Банч Кристофер. Король-Воитель

   – Так что, раз уж у меня не получилось остаться в стороне и я не мог заставить себя служить Тенедосу, а в хранители мира не идет никто, кроме самых отпетых мерзавцев… Так что у меня просто не оставалось иного выбора, кроме как пойти к тебе.
   – А я никогда еще так не радовался при виде новобранца, – сказал я. – Ты знаешь, что Йонг тоже вернулся?
   – Я встретил его по дороге. Он на три дюжины ладов обозвал меня дураком за то, что возвращаюсь в армию. И еще поинтересовался, неужели я все еще считаю себя бессмертным.
   – А ты так считаешь?
   – Конечно. – Линергес не улыбнулся.
   Он уже говорил мне об этом прежде, но я ни тогда, ни сейчас не мог понять, была это его привычная шутка или он говорил серьезно.
   – Тогда, о Безумный, то есть я хотел сказать, Бессмертный, пришло время запрячь твоего ленивого осла и заставить его работать. Я на некоторое время поручаю тебе весь этот бардак. Постарайся построить их по струнке, но все же не завинчивай гайки слишком туго.
   – А ты в это время?..
   – Я хочу поиграть под дождиком. Я, Йонг и, возможно, еще сотня-другая самых буйных сумасшедших.
   Синаит и Кутулу, после того как я рассказал им о своей затее, совершенно точно сочли меня сумасшедшим. Но я помнил прогулку под дождем, совершенную много лет назад в Кейте. Тогда мы впервые отправились на поиски демона Тхака, а никто в округе даже и подумать не мог, что какой-нибудь солдат решится отправиться в поход в разгар Сезона Бурь.
   – Мы не можем позволить себе потерять вас, – сказала Синаит.
   – Можете, – возразил я. – Теперь у вас есть Линергес.
   – Линергес, – сказал Кутулу, – почти ничем не отличается от меня, а будь я солдатом, а не агентом тайной полиции, то и вовсе не отличался бы. За ним никто не пойдет. Так что он не заменит тебя.
   – Если уж я такой значительный, словно куча дерьма посреди бального зала, – в раздражении воскликнул я, – то почему бы вам прямо сейчас не сделать меня королем?
   Синаит и Кутулу переглянулись.
   – Ну, – рявкнул я, – что означают эти загадочные взгляды?
   – Ничего особенного, – устало ответила Синаит. – Как я понимаю, вы приняли бесповоротное решение.
   – Да, – ответил за меня Кутулу. – И раз так, то я пойду вместе с ним.
   Я начал было ворчать, что армия никак не обойдется без начальника разведки, но увидел чуть заметную усмешку на его лице и умолк. На самом деле, я мог взять его с собой, и это следовало сделать.
   – Ладно, – сказал я, – будь по-твоему. Ты и еще шесть… нет, десять твоих людей. Самых лучших твоих агентов.
   – Я уже решил, кого возьму с собой, – ответил он. – И вы правы – это может оказаться очень забавным.
   – Раз уж я была первой из всех добровольцев армии, то не могли бы вы взять меня вместо него? – спросила Синаит.
   – Нет, – отрезал я. – Вы обязаны остаться. Вы самая могущественная волшебница из всех, которыми мы располагаем.
   – Я не сомневалась, что вы ответите именно так, – не без яда в голосе сказала она. – И только задаю себе вопрос: сколько других людей, которые вроде бы должны оставаться в армии, все же пойдут с вами?
   Как я и ожидал, Йонг одним из первых потребовал, чтобы я взял его с собой. Предполагаю, что он был немного удивлен тем, что я не стал спорить с ним. Впрочем, в данном случае я хорошо знал, что это бесполезно. Он наверняка покорно выслушал бы отказ, а затем догнал меня на третий день пути.
   Я решил взять в экспедицию пятьдесят человек из отряда разведчиков, кроме Сендраки – он, как и Синаит, был необходим в армии. Йонг пообещал отобрать своих лучших людей, самых жестоких, скрытных и бесчестных.
   Решив не возиться с набором добровольцев, я взял целиком две роты легкой пехоты, уже имеющих боевой опыт, и распорядился подобрать для них мулов. Командовали этими ротами капитаны Алсиум и Турфан. Итого получилось сто пятьдесят человек.
   Впрочем, добровольцы тоже были. Прежде всего такие люди, как Свальбард, который ни за что не согласился бы вести спокойную жизнь в гарнизоне, если появилась возможность поиграть в прятки со смертью.
   Ласлейг, барон Пилферн, сказал, что он просто обязан пойти куда угодно, какой бы ни была цель, потому что ему необходимо смыть с языка горький вкус отступления. При нем все еще оставалось сорок человек из его первого отряда да десяток каллионцев, которых он успешно обучал.
   Для ведения разведки мне была необходима легкая кавалерия. Хотя я первоначально намеревался взять с собой домициуса Танета и лучших из его людей, мне претила мысль о том, что я могу во время предстоящего рейда лишиться части немногочисленных имевшихся у меня хороших конников. Так что я решил взять Ласлейга и, насколько возможно, подучить его воинов по дороге.
   В общей сложности у меня собралось двести тридцать человек. Я удостоверился в том, что все были хорошо обуты, одеты по погоде и имели хорошее оружие. Для них по всей армии собрали лучших лошадей и мулов. Каждому участнику отряда предстояло взять с собой двадцать пять фунтов провизии для себя и еще двадцать пять для лошади или мула.
   Свальбард привел ко мне двести тридцать первого человека, очередного новобранца и второго из моих телохранителей, переживших бойню в Камбиазо. Это был Курти, лучший лучник, какого мне когда-либо приходилось встречать, – я видел, как он упал со стрелой, вонзившейся в бедро.
   Он начал с того, что стал просить у меня прощения за то, что так поздно появился, сказал, что жил в Чалте и ему потребовалось много времени для того, чтобы обойти армию Тенедоса и переправиться через Латану. Я, конечно, радостно приветствовал его и велел служить вместе со Свальбардом. Имея за спиной двух таких бойцов, я мог никого не бояться.
   На каждого участника отряда наложили заклятие, благодаря которому воины могли понимать все языки, а не только свой собственный. Я же усадил за работу лучших портных.
   До намеченного срока отъезда оставалось две ночи, когда в мой шатер после ужина пришла Симея Амбойна.
   – Я слышала, что вы ищете приключений, – сказала она.
   – Приключений? – фыркнул я. – Лично я слышал, что это смертельно опасная, даже безнадежная авантюра, которая будет проходить за тысячу лиг отсюда.
   Она наклонила голову, дав понять, что понимает мой юмор, но не засмеялась в ответ.
   – Вы не берете с собой никого из нас?
   – Говоря «нас», вы имеете в виду Товиети?
   – Да.
   – Нет, – согласился я. – Но это ни в коем случае не означает, что я хочу обидеть кого-нибудь недоверием. – Я говорил правду: я просто забыл о них.
   – В Юрее все еще осталось немало Товиети, – сказала девушка. – Кто-нибудь из нас мог бы оказаться полезным, установив контакт с ними.
   – Откуда вы знаете, что мы собираемся в Юрей? – вскинулся я.
   – Не забывайте, – ответила она, – что мне доводилось учиться магии. – Она усмехнулась. – Да еще так случилось, что один из ваших портных оказался нашим человеком и показал мне свою работу.
   – Надеюсь, что вы никому не сообщили об этом, – сказал я. – Даже те, кто знает о том, что я затеваю вылазку, думают, что мы отправляемся на север, вслед за Тенедосом.
   – Я сказала трем моим советникам, – созналась Симея. – Они хорошо умеют хранить секреты.
   – Да, у ваших людей этого не отнимешь, – согласился я. – Верно, я иду на юг.
   – Против майсирцев?
   Я промолчал.
   – Могу ли я спросить о ваших намерениях?
   – Нет, не можете, – ответил я без малейшей резкости в голосе. – Я не желаю, чтобы кто-нибудь даже размышлял об этом. Я не знаю, существуют ли волшебники, способные читать мысли, но все равно предпочел бы не испытывать судьбу.
   – Осторожность – хорошая вещь, – сказала Симея. – Наверно, из этих соображений вы не берете с собой не только Товиети, но и ни одного волшебника.
   – Ваши предложения? – сказал я, заранее зная ответ.
   – Взять меня. Моя магическая сила больше, чем у любого в нашей армии, кроме, пожалуй, Синаит, хотя, может быть, я даже немного сильнее, чем она.
   Я мог бы сказать какую-нибудь глупость наподобие того, что она слишком молода, что она женщина или еще что-нибудь столь же банальное. Но многие солдаты в нашей армии были гораздо моложе, чем она, и, хотя у нас не было женщин-воинов, при войске обреталось множество различных «спутниц»: маркитанток и различных «родственниц» и «невест». Многие из них хорошо знали, где рукоятка, а где острие у кинжала или меча.
   – Мне кажется, что ваши люди могут не согласиться, поскольку шансов на возвращение очень мало. – Никакого иного возражения не пришло мне на ум.
   – Я не раз слышала от вас, что незаменимых нет. Я решила пойти с вами, и мои братья и сестры не нашли веских доводов для того, чтобы запретить мне. А у вас они есть?
   – А почему я должен запрещать вам?
   – Мне кажется, что вы колеблетесь, – сказала она.
   – Нет, – ответил я, но это была ложь.
   Я продолжал опасаться Товиети, а их предполагаемая предводительница казалась мне опасней всех. Симея пристально посмотрела мне в глаза. Я попробовал сменить тему разговора:
   – Значит, вы смогли без труда определить мое намерение. Я поражен. Не хотел бы быть на месте вашего друга или любовника, пытающегося что-то от вас скрыть, – пошутил я, пытаясь принять непринужденный вид.
   – Друзья? Любовники?. Как странно… – задумчиво проговорила девушка. – Я уже очень долго совершенно не думала ни о чем таком. Полагаю, что мне не нужен никто, кроме моего ордена. Как и вам – никто, кроме армии.
   – Так было не всегда, – ответил я, заметив, что на ее лицо набежала суровая тень.
   – Мне казалось, что мы договорились забыть об этом, – холодно сказала она.
   – Простите, – поспешно откликнулся я. – Я не имел в виду то, почему так получилось. Я лишь хотел сказать… Когда-то и у меня было в жизни нечто, кроме перевязи с мечом.
   Теперь я в свой черед против воли углубился в собственные мысли. Симея начала что-то говорить, затем умолкла. Я почти не слышал ее слов.
   – Возможно, – сказал я, отвечая вслух моим мыслям, – возможно, я не прав. Возможно, у меня никогда не было настоящей жизни. Возможно, все мое время было отдано солдатскому долгу, а то, что я считал своей личной жизнью, было лишь украденными у него мгновениями. – Я заставил себя сдержаться. – Простите. Разговоры о себе всегда немыслимо скучны. Примите мои извинения.
   – В этом нет необходимости, – ровным голосом ответила она. – Так когда я должна быть готова?
   – Через два дня, в начале последней стражи.
   Я крикнул Свальбарда и приказал ему помочь Симее подготовиться. Она вышла из шатра, остановилась на мгновение, придержав откидной клапан, оглянулась, а затем удалилась.
   Я сидел, погруженный в свои мысли, прихлебывая из стакана давно остывший чай. Как странно. Какую же жизнь я на самом деле вел, даже в прошлом? Конечно, я был женат на Маран, имел дворцы, ходил на балы и банкеты. Но о какой части моей жизни я мог бы сказать с уверенностью, что она принадлежала мне? По слову императора я поспешно бросал все, усердно и самозабвенно выполнял все приказы, как и мои предки, начиная с незапамятных времен, невзирая на праздники, дни рождения или личные соображения.
   Мои дворцы, возможно, даже моя покойная теперь жена – все это было наградой за хорошее выполнение обязанностей, а не той реальной жизнью, какую на протяжении многих лет организует для себя большинство людей. Я легко обретал богатство и так же легко лишался его по воле императора или богов. У меня не было детей, а теперь не было и родни.
   Все, что у меня было, – это Нумантия.
   На какой-то момент я почувствовал было детскую жалость к самому себе, но тут же поспешно овладел собой.
   Все шло так, как и должно было идти, верно?
   Мой фамильный девиз «Мы служим верно» предполагал, что мы чему-то принадлежим, чему-то служим: императору и стране.
   Что еще стояло за этими словами?
   Что еще могло или должно было за ними стоять?
   Сутки спустя в предутренней тьме, под проливным дождем мы, никем не замеченные, выехали из лагеря и двинулись на юг.
   Туда, где находилась армия короля Байрана.

15
РЕЙД

   Я вел отряд почти точно на юг по древнему караванному пути, ведущему из Полиситтарии к паромной переправе через Латану в сторону Ренана. Мы двигались медленно – дожди в этом сезоне казались сильнее, чем во все минувшие годы, хотя, возможно, это была всего лишь иллюзия, порожденная теми переживаниями, которые я все еще испытывал после поражения.
   Дорога, которую много лет не мостили, раскисла, что очень затрудняло движение наших лошадей, но у нас не было никакой необходимости утомлять их – как, впрочем, и себя, прежде чем мы приблизимся к позициям майсирцев.
   Поначалу нам попадалось совсем немного путешественников. При виде нашей колонны большинство из них старались укрыться в стороне от дороги, зная по опыту, что встреча с солдатами редко приводит к чему-нибудь хорошему. На фермах, которые встречались на нашем пути, мы платили за провиант и фураж, правда, расплачивались при этом расписками, за которые крестьяне смогли бы получить деньги лишь в том случае, если бы нам удалось выиграть войну.
   Мне было досадно, что наш отряд так велик, потому что нам, как правило, приходилось ночевать на улице. Лишь изредка удавалось найти пустой сарай, куда набивались все, кто только мог.
   Когда мы приходили в деревни, кто-нибудь из местных старейшин обычно заявлял, что крестьяне с радостью разместят командиров в своих домах, а солдаты могли бы разбить лагерь в поле за околицей. Это казалось заманчивым, но я хорошо помнил банкет, который устроили в одном замке во время нашего долгого отступления из Джарры, и то, как промокшие до нитки воины смотрели в окна и видели, как их предводителям на золотой и серебряной посуде подавали изысканные блюда, в то время как рядовые солдаты неделями не видели просто нормальной пищи.
   Когда мы вошли в Юрей, нам стало попадаться все больше и больше людей, бежавших от майсирцев на юг. Они шли уже достаточно долго для того, чтобы побросать все те ненужные предметы, которые люди, как правило, берут с собой, когда им приходится спасаться бегством, и оставить вдоль обочин мертвых стариков или просто не вынесших тягот пути людей.
   Они не обращались в бегство, завидев нас, так как были слишком измучены, слишком напуганы. К тому же и бандиты, вероятно, успели отобрать все лучшее, что они имели.
   При нашем приближении люди поднимали головы, на их грязных лицах мелькала тень привычного страха, а потом глаза вновь опускались и продолжали тупо всматриваться в бесконечную грязь, по которой они брели. Раз или два нас приветствовали, хотя никто из беженцев не смог бы сказать, кто мы: то ли мятежники, то ли хранители мира, то ли армия Тенедоса.
   Я не раз и не два задавался вопросом: что я стану делать, если когда-нибудь окажусь в их положении? Что лучше: бежать с тем немногим, что можно унести на себе, куда-то в неизвестность или оставаться дома и надеяться на то, что захватчики не будут слишком жестокими? Приходилось лишь уповать на то, что мне никогда не придется делать такой выбор.
   А затем нам начали попадаться руины; и свежие, оставленные этим нашествием, и более старые – следы предыдущей войны. Как ни странно, в этой разоренной, несчастной стране нам чаще удавалось найти укрытие от непогоды. Иногда мы останавливались на ночлег в полностью покинутой деревне или же в одном из тех огромных сараев, которые фермеры строили для своего истребленного теперь скота.
   Дорога плавно поворачивала к западу, пока не вывела нас к реке, а затем устремилась вдоль нее к югу.
   Однажды ночью неподалеку от реки мы увидели полуразрушенное здание. Оно было огромным, и я задумался, кто мог выстроить такие хоромы, в танцевальном зале которого могла бы веселиться едва ли не половина жителей Ренана. Надворные постройки разрушились или сгорели, а главное строение заметно покосилось. Было ясно, что пройдет еще немного лет – и оно тоже превратится в кучу кирпичей и гнилых бревен.
   Стены частично обрушились, но крыша, опиравшаяся на стропила, лежавшие на крепких колоннах, все еще держалась. Я не решился заводить лошадей внутрь, потому что полы изрядно прогнили и, скорее всего, не смогли бы выдержать их тяжести. Однако вокруг дома сохранились остатки навесов, под которыми удалось укрыть большинство наших лошадей. Растянув между крышами куски парусины, мы защитили от дождя и остальных животных.
   Я был рад тому, что мы нашли укрытие, потому что весь день нам пришлось мокнуть под дождем, а с началом сумерек стало понятно, что следовало ждать настоящей бури: ветер завывал все громче, а струи дождя хлестали лицо.
   В укрытии вдоль стен оказалось множество старых кострищ; повсюду были разбросаны дрова. Я не тревожился из-за того, что запах дыма привлечет к нам ненужное внимание: от Ренана нас все еще отделяли дни пути, здание находилось на расстоянии полулиги от дороги, а волшебство Симеи говорило, что никакая опасность нам не угрожает.
   Погода была холодной, и мы сгрудились возле костров, на которых готовили ужин. По крайней мере, нам не приходилось голодать или мучиться от жажды. Два дня назад мы купили и зарезали пять коров, и каждый из нас вез с собой по хорошему куску мяса. Потом на нашем пути попалось картофельное поле, которое беженцам не удалось выбрать дочиста, так что несколько человек с лопатами за считанные минуты обеспечили нас картофелем на несколько дней.
   Говядина, картофель, травы, которые везли с собой те из нас, кто в той или иной степени обладал Талантом, вода, чеснок, другие овощи, не успевшие полностью высохнуть, немного вина, купленного в одной из недавно пройденных нами деревень, – из всего этого должно было получиться прекрасное блюдо.
   Я позволил каждому желающему выпить по лишней кружке вина, и мы выстроились в очередь к котлам – офицеры последними. Все получили полные миски еды и расселись где кому нравилось.
   Симея спросила, не буду ли я возражать против ее компании. Я не возражал – несмотря на хороший ужин, мною овладело мрачное настроение, порожденное этим мертвым местом. Мои солдаты тоже вели себя тише, чем этого требовали обстоятельства, и ели в основном молча.
   Когда мы покончили с едой, я пошел к реке, протер миски песком, ополоснул их в воде и вернулся в дом.
   – Жаль, что мы вынуждены соблюдать тишину, – сказал я. – Мне кажется, негромкое пение хоть немного развеселило бы нас.
   – Это можно устроить, – ответила Симея. – Я могу сотворить защиту, за которой нас никто не услышит.
   – Великолепно, – одобрил я.
   Она открыла седельные сумки, которые принесла с собой, зажгла огонь в жаровне и прошептала заклинание.
   – Ну вот. Теперь можно реветь как медведи – за нашими сторожевыми постами не будет слышно ни звука.
   Только я собрался сказать об этом своим людям, у которых, как я знал, был богатейший репертуар разнообразных песен, от нежных и грустных до самых разухабистых, как меня осенила другая идея.
   – Нам всегда приходится все делать самим, – сказал я. – Провидица, не можете ли вы показать нам прошлое? Если, конечно, это не привлечет внимание какого-нибудь другого волшебника.
   – Пожалуй, могу, – задумчиво сказала она. – А какое прошлое вас интересует?
   – Этого места. Интересно, каким оно было в мирные времена, прежде чем его постигла такая печальная участь.
   – Чувствую, что это было давным-давно, – заметила она. – Возможно, еще до моего рождения. А мысль интересная. К тому же можно не волноваться насчет то го, что кто-нибудь из майсирских волшебников заметит мои действия. Это сравнительно легкое колдовство.
   Она снова принялась рыться в своей сумке.
   – Попробуем вот это… немного боярышника… лаванду… пастушью сумку… розмарин… и, пожалуй, для верности еще вот это. – Она встала, подняла валявшийся в углу засохший цветок, клочок бумаги, оказавшийся обрывком листовки, и соскребла на него немного пыли с пола.
   Когда огонь в жаровне загорелся снова, девушка бросила туда травы, и я почувствовал сладкий запах лаванды. Солдаты с любопытством наблюдали за действиями волшебницы. Я рассказал им о том, что пытается сделать Симея. Несколько человек, привыкших к тому, что колдовство приносит только горе, отошли подальше, но большинство, напротив, сгрудились рядом.
   Симея брызнула водой на горящую жаровню и негромко запела:
 
   То, что было встарь, возвратись, покажись, покажись.
   Времени нет, дождя нет, бури нет.
   Жизнь, вернись, покажись.
   Вспомни, пыль, чем ты была, что ты видела, чем это было.
   Время, вспять оборотись.
 
   На несколько минут все вокруг словно заволокло туманом, сквозь который было видно, как в полу исчезают провалы, а паркет вновь обретает яркий лаковый блеск. Стены выпрямились, обои, от которых оставалось лишь несколько грязных клочьев, засверкали яркими красками, не стало дыр в крыше, под потолком повисли начищенные бронзовые люстры с множеством тонких восковых свечей. А потом мы услышали музыку; сначала она звучала чуть слышно, но с каждым мгновением становилась все громче и громче.
   Огромный дом вдруг оказался полон призраков. Манеры их поведения и стиль одежды говорили о том, что люди, вместо которых они сейчас явились, жили лет двадцать назад, когда в Нумантии управлял Совет Десяти, а я был молоденьким легатом.
   Помещение заполнили роскошно одетые мужчины и женщины; некоторые из них танцевали, другие беседовали между собой, многие толпились возле расставленных вдоль стен столов с разнообразными напитками. Я увидел капитана в форме 17-го полка Юрейских Улан, моего первого полка, попытался рассмотреть его лицо, но у меня ничего не вышло, так как именно в этот момент он поклонился какой-то даме. Она взяла его под руку, и они спустились с невысокого помоста, проходившего вдоль стен, на середину зала, к танцевавшим парам.
   – Это призраки? – спросил я Симею.
   – Нет, – ответила она. – Во всяком случае, это не призраки в том смысле, что у них нет никакой свободы воли. Скажем, ни один из них не сможет подойти к вам с бокалом вина и предложить выпить. Это всего лишь вызванные мною почти реальные образы из прошлого.
   Я понадеялся, что это было все же нечто большее, что души этих мужчин и женщин, невзирая на то, что большинство из них, вероятно, уже много лет назад вернулись на Колесо, были способны сейчас, в своих новых телах, ощутить хоть немного стародавних удовольствий и радостей.
   Это было волшебством, и в то же время казалось чем-то большим, нежели просто созданное магическими средствами зрелище, поскольку двести с лишним грязных, усталых солдат явно испытывали наслаждение, глядя на жизнь, которая была в другое время, до того, как началась многолетняя, почти непрерывная война и главным людским чувством стала ненависть.
   А затем магия нарушилась. Правда, не совсем. Один из солдат, который, как мне было хорошо известно, славился чуть ли не во всей армии как шутник и клоун, встал, отвесил низкий поклон другому рядовому, и они под руку вошли в танцевальный круг и закружились в танце, хоть неумело, но с энтузиазмом. Мои воины расхохотались, и я тоже улыбнулся. Иллюзия, конечно, разрушилась, но я не жалел об этом – то, что мои люди были достаточно веселы, чтобы шутить и смеяться шуткам, было прекрасным признаком.
   Свальбард поднялся, сошел вниз и начал танцевать в одиночку. Глаза у него были полузакрыты, а мысли витали неведомо где. Гигант двигался изящно, едва ли не как профессиональный танцовщик, замирая в причудливых арабесках.
   Он в очередной раз удивил меня, и я заинтересовался, где это он мог научиться так хорошо танцевать, хотя понимал, что, скорее всего, он никогда не скажет мне об этом.
   Я посмотрел на Симею. Она тоже улыбалась, уйдя куда-то в свой собственный мир. Заметив мое внимание, девушка наклонилась ко мне.
   – Знаете, – прошептала она, – я никогда не умела танцевать.
   – На самом деле?
   – Я предполагаю, что мой отец считал, что есть много других, куда более важных вещей, – сказала она. – Наверно, так оно и есть. – Я уловил в ее голосе оттенок горечи.
   – Может быть, – так же шепотом ответил я, – когда война закончится, вы позволите мне помочь вам на учиться этому?
   Она взмахнула ресницами, затем улыбнулась, и ее улыбка сверкнула, как солнце на заре.
   – Может быть… – произнесла она.
   В моей голове замелькали мысли… А что, если я приглашу ее сейчас, здесь? Абсурд. Командующие не должны связываться со своими подчиненными, особенно с женщинами-убийцами, чьи товарищи делали… то, что делали.
   Ну а кто подумает обо мне что-нибудь худое, если я все-таки приглашу ее?
   Согласится Симея или откажется?
   Голова у меня на мгновение пошла кругом, как у мальчишки на первом свидании.
   Не знаю, как бы я поступил, но в этот момент явился начальник караула. Он разинул рот при виде происходившего, но тут же совладал с собою, осмотрелся, нашел своего командира и подбежал к нему.
   Симея три раза взмахнула рукой, и видение исчезло. Воцарилась тишина, которую нарушали лишь посвистывание ветра и стук дождевых капель. Помещение вновь освещалось лишь нашими немногочисленными свечками.
   Офицер подошел ко мне.
   – Патруль, – доложил он. – По дороге в нашу сторону едет конный разъезд.
   – Подъем, – не повышая голоса, приказал я, и волшебное зрелище тут же было забыто. Люди принялись облачаться в боевое снаряжение и готовить оружие.
   В полуразрушенный дом вошел второй солдат.
   – Они уехали, – доложил он. – Вернулись назад по главной дороге.
   Мы снова расслабились, но Симея не сделала попытки оживить прерванную иллюзию.