Баранов Андрей. Папарацци

 
   Луиза ставит на стол поднос и бутылки с вином.
    Макс. — Так какие же, батюшка, у нас будут правила? Так сказать, регламент соревнований?
    Отец Филарет. — Очень простые, дети мои. Незамысловатые и примитивные. Других вы недостойны. Бутылка пускается вкруговую. Каждый пьет по стакану. Кто раньше заснет — тот и проиграл.
    Макс. — И все?
    Отец Филарет. — А вот вообразите! Все. Несложно сие и необременительно. Да, и еще. Если у кого развяжется язык — ну, тот мой клиент.
    Рекс. — В каком смысле?
    Отец Филарет. — В смысле исповеди! Прощу вам все грехи, вольныя и невольныя! А может, и не прощу! По настроению. Что-то в последнее время я человек настроения, знаете ли.
    Макс. — О кей! Рюмки к бою!
 
   Все садятся за стол. Открывают и разливают первую бутылку. Пьют по очереди, по кругу.
    Актер. — Рекомендую, господа: коллекционный Шато-Лафит!
    Макс. — Да… ароматное винишко!
    Рекс(прислушивается к ощущениям). — Хорошо пошло.
    Отец Филарет(причмокивает). — Дар божий!
    Луиза. — Такое приятное! Ах! А меня ты таким не угощал!
    Актер. — Берег для нашей свадьбы, цыпа. И это только начало!
    Луиза. — Требую продолжения!
    Актер. — Сейчас, крошка! Нумер второй нашей программы! Шато-Ротшильд! Уникальная штучка!
    Макс. — Так… Наливаем… по братски… (разливает вторую бутылку).
    Отец Филарет. — Ну, во имя отца… (пьет), и сына, и святого духа…
    Макс. — Да, черт возьми, как жаль, что у меня не хватило таланта стать народным артистом РФ! Только газетчиком. Весь пар, как говорится, ушел в свисток…
    Рекс. — Не всякому дано. Кстати, полагаю, можно уже не соблюдать очередности!
    Макс. — Да, каждый пьет, как хочет… но чур до дна!
    Актер. — Вино хорошее, но тостов маловато!
    Луиза. — А я хочу танцев!
    Актер. — Рано!
    Луиза. — Ну плииз… третью?
    Макс. — Наливай!
    Актер. — Рекомендую — жемчужина нашей кол… кол… коллекции! Шато-Икем! Выдержка хрен знает сколько лет! Превосходно подходит к барбекю, рыбе и незваным гостям!
    Макс. — Мы званые! Мы сами себя позвали! Итак, тост: за нашего славного хозяина! Чтоб он снялся в фильме «Уральский стригун-2», а также три, четыре и пять! Чтоб он этому хренову Канну вообще все ветви пообломал, охапками к себе возил, голыми бы их всех там оставил!
    Актер. — Макс… Макс… Я вот так недавно тебя узнал, а, представь, полюбил как брата! Есть в тебе что-то симпатичное такое… Как увидел, подумал — симпатичный парень! Может не стоит его убивать? Может, его как-то по другому надо использовать?
    Макс. — Да меня и так все используют. Мной редактор все дыры затыкает… Вот недавно снимал этого… который по прозвищу Зверь…зверюга проклятая… Хотел его около роддома поздравить с рождением ребеночка, и супругу его, а он мне раз, и в зубы! За что? Я вас спрашиваю, милостивые государи, господа, товарищи?
    Рекс. — А я снимал этого, который старый герой-любовник. Романтичный такой. Хотел его поздравить с тем, что он выползал на бровях из ресторана с двумя проститутками и снять на память… А он приподнялся с бровей и мне в зубы… А охрана добавила… За что? Друзья, граждане?
    Луиза. — Жуткие истории…
    Актер. — Весьма однообразные, я бы сказал. Надо еще выпить! За мир во всем мире! (Открывает новую бутылку).
    Отец Филарет. — Мир и благополучие дому сему! Многие лета!
    Макс. — Кстати, батюшка… вы еще в порядке?
    Отец Филарет. — Ни в одном глазу! Как стеклышко. Милостив господь.
    Макс. — Вы вроде бы обещали нас исповедовать?
    Отец Филарет. — А разве ты уже дошел до кондиции, сын мой?
    Макс. — Я тоже абсолютно трезвый. Абсолютно. Но во мне проснулось религиозное чувство. После вина оно во мне всегда просыпается. Я хочу исповедоваться. И немедленно!
    Отец Филарет. — Я чувствую, недостойный сын нашей церкви, но вполне достойный отпрыск наших СМИ, что ты еще не дозрел. Тебе надо еще выпить, чтобы быть в форме.
    Макс. — Только вместе с вами, батюшка! На брудершафт!
 
   Макс и отец Филарет наливают себе полные стаканы и пьют залпом.
    Отец Филарет. — Господи, дай мне силы противостоять зеленому змию!
    Макс. — Хорошо пошла! Старофранцузское!
    Отец Филарет. — Покайся, сын мой! Покайся, и спасешься!
    Макс(откидывается на стуле). Кажется я и впрямь дозрел… До раскаяния! Итак, покаяние. А-ля Тенгиз Абуладзе. Я, Максимилиан, не помню отчества, и никому не нужна фамилия, родился, учился… в школе очень средней… но попал в универ маленького городка… стал журналистом… мечтал о славе… приехал в столицу… перепробовал тут все желтые листки… перефотографировал всех звезд… Знаете, как паталогоанатом режет мозг на куски и думает: где же тут мысль? Так и я рылся в грязном белье наших знаменитостей и все думал — где же здесь искусство?
    Отец Филарет. — Продолжай, сын мой… А потом?
    Макс. — А потом перестал думать и начал просто работать, как все. Строчить пером, как раньше говорили. Понял, что знакомством с нашими звездами можно гордиться только до тех пор, пока на самом деле с ними не познакомишься. Женился, дети пошли, затянуло. И вот я здесь, перед вами! Вот так я и дошел до жизни такой.
    Актер. — Даже я растрогался! А ведь я столько уже слышал подобных историй, и даже играл таких героев. Ну как, батюшка — отпустите ему грехи?
    Отец Филарет. — Раскаиваешься ли ты в содеянном, сын мой?
    Макс. — Очень раскаиваюсь. Но изменить, к сожалению, уже ничего не могу.
    Отец Филарет. — Отпускаю тебе грехи! Иди с миром. Не говорю — не греши впредь, ибо знаю — будешь грешить. Работа у тебя такая.
    Макс. — Как это вы хорошо сказали, святой отец! Понимаете вы нашего брата. Сами не грешили сочинительством?
    Отец Филарет. — Я… гм… нет…
    Макс. — Может, стихи писали в семинарии? Сознайтесь! Какие уж тут секреты?
    Отец Филарет. — Ничего я никогда не писал, сын мой. Даже вместо подписи крест ставил.
    Актер. — Славная исповедь! Скучная, зато искренняя. А что же наш второй гость? Господин Рекс? Так, кажется?
    Рекс. — А я чего? Я ничего. Вот Макс уже все сказал.
    Отец Филарет. — Нет, надо чтобы все прошли через это! Покаешься, и спасешься! А не покаешься, так и шиш.
    Луиза. — Батюшка, а ведь я вас уже где-то видела!
    Отец Филарет. — Вероятно, в церкви, дочь моя? Часто ли ты молишься?
    Луиза. — Каждое воскресенье! Но я вас видела где-то еще… не могу вот только вспомнить, где.
    Отец Филарет. — Бесовское наваждение! Это бес тебя смущает, дочь моя. Я далек от мира богемы и ее прислужниц. Я даже на тусовках не часто бываю.
    Актер. — Итак, исповедь номер два. Батюшка, приступайте.
    Отец Филарет. — Немедля. Пей, сын мой (вливает в Рекса стакан вина).
    Рекс. — Мгновенный приход!
    Отец Филарет. — Мы ждем от тебя исповеди, раб божий Рекс! Исповеди и раскаяния, по возможности искреннего.
    Рекс. — Не согрешишь — не покаешься, батюшка. Хотя мне каяться не в чем. Родился я в столице, учился на инженера, платили им тогда шиш, окончил курсы корреспондентов и переводчиков, научился щелкать «фотиком», на пару с Максом отслеживаю жизнь знаменитостей во всех подробностях. Не женат.
    Отец Филарет. — Отчего же?
    Рекс. — Искренне говорю вам, батюшка Филарет, с ужасом представляю, как сижу перед телевизором и вместе с семьей смотрю все эти бесовские сериалы… детей жалко!
    Макс. — Да брось ты, чувак, не парься. Сейчас дети телик уже не смотрят. Они все в интернет ушли и не вернулись. А там только клипы музыкальные на «Ютьюбе».
    Рекс. — Если бы только клипы… И подумать только, это мы все, все туда своими руками сами суем, всю эту грязь, разврат и пакость!
    Отец Филарет. — Раскаиваешься, что ли?
    Рекс. — Однозначно!
    Отец Филарет. — Ну наконец-то! Еще одного расколол. Хорошо, сын мой. Отпускаю тебе все грехи, вольные и невольные, ввиду искреннего раскаяния и чистосердечного признания. Так и запишем в протокол.
    Макс. — В протокол?
    Отец Филарет. — Ну не в святцы же! По вам, безбожники, зона плачет. А я вам грехи отпускаю. Не цените вы мою доброту.
    Макс. — Мы ценим, батюшка! Мы очень ценим! А вот когда же вы будете исповедовать нашего дорогого хозяина?
    Актер. — Хозяина? Меня, что ли?
    Макс. — А кто тут хозяин?
    Актер. — Я есьмь!
    Макс. — Значит, тебя! Батюшка, пожалуйста, приступайте.
    Отец Филарет. — Выпей чару вина, сын мой. Так тебе будет легче раскаяться.
 
   Отец Филарет наливает стакан. Актер пьет.
    Актер. — Фу-ух. Не привык я столько пить.
    Макс. — Ты же творческая личность.
    Актер. — Ну не настолько же. У меня вообще язва. Ну ладно… Итак, биографию не надо, я полагаю?
    Рекс. — Ну почему же не надо? Просим!
    Актер. — Я думал, и так все знают.
    Макс. — Повторите, плиз (незаметно для присутствующих включает диктофон).
    Актер. — Черт с вами. Родился тут же, в стольном граде, где мы счас все. Учился, рос, с детства проявлял необыкновенный талант изображать все, что только видел. Цыпленка табака, правда, не копировал, но всех учителей передразнивал очень похоже. Дважды вызывали к завучу, чуть не исключили из комсомола. Поступил в театральное. Играл на дипломном спектакле так здорово, что чуть не завалили из дикой зависти. Служил в театре. Затем съемки в бездарнейших фильмах девяностых годов, трижды снимался в легкой эротике и два раза — в тяжелом порно. Во всем этом искренне раскаиваюсь. Ну, еще множество рекламных клипов, зубная паста и памперсы. Играл счастливого отца сухого ребенка. Женился, быстро развелся. Детей нет, хотя средств хватило бы и на пятерых. Дружил с молодыми актерами-коллегами теснее, чем следовало бы. Сейчас все в прошлом, живу загадочной жизнью, редко даю интервью, все еще мечтаю сыграть хоть что-нибудь хорошее и натуральное. Глупо, правда?
    Макс. — Ну почему же. Хоть вам уже далеко за триста, не стоит терять надежду!
    Луиза. — А это не ты, дорогой, играл в моноспектакле «Приплыли»? Это было гениально!
    Актер. — Нет, не я!
    Луиза. — Жалко. Я еще в детстве смотрела, думала, что это ты. Мне ужасно нравилось.
    Актер. — А что еще тебе нравится, интересно? А то уже вот-вот под венец, а я тебя совершенно не знаю…
    Луиза(игриво). — У тебя еще будет такая возможность! Ты не разочаруешься, обещаю!
    Актер. — Нет, сейчас! А то завтра будет слишком поздно. Батюшка, исповедуйте ее пожалуйста!
    Отец Филарет. — Минуточку. Я с тобой еще не закончил, сын мой. Грехи твои тяжелы. Порнография, пьянки, нетрадиционная ориентация, и самый главный — зарывание таланта в землю!
    Актер. — Это не я, батюшка! Это все нерадивые режиссеры и продюсеры, все они! Не виноватый я, что они ставят всякую муру на потребу похотливой публике… Я же лицо-то подневольное, хоть и такой знаменитый! Я вот и здесь, видите ли, играю! А куда деться?
    Отец Филарет. — И все же… сомневаюсь, что смогу отпустить тебя с покаянием. Слишком уж грешен. Ленивый и нерадивый раб зарыл талант свой, сказано в Писании.
    Актер. — Батюшка, я сделаю хорошее пожертвование на храм… Я новый храм воздвигну! Памятник нерукотворный, к нему не зарастет народная тропа!
    Отец Филарет. — Простить его, что ли?
    Макс, Рекс, Луиза(хором). — Простите его, батюшка! Простите! Пожалейте! Он больше не будет!
    Отец Филарет. — Ладно, чадо заблудшее, Бог с тобою. Властью, господом мне данной, отпускаю тебе грехи твои. Иди с миром.
 
   Отец Филарет протягивает Актеру крест. Тот целует его.
    Макс. — Ну и последний номер нашей программы — мадемуазель Луиза!
    Луиза. — Я? Это еще зачем?
    Макс. — Для порядка! А то как раздеваться, так первая, а как исповедоваться, так последняя!
    Луиза. — Не хочу, не буду, не имеете права!
    Актер. — Через «не хочу». Через «не могу». Иначе свадьбы не будет. Батюшка у нас сейчас вместо персонального детектора лжи.
    Луиза. — Ага, а потом эти писаки все понапечатают в своем желтом листочке?
    Актер. — Пусть только попробуют! Я их засужу. Штрафами разорю! Мои адвокаты им покажут кузькину мать анфас и в профиль!
    Отец Филарет. — Предупреждаю заранее, кто нарушит священную тайну исповеди, гореть будет в геенне огненной! В рай даже на подножке последнего вагона не попадет! Так что я прошу всех соблюдать благоговейную тишину. Ни гу-гу. Иначе… (Сжимает кулак). Господь все видит!
    Луиза. — Ну хорошо… все рассказывать?
    Актер. — Все не надо. Интимные подробности можешь пропустить.
    Луиза. — А чего, с биографии начинать, как все?
    Отец Филарет. — Можно с биографии. Внимаем тебе, дочь моя.
    Луиза. — Ну ладно. Уболтали. Значит, пишите, родилась в Криворожье, увлекалась музыкой, танцами, и чем ни попадя. Мальчиками увлекалась. И они мной! Рожа у меня вовсе не кривая. И вообще я фигуристая. Все это быстро заметили. Выиграла конкурс «Мисс Криворожье», даже с жюри спать не пришлось. Ну, почти! Поехала в столицу, стала фотомоделью-многостаночницей широкого профиля, и случайно… совсем случайно познакомилась с Ним (указывает на Актера). Я его еще с детства любила! Как по телику видела, сразу млела… Ах!
 
   Макс прикладывает к уху диктофон и убеждается, что звук записывается.
    Отец Филарет. — Продолжай, дочь моя…
    Луиза. — Ну и вот… Практически все! Я его ужасно полюбила, с первого взгляда. Хочу за него замуж! И детей. Вообще стабильности. Гнездо свить… На Лазурном берегу… Понятно?
    Макс. — Как-то маловато покаянных ноток в ее голосе.
    Отец Филарет. — Надо ли понимать так, что ты ни в чем не раскаиваешься?
    Луиза. — А в чем это мне раскаиваться-то? Что в шоу-бизнесе работала? Замшелая у вас психология, батюшка! Отсталая какая-то. В женщине, между прочим, нет ничего, что можно назвать порнографией! А кому не нравится, то и черт с ним.
    Макс. — Ну да, «наш девиз всегда один — возбудим и не дадим!»
    Луиза. — По моему, тебе грех жаловаться!
    Рекс. — Не, ну правда — в стране катастрофа с демографией. Надо же как-то поднимать рождаемость.
    Отец Филарет. — А не забыла ли ты чего, дочь моя?
    Луиза. — Забыла? Вроде нет. Все остальное — несущественные мелкие детальки.
    Отец Филарет. — Детальки?! А помнишь ли ты, грешница, что когда ты убежала в столицу, остался один молчел, безумно в тебя влюбленный? И ты бросила его ради фальшивого блеска столичной жизни, оставив на прощание только записку «А не пошел бы ты в монастырь, зануда хренов!»?
    Макс. — Вот так подробности!
    Луиза. — О господи! Батюшка, вам-то откуда это известно?!
    Отец Филарет. — Господь в моем лице все видит, все знает! На три метра под землей! Вижу вас всех, и грехи ваши, и все тайные помыслы, ничего не скроете, даже и не пытайтесь!
    Луиза. — О май гат! Мой бог! Это правда! Но, честно говоря, хоть я и любила чувака, он был такой ханжа, блин. Мораль мне читал, всюду ходил за мной, как привязанный. А потом перестал мне писать, ни емейлов, ни смс, ничего. Не знаю, куда он делся по жизни.
    Макс. — Да хрен с ним, с этим придурком. Был и сплыл. У Лизки с личной жизнью все в порядке — вон какого бобра захомутала!
    Актер. — Надо так понимать, что бобер — это я?
    Макс. — Старик, не обижайся, но ты типичный бобер. Народный бобер РФ.
    Отец Филарет. — Короче говоря, не могу отпустить тебе грехи. Всем могу, а тебе нет. Не чувствую раскаяния. Нету искренности и осознания своей вины.
    Луиза. — И не надо! Что это, батюшка, у вас все виноватые, один вы прямо святой и преподобный? Может и вы тут перед нами покаетесь?
    Отец Филарет. — Не богохульствуй, дочь моя! А то наложу епитимью. Заставлю сто раз подряд прочитать «Отче наш!» Стоя на коленях, босыми ногам на каменном полу! На горохе.
    Макс. — Почему на горохе?
    Отец Филарет. — Так больнее. Для вящей глубины раскаяния.
    Актер. — Ладно, батюшка, достали уже всех с вашим покаянием. Все мы светские люди, даже эти мерзавцы-газетчики. Живем как можем. Не горячитесь. Давайте еще выпьем.
    Макс. — В самом деле, ведь мы еще не разрешили наш спор! Несу ли я фото в печать или отдаю их вам? Наливай!
   Макс разливает новую бутылку, все пьют.
    Актер. — Ну вот… коллекционное Шато нумер… забыл… в глазах двоится… зато теперь все люди снова братья! (Падает лицом в салат и засыпает).
    Луиза. — Да, вино приятное… сладкое… сразу забываешь болтовню папочки-святоши… (Засыпает).
    Отец Филарет. — Ну нет, меня вам не споить! Бог не допустит! Я хоть литр выпью, хоть два — не пьянею! Я… я… (засыпает).

Действие 7

    Макс. — Пей до дна, пей до дна, пей до дна! Рекс, гляди — наклюкался все-таки! Мы победили! Рекс! Рекс? Ты спишь, что ли?
    Рекс(сонным голосом). — Я не сплю. Я сочиняю статью в номер. (Поет). Свежий но-омер!
    Макс. — Братуха, просыпайся! Не время сейчас.
    Рекс. — Почему это не время? Меня развезло… как-то разморило… Куда спешить-то?
    Макс. — На кудыкину гору! В редакцию! Время не ждет! Ни дня без строчки!
    Рекс. — Какой строчки?
    Макс. — Прикинь, брателло — мы выиграли пари?
    Рекс. — Какое пари?
    Макс. — Блин, ты совсем отморозок. Что перепьем этого фраера богомольного!
    Рекс. — А мы перепили?
    Макс. — Да! Да! Он валяется мордой в салате! И у нас законное право отослать все снимки в редакцию! Считаем, что у нас есть — горячие объятия с Лизкой, съемка со стены — раз…
    Рекс. — Раз…
    Макс. — Групповая оргия с участием… эээ… двух неизвестных ранее лиц — два…
    Рекс. — Два…
    Макс. — А сейчас будет еще и противоестественная связь с батюшкой и любовь втроем — три!
    Рекс. — Три… А у тебя крыша не поехала? За такое по головке не погладят!
    Макс. — Зато деньги заплатят. Слава богу, наш деревянный теперь свободно конвертируемый! Вставай, братуха, будешь помогать! Один раз живем.
   Макс и Рекс начинают новую фотосессию. Макс вставляет флешку в фотокамеру, они кладут сначала Луизу на Актера, затем отца Филарета на Луизу, затем отца Филарета на Актера, затем всех вместе друг на друга, фотографируют их в пикантных позах, частично раздевают. Мигают фотовспышки, светит прожектор, играет музыка. Наконец все стихает. Макс и Рекс весьма довольны собой.
    Макс. — Это было круто! Это было круто! Да, брателло?
    Рекс. — Ага… А вдруг нас от церкви отлучат? Как гетмана Мазепу… я читал… Или живыми в землю зароют? Прямо выставка «Осторожно, религия!» Господь кислород перекроет, и кранты.
    Макс. — Не дрейфь! Я за все отвечу. В крайнем случае вырежем попа. Напишем, что это друг дома. Пририсуем ему в фотошопе фуражку и погоны. Соврем, что это военный. Свадебный генерал. Над вояками счас все издеваются. Профессиональные нищие, что с них взять, кроме анализов.
    Рекс. — Ага… И все же стремно как-то…
    Макс. — А ты еще выпей! Не бойся. Тут осталось. Как его — Шато… Муто… Давай!
 
   Рекс и Макс пьют.
    Рекс. — Дааа… живут же буржуи…
    Макс. — Правильно! Чего их жалеть-то? Ну, еще по одной? Мы сегодня с наваром! (Пьют).
    Рекс. — Ах, хороша… По… постой… (Засыпает).
    Макс. — Стой! Куда? Не уходи, побудь со мною! Держись! Мы его теряем… мы его теряем…. А! (Пьет, засыпает).

Действие 8

   Несколько минут все спят. Потом отец Филарет просыпается.
    Отец Филарет. — Так… поле после битвы… О поле, кто тебя усеял мертвыми костями… гостями… Ну, пора оживлять усопшие тела. Вдохнуть в них душу (Трясет Луизу). Лизка! Вставай!
    Луиза(медленно просыпается). — Что? Что такое? Кто здесь?
    Отец Филарет. — Это я! Я!
    Луиза. — Я? Батюшка, это вы?
    Отец Филарет. — Я вовсе не батюшка!
    Луиза. — А кто ж вы есть? Матушка?
    Отец Филарет. — Я тебе не батюшка и не матушка! Я тот самый молчел, которого ты бросила в Криворожье из-за кривой рожи! Узнаешь?! (Срывает с себя бороду, усы и рясу).
    Луиза(визжит). — Ааа!
    Отец Филарет. — Беее!
    Луиза. — Филька, ты, что ли?
    Отец Филарет. — Узнала наконец! Овца, блин!
    Луиза. — Но как ты тут нарисовался в натуре?
    Отец Филарет. — Ты еще спрашиваешь! Когда ты, неверная, презренная, дура набитая, выиграла конкурс «Мисс Криворожье», я бросился в погоню за тобой, оставил семинарию, не окончив курса и приехал в стольный град наш…
    Луиза. — Боже!
    Отец Филарет. — Пути господни неисповедимы! Так что я никакой не священник, а жалкий недоучка! Все из-за тебя.
    Луиза. — Но что ты делал в столице? На что же ты жил?
    Отец Филарет. — Временно собирал милостыню на храм. Хоть это и запрещено и повсеместно преследуется. А потом мне это надоело, и я… я…
    Луиза. — Ты — что? Неужели ты торговал свои телом и пошел в проституты? Ты стал альфонсом?
    Отец Филарет. — Хуже!
    Луиза. — Еще хуже? Ментом?!
    Отец Филарет. — Нет…
    Луиза. — Черным риэлтором?
    Отец Филарет. — Мимо…
    Луиза. — Ты меня пугаешь… ну скажи!
    Отец Филарет. — Я… Я…
    Луиза. — Ты?
    Отец Филарет. — Я пошел в папарацци!
    Луиза. — Что? Не может быть!
    Отец Филарет. — Да. Да. Я пошел в газетчики. В репортеры. В желтую прессу. В папарацци.
    Луиза. — Ты, почти святой… и в папарацци!
    Отец Филарет. — Да… А что было делать? Очень хотелось есть. И видеть тебя. А ты предала меня, погналась за блеском городской жизни! Забила на нашу любовь. Положила крест на нее. Не будет тебе счастья с этим распутником, господь все видит!
    Луиза. — Фигассе!
    Отец Филарет. — Ага. Вот тебе, матушка, и день венчания.
    Луиза. — Но что же теперь будет? Ах, что же?
    Отец Филарет. — А вот что! Нанесем ответный удар! Побьем негодяев и безбожников их же оружием!
 
   Отец Филарет надевает рясу, быстро укладывает Актера, Рекса и Макса поближе друг к другу, вкладывает им в руки стаканы, придает им вид обнимающихся пьяниц, включает прожектор, сначала хочет фотографировать на фотоаппарат, извлеченный из-под рясы, но, раздумав, берет большой фотоаппарат Макса и снимает, потом прячет флешку в карман. Вспыхивает свет, играет музыка.
    Луиза. — Постой! Зачем ты это делаешь?
    Отец Филарет. — Надо. Это будет наше приданое!
    Луиза. — Приданое? Какое приданое?
    Отец Филарет. — Наше — к свадьбе! Как только мы уедем с тобою отсюда, немедленно поженимся и…
    Луиза. — Поженимся? Это ты что же, выходит… делаешь мне предложение?
    Отец Филарет. — Ну так! Само собой, дочь моя… то есть Лизка! Натурально предложение. Выходи за меня и айда назад, в родное Криворожье!
    Луиза. — Ни хрена себе… сколько предложений в один день… сказка!
    Отец Филарет. — А то! Знай наших!
    Луиза. — Но только ведь еще неизвестно, соглашусь ли я?
    Отец Филарет. — А куда ты денешься-то? С этим что ли останешься? Столичным монстром?
    Луиза. — А много тебе заплатят за эти фотки?
 
   Отец Филарет показывает на пальцах сумму.
    Луиза. — Сейчас посчитаю. Пупсик говорил мне о сумме своего ежегодного дохода. Сейчас я математически проверю силу своих чувств (Достает калькулятор и считает). Ты знаешь, Филя, все-таки я люблю его больше. Гораздо больше. И пожалуй я останусь с ним.
    Отец Филарет. — Прокляну! Гореть будешь в геенне огненной!
    Луиза. — Брось эти фокусы. На меня твои понты уже не действуют. Кончай быковать. Еще б и впрямь был бы настоящий, действующий поп, а то какой-то недоучка недостриженный. Грива длинная, в волосах только бантика не хватает.
    Отец Филарет. — Значит, не поедешь? Значит, выбираешь разврат, пошлость и фестиваль «Кинотавр»?
    Луиза. — Да! Выкуси.
    Отец Филарет. — Хорошо же… Фотопленка у меня, между прочим! Или как ее теперь там называют — флешка? Я ее честно выспорил! Эти двое нехристей в ауте, а я на ногах! И я ее опубликую, и твоя рожа там тоже будет, недостойная Лизка! И я позабочусь о том, чтобы газета попала на глаза твоей мамаше Марьиванне! И всем соседям! И пусть у них будет инсульт, инфаркт и энурез! И к твоей мазер будет отношение как к матери блудницы, пробляди последней! Нравы у нас в провинции крутые. Групповуха пока не поощряется. Даже обычный гомосексуализм все еще не рекомендуется тем, кто занимает государственные должности, особенно партийным. Они тебя и родню твою живьем съедят.
    Луиза. — Ах вот ты как запел? Бывший почти святой попик?
    Отец Филарет. — С волками жить, невеста моя несостоявшаяся — по-волчьи выть! Иначе только рожки да ножки останутся.
    Луиза. — Ну хорошо… Пусть… Ты уйдешь и мы больше не встретимся… Ты опубликуешь
   всю эту грязь… Я не против, даже «за»… Черт с тобой… Последнее танго?
    Отец Филарет. — Ну… ладно!
 
   Слышится музыка, Отец Филарет и Луиза начинают танцевать. Полы рясы отца Филарета развиваются.
    Луиза. — Значит, ты покажешь эти фото моей тетке Степаниде?
    Отец Филарет. — Да! Всенепременно!