Лурда тяжело перенесла то, что Олаф предпочел волшебство ее любви. Злоба ко всему светлому переполнила ее сердце, все вокруг стало для нее ненавистно. И тогда она тоже пошла в Черные Горы, к Колдунье Мрака, преодолела ужасные, отвратительные испытания: выдержать их ей помогли стойкое неприятие добра и глубокая жажда мести Олафу. Колдунья Мрака не могла нарадоваться, видя усердие и способности своей ученицы к занятиям по злому колдовству.
Минуло много-много лет. Сам Олаф стал Белым Магом, а Лурда – Колдуньей Мрака. Могущество их было очень велико, и два великих чародея соперничали друг с другом во всем. Скажем, сделает Олаф в засуху дождь, а Лурда немедленно его усилит, в бурю превратит; нашлет колдунья лютую стужу на неугодный ей город, а Олаф тут же оттепель наворожит, снег в цветы превратит да радугу по небу кинет. Сотни лет так они колдовали друг против дружки, пока не надоело это безобразие Олафу. Тогда устроил он магический поединок, вызвал Лурду на колдовской бой. Встретились маги в Великой пустыне, которая раскинулась на безжизненном острове посреди океана. Что там происходило, никому не ведомо. Только моряки издалека три дня и три ночи наблюдали, как жуткие иссиня-черные смерчи с воем носились над пустыней, ярчайшие огненные всполохи разгоняли над ней ночной мрак; невыносимый грохот день и ночь сотрясал воздух у берегов, вызывая невиданные по величине волны.
Победил Олаф. Никто так и не узнал, куда исчезла Лурда, впрочем, никого это не интересовало. Главное, что наступил мир, никто больше не насылал на города болезни, град, неурожай. Олаф ушел из Черных Гор на покой, поселился в щедром благословенном месте, позже названном Закрытым Королевством, в замке на высокой горе.
А ровно через двести пятьдесят лет из далекой восточной страны на имя Олафа пришел роскошный подарок от ее императора – прекрасное зеркало в человеческий рост, отлитое из толстого стекла. Оно восхищало всех своей незамутненной чистотой, поразительной яркостью, витиеватым серебряным обрамлением тонкой ручной работы: Олаф не мог нарадоваться такому подарку! Но самый главный сюрприз заключался в том, что к зеркалу прилагалась старинная волшебная книга с тайным позабытым колдовством. Прочитав заклинание, можно было войти в подаренное зеркало и выйти из любого другого, подходящего по размеру. К сожалению, магия не действовала на большое расстояние, но ее могущества вполне хватало, чтобы мгновенно перемещаться из волшебного замка в гости к королю или к друзьям и – обратно, в замок. Олаф радовался подарку как ребенок – высокий, с седой бородкой, в синем звездном халате и шароварах, он чертиком выпрыгивал в доме у кого-нибудь из зеркала, поражая своих знакомых таким невиданным чародейством. Но вот в одну ужасную ночь, когда Олаф хотел навестить короля и уже вошел в свое зеркало, внезапная магическая буря взорвала все зеркала в королевстве, одновременно наложив заклятие на прекрасное зеркало Олафа: он не смог выйти из него! Великий маг попал в колдовскую ловушку…
В огромном рабочем зале дворца волшебника из сгустившегося мрака вышла торжествующая Лурда. Худая, седая, вся в черном, она потрясала колдовским посохом и неистово хохотала: яркие молнии били из ее глаз. Сбылась заветная мечта Колдуньи Мрака – Олаф полностью оказался в ее власти! Белый Маг стал ее личной вещью, превращенный в свое собственное отражение и навеки отделенный от реального мира черным заклятием.
Лурда смогла каким-то образом освободиться из своей темницы – подземной пещеры, расположенной на самой глубине океанского дна, – и двести лет неустанно искала способ отомстить заклятому врагу, способ утонченный и верный. Однажды среди развалин замка, в сырой библиотеке, среди сгнивших в кашу книг она нашла старинное, писанное еще на пергаменте, давно утерянное руководство к путешествию через зазеркалье. План мести возник сразу. Лурда тут же вызвала колдовством из небытия черных призраков и поручила им охрану древней библиотеки. Сама же отправила Олафу от имени восточного императора волшебное зеркало, свое тайное наследство, доставшееся Лурде от ее бывшей наставницы, прежней Колдуньи Мрака. Ужасный план сработал, и волшебник Олаф навсегда стал пленником великой Лурды…" – Архивариус перестал читать вслух, набил трубку табаком, закурил.
– Вот как оно было, – задумчиво произнес Боня. Пользуясь случаем, он тихонько полировал тусклый клинок меча случайной тряпицей, внимательно слушая Штота и изредка чему-то согласно кивая головой.
– Хозяйственный! Ты мне говорил, что Олафа пятьсот лет не видно. Стало быть, он целых пять веков сидит в зеркальном заточении, – заметил Тимка. – Интересно, какой у него теперь зуб на свою бывшую подругу вырос? Наверное, с километр. Или два. Вот бы посмотреть!
– Мальчишка! – презрительно фыркнул архивариус. – Тут трагедия любви, высокие чувства! А ему «хи-хи» да «ха-ха». Мальчишка, что еще сказать.
Боня встал, с лязгом сунул меч в ножны.
– Штот, все это «люблю – не люблю», конечно, очень интересно, но меня в первую очередь волнует, как бороться с призраками. И что там конкретно сказано насчет волшебной книги… Я королю не верю! Как бы нам с этой книженцией не попасть из огня да в полымя. Чую я подвох, а какой – не пойму.
– Так, – архивариус полистал том; пыль слетала со страниц, золотилась в лучах вечернего солнца.
Тим расчихался.
– Вытри нос, – мимоходом заметил Штот, – гриппозник. Всех заразишь.
– Это пыль, – шмыгнул носом Тим, – вашу книжку небось лет сто никто не открывал.
– Сто семь с половиной, – рассеянно поправил архивариус, – я по каталогу смотрел… Ага, нашел: «…Верным средством против магической нежити является древний меч воителя Друда, изготовленный в нефритовом веке из жала Царя скакулов…» – Штот пролистал несколько страниц, огорченно присвистнул.
– Что такое? – встрепенулся Тим. – Что-то не так?
– Да, уж, – согласился толстяк. – Меч раньше находился в личной коллекции Олафа, но Лурда иначе распорядилась оружием: заставила своими чарами бестолкового Чоса охранять старинный меч. Спрятала его где-то у картонного великана. Но где? Здесь не указано… Хороша охрана! Болван со злющими осами в животе.
Тим вопросительно посмотрел на Хозяйственного. Тот озабоченно хмурил брови.
– Ничего себе! Похоже, придется нам к Чосу по пути завернуть. Без меча нечего и соваться к призракам.
Тим ехидно заметил:
– Кстати, недавно кое-кто, не буду называть имена, очень смеялся надо мной. Насчет меча из скакула.
Бонифаций откашлялся, погрозил Тиму пальцем:
– Молод еще старших осуждать. Ну, ошибся я, бывает. Меч древний, я про него слыхом не слыхивал.
Архивариус пролистал том до конца, даже потряс его над полом: из книги выпал сложенный пополам листок плотной бумаги.
– Тэкс, – молвил Штот, нагибаясь за листом, – про книгу вашу ничего не сказано, сами с ней разбирайтесь. А вот бумажечка… – архивариус аккуратно распрямил лист, разгладил его массивной ладонью, – это то, что вам надо. Карта! Вот замок Лурды, пещера Чоса и что-то еще… странное что-то… черепа с костями, черепаха в наморднике, столб с пальцами наверху. Видимо, магические ловушки указаны! Этой гадости у нас хватает, да-а… Лурда постаралась в свое время. Лет полтораста тому назад король Бегий ей войну объявил, чтобы волшебные стены убрала. Да куда ему с ведьмой тягаться-то было! Только ратных людей зря угробил. Кто погиб, а кто в таких чудовищ превратился, что и вспоминать на ночь глядя не хочется.
– Карта! – Рыцарь зашагал по комнате, в волнении ероша рыжие волосы железной перчаткой. – Вот оно! Карта! Тимка, это наш шанс. Теперь доберемся до книги, поверь. Ну-ка, – Хозяйственный взял карту, поднес близко к глазам. – Отсюда… м-м… так, поворот направо… да-да, ясно! Штотик, друг ты мой необъятный, отдай карту! Не заставляй меня ее воровать, очень не хочется. А я тебе консервов, вина! Табачку капитанского выпишу. Мешок.
Штот засмеялся, колыхаясь всем телом.
– Бери, неугомонный, бери. Знаю, заладишь опять: «На смерть иду!» Ты, как я припоминаю, даже на склад ходишь, как в последний бой, с песней и дубинкой.
– Там же крысы, – смутился Боня, – без дубинки нельзя. Съедят.
– Вот именно, – помрачнел архивариус, – нежить – она похуже крыс, понимаю. Бери карту. Живой останешься – сочтемся. Бери.
Тимка соскочил с лавки, чуть не перевернул ведро: вода плеснула на железный пол.
– Хозяйственный, значит, скоро в путь?
– Обязательно, – согласился рыцарь, – в ближайшие дни.
Штот тяжело встал, сунул том под мышку.
– Лады. А книгу я на место отнесу. Не думаю, что карты хватятся, ведь сто лет стояла невостребованной. Надеюсь, пронесет.
– Сто семь с половиной, – нудным голосом поправил его Тимыч.
– Мальчишка, – скривился архивариус, – тоска ходячая.
В комнате стало совсем темно, сквозь стеклянный потолок засветились первые ночные звезды.
– Ночь давно, – заметил Боня, – однако, пора.
Они гуськом прошли к выходу. Тим брел последним, из озорства хлопая рукой по корешкам книг и громко чихая от поднятой им пыли; синие пылевые облачка плавали под квадратными плафонами.
– Ждо эдо за ламбодчки? – у мальчика от чихания заложило в носу, и он стал немного гнусавить. – Сведят и сведят. Не опасдно?
Штот остановился на секунду, задрал бороду к потолку, блеснул очками:
– А-а, эти… Нет, не опасно. Обычный светящийся порошок, из ночных чешуйчатых пиявок. Абсолютно безопасно.
– Чхи! – Тим уткнулся в носовой платок.
– Все-таки он гриппозный. – Архивариус прощелкал сандалиями к двери, отодвинул засов. – Иди, иди! Нечего мне заразу по хранилищу разносить.
Тим выскочил на свежий воздух, с наслаждением прочихался – стало легче. Боня о чем-то бубнил возле двери, Штот так же тихо отвечал ему. Наконец мужчины расстались, напоследок крепко пожав друг другу руки. Дверь библиотеки тихо закрылась; Хозяйственный весело, вприпрыжку спустился по ступеням:
– Пошли. Зелегном, поди, заждался.
Тим и Боня направились к постоялому двору.
Наступила теплая ночь, громадная луна серебрила улицы: незнакомые созвездия подглядывали за друзьями из-за облаков, прохладный ветер разгуливал по крышам. На узкой обходной улочке неярко светились фонари таким же голубым таинственным светом, как и в книжном хранилище. Где-то далеко десять раз глухо пробил колокол.
– Засиделись мы у Штота, – проворчал Боня, – хоть и с пользой для дела, но засиделись. Впрочем, город у нас спокойный. И все же ночью детям гулять по нему не рекомендуется. Могут обидеть.
– А ты на что? – беззаботно улыбнулся Тим. – С таким начищенным мечом?
Улицы были пусты. Только кошки с воплями гонялись друг за другом по дороге, резвились в лунном свете.
– Неужели все спят? – спросил Тим, прицеливаясь камнем в кошку на фонаре. – Лежебоки!
– Тим! – Боня вовремя схватил его за руку. – Перестань, нашел себе занятие. Вот Канику расскажу, как ты с котами воюешь! Порадую его твоей любовью к животным.
Тимка отбросил камень, отряхнул ладони и показал кошке язык. Внезапно та с визгом рухнула со столба, шлепнулась на землю и, задрав хвост, тигриными скачками умчалась прочь. Тим застыл с высунутым языком – с черного неба на столб спикировала чудная громадная птица с пятью черными крыльями. Птица медленно пошевелила ими и вдруг сорвалась, нырнула вниз, в далекую темноту улицы.
– Перчатка, – холодея, прошептал Тим, – Боня!
Хозяйственный оглянулся на него.
– Там, – Тимыч показал пальцем на столб, – только что была огромная перчатка. Летучая! Приземлилась впереди, за столбом.
– Ты уверен? – жестко спросил рыцарь.
– Клянусь жалом скакула! – Тим стукнул себя в грудь кулаком.
– Достань кинжал, – сквозь зубы процедил Боня, обнажая меч. Тим порылся под курткой: скакулий кинжал всегда висел у него сбоку, скрытый одеждой, чтобы не привлекать ненужного внимания. Тим выдернул кинжал из кожаных ножен, крепко сжал в потной ладони витую золотую ручку.
– Отступаем, – прошептал рыцарь, – к библиотеке, оттуда пойдем другой дорогой.
Они попятились. Из темноты – там, впереди, – донесся громкий смешок, кто-то шумно завозился, послышался лязг железа.
– Эй, храбрый рыцарь, – с издевкой просвистел оттуда знакомый Тиму голос, – куда же ты, о доблестный воин? Темноты испугался, хе-хе. – Несколько голосов мерзко захохотали, заулюлюкали.
– Нежить поганая! – возмутился Боня. – Был бы я один, без мальчика, я бы с вами поговорил!
– Поговорил бы он! – изумился свистящий. – Ой, напугал, ой, страшно, – и засмеялся – хрипло, взахлеб. Нагло.
– Поворачивайся, Тим, и иди, – Боня погрозил мечом темноте, – иди, не бойся.
– Отдай карту! – взвыл голос.
– Какую еще карту, – Хозяйственный подталкивал Тима свободной рукой в спину, – не знаю никакой карты, убирайтесь.
– А мы сквозь потолочек прозрачный все-е видели, – тонким голоском дурашливо пропел свистящий, – мы днем полетали чуть-чуть над городом и вас с неба увидели. С толстяком-библиотекарем. Отдай по-хорошему, лады? Не то…
Боня схватил Тима за руку и бегом припустил вдоль улицы прочь; мальчик почти летел за ним по воздуху, еле успевая отталкиваться ногами от земли. Что-то высокое и темное, словно сгусток мрака, отделилось навстречу от стены дома и заступило им дорогу.
– Удираешь! – радостно воскликнул сгусток. – Значит, боишься. Это очень хорошо. Великолепно.
Боня затормозил бег, наискось махнул мечом. Сталь пролетела сквозь существо, словно его здесь и не было.
– Бери их, Мизинец! – донесся сзади истошный крик. – Ату их, ату!
Боня махнул мечом еще раз. И еще раз.
– Достаточно, – скучным голосом сказало существо и шагнуло из тени под лунный свет.
– Черные! Которые были в таверне! – Тим живо обогнул растерянного Хозяйственного, отвел его руку с мечом.
– Против колдовства меч бессилен, ты сам говорил.
– Умный мальчик, – кивнул капюшоном черный. – Быстро отдавай карту, ты, дурак жестяной, а уж после…
Договорить он не успел. Тим резко прыгнул головой вперед, выставив перед собой жало скакула; костяное лезвие с хрустом вошло во что-то мягкое, податливое. Не устояв на ногах, Тимыч упал, пропахав животом по брусчатке.
Позади завыли по-волчьи:
– Мизинец! Мальчишка срезал его! – Вой перешел в клекот, мощные крылья шумно взбили воздух, и по светлому лунному небу быстрой тенью пронеслась птица. С четырьмя распластанными крыльями.
– Ты живой? – Боня осторожно поднял мальчика на ноги, быстро ощупал его ноги, руки, голову. – Уф, целый. Слава богу, целый. Как же меня свой кинжал угораздило не захватить, ох ты! Молодец, Тим-Тимыч, просто молодец.
Тимка лишь повел плечом – подумаешь, мелочи какие! Не такое уже видали.
– Кстати, Хозяйственный. Погляди-ка. – Тим протянул кинжал рыцарю. На клинке, как червяк на крючке, болталась грязная тряпочка. Бонифаций подошел ближе к фонарю, повертел ее в руках.
– Знаешь, Тим, – помолчав минуту, сказал он. – Это кусок перчатки. Палец от нее. К тому же драный, тьфу! – Хозяйственный в сердцах плюнул, затоптал тряпочку в грязь.
– Колдовство, – пряча кинжал в ножны, подмигнул рыцарю Тимка. – Ничего, Боня. Пробьемся!
Глава 11
Минуло много-много лет. Сам Олаф стал Белым Магом, а Лурда – Колдуньей Мрака. Могущество их было очень велико, и два великих чародея соперничали друг с другом во всем. Скажем, сделает Олаф в засуху дождь, а Лурда немедленно его усилит, в бурю превратит; нашлет колдунья лютую стужу на неугодный ей город, а Олаф тут же оттепель наворожит, снег в цветы превратит да радугу по небу кинет. Сотни лет так они колдовали друг против дружки, пока не надоело это безобразие Олафу. Тогда устроил он магический поединок, вызвал Лурду на колдовской бой. Встретились маги в Великой пустыне, которая раскинулась на безжизненном острове посреди океана. Что там происходило, никому не ведомо. Только моряки издалека три дня и три ночи наблюдали, как жуткие иссиня-черные смерчи с воем носились над пустыней, ярчайшие огненные всполохи разгоняли над ней ночной мрак; невыносимый грохот день и ночь сотрясал воздух у берегов, вызывая невиданные по величине волны.
Победил Олаф. Никто так и не узнал, куда исчезла Лурда, впрочем, никого это не интересовало. Главное, что наступил мир, никто больше не насылал на города болезни, град, неурожай. Олаф ушел из Черных Гор на покой, поселился в щедром благословенном месте, позже названном Закрытым Королевством, в замке на высокой горе.
А ровно через двести пятьдесят лет из далекой восточной страны на имя Олафа пришел роскошный подарок от ее императора – прекрасное зеркало в человеческий рост, отлитое из толстого стекла. Оно восхищало всех своей незамутненной чистотой, поразительной яркостью, витиеватым серебряным обрамлением тонкой ручной работы: Олаф не мог нарадоваться такому подарку! Но самый главный сюрприз заключался в том, что к зеркалу прилагалась старинная волшебная книга с тайным позабытым колдовством. Прочитав заклинание, можно было войти в подаренное зеркало и выйти из любого другого, подходящего по размеру. К сожалению, магия не действовала на большое расстояние, но ее могущества вполне хватало, чтобы мгновенно перемещаться из волшебного замка в гости к королю или к друзьям и – обратно, в замок. Олаф радовался подарку как ребенок – высокий, с седой бородкой, в синем звездном халате и шароварах, он чертиком выпрыгивал в доме у кого-нибудь из зеркала, поражая своих знакомых таким невиданным чародейством. Но вот в одну ужасную ночь, когда Олаф хотел навестить короля и уже вошел в свое зеркало, внезапная магическая буря взорвала все зеркала в королевстве, одновременно наложив заклятие на прекрасное зеркало Олафа: он не смог выйти из него! Великий маг попал в колдовскую ловушку…
В огромном рабочем зале дворца волшебника из сгустившегося мрака вышла торжествующая Лурда. Худая, седая, вся в черном, она потрясала колдовским посохом и неистово хохотала: яркие молнии били из ее глаз. Сбылась заветная мечта Колдуньи Мрака – Олаф полностью оказался в ее власти! Белый Маг стал ее личной вещью, превращенный в свое собственное отражение и навеки отделенный от реального мира черным заклятием.
Лурда смогла каким-то образом освободиться из своей темницы – подземной пещеры, расположенной на самой глубине океанского дна, – и двести лет неустанно искала способ отомстить заклятому врагу, способ утонченный и верный. Однажды среди развалин замка, в сырой библиотеке, среди сгнивших в кашу книг она нашла старинное, писанное еще на пергаменте, давно утерянное руководство к путешествию через зазеркалье. План мести возник сразу. Лурда тут же вызвала колдовством из небытия черных призраков и поручила им охрану древней библиотеки. Сама же отправила Олафу от имени восточного императора волшебное зеркало, свое тайное наследство, доставшееся Лурде от ее бывшей наставницы, прежней Колдуньи Мрака. Ужасный план сработал, и волшебник Олаф навсегда стал пленником великой Лурды…" – Архивариус перестал читать вслух, набил трубку табаком, закурил.
– Вот как оно было, – задумчиво произнес Боня. Пользуясь случаем, он тихонько полировал тусклый клинок меча случайной тряпицей, внимательно слушая Штота и изредка чему-то согласно кивая головой.
– Хозяйственный! Ты мне говорил, что Олафа пятьсот лет не видно. Стало быть, он целых пять веков сидит в зеркальном заточении, – заметил Тимка. – Интересно, какой у него теперь зуб на свою бывшую подругу вырос? Наверное, с километр. Или два. Вот бы посмотреть!
– Мальчишка! – презрительно фыркнул архивариус. – Тут трагедия любви, высокие чувства! А ему «хи-хи» да «ха-ха». Мальчишка, что еще сказать.
Боня встал, с лязгом сунул меч в ножны.
– Штот, все это «люблю – не люблю», конечно, очень интересно, но меня в первую очередь волнует, как бороться с призраками. И что там конкретно сказано насчет волшебной книги… Я королю не верю! Как бы нам с этой книженцией не попасть из огня да в полымя. Чую я подвох, а какой – не пойму.
– Так, – архивариус полистал том; пыль слетала со страниц, золотилась в лучах вечернего солнца.
Тим расчихался.
– Вытри нос, – мимоходом заметил Штот, – гриппозник. Всех заразишь.
– Это пыль, – шмыгнул носом Тим, – вашу книжку небось лет сто никто не открывал.
– Сто семь с половиной, – рассеянно поправил архивариус, – я по каталогу смотрел… Ага, нашел: «…Верным средством против магической нежити является древний меч воителя Друда, изготовленный в нефритовом веке из жала Царя скакулов…» – Штот пролистал несколько страниц, огорченно присвистнул.
– Что такое? – встрепенулся Тим. – Что-то не так?
– Да, уж, – согласился толстяк. – Меч раньше находился в личной коллекции Олафа, но Лурда иначе распорядилась оружием: заставила своими чарами бестолкового Чоса охранять старинный меч. Спрятала его где-то у картонного великана. Но где? Здесь не указано… Хороша охрана! Болван со злющими осами в животе.
Тим вопросительно посмотрел на Хозяйственного. Тот озабоченно хмурил брови.
– Ничего себе! Похоже, придется нам к Чосу по пути завернуть. Без меча нечего и соваться к призракам.
Тим ехидно заметил:
– Кстати, недавно кое-кто, не буду называть имена, очень смеялся надо мной. Насчет меча из скакула.
Бонифаций откашлялся, погрозил Тиму пальцем:
– Молод еще старших осуждать. Ну, ошибся я, бывает. Меч древний, я про него слыхом не слыхивал.
Архивариус пролистал том до конца, даже потряс его над полом: из книги выпал сложенный пополам листок плотной бумаги.
– Тэкс, – молвил Штот, нагибаясь за листом, – про книгу вашу ничего не сказано, сами с ней разбирайтесь. А вот бумажечка… – архивариус аккуратно распрямил лист, разгладил его массивной ладонью, – это то, что вам надо. Карта! Вот замок Лурды, пещера Чоса и что-то еще… странное что-то… черепа с костями, черепаха в наморднике, столб с пальцами наверху. Видимо, магические ловушки указаны! Этой гадости у нас хватает, да-а… Лурда постаралась в свое время. Лет полтораста тому назад король Бегий ей войну объявил, чтобы волшебные стены убрала. Да куда ему с ведьмой тягаться-то было! Только ратных людей зря угробил. Кто погиб, а кто в таких чудовищ превратился, что и вспоминать на ночь глядя не хочется.
– Карта! – Рыцарь зашагал по комнате, в волнении ероша рыжие волосы железной перчаткой. – Вот оно! Карта! Тимка, это наш шанс. Теперь доберемся до книги, поверь. Ну-ка, – Хозяйственный взял карту, поднес близко к глазам. – Отсюда… м-м… так, поворот направо… да-да, ясно! Штотик, друг ты мой необъятный, отдай карту! Не заставляй меня ее воровать, очень не хочется. А я тебе консервов, вина! Табачку капитанского выпишу. Мешок.
Штот засмеялся, колыхаясь всем телом.
– Бери, неугомонный, бери. Знаю, заладишь опять: «На смерть иду!» Ты, как я припоминаю, даже на склад ходишь, как в последний бой, с песней и дубинкой.
– Там же крысы, – смутился Боня, – без дубинки нельзя. Съедят.
– Вот именно, – помрачнел архивариус, – нежить – она похуже крыс, понимаю. Бери карту. Живой останешься – сочтемся. Бери.
Тимка соскочил с лавки, чуть не перевернул ведро: вода плеснула на железный пол.
– Хозяйственный, значит, скоро в путь?
– Обязательно, – согласился рыцарь, – в ближайшие дни.
Штот тяжело встал, сунул том под мышку.
– Лады. А книгу я на место отнесу. Не думаю, что карты хватятся, ведь сто лет стояла невостребованной. Надеюсь, пронесет.
– Сто семь с половиной, – нудным голосом поправил его Тимыч.
– Мальчишка, – скривился архивариус, – тоска ходячая.
В комнате стало совсем темно, сквозь стеклянный потолок засветились первые ночные звезды.
– Ночь давно, – заметил Боня, – однако, пора.
Они гуськом прошли к выходу. Тим брел последним, из озорства хлопая рукой по корешкам книг и громко чихая от поднятой им пыли; синие пылевые облачка плавали под квадратными плафонами.
– Ждо эдо за ламбодчки? – у мальчика от чихания заложило в носу, и он стал немного гнусавить. – Сведят и сведят. Не опасдно?
Штот остановился на секунду, задрал бороду к потолку, блеснул очками:
– А-а, эти… Нет, не опасно. Обычный светящийся порошок, из ночных чешуйчатых пиявок. Абсолютно безопасно.
– Чхи! – Тим уткнулся в носовой платок.
– Все-таки он гриппозный. – Архивариус прощелкал сандалиями к двери, отодвинул засов. – Иди, иди! Нечего мне заразу по хранилищу разносить.
Тим выскочил на свежий воздух, с наслаждением прочихался – стало легче. Боня о чем-то бубнил возле двери, Штот так же тихо отвечал ему. Наконец мужчины расстались, напоследок крепко пожав друг другу руки. Дверь библиотеки тихо закрылась; Хозяйственный весело, вприпрыжку спустился по ступеням:
– Пошли. Зелегном, поди, заждался.
Тим и Боня направились к постоялому двору.
Наступила теплая ночь, громадная луна серебрила улицы: незнакомые созвездия подглядывали за друзьями из-за облаков, прохладный ветер разгуливал по крышам. На узкой обходной улочке неярко светились фонари таким же голубым таинственным светом, как и в книжном хранилище. Где-то далеко десять раз глухо пробил колокол.
– Засиделись мы у Штота, – проворчал Боня, – хоть и с пользой для дела, но засиделись. Впрочем, город у нас спокойный. И все же ночью детям гулять по нему не рекомендуется. Могут обидеть.
– А ты на что? – беззаботно улыбнулся Тим. – С таким начищенным мечом?
Улицы были пусты. Только кошки с воплями гонялись друг за другом по дороге, резвились в лунном свете.
– Неужели все спят? – спросил Тим, прицеливаясь камнем в кошку на фонаре. – Лежебоки!
– Тим! – Боня вовремя схватил его за руку. – Перестань, нашел себе занятие. Вот Канику расскажу, как ты с котами воюешь! Порадую его твоей любовью к животным.
Тимка отбросил камень, отряхнул ладони и показал кошке язык. Внезапно та с визгом рухнула со столба, шлепнулась на землю и, задрав хвост, тигриными скачками умчалась прочь. Тим застыл с высунутым языком – с черного неба на столб спикировала чудная громадная птица с пятью черными крыльями. Птица медленно пошевелила ими и вдруг сорвалась, нырнула вниз, в далекую темноту улицы.
– Перчатка, – холодея, прошептал Тим, – Боня!
Хозяйственный оглянулся на него.
– Там, – Тимыч показал пальцем на столб, – только что была огромная перчатка. Летучая! Приземлилась впереди, за столбом.
– Ты уверен? – жестко спросил рыцарь.
– Клянусь жалом скакула! – Тим стукнул себя в грудь кулаком.
– Достань кинжал, – сквозь зубы процедил Боня, обнажая меч. Тим порылся под курткой: скакулий кинжал всегда висел у него сбоку, скрытый одеждой, чтобы не привлекать ненужного внимания. Тим выдернул кинжал из кожаных ножен, крепко сжал в потной ладони витую золотую ручку.
– Отступаем, – прошептал рыцарь, – к библиотеке, оттуда пойдем другой дорогой.
Они попятились. Из темноты – там, впереди, – донесся громкий смешок, кто-то шумно завозился, послышался лязг железа.
– Эй, храбрый рыцарь, – с издевкой просвистел оттуда знакомый Тиму голос, – куда же ты, о доблестный воин? Темноты испугался, хе-хе. – Несколько голосов мерзко захохотали, заулюлюкали.
– Нежить поганая! – возмутился Боня. – Был бы я один, без мальчика, я бы с вами поговорил!
– Поговорил бы он! – изумился свистящий. – Ой, напугал, ой, страшно, – и засмеялся – хрипло, взахлеб. Нагло.
– Поворачивайся, Тим, и иди, – Боня погрозил мечом темноте, – иди, не бойся.
– Отдай карту! – взвыл голос.
– Какую еще карту, – Хозяйственный подталкивал Тима свободной рукой в спину, – не знаю никакой карты, убирайтесь.
– А мы сквозь потолочек прозрачный все-е видели, – тонким голоском дурашливо пропел свистящий, – мы днем полетали чуть-чуть над городом и вас с неба увидели. С толстяком-библиотекарем. Отдай по-хорошему, лады? Не то…
Боня схватил Тима за руку и бегом припустил вдоль улицы прочь; мальчик почти летел за ним по воздуху, еле успевая отталкиваться ногами от земли. Что-то высокое и темное, словно сгусток мрака, отделилось навстречу от стены дома и заступило им дорогу.
– Удираешь! – радостно воскликнул сгусток. – Значит, боишься. Это очень хорошо. Великолепно.
Боня затормозил бег, наискось махнул мечом. Сталь пролетела сквозь существо, словно его здесь и не было.
– Бери их, Мизинец! – донесся сзади истошный крик. – Ату их, ату!
Боня махнул мечом еще раз. И еще раз.
– Достаточно, – скучным голосом сказало существо и шагнуло из тени под лунный свет.
– Черные! Которые были в таверне! – Тим живо обогнул растерянного Хозяйственного, отвел его руку с мечом.
– Против колдовства меч бессилен, ты сам говорил.
– Умный мальчик, – кивнул капюшоном черный. – Быстро отдавай карту, ты, дурак жестяной, а уж после…
Договорить он не успел. Тим резко прыгнул головой вперед, выставив перед собой жало скакула; костяное лезвие с хрустом вошло во что-то мягкое, податливое. Не устояв на ногах, Тимыч упал, пропахав животом по брусчатке.
Позади завыли по-волчьи:
– Мизинец! Мальчишка срезал его! – Вой перешел в клекот, мощные крылья шумно взбили воздух, и по светлому лунному небу быстрой тенью пронеслась птица. С четырьмя распластанными крыльями.
– Ты живой? – Боня осторожно поднял мальчика на ноги, быстро ощупал его ноги, руки, голову. – Уф, целый. Слава богу, целый. Как же меня свой кинжал угораздило не захватить, ох ты! Молодец, Тим-Тимыч, просто молодец.
Тимка лишь повел плечом – подумаешь, мелочи какие! Не такое уже видали.
– Кстати, Хозяйственный. Погляди-ка. – Тим протянул кинжал рыцарю. На клинке, как червяк на крючке, болталась грязная тряпочка. Бонифаций подошел ближе к фонарю, повертел ее в руках.
– Знаешь, Тим, – помолчав минуту, сказал он. – Это кусок перчатки. Палец от нее. К тому же драный, тьфу! – Хозяйственный в сердцах плюнул, затоптал тряпочку в грязь.
– Колдовство, – пряча кинжал в ножны, подмигнул рыцарю Тимка. – Ничего, Боня. Пробьемся!
Глава 11
Загадочная рука
Следующий день прошел в сборах. Хозяйственный загружал грузовую тележку раз пять, укладывая в нее только самое необходимое. Необходимого набралось такая уйма, что Люпа не могла с места тронуться – гора вещей в возке доставала до потолка конюшни. В конце концов Боня разозлился, вывалил все на пол, а после покидал в возок что под руку попало и на этом успокоился: сел точить меч и натирать воском свои серые латы, чтобы не сильно брякали при ходьбе.
Тим, укрывшись в комнате, «расконсервировал» Шута, накачал его воздухом и рассказал новости. После чего снова упрятал резинового человечка в банку, до тех пор, пока в поля не уедут.
С Каником беседовать пришлось дольше: дракона не оказалось на месте, Тимка полчаса впустую «алекал» в переговорный стаканчик. Оказалось, Каник ходил к источнику за минеральной водой. Он посадил возле пещеры побег вечнозеленого баобаба и теперь все время его поливал, чтобы рос быстрее. Мальчик взахлеб сообщал о своих новых приключениях, а Каник только охал да ахал, обжигая тимкино лицо через стаканчик паровым дыханием. В конце разговора дракон посоветовал друзьям быть осторожными и решительными. Тим слегка обалдел от такого противоречивого пожелания, но пообещал, что так и будет. Осторожно, но решительно. После упаковал стаканчик в ту же банку, где лежал Шутик, и с легким сердцем отправился помогать Боне чистить доспехи. И в благодарность получил от него по шее – потому что с ходу перевернул плошку с топленым воском.
В общем, день прошел в хлопотах и очень бестолково.
…Из Столицы они выехали рано. Солнце только краешком показалось над горизонтом. Вялые стражники, ежась от утреннего холода, с недовольными лицами открыли городские ворота навстречу солнцу: Люпа бодро зацокала копытами по дороге.
Тим, сидя в повозке, нацепил на голову рыцарский шлем и пугал Люпу, подражая голосу Бонифация:
– Люпа, влево! Люпа, вправо! Стой, шагом марш.
Бонифаций шел рядом, сияя доспехами, как начищенный самовар. Он крутил усы и насмешливо поглядывал на Тимыча, изредка успокаивая замороченную лошадь:
– Люпа, это же Тим дурит! Не обращай внимания.
К обеду солнце разогрело Бонифация так, что с доспехов потек воск. Чертыхаясь, рыцарь снял свою броню и уложил ее в возок. Теперь, без лат, не хватало только мятой шляпы на голове и удочки в руке, чтобы признать в Хозяйственном ленивого дачника, охотника за карасями. Тиму надоело ехать, он соскочил с повозки и босиком побрел рядом с Боней, пиная дорожную грязь.
Вокруг зеленели поля, ветерок волнами качал колосья. В небе заливались пичуги, разгоняя сонную тишину; воздух пах полынью и горячей сырой землей. Солнце застыло в зените: было жарко. Разморенная Люпа еле передвигала ногами, колеса слегка поскрипывали. Хозяйственный зевал, не переставая.
– Боня, далеко еще? – Тим уцепился за возок и тащился за ним как привязанный. – Ты хоть расскажи, как Чоса убивать будем? Он ведь бумажный, давай его спичкой подожжем. Вот костерчик будет!
– Зачем же убивать, не надо никого без необходимости жизни лишать. Даже нежить. Мы осмотрим его пещеру, тихонько возьмем меч и тихонько уйдем. Я так думаю.
– Жаль, – разочарованно протянул Тим, – я бы его кинжалом раз – и наповал. А он брык – и готов. Можно сдавать в макулатуру.
– Ну да, ну да, – покивал Хозяйственный, – а осы? Их тоже – брык – и в макулатуру? Так они и дались.
– Осы? Да это ж насекомые, букашки-таракашки, – Тим рубанул воздух рукой, – мы их дихлофосом польем – и все.
– Дихло…фо… Да ну тебя, – Бонифаций зевнул, – болтун. Это тебе от жары всякие глупости в голову лезут. Вон, видишь лесок вдалеке? Там остановимся и пообедаем. Может, на полный желудок меньше ерунды болтать будешь.
Через несколько часов отряд вошел в лесную прохладу. Мощные кряжистые деревья великанами обступили дорогу, ветви шатром закрывали небо над головой, но было светло, как в зеленые сумерки. Здесь и остановились, пообедали консервами, по-походному. Костер разжигать не стали, обошлись без чая. Люпу вполне устроила густая придорожная травка.
Боня сыто развалился под кустом, ковыряя щепочкой в зубах. Тим пристроился рядом.
– Значит, так, – Боня пожевал щепку, – судя по карте, за леском начинается пустошь. Довольно большая, почти настоящая пустыня. И еще там торчит какая-то загогулина, как раз посреди дороги. Башня – не башня, черт его знает что! С рукой на маковке. Может, указатель, а может, что и похуже. Осмотримся, постараемся ту загогулину объехать: за ней дальше гора с пещерой, в ней-то и живет Чос. Зайдем с тыла, проберемся в пещеру, сделаем дело – и привет. Ясно?
Тим что-то невнятно промычал.
– Подъем! – зычно крикнул Боня, – спать потом. Ишь, уморился. Мой оруженосец никогда не спит в походе!
– Конечно, – сонно согласился Тимка и сладко потянулся, – а как же. Не спит. Только дремлет.
Они поехали дальше. Дорога тянулась и тянулась, то опускаясь в сырые ложбины, то взбираясь на солнечные пригорки; лес то нависал кронами над ней, то далеко отступал, обороняясь зелеными полянами. Поляны белели блюдцами ромашек, пестрели воздушно-легкими бабочками. И вот лес закончился.
Перед Тимом открылась серая, словно засыпанная пеплом пустошь – ни деревца, ни зеленой травинки. Дорога прямой линией шла вдаль, упираясь где-то далеко-далеко в маленький карандаш столба, отмеченного в карте. На нем сверху ясно прорисовывались тонкие пальцы, пять штук – словно кто-то высунул руку из земли.
– Вот так, – разглядывая столб, неопределенно сказал Боня. Он залез в повозку, проверил воду в бочонке.
– Нормально, хватит нам на переход. Пошли, Тим.
Отряд ступил на твердую, опаленную землю пустоши. За спиной прощально шумел лес, впереди мрачным надгробием чернел столб. Вокруг дороги, сначала изредка, потом сплошным серым мхом из земли торчали короткие острые колючки. И чем дальше, тем выше они становились. Тим сильно укололся об одну из колючек босой ногой, словно на гвоздь наступил, пришлось обуться. Хозяйственный поцокал языком:
– Боюсь, не объехать нам столбик по такой травке. Ладно, что-нибудь придумаем.
Столб вырастал по мере того, как отряд приближался к нему: высокое, необъятное, в наростах и трещинах, загадочное сооружение казалось похожим на вековое дерево, запустившее мощные ветви в небо.
– Не нравится мне эта штуковина. – Боня остановил лошадь. – Тим, доставай Шута. Сейчас мы его озадачим.
Тим заработал бамбуковым насосом: через минуту в меру надутый Шут радостно поздоровался:
– Всем привет! Как живем, хлеб жуем?
– Здорово, тучеглот, – хмуро поприветствовал его Бонифаций. – Ты у нас вроде как волшебного производства, может, знаешь тогда, что там посреди дороги растет? Очень подозрительно растет, угрожающе.
Резиновый прищурился, приставил кулак трубочкой к глазу.
– Не знаю. Я много где летал, много чего видел. Такую раскоряку впервые встречаю. Думаешь, опасно?
Бонифаций пожал плечами:
– Кто ее знает.
Шут со скрипом потер резиновый живот.
– Давай я на разведку слетаю. Мигом, туда и обратно, – предложил он.
– Дерзай, – согласился рыцарь, – дуй.
Шут подкачал себя до состояния повышенной летучести и, сильно оттолкнувшись, взлетел. Жаркий ветер в вышине подхватил его, понес к столбу. До столба оставалось всего ничего, когда пятерня ожила: дрогнули ржавые пальцы, зашевелились, раскачиваясь из стороны в сторону; на колючую траву посыпались здоровые комья грязи, старые вороньи гнезда.
Пальцы сжимались, лязгая мертвой сталью. Посреди столба, на высоте человеческого роста, роняя грязевую кору, медленно раскрылся багровый, налитый спекшейся кровью, глаз с узким вертикальным зрачком; глухой механический рев нарастал в тишине.
Шут засучил ногами, пытаясь остановиться в воздухе, да куда там! Ветер нес его прямо в лязгающую пятерню.
– Мама! – завизжал Шут. Это его и спасло: струя воздуха вылетела из Шутика, подкинув его вверх. Шут сделал сальто над пальцами и упал с другой стороны жуткого столба.
– Один уже перебрался, – хладнокровно заметил Боня, – теперь нам всем осталось хорошенько надуться и перелететь. Вместе с Люпой и повозкой.
Столб проснулся окончательно. Грязь слетела с него шелухой, и сейчас он маслянисто поблескивал толстыми поперечными кольцами, ни дать ни взять – гофрированный шланг от пылесоса. Такой же гибкий.
– По-моему, он может гнуться в любую сторону, – нервно заметил Тим, – определенно мо…
Столб уставился на людей кровавым глазом, мелко задрожал и неожиданным для такой махины рывком согнулся в их сторону. Сабельные пальцы со скрежетом воткнулись в дорогу рядом с Боней, осыпав его вывороченной землей, камнями; резко запахло перегретым железом. Боня отлетел на метр, больно упал боком на повозку – Люпа попятилась. Убийственная рука с напряжением выдернула пальцы из грунта, распрямилась, застыла в ожидании. Узкий зрачок холодно смотрел то на Боню, то на Тима. Пальцы-сабли нетерпеливо подрагивали.
– Вот незадача, – задыхаясь, проговорил Хозяйственный. Он лежал возле повозки и держался за бок, на панцире под рукой темнела вмятина. – Нас он… она не достанет, но и пройти не даст. Пакость какая! Тим, твои предложения?
Тимка молча полез в повозку. Чуть погодя он вернулся с видавшим виды потертым луком и десятком стрел. Хорошенько прицелясь, мальчик выстрелил, стрела легонько тюкнула один из пальцев, сломалась.
– Бери ниже, – подал голос Боня.
Пятая попытка Тиму удалась. Стрела плавной дугой перечеркнула небо, ударилась прямо в зрачок и отскочила. Глаз моргнул.
Тим, укрывшись в комнате, «расконсервировал» Шута, накачал его воздухом и рассказал новости. После чего снова упрятал резинового человечка в банку, до тех пор, пока в поля не уедут.
С Каником беседовать пришлось дольше: дракона не оказалось на месте, Тимка полчаса впустую «алекал» в переговорный стаканчик. Оказалось, Каник ходил к источнику за минеральной водой. Он посадил возле пещеры побег вечнозеленого баобаба и теперь все время его поливал, чтобы рос быстрее. Мальчик взахлеб сообщал о своих новых приключениях, а Каник только охал да ахал, обжигая тимкино лицо через стаканчик паровым дыханием. В конце разговора дракон посоветовал друзьям быть осторожными и решительными. Тим слегка обалдел от такого противоречивого пожелания, но пообещал, что так и будет. Осторожно, но решительно. После упаковал стаканчик в ту же банку, где лежал Шутик, и с легким сердцем отправился помогать Боне чистить доспехи. И в благодарность получил от него по шее – потому что с ходу перевернул плошку с топленым воском.
В общем, день прошел в хлопотах и очень бестолково.
…Из Столицы они выехали рано. Солнце только краешком показалось над горизонтом. Вялые стражники, ежась от утреннего холода, с недовольными лицами открыли городские ворота навстречу солнцу: Люпа бодро зацокала копытами по дороге.
Тим, сидя в повозке, нацепил на голову рыцарский шлем и пугал Люпу, подражая голосу Бонифация:
– Люпа, влево! Люпа, вправо! Стой, шагом марш.
Бонифаций шел рядом, сияя доспехами, как начищенный самовар. Он крутил усы и насмешливо поглядывал на Тимыча, изредка успокаивая замороченную лошадь:
– Люпа, это же Тим дурит! Не обращай внимания.
К обеду солнце разогрело Бонифация так, что с доспехов потек воск. Чертыхаясь, рыцарь снял свою броню и уложил ее в возок. Теперь, без лат, не хватало только мятой шляпы на голове и удочки в руке, чтобы признать в Хозяйственном ленивого дачника, охотника за карасями. Тиму надоело ехать, он соскочил с повозки и босиком побрел рядом с Боней, пиная дорожную грязь.
Вокруг зеленели поля, ветерок волнами качал колосья. В небе заливались пичуги, разгоняя сонную тишину; воздух пах полынью и горячей сырой землей. Солнце застыло в зените: было жарко. Разморенная Люпа еле передвигала ногами, колеса слегка поскрипывали. Хозяйственный зевал, не переставая.
– Боня, далеко еще? – Тим уцепился за возок и тащился за ним как привязанный. – Ты хоть расскажи, как Чоса убивать будем? Он ведь бумажный, давай его спичкой подожжем. Вот костерчик будет!
– Зачем же убивать, не надо никого без необходимости жизни лишать. Даже нежить. Мы осмотрим его пещеру, тихонько возьмем меч и тихонько уйдем. Я так думаю.
– Жаль, – разочарованно протянул Тим, – я бы его кинжалом раз – и наповал. А он брык – и готов. Можно сдавать в макулатуру.
– Ну да, ну да, – покивал Хозяйственный, – а осы? Их тоже – брык – и в макулатуру? Так они и дались.
– Осы? Да это ж насекомые, букашки-таракашки, – Тим рубанул воздух рукой, – мы их дихлофосом польем – и все.
– Дихло…фо… Да ну тебя, – Бонифаций зевнул, – болтун. Это тебе от жары всякие глупости в голову лезут. Вон, видишь лесок вдалеке? Там остановимся и пообедаем. Может, на полный желудок меньше ерунды болтать будешь.
Через несколько часов отряд вошел в лесную прохладу. Мощные кряжистые деревья великанами обступили дорогу, ветви шатром закрывали небо над головой, но было светло, как в зеленые сумерки. Здесь и остановились, пообедали консервами, по-походному. Костер разжигать не стали, обошлись без чая. Люпу вполне устроила густая придорожная травка.
Боня сыто развалился под кустом, ковыряя щепочкой в зубах. Тим пристроился рядом.
– Значит, так, – Боня пожевал щепку, – судя по карте, за леском начинается пустошь. Довольно большая, почти настоящая пустыня. И еще там торчит какая-то загогулина, как раз посреди дороги. Башня – не башня, черт его знает что! С рукой на маковке. Может, указатель, а может, что и похуже. Осмотримся, постараемся ту загогулину объехать: за ней дальше гора с пещерой, в ней-то и живет Чос. Зайдем с тыла, проберемся в пещеру, сделаем дело – и привет. Ясно?
Тим что-то невнятно промычал.
– Подъем! – зычно крикнул Боня, – спать потом. Ишь, уморился. Мой оруженосец никогда не спит в походе!
– Конечно, – сонно согласился Тимка и сладко потянулся, – а как же. Не спит. Только дремлет.
Они поехали дальше. Дорога тянулась и тянулась, то опускаясь в сырые ложбины, то взбираясь на солнечные пригорки; лес то нависал кронами над ней, то далеко отступал, обороняясь зелеными полянами. Поляны белели блюдцами ромашек, пестрели воздушно-легкими бабочками. И вот лес закончился.
Перед Тимом открылась серая, словно засыпанная пеплом пустошь – ни деревца, ни зеленой травинки. Дорога прямой линией шла вдаль, упираясь где-то далеко-далеко в маленький карандаш столба, отмеченного в карте. На нем сверху ясно прорисовывались тонкие пальцы, пять штук – словно кто-то высунул руку из земли.
– Вот так, – разглядывая столб, неопределенно сказал Боня. Он залез в повозку, проверил воду в бочонке.
– Нормально, хватит нам на переход. Пошли, Тим.
Отряд ступил на твердую, опаленную землю пустоши. За спиной прощально шумел лес, впереди мрачным надгробием чернел столб. Вокруг дороги, сначала изредка, потом сплошным серым мхом из земли торчали короткие острые колючки. И чем дальше, тем выше они становились. Тим сильно укололся об одну из колючек босой ногой, словно на гвоздь наступил, пришлось обуться. Хозяйственный поцокал языком:
– Боюсь, не объехать нам столбик по такой травке. Ладно, что-нибудь придумаем.
Столб вырастал по мере того, как отряд приближался к нему: высокое, необъятное, в наростах и трещинах, загадочное сооружение казалось похожим на вековое дерево, запустившее мощные ветви в небо.
– Не нравится мне эта штуковина. – Боня остановил лошадь. – Тим, доставай Шута. Сейчас мы его озадачим.
Тим заработал бамбуковым насосом: через минуту в меру надутый Шут радостно поздоровался:
– Всем привет! Как живем, хлеб жуем?
– Здорово, тучеглот, – хмуро поприветствовал его Бонифаций. – Ты у нас вроде как волшебного производства, может, знаешь тогда, что там посреди дороги растет? Очень подозрительно растет, угрожающе.
Резиновый прищурился, приставил кулак трубочкой к глазу.
– Не знаю. Я много где летал, много чего видел. Такую раскоряку впервые встречаю. Думаешь, опасно?
Бонифаций пожал плечами:
– Кто ее знает.
Шут со скрипом потер резиновый живот.
– Давай я на разведку слетаю. Мигом, туда и обратно, – предложил он.
– Дерзай, – согласился рыцарь, – дуй.
Шут подкачал себя до состояния повышенной летучести и, сильно оттолкнувшись, взлетел. Жаркий ветер в вышине подхватил его, понес к столбу. До столба оставалось всего ничего, когда пятерня ожила: дрогнули ржавые пальцы, зашевелились, раскачиваясь из стороны в сторону; на колючую траву посыпались здоровые комья грязи, старые вороньи гнезда.
Пальцы сжимались, лязгая мертвой сталью. Посреди столба, на высоте человеческого роста, роняя грязевую кору, медленно раскрылся багровый, налитый спекшейся кровью, глаз с узким вертикальным зрачком; глухой механический рев нарастал в тишине.
Шут засучил ногами, пытаясь остановиться в воздухе, да куда там! Ветер нес его прямо в лязгающую пятерню.
– Мама! – завизжал Шут. Это его и спасло: струя воздуха вылетела из Шутика, подкинув его вверх. Шут сделал сальто над пальцами и упал с другой стороны жуткого столба.
– Один уже перебрался, – хладнокровно заметил Боня, – теперь нам всем осталось хорошенько надуться и перелететь. Вместе с Люпой и повозкой.
Столб проснулся окончательно. Грязь слетела с него шелухой, и сейчас он маслянисто поблескивал толстыми поперечными кольцами, ни дать ни взять – гофрированный шланг от пылесоса. Такой же гибкий.
– По-моему, он может гнуться в любую сторону, – нервно заметил Тим, – определенно мо…
Столб уставился на людей кровавым глазом, мелко задрожал и неожиданным для такой махины рывком согнулся в их сторону. Сабельные пальцы со скрежетом воткнулись в дорогу рядом с Боней, осыпав его вывороченной землей, камнями; резко запахло перегретым железом. Боня отлетел на метр, больно упал боком на повозку – Люпа попятилась. Убийственная рука с напряжением выдернула пальцы из грунта, распрямилась, застыла в ожидании. Узкий зрачок холодно смотрел то на Боню, то на Тима. Пальцы-сабли нетерпеливо подрагивали.
– Вот незадача, – задыхаясь, проговорил Хозяйственный. Он лежал возле повозки и держался за бок, на панцире под рукой темнела вмятина. – Нас он… она не достанет, но и пройти не даст. Пакость какая! Тим, твои предложения?
Тимка молча полез в повозку. Чуть погодя он вернулся с видавшим виды потертым луком и десятком стрел. Хорошенько прицелясь, мальчик выстрелил, стрела легонько тюкнула один из пальцев, сломалась.
– Бери ниже, – подал голос Боня.
Пятая попытка Тиму удалась. Стрела плавной дугой перечеркнула небо, ударилась прямо в зрачок и отскочила. Глаз моргнул.