Страница:
– Как точно назвали его тигровым глазом, – пробормотал Тимка вслух, и голос его гулко раздался под сводами пещеры. – Ума не приложу, где же искать такую глазастую дверку в пещере?
Немного помедлив, Тимка решительно направился к осенней стенке и принялся внимательно осматривать ворох красочных листьев.
– Нет, нет… и здесь нет… – ворчал он, но не терял надежды найти именно здесь нужную дверцу.
Чтобы удобнее было искать, он раздобыл небольшую палку и, как заправский грибник, стал разгребать все подозрительные кучки.
– Ага, попалась! – обрадовался было Тимка, почувствовав что-то круглое и твердое.
Он быстро присел на корточки и разгреб листья руками. Прямо перед ним торчала огромная коричневая шляпка белого гриба.
– Вот это гриб! – восхитился Тимка. – Но ты-то мне сейчас совсем не нужен… Вот если бы ты был дверкой из тигрового глаза… – И Тимка снова настойчиво принялся разгребать листья. – Ну, кажется, опять гриб! – решил он, почувствовав под листьями что-то твердое и круглое, но на всякий случай снова разгреб листья вокруг.
Там, как будто ехидно подмигивая, торчал большой каменный тигровый глаз, влажно поблескивая среди листьев. Найти маленькое углубление, вставить туда камень из браслета было минутным делом. Тимка чуть-чуть нажал камешек браслета в углублении дверки и…
«Рр-тяв! Тяв! Тяв!» – только и успел разобрать Тимка в обрушившемся на него шквале ударов и пинков.
Чьи-то когти полосовали ему спину и плечи, а острые зубы рвали рубашку, добираясь до шеи. В Тимке проснулся звериный инстинкт – он принялся в свою очередь рвать зубами кого-то мягкого, шерстистого и упругого, царапать ногтями горячую острую морду, стараясь оторвать от себя это сумасшедшее создание.
– Я Тим…! Тьфу! Тьпу! – отплевывался Тимка, не успевая что-нибудь сказать. – Я Тимка из Пещеры! Тьп, тьф! Меня послал… Тьпу!.. Хранитель Вит!
Наконец ему удалось с большим усилием оторвать от себя это существо. Не удержавшись, Тимка потерял равновесие и покатился по крутому склону вниз, увлекая за собой песок и царапаясь о колючие кустики.
Шлеп! – туча брызг взвилась над ручейком, струившимся по дну глубоченного лесистого оврага. Ошарашенный происшедшим, Тимка заплескался, пытаясь встать, а сверху до него донеслось:
– Уходи! И не приходи больше сюда! Знаю я вас! Сначала заманите, а потом пристрелите или свору собак напустите! Уходи! Убирайся! Не пущу к своей норе! Так и передай своему Хранителю! Тяв, тяв!
Тимке захотелось заплакать от негодования и злости. Он не сделал этой лисе – а это была именно лиса, с роскошным красным хвостом, темно-красной, почти коричневой спиной и нежным белым брюхом, – ничего плохого да и не собирался ничего замышлять против нее! И вот такой прием! Ныли царапины на спине и плечах, горели укусы на шее и груди, струйки крови запеклись на руках, покусанных лисицей.
«Пожалуй, надо убираться отсюда подобру-поздорову! – решил было Тимка, но тут же спохватился: – А как же приказание Хранителя Вита увидеть и понять все? Нет, отсюда уходить нельзя! Ну, а оставаться с этой бешеной лисой тоже невозможно», – спорил он сам с собой.
Он вылез на большой валун, лежавший посредине ручейка, и медленно приходил в себя, осматриваясь. С той стороны, откуда он скатился в ручей, склон оврага был не таким лесистым. Густые кусты орешника переплетались с невысокими рябинками и шиповником. Пониже, совсем у воды, в самой глубине оврага густые заросли малины и крапивы были промяты широкой полосой – здесь прокатился Тимка. Верх оврага зарос большими дубами и соснами. С другой стороны весь склон был покрыт густым лесом.
Тимка сообразил, что, открыв дверцу, он очутился у самого входа в лисью нору, что виднелась у основания сосны, росшей посредине склона оврага. Там была небольшая песчаная площадка, на которой теперь сидела лиса и, позевывая, довольно морщила свою черную длинную мордочку. Спина у нее была огненно-красная, такого же цвета длинный пушистый хвост с белой кисточкой на конце сейчас спокойно свернулся колечком. Белая грудь переходила в такого же цвета чистенькое брюхо. Лапы, по крайней мере передние, которые были хорошо видны, совсем черные, будто обутые в сапожки.
«Ррр! Ти-уа-вв!» – мягко проворчала и тявкнула, совсем успокаиваясь, лиса. Это был, видимо, сигнал. В тот же момент из норы выглянули сразу пять маленьких черненьких мордочек.
– Придется пристроиться где-нибудь здесь, на безопасном расстоянии, и посмотреть, что будет дальше, – решил Тимка, осторожно поднимаясь с камня и карабкаясь на лесистый склон оврага.
Как он и рассчитывал, отсюда отлично был виден противоположный склон с лисьей норой.
– Сейчас вот найду удобное местечко, где тебя, злюка, будет видно как на ладони, а меня ты и не увидишь! – злорадно приговаривал он, оглядываясь кругом. – Вот это, кажется, то, что мне надо!
Ухватившись за обнаженные корни сосны, он ловко подтянулся вверх и оказался в небольшой песчаной яме, образованной под корнями старого дуба. Отсюда нора была хорошо видна, а Тимку прикрывали небольшие заросли малины. Чтобы получше видеть нору, раздвинул несколько кустиков и выглянул в получившееся окно.
Нарушенная Тимкиным вторжением, жизнь лисьей семьи потекла своим чередом. И снова время чудесным образом раздвоилось – одно, нормальное, время текло для Тимки, а другое, словно уплотненное, убыстренное, – для всего окружающего. Вечерами Тимка наблюдал, как лис и лисица отправлялись на охоту. Возвращались они только под утро. Лисица, утомленная, разваливалась на площадке около норы, а лисовин выбирал себе место для отдыха где-нибудь поблизости. В это время из норы вылезали лисята и принимались играть. Со звонким тявканьем, наскакивая друг на друга, прыгали по маме-лисице, кусали и тормошили ее за лапы, за уши, покусывали морду. Лиса как будто не обращала никакого внимания на эти игры, лежала, блаженно закрыв глаза и вытянувшись. Наконец, когда ей надоедала эта суматоха, она легко стряхивала малышей.
«Рр-тяв! Ррр-тявв!» Лисята замирали на месте, а лисица, тихонько ворча, уходила на два-три шага в сторону от площадки перед норой, ложилась под куст шиповника и продолжала сладко дремать. Тут наступало время игр лисят друг с другом.
«Урр! Урр! Тя-яяв! Аувв!» – кидались друг на друга, притворно сердито кусались, тявкали и злобно урчали лисята. Наигравшись досыта, они разбегались по сторонам площадки и, свесив языки и глубоко дыша, ложились отдыхать.
Очень скоро Тимка научился различать всех лисят. Особенно выделялся один крупный лисенок, который неизменно во время драк оказывался победителем. Он же отличался и особенно неугомонным нравом: когда другие лисята, лежа и высунув языки, млели на солнце, он всегда исследовал окрестности – то, навострив уши, разыскивал стрекочущего где-то рядом кузнечика, то выкапывал какой-то корешок на склоне, то до изнеможения пытался забраться на косо растущий ствол сосны. Не дожидаясь уроков матери, этот лисенок – Тимка назвал его Курносым за особенно вздернутый нос – первым бросался на полузадушенных землероек и полевок, которых приносили малышам, когда те немного подросли и их надо было учить охотиться.
«Что заметил Курносый на этот раз?» – спрашивал себя Тимка, внимательно наблюдая за затаившимся в траве лисенком.
А тот ловко прыгал и схватывал кузнечика, пытавшегося скакнуть подальше.
«Чамк!» – только облизнулся Курносый.
– Ага! Вкусный оказался кузнечик, – решил Тимка.
Потом уж, глядя на Курносого, принялись за ловлю кузнечиков и другие лисята. А Курносый тем временем опять придумал новую игру – ловить бабочек.
Скок – и мимо! Скок – и мимо! Но не унывает Курносый, упрямый оказался. Скок! Есть! Только крылья от крапивницы полетели в разные стороны. Однако бабочка не по вкусу пришлась лисенку. Перестал он за ними гоняться. Теперь сидит облизывается около цветущей таволги. А на ее белой шапке несколько пчел копошится, не боятся совсем Курносого.
Щелк! – сразу трех пчел зажал Курносый во рту.
– Ай! Тицай! Тицаф! Ай-ай! – Он завизжал, закрутился на месте, тряся головой с раскрытым ртом. – Тью! Тьфу! Ай-ай-ай! – Глаза вытаращил, по земле начал кататься. Больно ему, а кто обид чик – непонятно. Такие маленькие пчелки разве могут так кусаться?
Встревоженная стонами лисенка, мать-лисица поднялась со своего места.
– Тяв! Тяв! Что случилось? Пчела укусила? – И назидательно добавила: – Так тебе и надо! Учись уму-разуму. Тяв!
Но и тут Курносый не раскис. Катался-катался по земле, стонал-стонал да и обнаружил, что боль сразу же утихает, если нос в мягкую землю зарыть! Уж потом он вдоволь посмеялся над своими братцами и сестричками, мучавшимися от пчелиных укусов. А сам больше пчел без дела никогда не схватывал. Но что всего больше удивило Тимку, наблюдавшего за этим Курносым, так это то, что он всегда оказывался самым послушным из всех лисят. Стоило матери тревожно тявкнуть, как Курносый первым стрелой бросался к норе и первым скрывался в ее спасительной черноте; стоило матери призывно тявкнуть, как Курносый первым оказывался возле нее.
Старый лисовин не принимал участия в играх малышей, но Тимка видел, как он внимательно наблюдал издалека, со своей лежки, за ними, готовый броситься на всякого, кто посмеет нарушить их покой.
«Да, за такими беспечными лисятами нужно наблюдать внимательно!» – не раз думал Тимка, видя, как тот или другой лисенок бесстрашно носится по склону оврага, с каждым днем все дальше и дальше убегая из-под надзора родителей.
С особенной опаской наблюдал Тимка за появляющимся время от времени над оврагом большим ястребом-тетеревятником: он-то хорошо запомнил теперь, после нападения на выхухоленка Беленького, какими опасными могут быть хищные птицы. Но то, что знал Тимка, еще не знали маленькие лисята…
Темная тень пробежала по склону оврага и на мгновение остановилась над лисьим семейством, беспечно игравшим на солнышке.
– Урр! Урр! – Лисица едва успела тревожно зарычать.
И только Курносый метнулся стрелой к кусту шиповника. Остальные лисята испуганно прижались к земле, распластались и недоуменно глазели по сторонам. В воздухе послышалось легкое стремительное шуршание, темная тень как будто упала с неба и накрыла собою одного из лисят. Приглушенный визг, треск крыльев, яростное тявканье лисицы и злобное ворчание старого лиса слились для Тимки в один клубок звуков.
– Я так и знал, – прошептал Тимка, наблюдая, как громадная птица тяжело поднималась все выше и выше, держа в лапах безжизненное желтое тельце одного из лисят. Как это ни странно, но Тимка не особенно расстроился. – Сейчас в этой борьбе за жизнь победил ястреб, а завтра, кто знает, может быть, и лисица!
Четыре оставшихся лисенка сбились в кучу и поспешно залезли в нору, а разъяренная мать еще долго прыгала вверх и злобно тявкала. Во все следующие дня, вылезая из норы, играя на песке, охотясь за полевками или занимаясь ловлей насекомых, лисята нет-нет да и посматривали на небо.
Но жизнь шла, и скоро пережитый страх был забыт. Лисята сильно подросли и снова уходили все дальше от норы. И вот наконец они стали ходить но вечерам на Охоту самостоятельно. Тимке видно было, что мать и отец издали сопровождали их, но тем не менее подросшие лисята теперь стали уже вполне самостоятельными.
«Урра!» – обрадовался Тимка, увидев первую крупную добычу, притащенную Курносым.
Это была серая куропатка, которую Курносый схватил, когда она сидела на гнезде. И принес добычу к норе совсем так, как приносили убитых птиц отец и мать – с перекусанной шеей, закинув на плечи, волоча крыльями по земле. Потом и другие лисята стали приносить кто водяную крысу, кто полевок или мелких птиц.
– Ну, вот уж это ты зря принес! – осуждающе пробормотал Тимка, увидев однажды утром, как один из самых маленьких лисят притащил большую белую курицу, похищенную в ближайшей деревне. – Теперь-то люди узнают, что поблизости есть лисицы, и вам придется плохо! – с огорчением предположил Тимка, и он не ошибся.
Взрослые лисы, когда возвращались к норе, всегда приходили не прямо, а делая большие круги около норы, запутывая следы, и в самом конце пути скакали по камешкам ручья. Так же поступали, по примеру родителей, и все молодые лисы. Но в этот раз, когда Воришка – так окрестил его Тимка – притащил курицу, он появился прямо с той стороны, откуда по утрам и вечерам слышалось пение петухов и изредка доносился лай собак. День прошел тихо, и Тимка совсем было успокоился. На следующее утро он с ужасом увидел, что Воришка снова принес курицу и снова появился прямо со стороны деревни. Воришка принялся разрывать курицу на куски чуть поодаль от норы, где вчера разорвал первую. Мать-лисица недовольно заворчала на него. Скоро почти весь склон оврага покрылся легкими белыми перьями, которые так и летели из-под клыков и лап Воришки.
«Убегайте отсюда, пока не поздно! – хотелось крикнуть Тимке лисьему семейству. – Убегайте, пока не поздно!» Тимка хорошо знал, что люди не прощают зверям и птицам вторжения в свои владения, и был уверен, что час расплаты за воровство близок. Так оно и случилось…
– Уррр! Внимание! – Старая лисица настороженно подняла уши, прислушиваясь.
Насторожился и разлегшийся было в тени сосны недалеко от норы Курносый. Далеко-далеко заливисто залаяли собаки. Первым вскочил старый лис и решительно направился прямо в ту сторону, где лаяли собаки.
«Хочет увести их от норы», – догадался Тимка. И действительно, скоро собачий лай удалился куда-то в сторону и совсем затих. Лисица успокоенно опустила голову на лапы. Она не знала еще, что, кроме собак, на их поиск пошли и охотники-следопыты. Эти охотники давно знали, что в заросшем густым лесом глубоком овраге несколько лет назад были лисьи норы. И сейчас они прямиком направились к оврагу, оставив собак бегать за хитрым лисом.
И опять первой услышала опасность мать-лисица. Она еще не знала, насколько серьезна эта опасность – появление людей в лесу. Изредка в лесу встречались люди, но они никогда не забирались в густо заросший овраг. Может быть, и на этот раз они пройдут мимо? Лисята внимательно следили за матерью, тоже настороженные и немного испуганные.
«Урр! Внимание! Опасность!» Треск сучьев послышался совсем близко. Больше медлить было нельзя.
«Тяв! Рр-тяв! За мной!» – только и сказала лисица и решительно бросилась прочь от норы в противоположную сторону. Но лисята пока оставались на месте. Еще не было в их жизни случая, чтобы родная нора не укрыла их от опасности. Лисица остановилась на секунду и призывно тявкнула еще раз.
«Рр-тяявв! Р-явв! За мной! Скорее!» Словно подброшенные пружиной, за ней ринулись Курносый и еще один лисенок. Двое других нерешительно тронулись сначала за матерью, а потом остановились, жалобно заскулили и шмыгнули один за другим в темное отверстие норы. Все затихло.
Тимке вдруг захотелось быстро спуститься вниз и выгнать лисят из норы, выгнать их оттуда прочь, отправить их за матерью. Но руки и ноги сделались ватными и не слушались. Так часто бывает во сне: хочешь бежать от опасности, а не можешь сдвинуться с места.
– Вот где живут эти разбойники! – раздался мужской голос, и на полянку у норы вышел высокий человек с ружьем за плечами.
За ним появился второй с плотно набитым рюкзаком и лопатой в руках.
– Да, тут доказательство налицо, – поддержал он первого, оглядывая усеянную белыми перьями окрестность норы. – А вот и нора!
– Наверное, пустая, – предположил первый, с ружьем.
– Сейчас посмотрим! – откликнулся второй, снимая с плеч рюкзак и аккуратно распуская завязку.
Из рюкзака тотчас выпрыгнул небольшой лохматый пес, белый, с рыжим пятном на правой стороне головы. Голова у него была странная – почти квадратной формы, как будто обрубленный впереди клин. Коротенький хвост вертелся со скоростью пропеллера из стороны в сторону. Но вот пес решительно бросился к норе и, чуть помедлив у входа, ловко прямо-таки ввернулся внутрь.
– Кажется, что-то есть! Не зря я выпросил этого фокса в городе! – Высокий охотник прислушался к звукам, доносившимся из-под земли, и потянулся за ружьем, прислоненным к стволу дерева, росшего неподалеку.
– Погоди, не стреляй, Митрич: попробуем взять живьем, – предложил тот, что принес собаку.
Шум в норе приближался из глубины к входу. Рычание, приглушенная возня – и вот из норы показался хвост лисицы, а затем она и сама выползла, яростно отбиваясь от наседавшего на нее пса. Оказавшись на поверхности, лисица рванулась в сторону и хотела было пуститься наутек, но фокстерьер, мгновенно изловчившись, схватил ее за горло. Так и накрыли их обоих плащом, крепко прижали лисицу к земле, с трудом оторвали от нее вцепившегося фокса. Лисенок извивался, пытался укусить людей, но его судьба была решена: крепкая тесемка опутала передние и задние ноги и затянулась мертвым узлом на морде.
– А ну полезай-ка теперь в мешок! – приговаривал высокий, запихивая спеленатого лисенка в рюкзак.
– Митрич! Смотри-ка: в норе, верно, еще лиса осталась!
И в самом деле, фокстерьер, не успев даже немного поотдышаться, снова рванулся и исчез в темном отверстии. Тимка с тяжелым чувством наблюдал всю эту картину: он уже предвидел исход неравного поединка.
– Вот и лопата не понадобилась, – удовлетворенно проговорил низенький, плотно увязывая мешок с двумя лисятами. – За две курицы – два лисенка, не так уж плохо!
– Малых-то взяли, а старые ушли, да, видать, и других молодых с собой увели! – проговорил высокий, собирая разбросанные около норы вещи. – Ну да ладно, в этом году лисы больше сюда не вернутся, это уж точно!
Через некоторое время снова, и теперь уже надолго, установилась тишина около разоренного лисьего логова.
Выбрался Тимка из своего убежища и еще раз удивился, как быстро кругом шло время: казалось, еще пять минут назад было позднее лето, а вот уже пожелтели березовые листья, и земля уже прихвачена первым морозцем.
«Как же мне узнать, что делается теперь с моими лисятами?» – подумал было Тимка, пробираясь через густой молодой ельник.
Здесь, под густыми еловыми ветками, было совсем-совсем темно. Но вот ельник остался позади, а в лесу было по-прежнему темно. Взглянул Тимка на небо и поежился: громадная свинцовая туча закрыла весь небосвод, острый, пронизывающий ветер раскачивал вершины голых берез, шумел еловыми лапами. Вот мелькнули первые снежинки и посыпались, понеслись по лесу, аккуратно покрывая белой пеленой все вокруг. Снег шел и час, и другой, и всю ночь, а наутро весь лес стоял неестественно тихий и неподвижный.
– Ну вот и замечательно! – обрадовался Тимка, ничуть не испугавшийся этого белого безмолвия. – Теперь-то я найду своих лисят!
Говоря так, он вспомнил, как они с папой каждый год старались попасть из города в лес сразу после первого снегопада и как папа учил его азбуке зимнего леса. Конечно, Тимка еще не был отличником или даже «хорошистом», как иногда называли в его школе четверочников, но разобрать, где пробежала лиса, он мог уверенно.
– Тут уж не запутаешься… – бормотал Тимка, выглядывая среди деревьев, не мелькнет ли где-нибудь такая заметная цепочка лисьих следов.
Немало пришлось исколесить ему лесных гривок, косогоров и оврагов, пока наконец он не нашел того, что хотел, – ровную цепочку следов. Да, сомнений не было: здесь совсем недавно прошла лиса. То, что прошла лиса, а не собака, по следу определить было совсем не трудно – аккуратно, след в след, ступали лапки, и все отпечатки как будто по ниточке выведены вдоль одной линии, а две передних подушечки с коготками чуть отставлены вперед от трех задних.
– След небольшой, видно, лиса молодая, – размышлял Тимка. – Придется пойти по следу, иначе ничего не увидишь.
Говоря так, Тимка, конечно, подражал отцу, который спокойно и уверенно разбирался в лесных следах, и всегда все получалось, как он говорил. Тимка сначала не верил, что можно догнать лису или зайца по следу, но они вместе с отцом не раз это делали потом, чтобы полюбоваться издали на охотящуюся лису или вышугнуть зайца из чащобы.
Прошел Тимка аккуратно около следа с полкилометра и вы шел на опушку леса. Здесь ровная строчка кончилась. По следам было видно, как зверь бросался то в одну, то в другую сторону, разрывал лапами тонкий снежок и еще не особенно мерзлую землю.
«Мышковала…» – опять по-взрослому и с удовольствием, что правильно разобрался, подумал Тимка, увидев следы охоты за мышами. Здесь действительно лисица хорошенько поохотилась на колонии полевых мышей, сильно размножившихся этой осенью.
И тут Тимке повезло. Пока он раздумывал, что делать дальше, чтобы побыстрее встретить лису, она сама пожаловала к нему в гости. В разгар охоты она на время потеряла осторожность и случайно оказалась совсем близко от опушки, где замер Тимка. Да, сомнения больше не оставалось: это был Курносый, тот самый лисенок, который тогда следом за матерью убежал от охотников, пришедших к норе. Какой он стал большой и красивый! Только вздернутый нос остался такой же смешной и заметный. И тут Тимке пришла в голову счастливая мысль поговорить с Курносым.
– Тяв-тяв! – затявкал Тимка неожиданно для себя звонким голосом. – Тяв-тяв!
Лисица вздрогнула, метнулась было в сторону, потом настороженно остановилась, повернулась носом к Тимке и чуть опустила голову набок.
– Тяв-тяв! Я Тимка! Здравствуй, Курносый! Я так рад, что снова встретил тебя живым и здоровым! Тявв!
– Рр! Ти-яв-лв! Я ведь не знаю тебя! Чего тебе нужно от меня? Тия-вв! Рр! Откуда ты знаешь наш язык? – недоверчиво оттявкнулся лис.
– Я пришел от Хранителя Вита и давно знаю тебя. Тяв! Еще с тех пор, как ты – тяв-тяв! – играл с другими лисятами у норы в овраге.
– Урр! Так это ты привел охотников к норе? Ррр! – подозрительно и все более настораживаясь, спросил лис. Шерсть на его загривке слегка приподнялась и теперь грозно топорщилась. Оскаленная морда смотрела на Тимку.
– Нет-нет! Охотников привел к норе твой глупый брат, который стащил курицу в деревне! Помнишь, сколько белых перьев летало у норы? Тявв!
– Тяв-тяв! Мы все тоже так решили, – немного успокоился Курносый. – Но что ты хочешь от меня? Р-яв!
– Где твой брат и родители?
– Брат и мать погибли от какой-то страшной болезни. У них выпали волосы, шуба стала холодной, а все тело сильно чесалось. Я боялся к ним подходить. Тяв! Тяврр! Отец ушел в другие места, и я его давно не встречал. Теперь здесь хозяин я! Тя-тяв! – И лис гордо выпрямился и мотнул хвостом из стороны в сторону. – Не подходи ко мне! Тя-тяв-тявв! – И лис отпрыгнул от направившегося было в его сторону Тимки. – Я терпеть не могу всяких двуногих с их ружьями, собаками, капканами! Я не боюсь тебя, но не доверяю тебе и твоему Хранителю Виту. Прощай! Тяв-авау-ай! – И, решительно повернувшись, Курносый большими прыжками понесся прочь.
«Вот так поговорили! – обиженно подумал Тимка. – Так я, пожалуй, никогда не вернусь в пещеру».
– Ну вот это уж напрасно, – раздался знакомый голос рядом с Тимкой, затем что-то пронеслось мимо него и шлепнулось на землю рядом с лисом.
Еще мгновение, и лис, жалобно скуля, повернулся к Тимке и, поджав хвост, затрусил к нему рысцой. На его спине, уютно устроившись, сидел Хранитель Вит в своем неизменном берестяном плаще.
– Это уж ты напрасно путаешь меня с людьми, – повторил он еще раз, теперь уже определенно обращаясь к Курносому. – Вот люди, те действительно часто портят природу, не задумываясь ни о завтрашнем дне, ни о жизни своих внуков и правнуков. А мы с тобой, – тут старик потрепал Курносого за ухо и ласково щелкнул по носу, – мы с тобой и есть та самая живая природа, которая все свои сегодняшние заботы меряет завтрашней меркой. Вот ты уродился и смелым, и на ученье податливым, и осторожным в меру – вот и принюхивайся к жизни, ищи для себя подругу, размножайся. Научился мышковать получше, так будь уверен, найдется и полевка, которая от твоего носа укроется, и тетеревишка, который от тебя спасется. В их потомстве еще похитрее твари встретятся и с твоими будущими лисятами потягаются: кто кого победит в борьбе за жизнь? Вот так без конца живое изменяется да изменяется. А я слежу за всем этим делом да радуюсь, когда что-нибудь не только новое, но я толковое получается… Ну, беги теперь. – И Хранитель Вит приподнялся, чуть взлетел и опустился рядом с Тимкой.
Но Курносый, вместо того чтобы стремглав улепетнуть подальше, медленно подошел к Тимке и сел рядом с ним на снег, внимательна рассматривая во все глаза Хранителя Вита.
«Как будто привязали его глаза туда!» – мелькнуло у Тимки.
Лис сидел теперь совсем рядом, и рука Тимки сама собой осторожно подвинулась и что есть мочи схватила его за пушистый рыжий хвост.
«Рртявь! Ррав-тяв!» И Курносый, обернувшись, вцепился сильными зубами в руку. Тимка отпустил лисий хвост и отдернул руку. Старик как будто и не обратил внимания на потасовку, только погладил Курносого по голове и сказал:
– Молодец! Будь всегда начеку! А теперь – беги! Живо! – И уже обращаясь к Тимке: – Ты зачем его трогал? Помешал тебе его хвост, что ли? Получил по заслугам. Хулиганов мой браслет не защищает. Имей это в виду на будущее. Слышал, что я лисице рассказывал? Слышал? Хорошо! Это я не столько Курносому, сколько тебе говорил. За храброе поведение с лисицами да за находчивость твою за этой дверкой. Конечно, это ты уже и сам знаешь, только еще не сложилось у тебя в голове все. Ну давай действуй дальше, глядишь, все же удастся хорошего человека из тебя смастерить!
Немного помедлив, Тимка решительно направился к осенней стенке и принялся внимательно осматривать ворох красочных листьев.
– Нет, нет… и здесь нет… – ворчал он, но не терял надежды найти именно здесь нужную дверцу.
Чтобы удобнее было искать, он раздобыл небольшую палку и, как заправский грибник, стал разгребать все подозрительные кучки.
– Ага, попалась! – обрадовался было Тимка, почувствовав что-то круглое и твердое.
Он быстро присел на корточки и разгреб листья руками. Прямо перед ним торчала огромная коричневая шляпка белого гриба.
– Вот это гриб! – восхитился Тимка. – Но ты-то мне сейчас совсем не нужен… Вот если бы ты был дверкой из тигрового глаза… – И Тимка снова настойчиво принялся разгребать листья. – Ну, кажется, опять гриб! – решил он, почувствовав под листьями что-то твердое и круглое, но на всякий случай снова разгреб листья вокруг.
Там, как будто ехидно подмигивая, торчал большой каменный тигровый глаз, влажно поблескивая среди листьев. Найти маленькое углубление, вставить туда камень из браслета было минутным делом. Тимка чуть-чуть нажал камешек браслета в углублении дверки и…
«Рр-тяв! Тяв! Тяв!» – только и успел разобрать Тимка в обрушившемся на него шквале ударов и пинков.
Чьи-то когти полосовали ему спину и плечи, а острые зубы рвали рубашку, добираясь до шеи. В Тимке проснулся звериный инстинкт – он принялся в свою очередь рвать зубами кого-то мягкого, шерстистого и упругого, царапать ногтями горячую острую морду, стараясь оторвать от себя это сумасшедшее создание.
– Я Тим…! Тьфу! Тьпу! – отплевывался Тимка, не успевая что-нибудь сказать. – Я Тимка из Пещеры! Тьп, тьф! Меня послал… Тьпу!.. Хранитель Вит!
Наконец ему удалось с большим усилием оторвать от себя это существо. Не удержавшись, Тимка потерял равновесие и покатился по крутому склону вниз, увлекая за собой песок и царапаясь о колючие кустики.
Шлеп! – туча брызг взвилась над ручейком, струившимся по дну глубоченного лесистого оврага. Ошарашенный происшедшим, Тимка заплескался, пытаясь встать, а сверху до него донеслось:
– Уходи! И не приходи больше сюда! Знаю я вас! Сначала заманите, а потом пристрелите или свору собак напустите! Уходи! Убирайся! Не пущу к своей норе! Так и передай своему Хранителю! Тяв, тяв!
Тимке захотелось заплакать от негодования и злости. Он не сделал этой лисе – а это была именно лиса, с роскошным красным хвостом, темно-красной, почти коричневой спиной и нежным белым брюхом, – ничего плохого да и не собирался ничего замышлять против нее! И вот такой прием! Ныли царапины на спине и плечах, горели укусы на шее и груди, струйки крови запеклись на руках, покусанных лисицей.
«Пожалуй, надо убираться отсюда подобру-поздорову! – решил было Тимка, но тут же спохватился: – А как же приказание Хранителя Вита увидеть и понять все? Нет, отсюда уходить нельзя! Ну, а оставаться с этой бешеной лисой тоже невозможно», – спорил он сам с собой.
Он вылез на большой валун, лежавший посредине ручейка, и медленно приходил в себя, осматриваясь. С той стороны, откуда он скатился в ручей, склон оврага был не таким лесистым. Густые кусты орешника переплетались с невысокими рябинками и шиповником. Пониже, совсем у воды, в самой глубине оврага густые заросли малины и крапивы были промяты широкой полосой – здесь прокатился Тимка. Верх оврага зарос большими дубами и соснами. С другой стороны весь склон был покрыт густым лесом.
Тимка сообразил, что, открыв дверцу, он очутился у самого входа в лисью нору, что виднелась у основания сосны, росшей посредине склона оврага. Там была небольшая песчаная площадка, на которой теперь сидела лиса и, позевывая, довольно морщила свою черную длинную мордочку. Спина у нее была огненно-красная, такого же цвета длинный пушистый хвост с белой кисточкой на конце сейчас спокойно свернулся колечком. Белая грудь переходила в такого же цвета чистенькое брюхо. Лапы, по крайней мере передние, которые были хорошо видны, совсем черные, будто обутые в сапожки.
«Ррр! Ти-уа-вв!» – мягко проворчала и тявкнула, совсем успокаиваясь, лиса. Это был, видимо, сигнал. В тот же момент из норы выглянули сразу пять маленьких черненьких мордочек.
– Придется пристроиться где-нибудь здесь, на безопасном расстоянии, и посмотреть, что будет дальше, – решил Тимка, осторожно поднимаясь с камня и карабкаясь на лесистый склон оврага.
Как он и рассчитывал, отсюда отлично был виден противоположный склон с лисьей норой.
– Сейчас вот найду удобное местечко, где тебя, злюка, будет видно как на ладони, а меня ты и не увидишь! – злорадно приговаривал он, оглядываясь кругом. – Вот это, кажется, то, что мне надо!
Ухватившись за обнаженные корни сосны, он ловко подтянулся вверх и оказался в небольшой песчаной яме, образованной под корнями старого дуба. Отсюда нора была хорошо видна, а Тимку прикрывали небольшие заросли малины. Чтобы получше видеть нору, раздвинул несколько кустиков и выглянул в получившееся окно.
Нарушенная Тимкиным вторжением, жизнь лисьей семьи потекла своим чередом. И снова время чудесным образом раздвоилось – одно, нормальное, время текло для Тимки, а другое, словно уплотненное, убыстренное, – для всего окружающего. Вечерами Тимка наблюдал, как лис и лисица отправлялись на охоту. Возвращались они только под утро. Лисица, утомленная, разваливалась на площадке около норы, а лисовин выбирал себе место для отдыха где-нибудь поблизости. В это время из норы вылезали лисята и принимались играть. Со звонким тявканьем, наскакивая друг на друга, прыгали по маме-лисице, кусали и тормошили ее за лапы, за уши, покусывали морду. Лиса как будто не обращала никакого внимания на эти игры, лежала, блаженно закрыв глаза и вытянувшись. Наконец, когда ей надоедала эта суматоха, она легко стряхивала малышей.
«Рр-тяв! Ррр-тявв!» Лисята замирали на месте, а лисица, тихонько ворча, уходила на два-три шага в сторону от площадки перед норой, ложилась под куст шиповника и продолжала сладко дремать. Тут наступало время игр лисят друг с другом.
«Урр! Урр! Тя-яяв! Аувв!» – кидались друг на друга, притворно сердито кусались, тявкали и злобно урчали лисята. Наигравшись досыта, они разбегались по сторонам площадки и, свесив языки и глубоко дыша, ложились отдыхать.
Очень скоро Тимка научился различать всех лисят. Особенно выделялся один крупный лисенок, который неизменно во время драк оказывался победителем. Он же отличался и особенно неугомонным нравом: когда другие лисята, лежа и высунув языки, млели на солнце, он всегда исследовал окрестности – то, навострив уши, разыскивал стрекочущего где-то рядом кузнечика, то выкапывал какой-то корешок на склоне, то до изнеможения пытался забраться на косо растущий ствол сосны. Не дожидаясь уроков матери, этот лисенок – Тимка назвал его Курносым за особенно вздернутый нос – первым бросался на полузадушенных землероек и полевок, которых приносили малышам, когда те немного подросли и их надо было учить охотиться.
«Что заметил Курносый на этот раз?» – спрашивал себя Тимка, внимательно наблюдая за затаившимся в траве лисенком.
А тот ловко прыгал и схватывал кузнечика, пытавшегося скакнуть подальше.
«Чамк!» – только облизнулся Курносый.
– Ага! Вкусный оказался кузнечик, – решил Тимка.
Потом уж, глядя на Курносого, принялись за ловлю кузнечиков и другие лисята. А Курносый тем временем опять придумал новую игру – ловить бабочек.
Скок – и мимо! Скок – и мимо! Но не унывает Курносый, упрямый оказался. Скок! Есть! Только крылья от крапивницы полетели в разные стороны. Однако бабочка не по вкусу пришлась лисенку. Перестал он за ними гоняться. Теперь сидит облизывается около цветущей таволги. А на ее белой шапке несколько пчел копошится, не боятся совсем Курносого.
Щелк! – сразу трех пчел зажал Курносый во рту.
– Ай! Тицай! Тицаф! Ай-ай! – Он завизжал, закрутился на месте, тряся головой с раскрытым ртом. – Тью! Тьфу! Ай-ай-ай! – Глаза вытаращил, по земле начал кататься. Больно ему, а кто обид чик – непонятно. Такие маленькие пчелки разве могут так кусаться?
Встревоженная стонами лисенка, мать-лисица поднялась со своего места.
– Тяв! Тяв! Что случилось? Пчела укусила? – И назидательно добавила: – Так тебе и надо! Учись уму-разуму. Тяв!
Но и тут Курносый не раскис. Катался-катался по земле, стонал-стонал да и обнаружил, что боль сразу же утихает, если нос в мягкую землю зарыть! Уж потом он вдоволь посмеялся над своими братцами и сестричками, мучавшимися от пчелиных укусов. А сам больше пчел без дела никогда не схватывал. Но что всего больше удивило Тимку, наблюдавшего за этим Курносым, так это то, что он всегда оказывался самым послушным из всех лисят. Стоило матери тревожно тявкнуть, как Курносый первым стрелой бросался к норе и первым скрывался в ее спасительной черноте; стоило матери призывно тявкнуть, как Курносый первым оказывался возле нее.
Старый лисовин не принимал участия в играх малышей, но Тимка видел, как он внимательно наблюдал издалека, со своей лежки, за ними, готовый броситься на всякого, кто посмеет нарушить их покой.
«Да, за такими беспечными лисятами нужно наблюдать внимательно!» – не раз думал Тимка, видя, как тот или другой лисенок бесстрашно носится по склону оврага, с каждым днем все дальше и дальше убегая из-под надзора родителей.
С особенной опаской наблюдал Тимка за появляющимся время от времени над оврагом большим ястребом-тетеревятником: он-то хорошо запомнил теперь, после нападения на выхухоленка Беленького, какими опасными могут быть хищные птицы. Но то, что знал Тимка, еще не знали маленькие лисята…
Темная тень пробежала по склону оврага и на мгновение остановилась над лисьим семейством, беспечно игравшим на солнышке.
– Урр! Урр! – Лисица едва успела тревожно зарычать.
И только Курносый метнулся стрелой к кусту шиповника. Остальные лисята испуганно прижались к земле, распластались и недоуменно глазели по сторонам. В воздухе послышалось легкое стремительное шуршание, темная тень как будто упала с неба и накрыла собою одного из лисят. Приглушенный визг, треск крыльев, яростное тявканье лисицы и злобное ворчание старого лиса слились для Тимки в один клубок звуков.
– Я так и знал, – прошептал Тимка, наблюдая, как громадная птица тяжело поднималась все выше и выше, держа в лапах безжизненное желтое тельце одного из лисят. Как это ни странно, но Тимка не особенно расстроился. – Сейчас в этой борьбе за жизнь победил ястреб, а завтра, кто знает, может быть, и лисица!
Четыре оставшихся лисенка сбились в кучу и поспешно залезли в нору, а разъяренная мать еще долго прыгала вверх и злобно тявкала. Во все следующие дня, вылезая из норы, играя на песке, охотясь за полевками или занимаясь ловлей насекомых, лисята нет-нет да и посматривали на небо.
Но жизнь шла, и скоро пережитый страх был забыт. Лисята сильно подросли и снова уходили все дальше от норы. И вот наконец они стали ходить но вечерам на Охоту самостоятельно. Тимке видно было, что мать и отец издали сопровождали их, но тем не менее подросшие лисята теперь стали уже вполне самостоятельными.
«Урра!» – обрадовался Тимка, увидев первую крупную добычу, притащенную Курносым.
Это была серая куропатка, которую Курносый схватил, когда она сидела на гнезде. И принес добычу к норе совсем так, как приносили убитых птиц отец и мать – с перекусанной шеей, закинув на плечи, волоча крыльями по земле. Потом и другие лисята стали приносить кто водяную крысу, кто полевок или мелких птиц.
– Ну, вот уж это ты зря принес! – осуждающе пробормотал Тимка, увидев однажды утром, как один из самых маленьких лисят притащил большую белую курицу, похищенную в ближайшей деревне. – Теперь-то люди узнают, что поблизости есть лисицы, и вам придется плохо! – с огорчением предположил Тимка, и он не ошибся.
Взрослые лисы, когда возвращались к норе, всегда приходили не прямо, а делая большие круги около норы, запутывая следы, и в самом конце пути скакали по камешкам ручья. Так же поступали, по примеру родителей, и все молодые лисы. Но в этот раз, когда Воришка – так окрестил его Тимка – притащил курицу, он появился прямо с той стороны, откуда по утрам и вечерам слышалось пение петухов и изредка доносился лай собак. День прошел тихо, и Тимка совсем было успокоился. На следующее утро он с ужасом увидел, что Воришка снова принес курицу и снова появился прямо со стороны деревни. Воришка принялся разрывать курицу на куски чуть поодаль от норы, где вчера разорвал первую. Мать-лисица недовольно заворчала на него. Скоро почти весь склон оврага покрылся легкими белыми перьями, которые так и летели из-под клыков и лап Воришки.
«Убегайте отсюда, пока не поздно! – хотелось крикнуть Тимке лисьему семейству. – Убегайте, пока не поздно!» Тимка хорошо знал, что люди не прощают зверям и птицам вторжения в свои владения, и был уверен, что час расплаты за воровство близок. Так оно и случилось…
– Уррр! Внимание! – Старая лисица настороженно подняла уши, прислушиваясь.
Насторожился и разлегшийся было в тени сосны недалеко от норы Курносый. Далеко-далеко заливисто залаяли собаки. Первым вскочил старый лис и решительно направился прямо в ту сторону, где лаяли собаки.
«Хочет увести их от норы», – догадался Тимка. И действительно, скоро собачий лай удалился куда-то в сторону и совсем затих. Лисица успокоенно опустила голову на лапы. Она не знала еще, что, кроме собак, на их поиск пошли и охотники-следопыты. Эти охотники давно знали, что в заросшем густым лесом глубоком овраге несколько лет назад были лисьи норы. И сейчас они прямиком направились к оврагу, оставив собак бегать за хитрым лисом.
И опять первой услышала опасность мать-лисица. Она еще не знала, насколько серьезна эта опасность – появление людей в лесу. Изредка в лесу встречались люди, но они никогда не забирались в густо заросший овраг. Может быть, и на этот раз они пройдут мимо? Лисята внимательно следили за матерью, тоже настороженные и немного испуганные.
«Урр! Внимание! Опасность!» Треск сучьев послышался совсем близко. Больше медлить было нельзя.
«Тяв! Рр-тяв! За мной!» – только и сказала лисица и решительно бросилась прочь от норы в противоположную сторону. Но лисята пока оставались на месте. Еще не было в их жизни случая, чтобы родная нора не укрыла их от опасности. Лисица остановилась на секунду и призывно тявкнула еще раз.
«Рр-тяявв! Р-явв! За мной! Скорее!» Словно подброшенные пружиной, за ней ринулись Курносый и еще один лисенок. Двое других нерешительно тронулись сначала за матерью, а потом остановились, жалобно заскулили и шмыгнули один за другим в темное отверстие норы. Все затихло.
Тимке вдруг захотелось быстро спуститься вниз и выгнать лисят из норы, выгнать их оттуда прочь, отправить их за матерью. Но руки и ноги сделались ватными и не слушались. Так часто бывает во сне: хочешь бежать от опасности, а не можешь сдвинуться с места.
– Вот где живут эти разбойники! – раздался мужской голос, и на полянку у норы вышел высокий человек с ружьем за плечами.
За ним появился второй с плотно набитым рюкзаком и лопатой в руках.
– Да, тут доказательство налицо, – поддержал он первого, оглядывая усеянную белыми перьями окрестность норы. – А вот и нора!
– Наверное, пустая, – предположил первый, с ружьем.
– Сейчас посмотрим! – откликнулся второй, снимая с плеч рюкзак и аккуратно распуская завязку.
Из рюкзака тотчас выпрыгнул небольшой лохматый пес, белый, с рыжим пятном на правой стороне головы. Голова у него была странная – почти квадратной формы, как будто обрубленный впереди клин. Коротенький хвост вертелся со скоростью пропеллера из стороны в сторону. Но вот пес решительно бросился к норе и, чуть помедлив у входа, ловко прямо-таки ввернулся внутрь.
– Кажется, что-то есть! Не зря я выпросил этого фокса в городе! – Высокий охотник прислушался к звукам, доносившимся из-под земли, и потянулся за ружьем, прислоненным к стволу дерева, росшего неподалеку.
– Погоди, не стреляй, Митрич: попробуем взять живьем, – предложил тот, что принес собаку.
Шум в норе приближался из глубины к входу. Рычание, приглушенная возня – и вот из норы показался хвост лисицы, а затем она и сама выползла, яростно отбиваясь от наседавшего на нее пса. Оказавшись на поверхности, лисица рванулась в сторону и хотела было пуститься наутек, но фокстерьер, мгновенно изловчившись, схватил ее за горло. Так и накрыли их обоих плащом, крепко прижали лисицу к земле, с трудом оторвали от нее вцепившегося фокса. Лисенок извивался, пытался укусить людей, но его судьба была решена: крепкая тесемка опутала передние и задние ноги и затянулась мертвым узлом на морде.
– А ну полезай-ка теперь в мешок! – приговаривал высокий, запихивая спеленатого лисенка в рюкзак.
– Митрич! Смотри-ка: в норе, верно, еще лиса осталась!
И в самом деле, фокстерьер, не успев даже немного поотдышаться, снова рванулся и исчез в темном отверстии. Тимка с тяжелым чувством наблюдал всю эту картину: он уже предвидел исход неравного поединка.
– Вот и лопата не понадобилась, – удовлетворенно проговорил низенький, плотно увязывая мешок с двумя лисятами. – За две курицы – два лисенка, не так уж плохо!
– Малых-то взяли, а старые ушли, да, видать, и других молодых с собой увели! – проговорил высокий, собирая разбросанные около норы вещи. – Ну да ладно, в этом году лисы больше сюда не вернутся, это уж точно!
Через некоторое время снова, и теперь уже надолго, установилась тишина около разоренного лисьего логова.
Выбрался Тимка из своего убежища и еще раз удивился, как быстро кругом шло время: казалось, еще пять минут назад было позднее лето, а вот уже пожелтели березовые листья, и земля уже прихвачена первым морозцем.
«Как же мне узнать, что делается теперь с моими лисятами?» – подумал было Тимка, пробираясь через густой молодой ельник.
Здесь, под густыми еловыми ветками, было совсем-совсем темно. Но вот ельник остался позади, а в лесу было по-прежнему темно. Взглянул Тимка на небо и поежился: громадная свинцовая туча закрыла весь небосвод, острый, пронизывающий ветер раскачивал вершины голых берез, шумел еловыми лапами. Вот мелькнули первые снежинки и посыпались, понеслись по лесу, аккуратно покрывая белой пеленой все вокруг. Снег шел и час, и другой, и всю ночь, а наутро весь лес стоял неестественно тихий и неподвижный.
– Ну вот и замечательно! – обрадовался Тимка, ничуть не испугавшийся этого белого безмолвия. – Теперь-то я найду своих лисят!
Говоря так, он вспомнил, как они с папой каждый год старались попасть из города в лес сразу после первого снегопада и как папа учил его азбуке зимнего леса. Конечно, Тимка еще не был отличником или даже «хорошистом», как иногда называли в его школе четверочников, но разобрать, где пробежала лиса, он мог уверенно.
– Тут уж не запутаешься… – бормотал Тимка, выглядывая среди деревьев, не мелькнет ли где-нибудь такая заметная цепочка лисьих следов.
Немало пришлось исколесить ему лесных гривок, косогоров и оврагов, пока наконец он не нашел того, что хотел, – ровную цепочку следов. Да, сомнений не было: здесь совсем недавно прошла лиса. То, что прошла лиса, а не собака, по следу определить было совсем не трудно – аккуратно, след в след, ступали лапки, и все отпечатки как будто по ниточке выведены вдоль одной линии, а две передних подушечки с коготками чуть отставлены вперед от трех задних.
– След небольшой, видно, лиса молодая, – размышлял Тимка. – Придется пойти по следу, иначе ничего не увидишь.
Говоря так, Тимка, конечно, подражал отцу, который спокойно и уверенно разбирался в лесных следах, и всегда все получалось, как он говорил. Тимка сначала не верил, что можно догнать лису или зайца по следу, но они вместе с отцом не раз это делали потом, чтобы полюбоваться издали на охотящуюся лису или вышугнуть зайца из чащобы.
Прошел Тимка аккуратно около следа с полкилометра и вы шел на опушку леса. Здесь ровная строчка кончилась. По следам было видно, как зверь бросался то в одну, то в другую сторону, разрывал лапами тонкий снежок и еще не особенно мерзлую землю.
«Мышковала…» – опять по-взрослому и с удовольствием, что правильно разобрался, подумал Тимка, увидев следы охоты за мышами. Здесь действительно лисица хорошенько поохотилась на колонии полевых мышей, сильно размножившихся этой осенью.
И тут Тимке повезло. Пока он раздумывал, что делать дальше, чтобы побыстрее встретить лису, она сама пожаловала к нему в гости. В разгар охоты она на время потеряла осторожность и случайно оказалась совсем близко от опушки, где замер Тимка. Да, сомнения больше не оставалось: это был Курносый, тот самый лисенок, который тогда следом за матерью убежал от охотников, пришедших к норе. Какой он стал большой и красивый! Только вздернутый нос остался такой же смешной и заметный. И тут Тимке пришла в голову счастливая мысль поговорить с Курносым.
– Тяв-тяв! – затявкал Тимка неожиданно для себя звонким голосом. – Тяв-тяв!
Лисица вздрогнула, метнулась было в сторону, потом настороженно остановилась, повернулась носом к Тимке и чуть опустила голову набок.
– Тяв-тяв! Я Тимка! Здравствуй, Курносый! Я так рад, что снова встретил тебя живым и здоровым! Тявв!
– Рр! Ти-яв-лв! Я ведь не знаю тебя! Чего тебе нужно от меня? Тия-вв! Рр! Откуда ты знаешь наш язык? – недоверчиво оттявкнулся лис.
– Я пришел от Хранителя Вита и давно знаю тебя. Тяв! Еще с тех пор, как ты – тяв-тяв! – играл с другими лисятами у норы в овраге.
– Урр! Так это ты привел охотников к норе? Ррр! – подозрительно и все более настораживаясь, спросил лис. Шерсть на его загривке слегка приподнялась и теперь грозно топорщилась. Оскаленная морда смотрела на Тимку.
– Нет-нет! Охотников привел к норе твой глупый брат, который стащил курицу в деревне! Помнишь, сколько белых перьев летало у норы? Тявв!
– Тяв-тяв! Мы все тоже так решили, – немного успокоился Курносый. – Но что ты хочешь от меня? Р-яв!
– Где твой брат и родители?
– Брат и мать погибли от какой-то страшной болезни. У них выпали волосы, шуба стала холодной, а все тело сильно чесалось. Я боялся к ним подходить. Тяв! Тяврр! Отец ушел в другие места, и я его давно не встречал. Теперь здесь хозяин я! Тя-тяв! – И лис гордо выпрямился и мотнул хвостом из стороны в сторону. – Не подходи ко мне! Тя-тяв-тявв! – И лис отпрыгнул от направившегося было в его сторону Тимки. – Я терпеть не могу всяких двуногих с их ружьями, собаками, капканами! Я не боюсь тебя, но не доверяю тебе и твоему Хранителю Виту. Прощай! Тяв-авау-ай! – И, решительно повернувшись, Курносый большими прыжками понесся прочь.
«Вот так поговорили! – обиженно подумал Тимка. – Так я, пожалуй, никогда не вернусь в пещеру».
– Ну вот это уж напрасно, – раздался знакомый голос рядом с Тимкой, затем что-то пронеслось мимо него и шлепнулось на землю рядом с лисом.
Еще мгновение, и лис, жалобно скуля, повернулся к Тимке и, поджав хвост, затрусил к нему рысцой. На его спине, уютно устроившись, сидел Хранитель Вит в своем неизменном берестяном плаще.
– Это уж ты напрасно путаешь меня с людьми, – повторил он еще раз, теперь уже определенно обращаясь к Курносому. – Вот люди, те действительно часто портят природу, не задумываясь ни о завтрашнем дне, ни о жизни своих внуков и правнуков. А мы с тобой, – тут старик потрепал Курносого за ухо и ласково щелкнул по носу, – мы с тобой и есть та самая живая природа, которая все свои сегодняшние заботы меряет завтрашней меркой. Вот ты уродился и смелым, и на ученье податливым, и осторожным в меру – вот и принюхивайся к жизни, ищи для себя подругу, размножайся. Научился мышковать получше, так будь уверен, найдется и полевка, которая от твоего носа укроется, и тетеревишка, который от тебя спасется. В их потомстве еще похитрее твари встретятся и с твоими будущими лисятами потягаются: кто кого победит в борьбе за жизнь? Вот так без конца живое изменяется да изменяется. А я слежу за всем этим делом да радуюсь, когда что-нибудь не только новое, но я толковое получается… Ну, беги теперь. – И Хранитель Вит приподнялся, чуть взлетел и опустился рядом с Тимкой.
Но Курносый, вместо того чтобы стремглав улепетнуть подальше, медленно подошел к Тимке и сел рядом с ним на снег, внимательна рассматривая во все глаза Хранителя Вита.
«Как будто привязали его глаза туда!» – мелькнуло у Тимки.
Лис сидел теперь совсем рядом, и рука Тимки сама собой осторожно подвинулась и что есть мочи схватила его за пушистый рыжий хвост.
«Рртявь! Ррав-тяв!» И Курносый, обернувшись, вцепился сильными зубами в руку. Тимка отпустил лисий хвост и отдернул руку. Старик как будто и не обратил внимания на потасовку, только погладил Курносого по голове и сказал:
– Молодец! Будь всегда начеку! А теперь – беги! Живо! – И уже обращаясь к Тимке: – Ты зачем его трогал? Помешал тебе его хвост, что ли? Получил по заслугам. Хулиганов мой браслет не защищает. Имей это в виду на будущее. Слышал, что я лисице рассказывал? Слышал? Хорошо! Это я не столько Курносому, сколько тебе говорил. За храброе поведение с лисицами да за находчивость твою за этой дверкой. Конечно, это ты уже и сам знаешь, только еще не сложилось у тебя в голове все. Ну давай действуй дальше, глядишь, все же удастся хорошего человека из тебя смастерить!