Доспехи из янтаря. Конечно, эффектное зрелище: зеленый песок… оранжевый янтарь… красная кровь… Бр – р! Вкус дикаря. А-а, вот и львы. Прелестно. Бестиарии…
   ____________________
   Зеленый песок сверкал. Он беспокоил львицу. Она ударила лапой по нему. Все сегодня раздражало ее. Солнце. Песок. Песок? Песок желтый… белый. А это… Что это зеленое? Она не знала. Сзади ее что-то кольнуло… Она уже привыкла… Так и есть: эти люди прыгают… тычут в нее острым… если бы не эти решетки… Но было мерзко – зарычав от боли, злости, обиды – она встала и бросилась туда… на зеленое… Там стоял! Стоял человек! Один. Один!… И ничего острого у него, ничего!!!
   Львица смотрела на него зелеными глазами. Она ждала, ждала этого… Боги! О, как долго ждала она этого!… Свирепая Сохмет, именем твоим!!!…
   ____________________
   Бестиарии поправил плащ. Солнце слепило. Зеленый песок… зеленые глаза львицы… Сейчас она прыгнет… нет… еще нет… вскочила. Хвост задрожал… прижала уши!… Ну!
   ____________________
   С коротким рыком львица бросилась вперед… она наткнулась на плащ…
   ____________________
   Он пропустил ее… набросил на морду плащ…
   ____________________
   Не видно ничего… И дышать нечем… И…
   ____________________
   Он развернулся и обрушил ребро ладони сабельным ударом на шею львицы – хруст был тихим… у нее подогнулись лапы… и она осела…
   ____________________
   И… И… И…
   ____________________
   Желтую львицу волокли по зеленому песку… бессмысленно колотился ее хвост, и смотрели в небо пустые глаза…
   ____________________
   Зрелище прервалось.
   – Прелестно он взмахнул плащом. Просто чудно.
   ____________________
   О, Гай!… Я забыл. Помнишь, я тебе рассказывал о… об обезьянке?…
   ____________________
   Ну!…
   ____________________
   – А?… Ага. Да-да, я понял, цезарь.
   – Да… Так о чем я?…
   – Обезьянка…
   – Обезьянка… Он прыгает вокруг меня, как обычно, а я смотрю: какой-то он желтый… даже зеленый…
   ____________________
   Громадный стол недвижимо стоял, тупо глядя вперед. Дуче объяснял гостю новую процедуру приема посетителей: чтобы не терять времени… драгоценного времени… они от дверей до стола будут бежать.
   – Бежать?
   – Да! Бежать! Мчаться!…
   – Интересно. Я хотел бы посмотреть… Вызови кого-нибудь… Слушай, а чего ты такой зелененький?
   – Я?…
   – Ты-ты. Зелененький. Болеешь, видно, бедный. Так что с тобой? Живот болит?
   Муссолини не покраснел – просто не мог, видимо, по состоянию здоровья – но как бы пожелтел:
   – Желудок… Да. Проблемы. И еще проблемы. Но что мы об этом?…
   – А о чем же?… Дорогой, это – серьезно. Попробуй римскую диету. Значит, виноград. Много винограда – понял? да? А потом запиваешь молоком.
   – Кипяченым или сырым?
   – Я думаю, все равно. Тебе будет все равно. А ты можешь уже попробовать.
   В дверь постучали. Принцепс отступил за портьеру. Дуче властным голосом разрешил войти – какой-то лысый угодливо вполз в кабинет и вприпрыжку помчался к столу с криком
   – Слава Италии! Слава дуче!…
   – Обезьянка, это гениально!…
   Владыка Рима, оторопев, наблюдал его финиш у стола… потом, все так же приволакивая левую ногу, пятясь задом, тот помчался к двери, на ходу уточняя:
   – Значит, мы увеличиваем врагам Италии дозу касторки? Муссолини величественно кивнул.
   ____________________
   – Гай!… Как он после винограда с молоком позеленел!… Биде больше, чем песок арены. Настоящий зеленый!… Как он бежал!!! Быстрее, чем в Большом цирке. Ну, а запах!… Какой запах – Юпитер, по-моему, он все же не успел!…
   Петроний слушал, смеялся, а сам думал о том, сколько еще ему удастся продержаться?… Месяц? Год?… Интересно даже, успею ли я: закончить свой роман. Он получается, этот роман. Да. Но могу не успеть. Ха-ха, совершенно не обязательно во всем винить императора.]ylory же я объесться персиками?… Нет, вряд ли. Я – вряд ли. H – ну… Споткнуться и упасть. Да. Споткнуться и… Главное, выбрать подходящий камень. И все же… какой там камень!… Но пока еще поживем.
   ____________________
   Рыжая рука дернула Петрония за плечо.
   – Гай, я вчера читал Софокла. Еще раз!… Я вижу себя: я – царь Фив… Вот… Нет-нет, Клавдий – мой неродной отец, но Эдип так боялся убить своего отчима, что убил отца. Лаий – это Клавдий наоборот. Вот эта дорога… вдоль нее растут грибы… убегающие жалкие слуги!… Почему слуги всегда убегают, Гай?…
   Мне не смогут найти Иокасту… Агриппины больше нет. Нет ее. И я не найду Иокасту. А какое у нее было тело, Гай. Я знаю. Я знаю пожалуй столько же, сколько и Эдип…
   Гай… Я – Эдип… А это – мои Фивы. Как ты думаешь, что решили Мойры?… Неужели я – Эдип?…
   Без перехода цезарь, глядя на арену, заорал диким голосом: – Бей! Бей!!! -, потом опять повернулся к Петронию и спросил:
   – Сыграл бы я Эдипа?… Гай, получился бы у меня фиванский царь?…
   ____________________
   Трехногий человек споткнулся и упал… В пыль, в серую пыль – палка откатилась – он искал ее на четвереньках, нащупывая руками… Он опять был на четырех ногах…
   ____________________
   Стол стоял намертво. Невзирая ни на что. Они сидели вдвоем за огромным столом дуче и пили. Они выпили уже много. Император выпил больше, но пьян был меньше. Возможно, потому что он был моложе… Забавно, но моложе… Держался он все же лучше. Пытался Держаться за стол… Соскочив правым локтем, он ударился подбородком о твердый край и прикусил язык… Было больно… Дуче встрепенулся, услышав пронзительный крик: «Уи-ю-ю-юй!…»
   – Что такоэ?… Кк-к. – поинтересовался он.
   – М-лчи, ск-тина, – злобно сказал пострадавший, потирая подбородок.
   – П-чч-чему? – удивился хозяин стола. Гость задумался…
   – П-чему «с-к-тина» или п-чму «М-лчи»
   – П-т-му… – непонятно уперся хозяин.
   – Щас п– морде д-д-дам… – император подошел к дуче и действительно ударил его по лицу. Тот заплакал. Тогда гость радостно ударил еще раз. Уже левой. Но не попал. Видимо обидевшись из-за этого, с криком:
   – С-сыш-шшь, ты, уголл -ная м-р-да – попытался укусить за ухо – ухо было большим и, не помещаясь, вываливалось из зубов. Подумав, император, ударил опять правой и на этот раз попал по искомой морде. Дуче заплакал громче. Гость радостно засмеялся:
   – Слл-шай меня, обезьяна!… Сл-лшай… Меня любят… л-бят! Рымл-л-не… П-нял?…
   – А м-меня?
   – Тебя?… И теббя макака…
   А пп-тм… Ппотом… п-нял? они тебя убьют, ммартышка. А-а… и мменя… Да. Д-да… Но любятт…
   ____________________
   Игры продолжались. Император смотрел своими близорукими глазами на арену и почти ничего не видел. Он щурился, но вдобавок ко всему солнце било в глаза – видно было плохо.
   Петроний почувствовал его взгляд, обернулся…
   Император, играясь изумрудом, сказал: – Помнишь пожар?… Великий пожар, когда Рим горел шесть дней и семь ночей… Когда горели дома древних полководцев, еще украшенные вражеской добычей… Храмы Богов горели – их возвели и освятили еще в годы царей…
   Петроний напомнил:
   – Цезарь, то, о чем ты говоришь, произошло во время повторного пожара. Он был меньше, но именно в это время были уничтожены храм Луне, посвященный еще Сервием Тулием, построенный Ромулом храм Юпитера, царский дворец Нумы и святилище Весты с Пенатами – он начался, этот пожар, в четырнадцатый день до секстильских календ – день, в который когда-то сеноны подожгли захваченный ими Рим. Во время же первого пожара все началось на Палатине и Целии. Горели жилые кварталы.
   – Как хорошо ты все помнишь, Гай, – цезарь улыбнулся, по-волчьи приподняв верхнюю губу. – Но дело не в том что горело и когда. Опять по Риму ходят слухи, что в то время, когда свирепствовал огонь, я смотрел на это с Меценатовой башни, некоторые говорят, что поднялся на дворцовую сцену, и в театральном одеянии пел «Крушение Трои». Забавно.
   Петроний засмеялся:
   – Великий император, я поверил бы больше, если б узнал, что ты читал собственные стихи. Хотя, такой риск! Пожар – это пожар. Вот, когда умру, пускай земля огнем горит…
   – Нет, Гай, пока живу!
   ____________________
   Петроний, весело улыбаясь, изящным движением осушил кубок с фалернским, успев при этом заметить завистливый… ему, вероятно, показалось… чему завидовать?… взгляд цезаря… возможно, не завистливый, но не благожелательный…
   ____________________
   Ничего хорошего… Ничего хорошего… это точно
   ____________________
   Петроний вдруг неожиданно для себя почувствовал, как по ложбинке позвоночника бежит ручеек холодного пота… непроизвольно… ему вдруг стало страшно – он понял, что ему страшно… руки дрожали… мелко дрожали и стали мокрыми…
   ____________________
   Неужели мне так хочется жить?… Да-а. Совершенно безумно хочется жить!… Я хочу дышать воздухом, вот этим спертым, вонючим, да каким угодно! лишь бы это был воздухх!…
   ____________________
   Он действительно стал задыхаться… Император смотрел на него с интересом – перед этим он с таким же живым интересом смотрел на судороги фракийца. Тому распороли живот, кровь стекала по ногам на песок арены… Он закачался – и зрители ждали, что же будет: вывалятся ли кишки, и он будет их подбирать и пробовать заталкивать обратно, а может, он успеет ударить мечом своего победителя; или сделает несколько шагов и закричит, возможно, упадет без движения или…
   Петроний вытолкнул тяжелый язык и сказал:
   – Х-э… Хэ-э… К-к… Как жарко… жарко… цезарь…
   ____________________
   Солнце сверкало, как невиданная раскаленная монета. Бестиарий размахивал руками, пытаясь объяснить…
   ____________________
   Бессмысленно… бессмысленно… что же тут сделаешь…
   ____________________
   Стражники пропустили его к пленным… Дети… женщины… старики… мужчин не было… Это было уже решено. Их всех уничтожат. Такое решение. Так у них получилось.
   ____________________
   Он нашел среди них этого старика. Он не главный… Среди них нет главных… Они не главные… Но их слушают, этих раввинов.
   ____________________
   Спит… этот ребенок уснул. Дорогое дитя… Спи, солнышко… Чтобы сон твой был сладким…
   ____________________
   Ну слушай же!… Слушай!…
   ____________________
   – Смерть ждет нас, говоришь ты… Да, для смерти держат нас. Мы знаем… Бог Наш, Бог Наш – мы здесь, и мы готовы к Воле Твоей… Бог Наш…
   ____________________
   Сколько еще… еще… Этот человек, от которого пахнет кровью, что он хочет от меня?… Я уже не прошу жизни, как могу я просить об этом? когда уже я столько прожил и когда уже все решено, как я могу просить?!… Сколько еще… еще… но… но… что он хочет?!., я – старый человек, зачем мне его слова?… Но… но… а вдруг?…
   ____________________
   – И вот, говоришь ты, нас отведут на арену, где будут львы, которым мы предназначены. Что же, львы… Мы в пасти льва… Печально, как я понимаю. Да, я понимаю, что ничего хорошего от львов не будет… Я должен радоваться, что это львы?…
   – Ну, да! Львы убивают быстро. Медведи или дикие собаки делают это медленнее и мучительнее. Но львам нужно помочь.
   – Человек, может, я плохо слышу?., плохо понимаю?., нужно помочь львам, чтобы они быстро съели нас?…
   – Все правильно! Именно это!
   ____________________
   Хорошее дело!… Помочь львам поесть, чтоб они сдохли, чтоб они подавились!… Бог отцов моих!… Воистину, мы в пасти льва…
   ____________________
   – Так ты говоришь… Быстро… А так… медленно… С хорошим предложением ты пришел… в удачную минуту… Ты всем такое счастье несешь, чело… Как тебя? ты сказал?…
   – Венатор. Охотник.
   – Да-да. Охотник…
   – Нет. Нет. Только вам.
   Ни христианам, ни варварам – мне бы в голову не пришло им это сказать.
   – Почему охотник?… Почему?… Ты молчишь.
   ____________________
   Вот был день… И еще есть день…
   ____________________
   Боже Боже Боже
   ____________________
   Почему мне?… Что же сделал я?… Почему…
   ____________________
   – Объясни, венатор, скажи свои мысли, скажи, может быть, Бог даст нам силы помочь львам в их непростом и, видимо, неприятном деле.
   – Слушай внимательно.
   Львы не нападут на вас сами. Это – необученные, не людоеды. Но если они не нападут, будет так, как я уже сказал.
   – Я хочу понять, охотник. Я хочу понять львов, раз они здесь обитают.
   – Считается, что голодный зверь – злобный. Я видел таких на арене. Они ложились у ног обреченных им и сдыхали от голода. Голодная кошка – просто более слабая. Заставить ее есть, если она отказывается, тяжело. Даже это. Но вот, представь, открытую арену, рев зрителей – пойми, как это невероятно сложно, напасть… пойми! на неведомую еду.
   – Я попробую понять, чтобы наши враги были такими понятливыми. Говори, охотник. Я вижу, ты любишь свое дело. Это – непростая работа.
   – О-о, ты понимаешь! Мало таких, как ты!… Но тут ничего не сделаешь. Слушай же. Нельзя замирать без движения. Эти львы – неопытные, они не заметят вас, потому что охотятся по запаху на зебр… антилоп… У человека другой запах, поэтому вы для них не добыча. Они сейчас даже не знают, что вас можно съесть. Мы поможем. Накроем вас шкурами зебр и антилоп. Но слушай. Нельзя стоять неподвижно, но, если вы будете кричать и бегать, вы испугаете львов – они очень нервные, да.
   – Не стоять, не кричать, не бегать – не дышать, потому что львы нервные. Я понял, Я понял. Всю жизнь можно учиться. До самой смерти.
   – Не перебивай. Времени мало.
   – Как ты прав, охотник. Но говори, ибо короток век человеческий.
   – Они охотятся в безлунные ночи. Причем убивает всегда львица. В общем, они могут испугаться вас, вместо того чтобы съесть, из-за любой мелочи. Значит, стойте спокойно. Пусть кто-то отойдет в сторону. Начнет слегка двигать руками, и немного раскачиваться. Но не сильно, чтобы не напугать. Не толпитесь. Когда они поймут, что вы живые и не опасны, они нападут.
   – Львица… Почему львица?… Женщина. Пусть женщина…
   ____________________
   У него налитые кровью глаза, он страшен, но, видимо, что-то есть хорошее и в охотниках, и во львах и львицах… Нет, в тех… в тех – нет.
   ____________________
   – Да, я не знаю, охотник, что тебе сказать. Я не знаю, насколько хорошо я понял, как сумею объяснить, поймут ли меня. Не знаю, что у нас получится. Кто мог думать, что львам так трудно угодить. Мы будем стараться. Ты же, будь здоров. Как мог, ты пробовал помочь. У тебя большое сердце: ведь ты любишь и людей, и животных.
   ____________________
   Боже Боже Боже
   ____________________
   Львы были в крови… Они убили всех… Убили быстро…
   Безумный, дикий рев толпы… Львам было страшно. Они метались по арене, метались…
   Женщины на трибунах вонзали себе в лица ногти, хохотали в истерике… Кто-то бил кулаками по мрамору сидений, разбивая их в кровь… Император подал сигнал.
   Эфиопские лучники под удары барабанов выдвинулись на балконы. Сверкали черные тела, умащенные оливковым маслом. Развевались белые страусовые перья на их головах. Глухо гудели барабаны. Они подняли луки одновременно. Зазвенели тетивы. Свист стрел пробил вой толпы. Львов перебили быстро. Быстро.
   Худшие из черни прорвались на арену… Они пили кровь из луж на песке… Лакали ее и на лицах их было наслаждение.
   ____________________
   Петроний устал бояться. Это прошло так же, как и пришло. Он забыл о своем испуге – омерзительное зрелище вышибло все. Он презрительно скривился и сказал принцепсу. – Эти сборщики лохмотьев наслаждаются своим кровавым карнавалом.
   – Тебе не нравится, Гай?… Подожди, еще не все, подожди, Арбитр, мы постараемся и тебе угодить…
   ____________________
   Арену готовили к следующему зрелищу. Император улыбался: – Ты будешь удивлен, Арбитр, я думаю, что это зрелище будет забавным и развлечет тебя.
   Петроний улыбнулся тоже. Жизнь уходила. Тут ничего нельзя было сделать. Он успокоился. Было много счастья. Счастья?… Много приятного было… И все… Что бы ни было. Он пропустил вопрос.
   – Сколько мне лет?… Цезарь, я – старый. Да… Вероятно, старый…
   Он увидел еще одну улыбку властелина мира – легкую… снисходительную…
   – Ты не старый, Гай. Ты давно живешь. Долго.
   ____________________
   На арене установили деревянную корову. Появилась женщина. Она была обнажена. Служители копьями загнали ее вовнутрь хитроумного сооружения… привязали ремнями… Из мнимой коровы виден был только зад привязанной.
   – Ты помнишь историю Пасифаи, Арбитр?…
   – Жена царя Крита великого Миноса, возжелавшая быка, велела изготовить пустотелую деревянную корову, вошла в нее… И бык, обманувшись, овладел царицей. Пасифая родила Минотавра – чудовище с телом человека и головой быка.
   – Именно, Гай. Мы не знаем, родит ли эта матрона нового маленького минотаврика, но посмотрим, как это будет делать с ней бык. Великий миф – это будет поучительно.
   – Цезарь, а кто она – эта новоявленная критянка?
   – Что-то, вероятно, жуткое. Она приговорена к смерти. Но так гораздо театральнее.
   Появился бык. Его подманивали к цели. Запах… запах притягивал его. Там был и какой-то другой… Что-то было еще… Шум отвлекал… Но запах… Глаза быка налились кровью. Ему помогли служители…
   Принцепс заинтересованно комментировал инсценировку мифа.
   – Великий царь был мудр. Но это ему не помогло. При чем тут мудрость. Тут надо… А вот бык. Бык – молодец. Да, мудрость… Арбитр, в чем может помочь мудрость?… Миносу она явно не помогла. Хм-м… Помнишь Сенеку?… О, какой мудрец!… Был. Я припоминаю Речи сосланного на Балеарские острова Публия Суиллия. Как это остроумно звучало: «Благодаря какой мудрости, каким наставлениям философов Сенека за какие-нибудь четыре года близости к цезарю нажил триста миллионов сестерциев?» Бесполезная вещь, оказывается. Возможно, мораль?… А, Гай?
   – Что же есть мораль? И где она? Император велик – и, наверное, это – и мораль, и мудрость Рима.
   – Ты льстишь мне?
   – Вовсе нет. Это – правда.
   – Хе-хе… Да, волей нашей семьи стоик Сенека, прелюбодей, осужденный за любовную связь с дочерью Германика Юлией Ливил-лой, был признан образцом морали. А почему бы и нет?
   – Видишь, Цезарь, я говорю правду, но запах ее сродни запаху деревянной коровы.
   – Всего лишь, Гай?
   – Что я могу, принцепс?
   – Судя по всему, бык уже кончает, Арбитр.
   – С Пасифаей?
   – И с ней тоже, ибо короток век человеческий.
   ____________________
   Ибо… Ибо… Мой роман в отличие от быка, я, вероятно, не… О чем я?… Какой роман?… И жаль, но… Красный – царский – цвет. Это безвкусно. Я бы сказал – неизящно. Красиво… Когда красиво… А когда?…
   ____________________
   – Послушай. Петроний, у меня возникла мысль… Рим… Звучит как-то так… А если, например… Нерополь! А?
   – По-гречески, цезарь, по-гречески…
   – Арбитр, месяц нероний в Нерополе?…
   – Чудно, государь, и все пусть будет пурпурно-красного цвета.
   – Х-ха… Я думаю, что ни один из моих предшественников не знал, какая власть может быть в руках принцепса. Какая сегодня в моих руках. Да, Гай?…
   – Мне рассказали, цезарь, что Дат, актер из ателланы, поет песню, в которой есть слова: «Будь здоров, отец, будь здорова, мать». При этом он сделал вид, что ест, а потом плывет. В конце же, показывая рукой на сенат, пропел: «К смерти путь ваш лежит.»