Разведчики докладывали – впрочем, я и сам хорошо знал об этом, – что до реки Латаны оставалось меньше дневного перехода.
   Было похоже, что если нам не удастся потеснить Тенедоса, то восстание мятежников обречено.

13
В ЛОВУШКЕ

   Я решил прибегнуть к военной хитрости: произвести ложную атаку Левым флангом, нанести сильный удар Правым и отбросить армию Тенедоса достаточно далеко, для того чтобы получить возможность ускользнуть на север, в направлении Никеи. Позднее мы могли бы воссоединиться с миротворцами и продолжить наступление.
   Но этот план не удался.
   Все шло как нельзя лучше вплоть до самого последнего дня. Я поставил командовать Правым флангом Чьюваша, одного из моих лучших новых домициусов, в прошлом полкового проводника прославленного Куррамского полка Легкой Пехоты, и находился рядом с ним, чтобы быть уверенным в том, что никто, кроме меня, не допустит никакой ошибки. К командующему Левым крылом, опытному капитану по имени Лекк, я послал гонца, который должен был сообщить о точном времени начала наступления. Этот человек исчез точно так же, как и тот гонец, которого я накануне отправил к Трерису. К великому сожалению, я узнал об этом, когда было слишком поздно, и действовал исходя из уверенности в том, что все идет по плану.
   Я попросил Синаит и ее волшебников устроить грозу, чтобы скрыть наши передвижения. Гроза началась точно по графику, за три часа до рассвета, с оглушительными раскатами грома, порывами ветра, но дождя почти не было, так как нам было крайне важно сохранить дороги сухими.
   Но гроза становилась все сильнее, а затем на нас обрушился проливной дождь. Я выругался, решив, что Синаит утратила контроль над своим заклинанием, но тут мои разведчики доложили, что армия Тенедоса перешла в наступление!
   Он каким-то образом узнал о наших планах и напал первым. Мои передовые части, продолжая сохранять боевой порядок, начали подаваться назад. Я послал Лекку приказ отступать к Латане, не ввязываясь в сражение, а сам сосредоточился на грозившей катастрофой обстановке на Правом фланге.
   Но спасти положение здесь не удалось. Наступил серый рассвет; ветер завывал, подгоняя хлещущие струи дождя, как будто начался Сезон Бурь, до которого оставалось еще никак не меньше четырнадцати дней. Тенедос продолжал беспокоить нас короткими хлесткими наскоками, отступая прежде, чем я успевал заставить своих обескураженных, плохо обученных солдат наносить ответные удары.
   Одного вестового я послал за домициусом Сендракой, а второго – в ближайший полк за двумя ротами пехоты.
   Не минуло и часа, как Сендрака прибыл ко мне.
   – Тебе покажется, – сказал я, – что ты снова поступил на службу к императору. Я хочу, чтобы ты взял как можно больше своих разведчиков – сколько сможешь немедленно собрать – и встал заслоном между нашими силами и армией Тенедоса.
   Сендрака молча ожидал продолжения.
   – В подкрепление ты получишь две пехотные роты; правда, их реальная численность мне неизвестна. Ты должен удерживать Тенедоса сколько сможешь. Впрочем, обрати внимание, что я не говорю: «До последнего человека». Продержишься час – будет хорошо; два – еще лучше.
   И еще одно, и это беспрекословный приказ: ты не должен допустить, чтобы тебя убили; не больше этого я хочу, чтобы был казнен твой каждый десятый солдат.
   – Это сильно отличается от того, что сказал бы в такой ситуации император, – отозвался Сендрака.
   – Эта проклятая война только началась, – ответил я. – И ты еще не раз мне пригодишься. Так что задержи их немного, а затем опрометью беги назад.
   – Куда?
   – К Латане, – мрачно ответил я.
   – Вот дерьмо, – выругался Сендрака.
   Я хорошо понимал, что он имел в виду: широкая река у нас за спиной и превосходящий, пока что непобедимый противник, атакующий с фронта, – такой была наша последняя оборонительная позиция.
   Я выбрал момент, когда Тенедос отозвал войска после очередной атаки, и приказал отходить. Своих офицеров я отправил в передовые части, чтобы не позволить отступлению превратиться в бегство. То тут, то там во фронте возникали разрывы, но нигде позицию не покидало больше пары взводов, причем даже эти люди не бросали оружие, не впадали в панику, но неторопливо и упорно пятились назад, так что офицерам обычно удавалось остановить их.
   Сендрака дал мне час… два… пошел третий. Мы смогли отступить к реке. Я в обществе Свальбарда и горстки кавалеристов направился обратно к полю битвы и видел с вершины холма, как армия Тенедоса отступала на те позиции, с которых атаковала нас, и, по-видимому, готовилась стать там лагерем.
   То и дело попадались кучки моих людей, все еще остававшихся на своих позициях – в рощах, на вершинах холмов, в разрушенных хижинах на перекрестках, – и всех их противник уже оставил в покое. Мы ехали вперед, озадаченные.
   Я нашел Сендрака – к счастью, живого – в амбаре покинутой ферме. Он был измучен, грязен, но невредим.
   – Что произошло?
   – Будь я проклят, если знаю, – ответил он. – Тенедос сначала выслал отряды, чтобы обойти нас с обеих сторон, затем еще около двух полков пехоты – это уж точно по наши души, – и я решил, что пора выполнять ваш главный приказ и поскорее драпать. Но они остановились, не проехав и полпути к нам, а вперед выехала целая толпа народа с кучей знамен. Мне кажется… хотя я и не уверен, было довольно далеко… но все же сдается, что среди них был Тенедос. Они о чем-то переговаривались, а потом офицеры выкрикнули какие-то приказы, и пусть проклянут меня боги, если все они не развернулись и не отправились назад тем же путем, каким приехали. Я ничего не понимаю, – добавил он, и в его голосе чувствовалось сожаление, словно он был разочарован тем, что его не зарубили.
   – Я тоже, – ответил я. – Впрочем, я давно уже научился не пытаться искать объяснение поведению колдуна. Давай поднимай своих людей, и отправимся к Латане.
   И эта ночь, и следующий день прошли без единой стычки. Могло сложиться впечатление, будто мы вдруг стали невидимыми для Тенедоса.
   Я отправил разведчиков Сендраки, а с ними и шпионов Кутулу назад. Они пробрались через вражеские позиции и к сумеркам вернулись назад с озадачившими меня донесениями.
   Позиции Тенедоса оказались полупустыми. Он отправил свои главные силы в погоню за хранителями мира, удиравшими в Никею.
   Это было безумием. Ни один генерал не распыляет свои силы и не атакует второго противника, пока не разделается с первым.
   Но все равно мы были обречены.
   На следующий день из лагеря противника прокричали, что император намерен уничтожить предателя Дамастеса и его мятежников, не потеряв при этом ни одного из своих солдат.
   В течение нескольких дней мы все, до единого человека, будем стерты с лица земли при помощи волшебства, и Нумантия замрет в страхе и восхищении перед мощью Лейша Тенедоса, бывшего и будущего императора.
   Свой штаб я разместил в фермерском доме, а под личную квартиру облюбовал находившийся во дворе полуразрушенный хлев, из которого до сих пор еще не выветрился запах скотины; впрочем, может быть, дело было в том, что я сам уже забыл, когда в последний раз мылся. Повесив вместо отсутствующей стены парусиновую занавеску, я разложил на тюках с сеном карты и стал думать, что я еще могу предпринять, кроме как дожидаться, когда Тенедос прикончит меня последним, смертельным ударом.
   Хотя за много лет я видел больше чем достаточно примеров могущества Тенедоса, мне все же не хотелось верить в то, что он действительно способен своим колдовством полностью разделаться с нами, и потому я не желал бросать свои позиции и подобно множеству мирных жителей пускаться в бегство вдоль реки на юг или на север, хотя сделал все возможные приготовления для частичной эвакуации.
   Но я должен был учитывать и то, что он способен изрядно потрепать нас магическими средствами, а затем довершить дело холодной сталью.
   Но никакого решения, не говоря уже о хорошем, я найти не мог, и потому, уже много позже полуночи, отправив Свальбарда спать, я решил немного подышать свежим воздухом и глотнуть воды из висевшего снаружи бурдюка.
   Я пролез под отсыревшей парусиной и всей грудью вдохнул воздух, пахнувший протекавшей поблизости рекой. Этот запах мне всегда нравился, но сейчас я с удовольствием обменял бы его на обжигающий суховей пустыни, если бы был уверен, что такой обмен даст моему войску пространство для маневра.
   Было очень темно. Около угасавшего костра виднелась огромная фигура Свальбарда; неподалеку от него, завернувшись в плащи, спали два солдата. Но оказалось, что бодрствовал не я один. На бревне рядом со Свальбардом сидел человек, лицо которого скрывалось под капюшоном.
   – С добрым утром, – сказал я.
   – Что-то не похоже, симабуанец, – отозвался скрипучий голос. – Будь ты правдивым человеком, то сказал бы что-нибудь насчет того, в какую задницу засунуть этот завтрашний день и еще кое-кого в придачу.
   Это был Йонг.
   – Какой демон тебя принес? – осведомился я, пытаясь скрыть изумление.
   Я отлично знал, что этот разбойник способен просидеть на одном месте хоть три дня только для того, чтобы удивить меня, что, впрочем, сегодня удалось ему с первого раза.
   – Допустим, – отозвался он, – что я соскучился по нумантийскому вину. Или страстно истомился по вашим женщинам. А может быть, хочу заново узнать, что такое честь.
   – Приношу свои извинения, – сказал я. – Король Йонг, вы всегда у нас желанный гость.
   – Больше не король, – сказал он. – Не посмотреть ли нам, какая выпивка для меня найдется в твоем коровнике?
   – Никакой, – ответил я. – Но сейчас мы это поправим.
   Я пнул Свальбарда в бок, и он рывком сел, сгибая ноги, чтобы вскочить, и наполовину вытащив меч из ножен.
   – Успокойся, увалень, – сказал я. – Смотри, что происходит у тебя под носом. Если бы это оказался убийца, ты уже сейчас смог бы подыскивать себе нового хозяина.
   Свальбард посмотрел на Йонга, что-то хрюкнул и поднялся.
   – Не стану оправдываться в том, что позволил ему подкрасться ко мне, – сказал он. – Люди – это одно дело, а демоны-хиллмены – совсем другое.
   – Вот уже и демон, – откликнулся Йонг. – Хотя, может быть, это комплимент по сравнению с тем, как вы обычно называли меня между собой?
   – Свальбард, – вмешался я, – хватит пререкаться с этим варваром. Лучше разыщи бутылку самой лучшей выпивки, какая найдется в армии. А ты, Йонг, иди со мной.
   Он вошел за мной под навес, а я разыскал еще две лампы и зажег их.
   – Никто не сможет сказать, что я явился, чтобы снять сливки с твоих успехов, – заявил Йонг, рухнув в мое кресло.
   – Но какого демона ты не в Кейте, где тебе, если я не ошибаюсь, вроде бы полагается сидеть на королевском троне? – спросил я. – И между делом благодарить меня, ну и еще Нумантию, за заботу об ахиме Фергане.
   – Не считал себя особо обязанным, – ответил Йонг, махнув рукой. – Точно так же он был и моим врагом. А сейчас мы можем оставить всю эту королевскую чушь. Я больше не сижу на троне. Королевская власть утомила меня, а тут к тому же мне любезно помогли принять решение об отречении от престола.
   – Неужели нашелся кто-то еще хитрее и сумел тебя свергнуть?
   – Не сказать чтобы хитрее, но на его стороне были Сайонджи и Ирису, да еще несколько хорошо обученных полков. Меня не свергли, я удрал из Кейта.
   – От кого же?
   – От короля Байрана, – мрачно сказал Йонг. – Три недели назад он захватил Сайану и сжег ее дотла.
   Я почувствовал прилив злорадного ликования. Никогда не забуду, как терзали нас обитатели Кейта, когда мы бежали из их столицы. Да, это был главный город страны, где родился Йонг, но я вряд ли стану скорбеть из-за того, что ее разнесли по кирпичику, растрепали по соломинке. Но пока я пытался подыскать хоть чуть более приличный ответ, ввалился Свальбард, держа в своем кулачище две бутылки.
   – Вот, – сказал он. – Если ты прибыл прямо с Холмов, то, вероятно, одной никак не обойдешься.
   Йонг мотнул головой и взял бутылку.
   – Только эту, – не скрывая сожаления, сказал он. – Потому что на рассвете нам придется сражаться и мне могут понадобиться хотя бы остатки ума.
   Свальбард фыркнул и вышел. Йонг собственноручно откупорил бутылку бренди и налил себе полный стакан. Отхлебнув сразу половину, он откинулся на спинку кресла.
   – Я знаю, что ты не станешь горевать по стертой с лица земли Сайане, – сказал он. – Но случилось и нечто такое, над чем не грех по-настоящему пролить слезы. Войска короля Байрана вошли в Кейт два месяца назад и, двигаясь на север, словно полчища саранчи, принялись планомерно уничтожать все города и деревни в моей стране. Мои джаки при помощи заклинаний выяснили, что Байран решил навсегда покончить с набегами, которые Кейт устраивал на его земли. Дурацкая мысль! Это может привести лишь к тому, что мы отступим в горы, куда он не осмелится полезть за нами, переждем, пока он не уберется, а затем вернемся к прежней жизни. Такое уже случалось в прежние годы и будет случаться вновь, пока люди умеют ковать железо и им нравится пригонять через границу стада откормленной скотины… или жен пастухов. Мы вернем все, что было уничтожено, добудем в его собственном королевстве… и в твоем. Не сразу, но вернем.
   – Ты что-то говорил о том, что мне все-таки придется проливать слезы, – прервал его я.
   – Байран использует эту экспедицию как дымовую завесу для того, чтобы подойти вплотную к Нумантии, – с раздражением ответил Йонг. – Это сможет сообразить даже плешивая обезьяна из джунглей. После взятия Сайаны он собирался дать отдохнуть своей армии, так что сейчас она полностью готова к тому, чтобы за неделю пройти через Сулемское ущелье в Юрей!
   На мгновение я рассердился, почему Синаит или Кутулу не узнали об этом, но тут же одернул себя. Все наши силы были сосредоточены на одной цели – на Тенедосе, и мы почти не интересовались тем, что происходило в других местах.
   – Он выйдет в Юрей, – продолжал Йонг, – создаст там сеть опорных пунктов, а затем отправит свою армию на север против тебя и этого куска дерьма, Тенедоса. Если ты и эти обоссанные идиоты, которых называют хранителями мира… Да, да, не делай удивленное лицо, может быть, я и варвар с Холмов, но, по крайней мере, держу уши открытыми, так что знаю, до чего ты дошел. Если ты и эти ходячие кучи дерьма не сможете вытащить занозу, которая когда-то величала себя императором… что ж, тогда Майсир сделает это за вас.
   – Не сомневаюсь, что Байран возьмет за эту услугу цену повыше, чем тогда, когда он в прошлый раз проводил отпуск в Нумантии.
   – Не думаю, чтобы это имело хоть какое-то значение для тебя, симабуанец, потому что Тенедос наверняка разделается с тобой в ближайшие день или два, задолго до того, как майсирская армия двинется в нашу сторону.
   Я рассказал ему, что Тенедос пообещал уничтожать нас при помощи одной только магии, и глаза Йонга широко раскрылись.
   – О таком я еще не слышал, – задумчиво произнес он. – Что ж, возможно, в этом случае у тебя есть шанс.
   Я вскинул брови. Против самого могучего колдуна, которого когда-либо знал мир?
   – Боги так уж устроены, что не любят тех, кто пытается быть с ними на равных, – сказал Йонг. – Этот император позабыл не только о чести, но также о скромности и здравом смысле. То, что ему удалось вызвать чудовище, чтобы разделаться с одним принцем и кучкой его лакеев, вовсе не значит, что у него хватит сил уничтожить целую армию. В таком случае действительно появляется небольшой шанс, что мы переживем завтрашний день.
   – Но только небольшой.
   – Да, – согласился Йонг, подливая себе еще бренди. – Довольно-таки маленький. Но у меня есть вопрос. Когда ты согласился стать пастухом у этих длинноухих фермеров, хватило ли у тебя мозгов создать отряд наподобие моих разведчиков, чтобы твои ослы то и дело не попадали в засады?
   – Представь себе, додумался.
   – И какого же болвана ты смог найти, чтобы командовать этим сбродом? Я его знаю?
   – Один из твоих капитанов. Сендраку. Я сделал его домициусом.
   – Хм-м. Неплохой человек… для уроженца равнины. Я присоединюсь к нему. Какие у тебя будут приказания?
   – Для начала вопрос. Что на самом деле привело тебя сюда? Как ты сам сказал, конечно, не погоня за выгодой.
   Йонге поболтал в стакане остатками бренди.
   – А что, если мне надоело в Кейте? Я уже с полгода подумывал о том, чтобы отказаться от трона и вновь заняться набегами. Чувствуешь себя очень по-дурацки, когда все тебе кланяются, а ты должен непрерывно ломать голову над тем, кто сегодня готовит против тебя заговор. А ожидаешь только того, что один из тех, кто хочет сменить тебя на троне – а таких не счесть, – выжидает удобного момента, чтобы всадить тебе нож в спину. Все остальное – ложь, чушь и фальшь. Ты хочешь узнать, почему я оставил свое прекрасное безопасное убежище, от которого меньше двух часов пути до развалин Сайаны, перерезал множество этих безмозглых майсирцев – часовые из них еще хуже, чем из вас, нумантийцев, – и притащился в это болото? Я задам тебе вопрос получше: а почему бы и нет?
   Он допил бренди.
   – Хватит распускать нюни. Какие у тебя будут распоряжения?
   – Мой план основывается на надежде на то, что нам удастся противостоять любому колдовству, которое он сможет пустить в ход. А потом я приложу все усилия для того, чтобы удерживать фронт, пока остатки моей армии будут переправляться через Латану, – ответил я. – Я послал людей на север и на юг, чтобы они пригнали сюда все лодки, какие смогут найти. Сейчас у меня на реке их столько, что я могу за один раз перевезти, пожалуй, десятую часть всей армии.
   Нам нужно время. Я хотел бы, чтобы ты взял сотню (можно меньше, если ты считаешь, что это будет слишком многочисленный отряд), прошел за передний край и попытался подкрасться к лагерю императора. Я отправлю с тобой волшебника. Когда он почувствует, что Тенедос начал колдовать, ты ударишь по лагерю. Постарайся наделать побольше шума, чтобы хоть немного напугать их. Возможно, моим колдунам удастся воспользоваться моментом и разрушить заклинание Тенедоса. Тогда ему потребуется несколько дней для того, чтобы сотворить его заново. За это время большинство моих людей переправится через Латану, а я смогу удерживать здесь Тенедоса достаточно долго для того, чтобы они успели добраться до Каллио и собрать еще войска.
   – Атаковать лагерь Тенедоса с сотней людей… – протянул Йонг. – Звучит как превосходный совет желающему быть убитым.
   – Совершенно верно, – согласился я. – Но разве можно заинтересовать человека с Холмов более простым делом?
   – Не слишком-то мне это нравится, – заворчал Йонг. – Но придется пойти и разобраться, что же ты все-таки имеешь в виду. Тем более что ты, судя по всему, решил, очевидно, остаться на этом берегу реки и благо родно прикрывать отступление своей армии. Возможно, мне удастся уцелеть, и тогда я составлю тебе компанию в этой последней стычке, которая может оказаться забавной. Хотя, впрочем, это маловероятно. Ладно, симабуанец. Объясни, где я смогу найти Сендраку и прочих моих ворюг, и я посмотрю, нельзя ли и в самом деле что-нибудь сделать. Когда, по твоему мнению, нам следует выйти?
   – Как только вы будете готовы, – ответил я.
   Йонг посмотрел на меня долгим пристальным взглядом, покачал головой и вышел в уже начавшую светлеть ночь. Ему не нужно было ничего говорить. И он, и я – мы оба понимали, что у нас нет шансов снова встретиться, по крайней мере в этой жизни.
   Утро оказалось жарким, безветренным и сырым, словно на побережье перед сильным штормом. Приближавшийся шторм был не из тех, которые устраивают Элиот или Джасини. Это действовало заклинание Тенедоса.
   Где-то около полудня явился стрелок-разведчик с приветом от Йонга – хотя я сомневаюсь, чтобы тот на самом деле сказал нечто подобное, – и сообщил, что он, взяв с собой пятьдесят человек, в том числе Сендраку, ушел на передовые позиции. Еще, добавил он, Йонг велел передать мне, что ему не нужно ни одним кривоногим увальнем больше для того, чтобы сделать все необходимое.
   Синаит и ее отряду волшебников я велел приготовиться творить контрзаклинания.
   Хотя Чьюваш и доказывал, что он хочет биться, а не драпать, я назначил его ответственным за эвакуацию и приказал отправиться на противоположный берег на последней лодке, которой удастся отойти от этого. Если он сможет переправиться живым, то за Латаной окажется по меньшей мере один хороший офицер, который сумеет собрать вокруг себя полки.
   Если бы у меня имелось двадцать или тридцать тысяч кавалеристов, надежных кавалеристов, то я смог бы лично провести очень эффектную фланговую атаку на армию Тенедоса и наплевать при этом на все его колдовские средства защиты. Но такой кавалерии у меня не было. К тому же я не мог оставить армию, поскольку там не имелось никого, кроме меня, кто мог бы держать ее в руках на пороге полного краха.
   Каким я представлял себе ход событий? Я ожидал, что Тенедос сотворит заклинание, а Синаит со своими помощниками безуспешно попытается разрушить его или хотя бы ослабить его действие. Йонг, которого я смог отблагодарить лишь тем, что послал на верную смерть, погибнет, однако тоже немного ослабит его. Чьюваш будет со всей возможной скоростью гонять лодки между этим и тем берегами. Тенедос же или начнет творить новое, еще более мощное колдовство, или обрушится на нас всей своей военной мощью, и тогда арьергард во главе со мною погибнет, но, вероятно, даст возможность четверти, а то и немного большей части моих мятежников переправиться через Латану и укрыться в Каллио или где-нибудь еще.
   Рано или поздно, через год или столетие, найдется более способный предводитель из народа или даже из Товиети, который вновь попытается спасти Нумантию.
   Но у меня и мысли не было о возможности сдаться или в любом состоянии попасть в плен. Я сожалел лишь о том, что не смогу собственноручно отправить Тенедоса вместе с его невероятным злом на Колесо к Сайонджи.
   Но ведь люди – это всего лишь игрушки, которыми забавляются боги, и ничего больше.
   В полдень солнце стало обжигающе горячим, а я почувствовал, как по моей спине пробежали первые мурашки, и понял, что заклинание, которое должно уничтожить нас, только что было произнесено.
   Я находился на передовой позиции; от фронта Тенедоса нас отделяло около пяти миль. Жара, заставлявшая воздух мерцать зыбким маревом над пожухлой травой, высушивавшая деревья в рощицах, ощутимо усиливалась, и я даже чувствовал, как она набегает волнами спереди. Мне хватило нескольких секунд, чтобы понять: вот оно, то самое заклинание, а потом трава загорелась, и не в нескольких отдельных местах, как это часто бывает во время Сезона Жары, а сразу по всей длине фронта. В воздухе не ощущалось ни дуновения, но огонь уверенно направился в нашу сторону.
   Примчался адъютант с известием от Синаит: она пыталась бороться с этим колдовством, но безуспешно.
   Моя линия обороны дрогнула, и мне не осталось ничего, кроме как приказать войскам отступить к реке. Огонь с ревом подходил все ближе, затем заколебался и ослаб. Я понял, что это означало геройскую и благородную, но бесполезную гибель Йонга. Но пламя вновь взревело и взметнулось вверх, и я посетовал, что потерял еще одного друга. Впрочем, мне было не до скорби: я носился из конца в конец поля несостоявшейся битвы, и – мне самому не было до конца понятно, как это получилось, – мои люди не впадали в панику, а словно опытные воины, прошедшие не одну кампанию, организованно отступали, не забывая прикрывать друг друга.
   С вершины холма я хорошо видел, как армия Тенедоса двинулась по выжженной земле вслед за огнем, который являлся на этот раз его ударным отрядом.
   Мы никак не могли найти места для того, чтобы принять бой: кто может устоять против огня? Снова и снова мы отходили назад, и в конце концов я оказался на вершине последней цепи холмов. За моей спиной уходил вниз, к Латане, поросший деревьями длинный склон, длина которого в этом месте не превосходила двух третей лиги. На узких береговых полосках и на воде я разглядел множество лодок, торопливо перевозивших людей на противоположный берег.
   – Здесь мы станем насмерть! – прокричал я, и ко мне начали собираться люди.
   Первым подошел отряд Ласлейга, барона Пилферна, в котором все еще оставалось сорок человек. Пилферн разъезжал вдоль строя, выкрикивая команды, и я обратил внимание, что его голос звучал спокойно и уверенно, а его солдаты, вместе со своим командиром, как один были готовы умереть здесь, в этом преддверии ада, отданного во власть черной магии.
   Кроме того, мне было еще на кого опереться: конница Танета, надежный отряд под знаменем Лекка и другие; в основном это были просто группы вооруженных людей, которые решили, что дальше бежать невозможно и за эту полоску земли стоит пожертвовать жизнью.
   Около моей лошади стоял Кутулу. Он был одет в плащ с нагрудником из брони, который был ему великоват, и конический стальной шлем, время от времени сползавший на глаза. Но Кутулу держал в каждой руке по длинному изогнутому кинжалу. Я заметил, что на руки он надел утяжеленные свинцом перчатки.
   – Никогда не думал, что мне предстоит умереть как солдату, – крикнул он, и его голос прозвучал легко, весело, как будто он отпустил добрую шутку.
   Я посмотрел вниз, на линии солдат. Это место подходило для смерти не хуже, чем любое другое.