Страница:
— Ты, сынок, совсем стал знаменитым, — вмешался в беседу егерь, держа в руках треух. — Раньше приезжал просто летчиком, потом объявился депутатом, а теперь уже героем. У тебя на роду такая судьба написана.
— Кто куда записал мне судьбу? — удивился Степан, глядя сквозь дым костра на старика.
— Очень просто, — качая головой, причмокивал для значительности старик. — У одного младенца на роду звезда героя, а у другого тихая жизнь в лесу.
— Ну, это сказки! — запротестовал Степан. — Если я не умел летать, так научился. Вот в Китае мы сбили тридцать шесть японских машин, а сами потеряли только пять. Какая же тут судьба?
— Японцы не хуже нас вояки! — пожал плечами егерь. — Я с ними воевал в девятьсот пятом, они сколько наших в плен тогда набрали! Самолеты у них хуже наших, что ли?
— Легкие, маневренные, как птицы, — похвалил Степан японские машины, — но зато наши самолеты быстрее ихних да и покрепче. Однажды мой самолет был изрешечен сорока пулями, а я его все-таки привел и посадил на аэродром. Если бы японский истребитель попал под такую очередь, то от него бы остались пух да перья.
— Заговоренный! — строго сказал старик. — И я вот три войны прошел, а хоть бы одну царапину получил. У меня шапка хорошая. — И он потряс своим треухом. — Я ее даже летом в вещмешке носил. Чуть опасность — добываю и на голову. В ней как в броне. Ни единая пулька меня не укусила.
— Пули, что ли, от нее отскакивают? — засмеялись охотники. — Давайте проверим!
С большой неохотой старик дал треух летчикам, которые не без интереса рассматривали мятую, с потертым сукном и засаленным подкладом шапку. На смуглом, обветренном и запеченном солнцем лице егеря плясали отблески пламени костра.
— Промахнетесь, Степан Павлович! — сердито предупреждал он Супруна.
Степан быстро расчехлил ружье, обернулся в сторону кустарника, где еще светился склон неба: силуэт шапки будет хорошо заметен. Грех было промазать.
— Пли! — раздалась команда.
Двустволка сразу разрядилась обоими стволами. Все кинулись к повисшей на суке куста шапке. У костра тщательно переворачивали ее, ища хоть бы одну дырочку.
— Цела! — не своим голосом выкрикнул егерь.
— Волшебная у вас шапка, — серьезными глазами глянул Степан на старика. — Берите мое ружье, выиграли.
Уже на другой день, возвращаясь в город, Саша спросил брата:
— Как же получилось, что ты промазал в егерскую шапку?
Степан ухмыльнулся:
— Разве было бы лучше, если бы я изрешетил ее? Отнял бы у деда и шапку и веру. Кроме того, ему хотелось получить ружье.
Ответ урочища Малинники
Даты жизни и деятельности С. П. Супруна
Краткая библиография
Алексей Хлобыстов
Автор: Б. Чубар
— Кто куда записал мне судьбу? — удивился Степан, глядя сквозь дым костра на старика.
— Очень просто, — качая головой, причмокивал для значительности старик. — У одного младенца на роду звезда героя, а у другого тихая жизнь в лесу.
— Ну, это сказки! — запротестовал Степан. — Если я не умел летать, так научился. Вот в Китае мы сбили тридцать шесть японских машин, а сами потеряли только пять. Какая же тут судьба?
— Японцы не хуже нас вояки! — пожал плечами егерь. — Я с ними воевал в девятьсот пятом, они сколько наших в плен тогда набрали! Самолеты у них хуже наших, что ли?
— Легкие, маневренные, как птицы, — похвалил Степан японские машины, — но зато наши самолеты быстрее ихних да и покрепче. Однажды мой самолет был изрешечен сорока пулями, а я его все-таки привел и посадил на аэродром. Если бы японский истребитель попал под такую очередь, то от него бы остались пух да перья.
— Заговоренный! — строго сказал старик. — И я вот три войны прошел, а хоть бы одну царапину получил. У меня шапка хорошая. — И он потряс своим треухом. — Я ее даже летом в вещмешке носил. Чуть опасность — добываю и на голову. В ней как в броне. Ни единая пулька меня не укусила.
— Пули, что ли, от нее отскакивают? — засмеялись охотники. — Давайте проверим!
С большой неохотой старик дал треух летчикам, которые не без интереса рассматривали мятую, с потертым сукном и засаленным подкладом шапку. На смуглом, обветренном и запеченном солнцем лице егеря плясали отблески пламени костра.
— Промахнетесь, Степан Павлович! — сердито предупреждал он Супруна.
Степан быстро расчехлил ружье, обернулся в сторону кустарника, где еще светился склон неба: силуэт шапки будет хорошо заметен. Грех было промазать.
— Пли! — раздалась команда.
Двустволка сразу разрядилась обоими стволами. Все кинулись к повисшей на суке куста шапке. У костра тщательно переворачивали ее, ища хоть бы одну дырочку.
— Цела! — не своим голосом выкрикнул егерь.
— Волшебная у вас шапка, — серьезными глазами глянул Степан на старика. — Берите мое ружье, выиграли.
Уже на другой день, возвращаясь в город, Саша спросил брата:
— Как же получилось, что ты промазал в егерскую шапку?
Степан ухмыльнулся:
— Разве было бы лучше, если бы я изрешетил ее? Отнял бы у деда и шапку и веру. Кроме того, ему хотелось получить ружье.
Ответ урочища Малинники
Степан Супрун привел свой полк из Москвы в Витебскую область по личному указанию Сталина. В первые двенадцать дней войны успехи гитлеровских армий были столь велики, что фашистское командование считало войну с нашей страной почти законченной. Начальник генерального штаба германской армии генерал Гальдер докладывал Гитлеру 3 июля 1941 года: «Поэтому не будет преувеличением, если я скажу, что кампания против России была выиграна в течение 14 дней». И в эти чрезвычайные для Советской страны дни в Москву пришла весть о гибели легендарного летчика-испытателя, в военном искусстве которого никто не сомневался. В смерть Супруна не хотелось верить. И так как точных сведений о месте гибели героя не было, то кто-то сказал, что Степан Павлович попал к партизанам. Но кое-кого весть о быстрой гибели знаменитого пилота потрясла настолько, что пустили слух об уничтожении немцами в первых боях всего полка, которым командовал Супрун. Слухи оказались живучими, пустили корни в книги воспоминаний. В Витебской и Сумской областях, которые были оккупированы фашистскими войсками, немцам было выгодно кричать по радио, что Герой Советского Союза, депутат Верховного Совета СССР Супрун сдался в плен...
Анна Павловна, сестра Супруна, жившая в Москве, получив известие о несчастье с братом, в первых числах июля побывала на приеме у Сергея Игнатьевича Руденко, ныне маршала авиации; он сказал ей, что Иосиф Виссарионович приказал уточнить причину и место гибели Супруна.
В архиве сохранилось несколько донесений из 23-й авиадивизии, в состав которой входил полк Супруна, о гибели Степана Павловича. Сперва помощник начальника штаба капитан Андреев сообщил, что 4 июля 1941 года подполковник Супрун в 13 часов вылетел во главе десяти самолетов МиГ-3 с задачей сопровождать СБ для бомбометания в районе Борисова. Супрун шел впереди. На обратном пути после разведки его в строю не было. Затем командир 23-й смешанной авиадивизии полковник Нестерцев написал начальнику штаба Западного фронта:
«При возвращении группы бомбардировщиков, сопровождаемых девяткой МиГ-3, десятым шел подполковник Супрун. Отделившись от группы, желая произвести разведку по дороге Борисов — Орша, снизился до малой высоты и, по-видимому, был сбит огнем с земли. В районе Толочина был найден сгоревший самолет и труп летчика. В обломках найдена Золотая Звезда. 9.07.1941 г.».
Еще позже Нестерцев сообщил: какой-то крестьянин 9-10 июля принес из леса обгоревшие документы Супруна в штаб дивизии, что тот же крестьянин видел обгоревший самолет близ поселка Крупки. Сообщался номер найденной Звезды Героя: 461.
К сожалению, это свидетельство Нестерцева оставалось никому не известно. О нем не знал даже К. Е. Ворошилов, который однажды в 1946 году звонил в Сумы и беседовал по телефону с отцом Супруна.
Летом 1960 года брат героя полковник Федор Павлович Супрун возобновил поиск места гибели Степана Павловича. Была создана комиссия, в которую вошли сотрудники Толочинского и Крупского райвоенкоматов Витебской области, а также журналист И. Брайнин.
В поселке Крупки, в окрестных деревнях были опрошены сотни людей. Многие рассказывали о местах падения советских самолетов в годы Великой Отечественной войны. Но поиски остатков самолетов ничего не давали.
По просьбе военкомата толочинская районная газета «Ленинещ» опубликовала заметку о поиске самолета Супруна. На другой же день в редакцию газеты пришел колхозный кузнец из деревни Сурновка Михаил Ефимович Покатович. В письме он изложил свои воспоминания так:
«Примерно в конце июня или в первых числах июля 1941 года в воздушном бою был подбит самолет-истребитель последней марки. В то время я служил наблюдателем поста ВНОС, который размещался в Друцком замке. После падения самолета я вместе с лейтенантом (фамилию не помню) выехал к месту падения, самолет догорал, когда мы приехали, летчик, у которого обгорело все, за исключением нижней части туловища, находился еще в кабине».
Поисковая группа офицеров во главе с райвоенкомом подполковником Н. И. Пожаровым, посадив в машину Покатовича, в тот же вечер выехала в деревню Монастыри. Деревня, узнав о поисках места падения самолета, собрала немало свидетелей разных возрастов. Вспоминали, что 5 июля 1941 года фашистские танки и автомашины уже приблизились к деревне, и тогда-то до вступления немцев на улицу колхозники Денис Василевский и Андрей Акулович похоронили летчика. К поисковой группе подошли сыновья Василевского — Владимир и Евгений, которые видели, как их отец хоронил летчика, осматривали обгоревший самолет.
По просьбе сотрудников военкомата вырубили кусты в нескольких местах. Могилы там не оказалось. Тогда на опушку леса были вызваны саперы во главе с майором А. С. Гаврютиным. Рядовой Романюк быстро нащупал место, в которое направили лезвия лопат. Скоро лопаты ударились в металлическое покрытие. Останки похороненного летчика были под обшивкой самолета. Близ могилы люди нашли половину картера двигателя самолета, редуктор, баллон для сжатия воздуха, бронеспинку пилота. В ограде одного колхозника сохранился блок мотора самолета с номером.
Приглашенный из Минска инженер-подполковник П. С. Щеглов подтвердил, что металлические части принадлежат самолету МиГ.
Беседа со многими людьми закончилась составлением акта, который хранится ныне в Музее Вооруженных Сил СССР.
Тогда же, летом 1960 года, останки С. П. Супруна с поляны за деревней Монастыри были перевезены в Москву и с большими почестями захоронены на Новодевичьем кладбище. Памятники Супруну установлены в Сумах, в деревне Монастыри, его именем названы улицы в Москве, Севастополе, Сумах, в селе Речки, его имя носят школы, пионерские дружины и отряды.
Анна Павловна, сестра Супруна, жившая в Москве, получив известие о несчастье с братом, в первых числах июля побывала на приеме у Сергея Игнатьевича Руденко, ныне маршала авиации; он сказал ей, что Иосиф Виссарионович приказал уточнить причину и место гибели Супруна.
В архиве сохранилось несколько донесений из 23-й авиадивизии, в состав которой входил полк Супруна, о гибели Степана Павловича. Сперва помощник начальника штаба капитан Андреев сообщил, что 4 июля 1941 года подполковник Супрун в 13 часов вылетел во главе десяти самолетов МиГ-3 с задачей сопровождать СБ для бомбометания в районе Борисова. Супрун шел впереди. На обратном пути после разведки его в строю не было. Затем командир 23-й смешанной авиадивизии полковник Нестерцев написал начальнику штаба Западного фронта:
«При возвращении группы бомбардировщиков, сопровождаемых девяткой МиГ-3, десятым шел подполковник Супрун. Отделившись от группы, желая произвести разведку по дороге Борисов — Орша, снизился до малой высоты и, по-видимому, был сбит огнем с земли. В районе Толочина был найден сгоревший самолет и труп летчика. В обломках найдена Золотая Звезда. 9.07.1941 г.».
Еще позже Нестерцев сообщил: какой-то крестьянин 9-10 июля принес из леса обгоревшие документы Супруна в штаб дивизии, что тот же крестьянин видел обгоревший самолет близ поселка Крупки. Сообщался номер найденной Звезды Героя: 461.
К сожалению, это свидетельство Нестерцева оставалось никому не известно. О нем не знал даже К. Е. Ворошилов, который однажды в 1946 году звонил в Сумы и беседовал по телефону с отцом Супруна.
Летом 1960 года брат героя полковник Федор Павлович Супрун возобновил поиск места гибели Степана Павловича. Была создана комиссия, в которую вошли сотрудники Толочинского и Крупского райвоенкоматов Витебской области, а также журналист И. Брайнин.
В поселке Крупки, в окрестных деревнях были опрошены сотни людей. Многие рассказывали о местах падения советских самолетов в годы Великой Отечественной войны. Но поиски остатков самолетов ничего не давали.
По просьбе военкомата толочинская районная газета «Ленинещ» опубликовала заметку о поиске самолета Супруна. На другой же день в редакцию газеты пришел колхозный кузнец из деревни Сурновка Михаил Ефимович Покатович. В письме он изложил свои воспоминания так:
«Примерно в конце июня или в первых числах июля 1941 года в воздушном бою был подбит самолет-истребитель последней марки. В то время я служил наблюдателем поста ВНОС, который размещался в Друцком замке. После падения самолета я вместе с лейтенантом (фамилию не помню) выехал к месту падения, самолет догорал, когда мы приехали, летчик, у которого обгорело все, за исключением нижней части туловища, находился еще в кабине».
Поисковая группа офицеров во главе с райвоенкомом подполковником Н. И. Пожаровым, посадив в машину Покатовича, в тот же вечер выехала в деревню Монастыри. Деревня, узнав о поисках места падения самолета, собрала немало свидетелей разных возрастов. Вспоминали, что 5 июля 1941 года фашистские танки и автомашины уже приблизились к деревне, и тогда-то до вступления немцев на улицу колхозники Денис Василевский и Андрей Акулович похоронили летчика. К поисковой группе подошли сыновья Василевского — Владимир и Евгений, которые видели, как их отец хоронил летчика, осматривали обгоревший самолет.
По просьбе сотрудников военкомата вырубили кусты в нескольких местах. Могилы там не оказалось. Тогда на опушку леса были вызваны саперы во главе с майором А. С. Гаврютиным. Рядовой Романюк быстро нащупал место, в которое направили лезвия лопат. Скоро лопаты ударились в металлическое покрытие. Останки похороненного летчика были под обшивкой самолета. Близ могилы люди нашли половину картера двигателя самолета, редуктор, баллон для сжатия воздуха, бронеспинку пилота. В ограде одного колхозника сохранился блок мотора самолета с номером.
Приглашенный из Минска инженер-подполковник П. С. Щеглов подтвердил, что металлические части принадлежат самолету МиГ.
Беседа со многими людьми закончилась составлением акта, который хранится ныне в Музее Вооруженных Сил СССР.
Тогда же, летом 1960 года, останки С. П. Супруна с поляны за деревней Монастыри были перевезены в Москву и с большими почестями захоронены на Новодевичьем кладбище. Памятники Супруну установлены в Сумах, в деревне Монастыри, его именем названы улицы в Москве, Севастополе, Сумах, в селе Речки, его имя носят школы, пионерские дружины и отряды.
Даты жизни и деятельности С. П. Супруна
1907, 2 августа — День рождения С. П. Супруна.
1913 — Мать Прасковья Осиповна увезла сыновей Степана, Гришу, Федора в Канаду, к отцу, уехавшему туда в 1911 году.
1915-1924 — Степан учится в школах Говардвилля и Виннипега.
1922 — В Виннипеге вступает в Лигу молодых коммунистов Канады.
1925, ноябрь — 1926, сентябрь — Ученик кустаря-каретника в городе Белополье.
1926, сентябрь — 1928, июль — Столяр комборбеза города Сумы.
1928, июль — 1929, сентябрь — Фрезеровщик машиностроительного завода имени Фрунзе в городе Сумы, пионервожатый.
1929, октябрь — 1931, июль — Курсант школы младших авиаспециалистов в Смоленске и школы военных пилотов.
1930, 3 июля — Принят в члены ВКП(б).
1933, июль — Переведен в НИИ ВВС РККА испытателем военных самолетов.
1935, май — Участие в воздушном параде над Красной площадью. Награжден именными золотыми часами наркома обороны СССР.
1936, май — Участие в воздушном параде над Красной площадью. Награжден орденом Ленина за испытание и овладение новой боевой техникой.
1936, 11 августа — Награжден легковой автомашиной М-1.
1937, декабрь — Избран депутатом Верховного Совета СССР.
1939, июль — 1940, январь — Участие в боевых действиях с японскими милитаристами в Китае в качестве командира группы истребителей-добровольцев.
1940, март — Член комиссии по закупке самолетов в Германии. 1940, 20 мая — Присвоено звание Героя Советского Союза.
1940, лето — осень — Проводил государственные испытания новых истребителей МиГ-3 и ЛаГГ-3, рекомендовал их в серийное производство.
1941, 23 июня — Выступил с предложением создать шесть полков из летчиков-испытателей.
1941, 24 июня — Подписал заключение на самолет-истребитель Як-1М, рекомендовал его в серийное производство. 30 июня — увел на фронт 401-й истребительный полк особого назначения; в тот же день лично сбил два самолета противника.
1941, 4 июля — Погиб в схватке с шестью немецкими самолетами.
1941, 22 июля — Присвоено звание дважды Героя Советского Союза.
1960, июль — Останки перезахоронены в Москве на Новодевичьем кладбище.
1913 — Мать Прасковья Осиповна увезла сыновей Степана, Гришу, Федора в Канаду, к отцу, уехавшему туда в 1911 году.
1915-1924 — Степан учится в школах Говардвилля и Виннипега.
1922 — В Виннипеге вступает в Лигу молодых коммунистов Канады.
1925, ноябрь — 1926, сентябрь — Ученик кустаря-каретника в городе Белополье.
1926, сентябрь — 1928, июль — Столяр комборбеза города Сумы.
1928, июль — 1929, сентябрь — Фрезеровщик машиностроительного завода имени Фрунзе в городе Сумы, пионервожатый.
1929, октябрь — 1931, июль — Курсант школы младших авиаспециалистов в Смоленске и школы военных пилотов.
1930, 3 июля — Принят в члены ВКП(б).
1933, июль — Переведен в НИИ ВВС РККА испытателем военных самолетов.
1935, май — Участие в воздушном параде над Красной площадью. Награжден именными золотыми часами наркома обороны СССР.
1936, май — Участие в воздушном параде над Красной площадью. Награжден орденом Ленина за испытание и овладение новой боевой техникой.
1936, 11 августа — Награжден легковой автомашиной М-1.
1937, декабрь — Избран депутатом Верховного Совета СССР.
1939, июль — 1940, январь — Участие в боевых действиях с японскими милитаристами в Китае в качестве командира группы истребителей-добровольцев.
1940, март — Член комиссии по закупке самолетов в Германии. 1940, 20 мая — Присвоено звание Героя Советского Союза.
1940, лето — осень — Проводил государственные испытания новых истребителей МиГ-3 и ЛаГГ-3, рекомендовал их в серийное производство.
1941, 23 июня — Выступил с предложением создать шесть полков из летчиков-испытателей.
1941, 24 июня — Подписал заключение на самолет-истребитель Як-1М, рекомендовал его в серийное производство. 30 июня — увел на фронт 401-й истребительный полк особого назначения; в тот же день лично сбил два самолета противника.
1941, 4 июля — Погиб в схватке с шестью немецкими самолетами.
1941, 22 июля — Присвоено звание дважды Героя Советского Союза.
1960, июль — Останки перезахоронены в Москве на Новодевичьем кладбище.
Краткая библиография
А. С. Яковлев. Цель жизни. Изд. 4-е, дол. М., Политиздат, 1974.
П. М. Стефановский. Триста неизвестных. Изд. 2-е. М., Воениздат, 1973.
А. Я. Калягин. По незнакомым дорогам. М., «Наука», 1969.
С. И. Руденко. Крылья победы. М., Воениздат, 1976.
А. И. Еременко. В начале войны. М., «Наука», 1964.
Дважды Герои Советского Союза. М., Воениздат, 1973.
С. Вишенков. Дважды Герой Советского Союза С. П. Супрун. М., Воениздат, 1956.
А. И. Покрышкин. Готовность к подвигу. — «Красная звезда», 1975, 16 октября.
П. М. Стефановский. Триста неизвестных. Изд. 2-е. М., Воениздат, 1973.
А. Я. Калягин. По незнакомым дорогам. М., «Наука», 1969.
С. И. Руденко. Крылья победы. М., Воениздат, 1976.
А. И. Еременко. В начале войны. М., «Наука», 1964.
Дважды Герои Советского Союза. М., Воениздат, 1973.
С. Вишенков. Дважды Герой Советского Союза С. П. Супрун. М., Воениздат, 1956.
А. И. Покрышкин. Готовность к подвигу. — «Красная звезда», 1975, 16 октября.
Алексей Хлобыстов
Мы находились на передовом форпосте... нашей Родины, и нам следовало быть такими же умелыми, отважными летчиками, как Борис Сафонов, Сергей Курзенков, Захар Сорокин, Алексей Хлобыстов и многие другие герои Великой Отечественной войны — наши старшие братья по оружию.
Юрий Гагарин. Дорога в космос
Автор: Б. Чубар
В каждом порту есть сложившаяся компания знатоков, которые немало времени проводят у причалов и под грохот накатывающихся волн ведут бесконечные «морские» разговоры. Стоит появиться из-за горизонта хотя бы кончикам мачт очередного корабля, как они безошибочно назовут его имя, порт приписки, водоизмещение, фамилию капитана, а возможно, и имя буфетчицы.
Группка таких всезнающих «экспертов» стояла как-то у причалов Мурманского порта и с недоумением всматривалась в подходивший корабль. Невероятно, но никто из присутствующих не мог сказать ни слова из того положенного набора, которым они в таких случаях обмениваются.
В Мурманск, порт своей приписки, входил, сверкая иллюминаторами и свежей краской, только что построенный гигантский рефрижератор. Несколько бывших моряков цепкими взглядами издали прочитали яркую надпись: «Алексей Хлобыстов».
Компания облегченно вздохнула: имя не составляло для них загадки.
— Лешка-то? Хлобыстов? Наш это, мурманский. Летчик. Боевой был парень, в небе прямо чудеса выделывал.
...Волгоградский район Москвы. Недалеко от станции метро «Ждановская» на доме № 1, которым начинается красивая, в буйной зелени улица Хлобыстова, мраморная табличка: «Названа в 1966 году в память летчика Героя Советского Союза Алексея Степановича Хлобыстова». Напротив этого дома, в скверике — мемориал, место сбора пионеров средней школы № 84 — их дружина носит имя летчика-героя.
Ветераны завода, где он работал, помнят шустрого электромонтера Алешку Хлобыстова и абсолютно уверены, что он свой, московский парень. Доказательства? Пожалуйста. Здесь он учился, работал — в заводском музее даже фотография сохранилась: зацепился Леша «кошками» у вершины столба (к сожалению, со спины снят) и делает свое электромонтерское дело. Другие снимки сделаны уже после того, как он героем стал. Сфотографировали его в цехе — в рабочем халате, с большим напильником в руках, а потом на митинге — красивый он здесь, улыбающийся, и даже у доски Почета, где и его портрет был представлен.
«Наш земляк» на этот раз целиком соответствует истине: здесь, в Елине, он родился, рос, бегал в школу, отсюда ушел по дороге в бессмертие.
Ленинский декрет — «земля крестьянам», бедственное положение семьи и надежда на скорую лучшую жизнь вынудили бывшего беднейшего из рязанских крестьян вернуться в родную деревню, но, увы, ненадолго. Полыхал пожар гражданской войны, и Степан Федорович, простившись с женой Натальей и малолетней дочуркой, пошел защищать Советскую власть — свою власть, народную.
На Рязанщине, да и по всей стране царили разруха, голод, тиф. Алеше не было и двух лет, когда, тяжело заболев, умерла мать. Его и старшую сестру Дусю ожидала, видимо, участь многих осиротевших детей — скорее всего смерть от голода или тифа, но сельчане последним делились с несчастными сиротками. В деревне уже оплакали Хлобыстова-старшего, считая, что погиб он в водовороте войны.
Слухи о смерти Степана Федоровича, к счастью, не подтвердились: в 1922 году, тяжело израненный, но живой красноармеец Хлобыстов вернулся в Захаровку растить детей и строить новую жизнь, за утверждение которой долго и мужественно сражался.
Заслуженный учитель РСФСР, кавалер ордена Ленина Иван Алексеевич Морозов любил рассказывать о своем ученике, которым по-отцовски гордился:
«В школу Алексей пошел с восьми лет. Подвижный, с блестящими голубыми глазами, с копной непокорных каштановых кудрей — таким он мне запомнился. Учился Алеша хорошо, и тройки были для него весьма неприятной редкостью.
Я в то время работал заведующим Захаровской начальной школой, здесь училось 186 ребят, было четыре учителя. По тому времени это крупная школа.
Помню, Степан Федорович, встретив меня на улице, не преминул пожаловаться: просыпаюсь, говорит, глубокой ночью, коптилка горит, и Алешка сидит, уткнувшись в книжку. «Сынок, — говорю, — керосин дорого стоит, утром учи уроки...» А Алешка просит: «Папа, я еще немножко посижу, а то стыдно будет перед Иваном Алексеевичем...»
Ну, естественно, мне, педагогу, выслушивать такие жалобы — одно удовольствие. С детства Алешу тянуло в синее небо. Любил парнишка запускать бумажных змеев, рисовать аэропланы, читать про летчиков — эта профессия в наши годы была окружена ореолом романтики.
Алеша никогда не обижал учеников физически слабее его, отважно защищал своих друзей, когда на них нападали ребята постарше. Помню такой случай. Прибежал ко мне с жалобой на Алешу ученик старше его примерно года на два; дескать, ударил его Хлобыстов. Я удивился, но, как положено, вызываю Алексея, спрашиваю, как было дело. Тот с негодованием рассказал: да, отколотил верзилу, потому что он обижал маленьких, отнимал у первоклассников резиновый мячик. Вместо выговора пришлось похвалить мальчишку, возможно, и вопреки формальной педагогике: поступил-то ведь он справедливо и смело, по-мужски».
Многие из тех, кто знал и помнил Алешу, могут подтвердить: бывший учитель нисколько не идеализировал своего ученика. У него с детства сложился устойчивый, самостоятельный характер, и во многом это предопределялось той обстановкой, в которой он рос. Действительно, жил паренек в условиях трудных, познал нужду и голод, с малых лет ему пришлось не просто помогать по хозяйству, а в полном смысле слова трудиться — пасти коров, заниматься огородом, домашней работой — потому и уроки учил до глубокой ночи. Тогда многие мальчишки грезили авиацией, но он мечтал о профессии летчика всерьез, отнюдь не под влиянием моды.
В тот год, когда он окончил семилетнюю школу, умер отец. Теперь Алексей в свои неполные шестнадцать лет действительно стал круглым сиротой. В Москве жила старшая сестра, Евдокия Степановна, и единственная дорога, естественно, вела туда, в столицу.
Он поступил на завод учеником электромонтера, освоил специальность, начал не только кормить себя, но и сестре понемножку помогать. Здесь, на заводе, стал комсомольцем. Был он нрава общительного, дружелюбного, легко сходился с людьми, любил песню, хорошую шутку, и неудивительно, что ребята участка на очередном отчетно-выборном комсомольском собрании избрали его групкомсоргом.
То, что зреет и вынашивается в душе подростка годами, однажды под влиянием случая, совета или прочитанной книги обретает наконец ясность, завершенность, становится окончательным решением. Так было и с Алексеем Хлобыстовым.
На завод приехал кандидат в депутаты Верховного Совета СССР, Герой Советского Союза, прославившийся своим мужеством в небе Испании военный летчик И. А. Лакеев. Он рассказывал вещи интересные, а временами и жуткие: о воздушных схватках с фашистами, о своих друзьях — «пилото руссо», как их называли испанцы, о молодом советском летчике — он упал на подбитом самолете в тылу врага и, тяжело раненный, попал в плен. Фашисты пытались узнать хотя бы его имя и национальность, но он ничего не сказал.
Летчика замучили, тело изрубили в куски, упаковали в контейнер и сбросили с самолета на позиции республиканцев (многие газеты мира писали тогда с возмущением об этом варварском преступлении). Франкисты думали запугать пилотов-интернационалистов, но только вызвали к себе еще большую ненависть и жажду отомстить за товарища.
Рабочие — и пожилые, и совсем юные — слушали рассказ И. А. Лакеева с напряженным вниманием. Задавали вопросы, и летчик отвечал подробно и обстоятельно. Алеша сумел протиснуться из толпы ребяг и, непривычно запинаясь, тоже вставил вопрос:
— Я хочу стать летчиком. Скажите, пожалуйста, что для этого надо?
Иван Алексеевич улыбнулся, коротко, по-военному ответил:
— Учиться. Вырабатывать волю и не бояться трудностей.
Рано поутру в заводской комитет комсомола к секретарю постучались трое — стоят у порога, переминаются с ноги на ногу, друг друга подталкивают.
— В чем дело, орлы? Набедокурили?
— Да нет... Понимаешь, Барошин, рекомендацию бы нам от комсомола — в летчики решили пойти.
— В авиацию? Ишь ты... Если все захотят летать, кто у станков будет стоять? — неожиданно для себя стишком ответил комсомольский секретарь.
— Так мы не все, нас трое.
— Это верно. А что летчику требуется смелость, воля, характер, понимаете?
— Понимаем, не пришли бы иначе.
С комсомольской путевкой Алексей отправился в Ухтомский аэроклуб, был принят, отлично окончил его, а после аэроклуба (шел 1939 год) его направили в Качинскую Краснознаменную авиационную школу.
Мечта о синем небе стала реальностью. Учился он настойчиво, трудолюбиво, жадно, ибо решил: если уж быть летчиком, то настоящим. В выпускном аттестате Хлобыстова отмечалось:
«За время пребывания в летной группе проявил себя преданным партии Ленина и социалистической Родине. Среди товарищей пользуется большим авторитетом. Хороший общественник. Энергичен, требователен к себе. По летной подготовке имеет следующие показатели: взлет — отлично, набор — отлично, развороты — отлично, посадка — отлично, боевые развороты — отлично, бочки — хорошо, иммельман — хорошо, осмотрительность — отлично.
Целесообразно использовать летчиком-истребителем в строевой части».
О такой аттестации только мечтать можно, а Хлобыстов не совсем доволен.
— На бочке срезался, будь ты неладна, — сокрушался он в кругу товарищей, многие из которых откровенно завидовали его умению управлять машиной. — Иммельман, согласен, труднее мне давался, но и он получался в полетах, и не раз получался. Досадно.
Наставник Хлобыстова — опытный летчик-инструктор — уверенный, что один из лучших его учеников пройдет экзамен без сучка и задоринки, тоже огорчился, но виду не подал, поздравил сердечно. Потом, наедине, доверительно, а по сути, торопясь напоследок повторить, как самое заветное, то, что говорил уже не раз в классных аудиториях, сказал:
— Понимаю, иммельман — фигура не из простых, ты сам убедился, но ведь я много раз не просто объяснял — показывал, как надо точно на вершине первой половины петли (самолет в это время летит вверх колесами. — Б. Ч.) вывести машину в линию горизонтального полета. А ты заспешил, дернулся, будто тебя током ударило, и пусть чуть-чуть, но смазал фигуру. Пойми, уметь вовремя менять направление полета с одновременным набором высоты — прием, крайне необходимый в бою. И машину и жизнь может спасти — ручаюсь своим опытом.
«Прием, необходимый в бою...» Да, они учились всерьез, готовили себя к тому, чтобы по первому зову стать на защиту Родины. Обстановка в мире складывалась так, что команда «К бою!» могла прозвучать в любую минуту, с Запада все отчетливее тянуло пороховой гарью.
В первые, самые трудные дни войны тяжелые потери понесла и наша авиация, немцы имели большое превосходство в воздухе, они буквально пиратствовали среди бела дня, нередко расстреливая на бреющем полете колонны мирных жителей, которые уходили от линии фронта на восток.
С врагом лейтенанту Хлобыстову пришлось встретиться на Карельском перешейке, куда к этому времени перевели его часть. Алексей патрулировал в прифронтовой зоне. Погода стояла ясная, солнечная, видимость, как говорят бывалые летчики, — миллион на миллион. Вдруг, инстинктивно бросив взгляд вправо, он неожиданно для себя (несколько секунд назад небо казалось абсолютно чистым) увидел немного в стороне и ниже одинокий «юнкерс». Фашист неторопливо и уверенно, даже, пожалуй, нагловато шел над нашими позициями, высматривая, надо полагать, цель посолиднее и неуязвимее.
Вылетая на разведку или патрулирование, Алексей, как и любой другой летчик, сознавал, что может встретиться с врагом, более того, искал встречи — слишком уж много у каждого накопилось горечи за неделю войны. Алексей не раз представлял в деталях этот первый бой.
Невесть откуда взявшийся одинокий «юнкерс» с выпущенными куриными лапами 6привел его в замешательство — он не ожидал столкнуться с врагом именно так вот, один на один. Волнение, окатив на долю секунды теплой волной, тут же прошло. «Самоуверенно идет. Привык, видно, к безнаказанности, сукин сын», — ругнулся Алексей, а тренированный мозг профессионала уже оценил отличную позицию для атаки, в сознании, словно на классной доске, вспыхнули много раз слышанные слова инструктора: «Доворот, газ, сближение, прицел — очередь!»
Он довернул, рванул сектор газа до упора, бросил машину вперед и вниз и одновременно ударил длинной прицельной очередью. «Юнкерс» отчетливо вздрогнул, качнулся, словно споткнувшийся на бегу скакун, задымил и тут же завалился в штопор. Видимо, Алексей наповал убил пилота.
— А-а, горишь, гад! — ликующе закричал Хлобыстов и с трудом подавил в себе желание ринуться вниз, к земле, — очень уж хотелось рассмотреть, как горит первый сбитый им фашист.
Вернувшись на аэродром, он посадил самолет как по струночке, но пережитое волнение было столь велико, что товарищи, поздравив его с боевым крещением, все же решили сопроводить «именинника» в медсанбат — вид у него был откровенно больной.
Группка таких всезнающих «экспертов» стояла как-то у причалов Мурманского порта и с недоумением всматривалась в подходивший корабль. Невероятно, но никто из присутствующих не мог сказать ни слова из того положенного набора, которым они в таких случаях обмениваются.
В Мурманск, порт своей приписки, входил, сверкая иллюминаторами и свежей краской, только что построенный гигантский рефрижератор. Несколько бывших моряков цепкими взглядами издали прочитали яркую надпись: «Алексей Хлобыстов».
Компания облегченно вздохнула: имя не составляло для них загадки.
— Лешка-то? Хлобыстов? Наш это, мурманский. Летчик. Боевой был парень, в небе прямо чудеса выделывал.
...Волгоградский район Москвы. Недалеко от станции метро «Ждановская» на доме № 1, которым начинается красивая, в буйной зелени улица Хлобыстова, мраморная табличка: «Названа в 1966 году в память летчика Героя Советского Союза Алексея Степановича Хлобыстова». Напротив этого дома, в скверике — мемориал, место сбора пионеров средней школы № 84 — их дружина носит имя летчика-героя.
Ветераны завода, где он работал, помнят шустрого электромонтера Алешку Хлобыстова и абсолютно уверены, что он свой, московский парень. Доказательства? Пожалуйста. Здесь он учился, работал — в заводском музее даже фотография сохранилась: зацепился Леша «кошками» у вершины столба (к сожалению, со спины снят) и делает свое электромонтерское дело. Другие снимки сделаны уже после того, как он героем стал. Сфотографировали его в цехе — в рабочем халате, с большим напильником в руках, а потом на митинге — красивый он здесь, улыбающийся, и даже у доски Почета, где и его портрет был представлен.
* * *
...Захаровская школа № 2, село Елино Рязанской области. В коридоре второго этажа добротного, современного здания большой стенд: «Наш земляк Герой Советского Союза летчик-истребитель Алексей Хлобыстов». Рисунок самодеятельного художника — краснозвездный «ястребок» в яростном таранном ударе сшибается с фашистским стервятником, снимки военных лет, документы, подпись: «Пионерская дружина захаровской СШ № 2 имени А. С. Хлобыстова».«Наш земляк» на этот раз целиком соответствует истине: здесь, в Елине, он родился, рос, бегал в школу, отсюда ушел по дороге в бессмертие.
* * *
Алеша родился после того, как свершилась Октябрьская революция. Несправедливо будет, кстати, умолчать о том, что и ленинградцы имеют веские основания считать Хлобыстова близким себе человеком: отец Алеши, Степан Федорович, не выдержав голодного крестьянского существования, ушел в Питер, как и многие его земляки, и добрый десяток лет работал на Путиловском заводе.Ленинский декрет — «земля крестьянам», бедственное положение семьи и надежда на скорую лучшую жизнь вынудили бывшего беднейшего из рязанских крестьян вернуться в родную деревню, но, увы, ненадолго. Полыхал пожар гражданской войны, и Степан Федорович, простившись с женой Натальей и малолетней дочуркой, пошел защищать Советскую власть — свою власть, народную.
На Рязанщине, да и по всей стране царили разруха, голод, тиф. Алеше не было и двух лет, когда, тяжело заболев, умерла мать. Его и старшую сестру Дусю ожидала, видимо, участь многих осиротевших детей — скорее всего смерть от голода или тифа, но сельчане последним делились с несчастными сиротками. В деревне уже оплакали Хлобыстова-старшего, считая, что погиб он в водовороте войны.
Слухи о смерти Степана Федоровича, к счастью, не подтвердились: в 1922 году, тяжело израненный, но живой красноармеец Хлобыстов вернулся в Захаровку растить детей и строить новую жизнь, за утверждение которой долго и мужественно сражался.
Заслуженный учитель РСФСР, кавалер ордена Ленина Иван Алексеевич Морозов любил рассказывать о своем ученике, которым по-отцовски гордился:
«В школу Алексей пошел с восьми лет. Подвижный, с блестящими голубыми глазами, с копной непокорных каштановых кудрей — таким он мне запомнился. Учился Алеша хорошо, и тройки были для него весьма неприятной редкостью.
Я в то время работал заведующим Захаровской начальной школой, здесь училось 186 ребят, было четыре учителя. По тому времени это крупная школа.
Помню, Степан Федорович, встретив меня на улице, не преминул пожаловаться: просыпаюсь, говорит, глубокой ночью, коптилка горит, и Алешка сидит, уткнувшись в книжку. «Сынок, — говорю, — керосин дорого стоит, утром учи уроки...» А Алешка просит: «Папа, я еще немножко посижу, а то стыдно будет перед Иваном Алексеевичем...»
Ну, естественно, мне, педагогу, выслушивать такие жалобы — одно удовольствие. С детства Алешу тянуло в синее небо. Любил парнишка запускать бумажных змеев, рисовать аэропланы, читать про летчиков — эта профессия в наши годы была окружена ореолом романтики.
Алеша никогда не обижал учеников физически слабее его, отважно защищал своих друзей, когда на них нападали ребята постарше. Помню такой случай. Прибежал ко мне с жалобой на Алешу ученик старше его примерно года на два; дескать, ударил его Хлобыстов. Я удивился, но, как положено, вызываю Алексея, спрашиваю, как было дело. Тот с негодованием рассказал: да, отколотил верзилу, потому что он обижал маленьких, отнимал у первоклассников резиновый мячик. Вместо выговора пришлось похвалить мальчишку, возможно, и вопреки формальной педагогике: поступил-то ведь он справедливо и смело, по-мужски».
Многие из тех, кто знал и помнил Алешу, могут подтвердить: бывший учитель нисколько не идеализировал своего ученика. У него с детства сложился устойчивый, самостоятельный характер, и во многом это предопределялось той обстановкой, в которой он рос. Действительно, жил паренек в условиях трудных, познал нужду и голод, с малых лет ему пришлось не просто помогать по хозяйству, а в полном смысле слова трудиться — пасти коров, заниматься огородом, домашней работой — потому и уроки учил до глубокой ночи. Тогда многие мальчишки грезили авиацией, но он мечтал о профессии летчика всерьез, отнюдь не под влиянием моды.
В тот год, когда он окончил семилетнюю школу, умер отец. Теперь Алексей в свои неполные шестнадцать лет действительно стал круглым сиротой. В Москве жила старшая сестра, Евдокия Степановна, и единственная дорога, естественно, вела туда, в столицу.
Он поступил на завод учеником электромонтера, освоил специальность, начал не только кормить себя, но и сестре понемножку помогать. Здесь, на заводе, стал комсомольцем. Был он нрава общительного, дружелюбного, легко сходился с людьми, любил песню, хорошую шутку, и неудивительно, что ребята участка на очередном отчетно-выборном комсомольском собрании избрали его групкомсоргом.
То, что зреет и вынашивается в душе подростка годами, однажды под влиянием случая, совета или прочитанной книги обретает наконец ясность, завершенность, становится окончательным решением. Так было и с Алексеем Хлобыстовым.
На завод приехал кандидат в депутаты Верховного Совета СССР, Герой Советского Союза, прославившийся своим мужеством в небе Испании военный летчик И. А. Лакеев. Он рассказывал вещи интересные, а временами и жуткие: о воздушных схватках с фашистами, о своих друзьях — «пилото руссо», как их называли испанцы, о молодом советском летчике — он упал на подбитом самолете в тылу врага и, тяжело раненный, попал в плен. Фашисты пытались узнать хотя бы его имя и национальность, но он ничего не сказал.
Летчика замучили, тело изрубили в куски, упаковали в контейнер и сбросили с самолета на позиции республиканцев (многие газеты мира писали тогда с возмущением об этом варварском преступлении). Франкисты думали запугать пилотов-интернационалистов, но только вызвали к себе еще большую ненависть и жажду отомстить за товарища.
Рабочие — и пожилые, и совсем юные — слушали рассказ И. А. Лакеева с напряженным вниманием. Задавали вопросы, и летчик отвечал подробно и обстоятельно. Алеша сумел протиснуться из толпы ребяг и, непривычно запинаясь, тоже вставил вопрос:
— Я хочу стать летчиком. Скажите, пожалуйста, что для этого надо?
Иван Алексеевич улыбнулся, коротко, по-военному ответил:
— Учиться. Вырабатывать волю и не бояться трудностей.
Рано поутру в заводской комитет комсомола к секретарю постучались трое — стоят у порога, переминаются с ноги на ногу, друг друга подталкивают.
— В чем дело, орлы? Набедокурили?
— Да нет... Понимаешь, Барошин, рекомендацию бы нам от комсомола — в летчики решили пойти.
— В авиацию? Ишь ты... Если все захотят летать, кто у станков будет стоять? — неожиданно для себя стишком ответил комсомольский секретарь.
— Так мы не все, нас трое.
— Это верно. А что летчику требуется смелость, воля, характер, понимаете?
— Понимаем, не пришли бы иначе.
С комсомольской путевкой Алексей отправился в Ухтомский аэроклуб, был принят, отлично окончил его, а после аэроклуба (шел 1939 год) его направили в Качинскую Краснознаменную авиационную школу.
Мечта о синем небе стала реальностью. Учился он настойчиво, трудолюбиво, жадно, ибо решил: если уж быть летчиком, то настоящим. В выпускном аттестате Хлобыстова отмечалось:
«За время пребывания в летной группе проявил себя преданным партии Ленина и социалистической Родине. Среди товарищей пользуется большим авторитетом. Хороший общественник. Энергичен, требователен к себе. По летной подготовке имеет следующие показатели: взлет — отлично, набор — отлично, развороты — отлично, посадка — отлично, боевые развороты — отлично, бочки — хорошо, иммельман — хорошо, осмотрительность — отлично.
Целесообразно использовать летчиком-истребителем в строевой части».
О такой аттестации только мечтать можно, а Хлобыстов не совсем доволен.
— На бочке срезался, будь ты неладна, — сокрушался он в кругу товарищей, многие из которых откровенно завидовали его умению управлять машиной. — Иммельман, согласен, труднее мне давался, но и он получался в полетах, и не раз получался. Досадно.
Наставник Хлобыстова — опытный летчик-инструктор — уверенный, что один из лучших его учеников пройдет экзамен без сучка и задоринки, тоже огорчился, но виду не подал, поздравил сердечно. Потом, наедине, доверительно, а по сути, торопясь напоследок повторить, как самое заветное, то, что говорил уже не раз в классных аудиториях, сказал:
— Понимаю, иммельман — фигура не из простых, ты сам убедился, но ведь я много раз не просто объяснял — показывал, как надо точно на вершине первой половины петли (самолет в это время летит вверх колесами. — Б. Ч.) вывести машину в линию горизонтального полета. А ты заспешил, дернулся, будто тебя током ударило, и пусть чуть-чуть, но смазал фигуру. Пойми, уметь вовремя менять направление полета с одновременным набором высоты — прием, крайне необходимый в бою. И машину и жизнь может спасти — ручаюсь своим опытом.
«Прием, необходимый в бою...» Да, они учились всерьез, готовили себя к тому, чтобы по первому зову стать на защиту Родины. Обстановка в мире складывалась так, что команда «К бою!» могла прозвучать в любую минуту, с Запада все отчетливее тянуло пороховой гарью.
В первые, самые трудные дни войны тяжелые потери понесла и наша авиация, немцы имели большое превосходство в воздухе, они буквально пиратствовали среди бела дня, нередко расстреливая на бреющем полете колонны мирных жителей, которые уходили от линии фронта на восток.
С врагом лейтенанту Хлобыстову пришлось встретиться на Карельском перешейке, куда к этому времени перевели его часть. Алексей патрулировал в прифронтовой зоне. Погода стояла ясная, солнечная, видимость, как говорят бывалые летчики, — миллион на миллион. Вдруг, инстинктивно бросив взгляд вправо, он неожиданно для себя (несколько секунд назад небо казалось абсолютно чистым) увидел немного в стороне и ниже одинокий «юнкерс». Фашист неторопливо и уверенно, даже, пожалуй, нагловато шел над нашими позициями, высматривая, надо полагать, цель посолиднее и неуязвимее.
Вылетая на разведку или патрулирование, Алексей, как и любой другой летчик, сознавал, что может встретиться с врагом, более того, искал встречи — слишком уж много у каждого накопилось горечи за неделю войны. Алексей не раз представлял в деталях этот первый бой.
Невесть откуда взявшийся одинокий «юнкерс» с выпущенными куриными лапами 6привел его в замешательство — он не ожидал столкнуться с врагом именно так вот, один на один. Волнение, окатив на долю секунды теплой волной, тут же прошло. «Самоуверенно идет. Привык, видно, к безнаказанности, сукин сын», — ругнулся Алексей, а тренированный мозг профессионала уже оценил отличную позицию для атаки, в сознании, словно на классной доске, вспыхнули много раз слышанные слова инструктора: «Доворот, газ, сближение, прицел — очередь!»
Он довернул, рванул сектор газа до упора, бросил машину вперед и вниз и одновременно ударил длинной прицельной очередью. «Юнкерс» отчетливо вздрогнул, качнулся, словно споткнувшийся на бегу скакун, задымил и тут же завалился в штопор. Видимо, Алексей наповал убил пилота.
— А-а, горишь, гад! — ликующе закричал Хлобыстов и с трудом подавил в себе желание ринуться вниз, к земле, — очень уж хотелось рассмотреть, как горит первый сбитый им фашист.
Вернувшись на аэродром, он посадил самолет как по струночке, но пережитое волнение было столь велико, что товарищи, поздравив его с боевым крещением, все же решили сопроводить «именинника» в медсанбат — вид у него был откровенно больной.