Страница:
Тот почитался как покровитель не только жрецов и магов, но и представителей всех интеллектуальных профессий. В период упадка египетской культуры на первый план вышли оккультные «знания», связанные с магическими заклинаниями, астрологией и алхимией. В античное время функции Тота унаследовал греческий бог Гермес. А в мистическом плане соединение Гермеса с Тотом привело к образу мага и волшебника Трисмегиста («трижды величайшего»), имя которого было особенно популярно у средневековых чернокнижников, алхимиков, астрологов.
Женой Тота была богиня истины и порядка Маат. Надо подчеркнуть, что культ Тота показывает, какое большое значение придавали египтяне духовной культуре, знаниям, интеллекту. Не в этом ли был залог великих достижений египетской культуры, проникнутой светлым мировоззрением, несмотря на культ мертвых (или – благодаря ему?).
Есть еще один аспект представлений египтян о боге мудрости. Ведь он олицетворял два очень разных вида знания: рациональное, которое можно сопоставить с наукой и техникой, и мистическое, отчасти связанное с тем, что мы называем интуицией, проявлением подсознания. В первом случае речь идет о подлинном знании, а во втором – о стремлении преодолеть незнание, в чем призвана помочь религия.
«Однако не сумма знаний определяет качество интеллекта, – справедливо отмечал Р. Антее. – Истинным критерием разума человека, очевидно, является вопрос, сознает ли он пределы своего знания. Он должен знать свое место в том, что касается рассудка, и в том, что связано с религиозным верованием. В общем, египетская история заставляет думать, что около 3000 (г.) до н. э. в Египте «магический разум» и «рациональный разум», т. е. религиозный и логический способы мышления, были более уравновешены, чем около 1000 г. до н. э. или даже в современном мире. Древнейшие египтяне пользовались разумом в самой высокой степени там, где это было нужно, и с должным уважением подходили к тому, что превышало их разумение».
Таков общий закон развития общественных систем. В период расцвета интеллектуальной жизни сохраняется гармония между рациональным знанием и мистикой, наукой и религией. Со временем рациональные знания начинают преобладать, а религия превращается в формальность, механическое исполнение ритуалов. А затем, в период кризиса и упадка, люди начинают уповать на мистику, неведомые силы, на чудо. В Египте такая смена эпох происходила несколько раз (в нашей стране – тоже).
МААТ
ПТАХ (ПТА)
ДВУРЕЧЬЕ (ШУМЕР, АККАД, АССИРИЯ, ВАВИЛОН)
АНУ (АН)
Женой Тота была богиня истины и порядка Маат. Надо подчеркнуть, что культ Тота показывает, какое большое значение придавали египтяне духовной культуре, знаниям, интеллекту. Не в этом ли был залог великих достижений египетской культуры, проникнутой светлым мировоззрением, несмотря на культ мертвых (или – благодаря ему?).
Есть еще один аспект представлений египтян о боге мудрости. Ведь он олицетворял два очень разных вида знания: рациональное, которое можно сопоставить с наукой и техникой, и мистическое, отчасти связанное с тем, что мы называем интуицией, проявлением подсознания. В первом случае речь идет о подлинном знании, а во втором – о стремлении преодолеть незнание, в чем призвана помочь религия.
«Однако не сумма знаний определяет качество интеллекта, – справедливо отмечал Р. Антее. – Истинным критерием разума человека, очевидно, является вопрос, сознает ли он пределы своего знания. Он должен знать свое место в том, что касается рассудка, и в том, что связано с религиозным верованием. В общем, египетская история заставляет думать, что около 3000 (г.) до н. э. в Египте «магический разум» и «рациональный разум», т. е. религиозный и логический способы мышления, были более уравновешены, чем около 1000 г. до н. э. или даже в современном мире. Древнейшие египтяне пользовались разумом в самой высокой степени там, где это было нужно, и с должным уважением подходили к тому, что превышало их разумение».
Таков общий закон развития общественных систем. В период расцвета интеллектуальной жизни сохраняется гармония между рациональным знанием и мистикой, наукой и религией. Со временем рациональные знания начинают преобладать, а религия превращается в формальность, механическое исполнение ритуалов. А затем, в период кризиса и упадка, люди начинают уповать на мистику, неведомые силы, на чудо. В Египте такая смена эпох происходила несколько раз (в нашей стране – тоже).
МААТ
Не случайно женой бога мудрости Тота была богиня истины, порядка и справедливости – Маат. Египтяне чтили мудрость не как хитроумие, изворотливость ума, способность на ловкий обман. Существовало представление о двух сестрах Маати, в чертог которых вступает умерший (порой они олицетворялись как Исида и Нефтис). В этом чертоге царили честность, чистота, справедливость, истина.
Не совсем ясно, что подразумевалось под двойственностью Маати, какая «двойная правда». То ли – субъективная и объективная, которые принято называть правдой (о позиции человека) и истиной (о позиции Бога или абстрактного судьи); то ли – очевидная, видимая и потаенная, требующая расследования и понимания… В любом случае важно подчеркнуть, что в конце концов это была двуединая Маат.
Символом Маат было страусовое перо (оно же и называлось «маат»). Возможно, оно служило наименьшей мерой веса, ибо в загробном мире на одну чашу весов клали сердце умершего, а на другую – перо или статуэтку Маат. Равновесие чаш весов считалось свидетельством честности и непогрешимости. Складывается впечатление, что и для живых тем самым поощрялись честность и справедливость в торговых делах.
В этой связи вспоминается гениальная денежная единица, изобретенная в Древнем Египте около четырех тысячелетий назад. Она называлась «шетит». Ею пользовались при обмене товарами, оценке недвижимости или рабского труда. «И тем не менее, – писал французский историк Пьер Монтэ, – эта единица была чисто теоретической. Официальным властям никогда не приходило в голову наделать из металла кружочки строго определенного веса и выбить на них соответствующее изображение, однако египтяне хорошо знали, какое количество золота, серебра или другого металла соответствовало по весу одному шетиту». Такова была совершенно умозрительная единица цены. Все знали, что такое шетит, и пользовались им, но никто никогда его не видел и не держал в руках. Его держали в уме. Так экономилось огромное количество драгоценного металла, сил и средств. Польза была не только материальная, но и моральная: невозможно было накапливать «ше-титные» капиталы. Это одерживало человеческую алчность и исключало жульнические операции… Впрочем, возможность пользоваться мнимыми «деньгами» возникла именно потому, что египтяне высоко чтили честность, истину и справедливость – в облике богине Маат. И если нечестивец исхитрится избежать мирского суда, то его непременно постигнет суд всевышний, божеский. В Чертоге Маати уже невозможно было прибегнуть к обману и лицемерию.
В одном из папирусов приведены «речи умершего, когда он, правдивый голосом, выходит из Чертога богинь Маати». Вот его слова: «Слава вам, о боги, обитающие в Чертоге богинь Маати, лишенные зла в телах своих, живущие праведно и правдиво, питающиеся правдой и праведностью…
О, дозвольте мне прийти к вам, ибо я не совершил ошибок, я не грешил и не делал зла, я не лжесвидетельствовал… Я живу по правде и справедливости, и я питаюсь по правде и справедливости. Я соблюдал заповеди людей… Я был в мире с Богом, [исполняя] его волю. Я давал хлеб голодному, воду жаждущему, одежду нагому и лодку – потерпевшему кораблекрушение…» И в дальнейшем умерший не раз ссылается на Истину и Справедливость. Слово «правда» – одно из ключевых в церемонии прохождения умершего через Чертог Маати. Ему приходится отвечать на вопросы самых разных предметов: левой и правой стоек косяка, дверной петли, порога, петли засова.
Первый вопрос задают дверные засовы: «Мы не пропустим тебя, пока не назовешь наши имена». Ответ умершего: «Язык места Истины и Справедливости – ваше имя».
В гимнах Ра у солнечного бога называется надежная опора – богиня Маат. В одном из гимнов даже сказано: «Ра живет в прекрасной Маат». По-видимому, так подчеркивался тот факт, что для землян Солнце действительно является олицетворением порядка и справедливости, бесконечной щедрости ко всему живому. И не случайно фараоны, желая подчеркнуть свое сходство с богом Солнца, нередко называли себя «владыка Маат». В середине III тысячелетия до н. э. верховный судья Египта носил титул «жрец Маат».
Как богиня порядка Маат являлась олицетворением не только социальной справедливости, но и политической устойчивости в государстве (отступление фараона или вельможи от правды считалось преступлением перед богиней), а также мирового порядка, законов природы и богов. В космогоническом смысле Маат придавалось первостепенное значение: порядок противостоял хаосу. Есть глубокий философский смысл в том, что существует единство порядка в мире природы, мире людей и в душе человеческой. Только в этом случае общество обладает стабильностью, а культура находится в расцвете.
Не совсем ясно, что подразумевалось под двойственностью Маати, какая «двойная правда». То ли – субъективная и объективная, которые принято называть правдой (о позиции человека) и истиной (о позиции Бога или абстрактного судьи); то ли – очевидная, видимая и потаенная, требующая расследования и понимания… В любом случае важно подчеркнуть, что в конце концов это была двуединая Маат.
Символом Маат было страусовое перо (оно же и называлось «маат»). Возможно, оно служило наименьшей мерой веса, ибо в загробном мире на одну чашу весов клали сердце умершего, а на другую – перо или статуэтку Маат. Равновесие чаш весов считалось свидетельством честности и непогрешимости. Складывается впечатление, что и для живых тем самым поощрялись честность и справедливость в торговых делах.
В этой связи вспоминается гениальная денежная единица, изобретенная в Древнем Египте около четырех тысячелетий назад. Она называлась «шетит». Ею пользовались при обмене товарами, оценке недвижимости или рабского труда. «И тем не менее, – писал французский историк Пьер Монтэ, – эта единица была чисто теоретической. Официальным властям никогда не приходило в голову наделать из металла кружочки строго определенного веса и выбить на них соответствующее изображение, однако египтяне хорошо знали, какое количество золота, серебра или другого металла соответствовало по весу одному шетиту». Такова была совершенно умозрительная единица цены. Все знали, что такое шетит, и пользовались им, но никто никогда его не видел и не держал в руках. Его держали в уме. Так экономилось огромное количество драгоценного металла, сил и средств. Польза была не только материальная, но и моральная: невозможно было накапливать «ше-титные» капиталы. Это одерживало человеческую алчность и исключало жульнические операции… Впрочем, возможность пользоваться мнимыми «деньгами» возникла именно потому, что египтяне высоко чтили честность, истину и справедливость – в облике богине Маат. И если нечестивец исхитрится избежать мирского суда, то его непременно постигнет суд всевышний, божеский. В Чертоге Маати уже невозможно было прибегнуть к обману и лицемерию.
В одном из папирусов приведены «речи умершего, когда он, правдивый голосом, выходит из Чертога богинь Маати». Вот его слова: «Слава вам, о боги, обитающие в Чертоге богинь Маати, лишенные зла в телах своих, живущие праведно и правдиво, питающиеся правдой и праведностью…
О, дозвольте мне прийти к вам, ибо я не совершил ошибок, я не грешил и не делал зла, я не лжесвидетельствовал… Я живу по правде и справедливости, и я питаюсь по правде и справедливости. Я соблюдал заповеди людей… Я был в мире с Богом, [исполняя] его волю. Я давал хлеб голодному, воду жаждущему, одежду нагому и лодку – потерпевшему кораблекрушение…» И в дальнейшем умерший не раз ссылается на Истину и Справедливость. Слово «правда» – одно из ключевых в церемонии прохождения умершего через Чертог Маати. Ему приходится отвечать на вопросы самых разных предметов: левой и правой стоек косяка, дверной петли, порога, петли засова.
Первый вопрос задают дверные засовы: «Мы не пропустим тебя, пока не назовешь наши имена». Ответ умершего: «Язык места Истины и Справедливости – ваше имя».
В гимнах Ра у солнечного бога называется надежная опора – богиня Маат. В одном из гимнов даже сказано: «Ра живет в прекрасной Маат». По-видимому, так подчеркивался тот факт, что для землян Солнце действительно является олицетворением порядка и справедливости, бесконечной щедрости ко всему живому. И не случайно фараоны, желая подчеркнуть свое сходство с богом Солнца, нередко называли себя «владыка Маат». В середине III тысячелетия до н. э. верховный судья Египта носил титул «жрец Маат».
Как богиня порядка Маат являлась олицетворением не только социальной справедливости, но и политической устойчивости в государстве (отступление фараона или вельможи от правды считалось преступлением перед богиней), а также мирового порядка, законов природы и богов. В космогоническом смысле Маат придавалось первостепенное значение: порядок противостоял хаосу. Есть глубокий философский смысл в том, что существует единство порядка в мире природы, мире людей и в душе человеческой. Только в этом случае общество обладает стабильностью, а культура находится в расцвете.
ПТАХ (ПТА)
Образ этого бога и смысл, который был сопряжен с ним, во многом остаются загадочными. Он относится к числу наиболее древних богов и был всевышним покровителем города Мемфиса. Культ его был распространен в Нубии, Палестине, но прежде всего – в Египте, где он – около пяти тысячелетий назад – превратился в главного бога Египта, когда Мемфис стал его столицей.
Тогда начался первый период расцвета египетской культуры. Однако восстанавливать древнейшие представления о Птахе приходится по «Мемфисскому теологическому трактату» – надписи на монолите, сделанной около 700 г. до н. э. Но, по мнению специалистов, на монолите воспроизведен текст древнего папируса, написанного около 2500 г. до н. э.
В этом трактате Птах назван великим и огромным, унаследовавшим свою силу от всех богов и их духов. Мысль о творении, зародившаяся у Птаха, сравнивается с появлением Атума, солнечного света.
Девятка первобогов Атума возникла из его семени и пальцев, а Девятка богов Пта – это зубы и губы в этих устах, которые произносят названия всех вещей… Девятка создала видение глаз, слух ушей, обоняние носа, дабы они передавали все это сердцу, ибо всякое знание происходит от него, язык же повторяет лишь то, что замыслено сердцем.
Создается впечатление, что данный миф объединяет две версии о сотворении мира: гелиополь-скую, в которой первенствует Атум, и мемфисскую. И если Атум творит материальный мир, то Птах – духовный (сердце в те времена считалось средоточием души).
Благодаря божественному слову была создана жизненная сила богов и людей. Так дана была жизнь добродетельному и смерть преступному. Так были сотворены всякие работы, всякие искусства, согласное движение рук, ног и всех членов по приказу, задуманному сердцем и выраженному языком.
И было сказано о Птахе: «Он, сотворивший все сущее и воссоздавший богов». Так было установлено и признано, что его могущество превосходит могущества других богов.
Умиротворился Птах, создав все вещи и божественные слова. Он породил богов, создал города, основал номы, водрузил богов в их святилища, учредил их жертвоприношения, основал их храмы. И вошли по его воле боги каждый в свое тело из всех пород деревьев, камня и глины, и приняли в них свой облик.
В этом мифе Птах выступает не только творцом и демиургом, но и культурным героем. Как творец, одухотворявший все сущее, он является одновременно мужским и женским первичным океаном, отцом и матерью Атума, сердцем и языком Эннеады (девятки первобогов) и Нефертемом, который находится у носа Ра.
Здесь мы вновь сталкиваемся с очень распространенным поверьем, что в божественном слове заключена необычайная творческая сила. Создание мира представлено как творение словом. Однако в отличие от более позднего библейского варианта, в данном случае как будто не сказано о сотворении из ничего. Существование материальных объектов не интересует автора (или авторов) мифа, они могли в принципе присутствовать, но без их осмысления, без их восприятия и обозначения словом они как бы остаются в небытии: без субъекта нет объекта.
В «Меифисском теологическом трактате», как видим, рассматриваются серьезные философские проблемы. Образ Птаха олицетворяет не только душу, но и разум (с нею нераздельный?). Именно сила разума – божественного Слова – является творческой силой, благодаря которой привносятся гармония, порядок в мир природы и мир людей.
Интересно, что в гимне богу Нила Хапи Птах упоминается в связи с плодородием земли. В этом своем качестве Птах отождествлялся с другим богом – Хнумом, который тоже выступал в роли демиурга. Но если Хнум изображался бараном или человеком с бараньей головой, то Птах представал в виде мужчины в плотно облегающем его одеянии, с посохом в руке.
Птаха отождествляли со многими другими богами, женой его называли Сехмет, а то и других богинь. Но почему его изображали в странном виде путника, закрытого одеждами? Этим он отличался от всех других богов. Ответ на вопрос может дать перевод слова «птах» – открывающий. Считалось, что он «отверзает уста» богов и открывает день при восходе Солнца. Можно предположить, что Птах олицетворял и открытие мира, познание (не потому ли он изображен как путник?). А то, что он плотно прикрыт – за исключением кистей рук и ступней – показывает, насколько плотен покров тайн, скрывающих от наших глаз истинную сущность бытия.
В таком случае Птах должен олицетворять одновременно и незнание (неведомое) и открытие. Ведь для египтян понятие тайны обычно сопутствовало представлениям о боге. Вот некоторые определения, которые они давали богу:
«Бог есть дух, скрытый дух, дух духов, великий дух египтян, божественный дух».
«Бог есть сокрытое Существо, и ни один человек не знает Его образ. Ни один человек не может искать Его облик; Он скрыт от богов и людей, и Он – тайна для своих творений».
«Ни один человек не знает, как познать Его. Имя Его остается сокровенным; имя Его – тайна для детей Его. Имена Его бесчисленны, они различны, и никто не знает число их».
«Бог есть истина; Он живет истиной, и Он питается ею. Он – царь истины. Он опирается на истину. Он создал истину, и Он вершит ее во всем мире».
«Бог есть жизнь, и лишь через Него человек живет. Бог дает жизнь человеку, и Он вдыхает дыхание жизни в ноздри его».
Если исходить из подобных текстов, то создается впечатление о вере египтян не только во множество разнообразных богов, но и в единого Бога, олицетворяющего жизнь и разум и вечно присутствующего в мире. В таком случае и Птах предстает как одно из проявлений этого Бога, одно из имен Иго, лишь частично, лишь в малой части открытого людям.
Тогда начался первый период расцвета египетской культуры. Однако восстанавливать древнейшие представления о Птахе приходится по «Мемфисскому теологическому трактату» – надписи на монолите, сделанной около 700 г. до н. э. Но, по мнению специалистов, на монолите воспроизведен текст древнего папируса, написанного около 2500 г. до н. э.
В этом трактате Птах назван великим и огромным, унаследовавшим свою силу от всех богов и их духов. Мысль о творении, зародившаяся у Птаха, сравнивается с появлением Атума, солнечного света.
Девятка первобогов Атума возникла из его семени и пальцев, а Девятка богов Пта – это зубы и губы в этих устах, которые произносят названия всех вещей… Девятка создала видение глаз, слух ушей, обоняние носа, дабы они передавали все это сердцу, ибо всякое знание происходит от него, язык же повторяет лишь то, что замыслено сердцем.
Создается впечатление, что данный миф объединяет две версии о сотворении мира: гелиополь-скую, в которой первенствует Атум, и мемфисскую. И если Атум творит материальный мир, то Птах – духовный (сердце в те времена считалось средоточием души).
Благодаря божественному слову была создана жизненная сила богов и людей. Так дана была жизнь добродетельному и смерть преступному. Так были сотворены всякие работы, всякие искусства, согласное движение рук, ног и всех членов по приказу, задуманному сердцем и выраженному языком.
И было сказано о Птахе: «Он, сотворивший все сущее и воссоздавший богов». Так было установлено и признано, что его могущество превосходит могущества других богов.
Умиротворился Птах, создав все вещи и божественные слова. Он породил богов, создал города, основал номы, водрузил богов в их святилища, учредил их жертвоприношения, основал их храмы. И вошли по его воле боги каждый в свое тело из всех пород деревьев, камня и глины, и приняли в них свой облик.
В этом мифе Птах выступает не только творцом и демиургом, но и культурным героем. Как творец, одухотворявший все сущее, он является одновременно мужским и женским первичным океаном, отцом и матерью Атума, сердцем и языком Эннеады (девятки первобогов) и Нефертемом, который находится у носа Ра.
Здесь мы вновь сталкиваемся с очень распространенным поверьем, что в божественном слове заключена необычайная творческая сила. Создание мира представлено как творение словом. Однако в отличие от более позднего библейского варианта, в данном случае как будто не сказано о сотворении из ничего. Существование материальных объектов не интересует автора (или авторов) мифа, они могли в принципе присутствовать, но без их осмысления, без их восприятия и обозначения словом они как бы остаются в небытии: без субъекта нет объекта.
В «Меифисском теологическом трактате», как видим, рассматриваются серьезные философские проблемы. Образ Птаха олицетворяет не только душу, но и разум (с нею нераздельный?). Именно сила разума – божественного Слова – является творческой силой, благодаря которой привносятся гармония, порядок в мир природы и мир людей.
Интересно, что в гимне богу Нила Хапи Птах упоминается в связи с плодородием земли. В этом своем качестве Птах отождествлялся с другим богом – Хнумом, который тоже выступал в роли демиурга. Но если Хнум изображался бараном или человеком с бараньей головой, то Птах представал в виде мужчины в плотно облегающем его одеянии, с посохом в руке.
Птаха отождествляли со многими другими богами, женой его называли Сехмет, а то и других богинь. Но почему его изображали в странном виде путника, закрытого одеждами? Этим он отличался от всех других богов. Ответ на вопрос может дать перевод слова «птах» – открывающий. Считалось, что он «отверзает уста» богов и открывает день при восходе Солнца. Можно предположить, что Птах олицетворял и открытие мира, познание (не потому ли он изображен как путник?). А то, что он плотно прикрыт – за исключением кистей рук и ступней – показывает, насколько плотен покров тайн, скрывающих от наших глаз истинную сущность бытия.
В таком случае Птах должен олицетворять одновременно и незнание (неведомое) и открытие. Ведь для египтян понятие тайны обычно сопутствовало представлениям о боге. Вот некоторые определения, которые они давали богу:
«Бог есть дух, скрытый дух, дух духов, великий дух египтян, божественный дух».
«Бог есть сокрытое Существо, и ни один человек не знает Его образ. Ни один человек не может искать Его облик; Он скрыт от богов и людей, и Он – тайна для своих творений».
«Ни один человек не знает, как познать Его. Имя Его остается сокровенным; имя Его – тайна для детей Его. Имена Его бесчисленны, они различны, и никто не знает число их».
«Бог есть истина; Он живет истиной, и Он питается ею. Он – царь истины. Он опирается на истину. Он создал истину, и Он вершит ее во всем мире».
«Бог есть жизнь, и лишь через Него человек живет. Бог дает жизнь человеку, и Он вдыхает дыхание жизни в ноздри его».
Если исходить из подобных текстов, то создается впечатление о вере египтян не только во множество разнообразных богов, но и в единого Бога, олицетворяющего жизнь и разум и вечно присутствующего в мире. В таком случае и Птах предстает как одно из проявлений этого Бога, одно из имен Иго, лишь частично, лишь в малой части открытого людям.
ДВУРЕЧЬЕ (ШУМЕР, АККАД, АССИРИЯ, ВАВИЛОН)
Этот обширный регион оспаривает пальму первенства у Египта как первоначальный центр цивилизации. И если первые крупные государственные объединения сначала возникли в долине Нила, а не в Двуречье, то первые очаги производящего хозяйства и поселения городского типа оформились в низкогорьях, обрамляющих долину Тигра и Евфрата (а также на полуострове Малая Азия и восточном Присредиземноморье).
Особенности духовной культуры и, в частности, религиозных воззрений во многом определяются своеобразием природной обстановки. Ее принято рассматривать подобием сценической площадки, на которой разворачивается трагикомедия человеческого бытия. Но в действительности именно природа является одним из активных участников этого действа. Она меняется под влиянием деятельности человека, и это влечет за собой изменения хозяйственного уклада, материальной культуры, верований.
Например, на Ближнем Востоке около десяти тысячелетий назад преобладали культы, связанные с мужским началом и охотой на крупных млекопитающих. Наиболее часто культовым символом выступал дикий бык. Однако со временем – если судить по множеству глиняных и каменных фигурок – на первый план вышел образ божественной богини-матери. Тогда же происходил переход от присваивающего (охота, рыболовство, собирательство) к производящему хозяйству (земледелие, скотоводство).
Нет оснований сомневаться в том, что эти изменения в материальной и духовной культуре происходили одновременно, были взаимообусловлены. Прежде ученые склонны были видеть первопричину подобной эволюции в изменениях климата. Мол, заканчивался ледниковый период, началось глобальное потепление и повышение уровня Мирового океана, перестройка климатической зональности… Подобные умозрительные рассуждения не подтверждаются материалами палеоклиматических и палеонтологических исследований. Напротив, выявилась очевидная связь распространения человека в Новом Свете, Австралии, на островах и последующего резкого уменьшения здесь количества и разнообразия крупных млекопитающих, птиц.
Конечно, для нашей темы эта проблема не принципиальна. Однако она позволяет, как мы позже убедимся, понять некоторые особенности «бытия богов», а также по-новому осмыслить суть знаменитого предания о всемирном потопе.
В отличие от долины Нила, которую ежегодно «удобряет» плодородный ил, наводнения Тигра и Евфрата чаще всего носят катастрофический характер. Это обстоятельство, безусловно, влияло на развитие цивилизации в данном регионе. Долина Нила протягивается единой широкой полосой через сравнительно малолюдные опустыненные районы. В Двуречье, напротив, окультуренные земли располагались отдельными очагами, а на окружающих территориях обитали разнообразные племена и народы, постоянно вторгавшиеся в пределы этих очагов цивилизации, которые нередко враждовали между собой.
Подобная разобщенность и частые конфликты никак не спо-. собствовали созданию единого пантеона богов с более или менее определенной Иерархией, хотя некоторые великие боги переходили из века в век и от народа к народу, так же как отдельные предания. Такую устойчивость верований можно объяснить как относительным единством духовного разных народов и рас, так и единством – тоже относительным – природной обстановки.
Цивилизация в Месопотамии (Двуречье) распространялась, как мы уже говорили, от предгорий в долину по мере оскудения природных ресурсов (сведения лесов, истощения почв, эрозии земель). В долине устойчивое оседлое земледелие и скотоводство были возможны на основе орошения, регулирования течения рек. Этим занимались шумеры, которые относятся к древнейшему населению региона (досемитическому). Существовали отдельные общины, поселения городского типа, окруженные сельскохозяйственными угодьями. У каждой общины был свой местный бог-покровитель. Единой системы богов у них не было.
Во взаимоотношениях богов многое зависело от социально-политических обстоятельств. Так, небольшой поселок Гирсу имел своего покровителя – Нингирсу. Когда это поселение вошло в объединение, где самым крупным населенным пунктом был город Ла-гаш, Нингирсу (по неясным причинам) стал общим богом-покровителем. Когда к объединению примкнул поселок, где чтили богиню Бау, то ее стали считать женой Нингирсу.
Религиозные воззрения, игравшие важную роль в духовном единении, имели общественный характер (прежде преобладали семейные божества), о чем свидетельствуют развалины храмов, обычно возводившихся на одном и том же месте с самого раннего периода (шесть-восемь тысячелетий назад). Постепенно, благодаря торговым и культурным связям между общинами, стали оформляться единые образы великих богов и культурных героев.
В отличие от Египта, в этом регионе боги имели облик людей или, реже, зверей и рыб с человеческими головами (в Египте подобные боги имели головы животных). Чем объяснить такое различие? Возможно тем, что в Египте первоосновой хозяйства в глубокой древности были охота и скотоводство, тогда как в Двуречье – поливное земледелие.
«Интересно, – пишет шумеролог В.К. Афанасьева, – какими представляли себе всемогущих богов шумеры. Мир чувств этих богов подчеркнуто низменен и груб. Они не только велики, но и ужасны. Как и боги античности, они наделены всяческими человеческими слабостями. Они создают людей в пьяном виде; из-за одного каприза они способны погубить все живое, они грязны и неопрятны; так, бог Энки из-под ногтя, окрашенного в красный цвет, извлекает глину и создает неопрятное, мерзкое существо».
Относительно пьянства мифология Египта тоже далека от идеала. Вспоминается эпизод, когда пришлось устроить поистине «пивной потоп» для того, чтобы богиня-львица Хатор-Сехмет допилась до того, что перестала узнавать людей. То, что боги Двуречья грязны, а точнее сказать, вынуждены возиться в глине, тоже не удивительно. Обилие камня в Египте предоставляло прекрасную возможность строить величественные храмы, пирамиды, дворцы. Обширная Месопотамская низменность вынуждала людей изготавливать строительный материал из глины. Необходимость выкапывать и регулярно расчищать каналы тоже заставляла «возиться в грязи», работая мотыгой.
Кстати, об этом превосходно сказано в замечательной шумерекой поэме о споре Мотыги с Плугом. Плуг похваляется своим величием, тем, что царь держит его рукоять и ради плуга впрягает в ярмо быков, тогда как по сторонам толпится знать, а народ веселится и ликует (кстати говоря, употребляя хмельные напитки). Так, по-видимому, праздновали в Шумере начало земледельческих работ. А Мотыга, как брезгливо говорит Плуг, постоянно в грязи копошится и, подобно кирпичной форме, всегда грязна, копая колодцы и роя канавы. Она недостойна царской руки!
В ответ Мотыга перечисляет Плугу многообразные работы, которые она выполняет, а прежде всего – регулируя воду на полях и подготавливая их к пахоте, а также активно участвуя в строительстве. Даже для мореходства она приносит великую пользу, добывая и используя вар, готовя смолу. Наконец ведь сам Энлиль, взявшись за Мотыгу, отделил небо от земли! Тут уже не остается сомнения в том, что Мотыга превосходнее Плуга.
…Когда современный горожанин говорит «грязь», не следует забывать, что для земледельца это может быть великолепным черноземом, а для строителя – прекрасным строительным материалом. Между прочим, глина – хорошее моющее и отбеливающее средство (безусловно, не всякая).
И еще одно замечание. Природные условия и географическое положение Двуречья во многом определяли суровость быта и нравов местного населения (в отличие от жителей долины Нила). Здесь часты были жестокие войны – в отчаянной борьбе за выживание и сохранение земельных угодий, оросительных систем; нередко сюда вторгались кочевники, порой объединявшиеся в достаточно крупные армады.
По сравнению с нильской долиной земли Двуречья подвержены эрозии, засолению, а почвы со временем деградируют. В результате перевыпаса или выхода из строя ирригационных систем, изменений речного русла хозяйство приходит в упадок, а пустыни расширяют свои пределы.
Помимо природы на характере духовной культуры существенно сказываются интеллектуальные, эмоциональные, нравственные особенности людей. Однако в этом отношении основы духовного мира человека оказались удивительно устойчивыми. Порой создается впечатление, что менялись одежды, быт и нравы, а человеческие типы переходили из тысячелетия в тысячелетие почти не меняясь, а изменчивым было лишь количественное соотношение этих типов.
Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к некоторым высказываниям, запечатленным клинописью на глиняных табличках в Древнем Двуречье и поныне не утратившим актуальности:
– О сказанном в спешке можешь пожалеть позже.
– Взять в долг так же [легко], как заняться любовью, но возвращать его так же тяжело, как вынашивать ребенка.
– Только боги живут вечно под божественным солнцем; но дни человека сочтены, все дела его лишь ветер.
– Поднимись на древние руины и пройдись по ним; посмотри-ка на черепа простых и великих. Какие из них принадлежали святым, а какие – грешникам?
– Будь справедлив к своему врагу, делай добро, будь добр во все твои дни.
– Есть и царь над тобой, и правитель, но бойся сборщика налогов.
– Кто роет другому яму, сам в нее попадет.
– Не позволяй наступать тебе на ноги, дабы потом не дерзнули наступить тебе на шею.
– Лучше с мудрым человеком носить камни, чем с глупым вино пить.
– Не будь без меры сладок, чтоб тебя не проглотили. Не будь без меры горек, чтоб тебя не выплюнули.
Особенности духовной культуры и, в частности, религиозных воззрений во многом определяются своеобразием природной обстановки. Ее принято рассматривать подобием сценической площадки, на которой разворачивается трагикомедия человеческого бытия. Но в действительности именно природа является одним из активных участников этого действа. Она меняется под влиянием деятельности человека, и это влечет за собой изменения хозяйственного уклада, материальной культуры, верований.
Например, на Ближнем Востоке около десяти тысячелетий назад преобладали культы, связанные с мужским началом и охотой на крупных млекопитающих. Наиболее часто культовым символом выступал дикий бык. Однако со временем – если судить по множеству глиняных и каменных фигурок – на первый план вышел образ божественной богини-матери. Тогда же происходил переход от присваивающего (охота, рыболовство, собирательство) к производящему хозяйству (земледелие, скотоводство).
Нет оснований сомневаться в том, что эти изменения в материальной и духовной культуре происходили одновременно, были взаимообусловлены. Прежде ученые склонны были видеть первопричину подобной эволюции в изменениях климата. Мол, заканчивался ледниковый период, началось глобальное потепление и повышение уровня Мирового океана, перестройка климатической зональности… Подобные умозрительные рассуждения не подтверждаются материалами палеоклиматических и палеонтологических исследований. Напротив, выявилась очевидная связь распространения человека в Новом Свете, Австралии, на островах и последующего резкого уменьшения здесь количества и разнообразия крупных млекопитающих, птиц.
Конечно, для нашей темы эта проблема не принципиальна. Однако она позволяет, как мы позже убедимся, понять некоторые особенности «бытия богов», а также по-новому осмыслить суть знаменитого предания о всемирном потопе.
В отличие от долины Нила, которую ежегодно «удобряет» плодородный ил, наводнения Тигра и Евфрата чаще всего носят катастрофический характер. Это обстоятельство, безусловно, влияло на развитие цивилизации в данном регионе. Долина Нила протягивается единой широкой полосой через сравнительно малолюдные опустыненные районы. В Двуречье, напротив, окультуренные земли располагались отдельными очагами, а на окружающих территориях обитали разнообразные племена и народы, постоянно вторгавшиеся в пределы этих очагов цивилизации, которые нередко враждовали между собой.
Подобная разобщенность и частые конфликты никак не спо-. собствовали созданию единого пантеона богов с более или менее определенной Иерархией, хотя некоторые великие боги переходили из века в век и от народа к народу, так же как отдельные предания. Такую устойчивость верований можно объяснить как относительным единством духовного разных народов и рас, так и единством – тоже относительным – природной обстановки.
Цивилизация в Месопотамии (Двуречье) распространялась, как мы уже говорили, от предгорий в долину по мере оскудения природных ресурсов (сведения лесов, истощения почв, эрозии земель). В долине устойчивое оседлое земледелие и скотоводство были возможны на основе орошения, регулирования течения рек. Этим занимались шумеры, которые относятся к древнейшему населению региона (досемитическому). Существовали отдельные общины, поселения городского типа, окруженные сельскохозяйственными угодьями. У каждой общины был свой местный бог-покровитель. Единой системы богов у них не было.
Во взаимоотношениях богов многое зависело от социально-политических обстоятельств. Так, небольшой поселок Гирсу имел своего покровителя – Нингирсу. Когда это поселение вошло в объединение, где самым крупным населенным пунктом был город Ла-гаш, Нингирсу (по неясным причинам) стал общим богом-покровителем. Когда к объединению примкнул поселок, где чтили богиню Бау, то ее стали считать женой Нингирсу.
Религиозные воззрения, игравшие важную роль в духовном единении, имели общественный характер (прежде преобладали семейные божества), о чем свидетельствуют развалины храмов, обычно возводившихся на одном и том же месте с самого раннего периода (шесть-восемь тысячелетий назад). Постепенно, благодаря торговым и культурным связям между общинами, стали оформляться единые образы великих богов и культурных героев.
В отличие от Египта, в этом регионе боги имели облик людей или, реже, зверей и рыб с человеческими головами (в Египте подобные боги имели головы животных). Чем объяснить такое различие? Возможно тем, что в Египте первоосновой хозяйства в глубокой древности были охота и скотоводство, тогда как в Двуречье – поливное земледелие.
«Интересно, – пишет шумеролог В.К. Афанасьева, – какими представляли себе всемогущих богов шумеры. Мир чувств этих богов подчеркнуто низменен и груб. Они не только велики, но и ужасны. Как и боги античности, они наделены всяческими человеческими слабостями. Они создают людей в пьяном виде; из-за одного каприза они способны погубить все живое, они грязны и неопрятны; так, бог Энки из-под ногтя, окрашенного в красный цвет, извлекает глину и создает неопрятное, мерзкое существо».
Относительно пьянства мифология Египта тоже далека от идеала. Вспоминается эпизод, когда пришлось устроить поистине «пивной потоп» для того, чтобы богиня-львица Хатор-Сехмет допилась до того, что перестала узнавать людей. То, что боги Двуречья грязны, а точнее сказать, вынуждены возиться в глине, тоже не удивительно. Обилие камня в Египте предоставляло прекрасную возможность строить величественные храмы, пирамиды, дворцы. Обширная Месопотамская низменность вынуждала людей изготавливать строительный материал из глины. Необходимость выкапывать и регулярно расчищать каналы тоже заставляла «возиться в грязи», работая мотыгой.
Кстати, об этом превосходно сказано в замечательной шумерекой поэме о споре Мотыги с Плугом. Плуг похваляется своим величием, тем, что царь держит его рукоять и ради плуга впрягает в ярмо быков, тогда как по сторонам толпится знать, а народ веселится и ликует (кстати говоря, употребляя хмельные напитки). Так, по-видимому, праздновали в Шумере начало земледельческих работ. А Мотыга, как брезгливо говорит Плуг, постоянно в грязи копошится и, подобно кирпичной форме, всегда грязна, копая колодцы и роя канавы. Она недостойна царской руки!
В ответ Мотыга перечисляет Плугу многообразные работы, которые она выполняет, а прежде всего – регулируя воду на полях и подготавливая их к пахоте, а также активно участвуя в строительстве. Даже для мореходства она приносит великую пользу, добывая и используя вар, готовя смолу. Наконец ведь сам Энлиль, взявшись за Мотыгу, отделил небо от земли! Тут уже не остается сомнения в том, что Мотыга превосходнее Плуга.
…Когда современный горожанин говорит «грязь», не следует забывать, что для земледельца это может быть великолепным черноземом, а для строителя – прекрасным строительным материалом. Между прочим, глина – хорошее моющее и отбеливающее средство (безусловно, не всякая).
И еще одно замечание. Природные условия и географическое положение Двуречья во многом определяли суровость быта и нравов местного населения (в отличие от жителей долины Нила). Здесь часты были жестокие войны – в отчаянной борьбе за выживание и сохранение земельных угодий, оросительных систем; нередко сюда вторгались кочевники, порой объединявшиеся в достаточно крупные армады.
По сравнению с нильской долиной земли Двуречья подвержены эрозии, засолению, а почвы со временем деградируют. В результате перевыпаса или выхода из строя ирригационных систем, изменений речного русла хозяйство приходит в упадок, а пустыни расширяют свои пределы.
Помимо природы на характере духовной культуры существенно сказываются интеллектуальные, эмоциональные, нравственные особенности людей. Однако в этом отношении основы духовного мира человека оказались удивительно устойчивыми. Порой создается впечатление, что менялись одежды, быт и нравы, а человеческие типы переходили из тысячелетия в тысячелетие почти не меняясь, а изменчивым было лишь количественное соотношение этих типов.
Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к некоторым высказываниям, запечатленным клинописью на глиняных табличках в Древнем Двуречье и поныне не утратившим актуальности:
– О сказанном в спешке можешь пожалеть позже.
– Взять в долг так же [легко], как заняться любовью, но возвращать его так же тяжело, как вынашивать ребенка.
– Только боги живут вечно под божественным солнцем; но дни человека сочтены, все дела его лишь ветер.
– Поднимись на древние руины и пройдись по ним; посмотри-ка на черепа простых и великих. Какие из них принадлежали святым, а какие – грешникам?
– Будь справедлив к своему врагу, делай добро, будь добр во все твои дни.
– Есть и царь над тобой, и правитель, но бойся сборщика налогов.
– Кто роет другому яму, сам в нее попадет.
– Не позволяй наступать тебе на ноги, дабы потом не дерзнули наступить тебе на шею.
– Лучше с мудрым человеком носить камни, чем с глупым вино пить.
– Не будь без меры сладок, чтоб тебя не проглотили. Не будь без меры горек, чтоб тебя не выплюнули.
АНУ (АН)
Ан в переводе с шумерского – небо. Так же назывался и бог неба – один из наиболее чтимых и в то же время весьма загадочных в пантеоне шумерских божеств. Предполагается, что в доисторические (до письменности) времена он был просто олицетворением или названием неба. По-видимому, тогда главой богов, их праматерью было женское божество. Недаром в одном из древнейших мифов сказано: «Намму-праматерь, прародительница, всех великих богов она созидательница».
Надо заметить, что людям и сотню тысячелетий назад было известно, что рожать, «создавать» себе подобных способны только женщины, а не мужчины. У многих первобытных племен считалось, что роль мужчин в процессе зачатия неопределенна или вообще сомнительна. И когда у египтян первобог вынужден оплодотворять сам себя, этот противоестественный процесс имеет оправдание лишь в том, что таким образом возвеличивается роль мужчины в сотворении богов и людей. Иначе говоря, таким образом мужчины утверждали свое преимущество, первенство перед женщинами.
Складывается впечатление, что, возвеличивая богиню Намму, шумеры не только отдавали должное своим более древним преданиям – времен матриархата, – но и проявляли здравый смысл. Кстати, у пресмыкающихся существуют сообщества без мужских особей (так называемый партеногенез – девственное размножение).
О происхождении всего сущего шумеры предпочитали много не рассуждать, и об этом в их мифах и сказаниях говорится и очень редко, и вскользь. Намму они называли матерью, создавшей небо и землю. Возможно, она олицетворяла первозданный океан. Но не исключено, что подобный замысловатый, многоплановый образ – творение более поздних толкователей и пересказчиков мифов.
Вряд ли понятие «океан» было близко сознанию и представлениям шумеров. Скорее всего, праматерь была олицетворением жизни, а появление первой пары богов – олицетворением мужского (небо) и женского (земля) начала. Тем более что первые боги росли порознь: на горе – бог Ан, а богиня у подножья горы. Возмужав и соединившись, они породили сначала могучего Энлиля, а затем и других богов.
Не отражает ли это предание то вполне правдоподобное обстоятельство, что становление шумерской цивилизации произошло в результате объединения племен, обитавших в низменной части Двуречья, и тех, которые спустились с окрестных предгорий? Известно, что предки нередко превращались в мифологических персонажей.
Надо заметить, что людям и сотню тысячелетий назад было известно, что рожать, «создавать» себе подобных способны только женщины, а не мужчины. У многих первобытных племен считалось, что роль мужчин в процессе зачатия неопределенна или вообще сомнительна. И когда у египтян первобог вынужден оплодотворять сам себя, этот противоестественный процесс имеет оправдание лишь в том, что таким образом возвеличивается роль мужчины в сотворении богов и людей. Иначе говоря, таким образом мужчины утверждали свое преимущество, первенство перед женщинами.
Складывается впечатление, что, возвеличивая богиню Намму, шумеры не только отдавали должное своим более древним преданиям – времен матриархата, – но и проявляли здравый смысл. Кстати, у пресмыкающихся существуют сообщества без мужских особей (так называемый партеногенез – девственное размножение).
О происхождении всего сущего шумеры предпочитали много не рассуждать, и об этом в их мифах и сказаниях говорится и очень редко, и вскользь. Намму они называли матерью, создавшей небо и землю. Возможно, она олицетворяла первозданный океан. Но не исключено, что подобный замысловатый, многоплановый образ – творение более поздних толкователей и пересказчиков мифов.
Вряд ли понятие «океан» было близко сознанию и представлениям шумеров. Скорее всего, праматерь была олицетворением жизни, а появление первой пары богов – олицетворением мужского (небо) и женского (земля) начала. Тем более что первые боги росли порознь: на горе – бог Ан, а богиня у подножья горы. Возмужав и соединившись, они породили сначала могучего Энлиля, а затем и других богов.
Не отражает ли это предание то вполне правдоподобное обстоятельство, что становление шумерской цивилизации произошло в результате объединения племен, обитавших в низменной части Двуречья, и тех, которые спустились с окрестных предгорий? Известно, что предки нередко превращались в мифологических персонажей.