— Это измена, — пролепетал Индбур.
— Самая настоящая, — злорадствовал Мис, — но к делу это не относится. Я хотел объяснить вам, что такое Хранилище. Селдон построил Хранилище, чтобы мы в трудную минуту приходили туда за помощью. На каждый кризис Селдон приготовил выступление, в ходе которого объяснял, что делать.
Четыре кризиса — четыре выступления. В первый раз Селдон явился в самый момент кризиса, второй раз — после успешного разрешения кризиса. Первые два выступления наши предки прослушали. Во время третьего и четвертого кризисов они почему-то к Селдону не пошли; наверное, не нуждались в его советах. Недавние исследования, не отраженные в отчетах, показали, что Селдон, тем не менее, являлся во время третьего и четвертого кризисов, и являлся в нужное время. Вы понимаете?
Ответа не было, но Мис его и не ждал. Он выбросил измочаленную сигарету, нашарил в кармане другую и закурил.
— Официально я работал над восстановлением психоистории. Это еще никому не удавалось и в ближайшие сто лет не удастся, но кое-каких результатов я добился. Я могу определить, и довольно точно, дату очередного появления Хари Селдона... Иными словами, я могу назвать вам день, когда очередной кризис Селдона, пятый, достигнет пика.
— Когда это случится? — с усилием выговорил Индбур.
— Через четыре месяца, — небрежно бросил Мис. — Через четыре нецензурных месяца минус два дня.
— Через четыре месяца! — повторил Индбур с несвойственной ему страстью. — Невероятно!
— Невероятно, но факт.
— Четыре месяца! Вы понимаете, что это значит? Если кризис достигнет пика через четыре месяца, значит, он назревал в течение многих лет.
— Почему бы и нет? В природе не существует закона, который бы запрещал кризисам вызревать в тайне от вас.
— Разве нам что-то или кто-то угрожает? По-моему, сейчас все спокойно, — в волнении мэр заламывал руки.
Внезапно, в приступе ярости, он закричал:
— Встаньте, наконец, с моего стола и позвольте мне привести его в порядок! Я не могу думать в такой обстановке!
Мис испуганно вздрогнул и, тяжело поднявшись, отошел.
Индбур суетливыми движениями наводил на столе порядок и торопливо, сбивчиво говорил:
— Вы не имеете права так себя вести. Вашу теорию следовало...
— Это не теория.
— А я говорю, теория. Ее следовало изложить письменно, сопроводив расчетами и доказательствами, и направить в Бюро Исторических Наук. Там ее рассмотрели бы, сделали соответствующие выводы и представили бы мне отчет.
Я изучил бы его и принял необходимые меры. А вы ворвались ко мне и неизвестно зачем расстроили меня. А-а, вот он, — и мэр помахал перед носом психолога листом прозрачной серебристой бумаги. — Это сводка зарубежных событий, которую я собственноручно ежедневно составляю. Вот, слушайте: заключен договор о торговле с Мором, ведутся переговоры с Лайонессом, направлена делегация в Бонд на какие-то торжества, поступила жалоба с Калгана, я обещал ее рассмотреть, Асперта обещала рассмотреть наш протест против притеснения наших торговцев и так далее, — мэр пробежал сводку глазами и аккуратно положил в папку, которую отправил в ящик. — Видите, Мис, все спокойно.
В дальнем конце комнаты открылась дверь, и вошел — слишком порывисто, чтобы его можно было принять за галлюцинацию — одетый не по форме секретарь.
Индбур привстал. Происходящее казалось ему нереальным: слишком много сразу на него свалилось. Сначала Мис с сигарой, а теперь — вопреки протоколу — без формы и без доклада секретарь.
Секретарь преклонил колено.
— В чем дело? — резко спросил Индбур.
Секретарь заговорил, обращаясь к полу:
— Ваше превосходительство, капитан Хан Притчер, в нарушение вашего приказа пребывавший на Калгане, вернулся оттуда и был, во исполнении ваших распоряжений — вашего приказа Х20-513 — взят под стражу. В настоящее время он ожидает приговора. Сопровождавшие его лица задержаны для дознания. Отчет был представлен вам в надлежащем порядке.
— Я читал его! Дальше! — в бессильной ярости закричал Индбур.
— Ваше Превосходительство, капитан Притчер докладывал об опасных планах нового калганского диктатора. Согласно вашему распоряжению — приказу Х20-651 — его доклад официально рассмотрен не был, но был запротоколирован...
Индбур почти завизжал:
— Знаю! Дальше!
— Четверть часа назад получено сообщение с Салиннианской границы. Корабли, идентифицированные как калганские, незаконно проникли в космическое пространство Фонда. Корабли вооружены. Они вступили в вооруженный конфликт с пограничными кораблями Фонда.
Секретарь согнулся чуть не пополам. Индбур лишился дара речи. Эблинг Мис очнулся первым. Он подошел к секретарю, похлопал его по плечу.
— Велите освободить капитана Притчера и привести его сюда. Живо.
Секретарь вышел, а Мис обратился к мэру:
— Пора действовать, Индбур. Осталось четыре месяца.
Индбур стоял, уставясь в пространство остекленевшими глазами, и пальцем чертил на столе треугольники.
16. КОНФЕРЕНЦИЯ
17. ВИЗИСОНОР
— Самая настоящая, — злорадствовал Мис, — но к делу это не относится. Я хотел объяснить вам, что такое Хранилище. Селдон построил Хранилище, чтобы мы в трудную минуту приходили туда за помощью. На каждый кризис Селдон приготовил выступление, в ходе которого объяснял, что делать.
Четыре кризиса — четыре выступления. В первый раз Селдон явился в самый момент кризиса, второй раз — после успешного разрешения кризиса. Первые два выступления наши предки прослушали. Во время третьего и четвертого кризисов они почему-то к Селдону не пошли; наверное, не нуждались в его советах. Недавние исследования, не отраженные в отчетах, показали, что Селдон, тем не менее, являлся во время третьего и четвертого кризисов, и являлся в нужное время. Вы понимаете?
Ответа не было, но Мис его и не ждал. Он выбросил измочаленную сигарету, нашарил в кармане другую и закурил.
— Официально я работал над восстановлением психоистории. Это еще никому не удавалось и в ближайшие сто лет не удастся, но кое-каких результатов я добился. Я могу определить, и довольно точно, дату очередного появления Хари Селдона... Иными словами, я могу назвать вам день, когда очередной кризис Селдона, пятый, достигнет пика.
— Когда это случится? — с усилием выговорил Индбур.
— Через четыре месяца, — небрежно бросил Мис. — Через четыре нецензурных месяца минус два дня.
— Через четыре месяца! — повторил Индбур с несвойственной ему страстью. — Невероятно!
— Невероятно, но факт.
— Четыре месяца! Вы понимаете, что это значит? Если кризис достигнет пика через четыре месяца, значит, он назревал в течение многих лет.
— Почему бы и нет? В природе не существует закона, который бы запрещал кризисам вызревать в тайне от вас.
— Разве нам что-то или кто-то угрожает? По-моему, сейчас все спокойно, — в волнении мэр заламывал руки.
Внезапно, в приступе ярости, он закричал:
— Встаньте, наконец, с моего стола и позвольте мне привести его в порядок! Я не могу думать в такой обстановке!
Мис испуганно вздрогнул и, тяжело поднявшись, отошел.
Индбур суетливыми движениями наводил на столе порядок и торопливо, сбивчиво говорил:
— Вы не имеете права так себя вести. Вашу теорию следовало...
— Это не теория.
— А я говорю, теория. Ее следовало изложить письменно, сопроводив расчетами и доказательствами, и направить в Бюро Исторических Наук. Там ее рассмотрели бы, сделали соответствующие выводы и представили бы мне отчет.
Я изучил бы его и принял необходимые меры. А вы ворвались ко мне и неизвестно зачем расстроили меня. А-а, вот он, — и мэр помахал перед носом психолога листом прозрачной серебристой бумаги. — Это сводка зарубежных событий, которую я собственноручно ежедневно составляю. Вот, слушайте: заключен договор о торговле с Мором, ведутся переговоры с Лайонессом, направлена делегация в Бонд на какие-то торжества, поступила жалоба с Калгана, я обещал ее рассмотреть, Асперта обещала рассмотреть наш протест против притеснения наших торговцев и так далее, — мэр пробежал сводку глазами и аккуратно положил в папку, которую отправил в ящик. — Видите, Мис, все спокойно.
В дальнем конце комнаты открылась дверь, и вошел — слишком порывисто, чтобы его можно было принять за галлюцинацию — одетый не по форме секретарь.
Индбур привстал. Происходящее казалось ему нереальным: слишком много сразу на него свалилось. Сначала Мис с сигарой, а теперь — вопреки протоколу — без формы и без доклада секретарь.
Секретарь преклонил колено.
— В чем дело? — резко спросил Индбур.
Секретарь заговорил, обращаясь к полу:
— Ваше превосходительство, капитан Хан Притчер, в нарушение вашего приказа пребывавший на Калгане, вернулся оттуда и был, во исполнении ваших распоряжений — вашего приказа Х20-513 — взят под стражу. В настоящее время он ожидает приговора. Сопровождавшие его лица задержаны для дознания. Отчет был представлен вам в надлежащем порядке.
— Я читал его! Дальше! — в бессильной ярости закричал Индбур.
— Ваше Превосходительство, капитан Притчер докладывал об опасных планах нового калганского диктатора. Согласно вашему распоряжению — приказу Х20-651 — его доклад официально рассмотрен не был, но был запротоколирован...
Индбур почти завизжал:
— Знаю! Дальше!
— Четверть часа назад получено сообщение с Салиннианской границы. Корабли, идентифицированные как калганские, незаконно проникли в космическое пространство Фонда. Корабли вооружены. Они вступили в вооруженный конфликт с пограничными кораблями Фонда.
Секретарь согнулся чуть не пополам. Индбур лишился дара речи. Эблинг Мис очнулся первым. Он подошел к секретарю, похлопал его по плечу.
— Велите освободить капитана Притчера и привести его сюда. Живо.
Секретарь вышел, а Мис обратился к мэру:
— Пора действовать, Индбур. Осталось четыре месяца.
Индбур стоял, уставясь в пространство остекленевшими глазами, и пальцем чертил на столе треугольники.
16. КОНФЕРЕНЦИЯ
Когда двадцать семь независимых миров, объединенные ненавистью к породившему их миру, собираются на конференцию, они, преисполненные гордости, тем большей, чем меньше сам мир, ожесточенные одиночеством перед лицом постоянной опасности, пускаются в такие мелочные и утомительные предварительные переговоры, что падают духом даже самые стойкие.
Почти неразрешимым вследствие огромного политического значения оказывается вопрос о численности делегации и способе голосования. При размещении делегатов за столом переговоров и за обеденным столом возникают неразрешимые социальные проблемы. Почти невозможно выбрать место встречи: каждый провинциал хочет сделать свою провинцию столицей.
Наконец извилистые пути дипломатии привели в Рейдол, предложенный некоторыми в качестве места проведения конференции в самом начале переговоров.
Это был маленький мир, занимавший по отношению к остальным центральное положение в космосе и в военном отношении самый слабый из двадцати семи. Этот последний фактор стал решающим в выборе Рейдола.
Рейдол относился к классу сумеречных миров, которых в Галактике великое множество, но которые в большинстве своем необитаемы. Иными словами, на освещенной стороне такой планеты невыносимая жара, на темной — невыносимый холод, а жизнь возможна лишь в узкой полосе сумерек.
На первый взгляд такой мир не покажется чересчур удобным, но в Галактике немало райских уголков, и случилось так, что Рейдол Сити оказался одним из них.
Он располагался на холмах у подножия высоких гор, сдерживавших холодные ветры ночного полушария, которые могли бы остудить теплый сухой воздух дневной половины. Теплый воздух подтачивал горные ледники, и с гор стекала вода. Сады Рейдол-Сити зеленели под неизменным утренним солнцем вечного июня. Улицы буквально утопали в садах, каждый из которых представлял собой агрономический эксперимент. Рейдол постепенно превращался из исключительно торгового мира в сельскохозяйственный. Это был оазис, осколок Эдема, что сыграло немалую роль в выборе Рейдол-Сити местом проведения конференции.
И вот из двадцати шести миров слетелись делегаты, их жены и секретари, газетчики, экипажи кораблей. Население Рейдола за несколько дней удвоилось. Гости вовсю ели, пили, но вовсе не спали. Гостеприимство оказалось обременительным.
Впрочем, не все делегаты приехали бражничать. Многие отдавали себе отчет в том, что переживают инкубационный период войны. Эта часть делегатов распадалась на три группировки. Первая, очень многочисленная, группировка объединяла тех, кто знал немного и потому был уверен в благополучном исходе дела.
К ней, очевидно, относился молодой пилот с эмблемой Хэвена на фуражке, который поверх стакана с напитком подмигивал местной красавице, отвечавшей слабой улыбкой.
— Мы специально по пути сюда пролетели по зоне военных действий, — говорил он. — Целую световую минуту в виду Орлеггора...
— Орлеггора? — перебил длинноногий местный житель, хозяин собрания. — Не там ли на прошлой неделе Мулу задали трепку?
— Откуда вы знаете, что Мулу задали трепку? — высокомерно спросил пилот.
— Радио Фонда передавало.
— Правда? Если хотите знать, Мул занял Орлеггор. Мы чуть не столкнулись с конвоем его кораблей, шедших именно оттуда. Хорошая трепка, если тот, кого треплют, удерживает позицию, а тот, кто треплет, бежит с поля боя!
— Не смейте так говорить, — крикнул кто-то обиженным голосом. — Сначала Фонд всегда притворяется слабым и получает по носу. А потом разворачивается, и бах! Вспомните историю, — лицо говорившего расплылось в самодовольной улыбке.
— Как бы то ни было, — сказал пилот с Хэвена, помолчав, — мы видели корабли Мула. Вполне приличные корабли, и совершенно новые.
— Новые? — задумчиво протянул хозяин. — Они сами их строят? Он сорвал с ветки листок, понюхал, покусал. Потек зеленый сок с мятным запахом.
— Вы хотите сказать, — продолжал хозяин, — что их кустарной работы корабли разобьют флот Фонда?
— Док, я видел эти корабли. Поверьте, я могу отличить корабль от кометы.
Хозяин подступил ближе к пилоту.
— Мое мнение вам известно. Не обманывайте себя. Ясно ведь, что войны не начинаются сами собой. Их начинают люди, которые сидят наверху и знают, что делают.
Оптимист, успевший с лихвой утолить жажду, вставил веское слово:
— Вот увидите, Фонд еще покажет себя. Он ждет подходящего момента, а тогда — бах! — и, улыбаясь неверными губами, загляделся на девушку, которая сочла за лучшее отойти.
— Если вы думаете, что этот самый Мул — самостоятельная сила, вы ошибаетесь, — говорил тем временем хозяин. — Я слышал от очень авторитетных людей, что он — наш человек. Мы ему платим и строим для него корабли. Мне это представляется наиболее правдоподобным. Конечно, разгромить Фонд наголову ему не удастся, но истощить силы Фонда — вполне реальная задача. И тогда мы возьмем дело в свои руки.
— Клев, неужели ты не можешь говорить ни о чем, кроме войны? — сказала девушка. — Мне надоело это слушать.
Пилот с Хэвена решил продемонстрировать свою галантность.
— В самом деле, сменим тему, — сказал он. — Нехорошо надоедать девушкам. Упившийся гость согласно звякнул стаканом. С хихиканьем распались несколько парочек, еще несколько вошли из сада. Беседа стала более общей и светской.
Были люди, которые знали больше и менее уверенно смотрели в будущее.
К их числу принадлежал однорукий Фран, избранный членом официальной делегации Хэвена. Доверие соотечественников вселило в него бодрость духа, и он с увлечением заводил новые знакомства: с мужчинами — в рамках обязанностей — и с женщинами, если это было не в ущерб делу.
Сидя в солярии, дома у одного из своих новых знакомых Айво Лайона, Фран впервые за все время пребывания в Рейдол-Сити — а он приехал сюда уже во второй раз — наслаждался отдыхом. В Айво Фран чувствовал родственную душу. Дом Айво стоял в стороне от других, утопая в море цветочного аромата и стрекота насекомых. Солярий представлял собою засеянную травой лужайку, наклоненную под углом сорок пять градусов к горизонту. Фран растянулся на траве и всей кожей впитывал солнце.
— У нас на Хэвене так не погреешься, — сказал он.
— Ты не видел ночного полушария, — сонно ответил Айво. — Там есть места, где кислород течет, как вода.
— Да ну!
— Факт.
— Так вот, Айво, я начал рассказывать, что в молодости, когда у меня еще была цела рука, я носился по всей Галактике и — ты не поверишь, — последовал длинный рассказ, которому Айво действительно не поверил.
— Да-а-а, — протянул он, зевая, — были люди в старое доброе время. Теперь таких нет.
— Пожалуй, что и нет. Погоди, как нет? — встрепенулся Фран. — А мой сын! Я тебе о нем рассказывал. Он герой не хуже прежних. Это будет великий торговец, клянусь Галактикой! По всем статьям дает мне сто очков вперед. Вот только дурак, женился!
— Ты хочешь сказать, заключил брачный контракт?
— Ну да. Лично я в этом смысла не вижу. Они с женой отправились в свадебное путешествие на Калган.
— Калган, Калган... Когда это было?
Фран широко улыбнулся и многозначительно произнес:
— Как раз перед тем, как Мул объявил Фонду войну.
— Ну и что?
Фран придвинулся к Айво поближе и прошептал:
— Я тебе кое-что расскажу, если обещаешь не болтать. Мой парень поехал на Калган не просто так. Мне не очень хочется говорить, зачем именно он туда летал, но ты сам видишь, как разворачиваются события, и, наверное, догадываешься. Мой сын не промах. Нам нужно было выманить зверя из берлоги, — Фран хитро прищурился. — Я уж не знаю, что там было, но мы получили, что хотели. Мой сын полетел на Калган — и Мул пошел на Фонд войной. Вот так. Айво проникся к Франу должным уважением и поделился своим секретом:
— Я слышал, у нас есть пятьсот кораблей, полностью готовых к тому, чтобы перехватить победу у Мула.
— Я слышал, что и больше. Вот это настоящая политика! Это мне нравится! — Фран почесал живот. — Только и Мул не прост. Он занял Орлеггор, а это мне уже не нравится.
— Говорят, он потерял десять кораблей.
— У него есть еще сто. Хорошо, конечно, что он бьет наших диктаторов, но слишком быстро все происходит, — Фран озабоченно покачал головой.
— Интересно, откуда у Мула корабли. Ходят слухи, что он покупает их в торговых мирах.
— Что ты! На Хэвене самая крупная верфь, но мы не построили ни единого корабля на продажу. Едва успеваем для себя строить. Неужели ты думаешь, что какой-либо другой из независимых миров способен самостоятельно создать целый флот? Не слушай эти сказки.
— Хорошо, откуда же берутся корабли?
Фран пожал плечами.
— Наверное, Мул строит их сам. В этом тоже приятного мало.
Фран зевнул, уперся ногами в перекладину и заснул, вторя храпом жужжанию насекомых в саду.
И, наконец, были люди, хорошо осведомленные о происходящем и потому ни в чем не уверенные.
Таковым оказался и Рэнду. На пятый день конференции он вошел в главный конференц-зал и увидел, что люди, с которыми он договорился о встрече, уже ждут его. Кроме этих двоих, в зале никого не было.
Рэнду подсел к ним и сказал:
— Мы трое представляем большую часть военного потенциала независимых торговых миров.
— Верно, — согласился делегат Исса, Мэнджин, — мы с коллегой только что об этом говорили.
— Я буду краток и откровенен, — начал Рэнду. — Я ничего для себя не выгадываю и не заинтересован в недомолвках, тем более что наше положение стало крайне шатким...
— В результате? — поторопил его Овалл Гри, делегат Мнемона.
— В результате событий последнего часа. Не спешите, давайте обо всем по порядку. Первое. В столь опасном положении мы оказались не по своей вине, и я сомневаюсь, что мы можем каким-то образом его изменить. Мы заключили соглашения не с Мулом, а с другими правителями, например, с бывшим диктатором Калгана, которого Мул сверг в самое неподходящее для нас время.
— Если не вдаваться в подробности, Мул достойная замена бывшему диктатору, — заметил Мэнджин.
— Когда вы узнаете все подробности, они приобретут для вас большее значение, — Рэнду положил руки на стол и нагнулся к собеседнику. — Месяц назад я послал на Калган племянника с женой...
— Это ваш племянник?! — удивленно воскликнул Овалл Гри. — Я не знал...
— Зачем? — сухо спросил Мэнджин. — Чтобы... — и он большим пальцем начертил в воздухе круг, как бы обводя им всех присутствующих.
— Нет, если вы имеете в виду войну против Фонда. Так далеко я не метил. Молодой человек ничего не знал о целях нашей организации. Я сказал ему, что являюсь рядовым членом группы патриотов Хэвена, и попросил просто пожить на Калгане и посмотреть, что там делается. У меня тогда не было ясных планов. Мне было любопытно, что такое Мул. Это необычная личность, но не о нем я хочу поговорить. Мне казалось, что человеку, знакомому с положением дел в Фонде и связанному с фондовским подпольем полезно будет побывать на Калгане с подобным поручением.
Овалл Гри открыл в улыбке длинные зубы.
— И вы, конечно, удивились, когда ваш племянник похитил у Мула придворного, дав ему тем самым саsus веlli* [1]. Не пытайтесь нас морочить, Рэнду. Мне трудно поверить, что это происшествие явилось для вас неожиданностью. Это интрига.
— К сожалению, не моя, — покачал седой головой Рэнду, — и не моего племянника, который сейчас сидит в Фонде под стражей и, может быть, не доживет до того времени, когда эта интрига даст какой-либо результат. Я недавно получил от него капсулу с письмом. Ему каким-то образом удалось передать ее на волю, потом ее везли через зону военных действий на Хэвен, а с Хэвена — сюда. Пока она путешествовала, прошел месяц...
— И что же?
— Боюсь, что нам уготована участь бывшего диктатора Калгана, — Рэнду хлопнул по столу ладонью. — Мул не человек, а мутант.
Как и ожидал Рэнду, произошло минутное замешательство. На лицах проступила растерянность. Когда же Мэнджин заговорил, голос его был спокойным и ровным.
— Откуда вам это известно?
— Так считает мой племянник, побывавший на Калгане.
— В каком направлении мутировал его организм? Мутации могут быть самые разные.
Рэнду подавил раздражение.
— Вы правы, Мэнджин, мутации бывают разные. Однако, совершенно очевидно, во что выливается мутация Мула. Что может представлять собой человек, который вышел из низов, собрал армию, организовал на астероиде диаметром в пять миль опорный пункт, оттуда напал на планету, захватил ее, потом захватил целую систему, потом занял весь сектор, напал на Фонд и в сражении при Орлеггоре нанес ему поражение? И все это не более, чем за три года!
Овалл Гри пожал плечами.
— Вы считаете, он разгромит Фонд окончательно?
— Не знаю. Давайте предположим, что да.
— Позвольте, зачем заходить так далеко? Вы основываете столь серьезные выводы на заявлениях неопытного мальчика. Давайте не будем торопиться. Победы Мула до сих пор не касались нас вплотную, и пока его предприятие не идет вразрез с нашими интересами, я не вижу причин что-либо менять.
Рэнду размышлял, нахмурив брови.
— Скажите, удалось ли кому-либо войти в какой-либо контакт с Мулом? — спросил он.
— Нет, — ответили оба собеседника.
— Верно, хотя многие пытались. Нам нужно войти с ним в контакт, иначе наша конференция будет пустой тратой времени. До сих пор в этом зале не происходило ничего, кроме питья и нытья. Я цитирую редакционную статью «Рейдол Трибюн». А все потому, что единственный возможный шаг — это выступление против Мула. Тысяча наших кораблей ждет, пока Фонд ослабеет в борьбе с Мулом и можно будет напасть на Фонд. Это ошибка. Нужно отыскать Мула и выступить против него.
— За тирана Индбура и его команду, — ядовито подсказал Мэнджин.
— Бросьте клеить ярлыки, — устало сказал Рэнду. — Неважно за кого; главное: против Мула.
Овалл Гри поднялся с места.
— Рэнду, не втягивайте меня в политическое самоубийство. Если вам хочется быть освистанным, изложите свои соображения на вечернем заседании.
Вслед за Гри молча вышел Мэнджин, а Рэнду остался за столом, погруженный в безысходные размышления. На вечернем заседании он не выступал.
А на следующее утро к нему в комнату ворвался Овалл Гри, полуодетый, небритый и непричесанный. Рэнду так удивился, что уронил трубку на стол, с которого еще не были убраны остатки завтрака.
Не поздоровавшись, Овалл прохрипел:
— Вчера из космоса бомбили Мнемон!
— Неужели Фонд? — прищурился Рэнду.
— Мул! Мул! — взорвался Овалл. — Намеренно и без всякой провокации с нашей стороны. Большинство наших кораблей вошло в международный флот, оставшихся оказалось мало, они все погибли. Десанта еще не было, поскольку корабли, участвовавшие в нападении, согласно сообщениям, уничтожены. Но коль скоро война началась, можно ожидать чего угодно. Я пришел узнать, как поступит в этой ситуации Хэвен.
— Хэвен, несомненно, поступит, как предписано Хартией Федерации. А Мул — вы видите — уже атакует нас.
— Он безумец. Неужели он рассчитывает покорить Вселенную? — Овалл Гри покачнулся и, упав на стул, сжал руку Рэнду. — Те немногие, что остались в живых после боя, утверждают, что у Мула... у противника есть новое оружие — депрессор силового поля.
— Что-о?
— Наши корабли были уничтожены потому, что не сработало атомное оружие и отказали щиты. Это не могло быть результатом случайности или диверсии. Скорее всего, это было действие нового оружия. Возможно, Мул, его только испытывает. Люди говорят, что действие этого оружия не было непрерывным, иногда оказывалось возможным его нейтрализовать... Вы понимаете, что изменился характер войны, и наш тысячный флот оказывается морально устаревшим?
Рэнду почувствовал себя старым и слабым, руки его безвольно опустились.
— Вот оно, чудовище, которое пожрет нас всех! И все же, с ним нужно бороться.
Почти неразрешимым вследствие огромного политического значения оказывается вопрос о численности делегации и способе голосования. При размещении делегатов за столом переговоров и за обеденным столом возникают неразрешимые социальные проблемы. Почти невозможно выбрать место встречи: каждый провинциал хочет сделать свою провинцию столицей.
Наконец извилистые пути дипломатии привели в Рейдол, предложенный некоторыми в качестве места проведения конференции в самом начале переговоров.
Это был маленький мир, занимавший по отношению к остальным центральное положение в космосе и в военном отношении самый слабый из двадцати семи. Этот последний фактор стал решающим в выборе Рейдола.
Рейдол относился к классу сумеречных миров, которых в Галактике великое множество, но которые в большинстве своем необитаемы. Иными словами, на освещенной стороне такой планеты невыносимая жара, на темной — невыносимый холод, а жизнь возможна лишь в узкой полосе сумерек.
На первый взгляд такой мир не покажется чересчур удобным, но в Галактике немало райских уголков, и случилось так, что Рейдол Сити оказался одним из них.
Он располагался на холмах у подножия высоких гор, сдерживавших холодные ветры ночного полушария, которые могли бы остудить теплый сухой воздух дневной половины. Теплый воздух подтачивал горные ледники, и с гор стекала вода. Сады Рейдол-Сити зеленели под неизменным утренним солнцем вечного июня. Улицы буквально утопали в садах, каждый из которых представлял собой агрономический эксперимент. Рейдол постепенно превращался из исключительно торгового мира в сельскохозяйственный. Это был оазис, осколок Эдема, что сыграло немалую роль в выборе Рейдол-Сити местом проведения конференции.
И вот из двадцати шести миров слетелись делегаты, их жены и секретари, газетчики, экипажи кораблей. Население Рейдола за несколько дней удвоилось. Гости вовсю ели, пили, но вовсе не спали. Гостеприимство оказалось обременительным.
Впрочем, не все делегаты приехали бражничать. Многие отдавали себе отчет в том, что переживают инкубационный период войны. Эта часть делегатов распадалась на три группировки. Первая, очень многочисленная, группировка объединяла тех, кто знал немного и потому был уверен в благополучном исходе дела.
К ней, очевидно, относился молодой пилот с эмблемой Хэвена на фуражке, который поверх стакана с напитком подмигивал местной красавице, отвечавшей слабой улыбкой.
— Мы специально по пути сюда пролетели по зоне военных действий, — говорил он. — Целую световую минуту в виду Орлеггора...
— Орлеггора? — перебил длинноногий местный житель, хозяин собрания. — Не там ли на прошлой неделе Мулу задали трепку?
— Откуда вы знаете, что Мулу задали трепку? — высокомерно спросил пилот.
— Радио Фонда передавало.
— Правда? Если хотите знать, Мул занял Орлеггор. Мы чуть не столкнулись с конвоем его кораблей, шедших именно оттуда. Хорошая трепка, если тот, кого треплют, удерживает позицию, а тот, кто треплет, бежит с поля боя!
— Не смейте так говорить, — крикнул кто-то обиженным голосом. — Сначала Фонд всегда притворяется слабым и получает по носу. А потом разворачивается, и бах! Вспомните историю, — лицо говорившего расплылось в самодовольной улыбке.
— Как бы то ни было, — сказал пилот с Хэвена, помолчав, — мы видели корабли Мула. Вполне приличные корабли, и совершенно новые.
— Новые? — задумчиво протянул хозяин. — Они сами их строят? Он сорвал с ветки листок, понюхал, покусал. Потек зеленый сок с мятным запахом.
— Вы хотите сказать, — продолжал хозяин, — что их кустарной работы корабли разобьют флот Фонда?
— Док, я видел эти корабли. Поверьте, я могу отличить корабль от кометы.
Хозяин подступил ближе к пилоту.
— Мое мнение вам известно. Не обманывайте себя. Ясно ведь, что войны не начинаются сами собой. Их начинают люди, которые сидят наверху и знают, что делают.
Оптимист, успевший с лихвой утолить жажду, вставил веское слово:
— Вот увидите, Фонд еще покажет себя. Он ждет подходящего момента, а тогда — бах! — и, улыбаясь неверными губами, загляделся на девушку, которая сочла за лучшее отойти.
— Если вы думаете, что этот самый Мул — самостоятельная сила, вы ошибаетесь, — говорил тем временем хозяин. — Я слышал от очень авторитетных людей, что он — наш человек. Мы ему платим и строим для него корабли. Мне это представляется наиболее правдоподобным. Конечно, разгромить Фонд наголову ему не удастся, но истощить силы Фонда — вполне реальная задача. И тогда мы возьмем дело в свои руки.
— Клев, неужели ты не можешь говорить ни о чем, кроме войны? — сказала девушка. — Мне надоело это слушать.
Пилот с Хэвена решил продемонстрировать свою галантность.
— В самом деле, сменим тему, — сказал он. — Нехорошо надоедать девушкам. Упившийся гость согласно звякнул стаканом. С хихиканьем распались несколько парочек, еще несколько вошли из сада. Беседа стала более общей и светской.
Были люди, которые знали больше и менее уверенно смотрели в будущее.
К их числу принадлежал однорукий Фран, избранный членом официальной делегации Хэвена. Доверие соотечественников вселило в него бодрость духа, и он с увлечением заводил новые знакомства: с мужчинами — в рамках обязанностей — и с женщинами, если это было не в ущерб делу.
Сидя в солярии, дома у одного из своих новых знакомых Айво Лайона, Фран впервые за все время пребывания в Рейдол-Сити — а он приехал сюда уже во второй раз — наслаждался отдыхом. В Айво Фран чувствовал родственную душу. Дом Айво стоял в стороне от других, утопая в море цветочного аромата и стрекота насекомых. Солярий представлял собою засеянную травой лужайку, наклоненную под углом сорок пять градусов к горизонту. Фран растянулся на траве и всей кожей впитывал солнце.
— У нас на Хэвене так не погреешься, — сказал он.
— Ты не видел ночного полушария, — сонно ответил Айво. — Там есть места, где кислород течет, как вода.
— Да ну!
— Факт.
— Так вот, Айво, я начал рассказывать, что в молодости, когда у меня еще была цела рука, я носился по всей Галактике и — ты не поверишь, — последовал длинный рассказ, которому Айво действительно не поверил.
— Да-а-а, — протянул он, зевая, — были люди в старое доброе время. Теперь таких нет.
— Пожалуй, что и нет. Погоди, как нет? — встрепенулся Фран. — А мой сын! Я тебе о нем рассказывал. Он герой не хуже прежних. Это будет великий торговец, клянусь Галактикой! По всем статьям дает мне сто очков вперед. Вот только дурак, женился!
— Ты хочешь сказать, заключил брачный контракт?
— Ну да. Лично я в этом смысла не вижу. Они с женой отправились в свадебное путешествие на Калган.
— Калган, Калган... Когда это было?
Фран широко улыбнулся и многозначительно произнес:
— Как раз перед тем, как Мул объявил Фонду войну.
— Ну и что?
Фран придвинулся к Айво поближе и прошептал:
— Я тебе кое-что расскажу, если обещаешь не болтать. Мой парень поехал на Калган не просто так. Мне не очень хочется говорить, зачем именно он туда летал, но ты сам видишь, как разворачиваются события, и, наверное, догадываешься. Мой сын не промах. Нам нужно было выманить зверя из берлоги, — Фран хитро прищурился. — Я уж не знаю, что там было, но мы получили, что хотели. Мой сын полетел на Калган — и Мул пошел на Фонд войной. Вот так. Айво проникся к Франу должным уважением и поделился своим секретом:
— Я слышал, у нас есть пятьсот кораблей, полностью готовых к тому, чтобы перехватить победу у Мула.
— Я слышал, что и больше. Вот это настоящая политика! Это мне нравится! — Фран почесал живот. — Только и Мул не прост. Он занял Орлеггор, а это мне уже не нравится.
— Говорят, он потерял десять кораблей.
— У него есть еще сто. Хорошо, конечно, что он бьет наших диктаторов, но слишком быстро все происходит, — Фран озабоченно покачал головой.
— Интересно, откуда у Мула корабли. Ходят слухи, что он покупает их в торговых мирах.
— Что ты! На Хэвене самая крупная верфь, но мы не построили ни единого корабля на продажу. Едва успеваем для себя строить. Неужели ты думаешь, что какой-либо другой из независимых миров способен самостоятельно создать целый флот? Не слушай эти сказки.
— Хорошо, откуда же берутся корабли?
Фран пожал плечами.
— Наверное, Мул строит их сам. В этом тоже приятного мало.
Фран зевнул, уперся ногами в перекладину и заснул, вторя храпом жужжанию насекомых в саду.
И, наконец, были люди, хорошо осведомленные о происходящем и потому ни в чем не уверенные.
Таковым оказался и Рэнду. На пятый день конференции он вошел в главный конференц-зал и увидел, что люди, с которыми он договорился о встрече, уже ждут его. Кроме этих двоих, в зале никого не было.
Рэнду подсел к ним и сказал:
— Мы трое представляем большую часть военного потенциала независимых торговых миров.
— Верно, — согласился делегат Исса, Мэнджин, — мы с коллегой только что об этом говорили.
— Я буду краток и откровенен, — начал Рэнду. — Я ничего для себя не выгадываю и не заинтересован в недомолвках, тем более что наше положение стало крайне шатким...
— В результате? — поторопил его Овалл Гри, делегат Мнемона.
— В результате событий последнего часа. Не спешите, давайте обо всем по порядку. Первое. В столь опасном положении мы оказались не по своей вине, и я сомневаюсь, что мы можем каким-то образом его изменить. Мы заключили соглашения не с Мулом, а с другими правителями, например, с бывшим диктатором Калгана, которого Мул сверг в самое неподходящее для нас время.
— Если не вдаваться в подробности, Мул достойная замена бывшему диктатору, — заметил Мэнджин.
— Когда вы узнаете все подробности, они приобретут для вас большее значение, — Рэнду положил руки на стол и нагнулся к собеседнику. — Месяц назад я послал на Калган племянника с женой...
— Это ваш племянник?! — удивленно воскликнул Овалл Гри. — Я не знал...
— Зачем? — сухо спросил Мэнджин. — Чтобы... — и он большим пальцем начертил в воздухе круг, как бы обводя им всех присутствующих.
— Нет, если вы имеете в виду войну против Фонда. Так далеко я не метил. Молодой человек ничего не знал о целях нашей организации. Я сказал ему, что являюсь рядовым членом группы патриотов Хэвена, и попросил просто пожить на Калгане и посмотреть, что там делается. У меня тогда не было ясных планов. Мне было любопытно, что такое Мул. Это необычная личность, но не о нем я хочу поговорить. Мне казалось, что человеку, знакомому с положением дел в Фонде и связанному с фондовским подпольем полезно будет побывать на Калгане с подобным поручением.
Овалл Гри открыл в улыбке длинные зубы.
— И вы, конечно, удивились, когда ваш племянник похитил у Мула придворного, дав ему тем самым саsus веlli* [1]. Не пытайтесь нас морочить, Рэнду. Мне трудно поверить, что это происшествие явилось для вас неожиданностью. Это интрига.
— К сожалению, не моя, — покачал седой головой Рэнду, — и не моего племянника, который сейчас сидит в Фонде под стражей и, может быть, не доживет до того времени, когда эта интрига даст какой-либо результат. Я недавно получил от него капсулу с письмом. Ему каким-то образом удалось передать ее на волю, потом ее везли через зону военных действий на Хэвен, а с Хэвена — сюда. Пока она путешествовала, прошел месяц...
— И что же?
— Боюсь, что нам уготована участь бывшего диктатора Калгана, — Рэнду хлопнул по столу ладонью. — Мул не человек, а мутант.
Как и ожидал Рэнду, произошло минутное замешательство. На лицах проступила растерянность. Когда же Мэнджин заговорил, голос его был спокойным и ровным.
— Откуда вам это известно?
— Так считает мой племянник, побывавший на Калгане.
— В каком направлении мутировал его организм? Мутации могут быть самые разные.
Рэнду подавил раздражение.
— Вы правы, Мэнджин, мутации бывают разные. Однако, совершенно очевидно, во что выливается мутация Мула. Что может представлять собой человек, который вышел из низов, собрал армию, организовал на астероиде диаметром в пять миль опорный пункт, оттуда напал на планету, захватил ее, потом захватил целую систему, потом занял весь сектор, напал на Фонд и в сражении при Орлеггоре нанес ему поражение? И все это не более, чем за три года!
Овалл Гри пожал плечами.
— Вы считаете, он разгромит Фонд окончательно?
— Не знаю. Давайте предположим, что да.
— Позвольте, зачем заходить так далеко? Вы основываете столь серьезные выводы на заявлениях неопытного мальчика. Давайте не будем торопиться. Победы Мула до сих пор не касались нас вплотную, и пока его предприятие не идет вразрез с нашими интересами, я не вижу причин что-либо менять.
Рэнду размышлял, нахмурив брови.
— Скажите, удалось ли кому-либо войти в какой-либо контакт с Мулом? — спросил он.
— Нет, — ответили оба собеседника.
— Верно, хотя многие пытались. Нам нужно войти с ним в контакт, иначе наша конференция будет пустой тратой времени. До сих пор в этом зале не происходило ничего, кроме питья и нытья. Я цитирую редакционную статью «Рейдол Трибюн». А все потому, что единственный возможный шаг — это выступление против Мула. Тысяча наших кораблей ждет, пока Фонд ослабеет в борьбе с Мулом и можно будет напасть на Фонд. Это ошибка. Нужно отыскать Мула и выступить против него.
— За тирана Индбура и его команду, — ядовито подсказал Мэнджин.
— Бросьте клеить ярлыки, — устало сказал Рэнду. — Неважно за кого; главное: против Мула.
Овалл Гри поднялся с места.
— Рэнду, не втягивайте меня в политическое самоубийство. Если вам хочется быть освистанным, изложите свои соображения на вечернем заседании.
Вслед за Гри молча вышел Мэнджин, а Рэнду остался за столом, погруженный в безысходные размышления. На вечернем заседании он не выступал.
А на следующее утро к нему в комнату ворвался Овалл Гри, полуодетый, небритый и непричесанный. Рэнду так удивился, что уронил трубку на стол, с которого еще не были убраны остатки завтрака.
Не поздоровавшись, Овалл прохрипел:
— Вчера из космоса бомбили Мнемон!
— Неужели Фонд? — прищурился Рэнду.
— Мул! Мул! — взорвался Овалл. — Намеренно и без всякой провокации с нашей стороны. Большинство наших кораблей вошло в международный флот, оставшихся оказалось мало, они все погибли. Десанта еще не было, поскольку корабли, участвовавшие в нападении, согласно сообщениям, уничтожены. Но коль скоро война началась, можно ожидать чего угодно. Я пришел узнать, как поступит в этой ситуации Хэвен.
— Хэвен, несомненно, поступит, как предписано Хартией Федерации. А Мул — вы видите — уже атакует нас.
— Он безумец. Неужели он рассчитывает покорить Вселенную? — Овалл Гри покачнулся и, упав на стул, сжал руку Рэнду. — Те немногие, что остались в живых после боя, утверждают, что у Мула... у противника есть новое оружие — депрессор силового поля.
— Что-о?
— Наши корабли были уничтожены потому, что не сработало атомное оружие и отказали щиты. Это не могло быть результатом случайности или диверсии. Скорее всего, это было действие нового оружия. Возможно, Мул, его только испытывает. Люди говорят, что действие этого оружия не было непрерывным, иногда оказывалось возможным его нейтрализовать... Вы понимаете, что изменился характер войны, и наш тысячный флот оказывается морально устаревшим?
Рэнду почувствовал себя старым и слабым, руки его безвольно опустились.
— Вот оно, чудовище, которое пожрет нас всех! И все же, с ним нужно бороться.
17. ВИЗИСОНОР
Дом Эблинга Миса в скромном предместье Терминус-Сити был знаком интеллигенции, литераторам и всей читающей публике Фонда. Представление человека о доме Миса зависело от того, что этот человек читал. Вдумчивые биографы называли дом Миса убежищем от мирской суеты, светская хроника намекала на холостяцкий беспорядок, коллеги по университету говорили, что у Миса много книг, но хозяйство ведется бестолково, приятели — что всегда можно выпить и положить ноги на диван, а телевидение кричало: «Полуразвалившаяся хижина лысеющего клеветника и якобинца Эблинга Миса».
Байте, у которой не было читателей и слушателей, как не было и предвзятого мнения, он показался просто неряшливым.
Даже тюремное заключение — за исключением первых двух-трех дней — не было ей так тяжело, как получасовое ожидание в доме психолога, возможно, под тайным наблюдением. В тюрьме, по крайней мере, рядом был Торан.
Байте стало немного легче, когда она взглянула на Магнифико, нос которого, понуро опущенный, выдавал тоскливое настроение хозяина.
Магнифико подтянул колени к подбородку, словно хотел сжаться в точку, и Байта, машинально протянув руку, утешительно погладила его по голове.
Магнифико поморщился, потом улыбнулся.
— О, моя госпожа, до сих пор мое тело живет отдельно от разума и ждет только ударов.
— Не беспокойся, Магнифико, я с тобой и никому не дам тебя в обиду.
Шут искоса взглянул на нее и сразу же отвел глаза.
— Все эти дни мне не позволяли видеться с тобой и твоим добрым мужем, и даю слово, можешь посмеяться надо мной, но мне вас очень не хватало.
— Я не стану смеяться: мне тебя тоже не хватало.
Шут просиял и еще сильнее сжался.
— Ты знакома с человеком, которого мы ждем? — осторожно спросил он.
— Нет, но это знаменитый человек. О нем много пишут и говорят. Мне кажется, это хороший человек, который не сделает нам зла.
— Правда? — шут беспокойно заерзал. — Возможно, моя госпожа, но он уже допрашивал меня, да так строго и напористо, что я вспоминаю об этом со страхом. Он задает такие странные вопросы, что я и слова не могу сказать в ответ. Я начинаю верить сказочнику, который говорил мне, ребенку, что иногда сердце встает поперек горла и не дает говорить.
— Сейчас другое дело. Мы вдвоем, двоих он не запугает, правда?
— Наверное, моя госпожа.
Где-то хлопнула дверь, и в дом ворвался вопль, похожий на львиный рык. У самого порога он оформился в слова:
— Вон отсюда!
Дверь открылась, и Байта увидела, как двое охранников ретируются.
Вошел сердитый Эблинг Мис, поставил на пол какой-то сверток и пожал Байте руку, ничуть не заботясь о том, чтобы не сделать ей больно. Она ответила сильным мужским пожатием. Мис кивнул шуту и обратился к молодой женщине:
— Вы замужем?
— Да, мы прошли все предусмотренные законом формальности.
— Счастливы? — спросил Мил после небольшой паузы.
— Пока да.
Мис пожал плечами и, разворачивая сверток, спросил шута:
— Знаешь, что это такое?
Магнифико сорвался с места и вцепился в инструмент со множеством клавиш. Попробовав клавиши, шут в избытке радости сделал сальто назад, отчего обрушилась шаткая мебель.
— Визисонор, — пропел он, — инструмент, извлекающий радость даже из остывшего сердца.
Длинные пальцы шута любовно гладили инструмент, перебирали клавиши, ненадолго задерживаясь то на одной, то на другой, и в воздухе возникла какая-то теплая розовость.
— Ты говорил, что умеешь играть на таких штуках, — сказал Мис, — вот, играй и радуйся. Только сначала настрой инструмент: он из музея, — и вполголоса Байте. — Ни один человек в Фонде толком не умеет на нем играть, — и еще тише. — Шут не хочет без вас говорить. Поможете?
Байта кивнула.
— Спасибо. Он в постоянном страхе и, боюсь, под психозондом сойдет с ума. Поэтому я хочу усыпить его бдительность, а после этого задать несколько вопросов. Вы меня понимаете?
Она снова кивнула.
— Визисонор — первый шаг. Шут говорил, что умеет на нем играть, а сейчас по его реакции я вижу, что эта одна из величайших радостей в его жизни. Поэтому, понравится вам его игра или нет, сделайте вид, что понравилась. По отношению ко мне выразите расположение и доверие. И во всем следуйте моим указаниям.
Байте, у которой не было читателей и слушателей, как не было и предвзятого мнения, он показался просто неряшливым.
Даже тюремное заключение — за исключением первых двух-трех дней — не было ей так тяжело, как получасовое ожидание в доме психолога, возможно, под тайным наблюдением. В тюрьме, по крайней мере, рядом был Торан.
Байте стало немного легче, когда она взглянула на Магнифико, нос которого, понуро опущенный, выдавал тоскливое настроение хозяина.
Магнифико подтянул колени к подбородку, словно хотел сжаться в точку, и Байта, машинально протянув руку, утешительно погладила его по голове.
Магнифико поморщился, потом улыбнулся.
— О, моя госпожа, до сих пор мое тело живет отдельно от разума и ждет только ударов.
— Не беспокойся, Магнифико, я с тобой и никому не дам тебя в обиду.
Шут искоса взглянул на нее и сразу же отвел глаза.
— Все эти дни мне не позволяли видеться с тобой и твоим добрым мужем, и даю слово, можешь посмеяться надо мной, но мне вас очень не хватало.
— Я не стану смеяться: мне тебя тоже не хватало.
Шут просиял и еще сильнее сжался.
— Ты знакома с человеком, которого мы ждем? — осторожно спросил он.
— Нет, но это знаменитый человек. О нем много пишут и говорят. Мне кажется, это хороший человек, который не сделает нам зла.
— Правда? — шут беспокойно заерзал. — Возможно, моя госпожа, но он уже допрашивал меня, да так строго и напористо, что я вспоминаю об этом со страхом. Он задает такие странные вопросы, что я и слова не могу сказать в ответ. Я начинаю верить сказочнику, который говорил мне, ребенку, что иногда сердце встает поперек горла и не дает говорить.
— Сейчас другое дело. Мы вдвоем, двоих он не запугает, правда?
— Наверное, моя госпожа.
Где-то хлопнула дверь, и в дом ворвался вопль, похожий на львиный рык. У самого порога он оформился в слова:
— Вон отсюда!
Дверь открылась, и Байта увидела, как двое охранников ретируются.
Вошел сердитый Эблинг Мис, поставил на пол какой-то сверток и пожал Байте руку, ничуть не заботясь о том, чтобы не сделать ей больно. Она ответила сильным мужским пожатием. Мис кивнул шуту и обратился к молодой женщине:
— Вы замужем?
— Да, мы прошли все предусмотренные законом формальности.
— Счастливы? — спросил Мил после небольшой паузы.
— Пока да.
Мис пожал плечами и, разворачивая сверток, спросил шута:
— Знаешь, что это такое?
Магнифико сорвался с места и вцепился в инструмент со множеством клавиш. Попробовав клавиши, шут в избытке радости сделал сальто назад, отчего обрушилась шаткая мебель.
— Визисонор, — пропел он, — инструмент, извлекающий радость даже из остывшего сердца.
Длинные пальцы шута любовно гладили инструмент, перебирали клавиши, ненадолго задерживаясь то на одной, то на другой, и в воздухе возникла какая-то теплая розовость.
— Ты говорил, что умеешь играть на таких штуках, — сказал Мис, — вот, играй и радуйся. Только сначала настрой инструмент: он из музея, — и вполголоса Байте. — Ни один человек в Фонде толком не умеет на нем играть, — и еще тише. — Шут не хочет без вас говорить. Поможете?
Байта кивнула.
— Спасибо. Он в постоянном страхе и, боюсь, под психозондом сойдет с ума. Поэтому я хочу усыпить его бдительность, а после этого задать несколько вопросов. Вы меня понимаете?
Она снова кивнула.
— Визисонор — первый шаг. Шут говорил, что умеет на нем играть, а сейчас по его реакции я вижу, что эта одна из величайших радостей в его жизни. Поэтому, понравится вам его игра или нет, сделайте вид, что понравилась. По отношению ко мне выразите расположение и доверие. И во всем следуйте моим указаниям.