Страница:
На другой стене висело несколько часов, показывающих время в разных мировых столицах. Очевидно, это подчеркивало глобальный размах компании «Ренард стратиджик комьюникейшнз интернейшнл». К примеру, где-нибудь в Джакарте запросто могло быть четыре часа утра, но сей факт ни в коем случае не остался бы незамеченным здесь, в штаб-квартире этой планетарной сети.
Все это Флоренс успела заметить, пока Рик Ренард с улыбкой вставал из-за своего стола, протягивая ей руку.
— Мисс Фарфалетти, — сказал он, произнося ее имя с таким глубоким значением, как будто важнее этого имени не было ничего на свете.
Он изо всех сил старался не пялиться на нее, однако не сразу смог отвести взгляд от столь неожиданной красоты, посетившей его. Она вдруг напомнила ему о том итальянском художнике… Как там его зовут? (Нет, надо непременно поработать над своей памятью. Имена всегда производят сильное впечатление на определенный тип клиентов.) Моди… что-то. Тот, который рисовал женщин с головками слегка набок и с таким взглядом, как будто они умоляют художника: «Ну переспи со мной, ну пожалуйста». Иногда они были обнажены, и от этого у Ренарда возникало непреодолимое желание оказаться в той самой художественной мастерской в тот момент, когда краски на полотне еще не успели высохнуть.
— Мистер Ренард?
— О, простите меня. Что-то я вдруг задумался. Мы с вами раньше нигде не встречались, мисс Фарфалетти?
— Нет. Но я ваша большая поклонница.
— Фарфалетти, — задумчиво произнес он. — Это у нас…
— Финская фамилия.
Ренард улыбнулся. Правило номер один: всегда улыбайся шуткам возможного клиента.
— А я чуть не сказал — датская.
— С итальянского это можно перевести как «маленькая бабочка».
— Это фамилия вашего мужа?
— Нет, мистер Ренард.
— Хорошо… Итак, чем я могу вам помочь? По телефону вы сказали, что ваше дело имеет какое-то отношение к Ближнему Востоку, — Рик с величавой небрежностью повел рукой в сторону своей «Стены циферблатов», один из которых показывал время в Дубай. — В этом регионе у нас несколько филиалов.
— Мистер Ренард, — улыбнулась Флоренс, — у вас несколько пунктов пересылки почты «в этом регионе». Обыкновенные почтовые ящики. Их вряд ли можно назвать филиалами.
Рик слегка покраснел.
— Н-да… — произнес он. — Хотя при нынешних средствах коммуникации — кому они нужны, эти офисы? Но могу вас заверить, у нас имеются связи в тех краях. У меня вот как раз сегодня утром был телефонный разговор с Дубай.
— Да? И что там в Дубай?
— Ну вы, разумеется, понимаете — я не могу говорить о конкретных клиентах. Однако, думаю, будет уместным сказать, что ситуация там сейчас не самая радостная. Хотя что там вообще может быть радостного, в тех краях?
— А вы все еще работаете на правительство Северной Кореи?
— Нет, мисс Фарфалетти. Это был разовый проект. И я согласился на него еще до всей этой японской шумихи.
— Вы имеете в виду шумиху вокруг едва не случившегося ракетного удара по Японии?
Ренард неловко откашлялся и сказал:
— В настоящий момент у меня нет деловых связей с правительством Северной Кореи.
— А не напомните — как тот скандал назвали в газетах? Кажется — «Поле мучеников»?
— Мне не было известно, что это поле для гольфа создавалось с использованием так называемого рабского труда, — пожал плечами Рик. — Рабство — это ведь относительное понятие, не так ли?
— Ну не совсем.
— Меня просто попросили организовать турнир по гольфу с участием больших звезд для развития взаимопонимания между народами и мирного сосуществования. В тот момент я не видел в этом ничего плохого… Стал бы я заниматься этим опять? — Рик снова пожал плечами. — Скорее всего нет. Однако моя работа ведь не в том, чтобы решать — кто из моих клиентов хороший человек, а кто плохой. Мне кажется, я просто должен доносить до широкой общественности то, что мои клиенты хотят сказать миру. Такова стратегическая задача стратегического планирования… Послушайте, — улыбнулся он. — Неужели вы пришли ко мне, чтобы обсудить проблемы гольфа в Северной Корее?
— Нет. Я пришла к вам, потому что хочу добиться постоянной стабильности на Ближнем Востоке.
— Хм, — задумчиво кивнул Ренард с таким видом, как будто у него попросили свежих идей для продвижения на рынок новой зубной пасты. — И о каком бюджете может идти речь?
— Деньги в данном случае не самое важное. В разумных пределах, конечно.
— Мой опыт, мисс Фарфалетти, подсказывает, что этот «разумный предел» всегда как раз и является самым важным звеном.
Флоренс положила свой кейс на стол Ренарда и лихо щелкнула сверкающими замками. В кейсе лежали две пачки новеньких тысячедолларовых купюр. Она вынула их оттуда и положила на стол.
Ренард постарался взять себя в руки.
— Вы сказали, что работаете…
— На правительство Соединенных Штатов.
— О-о…
— Вы всегда бываете так разочарованы, когда клиент выкладывает на ваш стол двести тысяч долларов наличными?
— Нет-нет, что вы. Тот внутренний ребенок, о котором мне постоянно твердит мой психоаналитик, определенно скачет от радости. Так о чем конкретно вы говорили? Какая стабильность вас интересует? И, позвольте спросить, какой сектор нашего замечательного правительства вы представляете?
— Госдепартамент.
— Понятно… Значит, ЦРУ. Чудесно. Я ваш большой поклонник. Ваши коллеги мне здорово помогли в Северной Корее, когда на том чертовом поле для гольфа взорвалась мина.
— Я не говорила, что работаю в ЦРУ, мистер Ренард.
— Нет, не говорили. Хорошо. Значит, я теперь буду работать на Госдеп. Ага.
— И вы, разумеется, понимаете, насколько это все должно быть конфиденциально.
— Мисс Фарфалетти, у нас в «Ренард стратиджик комьюникейшнз» умеют хранить секреты.
— Это звучит весьма обнадеживающе, мистер Ренард.
— Ну что ж, — Ренард улыбнулся, взял со стола обе пачки и, как бы играя, слегка подбросил. — Всегда мечтал послужить Родине.
— Приятно иметь дело с таким патриотом, мистер Ренард.
— Когда Родина зовет, ей ведь не скажешь: «Извини, что-то у меня плохо со слухом».
Глава пятая
Глава шестая
Все это Флоренс успела заметить, пока Рик Ренард с улыбкой вставал из-за своего стола, протягивая ей руку.
— Мисс Фарфалетти, — сказал он, произнося ее имя с таким глубоким значением, как будто важнее этого имени не было ничего на свете.
Он изо всех сил старался не пялиться на нее, однако не сразу смог отвести взгляд от столь неожиданной красоты, посетившей его. Она вдруг напомнила ему о том итальянском художнике… Как там его зовут? (Нет, надо непременно поработать над своей памятью. Имена всегда производят сильное впечатление на определенный тип клиентов.) Моди… что-то. Тот, который рисовал женщин с головками слегка набок и с таким взглядом, как будто они умоляют художника: «Ну переспи со мной, ну пожалуйста». Иногда они были обнажены, и от этого у Ренарда возникало непреодолимое желание оказаться в той самой художественной мастерской в тот момент, когда краски на полотне еще не успели высохнуть.
— Мистер Ренард?
— О, простите меня. Что-то я вдруг задумался. Мы с вами раньше нигде не встречались, мисс Фарфалетти?
— Нет. Но я ваша большая поклонница.
— Фарфалетти, — задумчиво произнес он. — Это у нас…
— Финская фамилия.
Ренард улыбнулся. Правило номер один: всегда улыбайся шуткам возможного клиента.
— А я чуть не сказал — датская.
— С итальянского это можно перевести как «маленькая бабочка».
— Это фамилия вашего мужа?
— Нет, мистер Ренард.
— Хорошо… Итак, чем я могу вам помочь? По телефону вы сказали, что ваше дело имеет какое-то отношение к Ближнему Востоку, — Рик с величавой небрежностью повел рукой в сторону своей «Стены циферблатов», один из которых показывал время в Дубай. — В этом регионе у нас несколько филиалов.
— Мистер Ренард, — улыбнулась Флоренс, — у вас несколько пунктов пересылки почты «в этом регионе». Обыкновенные почтовые ящики. Их вряд ли можно назвать филиалами.
Рик слегка покраснел.
— Н-да… — произнес он. — Хотя при нынешних средствах коммуникации — кому они нужны, эти офисы? Но могу вас заверить, у нас имеются связи в тех краях. У меня вот как раз сегодня утром был телефонный разговор с Дубай.
— Да? И что там в Дубай?
— Ну вы, разумеется, понимаете — я не могу говорить о конкретных клиентах. Однако, думаю, будет уместным сказать, что ситуация там сейчас не самая радостная. Хотя что там вообще может быть радостного, в тех краях?
— А вы все еще работаете на правительство Северной Кореи?
— Нет, мисс Фарфалетти. Это был разовый проект. И я согласился на него еще до всей этой японской шумихи.
— Вы имеете в виду шумиху вокруг едва не случившегося ракетного удара по Японии?
Ренард неловко откашлялся и сказал:
— В настоящий момент у меня нет деловых связей с правительством Северной Кореи.
— А не напомните — как тот скандал назвали в газетах? Кажется — «Поле мучеников»?
— Мне не было известно, что это поле для гольфа создавалось с использованием так называемого рабского труда, — пожал плечами Рик. — Рабство — это ведь относительное понятие, не так ли?
— Ну не совсем.
— Меня просто попросили организовать турнир по гольфу с участием больших звезд для развития взаимопонимания между народами и мирного сосуществования. В тот момент я не видел в этом ничего плохого… Стал бы я заниматься этим опять? — Рик снова пожал плечами. — Скорее всего нет. Однако моя работа ведь не в том, чтобы решать — кто из моих клиентов хороший человек, а кто плохой. Мне кажется, я просто должен доносить до широкой общественности то, что мои клиенты хотят сказать миру. Такова стратегическая задача стратегического планирования… Послушайте, — улыбнулся он. — Неужели вы пришли ко мне, чтобы обсудить проблемы гольфа в Северной Корее?
— Нет. Я пришла к вам, потому что хочу добиться постоянной стабильности на Ближнем Востоке.
— Хм, — задумчиво кивнул Ренард с таким видом, как будто у него попросили свежих идей для продвижения на рынок новой зубной пасты. — И о каком бюджете может идти речь?
— Деньги в данном случае не самое важное. В разумных пределах, конечно.
— Мой опыт, мисс Фарфалетти, подсказывает, что этот «разумный предел» всегда как раз и является самым важным звеном.
Флоренс положила свой кейс на стол Ренарда и лихо щелкнула сверкающими замками. В кейсе лежали две пачки новеньких тысячедолларовых купюр. Она вынула их оттуда и положила на стол.
Ренард постарался взять себя в руки.
— Вы сказали, что работаете…
— На правительство Соединенных Штатов.
— О-о…
— Вы всегда бываете так разочарованы, когда клиент выкладывает на ваш стол двести тысяч долларов наличными?
— Нет-нет, что вы. Тот внутренний ребенок, о котором мне постоянно твердит мой психоаналитик, определенно скачет от радости. Так о чем конкретно вы говорили? Какая стабильность вас интересует? И, позвольте спросить, какой сектор нашего замечательного правительства вы представляете?
— Госдепартамент.
— Понятно… Значит, ЦРУ. Чудесно. Я ваш большой поклонник. Ваши коллеги мне здорово помогли в Северной Корее, когда на том чертовом поле для гольфа взорвалась мина.
— Я не говорила, что работаю в ЦРУ, мистер Ренард.
— Нет, не говорили. Хорошо. Значит, я теперь буду работать на Госдеп. Ага.
— И вы, разумеется, понимаете, насколько это все должно быть конфиденциально.
— Мисс Фарфалетти, у нас в «Ренард стратиджик комьюникейшнз» умеют хранить секреты.
— Это звучит весьма обнадеживающе, мистер Ренард.
— Ну что ж, — Ренард улыбнулся, взял со стола обе пачки и, как бы играя, слегка подбросил. — Всегда мечтал послужить Родине.
— Приятно иметь дело с таким патриотом, мистер Ренард.
— Когда Родина зовет, ей ведь не скажешь: «Извини, что-то у меня плохо со слухом».
Глава пятая
Флоренс и загадочный джентльмен, который называл себя дядей Сэмом, вот уже два дня сидели в небольшом уединенном домике в Александрии, штат Виргиния, изолировавшись от всего мира и читая бесконечные персональные досье. Обычно этот дом служил для допросов или для приема невозвращенцев. Судя по застоявшейся сигаретной вони, насмерть въевшейся в стены и убогую обстановку, все эти невозвращенцы, скорее всего, умерли от рака легких.
Флоренс и дядя Сэм просматривали персональные файлы при помощи ноутбука, который, казалось, имеет неограниченный доступ к любому досье любого сотрудника секретных служб США. Какие бы сомнения дядя Сэм ни вызывал у Флоренс, одно про него можно было сказать с уверенностью: этот человек обладал большими связями.
— А что, если вы забудете свой ноутбук в автобусе?
— Я не езжу в автобусах, — фыркнул он.
— Ну а если кто-нибудь похитит его у вас? Он что, сможет прочесть все эти файлы?
Дядя Сэм вздохнул:
— Любой, кто включит этот компьютер, не набрав пароля, рискует оказаться в очень незавидном положении.
— Вы имеете в виду, что эта штука взорвется?
— Да, Флоренс… Скажите-ка лучше — как вам вот этот? — дядя Сэм открыл следующий файл. — Он был нашим резидентом в Карачи. Военное прошлое. Вполне может нам подойти.
Флоренс быстро просмотрела открытый файл и сказала:
— Нет.
— А с ним-то что не в порядке?
— Мне нужен человек с личным мотивом.
— То есть с предубеждением? Послушайте, сколько раз я должен вам повторять — васабийцев ненавидят все.
—Я вижу, это у вас предубеждение.
— А-а, бросьте! — дядя Сэм даже махнул рукой. — Вам-то известно, какие они уроды. Вы же были замужем за одним из них.
Флоренс не очень хотела говорить дяде Сэму, что ей не понравился ни один из предложенных им кандидатов. Тем более что он разворчался по поводу Рика Ренарда, которого выбрала она: Это еще зачем? У нас не балаган!Однако Флоренс настояла на своем. Либо она сама будет набирать свою группу, либо группы не будет совсем.
— Давайте продолжим, — сказала она.
Дядя Сэм даже слегка застонал:
— Вы отдаете себе отчет, сколько файлов мы уже просмотрели?
— Если вам скучно, идите и погуляйте. Я могу работать одна.
— И взорветесь тут к чертовой бабушке. Послушайте, вы собираетесь делать покупку? Или просто рассматриваете товар?
В конце концов он пошел наверх, чтобы прилечь, а Флоренс усердно продолжала копаться в персональных файлах американских рыцарей плаща и кинжала.
В какой-то момент все эти секретные агенты стали сливаться перед глазами в одно пятно. Потом Флоренс вдруг поняла, что ее интересует только их внешность. Просидев еще около часа, она наконец перестала щелкать мышкой.
Этот мужчина был в военной форме с черным беретом, лихо заломленным набок. Флоренс внимательно посмотрела на орденские ленточки у него на груди, а затем перевела взгляд на его лицо. Даже не читая биографию, она могла с уверенностью сказать, что это южанин. У него был вид очень довольного собой человека — как будто не далее чем прошлой ночью ему удалось поиметь записную красотку на заднем сиденье своего старенького «форда». Впрочем, вполне возможно, он выглядел таким довольным из-за своих наград. Флоренс поискала место его рождения. Так и есть: Мобайл, штат Алабама. Фотография была сделана двенадцать лет назад. Флоренс покрутила колесико мышки, надеясь отыскать более позднюю фотографию, и быстро ее нашла. Самодовольной усмешки на лице уже как не бывало. Флоренс прочла досье и поняла почему. Он больше не был тем молодым бравым воякой.
Лучше и не придумаешь.
— Я нашла его, — объявила она дяде Сэму, когда тот вернулся. Дядя Сэм просмотрел досье.
— Боже правый! Да он нам совсем не подходит.
— Именно поэтому я его и хочу.
— Юная леди, у меня тут не служба знакомств, между прочим.
— Я постараюсь не вешаться ему на шею. И вообще, мне непонятно, с чего это такой сексист, как вы, заинтересовался проблемой освобождения женщин?
— Да вы взгляните на его досье, — фыркнул дядя Сэм. — Странно, что он вообще до сих пор на государственной службе. Может, вы не заметили, но именно он спровоцировал тот ракетный удар в Дар-эс-Саламе в прошлом году. Если помните, тогда была разрушена резиденция посла Индонезии.
— Да нет, я заметила, — ответила Флоренс. — И мне кажется, цель была выбрана удачно.
— Послушайте, Флоренс, госсекретарю пришлось лично приносить извинение премьер-министру Индонезии.
— Вы начинаете вести себя как мой босс. Ну и что с того, что госсекретарю пришлось извиняться перед премьер-министром Индонезии? Этим ударом был уничтожен завод Аль-Каиды, производивший химическое оружие. Они разместили его вплотную к резиденции посла, замаскировав под фабрику детских протезов. Поэтому он молодец, что вызвал удар, а нам должно быть стыдно за то, что это ему пришлось отдуваться из-за какого-то там сенатора, решившего заработать себе популярность перед президентскими выборами. Вы знаете, наш Капитолий мне иногда сильно напоминает гигантскую формочку для такого хлюпающего и расползающегося желе.
Дядя Сэм театрально вздохнул и, нажав курсор, открыл новую страницу текста.
— Ну а вот это? Будучи нашим резидентом в Матаре, он соблазнил жену американского посла. О чем это нам говорит?
— О том, что он бабник. Такое случается. И, между прочим, довольно часто.
— Только не в моей лавочке, — отрезал дядя Сэм.
— На самом деле важно не то, что он отплясывал макарену в супружеской постели этого несчастного посла, а то, что он был резидентом в Матаре. У него же огромный опыт. Вы внимательнее посмотрите на его досье. Резидент в Амо-Амасе — три года. Помощник резидента в Каффе — два года. Свободно владеет арабским и французским. А посмотрите на эту информацию по террористам. Это же он взял Аднана Бахеша, наверное самого ужасного человека на всей планете. И это именно он выяснил, что Саддам Хусейн готовил покушение на Буша в 1993 году. Вы посмотрите на его награды. Три «Бронзовых звезды», два «Пурпурных сердца». По-вашему, этогомало? — Флоренс закрыла компьютер, отодвинула его от себя и скрестила на груди руки. — Все, поиск закончен.
— Хорошо, хорошо, — сказал дядя Сэм с очень недовольной миной. — Но я вам сразу скажу, юная леди: если вы заведете интрижку с этим мужчиной, вы поставите под угрозу всю операцию.
— На такую глупость я даже отвечать вам не буду.
— Поймите, он южанин. Эти люди ни о чем не думают, кроме секса. И, может, автомобильных гонок.
— А ваши предки, как я понимаю, прибыли в Америку на корабле «Мэйфлауэр»? — язвительно сказала Флоренс. — Или еще раньше — с викингами?
Дядя Сэм обреченно вздохнул и развел руками:
— Я бы попросил вас приберечь свой сарказм для обитателей королевства Васабия.
Теперь Флоренс оставалось завербовать всего одного человека. Но зато самого непростого. Он появился в уединенном домике в Александрии точно в назначенное время.
Потому что он никогда не опаздывал.
— Фьоренца? Что все это значит? Боже мой! Как здесь омерзительно!
Джордж обвел взглядом комнату, которая была обставлена, судя по всему, каким-то кротом-дальтоником, работавшим в самом занюханном подразделении бюрократической системы ЦРУ. В обязанности крота, очевидно, входило обставлять и украшать такие уединенные явочные квартиры, приспособленные для нужд американской разведки. Картины на стенах, если их вообще можно было назвать картинами, явно были куплены оптом на распродаже в универмаге «Уол-март» и мало чем отличались с эстетической точки зрения от дурацких открыток с бульдогами в кепках, играющими в покер. Оглядев все это, Джордж сказал:
— Ага, я вижу, ты посетила аукцион Сотбис.
— Хочешь что-нибудь выпить?
— А что нальешь? Дешевого вина из коробки? Или пива покрепче?
— Джордж, нам с тобой предстоит заняться кое-чем очень серьезным. По-настоящему серьезным, поверь мне.
— А можно подумать? — сказал он и тут же продолжил: — Нет, спасибо.
— Ты даже не хочешь узнать, в чем дело?
— В общем-то, нет, — он пожал плечами. — Так вот, значит, где мы держим невозвращенцев из Северной Кореи. Видимо, для того, чтобы они чувствовали себя как дома?
Флоренс рассказала ему, насколько это было возможно, про дядю Сэма, про ежедневный обзор новостей для президента, про десять миллионов золотом, про операцию, карт-бланш и про тот факт, что у нее теперь достаточно власти, чтобы перевести Джорджа на новую работу.
Джордж слушал ее с мрачным лицом, которое постепенно становилось еще мрачнее, и время от времени понимающе хмыкал: «Хм. Угу. Хм-м».
— Джордж, — наконец сказала она, — ты помнишь наш разговор о том, что мы могли бы с тобой сделать, если хотя бы на десять минут оказались вдруг у руля?
— Очень хорошо помню. Я ответил тебе тогда, что не хочу быть у руля. Ни десять минут, ни полчаса, ни месяц. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, Фьоренца.
— И поэтому ты пошел работать в Госдепартамент?
— Ты прекрасно знаешь, почему я пошел работать в Госдепартамент.
— Из-за одной несчастной реплики твоей матери за обедом в День благодарения?
Джордж был правнучатым племянником Адлера Филлингтона Фиша, того самого американского дипломата и посла в Боготе, которому президент Теодор Рузвельт в 1902 году отбил знаменитую телеграмму:
ОБЕСПЕЧЬТЕ ПЕРЕШЕЕК К РОЖДЕСТВУ.
Это привело к «отчуждению» Панамы от Колумбии, строительству знаменитого канала и последовавшему за этим обогащению превыше всякой меры кливлендского промышленника Марка Ханна, нью-йоркского финансиста Дж. П. Моргана, а также Уильяма Кромвеля, основателя юридической фирмы «Салливан энд Кромвель». Впоследствии эта золотая троица в знак признательности послу Фишу пользовалась его услугами в качестве советника при многочисленных сделках, что и заложило фундамент благосостояния семьи Фишей.
Четыре поколения спустя, когда на сцене уже появился Джордж, от этого благосостояния остался лишь Дом Фишей — некогда внушительный особняк из красного кирпича в Джорджтауне 1, настоятельно требовавший теперь капитального ремонта. Мать Джорджа, Филиппа Фиш-Тиббетс, так и не оправилась от разочарования, которое постигло ее то ли в результате постоянных размышлений о былом богатстве, то ли из-за внезапного исчезновения ее мужа Джеймсона Фиша по прозвищу Бычок, оставившего ее ради аргентинского игрока в поло по имени Эстебан, близкого друга семейства Кеннеди, что, впрочем, только усугубляло неприятную ситуацию. Долгие годы безутешная матушка Джорджа не давала затянуться этим душевным ранам при помощи все большего количества водки (с недавних пор смешиваемой с обезжиренными сливками). Как-то раз во время одного совсем уже мрачного обеда в День благодарения она объявила гостям, что Джордж, сидевший за столом вместе со всеми и как всегда угрюмо уставившийся в свою тарелку с грибным супом (стараясь при этом сдерживать себя, чтобы не броситься через весь стол и огреть свою мамашу серебряной супницей, подаренной по случаю вступления в должность губернатором Панамы и являющейся последним ценным предметом в доме Фишей), — так вот, она во всеуслышание заявила, что у ее сына никогда не хватит «винтиков в голове», чтобы поступить на службу в министерство иностранных дел; и даже более того — что он, скорее всего, будет зарабатывать себе на жизнь «составлением букетов». Джордж отправился на собеседование в министерство иностранных дел в ближайший же понедельник. Шестнадцать лет спустя он все еще продолжал там работать. Кто тут выиграл — оставалось неясным.
— Джордж, — сказала Флоренс. — Ты один из самых талантливых мужчин, которых я знаю. Ты погубишь себя кабинетной работой. Только подумай — какой нам выпал шанс! Больше такого не будет.
— Но ты же ничего не знаешь об этом дяде Сэме, — ответил Джордж.
— А вот теперь ты рассуждаешь как моя мать! Это ведь шанс изменить историю. Я уж не говорю о том, чтобы помочь восьмистам миллионам мусульманских женщин.
— Большинство из этих женщин абсолютно довольны своей судьбой. Готов поспорить, что половине из них нравитсяносить чадру. А еще им нравится то, что с ними носятся как с писаной торбой.
— Ничего себе — «носятся». Тебе самому по душе бы пришлось такое обращение?
— Жить в обществе, которое рассматривает меня как гражданина второго сорта и ограничивает мои права? Я что, похож на идиота?
— Вспомни цитату из Эдмунда Бёрка [5]: «Все что необходимо для торжества зла — это лишь бездействие добрых людей».
— Вспомни цитату из Мэла Брукса [6]: «Стоит один раз пуститься в бега — и не остановишься всю жизнь».
— Я не справлюсь с этим без тебя, Джордж. Поверь мне, будет весело.
— Нет, будет ужасно. Но самое ужасное, что я, видимо, соглашусь.
Задумчиво подбоченясь, Флоренс придирчиво изучала накрытый уже стол. Дядя Сэм предлагал провести первую встречу группы в том самом уединенном домике в Александрии, однако Флоренс решила приготовить настоящий итальянский обед у себя дома в городке Фогги-Боттом. Она еще не знала, как все в итоге у них сложится, но была уверена, что не много бывает в жизни таких непростых ситуаций, которые нельзя изменить к лучшему превосходным обедом, состоящим из вяленной по-ломбардски говядины, ризотто (из раков и африканских бобов по ее собственному рецепту), шоколадно-малинового тирамису, эспрессо плюс нескольких бутылок «Бароло». Флоренс была в черной кашемировой водолазке, узких брюках в стиле «тореадор» и туфлях на высоком каблуке. В ушах у нее были жемчужные серьги. Поверх водолазки она повязала фартук с оборками в стиле пятидесятых годов, в котором она выглядела, пожалуй, еще сексапильнее.
Первым появился Бобби Тибодо — парень из ЦРУ. Он позвонил в дверь без пяти восемь. Люди из ЦРУ всегда приходят пораньше — они любят контролировать ситуацию. Джордж прибыл ровно в восемь. Рик Ренард опоздал на двадцать минут, объяснив, что его задержал один конгрессмен, «который никак не мог заткнуться».
Флоренс предложила своим гостям холодное как лед «Прозекко» в узких бокалах. Мужчины настороженно присматривались друг к другу, а Флоренс поглядывала на Бобби Тибодо, наблюдая за тем, как он изучает Рика и Джорджа.
Бобби было под сорок. Он обладал крепким телосложением, коротко подстриженными светлыми волосами и скептическим взглядом из-под тяжелых век, который придавал ему выражение легкой враждебности. Он мало двигался, как будто не желая расходовать силы. Обратившись к Флоренс, он немедленно назвал ее «мэм». Она поприветствовала его на арабском и едва сдержала улыбку, когда на ее «салям» он ответил с крепким акцентом жителя Алабамы.
Он заметил, что она поглядывает в его сторону. Бобби был не из тех, кто упускает хоть что-нибудь. Флоренс почувствовала, что краснеет.
— Ну что же, — сказала она, подняв свой бокал «Прозекко» и чокаясь со всеми присутствующими, — за Акабу.
— За Акабу? — недоуменно переспросил Ренард.
Двое других мужчин с интересом посмотрели на него, и Бобби сказал:
— А ты, значит, тот самый пиарщик?
— Специалист по стратегическим коммуникациям, — сказал Рик.
По лицу Бобби скользнуло подобие улыбки. Он повернулся к Джорджу:
— Ну а ты, значит, из Госдепа?
Люди из ЦРУ с опытом работы за границей между собой называли персонал Госдепартамента «посольской блевотиной».
Флоренс решила, что ей пора вмешаться:
— Я бывала в Акабе. Там весьма мило. Король Иордании содержит там небольшой дворец.
— Где служил? — спросил Бобби у Джорджа.
— Вообще-то, нигде. Только в Вашингтоне.
Бобби слегка поднял брови:
— А сколько ты уже в Госдепе?
— Шестнадцать лет.
— Шестнадцать лет проторчал в Вашингтоне?
— Даже шестнадцать с половиной.
Бобби повернулся к Ренарду:
— А ты сколько уже стратегически коммуникируешь?
— Я руковожу собственной фирмой уже четыре года, — ответил Рик.
— На Ближнем Востоке часто бываешь?
— Регулярно посещаю Дубай.
— Ну и как тебе ихний новый аэропорт?
Джордж попытался перехватить взгляд Рика.
— Ну… ничего. Вполне симпатичный.
Бобби усмехнулся.
— А что тут смешного?
— В Дубай нет нового аэропорта, — вздохнул Джордж.
— А может, сядем за стол? — предложила Флоренс.
«Бароло» и ризотто из раков слегка сгладили возникшую напряженность. Джордж помог Флоренс убрать со стола тарелки. На кухне он прошептал:
— Где ты его нашла? В фирме «Киллер напрокат»? Это же просто горилла.
— Он нам нужен.
— Между прочим, это именно он спровоцировал тот самый ракетный удар.
— И правильно сделал.
— Я ничего не имею против бомбардировок иностранных посольств, но это не значит, что всякая деревенщина имеет право…
— Джордж, удар наносился по секретному заводу Аль-Каиды.
— Да мне без разницы. Думаю, лучше открыть новую бутылку вина.
— Вернись к ним и прикрой Ренарда.
— Да, этот парень как нельзя к месту. Отличную команду ты собрала. Громила из спецслужб, продажный пиарщик и недоделанный чиновник МИДа. Про нас будут сочинять баллады, но, слава богу, меня к тому времени не будет в живых.
Когда Флоренс вернулась с новой бутылкой «Бароло» в комнату к гостям, Бобби рассказывал Рику о том, что, очевидно, по-настоящему его волновало:
— «Морские котики» во Вьетнаме, когда убивали кого-нибудь из Вьетконга, вырезали у него печень, откусывали от нее чуть-чуть и бросали рядом с трупом. Согласно буддийской теологии, если у тебя чего-нибудь не хватает, на небеса тебе вход закрыт. А этого они очень сильно не любят.
Рик побледнел и опустил свой нож и вилку.
— Ты доедать будешь? — спросил Бобби.
— Э-э… Нет.
— Ну тогда я. Можно? — Бобби придвинул к себе тарелку Рика и посмотрел на Флоренс. — Мэм, замечательное блюдо, я вам скажу. Никогда не ел ризотто с жуками.
— С жуками?
— У нас так раков зовут. Там, откуда я родом.
— А почему вы не называете меня Флоренс?
— Флоренс? Хорошо… Флоренс Аравийская.
— Лучше просто Флоренс, — она подняла свой бокал. — Ну так что, за Акабу?
Бобби поднял свой бокал:
— А-а, фиг с ней! За Акабу так за Акабу.
— Это метафора, — объяснил наконец Джордж Рику. — Она означает, что мы умрем раньше, чем туда доберемся.
— «Если умрут верблюды — умрем и мы», — процитировал Бобби. — А верблюды начнут дохнуть через двадцать дней.
Флоренс и дядя Сэм просматривали персональные файлы при помощи ноутбука, который, казалось, имеет неограниченный доступ к любому досье любого сотрудника секретных служб США. Какие бы сомнения дядя Сэм ни вызывал у Флоренс, одно про него можно было сказать с уверенностью: этот человек обладал большими связями.
— А что, если вы забудете свой ноутбук в автобусе?
— Я не езжу в автобусах, — фыркнул он.
— Ну а если кто-нибудь похитит его у вас? Он что, сможет прочесть все эти файлы?
Дядя Сэм вздохнул:
— Любой, кто включит этот компьютер, не набрав пароля, рискует оказаться в очень незавидном положении.
— Вы имеете в виду, что эта штука взорвется?
— Да, Флоренс… Скажите-ка лучше — как вам вот этот? — дядя Сэм открыл следующий файл. — Он был нашим резидентом в Карачи. Военное прошлое. Вполне может нам подойти.
Флоренс быстро просмотрела открытый файл и сказала:
— Нет.
— А с ним-то что не в порядке?
— Мне нужен человек с личным мотивом.
— То есть с предубеждением? Послушайте, сколько раз я должен вам повторять — васабийцев ненавидят все.
—Я вижу, это у вас предубеждение.
— А-а, бросьте! — дядя Сэм даже махнул рукой. — Вам-то известно, какие они уроды. Вы же были замужем за одним из них.
Флоренс не очень хотела говорить дяде Сэму, что ей не понравился ни один из предложенных им кандидатов. Тем более что он разворчался по поводу Рика Ренарда, которого выбрала она: Это еще зачем? У нас не балаган!Однако Флоренс настояла на своем. Либо она сама будет набирать свою группу, либо группы не будет совсем.
— Давайте продолжим, — сказала она.
Дядя Сэм даже слегка застонал:
— Вы отдаете себе отчет, сколько файлов мы уже просмотрели?
— Если вам скучно, идите и погуляйте. Я могу работать одна.
— И взорветесь тут к чертовой бабушке. Послушайте, вы собираетесь делать покупку? Или просто рассматриваете товар?
В конце концов он пошел наверх, чтобы прилечь, а Флоренс усердно продолжала копаться в персональных файлах американских рыцарей плаща и кинжала.
В какой-то момент все эти секретные агенты стали сливаться перед глазами в одно пятно. Потом Флоренс вдруг поняла, что ее интересует только их внешность. Просидев еще около часа, она наконец перестала щелкать мышкой.
Этот мужчина был в военной форме с черным беретом, лихо заломленным набок. Флоренс внимательно посмотрела на орденские ленточки у него на груди, а затем перевела взгляд на его лицо. Даже не читая биографию, она могла с уверенностью сказать, что это южанин. У него был вид очень довольного собой человека — как будто не далее чем прошлой ночью ему удалось поиметь записную красотку на заднем сиденье своего старенького «форда». Впрочем, вполне возможно, он выглядел таким довольным из-за своих наград. Флоренс поискала место его рождения. Так и есть: Мобайл, штат Алабама. Фотография была сделана двенадцать лет назад. Флоренс покрутила колесико мышки, надеясь отыскать более позднюю фотографию, и быстро ее нашла. Самодовольной усмешки на лице уже как не бывало. Флоренс прочла досье и поняла почему. Он больше не был тем молодым бравым воякой.
Лучше и не придумаешь.
— Я нашла его, — объявила она дяде Сэму, когда тот вернулся. Дядя Сэм просмотрел досье.
— Боже правый! Да он нам совсем не подходит.
— Именно поэтому я его и хочу.
— Юная леди, у меня тут не служба знакомств, между прочим.
— Я постараюсь не вешаться ему на шею. И вообще, мне непонятно, с чего это такой сексист, как вы, заинтересовался проблемой освобождения женщин?
— Да вы взгляните на его досье, — фыркнул дядя Сэм. — Странно, что он вообще до сих пор на государственной службе. Может, вы не заметили, но именно он спровоцировал тот ракетный удар в Дар-эс-Саламе в прошлом году. Если помните, тогда была разрушена резиденция посла Индонезии.
— Да нет, я заметила, — ответила Флоренс. — И мне кажется, цель была выбрана удачно.
— Послушайте, Флоренс, госсекретарю пришлось лично приносить извинение премьер-министру Индонезии.
— Вы начинаете вести себя как мой босс. Ну и что с того, что госсекретарю пришлось извиняться перед премьер-министром Индонезии? Этим ударом был уничтожен завод Аль-Каиды, производивший химическое оружие. Они разместили его вплотную к резиденции посла, замаскировав под фабрику детских протезов. Поэтому он молодец, что вызвал удар, а нам должно быть стыдно за то, что это ему пришлось отдуваться из-за какого-то там сенатора, решившего заработать себе популярность перед президентскими выборами. Вы знаете, наш Капитолий мне иногда сильно напоминает гигантскую формочку для такого хлюпающего и расползающегося желе.
Дядя Сэм театрально вздохнул и, нажав курсор, открыл новую страницу текста.
— Ну а вот это? Будучи нашим резидентом в Матаре, он соблазнил жену американского посла. О чем это нам говорит?
— О том, что он бабник. Такое случается. И, между прочим, довольно часто.
— Только не в моей лавочке, — отрезал дядя Сэм.
— На самом деле важно не то, что он отплясывал макарену в супружеской постели этого несчастного посла, а то, что он был резидентом в Матаре. У него же огромный опыт. Вы внимательнее посмотрите на его досье. Резидент в Амо-Амасе — три года. Помощник резидента в Каффе — два года. Свободно владеет арабским и французским. А посмотрите на эту информацию по террористам. Это же он взял Аднана Бахеша, наверное самого ужасного человека на всей планете. И это именно он выяснил, что Саддам Хусейн готовил покушение на Буша в 1993 году. Вы посмотрите на его награды. Три «Бронзовых звезды», два «Пурпурных сердца». По-вашему, этогомало? — Флоренс закрыла компьютер, отодвинула его от себя и скрестила на груди руки. — Все, поиск закончен.
— Хорошо, хорошо, — сказал дядя Сэм с очень недовольной миной. — Но я вам сразу скажу, юная леди: если вы заведете интрижку с этим мужчиной, вы поставите под угрозу всю операцию.
— На такую глупость я даже отвечать вам не буду.
— Поймите, он южанин. Эти люди ни о чем не думают, кроме секса. И, может, автомобильных гонок.
— А ваши предки, как я понимаю, прибыли в Америку на корабле «Мэйфлауэр»? — язвительно сказала Флоренс. — Или еще раньше — с викингами?
Дядя Сэм обреченно вздохнул и развел руками:
— Я бы попросил вас приберечь свой сарказм для обитателей королевства Васабия.
Теперь Флоренс оставалось завербовать всего одного человека. Но зато самого непростого. Он появился в уединенном домике в Александрии точно в назначенное время.
Потому что он никогда не опаздывал.
— Фьоренца? Что все это значит? Боже мой! Как здесь омерзительно!
Джордж обвел взглядом комнату, которая была обставлена, судя по всему, каким-то кротом-дальтоником, работавшим в самом занюханном подразделении бюрократической системы ЦРУ. В обязанности крота, очевидно, входило обставлять и украшать такие уединенные явочные квартиры, приспособленные для нужд американской разведки. Картины на стенах, если их вообще можно было назвать картинами, явно были куплены оптом на распродаже в универмаге «Уол-март» и мало чем отличались с эстетической точки зрения от дурацких открыток с бульдогами в кепках, играющими в покер. Оглядев все это, Джордж сказал:
— Ага, я вижу, ты посетила аукцион Сотбис.
— Хочешь что-нибудь выпить?
— А что нальешь? Дешевого вина из коробки? Или пива покрепче?
— Джордж, нам с тобой предстоит заняться кое-чем очень серьезным. По-настоящему серьезным, поверь мне.
— А можно подумать? — сказал он и тут же продолжил: — Нет, спасибо.
— Ты даже не хочешь узнать, в чем дело?
— В общем-то, нет, — он пожал плечами. — Так вот, значит, где мы держим невозвращенцев из Северной Кореи. Видимо, для того, чтобы они чувствовали себя как дома?
Флоренс рассказала ему, насколько это было возможно, про дядю Сэма, про ежедневный обзор новостей для президента, про десять миллионов золотом, про операцию, карт-бланш и про тот факт, что у нее теперь достаточно власти, чтобы перевести Джорджа на новую работу.
Джордж слушал ее с мрачным лицом, которое постепенно становилось еще мрачнее, и время от времени понимающе хмыкал: «Хм. Угу. Хм-м».
— Джордж, — наконец сказала она, — ты помнишь наш разговор о том, что мы могли бы с тобой сделать, если хотя бы на десять минут оказались вдруг у руля?
— Очень хорошо помню. Я ответил тебе тогда, что не хочу быть у руля. Ни десять минут, ни полчаса, ни месяц. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, Фьоренца.
— И поэтому ты пошел работать в Госдепартамент?
— Ты прекрасно знаешь, почему я пошел работать в Госдепартамент.
— Из-за одной несчастной реплики твоей матери за обедом в День благодарения?
Джордж был правнучатым племянником Адлера Филлингтона Фиша, того самого американского дипломата и посла в Боготе, которому президент Теодор Рузвельт в 1902 году отбил знаменитую телеграмму:
ОБЕСПЕЧЬТЕ ПЕРЕШЕЕК К РОЖДЕСТВУ.
Это привело к «отчуждению» Панамы от Колумбии, строительству знаменитого канала и последовавшему за этим обогащению превыше всякой меры кливлендского промышленника Марка Ханна, нью-йоркского финансиста Дж. П. Моргана, а также Уильяма Кромвеля, основателя юридической фирмы «Салливан энд Кромвель». Впоследствии эта золотая троица в знак признательности послу Фишу пользовалась его услугами в качестве советника при многочисленных сделках, что и заложило фундамент благосостояния семьи Фишей.
Четыре поколения спустя, когда на сцене уже появился Джордж, от этого благосостояния остался лишь Дом Фишей — некогда внушительный особняк из красного кирпича в Джорджтауне 1, настоятельно требовавший теперь капитального ремонта. Мать Джорджа, Филиппа Фиш-Тиббетс, так и не оправилась от разочарования, которое постигло ее то ли в результате постоянных размышлений о былом богатстве, то ли из-за внезапного исчезновения ее мужа Джеймсона Фиша по прозвищу Бычок, оставившего ее ради аргентинского игрока в поло по имени Эстебан, близкого друга семейства Кеннеди, что, впрочем, только усугубляло неприятную ситуацию. Долгие годы безутешная матушка Джорджа не давала затянуться этим душевным ранам при помощи все большего количества водки (с недавних пор смешиваемой с обезжиренными сливками). Как-то раз во время одного совсем уже мрачного обеда в День благодарения она объявила гостям, что Джордж, сидевший за столом вместе со всеми и как всегда угрюмо уставившийся в свою тарелку с грибным супом (стараясь при этом сдерживать себя, чтобы не броситься через весь стол и огреть свою мамашу серебряной супницей, подаренной по случаю вступления в должность губернатором Панамы и являющейся последним ценным предметом в доме Фишей), — так вот, она во всеуслышание заявила, что у ее сына никогда не хватит «винтиков в голове», чтобы поступить на службу в министерство иностранных дел; и даже более того — что он, скорее всего, будет зарабатывать себе на жизнь «составлением букетов». Джордж отправился на собеседование в министерство иностранных дел в ближайший же понедельник. Шестнадцать лет спустя он все еще продолжал там работать. Кто тут выиграл — оставалось неясным.
— Джордж, — сказала Флоренс. — Ты один из самых талантливых мужчин, которых я знаю. Ты погубишь себя кабинетной работой. Только подумай — какой нам выпал шанс! Больше такого не будет.
— Но ты же ничего не знаешь об этом дяде Сэме, — ответил Джордж.
— А вот теперь ты рассуждаешь как моя мать! Это ведь шанс изменить историю. Я уж не говорю о том, чтобы помочь восьмистам миллионам мусульманских женщин.
— Большинство из этих женщин абсолютно довольны своей судьбой. Готов поспорить, что половине из них нравитсяносить чадру. А еще им нравится то, что с ними носятся как с писаной торбой.
— Ничего себе — «носятся». Тебе самому по душе бы пришлось такое обращение?
— Жить в обществе, которое рассматривает меня как гражданина второго сорта и ограничивает мои права? Я что, похож на идиота?
— Вспомни цитату из Эдмунда Бёрка [5]: «Все что необходимо для торжества зла — это лишь бездействие добрых людей».
— Вспомни цитату из Мэла Брукса [6]: «Стоит один раз пуститься в бега — и не остановишься всю жизнь».
— Я не справлюсь с этим без тебя, Джордж. Поверь мне, будет весело.
— Нет, будет ужасно. Но самое ужасное, что я, видимо, соглашусь.
Задумчиво подбоченясь, Флоренс придирчиво изучала накрытый уже стол. Дядя Сэм предлагал провести первую встречу группы в том самом уединенном домике в Александрии, однако Флоренс решила приготовить настоящий итальянский обед у себя дома в городке Фогги-Боттом. Она еще не знала, как все в итоге у них сложится, но была уверена, что не много бывает в жизни таких непростых ситуаций, которые нельзя изменить к лучшему превосходным обедом, состоящим из вяленной по-ломбардски говядины, ризотто (из раков и африканских бобов по ее собственному рецепту), шоколадно-малинового тирамису, эспрессо плюс нескольких бутылок «Бароло». Флоренс была в черной кашемировой водолазке, узких брюках в стиле «тореадор» и туфлях на высоком каблуке. В ушах у нее были жемчужные серьги. Поверх водолазки она повязала фартук с оборками в стиле пятидесятых годов, в котором она выглядела, пожалуй, еще сексапильнее.
Первым появился Бобби Тибодо — парень из ЦРУ. Он позвонил в дверь без пяти восемь. Люди из ЦРУ всегда приходят пораньше — они любят контролировать ситуацию. Джордж прибыл ровно в восемь. Рик Ренард опоздал на двадцать минут, объяснив, что его задержал один конгрессмен, «который никак не мог заткнуться».
Флоренс предложила своим гостям холодное как лед «Прозекко» в узких бокалах. Мужчины настороженно присматривались друг к другу, а Флоренс поглядывала на Бобби Тибодо, наблюдая за тем, как он изучает Рика и Джорджа.
Бобби было под сорок. Он обладал крепким телосложением, коротко подстриженными светлыми волосами и скептическим взглядом из-под тяжелых век, который придавал ему выражение легкой враждебности. Он мало двигался, как будто не желая расходовать силы. Обратившись к Флоренс, он немедленно назвал ее «мэм». Она поприветствовала его на арабском и едва сдержала улыбку, когда на ее «салям» он ответил с крепким акцентом жителя Алабамы.
Он заметил, что она поглядывает в его сторону. Бобби был не из тех, кто упускает хоть что-нибудь. Флоренс почувствовала, что краснеет.
— Ну что же, — сказала она, подняв свой бокал «Прозекко» и чокаясь со всеми присутствующими, — за Акабу.
— За Акабу? — недоуменно переспросил Ренард.
Двое других мужчин с интересом посмотрели на него, и Бобби сказал:
— А ты, значит, тот самый пиарщик?
— Специалист по стратегическим коммуникациям, — сказал Рик.
По лицу Бобби скользнуло подобие улыбки. Он повернулся к Джорджу:
— Ну а ты, значит, из Госдепа?
Люди из ЦРУ с опытом работы за границей между собой называли персонал Госдепартамента «посольской блевотиной».
Флоренс решила, что ей пора вмешаться:
— Я бывала в Акабе. Там весьма мило. Король Иордании содержит там небольшой дворец.
— Где служил? — спросил Бобби у Джорджа.
— Вообще-то, нигде. Только в Вашингтоне.
Бобби слегка поднял брови:
— А сколько ты уже в Госдепе?
— Шестнадцать лет.
— Шестнадцать лет проторчал в Вашингтоне?
— Даже шестнадцать с половиной.
Бобби повернулся к Ренарду:
— А ты сколько уже стратегически коммуникируешь?
— Я руковожу собственной фирмой уже четыре года, — ответил Рик.
— На Ближнем Востоке часто бываешь?
— Регулярно посещаю Дубай.
— Ну и как тебе ихний новый аэропорт?
Джордж попытался перехватить взгляд Рика.
— Ну… ничего. Вполне симпатичный.
Бобби усмехнулся.
— А что тут смешного?
— В Дубай нет нового аэропорта, — вздохнул Джордж.
— А может, сядем за стол? — предложила Флоренс.
«Бароло» и ризотто из раков слегка сгладили возникшую напряженность. Джордж помог Флоренс убрать со стола тарелки. На кухне он прошептал:
— Где ты его нашла? В фирме «Киллер напрокат»? Это же просто горилла.
— Он нам нужен.
— Между прочим, это именно он спровоцировал тот самый ракетный удар.
— И правильно сделал.
— Я ничего не имею против бомбардировок иностранных посольств, но это не значит, что всякая деревенщина имеет право…
— Джордж, удар наносился по секретному заводу Аль-Каиды.
— Да мне без разницы. Думаю, лучше открыть новую бутылку вина.
— Вернись к ним и прикрой Ренарда.
— Да, этот парень как нельзя к месту. Отличную команду ты собрала. Громила из спецслужб, продажный пиарщик и недоделанный чиновник МИДа. Про нас будут сочинять баллады, но, слава богу, меня к тому времени не будет в живых.
Когда Флоренс вернулась с новой бутылкой «Бароло» в комнату к гостям, Бобби рассказывал Рику о том, что, очевидно, по-настоящему его волновало:
— «Морские котики» во Вьетнаме, когда убивали кого-нибудь из Вьетконга, вырезали у него печень, откусывали от нее чуть-чуть и бросали рядом с трупом. Согласно буддийской теологии, если у тебя чего-нибудь не хватает, на небеса тебе вход закрыт. А этого они очень сильно не любят.
Рик побледнел и опустил свой нож и вилку.
— Ты доедать будешь? — спросил Бобби.
— Э-э… Нет.
— Ну тогда я. Можно? — Бобби придвинул к себе тарелку Рика и посмотрел на Флоренс. — Мэм, замечательное блюдо, я вам скажу. Никогда не ел ризотто с жуками.
— С жуками?
— У нас так раков зовут. Там, откуда я родом.
— А почему вы не называете меня Флоренс?
— Флоренс? Хорошо… Флоренс Аравийская.
— Лучше просто Флоренс, — она подняла свой бокал. — Ну так что, за Акабу?
Бобби поднял свой бокал:
— А-а, фиг с ней! За Акабу так за Акабу.
— Это метафора, — объяснил наконец Джордж Рику. — Она означает, что мы умрем раньше, чем туда доберемся.
— «Если умрут верблюды — умрем и мы», — процитировал Бобби. — А верблюды начнут дохнуть через двадцать дней.
Глава шестая
Эмират Матар (название которого по неясным причинам произносится как «Матерь») представляет собой полоску песка шириной в десять и длиной в триста пятьдесят миль, протянувшуюся вдоль западного побережья залива Дария. На севере он берет свое начало в комариных болотах Ум-Катуша, далее на несколько сотен миль простирается в основном на юго-восток вплоть до пролива Ксеркса, где слегка поворачивает к западу и заканчивается у Альфатуша, на лучезарном побережье Индийского океана.