Страница:
Поначалу немного уязвленный странной забывчивостью старого знакомого, я отвечал официально и скупо, но потом увлекся его неподдельным и горячим интересом ко всему, чем мы жили, его простой, товарищеской манерой обращения и не заметил сам, как разговорился.
Рыков расспросил о моей семье. Узнав, что она эвакуировалась в Ташкент, он что-то записал себе в блокнот. Я тогда не придал этому значения. И только впоследствии, из письма жены, узнал, что молодая супруга дивизионного комиссара Нина Мартиросовна, проживавшая в то время в Ташкенте, приняла на себя некоторые хлопоты по устройству и обеспечению моей семьи на новом месте.
Когда Рыков закончил расспрашивать меня, он взял проект боевого приказа войскам 26-й армии. Прочитал его. Прочитал еще раз. Задумался. Потом быстро поставил свою подпись.
— Это хорошо, что приказ носит не столько оперативный, сколько политический характер. Он призывает людей во что бы то ни стало не допустить врага к Днепру. Каждый боец и командир должен проникнуться мыслью: для нас места за Днепром нет. И вот эту мысль и понесут в массы наши политработники и коммунисты.
Собравшись уходить, я все же спросил, неужели он не помнит меня. Рыков засмеялся, крепко обнял меня.
— Конечно узнал, Иван Христофорович, и очень обрадовался, увидев тебя. Но дело прежде всего. Вот немного полегчает на фронте — по-настоящему отметим нашу встречу.
Этот обаятельный, жизнерадостный человек своим организаторским талантом и неистощимой душевной чуткостью сразу завоевал всеобщую любовь. Ни одного вопроса он не решал равнодушно, всегда старался вникнуть в существо дела. Это был руководитель деятельный и инициативный.
Стойкость наших войск, непрерывные контрудары, которые они наносили противнику на подступах к Киеву, срывали планы фашистского командования. Во время июльских боев генерал Гальдер отметил в своем дневнике: «Операция группы армий „Юг“ все больше теряет свою форму… На северном участке фронта группы армий оказывается скованным значительно больше сил, чем это было бы желательно».
Гитлеровское командование торопило свои войска наступать на Киев с юго-запада. 6-я немецкая армия дополнительно получает семь дивизий: три — из резерва, четыре — из группы генерала Шведлера, наступавшей южнее Киева. Командующий армией генерал Рейхенау перегруппировывает свои силы. В ударную группу, нацеленную на юго-западную окраину города, вводится сильный по своему составу 29-й армейский корпус. Сюда спешно перебрасываются соединения из второго оперативного эшелона.
Всего на подступах к Киеву противник к концу июля сосредоточил свыше 20 дивизий.
Готовя новый удар, немецко-фашистское командование рассчитывало не только овладеть Киевом, но и, отрезав нашу 5-ю армию от Днепра, соединиться с мозырской группировкой группы армий «Центр». Об этом свидетельствует запись в дневнике Гальдера от 20 июля:
«Операция войск Рейхенау должна преследовать цель оттеснения противника от р. Днепр. 25 и 26.7 будет возможно установить взаимодействие с 35-м армейским корпусом, действующим в районе Мозырь». Однако осуществить этот замысел противнику помешала армия Потапова. Поэтому десять дней спустя, как пишет генерал гитлеровской армии А. Филиппи, главное командование немецких сухопутных войск вновь подтвердило прежнюю задачу: «Вести наступление 6-й армии против действующей в болотистой местности северо-западнее Киева 5-й армии русских с таким расчетом, чтобы воспрепятствовать отходу последней на северный берег р. Припять и уничтожить ее западнее р. Днепр».
Несмотря на то, что противник сосредоточил огромные силы, каждый шаг вперед давался ему большой ценой. Он терял солдат, технику и, по существу, топтался на месте. Перед Коростеньским и Киевским укрепрайонами до конца июля враг вообще не продвинулся. А к югу от Киева значительные силы 6-й армии и 1-й танковой группы противника увязли в изнурительных боях. Наша 26-я армия успешно отбила здесь все попытки гитлеровцев прорваться к переправам через Днепр у Ржищева и Канева. Линия фронта под Киевом оставалась довольно стабильной. Она пролегала в 15 — 20 километрах к югу от железнодорожной линии Киев — Коростень, тянулась к реке Ирпень, шла по ее левому берегу, далее огибала Васильков, Богуслав, Медвин, Смелу.
Мы понимали, что враг не смирится с этим. Разведка доносила о сосредоточении его сил к северу от Белой Церкви. Здесь уже отмечалось до семи фашистских дивизий. Наши войска были предупреждены об этом и готовились к отпору. 30 июля противник нанес удар. Особенно тяжело пришлось 64-му стрелковому корпусу, прикрывавшему шоссе Белая Церковь — Киев: здесь наступало до пяти вражеских дивизий. Во второй половине дня генерал 3. 3. Рогозный, начальник штаба, временно командовавший корпусом, доложил, что атакован превосходящими силами противника. Главный удар враг наносит в центре корпуса. Над нашими оборонительными позициями непрерывно висят 25 — 30 бомбардировщиков. Массированные удары авиации и артиллерии нарушили связь. Наши войска оказали ожесточенное сопротивление, но, к сожалению, управление частями 165-й стрелковой дивизии нарушено, фронт прорван. Несмотря на это, отдельные части дивизии продолжают упорно удерживать свои позиции, хотя противник, вклинившись в глубину обороны, атакует их с тыла.
К полуночи 30 июля мы имели вполне ясное представление о положении соединений корпуса. Как выяснилось, главный удар трех фашистских дивизий пришелся по стыку 165-й и 175-й стрелковых дивизий на узком фронте Пинчуки, Винницкие Ставы. Именно здесь, вдоль шоссе Белая Церковь — Киев, противник стремился прорваться в город с юга. Нераспорядительность командира 165-й стрелковой дивизии, выпустившего из рук управление частями, привела к тяжелым последствиям. Несколько батальонов оказались отрезанными от главных сил и теперь вели бой в окружении.
Когда начальник штаба фронта доложил об этом командующему, тот покосился на меня:
— Опять этот ваш коллега по коннице. То как черепаха переправлялся через Днепр, а теперь совсем выпустил вожжи. Напрасно мы не заменили его более решительным командиром.
Генерал Рогозный обратился к командующему фронтом с просьбой разрешить отвести корпус на заранее подготовленный рубеж. Кирпонос долго думал над картой. Наконец сказал генералу Тупикову:
— Корпусу теперь не восстановить прежнего положения. Но и допустить его отхода нельзя. Надо помочь ему удержаться на нынешних рубежах.
— Да, — согласился начальник штаба. — Но потребуем от Рогозного, чтобы он помог окруженным батальонам пробиться к своим. Они же всего в двух-трех километрах. Пусть воспользуются ночной темнотой. Корпусу надо держаться. Отход его на тыловой рубеж сразу откроет противнику дорогу к днепровским переправам.
Но чем помочь корпусу?
Вызвали командующего ВВС. Кирпонос приказал ему бросить на поддержку и прикрытие частей корпуса возможно больше штурмовиков и истребителей.
В третьем часу ночи мы передали командиру корпуса распоряжение: стойко держаться на занимаемых позициях, не допуская дальнейшего продвижения противника к переправам на Днепре. Сообщили, что в его распоряжение из Киева высылаются два бронепоезда, а с утра корпус будет поддержан фронтовой авиацией.
К сожалению, положение на этом важном для нас направлении с каждым часом ухудшалось. Нащупав слабое место в нашей обороне, фашисты навалились крупными силами. Разобщенные части 165-й стрелковой дивизии к утру 31 июля были оттеснены на северо-восток. Это открыло фланг соседней 175-й стрелковой дивизии, вынудило и ее отойти, чтобы избежать разгрома.
К 1 августа противник к наступавшим здесь 71-й и 95-й немецким пехотным дивизиям присоединил новые силы. Под усилившимся натиском части 64-го корпуса стали с боями отходить к позициям Киевского укрепрайона. Сражаясь за каждую пядь земли, отступал и небольшой отряд генерала Матыкина.
По донесениям, которые мы регулярно получали из корпуса, можно было судить о величайшей самоотверженности наших бойцов и командиров. Особенной стойкостью отличились части 175-й стрелковой дивизии полковника С. М. Гловацкого, сформированной на территории Кабардино-Балкарии. Люди дрались до последней капли крови. Командир 1-го батальона 632-го стрелкового полка капитан Г. М. Маженков, будучи ранен, продолжал руководить боем. По примеру командира никто из раненых, способных держать оружие, не покинул своего поста. На батальон двинулись 15 фашистских танков, за ними — густые цепи пехоты. Красноармейцы мужественно встретили врага. Недосчитавшись четырех танков, гитлеровцы и на этот раз откатились.
Комиссар Киевского укрепрайона И. Ф. Евдокимов, наблюдавший эти бои, тоже дал высокую оценку действиям 632-го стрелкового полка. Восторженно рассказывал он о расчете одного из орудий, которое своим огнем прикрывало мост через реку Ирпень. Артиллеристы подбили танк, рассеяли следовавшую за ним пехоту. Гитлеровцы бросились в обход. Они лезли и лезли. Вот уже перебрались на левый берег. Наши подразделения отошли на более выгодный рубеж. Орудие оставалось на прежнем месте — артиллеристы прикрывали отход. Закрепившиеся на новых позициях пехотинцы открыли огонь по врагу, чтобы дать возможность оттянуться подразделению, обеспечивавшему отход. Командир батареи лейтенант Муравьев послал ездовых вывезти орудие и его отважный расчет. Конная упряжка помчалась к огневой позиции. Орудие все стреляло, хотя в живых остался один наводчик И. П. Федюнин. Вокруг огневой позиции — фонтаны разрывов. Упал и наводчик — ранен в ноги. Замолкло орудие. Ездовые торопят лошадей. Они видят, как Федюнин ползает среди погибших товарищей, собирает ручные гранаты. Не успели ездовые: к орудию устремились фашисты, сгрудились над истекающим кровью наводчиком. И тогда раздался взрыв. Ценою жизни Федюнин уничтожил с десяток вражеских солдат. Переполох, вызванный взрывом, помог ездовым отойти к своим.
Прикрывая отход товарищей, пулеметчик из этого полка Ф. Н. Марков сражался до последнего вздоха. Погиб его помощник, сам он был тяжело ранен, но пулемет бил и бил, не давая фашистам поднять головы.
Левее 64-го стрелкового корпуса стойко оборонялись соединения 26-й армии, и здесь бойцы, командиры и политработники проявляли величайшее мужество. Нередко подразделения оказывались во вражеском кольце. Но и тогда они продолжали драться, пока не пробивались к своим или не погибали в бою.
Огромной силы удар выдержала 227-я стрелковая дивизия, на одном из участков которой наступала вражеская мотодивизия, поддержанная 50 танками и большой группой бомбардировщиков. Наши части успешно отразили натиск врага. Огонь по танкам вела вся артиллерия, в том числе и зенитная. В донесениях было упомянуто имя лейтенанта П. Н. Прокофьева. Бойцы и командиры его батареи, выдвинув орудия на прямую наводку, отразили несколько атак, уничтожили 6 вражеских танков.
Превосходство в силах не помогло фашистам сбросить соединения 26-й армии в Днепр, как того требовало гитлеровское командование. Наши войска удержали плацдарм на левом берегу.
Снова в эти трудные дни самоотверженно помогали наземным войскам наши летчики.
На моих глазах 1 августа разгорелся воздушный бой на северо-западных подступах к Киеву. Наша машина медленно двигалась, объезжая воронки, когда показались вражеские самолеты. Дорога опустела: машины и люди пытались укрыться в лесопосадках. Я очень спешил, поэтому мы решили проскочить. Может, повезет? Взглянул на небо. На небольшой высоте прямо на нас со зловещим гулом надвигалась армада «юнкерсов». Я насчитал около 50 самолетов. Было страшно представить, что через несколько минут они весь свой смертоносный груз обрушат на город.
Казалось, ничем не остановить хищную стаю. В бессильном гневе следим за ней взглядом. Но что это? На пути самолетов вспыхнули белые комочки разрывов зенитных снарядов. Боевой порядок воздушной эскадры несколько расстроился. И в это время, как молния в тучу, в фашистскую стаю врезалась небольшая группа наших истребителей. Падает первый «юнкерс», второй, третий… За короткое время 16 вражеских самолетов горящими факелами рухнули вниз. Остальные в беспорядке повернули назад.
Следующую схватку я наблюдал в небе над днепровскими мостами. Здесь фашистские бомбардировщики шли уже под прикрытием «мессершмиттов». Наперерез врагу вылетело несколько наших истребителей. Они рассекли строй бомбардировщиков и стали расстреливать их почти в упор. Фашистские истребители кинулись на выручку «юнкерсам». Но их перехватила тройка юрких «мигов». Наши летчики действовали стремительно, дерзко, смело шли в лобовые атаки. Бешеная воздушная схватка длилась недолго. У фашистов сдали нервы. Сначала один, а за ним и остальные повернули на запад.
Я спросил начальника штаба военно-воздушных сил фронта генерал-майора Я. С. Шкурина, откуда эти летчики, которые так здорово дрались над мостами. Он сказал, что они из 36-й авиационной дивизии ПВО полковника В. В. Зеленцова, и добавил, что наши летчики уже привыкли к таким неравным схваткам.
Лишь к 3 августа противник всеми силами достиг переднего края основной обороны в южном секторе Киевского укрепленного района. Надежды гитлеровцев на плечах наших отходящих частей с ходу ворваться в укрепрайон не сбылись.
175-я стрелковая дивизия заняла оборону юго-восточнее Белогородки, а отряд генерала Матыкина — у Днепра, в окрестностях хутора Мрыги. Командование фронта приказало генералу Рогозному передать эти соединения в состав укрепрайона, а корпусные части и 165-ю стрелковую дивизию переправить на восточный берег Днепра и совместно с 7-й мотострелковой дивизией организовать там оборону, чтобы не дать противнику форсировать реку южнее города.
Бои не стихали. Гарнизоны дотов 28-го отдельного пулеметного батальона укрепрайона и части 147-й стрелковой дивизии полковника Потехина одну за другой отбивали вражеские атаки. Действиями наших войск здесь руководили заместитель коменданта полковник Чернов и заместитель начальника штаба укрепрайона подполковник Лихов. Их видели на самых трудных участках.
Тем временем 26-я армия продолжала отражать натиск мощной вражеской группировки немцев, стремившейся к переправам через Днепр в районах Ржищева и Канева. Учитывая особо важное значение черкасского плацдарма, главком войск Юго-Западного направления приказал командующему фронтом выдвинуть к 3 августа в Черкассы только что сформированное из штаба 8-го механизированного корпуса управление новой, 38-й армии. Командующим армией был назначен отличившийся в боях командир этого корпуса генерал-лейтенант Д. И. Рябышев. Ему были подчинены дивизии, оборонявшие плацдарм и восточный берег Днепра южнее Черкасс.
Командование и штаб фронта пристально следили и за событиями на северо-западных подступах к Киеву.
Как мы и ожидали, фашисты здесь тоже подготовили удар, надеясь разделаться с нашей 5‑й армией и ее соседом слева — 27-м стрелковым корпусом, которые, нависая с севера и северо-востока над рвавшейся к Киеву вражеской группировкой, представляли для нее серьезную угрозу. Наступление гитлеровцы начали на стыке 5-й армии и 27-го стрелкового корпуса. Цель была ясна — отсечь войска нашего правого крыла от Днепра и окружить их на западном берегу реки в районе Коростеня. Это позволило бы врагу, обойдя Киев с севера, форсировать здесь Днепр, что сразу резко ухудшило бы оперативное положение наших войск на всем киевском направлении.
Командующему 6-й немецкой армией удалось создать в полосе наступления почти тройное превосходство в силах. Фашисты не жалели ни снарядов, ни бомб. Атаки продолжались непрерывно, но не сломили оборону советских дивизий. Лишь на отдельных участках враг продвинулся. Однако фашистские части не смогли глубоко проникнуть в тыл 5-й армии. На их пути вместе с частями 27-го корпуса не раз вставали подразделения железнодорожных войск и 4-й дивизии НКВД, охранявшей наши важные тыловые объекты.
Хочется еще раз добрым словом вспомнить воинов-железнодорожников. Ведь это были люди, казалось бы, далекие от боевых дел. Их задача ограничивалась восстановлением разрушенных железнодорожных путей. Но когда потребовалось, каждый из них показал себя отважным и умелым солдатом.
Железнодорожная летучка — небольшой состав из вагонов, оборудованных для ремонтных работ, — двигалась от Малина, когда показалась колонна фашистских танков и автомашин с мотопехотой. Командиру роты (она входила в 32-й отдельный железнодорожный батальон) старшему лейтенанту П. С. Лядскому никто не приказывал вступать в бой. Он действовал по своей инициативе. Это была та самая инициатива, которая так необходима в боевых условиях. Вместо того чтобы уйти от опасности, старший лейтенант повел состав навстречу вражеской колонне. Летучка, конечно, была сейчас же разбита снарядами вражеских танков, но железнодорожники успели спрыгнуть с платформ и занять оборону возле шоссе. Их была горстка, а вооружение — винтовки и гранаты. И все же они не отступили. Колонна остановилась, танки и мотопехота окружили железнодорожников. Командир роты Лядский, раненный в живот, продолжал руководить боем.
Узнав о случившемся, исполнявший обязанности командира 32-го батальона капитан К. И. Хайлюк посадил роту старшего лейтенанта В. И. Бондаренко на другую летучку и поспешил на помощь к окруженным. Вместе с ним отправились военком батальона В. С. Можаров и начальник штаба Т. К. Романенко. По дороге они наткнулись на фашистские танки. Эта летучка тоже была расстреляна в упор. С уцелевшими бойцами Хайлюк все же прорвался к окруженным. В распоряжении капитана оставалась лишь автодрезина с прицепом. Уложив на нее раненых, Хайлюк отправил их под охраной в Малин, а сам с оставшимися бойцами пытался пробиться на станцию Тетерев, чтобы соединиться с железнодорожным батальоном капитана В. К. Сушко. Не удалось. Тогда он вернулся и занял оборону на подступах к Малину, у железнодорожного моста через реку Тетерев. Обстановка была нелегкой: где свои, где противник — Хайлюку было неизвестно.
Приказав срочно готовить мост к взрыву, капитан попытался связаться со штабом бригады, но линия оказалась перерезанной. Лишь с боевым охранением, располагавшимся на станции Пенязевичи, связь пока еще действовала. Вскоре оттуда сообщили: «На подходе фашистские танки и мотопехота, ведем бой». В телефонной трубке слышался треск автоматных очередей и грохот рвущихся снарядов. Связь прервалась. Хайлюк выслал на станцию разведку. Начальник разведывательной группы доложил, что последние бойцы и командиры боевого охранения геройски погибли, отражая атаки вражеских танков и мотопехоты.
Через некоторое время фашисты приблизились к отряду Хайлюка, обрушив на него лавину огня. Железнодорожники взорвали мост и с коротких дистанций пустили в ход противотанковые ружья. Танки вспыхнули дымными кострами.
Противник не ожидал такого отпора и откатился. Потом фашисты обошли разрушенный мост, форсировали реку. Заняв круговую оборону, железнодорожники продолжали борьбу. Кругом был лес. Укрываясь за деревьями, фашисты временами подбирались вплотную к позициям отряда. Танки и автоматчики бросались на реденькую цепь советских бойцов, но каждый раз откатывались, оставляя подожженные машины и убитых.
К вечеру военком батальона Василий Можаров погиб в рукопашной схватке, а капитана Хайлюка, тяжело контуженного, в бессознательном состоянии принесли в путевую железнодорожную будку, где лежали остальные раненые. Когда наступила темнота, начальник штаба Романенко, взявший на себя командование, решил прорываться. Раненых понесли на руках. Но старший лейтенант Лядский попросил оставить его: малейшее сотрясение причиняло ему нестерпимую боль. Он подозвал Романенко, попросил его слабеющим голосом:
— Товарищ капитан, положите рядом со мной автомат и проверьте, есть ли патроны в диске. Гранаты свяжите вместе.
Поняв, что живым старшего лейтенанта все равно не донести, товарищи молча собрали несколько гранат, связали, проверили запалы. Связку положили возле правой руки умиравшего, рядом с его автоматом.
Взглянув на начальника штаба, Лядский глазами указал на грудь. Романенко понял. Он расстегнул карман гимнастерки и бережно достал партийный билет и удостоверение личности. Лядский благодарно кивнул. Романенко повел бойцов в атаку. Штыками и гранатами они проложили себе путь.
Когда отряд уже был в безопасности, издалека донеслась стрельба. В беспрерывном треске автоматов различались редкие короткие очереди: стрелявший берег патроны. Потом перестрелка стихла. А через минуту послышался глухой взрыв. Романенко снял пилотку, бойцы последовали его примеру.
— Да, если умирать, то только так: человеком! — тихо произнес кто-то. Бойцы зашагали вперед.
В штабе фронта мы узнали об этом от самих участников боя. И рассказ их во всех подробностях запал мне в сердце.
С таким же упорством и героизмом сражались все подразделения, оказавшиеся на пути прорвавшихся вражеских частей. В результате фашистским войскам так и не удалось выполнить приказ своего командования — выйти к Днепру и отрезать нашу 5-ю армию от остальных сил Юго-Западного фронта.
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ШТУРМ
Рыков расспросил о моей семье. Узнав, что она эвакуировалась в Ташкент, он что-то записал себе в блокнот. Я тогда не придал этому значения. И только впоследствии, из письма жены, узнал, что молодая супруга дивизионного комиссара Нина Мартиросовна, проживавшая в то время в Ташкенте, приняла на себя некоторые хлопоты по устройству и обеспечению моей семьи на новом месте.
Когда Рыков закончил расспрашивать меня, он взял проект боевого приказа войскам 26-й армии. Прочитал его. Прочитал еще раз. Задумался. Потом быстро поставил свою подпись.
— Это хорошо, что приказ носит не столько оперативный, сколько политический характер. Он призывает людей во что бы то ни стало не допустить врага к Днепру. Каждый боец и командир должен проникнуться мыслью: для нас места за Днепром нет. И вот эту мысль и понесут в массы наши политработники и коммунисты.
Собравшись уходить, я все же спросил, неужели он не помнит меня. Рыков засмеялся, крепко обнял меня.
— Конечно узнал, Иван Христофорович, и очень обрадовался, увидев тебя. Но дело прежде всего. Вот немного полегчает на фронте — по-настоящему отметим нашу встречу.
Этот обаятельный, жизнерадостный человек своим организаторским талантом и неистощимой душевной чуткостью сразу завоевал всеобщую любовь. Ни одного вопроса он не решал равнодушно, всегда старался вникнуть в существо дела. Это был руководитель деятельный и инициативный.
Стойкость наших войск, непрерывные контрудары, которые они наносили противнику на подступах к Киеву, срывали планы фашистского командования. Во время июльских боев генерал Гальдер отметил в своем дневнике: «Операция группы армий „Юг“ все больше теряет свою форму… На северном участке фронта группы армий оказывается скованным значительно больше сил, чем это было бы желательно».
Гитлеровское командование торопило свои войска наступать на Киев с юго-запада. 6-я немецкая армия дополнительно получает семь дивизий: три — из резерва, четыре — из группы генерала Шведлера, наступавшей южнее Киева. Командующий армией генерал Рейхенау перегруппировывает свои силы. В ударную группу, нацеленную на юго-западную окраину города, вводится сильный по своему составу 29-й армейский корпус. Сюда спешно перебрасываются соединения из второго оперативного эшелона.
Всего на подступах к Киеву противник к концу июля сосредоточил свыше 20 дивизий.
Готовя новый удар, немецко-фашистское командование рассчитывало не только овладеть Киевом, но и, отрезав нашу 5-ю армию от Днепра, соединиться с мозырской группировкой группы армий «Центр». Об этом свидетельствует запись в дневнике Гальдера от 20 июля:
«Операция войск Рейхенау должна преследовать цель оттеснения противника от р. Днепр. 25 и 26.7 будет возможно установить взаимодействие с 35-м армейским корпусом, действующим в районе Мозырь». Однако осуществить этот замысел противнику помешала армия Потапова. Поэтому десять дней спустя, как пишет генерал гитлеровской армии А. Филиппи, главное командование немецких сухопутных войск вновь подтвердило прежнюю задачу: «Вести наступление 6-й армии против действующей в болотистой местности северо-западнее Киева 5-й армии русских с таким расчетом, чтобы воспрепятствовать отходу последней на северный берег р. Припять и уничтожить ее западнее р. Днепр».
Несмотря на то, что противник сосредоточил огромные силы, каждый шаг вперед давался ему большой ценой. Он терял солдат, технику и, по существу, топтался на месте. Перед Коростеньским и Киевским укрепрайонами до конца июля враг вообще не продвинулся. А к югу от Киева значительные силы 6-й армии и 1-й танковой группы противника увязли в изнурительных боях. Наша 26-я армия успешно отбила здесь все попытки гитлеровцев прорваться к переправам через Днепр у Ржищева и Канева. Линия фронта под Киевом оставалась довольно стабильной. Она пролегала в 15 — 20 километрах к югу от железнодорожной линии Киев — Коростень, тянулась к реке Ирпень, шла по ее левому берегу, далее огибала Васильков, Богуслав, Медвин, Смелу.
Мы понимали, что враг не смирится с этим. Разведка доносила о сосредоточении его сил к северу от Белой Церкви. Здесь уже отмечалось до семи фашистских дивизий. Наши войска были предупреждены об этом и готовились к отпору. 30 июля противник нанес удар. Особенно тяжело пришлось 64-му стрелковому корпусу, прикрывавшему шоссе Белая Церковь — Киев: здесь наступало до пяти вражеских дивизий. Во второй половине дня генерал 3. 3. Рогозный, начальник штаба, временно командовавший корпусом, доложил, что атакован превосходящими силами противника. Главный удар враг наносит в центре корпуса. Над нашими оборонительными позициями непрерывно висят 25 — 30 бомбардировщиков. Массированные удары авиации и артиллерии нарушили связь. Наши войска оказали ожесточенное сопротивление, но, к сожалению, управление частями 165-й стрелковой дивизии нарушено, фронт прорван. Несмотря на это, отдельные части дивизии продолжают упорно удерживать свои позиции, хотя противник, вклинившись в глубину обороны, атакует их с тыла.
К полуночи 30 июля мы имели вполне ясное представление о положении соединений корпуса. Как выяснилось, главный удар трех фашистских дивизий пришелся по стыку 165-й и 175-й стрелковых дивизий на узком фронте Пинчуки, Винницкие Ставы. Именно здесь, вдоль шоссе Белая Церковь — Киев, противник стремился прорваться в город с юга. Нераспорядительность командира 165-й стрелковой дивизии, выпустившего из рук управление частями, привела к тяжелым последствиям. Несколько батальонов оказались отрезанными от главных сил и теперь вели бой в окружении.
Когда начальник штаба фронта доложил об этом командующему, тот покосился на меня:
— Опять этот ваш коллега по коннице. То как черепаха переправлялся через Днепр, а теперь совсем выпустил вожжи. Напрасно мы не заменили его более решительным командиром.
Генерал Рогозный обратился к командующему фронтом с просьбой разрешить отвести корпус на заранее подготовленный рубеж. Кирпонос долго думал над картой. Наконец сказал генералу Тупикову:
— Корпусу теперь не восстановить прежнего положения. Но и допустить его отхода нельзя. Надо помочь ему удержаться на нынешних рубежах.
— Да, — согласился начальник штаба. — Но потребуем от Рогозного, чтобы он помог окруженным батальонам пробиться к своим. Они же всего в двух-трех километрах. Пусть воспользуются ночной темнотой. Корпусу надо держаться. Отход его на тыловой рубеж сразу откроет противнику дорогу к днепровским переправам.
Но чем помочь корпусу?
Вызвали командующего ВВС. Кирпонос приказал ему бросить на поддержку и прикрытие частей корпуса возможно больше штурмовиков и истребителей.
В третьем часу ночи мы передали командиру корпуса распоряжение: стойко держаться на занимаемых позициях, не допуская дальнейшего продвижения противника к переправам на Днепре. Сообщили, что в его распоряжение из Киева высылаются два бронепоезда, а с утра корпус будет поддержан фронтовой авиацией.
К сожалению, положение на этом важном для нас направлении с каждым часом ухудшалось. Нащупав слабое место в нашей обороне, фашисты навалились крупными силами. Разобщенные части 165-й стрелковой дивизии к утру 31 июля были оттеснены на северо-восток. Это открыло фланг соседней 175-й стрелковой дивизии, вынудило и ее отойти, чтобы избежать разгрома.
К 1 августа противник к наступавшим здесь 71-й и 95-й немецким пехотным дивизиям присоединил новые силы. Под усилившимся натиском части 64-го корпуса стали с боями отходить к позициям Киевского укрепрайона. Сражаясь за каждую пядь земли, отступал и небольшой отряд генерала Матыкина.
По донесениям, которые мы регулярно получали из корпуса, можно было судить о величайшей самоотверженности наших бойцов и командиров. Особенной стойкостью отличились части 175-й стрелковой дивизии полковника С. М. Гловацкого, сформированной на территории Кабардино-Балкарии. Люди дрались до последней капли крови. Командир 1-го батальона 632-го стрелкового полка капитан Г. М. Маженков, будучи ранен, продолжал руководить боем. По примеру командира никто из раненых, способных держать оружие, не покинул своего поста. На батальон двинулись 15 фашистских танков, за ними — густые цепи пехоты. Красноармейцы мужественно встретили врага. Недосчитавшись четырех танков, гитлеровцы и на этот раз откатились.
Комиссар Киевского укрепрайона И. Ф. Евдокимов, наблюдавший эти бои, тоже дал высокую оценку действиям 632-го стрелкового полка. Восторженно рассказывал он о расчете одного из орудий, которое своим огнем прикрывало мост через реку Ирпень. Артиллеристы подбили танк, рассеяли следовавшую за ним пехоту. Гитлеровцы бросились в обход. Они лезли и лезли. Вот уже перебрались на левый берег. Наши подразделения отошли на более выгодный рубеж. Орудие оставалось на прежнем месте — артиллеристы прикрывали отход. Закрепившиеся на новых позициях пехотинцы открыли огонь по врагу, чтобы дать возможность оттянуться подразделению, обеспечивавшему отход. Командир батареи лейтенант Муравьев послал ездовых вывезти орудие и его отважный расчет. Конная упряжка помчалась к огневой позиции. Орудие все стреляло, хотя в живых остался один наводчик И. П. Федюнин. Вокруг огневой позиции — фонтаны разрывов. Упал и наводчик — ранен в ноги. Замолкло орудие. Ездовые торопят лошадей. Они видят, как Федюнин ползает среди погибших товарищей, собирает ручные гранаты. Не успели ездовые: к орудию устремились фашисты, сгрудились над истекающим кровью наводчиком. И тогда раздался взрыв. Ценою жизни Федюнин уничтожил с десяток вражеских солдат. Переполох, вызванный взрывом, помог ездовым отойти к своим.
Прикрывая отход товарищей, пулеметчик из этого полка Ф. Н. Марков сражался до последнего вздоха. Погиб его помощник, сам он был тяжело ранен, но пулемет бил и бил, не давая фашистам поднять головы.
Левее 64-го стрелкового корпуса стойко оборонялись соединения 26-й армии, и здесь бойцы, командиры и политработники проявляли величайшее мужество. Нередко подразделения оказывались во вражеском кольце. Но и тогда они продолжали драться, пока не пробивались к своим или не погибали в бою.
Огромной силы удар выдержала 227-я стрелковая дивизия, на одном из участков которой наступала вражеская мотодивизия, поддержанная 50 танками и большой группой бомбардировщиков. Наши части успешно отразили натиск врага. Огонь по танкам вела вся артиллерия, в том числе и зенитная. В донесениях было упомянуто имя лейтенанта П. Н. Прокофьева. Бойцы и командиры его батареи, выдвинув орудия на прямую наводку, отразили несколько атак, уничтожили 6 вражеских танков.
Превосходство в силах не помогло фашистам сбросить соединения 26-й армии в Днепр, как того требовало гитлеровское командование. Наши войска удержали плацдарм на левом берегу.
Снова в эти трудные дни самоотверженно помогали наземным войскам наши летчики.
На моих глазах 1 августа разгорелся воздушный бой на северо-западных подступах к Киеву. Наша машина медленно двигалась, объезжая воронки, когда показались вражеские самолеты. Дорога опустела: машины и люди пытались укрыться в лесопосадках. Я очень спешил, поэтому мы решили проскочить. Может, повезет? Взглянул на небо. На небольшой высоте прямо на нас со зловещим гулом надвигалась армада «юнкерсов». Я насчитал около 50 самолетов. Было страшно представить, что через несколько минут они весь свой смертоносный груз обрушат на город.
Казалось, ничем не остановить хищную стаю. В бессильном гневе следим за ней взглядом. Но что это? На пути самолетов вспыхнули белые комочки разрывов зенитных снарядов. Боевой порядок воздушной эскадры несколько расстроился. И в это время, как молния в тучу, в фашистскую стаю врезалась небольшая группа наших истребителей. Падает первый «юнкерс», второй, третий… За короткое время 16 вражеских самолетов горящими факелами рухнули вниз. Остальные в беспорядке повернули назад.
Следующую схватку я наблюдал в небе над днепровскими мостами. Здесь фашистские бомбардировщики шли уже под прикрытием «мессершмиттов». Наперерез врагу вылетело несколько наших истребителей. Они рассекли строй бомбардировщиков и стали расстреливать их почти в упор. Фашистские истребители кинулись на выручку «юнкерсам». Но их перехватила тройка юрких «мигов». Наши летчики действовали стремительно, дерзко, смело шли в лобовые атаки. Бешеная воздушная схватка длилась недолго. У фашистов сдали нервы. Сначала один, а за ним и остальные повернули на запад.
Я спросил начальника штаба военно-воздушных сил фронта генерал-майора Я. С. Шкурина, откуда эти летчики, которые так здорово дрались над мостами. Он сказал, что они из 36-й авиационной дивизии ПВО полковника В. В. Зеленцова, и добавил, что наши летчики уже привыкли к таким неравным схваткам.
Лишь к 3 августа противник всеми силами достиг переднего края основной обороны в южном секторе Киевского укрепленного района. Надежды гитлеровцев на плечах наших отходящих частей с ходу ворваться в укрепрайон не сбылись.
175-я стрелковая дивизия заняла оборону юго-восточнее Белогородки, а отряд генерала Матыкина — у Днепра, в окрестностях хутора Мрыги. Командование фронта приказало генералу Рогозному передать эти соединения в состав укрепрайона, а корпусные части и 165-ю стрелковую дивизию переправить на восточный берег Днепра и совместно с 7-й мотострелковой дивизией организовать там оборону, чтобы не дать противнику форсировать реку южнее города.
Бои не стихали. Гарнизоны дотов 28-го отдельного пулеметного батальона укрепрайона и части 147-й стрелковой дивизии полковника Потехина одну за другой отбивали вражеские атаки. Действиями наших войск здесь руководили заместитель коменданта полковник Чернов и заместитель начальника штаба укрепрайона подполковник Лихов. Их видели на самых трудных участках.
Тем временем 26-я армия продолжала отражать натиск мощной вражеской группировки немцев, стремившейся к переправам через Днепр в районах Ржищева и Канева. Учитывая особо важное значение черкасского плацдарма, главком войск Юго-Западного направления приказал командующему фронтом выдвинуть к 3 августа в Черкассы только что сформированное из штаба 8-го механизированного корпуса управление новой, 38-й армии. Командующим армией был назначен отличившийся в боях командир этого корпуса генерал-лейтенант Д. И. Рябышев. Ему были подчинены дивизии, оборонявшие плацдарм и восточный берег Днепра южнее Черкасс.
Командование и штаб фронта пристально следили и за событиями на северо-западных подступах к Киеву.
Как мы и ожидали, фашисты здесь тоже подготовили удар, надеясь разделаться с нашей 5‑й армией и ее соседом слева — 27-м стрелковым корпусом, которые, нависая с севера и северо-востока над рвавшейся к Киеву вражеской группировкой, представляли для нее серьезную угрозу. Наступление гитлеровцы начали на стыке 5-й армии и 27-го стрелкового корпуса. Цель была ясна — отсечь войска нашего правого крыла от Днепра и окружить их на западном берегу реки в районе Коростеня. Это позволило бы врагу, обойдя Киев с севера, форсировать здесь Днепр, что сразу резко ухудшило бы оперативное положение наших войск на всем киевском направлении.
Командующему 6-й немецкой армией удалось создать в полосе наступления почти тройное превосходство в силах. Фашисты не жалели ни снарядов, ни бомб. Атаки продолжались непрерывно, но не сломили оборону советских дивизий. Лишь на отдельных участках враг продвинулся. Однако фашистские части не смогли глубоко проникнуть в тыл 5-й армии. На их пути вместе с частями 27-го корпуса не раз вставали подразделения железнодорожных войск и 4-й дивизии НКВД, охранявшей наши важные тыловые объекты.
Хочется еще раз добрым словом вспомнить воинов-железнодорожников. Ведь это были люди, казалось бы, далекие от боевых дел. Их задача ограничивалась восстановлением разрушенных железнодорожных путей. Но когда потребовалось, каждый из них показал себя отважным и умелым солдатом.
Железнодорожная летучка — небольшой состав из вагонов, оборудованных для ремонтных работ, — двигалась от Малина, когда показалась колонна фашистских танков и автомашин с мотопехотой. Командиру роты (она входила в 32-й отдельный железнодорожный батальон) старшему лейтенанту П. С. Лядскому никто не приказывал вступать в бой. Он действовал по своей инициативе. Это была та самая инициатива, которая так необходима в боевых условиях. Вместо того чтобы уйти от опасности, старший лейтенант повел состав навстречу вражеской колонне. Летучка, конечно, была сейчас же разбита снарядами вражеских танков, но железнодорожники успели спрыгнуть с платформ и занять оборону возле шоссе. Их была горстка, а вооружение — винтовки и гранаты. И все же они не отступили. Колонна остановилась, танки и мотопехота окружили железнодорожников. Командир роты Лядский, раненный в живот, продолжал руководить боем.
Узнав о случившемся, исполнявший обязанности командира 32-го батальона капитан К. И. Хайлюк посадил роту старшего лейтенанта В. И. Бондаренко на другую летучку и поспешил на помощь к окруженным. Вместе с ним отправились военком батальона В. С. Можаров и начальник штаба Т. К. Романенко. По дороге они наткнулись на фашистские танки. Эта летучка тоже была расстреляна в упор. С уцелевшими бойцами Хайлюк все же прорвался к окруженным. В распоряжении капитана оставалась лишь автодрезина с прицепом. Уложив на нее раненых, Хайлюк отправил их под охраной в Малин, а сам с оставшимися бойцами пытался пробиться на станцию Тетерев, чтобы соединиться с железнодорожным батальоном капитана В. К. Сушко. Не удалось. Тогда он вернулся и занял оборону на подступах к Малину, у железнодорожного моста через реку Тетерев. Обстановка была нелегкой: где свои, где противник — Хайлюку было неизвестно.
Приказав срочно готовить мост к взрыву, капитан попытался связаться со штабом бригады, но линия оказалась перерезанной. Лишь с боевым охранением, располагавшимся на станции Пенязевичи, связь пока еще действовала. Вскоре оттуда сообщили: «На подходе фашистские танки и мотопехота, ведем бой». В телефонной трубке слышался треск автоматных очередей и грохот рвущихся снарядов. Связь прервалась. Хайлюк выслал на станцию разведку. Начальник разведывательной группы доложил, что последние бойцы и командиры боевого охранения геройски погибли, отражая атаки вражеских танков и мотопехоты.
Через некоторое время фашисты приблизились к отряду Хайлюка, обрушив на него лавину огня. Железнодорожники взорвали мост и с коротких дистанций пустили в ход противотанковые ружья. Танки вспыхнули дымными кострами.
Противник не ожидал такого отпора и откатился. Потом фашисты обошли разрушенный мост, форсировали реку. Заняв круговую оборону, железнодорожники продолжали борьбу. Кругом был лес. Укрываясь за деревьями, фашисты временами подбирались вплотную к позициям отряда. Танки и автоматчики бросались на реденькую цепь советских бойцов, но каждый раз откатывались, оставляя подожженные машины и убитых.
К вечеру военком батальона Василий Можаров погиб в рукопашной схватке, а капитана Хайлюка, тяжело контуженного, в бессознательном состоянии принесли в путевую железнодорожную будку, где лежали остальные раненые. Когда наступила темнота, начальник штаба Романенко, взявший на себя командование, решил прорываться. Раненых понесли на руках. Но старший лейтенант Лядский попросил оставить его: малейшее сотрясение причиняло ему нестерпимую боль. Он подозвал Романенко, попросил его слабеющим голосом:
— Товарищ капитан, положите рядом со мной автомат и проверьте, есть ли патроны в диске. Гранаты свяжите вместе.
Поняв, что живым старшего лейтенанта все равно не донести, товарищи молча собрали несколько гранат, связали, проверили запалы. Связку положили возле правой руки умиравшего, рядом с его автоматом.
Взглянув на начальника штаба, Лядский глазами указал на грудь. Романенко понял. Он расстегнул карман гимнастерки и бережно достал партийный билет и удостоверение личности. Лядский благодарно кивнул. Романенко повел бойцов в атаку. Штыками и гранатами они проложили себе путь.
Когда отряд уже был в безопасности, издалека донеслась стрельба. В беспрерывном треске автоматов различались редкие короткие очереди: стрелявший берег патроны. Потом перестрелка стихла. А через минуту послышался глухой взрыв. Романенко снял пилотку, бойцы последовали его примеру.
— Да, если умирать, то только так: человеком! — тихо произнес кто-то. Бойцы зашагали вперед.
В штабе фронта мы узнали об этом от самих участников боя. И рассказ их во всех подробностях запал мне в сердце.
С таким же упорством и героизмом сражались все подразделения, оказавшиеся на пути прорвавшихся вражеских частей. В результате фашистским войскам так и не удалось выполнить приказ своего командования — выйти к Днепру и отрезать нашу 5-ю армию от остальных сил Юго-Западного фронта.
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ШТУРМ
Фашисты не сумели на плечах отходивших дивизий 64-го стрелкового корпуса прорваться к Киеву. Тогда они подтянули тяжелую артиллерию, сосредоточили на узком фронте ударную группировку генерала Обстфельдера в составе более четырех дивизий, усиленных значительным количеством танков, и 4 августа возобновили наступление на Киевский укрепрайон с юго-запада и юга. На поддержку своих сухопутных частей генерал Рейхенау бросил довольно сильную группировку бомбардировщиков. Стремясь помочь ударной группе Обстфельдера, он приказал начать атаки и на остальных участках обороны Киева.
Гитлеровцы основательно подготовились к штурму. Фашистское командование ничего не жалело, чтобы овладеть столицей Украины. Ни днем, ни ночью не затихала канонада. Мощные авиационные налеты следовали один за другим. Враг не скупился на бомбы и снаряды. Позже из немецких документов нам стало известно, что для штурма Киева немцы заготовили в Ровно свыше четырех тысяч тонн боеприпасов, в том числе большое количество бетонобойных артиллерийских снарядов.
Наиболее яростные атаки фашисты предприняли на фронте Юровка, Мрыги против частей 175-й и 147-й стрелковых дивизий, сводного отряда генерала Ф. Н. Матыкина и позиций 28-го отдельного пулеметного батальона капитана И. Е. Кипоренко. Вклинившись на стыке стрелковых дивизий в расположение нашей обороны, фашисты окружили несколько дотов, но их гарнизоны продолжали стойко сражаться. Тяжело пришлось 147-й стрелковой дивизии, оказавшейся на направлении главного вражеского удара. Комендант укрепрайона бросил на поддержку изнемогавшим в неравном бою бойцам ее правофлангового 600-го стрелкового полка свой резерв — 132-й танковый полк (около тысячи человек без танков). Противника остановили. Но в полдень начальник штаба укрепленного района генерал-майор А. А. Мартьянов (бывший начальник штаба 4-го мехкорпуса, с 19 июля сменивший подполковника Епифанова) доложил генералу Тупикову, что гитлеровцы бросили в атаку свежие силы, на этот раз против левофлангового 640-го полка 147-й стрелковой дивизии и отряда генерала Матыкина. Командующий фронтом приказал выдвинуть на помощь Матыкину, подразделения которого оказались в особенно тяжелом положении, находившуюся в резерве 2-ю воздушно-десантную бригаду подполковника К. Ф. Штейна. Бои все чаще завершались рукопашными схватками. Вражеские части, наступавшие вдоль правого берега Днепра, были остановлены, но западнее противнику удалось захватить Виту-Почтовую, Чабаны. Упорные бои завязались за Лесники, Хотив, Гатное и Юровку.
Комендант укрепрайона приказал немедленно выбить прорвавшиеся части фашистов. Командиры 147-й и 175-й стрелковых дивизий С. К. Потехин и С. М. Гловацкий под огнем вражеской артиллерии объезжали полки, создавая ударные группы для контратаки. Почти все политработники находились на переднем крае. Начальник политотдела 175-й стрелковой дивизии батальонный комиссар Кирилл Васильевич Штанев в сопровождении молодого комиссара 632-го стрелкового полка Георгия Павловича Пираторова обходил батальоны, разъясняя стрелкам, артиллеристам, саперам, как важно быстрее прийти на помощь окруженным в дотах боевым товарищам.
Вечером 632-й стрелковый полк дивизии Гловацкого, 600-й и 640-й стрелковые полки дивизии Потехина поднялись в решительную контратаку. Когда под ураганным огнем противника движение замедлилось, вперед бросились командиры и комиссары полков, увлекая за собой подчиненных. Вслед за пехотинцами вручную катили свои орудия артиллеристы. Они били прямой наводкой по вражеским огневым точкам. В донесениях особенно отмечался артиллерийский расчет старшего сержанта Сергея Ивановича Редько, человека решительного и находчивого. Его орудие всегда оказывалось в самом нужном месте и било без промаху.
Командир 630-го легкоартиллерийского полка 175-й стрелковой дивизии майор Иван Семенович Булейко двигался со своими связистами в первой линии контратакующих, на ходу управляя действиями артиллеристов. Вместе с ним оказался рассудительный и спокойный военком штаба дивизии Анатолий Алексеевич Третьяков. Они так увлеклись, что не заметили, как оторвались от своих. Чудом пробились из вражеского кольца.
Гитлеровцы основательно подготовились к штурму. Фашистское командование ничего не жалело, чтобы овладеть столицей Украины. Ни днем, ни ночью не затихала канонада. Мощные авиационные налеты следовали один за другим. Враг не скупился на бомбы и снаряды. Позже из немецких документов нам стало известно, что для штурма Киева немцы заготовили в Ровно свыше четырех тысяч тонн боеприпасов, в том числе большое количество бетонобойных артиллерийских снарядов.
Наиболее яростные атаки фашисты предприняли на фронте Юровка, Мрыги против частей 175-й и 147-й стрелковых дивизий, сводного отряда генерала Ф. Н. Матыкина и позиций 28-го отдельного пулеметного батальона капитана И. Е. Кипоренко. Вклинившись на стыке стрелковых дивизий в расположение нашей обороны, фашисты окружили несколько дотов, но их гарнизоны продолжали стойко сражаться. Тяжело пришлось 147-й стрелковой дивизии, оказавшейся на направлении главного вражеского удара. Комендант укрепрайона бросил на поддержку изнемогавшим в неравном бою бойцам ее правофлангового 600-го стрелкового полка свой резерв — 132-й танковый полк (около тысячи человек без танков). Противника остановили. Но в полдень начальник штаба укрепленного района генерал-майор А. А. Мартьянов (бывший начальник штаба 4-го мехкорпуса, с 19 июля сменивший подполковника Епифанова) доложил генералу Тупикову, что гитлеровцы бросили в атаку свежие силы, на этот раз против левофлангового 640-го полка 147-й стрелковой дивизии и отряда генерала Матыкина. Командующий фронтом приказал выдвинуть на помощь Матыкину, подразделения которого оказались в особенно тяжелом положении, находившуюся в резерве 2-ю воздушно-десантную бригаду подполковника К. Ф. Штейна. Бои все чаще завершались рукопашными схватками. Вражеские части, наступавшие вдоль правого берега Днепра, были остановлены, но западнее противнику удалось захватить Виту-Почтовую, Чабаны. Упорные бои завязались за Лесники, Хотив, Гатное и Юровку.
Комендант укрепрайона приказал немедленно выбить прорвавшиеся части фашистов. Командиры 147-й и 175-й стрелковых дивизий С. К. Потехин и С. М. Гловацкий под огнем вражеской артиллерии объезжали полки, создавая ударные группы для контратаки. Почти все политработники находились на переднем крае. Начальник политотдела 175-й стрелковой дивизии батальонный комиссар Кирилл Васильевич Штанев в сопровождении молодого комиссара 632-го стрелкового полка Георгия Павловича Пираторова обходил батальоны, разъясняя стрелкам, артиллеристам, саперам, как важно быстрее прийти на помощь окруженным в дотах боевым товарищам.
Вечером 632-й стрелковый полк дивизии Гловацкого, 600-й и 640-й стрелковые полки дивизии Потехина поднялись в решительную контратаку. Когда под ураганным огнем противника движение замедлилось, вперед бросились командиры и комиссары полков, увлекая за собой подчиненных. Вслед за пехотинцами вручную катили свои орудия артиллеристы. Они били прямой наводкой по вражеским огневым точкам. В донесениях особенно отмечался артиллерийский расчет старшего сержанта Сергея Ивановича Редько, человека решительного и находчивого. Его орудие всегда оказывалось в самом нужном месте и било без промаху.
Командир 630-го легкоартиллерийского полка 175-й стрелковой дивизии майор Иван Семенович Булейко двигался со своими связистами в первой линии контратакующих, на ходу управляя действиями артиллеристов. Вместе с ним оказался рассудительный и спокойный военком штаба дивизии Анатолий Алексеевич Третьяков. Они так увлеклись, что не заметили, как оторвались от своих. Чудом пробились из вражеского кольца.