Страница:
Юрей снова оказался разоренным дотла, и я был тому виною.
Я с самого начала опасался, что именно так получится, если мой план завершится успешно, но при этом не видел никакого иного выхода – приходилось выбирать между одним Юреем или всей Нумантией.
Это было одно из тех высоких решений, которые принимают короли, вероятно, представляя себе в своем могуществе великую славу, сопровождающую все их деяния, но меня от этого тошнило. Не желая глядеть на дела рук своих, я повернулся и пополз обратно.
– Мы перебили им хребет, – шепотом прокричал Йонг.
Свальбард кивнул, на его лице расплылась широкая улыбка. Уверен, они подумали, будто я заболел, потому что я, в отличие от них, не почувствовал при виде уходящей армии повторного приступа той радости, какую мы испытали после убийства.
Майсирцы подходили ближе. Похоже, что мимо нас действительно дефилировала почти вся армия. Свальбард прижался ухом к земле, махнул мне рукой, и я последовал его примеру. Почва глухо, но мощно гудела под ногами миллиона идущих людей, копытами их лошадей и колесами повозок.
Теперь нам оставалось лишь дожидаться, пока они пройдут, а затем идти в обратном направлении и воссоединиться с моей армией в Каллио.
Я уже не мечтал о еде, а заново осваивал солдатский стоицизм – умение ждать наступления чего-то, ждать без страха, без надежды, даже без мыслей. Мы просто сидели в полудреме с оружием наготове, соприкасаясь сапогами, чтобы, если один из нас что-нибудь услышит, он мог сразу без слов подать сигнал товарищам.
Когда уже далеко перевалило за полдень, Йонг пнул меня. Но я и так уже был настороже, услышав звук лишь на мгновение позже, чем он. Кто-то медленно пробирался в чаще, двигаясь прямо в нашу сторону, как почтовый голубь прорезает небесный свод, стремясь к своей голубятне.
Свальбард беззвучно перебрался на самый край нашей крошечной полянки, Йонг занял место напротив. Лазутчик непременно вышел бы между ними, а тут его ждала неминуемая смерть, прежде чем он успел бы раскрыть рот.
Шорох все приближался, затем прекратился, и мы услышали знакомый голос:
– Это я, Симея. Смотрите не убейте меня.
Есть такая солдатская присказка: застрелиться и не жить! Она совершенно точно описывала состояние нас троих.
В конце концов мне удалось выдавить из себя:
– Иди спокойно. – И грязная, измученная волшебница раздвинула последние ветки ежевики, почему-то сразу попав ко мне в объятия. Она вскинула на меня удивленный взгляд, а потом полуобняла меня левой рукой. В правой она все еще держала обнаженный меч.
Обеспокоенный, я тут же выпустил девушку.
– Они выследили нас сразу же после того, как я оживила садовые кусты, – сообщила она без всяких вступлений. – Королевские волшебники были настороже, просто они очень медлительные. Мы выбрались из палатки, в которой скрывались, разрезав полог сзади, и оказалось, что неподалеку нас поджидали пятеро солдат. Мы бросились бежать, но Курти сильно хромал. Он велел мне удирать и сказал, что задержит их.
На ее глазах выступили слезы и тут же полились ручьем.
– Я стала отказываться, и он обругал меня. Тогда я сделала, как он велел. У меня даже не было времени, чтобы сотворить заклинание. Разве правильно я посту пила? Мне, конечно, следовало остаться с ним.
Я не успел даже раскрыть рот, как Свальбард прогремел, почти не понижая голоса:
– Ты все сделала совершенно правильно. Неужели два трупа лучше, чем один?
Она уронила меч и села, почти упала на землю.
– Мой разум говорит то же самое. А все остальное мое существо с ним не согласно.
– Он сказал мне, что погибнет сегодня, еще перед тем как мы выехали из замка, – добавил великан. – Может быть, он сам хотел умереть. Может быть, он решил, что с него довольно. Я уже не раз видел, как такое случалось с разными людьми. И умер он, спасая своего товарища, а это далеко не худший способ возвращения на Колесо.
– Волшебника куда труднее заменить, чем даже самого хорошего лучника, – резонно заметил Йонг; правда, его тон показался мне излишне холодным.
Симея взглянула на меня. Несколько кратких мгновений я в душе оплакивал Курти, который был рядом с начала моего первого похода в Кейт, лучший из лучников, каких я когда-либо видел, и просто человек, которому я всегда безоглядно доверял, мой верный товарищ, хотя ни он, ни я никогда не считали себя друзьями… Я должен был хоть раз сказать ему, как много он для меня значил, этот скромный воин, всегда надежно прикрывавший мне спину и ни разу за всю жизнь не давший мне повода хотя бы на мгновение усомниться в нем. Постепенно от меня уходили лучшие из воинов, и я мог лишь надеяться на то, что Сайонджи на своем суде отнесется к ним со всей снисходительностью.
Все эти мысли промелькнули в моем мозгу, и я понял, что сейчас нельзя обнаружить хотя бы намек на колебание.
– Симея, тебе просто не оставалось ничего другого. Забудь об этом. – Как-то незаметно для самого себя я, вслед за Свальбардом, тоже начал обращаться к ней на «ты». – В каждом бою кто-то неизбежно погибает, и все, что мы можем сделать, – это идти дальше. Мы помолимся за Курти, когда окажемся в безопасности, и будем поднимать бокалы в память о нем, пока сами будем живы.
Я уже не раз говорил такие слова в прошлом. И сам верил им. Однако на сей раз они показались мне совершенно пустыми, но я не мог придумать ничего лучшего.
Симея глубоко вздохнула.
– Ладно. Случившегося уже не исправить, – сказала она. – Ваш план сработал. Майсирцы улепетывают из Юрея. И что мы теперь будем делать?
Я в нескольких словах пересказал ей свои планы.
– Значит, будем ждать? – вопросительно произнесла она.
– Да, – подтвердил я. – Но только до темноты, а ночью нам, возможно, удастся куда-нибудь перебраться. А может быть, придется сидеть здесь до завтра.
– Ох, сомневаюсь, – протянул Свальбард и добавил с надеждой в голосе: – А у тебя нет чего-нибудь перекусить?
– Нет. Разве что сушеные травы, которые могли бы превратить тебя в обезьяну. – Симея тоже заговорила менее официально, чем прежде. Я давно уже обратил внимание, что перед лицом серьезной опасности люди обычно переходят на «ты».
– Ну, меня еще не настолько подвело брюхо, – бодро откликнулся Свальбард.
– Тогда будем ждать, – ответила Симея.
Но ждать нам не пришлось. Разве что совсем немного.
Уже начало смеркаться, когда мы услышали дробь барабанов. Звуки доносились с разных направлений, охватывая в целом дугу с востока до северо-запада, и на сей раз я решил сам пролезть в туннель и посмотреть, в чем дело.
А дело было плохо, прямо-таки хуже некуда. Примерно в трети лиги от нашего пригорка я увидел выстроенных в двойную цепь солдат, двигавшихся в нашу сторону. Барабаны задавали им темп. Они вели прочесывание неторопливо, методично, и цель у них могла быть только одна. Я приподнялся, не высовываясь из кустов, не обращая внимания на колючую ветку, впившуюся мне в щеку, и разглядел на севере одинокую фигуру в мантии. Это был волшебник, командовавший облавой.
Я поспешно вернулся назад и рассказал о том, что видел.
– Они выследили меня, – сказала Симея. – Проклятье!
Я вопросительно взглянул на нее.
– Волшебник оставляет за собой особый след, нечто вроде запаха, – пояснила девушка, – и другой волшебник, знающий некоторые хитрости, может проследить его. Будь у меня время, я могла бы стереть свои следы, но что теперь об этом говорить! А если честно, то я и не думала, что это может потребоваться. Ну вот и привела майсирцев прямо к вам.
– Пусть демоны думают, кто в чем виноват, – прервал я Симею. – Нам-то что сейчас делать? Бежать?
– Обрати внимание, – отозвался Йонг, – что они идут на нас полукругом. Точь-в-точь как те крестьяне, которых ты нанимал в своем имении, чтобы они выгнали тебе из леса замбара. Могу поклясться: они хотят, чтобы мы побежали на юг, в единственную сторону, где нет загонщиков, а там – ты должен знать это как бывалый охотник – стоит цепь охотников, готовых подстрелить дичь, как только она выйдет из укрытия.
– Вполне возможно, – согласился я.
– Я могла бы посмотреть магическим взглядом, – сказала Симея (почему-то на ее лице появилось виноватое выражение), – но это было бы все равно что выкладывать магнит перед компасом.
– А что нас может ожидать, если мы все же побежим? – спросил я.
– Волшебники, – ответила Симея, – и солдаты.
– Единственный способ вырваться из западни, – тусклым голосом произнес Свальбард, – заключается в том, чтобы сделать что-нибудь совершенно неожиданное для охотников. – Уверен, что эта мысль пришла в голову одновременно всем нам троим и даже выразили бы мы ее одними и теми же словами: слишком долго нашим единственным делом была только война. – По этому я предлагаю сбить засаду, обрушившись прямо на нее.
– Для этого у нас, пожалуй, маловато сил, – ответил Йонг.
– Вот если бы нам удалось как-то избавиться от этого колдуна… – задумчиво произнесла Симея. – Тог да, возможно…
– В любом случае, – подытожил я, – лучше всего будет, если мы соберем все наши железки и выберемся из этого убежища, пока оно не стало ловушкой.
Мы проползли к краю зарослей. Цепь солдат уже заметно приблизилась. Она двигалась неторопливо, не допуская ни единого разрыва, и вся эта сцена действительно как нельзя больше походила на загонную охоту.
Я внимательно осмотрелся вокруг в поисках выхода. Ручей, по которому мы пришли сюда, журча, огибал подножие пригорка и поворачивал на север. Его берега, поднимавшиеся над мелкой водой примерно фута на четыре, поросли редким кустарником.
– Вот и дорога, – сказал я, ткнув пальцем в сторону ручья. – Но этот проклятый богами колдун наверняка учует, если мы выпорхнем из гнезда. Йонг, не мог бы ты отсюда всадить в него стрелу?
Йонг, прищурившись, смерил взглядом расстояние и поморщился:
– Только не я. А если учесть еще и встречный ветер, то этого не смог бы сделать даже здоровый болван, который все время толкает меня в спину, даже если бы у него был такой же глаз, как у меня, обе руки и большой лук.
Свальбард тоже скривился, но промолчал. А мне в голову пришла идея.
– Симея, ты знаешь, какое заклинание ведет этого колдуна в нашу сторону?
– Конечно, но…
– Ты могла бы заставить его действовать наоборот?
– О! – воскликнула она, начиная угадывать мой замысел. – Без труда.
– В таком случае, что может помешать тебе заставить стрелу лететь как птица?
– Ничего.
– Это точно, – поддакнул Свальбард. – Оттого-то ведьмам запрещают даже приближаться туда, где проходят состязания по стрельбе из лука.
Симея полезла в свою сумку, которая всегда была при ней, за необходимыми магическими принадлежностями. Йонг умудрился разыскать где-то старое птичье перо, и девушка нацарапала на клочке пергамента незнакомыми мне таинственными буквами какую-то надпись. Да и пергамент сам по себе был странным на вид: темно-зеленым, а не белым или желтоватым. Одновременно она шептала нечто невнятное и, уже закончив писать, еще несколько раз повторила эти слова.
– А теперь, Дамастес, – сказала она, – дай мне одну из твоих стрел.
Я повиновался. Волшебница прикоснулась птичьим пером к оперению стрелы и негромко запела:
Вспомни, чем ты была
до людей,
до смертей.
Вспомни ветер под крылами,
обернись,
превратись
и лети высоко.
Имя Элиота зову,
заклинаю стрелу.
Слушай меня.
Лети высоко.
Лети далеко.
Лети точно в цель.
Возможно, это мне только померещилось в гаснущем свете дня, но клянусь, что стрела вздрогнула, как будто ожила. Симея обмотала пергамент вокруг стержня стрелы и обвязала его ниткой, оказавшейся в той же самой незаменимой сумке.
– А теперь приложи все свое умение, чтобы попасть в этого волшебника.
– Только не ругайте меня, – сказал я, – если стрела в воздухе закувыркается, как детский бумажный го лубок. Будет настоящее чудо, если она просто долетит до него.
– Я разбираюсь в чудесах, – резко бросила Симея. – Стреляй!
Я закрыл глаза не только для того, чтобы ощутить ветер, но и чтобы помолиться Паноану, Исе, Танису, и, не открывая их, натянул тетиву.
Потом я открыл глаза и вгляделся в шествовавшего за цепями солдат волшебника, человека, искавшего способ погубить нас, всмотрелся в него холодно, без гнева, просто как в добычу.
Как мне сейчас хотелось, чтобы Курти не погиб, а был с нами, потому что он смог бы произвести этот выстрел, а мне такое не под силу. Я постарался оживить в памяти все, чему он обучал меня за те годы, которые провел рядом со мной, вспомнил, как мастер-стрелок должен угадывать момент, когда стрела готова, когда она стреляет как бы сама по себе.
Возможно, его дух снизошел ко мне с Колеса, или где еще он мог сейчас находиться, а может быть, это его память проявилась во мне, но все опасения вдруг покинули меня, и я почувствовал, что составляю единое целое с тисом и ясенем, из которых был сделан лук, с его тетивой. В это мгновение мои пальцы сами собой разжались, и стрела устремилась вверх.
Она взмыла к небу плавной дугой и унеслась на такое расстояние, на какое мне ни разу в жизни не удавалось выстрелить; стрела снижалась очень полого, будто следовала вдоль невидимой нити, соединявшей мой лук и почти непрерывно махавшую руками фигуру в мантии.
На мгновение я упустил стрелу из вида, но тут же заметил, что колдун вскинул руки, зашатался и рухнул наземь.
Я беззвучно прошептал слова благодарности Танису и тут заметил, что Свальбард смотрит на меня широко раскрытыми в благоговейном ужасе глазами.
Но я до сих пор уверен, что этот выстрел сделал Курти.
Увидев, что их командир упал, солдаты подняли крик, и цепь загонщиков тут же распалась. Люди метались, часть столпилась вокруг мертвого волшебника, кто-то выкрикивал приказы, несколько лучников принялись пускать стрелы в белый свет, как в копеечку.
– Готово, – сказал я. – А теперь – быстро к ручью и уносим ноги.
– Нет, – твердо возразил Йонг. – Туда пойдешь ты. С нею. Свальбард, мы с тобой должны выбираться другой дорогой.
– Не валяй дурака!
– И не думаю, нумантийский балбес! Ваши жизни куда важнее наших, а это самый лучший путь спасения, – рявкнул он. – Я не изображаю героя. Просто два человека менее заметны, чем четыре. Не забывай, что я не безмозглый нумантиец и не майсирец с мозгами в заднице.
– Но…
– В другом месте будем спорить хоть до хрипоты, – перебил меня Йонг. – Удирайте, пока они не опомнились! Шевелись, Свальбард! Давай быстренько найдем другой выход отсюда и будем спасать свои задницы, а уж они сами позаботятся о своих.
Он был прав, так что мы с Симеей не стали задерживаться и спустились с холма никем не замеченные. По ручью мы прокрались мимо остановившейся цепи солдат и скрылись от них в сгущавшейся тьме.
И все это время моя душа истекала горькими слезами, оплакивая этих двоих, которые были лучшими из лучших.
18
Я с самого начала опасался, что именно так получится, если мой план завершится успешно, но при этом не видел никакого иного выхода – приходилось выбирать между одним Юреем или всей Нумантией.
Это было одно из тех высоких решений, которые принимают короли, вероятно, представляя себе в своем могуществе великую славу, сопровождающую все их деяния, но меня от этого тошнило. Не желая глядеть на дела рук своих, я повернулся и пополз обратно.
– Мы перебили им хребет, – шепотом прокричал Йонг.
Свальбард кивнул, на его лице расплылась широкая улыбка. Уверен, они подумали, будто я заболел, потому что я, в отличие от них, не почувствовал при виде уходящей армии повторного приступа той радости, какую мы испытали после убийства.
Майсирцы подходили ближе. Похоже, что мимо нас действительно дефилировала почти вся армия. Свальбард прижался ухом к земле, махнул мне рукой, и я последовал его примеру. Почва глухо, но мощно гудела под ногами миллиона идущих людей, копытами их лошадей и колесами повозок.
Теперь нам оставалось лишь дожидаться, пока они пройдут, а затем идти в обратном направлении и воссоединиться с моей армией в Каллио.
Я уже не мечтал о еде, а заново осваивал солдатский стоицизм – умение ждать наступления чего-то, ждать без страха, без надежды, даже без мыслей. Мы просто сидели в полудреме с оружием наготове, соприкасаясь сапогами, чтобы, если один из нас что-нибудь услышит, он мог сразу без слов подать сигнал товарищам.
Когда уже далеко перевалило за полдень, Йонг пнул меня. Но я и так уже был настороже, услышав звук лишь на мгновение позже, чем он. Кто-то медленно пробирался в чаще, двигаясь прямо в нашу сторону, как почтовый голубь прорезает небесный свод, стремясь к своей голубятне.
Свальбард беззвучно перебрался на самый край нашей крошечной полянки, Йонг занял место напротив. Лазутчик непременно вышел бы между ними, а тут его ждала неминуемая смерть, прежде чем он успел бы раскрыть рот.
Шорох все приближался, затем прекратился, и мы услышали знакомый голос:
– Это я, Симея. Смотрите не убейте меня.
Есть такая солдатская присказка: застрелиться и не жить! Она совершенно точно описывала состояние нас троих.
В конце концов мне удалось выдавить из себя:
– Иди спокойно. – И грязная, измученная волшебница раздвинула последние ветки ежевики, почему-то сразу попав ко мне в объятия. Она вскинула на меня удивленный взгляд, а потом полуобняла меня левой рукой. В правой она все еще держала обнаженный меч.
Обеспокоенный, я тут же выпустил девушку.
– Они выследили нас сразу же после того, как я оживила садовые кусты, – сообщила она без всяких вступлений. – Королевские волшебники были настороже, просто они очень медлительные. Мы выбрались из палатки, в которой скрывались, разрезав полог сзади, и оказалось, что неподалеку нас поджидали пятеро солдат. Мы бросились бежать, но Курти сильно хромал. Он велел мне удирать и сказал, что задержит их.
На ее глазах выступили слезы и тут же полились ручьем.
– Я стала отказываться, и он обругал меня. Тогда я сделала, как он велел. У меня даже не было времени, чтобы сотворить заклинание. Разве правильно я посту пила? Мне, конечно, следовало остаться с ним.
Я не успел даже раскрыть рот, как Свальбард прогремел, почти не понижая голоса:
– Ты все сделала совершенно правильно. Неужели два трупа лучше, чем один?
Она уронила меч и села, почти упала на землю.
– Мой разум говорит то же самое. А все остальное мое существо с ним не согласно.
– Он сказал мне, что погибнет сегодня, еще перед тем как мы выехали из замка, – добавил великан. – Может быть, он сам хотел умереть. Может быть, он решил, что с него довольно. Я уже не раз видел, как такое случалось с разными людьми. И умер он, спасая своего товарища, а это далеко не худший способ возвращения на Колесо.
– Волшебника куда труднее заменить, чем даже самого хорошего лучника, – резонно заметил Йонг; правда, его тон показался мне излишне холодным.
Симея взглянула на меня. Несколько кратких мгновений я в душе оплакивал Курти, который был рядом с начала моего первого похода в Кейт, лучший из лучников, каких я когда-либо видел, и просто человек, которому я всегда безоглядно доверял, мой верный товарищ, хотя ни он, ни я никогда не считали себя друзьями… Я должен был хоть раз сказать ему, как много он для меня значил, этот скромный воин, всегда надежно прикрывавший мне спину и ни разу за всю жизнь не давший мне повода хотя бы на мгновение усомниться в нем. Постепенно от меня уходили лучшие из воинов, и я мог лишь надеяться на то, что Сайонджи на своем суде отнесется к ним со всей снисходительностью.
Все эти мысли промелькнули в моем мозгу, и я понял, что сейчас нельзя обнаружить хотя бы намек на колебание.
– Симея, тебе просто не оставалось ничего другого. Забудь об этом. – Как-то незаметно для самого себя я, вслед за Свальбардом, тоже начал обращаться к ней на «ты». – В каждом бою кто-то неизбежно погибает, и все, что мы можем сделать, – это идти дальше. Мы помолимся за Курти, когда окажемся в безопасности, и будем поднимать бокалы в память о нем, пока сами будем живы.
Я уже не раз говорил такие слова в прошлом. И сам верил им. Однако на сей раз они показались мне совершенно пустыми, но я не мог придумать ничего лучшего.
Симея глубоко вздохнула.
– Ладно. Случившегося уже не исправить, – сказала она. – Ваш план сработал. Майсирцы улепетывают из Юрея. И что мы теперь будем делать?
Я в нескольких словах пересказал ей свои планы.
– Значит, будем ждать? – вопросительно произнесла она.
– Да, – подтвердил я. – Но только до темноты, а ночью нам, возможно, удастся куда-нибудь перебраться. А может быть, придется сидеть здесь до завтра.
– Ох, сомневаюсь, – протянул Свальбард и добавил с надеждой в голосе: – А у тебя нет чего-нибудь перекусить?
– Нет. Разве что сушеные травы, которые могли бы превратить тебя в обезьяну. – Симея тоже заговорила менее официально, чем прежде. Я давно уже обратил внимание, что перед лицом серьезной опасности люди обычно переходят на «ты».
– Ну, меня еще не настолько подвело брюхо, – бодро откликнулся Свальбард.
– Тогда будем ждать, – ответила Симея.
Но ждать нам не пришлось. Разве что совсем немного.
Уже начало смеркаться, когда мы услышали дробь барабанов. Звуки доносились с разных направлений, охватывая в целом дугу с востока до северо-запада, и на сей раз я решил сам пролезть в туннель и посмотреть, в чем дело.
А дело было плохо, прямо-таки хуже некуда. Примерно в трети лиги от нашего пригорка я увидел выстроенных в двойную цепь солдат, двигавшихся в нашу сторону. Барабаны задавали им темп. Они вели прочесывание неторопливо, методично, и цель у них могла быть только одна. Я приподнялся, не высовываясь из кустов, не обращая внимания на колючую ветку, впившуюся мне в щеку, и разглядел на севере одинокую фигуру в мантии. Это был волшебник, командовавший облавой.
Я поспешно вернулся назад и рассказал о том, что видел.
– Они выследили меня, – сказала Симея. – Проклятье!
Я вопросительно взглянул на нее.
– Волшебник оставляет за собой особый след, нечто вроде запаха, – пояснила девушка, – и другой волшебник, знающий некоторые хитрости, может проследить его. Будь у меня время, я могла бы стереть свои следы, но что теперь об этом говорить! А если честно, то я и не думала, что это может потребоваться. Ну вот и привела майсирцев прямо к вам.
– Пусть демоны думают, кто в чем виноват, – прервал я Симею. – Нам-то что сейчас делать? Бежать?
– Обрати внимание, – отозвался Йонг, – что они идут на нас полукругом. Точь-в-точь как те крестьяне, которых ты нанимал в своем имении, чтобы они выгнали тебе из леса замбара. Могу поклясться: они хотят, чтобы мы побежали на юг, в единственную сторону, где нет загонщиков, а там – ты должен знать это как бывалый охотник – стоит цепь охотников, готовых подстрелить дичь, как только она выйдет из укрытия.
– Вполне возможно, – согласился я.
– Я могла бы посмотреть магическим взглядом, – сказала Симея (почему-то на ее лице появилось виноватое выражение), – но это было бы все равно что выкладывать магнит перед компасом.
– А что нас может ожидать, если мы все же побежим? – спросил я.
– Волшебники, – ответила Симея, – и солдаты.
– Единственный способ вырваться из западни, – тусклым голосом произнес Свальбард, – заключается в том, чтобы сделать что-нибудь совершенно неожиданное для охотников. – Уверен, что эта мысль пришла в голову одновременно всем нам троим и даже выразили бы мы ее одними и теми же словами: слишком долго нашим единственным делом была только война. – По этому я предлагаю сбить засаду, обрушившись прямо на нее.
– Для этого у нас, пожалуй, маловато сил, – ответил Йонг.
– Вот если бы нам удалось как-то избавиться от этого колдуна… – задумчиво произнесла Симея. – Тог да, возможно…
– В любом случае, – подытожил я, – лучше всего будет, если мы соберем все наши железки и выберемся из этого убежища, пока оно не стало ловушкой.
Мы проползли к краю зарослей. Цепь солдат уже заметно приблизилась. Она двигалась неторопливо, не допуская ни единого разрыва, и вся эта сцена действительно как нельзя больше походила на загонную охоту.
Я внимательно осмотрелся вокруг в поисках выхода. Ручей, по которому мы пришли сюда, журча, огибал подножие пригорка и поворачивал на север. Его берега, поднимавшиеся над мелкой водой примерно фута на четыре, поросли редким кустарником.
– Вот и дорога, – сказал я, ткнув пальцем в сторону ручья. – Но этот проклятый богами колдун наверняка учует, если мы выпорхнем из гнезда. Йонг, не мог бы ты отсюда всадить в него стрелу?
Йонг, прищурившись, смерил взглядом расстояние и поморщился:
– Только не я. А если учесть еще и встречный ветер, то этого не смог бы сделать даже здоровый болван, который все время толкает меня в спину, даже если бы у него был такой же глаз, как у меня, обе руки и большой лук.
Свальбард тоже скривился, но промолчал. А мне в голову пришла идея.
– Симея, ты знаешь, какое заклинание ведет этого колдуна в нашу сторону?
– Конечно, но…
– Ты могла бы заставить его действовать наоборот?
– О! – воскликнула она, начиная угадывать мой замысел. – Без труда.
– В таком случае, что может помешать тебе заставить стрелу лететь как птица?
– Ничего.
– Это точно, – поддакнул Свальбард. – Оттого-то ведьмам запрещают даже приближаться туда, где проходят состязания по стрельбе из лука.
Симея полезла в свою сумку, которая всегда была при ней, за необходимыми магическими принадлежностями. Йонг умудрился разыскать где-то старое птичье перо, и девушка нацарапала на клочке пергамента незнакомыми мне таинственными буквами какую-то надпись. Да и пергамент сам по себе был странным на вид: темно-зеленым, а не белым или желтоватым. Одновременно она шептала нечто невнятное и, уже закончив писать, еще несколько раз повторила эти слова.
– А теперь, Дамастес, – сказала она, – дай мне одну из твоих стрел.
Я повиновался. Волшебница прикоснулась птичьим пером к оперению стрелы и негромко запела:
Вспомни, чем ты была
до людей,
до смертей.
Вспомни ветер под крылами,
обернись,
превратись
и лети высоко.
Имя Элиота зову,
заклинаю стрелу.
Слушай меня.
Лети высоко.
Лети далеко.
Лети точно в цель.
Возможно, это мне только померещилось в гаснущем свете дня, но клянусь, что стрела вздрогнула, как будто ожила. Симея обмотала пергамент вокруг стержня стрелы и обвязала его ниткой, оказавшейся в той же самой незаменимой сумке.
– А теперь приложи все свое умение, чтобы попасть в этого волшебника.
– Только не ругайте меня, – сказал я, – если стрела в воздухе закувыркается, как детский бумажный го лубок. Будет настоящее чудо, если она просто долетит до него.
– Я разбираюсь в чудесах, – резко бросила Симея. – Стреляй!
Я закрыл глаза не только для того, чтобы ощутить ветер, но и чтобы помолиться Паноану, Исе, Танису, и, не открывая их, натянул тетиву.
Потом я открыл глаза и вгляделся в шествовавшего за цепями солдат волшебника, человека, искавшего способ погубить нас, всмотрелся в него холодно, без гнева, просто как в добычу.
Как мне сейчас хотелось, чтобы Курти не погиб, а был с нами, потому что он смог бы произвести этот выстрел, а мне такое не под силу. Я постарался оживить в памяти все, чему он обучал меня за те годы, которые провел рядом со мной, вспомнил, как мастер-стрелок должен угадывать момент, когда стрела готова, когда она стреляет как бы сама по себе.
Возможно, его дух снизошел ко мне с Колеса, или где еще он мог сейчас находиться, а может быть, это его память проявилась во мне, но все опасения вдруг покинули меня, и я почувствовал, что составляю единое целое с тисом и ясенем, из которых был сделан лук, с его тетивой. В это мгновение мои пальцы сами собой разжались, и стрела устремилась вверх.
Она взмыла к небу плавной дугой и унеслась на такое расстояние, на какое мне ни разу в жизни не удавалось выстрелить; стрела снижалась очень полого, будто следовала вдоль невидимой нити, соединявшей мой лук и почти непрерывно махавшую руками фигуру в мантии.
На мгновение я упустил стрелу из вида, но тут же заметил, что колдун вскинул руки, зашатался и рухнул наземь.
Я беззвучно прошептал слова благодарности Танису и тут заметил, что Свальбард смотрит на меня широко раскрытыми в благоговейном ужасе глазами.
Но я до сих пор уверен, что этот выстрел сделал Курти.
Увидев, что их командир упал, солдаты подняли крик, и цепь загонщиков тут же распалась. Люди метались, часть столпилась вокруг мертвого волшебника, кто-то выкрикивал приказы, несколько лучников принялись пускать стрелы в белый свет, как в копеечку.
– Готово, – сказал я. – А теперь – быстро к ручью и уносим ноги.
– Нет, – твердо возразил Йонг. – Туда пойдешь ты. С нею. Свальбард, мы с тобой должны выбираться другой дорогой.
– Не валяй дурака!
– И не думаю, нумантийский балбес! Ваши жизни куда важнее наших, а это самый лучший путь спасения, – рявкнул он. – Я не изображаю героя. Просто два человека менее заметны, чем четыре. Не забывай, что я не безмозглый нумантиец и не майсирец с мозгами в заднице.
– Но…
– В другом месте будем спорить хоть до хрипоты, – перебил меня Йонг. – Удирайте, пока они не опомнились! Шевелись, Свальбард! Давай быстренько найдем другой выход отсюда и будем спасать свои задницы, а уж они сами позаботятся о своих.
Он был прав, так что мы с Симеей не стали задерживаться и спустились с холма никем не замеченные. По ручью мы прокрались мимо остановившейся цепи солдат и скрылись от них в сгущавшейся тьме.
И все это время моя душа истекала горькими слезами, оплакивая этих двоих, которые были лучшими из лучших.
18
РЕКА
Ренан был охвачен паническим страхом и огнем; пламя отражалось в бурлящих водах Латаны, холодный ветер швырял густые клубы дыма. Во время прошлой войны майсирцы уже разорили этот город, уничтожив его древнюю красоту и почти магическое очарование. Они загадили каналы всяким хламом и оскверняли воды озер, устраивая на помостах солдатские нужники.
Когда война закончилась, Ренан начал понемногу приходить в себя. Отцы города пытались возродить обаяние кривых переулков, изящных домов и садов, взбегавших по склонам холмов.
Теперь город вновь был охвачен огнем и впал в безумие.
Мы с Симеей попытались свернуть на север или на восток, но отступающие майсирцы увлекали нас с собой. Нам удалось пробраться сквозь три или четыре их колонны, но при этом мы вынуждены были продвинуться вместе с ними на запад, к столице Юрея, далеко отклонившись от того пути, который намечали для своего бегства.
Повсюду толпилась солдатня; часть занималась вечным солдатским промыслом, убивая и грабя жителей, а большинство мрачно брели в неровном строю. Мы шли вместе с ними, и никто из них не догадывался, кто мы такие на самом деле. Два раза пьяным воякам удалось разглядеть под солдатским мундиром Симеи женщину, и, считая ее моей пленницей, они требовали, чтобы я отдал ее им.
В первый раз двое из «догадливых» расстались с жизнью, а еще двое остались корчиться в лужах крови; вторая попытка стоила жизни лишь двоим. Одного из них убила сама Симея, а я выпустил кишки второму, и их спутники сразу утратили интерес к нам.
Я почти свободно говорил по-майсирски и поэтому мог протискиваться сквозь толпу, выкрикивая какие-то дурацкие приказания. Именно так и должен был вести себя надменный не по чину капитан, потерявший свой отряд.
Под вечер мы добрались до первого из высоких каменных мостов, соединявших между собой несколько островов. Это была единственная переправа с восточного берега реки в Ренан, и давка здесь оказалась поистине ужасной. Скопившаяся перед мостом масса солдат представляла собой уже не армию, а толпу людей, пребывавших на грани паники, и я испугался, что нас затопчут, если мы вдруг окажемся в гуще народа. Мне удалось втолкнуть Симею на одну из небольших площадок, сделанных в невысоком парапете, а перед нами, непрерывно сгущаясь, текла сплошная масса людей и повозок.
Если на этом берегу реки творилось такое безумие, то на противоположном положение должно было оказаться еще хуже. Я замер в нерешительности, пытаясь понять, что же делать дальше.
Симея облокотилась на парапет, окинула взглядом темные холодные вода Латаны и вдруг толкнула меня локтем:
– Смотри!
Я тут же увидел лодку, прибитую течением к каменному откосу моста совсем рядом с нами. Это пузатое суденышко, которое, впрочем, вернее было бы назвать яхтой, представляло собой уменьшенную копию знаменитых юрейских плавучих домов. Я вспомнил Жакобу и то исполненное страсти время, которое мы провели на одном из таких судов. Течение било яхту о камни, и крепкий даже с виду деревянный фальшборт в одном месте уже был сломан. Но я видел, что вода, во всяком случае, не захлестывала палубу.
– Мы можем спрыгнуть, – сказала Симея. – И если там найдутся весла, то отойдем от берега и поплывем по реке, не думая ни о каких майсирцах.
– Сейчас, в Сезон Бурь? – скептически возразил я. Из-за сильного шума мне пришлось повысить голос, почти кричать. – Я ничего не понимаю в лодках.
– Зато я понимаю, – ответила она. – Когда я скрывалась от ваших… от армии, мне пришлось провести некоторое время в семье лодочников, которые всю жизнь плавали по реке.
В это время какой-то бородатый грязный солдат толкнул меня в грудь.
– Ну и телочка у тебя! – мечтательно воскликнул он. – Поделись с товарищем! – Он стоял, качаясь, почти вплотную ко мне, и изо рта у него смердело чесноком, винным перегаром и гнилыми зубами. На боку у него все еще болтался колчан со стрелами, но лука не было, а ножны были пусты.
Я пнул его ногой в живот, и он взвизгнул. Тогда я ударил его коленом в лицо, он отлетел назад, упал на мостовую, и безумное, перепуганное стадо, в которое на моих глазах превращалась армия, лишившаяся своего предводителя, тут же растоптало его.
– Вперед! – Не дожидаясь моего ответа, Симея вскочила на парапет, спрыгнула на узкую полоску илистого берега и, не задерживаясь, вскарабкалась на закачавшуюся под нею лодку. Следом за ней я перевалился через стенку, поскользнулся на берегу, чуть не свалился в воду, но Симея схватила меня за руку, и в следующее мгновение я оказался на борту.
Я видел множество обернувшихся к нам лиц, слышал крики, большинство из которых не мог разобрать, но не обратил на все это никакого внимания.
– Есть! – крикнула Симея. Она выдернула из уключины болтавшееся за кормой длинное рулевое весло и вложила его в одну из находившихся там же, на корме, уключин. – Я буду править! Толкай!
Я уперся спиной в стенку каюты и принялся отталкиваться обеими ногами от каменного откоса. Но течение сильно прижимало яхту к берегу, и она не желала поддаваться моим усилиям, а лишь качалась, но не двигалась с места.
Крики наверху стали громче; рядом со мной в палубу вонзилось копье. Я напрягся изо всех сил, Симея налегла на весло, и на этот раз течение подхватило нас, развернуло, повлекло под пролет моста, и мы поплыли прочь, вращаясь словно листок, попавший в водоворот.
– Помоги мне! – закричала Симея.
Я поспешил на корму. Мы вдвоем принялись подгребать и табанить рулевым веслом, и яхта плавно развернулась. Теперь ее нос смотрел вниз по течению, туда, куда нам нужно было попасть, и могучая река уносила нас прочь от горящего города, в спасительную ночную тьму.
Симея решила, что лучше всего будет плыть до рассвета, а на день остановиться где-нибудь подальше от берегов. Она разыскала длинный багор и поручила мне дежурить на носу и смотреть, чтобы яхта не налетела на какие-нибудь плавучие предметы. Дважды я отталкивал в сторону большие бревна, а один раз нечто показавшееся мне разбитой лодкой; она была наполовину погружена в воду и плыла, вращаясь вокруг своей оси. Я содрогнулся при мысли о том, что мы можем погибнуть, разбившись так же, и стал вдвое пристальнее вглядываться в темноту.
Наступило холодное пасмурное утро. Симея по-прежнему крепко держала в руках рулевое весло, но лицо у нее было таким же серым, как и день. Я предложил сменить ее, но она покачала головой:
– Сначала я должна показать вам, как это делается. – Оказавшись на яхте, она снова начала обращаться ко мне на «вы». – А сейчас я хочу добраться вон до того островочка. Возвращайтесь на нос и помогите причалить к берегу.
Умело пользуясь течением, Симея подвела яхту почти вплотную к острову и разглядела нечто похожее на заводь, прикрытую ветвями склонившихся к воде ив. Я поднял ветви, и наше суденышко проскользнуло в крошечную бухту, словно специально предназначенную для него. Симея велела мне взять канаты, уложенные бухтами на палубе, и привязать яхту с носа и кормы к стволам деревьев. Она даже проверила узлы, которые я завязал, и нашла их достаточно надежными.
– А теперь посмотрим, что мы спасли, – предложила она.
Яхта была небольшой, всего двадцать пять футов в длину; большую часть палубы занимала крыша каюты. Посередине крыши торчал обломок мачты. По невысокому трапу с нее можно было спуститься в кокпит, а там мы обнаружили двустворчатый застекленный люк.
Я спустился по ступенькам и открыл дверь каюты. Она оказалась небольшой, но прекрасно спланированной. Слева от лестницы находилась маленькая кухня – Симея сказала мне, что ее следует называть камбузом, – со спиртовой плитой и даже крошечной духовкой, ванна с хитрыми металлическими и резиновыми насосами и шкафы для посуды и провизии. Справа был закреплен стол, в ящиках которого лежали старые лоции и карты.
Дверца за ним вела в отхожее место (Симея потребовала, чтобы я называл его правильно – гальюн) с унитазом, снабженным даже насосом, чтобы накачивать воду в бачок.
Шкафы оказались набиты разнообразными консервированными, копчеными и обработанными магическими способами продуктами. Скорее всего, хозяин приготовил все это для бегства из Ренана.
– Похоже, на этой яхте есть все! – восхищенно воскликнула Симея у меня за спиной.
– Все, кроме одной вещи, – возразил я. – Хозяин этой яхты, очевидно, никогда не спал.
– Поднимите трап, дурачок. – Симея с каждым часом чувствовала себя все свободнее.
Оказалось, что трап был закреплен на петлях и прикрывал собою вход в спальню. Почти всю площадь в ней занимала единственная кровать. При входе я чуть не разбил голову о потолок, но стоило сделать еще шаг – и можно было уже стоять выпрямившись. На кровати были сложены аккуратной стопкой простыни и одеяла, а возле противоположной входу стенки лежало несколько подушек.
– Ну что ж, значит, здесь действительно есть все, – сказал я, зевнул и внезапно осознал, что мне очень давно не удавалось поспать; разве что вздремнуть вполглаза неполный час. Сколько же времени я так провел? Три дня? Или больше? Я почувствовал, что на меня навалилась усталость.
– Не хотите поесть?
После этих слов я ощутил еще и голод, а страх и нервное напряжение, помогавшие телу пребывать все это время в состоянии лихорадочного возбуждения, напротив, исчезли. Я заморгал, все, что было у меня перед глазами, вдруг превратилось в бесформенные пятна, и я поспешно опустился на маленький диванчик.
– Клянусь посохом Ирису, я выдохся, – признался я.
– Я тоже смертельно устала, – ответила Симея. – Вы не могли бы расстелить постель, пока я сварю не много супа? На голодный желудок хуже спится.
– И где ты только берешь энергию?
– Я еще молода, – весело крикнула девушка. – А вы еще помните, что это значит?
– Если бы у меня осталась хоть капля энергии, я за такую дерзость гонялся бы за тобой по всей палубе, пока не поймал бы, а потом выкинул бы за борт.
– Лучше поберегите силы, а сейчас прочтите мне инструкции на пакете с сухим супом.
Я прочел, и в конце концов, безостановочно зевая, мы все же сумели поесть. Я вымыл тарелки, осмотрелся, понял, как выпустить воду из раковины, снова наполнил ее чистой водой и вымыл лицо с мылом, которое, конечно же, оказалось на полочке.
Когда война закончилась, Ренан начал понемногу приходить в себя. Отцы города пытались возродить обаяние кривых переулков, изящных домов и садов, взбегавших по склонам холмов.
Теперь город вновь был охвачен огнем и впал в безумие.
Мы с Симеей попытались свернуть на север или на восток, но отступающие майсирцы увлекали нас с собой. Нам удалось пробраться сквозь три или четыре их колонны, но при этом мы вынуждены были продвинуться вместе с ними на запад, к столице Юрея, далеко отклонившись от того пути, который намечали для своего бегства.
Повсюду толпилась солдатня; часть занималась вечным солдатским промыслом, убивая и грабя жителей, а большинство мрачно брели в неровном строю. Мы шли вместе с ними, и никто из них не догадывался, кто мы такие на самом деле. Два раза пьяным воякам удалось разглядеть под солдатским мундиром Симеи женщину, и, считая ее моей пленницей, они требовали, чтобы я отдал ее им.
В первый раз двое из «догадливых» расстались с жизнью, а еще двое остались корчиться в лужах крови; вторая попытка стоила жизни лишь двоим. Одного из них убила сама Симея, а я выпустил кишки второму, и их спутники сразу утратили интерес к нам.
Я почти свободно говорил по-майсирски и поэтому мог протискиваться сквозь толпу, выкрикивая какие-то дурацкие приказания. Именно так и должен был вести себя надменный не по чину капитан, потерявший свой отряд.
Под вечер мы добрались до первого из высоких каменных мостов, соединявших между собой несколько островов. Это была единственная переправа с восточного берега реки в Ренан, и давка здесь оказалась поистине ужасной. Скопившаяся перед мостом масса солдат представляла собой уже не армию, а толпу людей, пребывавших на грани паники, и я испугался, что нас затопчут, если мы вдруг окажемся в гуще народа. Мне удалось втолкнуть Симею на одну из небольших площадок, сделанных в невысоком парапете, а перед нами, непрерывно сгущаясь, текла сплошная масса людей и повозок.
Если на этом берегу реки творилось такое безумие, то на противоположном положение должно было оказаться еще хуже. Я замер в нерешительности, пытаясь понять, что же делать дальше.
Симея облокотилась на парапет, окинула взглядом темные холодные вода Латаны и вдруг толкнула меня локтем:
– Смотри!
Я тут же увидел лодку, прибитую течением к каменному откосу моста совсем рядом с нами. Это пузатое суденышко, которое, впрочем, вернее было бы назвать яхтой, представляло собой уменьшенную копию знаменитых юрейских плавучих домов. Я вспомнил Жакобу и то исполненное страсти время, которое мы провели на одном из таких судов. Течение било яхту о камни, и крепкий даже с виду деревянный фальшборт в одном месте уже был сломан. Но я видел, что вода, во всяком случае, не захлестывала палубу.
– Мы можем спрыгнуть, – сказала Симея. – И если там найдутся весла, то отойдем от берега и поплывем по реке, не думая ни о каких майсирцах.
– Сейчас, в Сезон Бурь? – скептически возразил я. Из-за сильного шума мне пришлось повысить голос, почти кричать. – Я ничего не понимаю в лодках.
– Зато я понимаю, – ответила она. – Когда я скрывалась от ваших… от армии, мне пришлось провести некоторое время в семье лодочников, которые всю жизнь плавали по реке.
В это время какой-то бородатый грязный солдат толкнул меня в грудь.
– Ну и телочка у тебя! – мечтательно воскликнул он. – Поделись с товарищем! – Он стоял, качаясь, почти вплотную ко мне, и изо рта у него смердело чесноком, винным перегаром и гнилыми зубами. На боку у него все еще болтался колчан со стрелами, но лука не было, а ножны были пусты.
Я пнул его ногой в живот, и он взвизгнул. Тогда я ударил его коленом в лицо, он отлетел назад, упал на мостовую, и безумное, перепуганное стадо, в которое на моих глазах превращалась армия, лишившаяся своего предводителя, тут же растоптало его.
– Вперед! – Не дожидаясь моего ответа, Симея вскочила на парапет, спрыгнула на узкую полоску илистого берега и, не задерживаясь, вскарабкалась на закачавшуюся под нею лодку. Следом за ней я перевалился через стенку, поскользнулся на берегу, чуть не свалился в воду, но Симея схватила меня за руку, и в следующее мгновение я оказался на борту.
Я видел множество обернувшихся к нам лиц, слышал крики, большинство из которых не мог разобрать, но не обратил на все это никакого внимания.
– Есть! – крикнула Симея. Она выдернула из уключины болтавшееся за кормой длинное рулевое весло и вложила его в одну из находившихся там же, на корме, уключин. – Я буду править! Толкай!
Я уперся спиной в стенку каюты и принялся отталкиваться обеими ногами от каменного откоса. Но течение сильно прижимало яхту к берегу, и она не желала поддаваться моим усилиям, а лишь качалась, но не двигалась с места.
Крики наверху стали громче; рядом со мной в палубу вонзилось копье. Я напрягся изо всех сил, Симея налегла на весло, и на этот раз течение подхватило нас, развернуло, повлекло под пролет моста, и мы поплыли прочь, вращаясь словно листок, попавший в водоворот.
– Помоги мне! – закричала Симея.
Я поспешил на корму. Мы вдвоем принялись подгребать и табанить рулевым веслом, и яхта плавно развернулась. Теперь ее нос смотрел вниз по течению, туда, куда нам нужно было попасть, и могучая река уносила нас прочь от горящего города, в спасительную ночную тьму.
Симея решила, что лучше всего будет плыть до рассвета, а на день остановиться где-нибудь подальше от берегов. Она разыскала длинный багор и поручила мне дежурить на носу и смотреть, чтобы яхта не налетела на какие-нибудь плавучие предметы. Дважды я отталкивал в сторону большие бревна, а один раз нечто показавшееся мне разбитой лодкой; она была наполовину погружена в воду и плыла, вращаясь вокруг своей оси. Я содрогнулся при мысли о том, что мы можем погибнуть, разбившись так же, и стал вдвое пристальнее вглядываться в темноту.
Наступило холодное пасмурное утро. Симея по-прежнему крепко держала в руках рулевое весло, но лицо у нее было таким же серым, как и день. Я предложил сменить ее, но она покачала головой:
– Сначала я должна показать вам, как это делается. – Оказавшись на яхте, она снова начала обращаться ко мне на «вы». – А сейчас я хочу добраться вон до того островочка. Возвращайтесь на нос и помогите причалить к берегу.
Умело пользуясь течением, Симея подвела яхту почти вплотную к острову и разглядела нечто похожее на заводь, прикрытую ветвями склонившихся к воде ив. Я поднял ветви, и наше суденышко проскользнуло в крошечную бухту, словно специально предназначенную для него. Симея велела мне взять канаты, уложенные бухтами на палубе, и привязать яхту с носа и кормы к стволам деревьев. Она даже проверила узлы, которые я завязал, и нашла их достаточно надежными.
– А теперь посмотрим, что мы спасли, – предложила она.
Яхта была небольшой, всего двадцать пять футов в длину; большую часть палубы занимала крыша каюты. Посередине крыши торчал обломок мачты. По невысокому трапу с нее можно было спуститься в кокпит, а там мы обнаружили двустворчатый застекленный люк.
Я спустился по ступенькам и открыл дверь каюты. Она оказалась небольшой, но прекрасно спланированной. Слева от лестницы находилась маленькая кухня – Симея сказала мне, что ее следует называть камбузом, – со спиртовой плитой и даже крошечной духовкой, ванна с хитрыми металлическими и резиновыми насосами и шкафы для посуды и провизии. Справа был закреплен стол, в ящиках которого лежали старые лоции и карты.
Дверца за ним вела в отхожее место (Симея потребовала, чтобы я называл его правильно – гальюн) с унитазом, снабженным даже насосом, чтобы накачивать воду в бачок.
Шкафы оказались набиты разнообразными консервированными, копчеными и обработанными магическими способами продуктами. Скорее всего, хозяин приготовил все это для бегства из Ренана.
– Похоже, на этой яхте есть все! – восхищенно воскликнула Симея у меня за спиной.
– Все, кроме одной вещи, – возразил я. – Хозяин этой яхты, очевидно, никогда не спал.
– Поднимите трап, дурачок. – Симея с каждым часом чувствовала себя все свободнее.
Оказалось, что трап был закреплен на петлях и прикрывал собою вход в спальню. Почти всю площадь в ней занимала единственная кровать. При входе я чуть не разбил голову о потолок, но стоило сделать еще шаг – и можно было уже стоять выпрямившись. На кровати были сложены аккуратной стопкой простыни и одеяла, а возле противоположной входу стенки лежало несколько подушек.
– Ну что ж, значит, здесь действительно есть все, – сказал я, зевнул и внезапно осознал, что мне очень давно не удавалось поспать; разве что вздремнуть вполглаза неполный час. Сколько же времени я так провел? Три дня? Или больше? Я почувствовал, что на меня навалилась усталость.
– Не хотите поесть?
После этих слов я ощутил еще и голод, а страх и нервное напряжение, помогавшие телу пребывать все это время в состоянии лихорадочного возбуждения, напротив, исчезли. Я заморгал, все, что было у меня перед глазами, вдруг превратилось в бесформенные пятна, и я поспешно опустился на маленький диванчик.
– Клянусь посохом Ирису, я выдохся, – признался я.
– Я тоже смертельно устала, – ответила Симея. – Вы не могли бы расстелить постель, пока я сварю не много супа? На голодный желудок хуже спится.
– И где ты только берешь энергию?
– Я еще молода, – весело крикнула девушка. – А вы еще помните, что это значит?
– Если бы у меня осталась хоть капля энергии, я за такую дерзость гонялся бы за тобой по всей палубе, пока не поймал бы, а потом выкинул бы за борт.
– Лучше поберегите силы, а сейчас прочтите мне инструкции на пакете с сухим супом.
Я прочел, и в конце концов, безостановочно зевая, мы все же сумели поесть. Я вымыл тарелки, осмотрелся, понял, как выпустить воду из раковины, снова наполнил ее чистой водой и вымыл лицо с мылом, которое, конечно же, оказалось на полочке.