Страница:
В отличие от магистров богословия, в данном случае некий юрист (документ написан от первого лица), отвечавший на вопросы, весьма благожелательно настроен по отношению к правительству и занимаемой им позиции. Что касается первого вопроса — о колебаниях великого магистра, — то у автора ответов сомнении не возникает. Магистр не мог ослабить своими новыми показаниями впечатления от того, «в чем явственно и прилюдно признался». Мало того, его признания полностью подтверждаются показаниями многих других тамплиеров, а потому совершенно недвусмысленно свидетельствуют против него. Объяснения же его колебаний весьма просты. «Ибо в том-то и заключается тайный Божий промысел, чтобы этот великий богохульник, дурно и во грехе проживший свою долгую жизнь и столь многих вовлекший в проклятую секту (тамплиеров)… понес наказание, могущее послужить примером для всего света». Тот же аргумент применен и против Гуго де Пейро, «который, как известно, завлек тысячу братьев в пучину проклятой ереси». На второй вопрос — о том, должна ли быть осуждена как разврат суть обета «Клянусь блюсти законы и тайны ордена», — ответ опять же дается утвердительный. Новички не ведали сути взятых на себя новых обязательств и заблуждались, соглашаясь с требованием отречься от Христа и с прочими мерзостями. А если столь постыдны условия приема в орден, то и все в нем прогнило насквозь, и все обязательства перед ним кого бы то ни было следует отменить.
Третий вопрос самым непосредственным образом связан с оказанной ордену защитой. По мнению отвечавшего на вопросы юриста, нельзя позволить отдельным тамплиерам иметь защитников, однако всему ордену в целом — тут ему пришлось согласиться с возможностью защиты, тем более что великий магистр вести ее отказался — можно, во всяком случае prima facie, дать право на защиту, если весь остальной процесс проходит в рамках обычных правовых норм. Но в данном случае развращенность ордена для церкви совершенно очевидна благодаря множеству показаний тамплиеров, «а потому король здесь выступает не как обвинитель или одна из сторон в судебном процессе, но как слуга Господа нашего, как защитник веры и Святой церкви». Он криком своим будит Святую церковь, требуя, чтобы та вмешалась, подобно тому «как сын будит спящего отца, чтобы тот проснулся и охранил свой дом от лезущих в него грабителей, так же должно поступать в отношении церкви и правителям-католикам». Король указывает «церкви на раны Христовы, дабы она могла излечить их и отторгнуть гнилую плоть от тела своего», и это его святой долг, исполнения которого от него требует католическая вера. А задача церкви — решить, оправдан ли шум, поднятый по поводу «грабителя в доме»; но в данном случае сомнений в этом быть не может, ибо свидетельские показания ясно дают понять, что орден тамплиеров сбился с пути истинного. Таким образом, защитник, скорее, послужит «лишь для поддержки ордена в его заблуждениях». Церковь же должна не медлить, ведя расследование судебными средствами, а способствовать скорейшему завершению дела, издавая особые указы и предписания, чтобы окончательно изгнать из своего лона орден тамплиеров, ибо он представляет собой смертельную опасность для всех верующих.
В четвертом вопросе речь шла о том, как следует поступить, если тамплиеры будут признаны невиновными. Автор ответов полагает, что вряд ли возможно признать невиновным того, «кто — беседуя или соприкасаясь как-то иначе с членами ордена — был поражен заразой ереси» . Даже если против него нельзя найти ни одного свидетельского показания, даже если все свидетели мертвы или же упорно молчат, сами будучи замешаны в преступлениях, из этого отнюдь не следует, что его невиновность доказана, «поскольку против него всегда будут существовать подозрения <Presumptions — в старофрапцузском и средневековом праве это именно „подозрения“, т. е. как бы „презумпция виновности“.>, т. е. он всегда будет внушать ужас любому католику, ибо сам вид его оскорбителен и претит верующему». Совершенно ясно, что большая часть тамплиеров погрязла во грехе, и этого вполне достаточно, чтобы обвинить весь орден, особенно потому, что в грехах этих прежде всего повинны их предводители. Заключая свои ответы, их автор говорит, что «такой орден не может долее существовать, не сея опасность и смуту во всей церкви»69.
Итак, первоначальные признания тамплиеров суть истина, вступительные обеты ордена порочны, а в защите ордена нет никакой необходимости, поскольку не похоже, чтобы хоть кто-то из тамплиеров остался совершенно безгрешным; но все это никак не доказывает, что следует отказаться от возбужденного против ордена судебного процесса. Упорные попытки четверых защитников привлечь внимание к нарушениям судебной процедуры отметались, ибо король действовал, исполняя свой христианский долг, как монарх и Божий помазанник, но отнюдь не как обвинитель или истец. Аргументы Рено де Провена и Пьера де Болоньи, таким образом, совершенно обесценивались. Тесная связь рассуждений автора ответов с аргументами тех, кто был выдвинут тамплиерами в качестве представителей защиты, также дает основания полагать, что документ этот действительно написан в начале 1310 г. Все попытки как-то выяснить личность автора ответов представляют собой чистой воды гипотезы, но один возможный кандидат — это Жан де Пуйи, бывший клирик и магистр богословия, яростный противник привилегий, предоставленных и без того освобожденным от налогов орденам, включая орден тамплиеров и нищенствующие ордены. Этот человек был глубоко убежден в виновности тамплиеров и незадолго до Вселенского собора, состоявшегося во Вьене в 1312 г., отвечая на вопросы, посланные группой прелатов Парижскому университету, весьма сурово доказывал, что тамплиеры, отказавшиеся от своих первоначальных признаний, должны считаться упорствующими еретиками и безусловно заслуживают смертной казни. Их признания были получены законным путем, они отреклись от ереси и получили отпущение грехов, они были примирены с пер" ковью, и не считать их отказ от сооственных показании повторной ересью — все равно, что не признавать их раскаяния. Жан де Пуйи был, однако, в явном меньшинстве, выражая подобную точку зрения, ибо из остальных магистров, которых всего было 22 человека с ним вместе, он сумел убедить в собственной правоте лишь двоих. Остальные 19 сошлись во мнении, что отказавшихся от первоначальных признаний следует считать «нераскаявшимися» , что существенно отличает их от «повторно впавших в ересь» и позволяет выделить время для дальнейшего их убеждения70. По всей видимости, и мнение анонимного автора ответов, написанных в начале 1310 г., не во всем совпадало с мнением большинства богословов и правоведов, так что, скорее всего, их писал человек, чья точка зрения устраивала прежде всего французское правительство. Ни при одном другом правителе извращенная казуистика, с помощью которой Капетинги оправдывали укрепление и распространение своей власти, не была продемонстрирована так ярко, как во времена Филиппа Красивого.
6
Третий вопрос самым непосредственным образом связан с оказанной ордену защитой. По мнению отвечавшего на вопросы юриста, нельзя позволить отдельным тамплиерам иметь защитников, однако всему ордену в целом — тут ему пришлось согласиться с возможностью защиты, тем более что великий магистр вести ее отказался — можно, во всяком случае prima facie, дать право на защиту, если весь остальной процесс проходит в рамках обычных правовых норм. Но в данном случае развращенность ордена для церкви совершенно очевидна благодаря множеству показаний тамплиеров, «а потому король здесь выступает не как обвинитель или одна из сторон в судебном процессе, но как слуга Господа нашего, как защитник веры и Святой церкви». Он криком своим будит Святую церковь, требуя, чтобы та вмешалась, подобно тому «как сын будит спящего отца, чтобы тот проснулся и охранил свой дом от лезущих в него грабителей, так же должно поступать в отношении церкви и правителям-католикам». Король указывает «церкви на раны Христовы, дабы она могла излечить их и отторгнуть гнилую плоть от тела своего», и это его святой долг, исполнения которого от него требует католическая вера. А задача церкви — решить, оправдан ли шум, поднятый по поводу «грабителя в доме»; но в данном случае сомнений в этом быть не может, ибо свидетельские показания ясно дают понять, что орден тамплиеров сбился с пути истинного. Таким образом, защитник, скорее, послужит «лишь для поддержки ордена в его заблуждениях». Церковь же должна не медлить, ведя расследование судебными средствами, а способствовать скорейшему завершению дела, издавая особые указы и предписания, чтобы окончательно изгнать из своего лона орден тамплиеров, ибо он представляет собой смертельную опасность для всех верующих.
В четвертом вопросе речь шла о том, как следует поступить, если тамплиеры будут признаны невиновными. Автор ответов полагает, что вряд ли возможно признать невиновным того, «кто — беседуя или соприкасаясь как-то иначе с членами ордена — был поражен заразой ереси» . Даже если против него нельзя найти ни одного свидетельского показания, даже если все свидетели мертвы или же упорно молчат, сами будучи замешаны в преступлениях, из этого отнюдь не следует, что его невиновность доказана, «поскольку против него всегда будут существовать подозрения <Presumptions — в старофрапцузском и средневековом праве это именно „подозрения“, т. е. как бы „презумпция виновности“.>, т. е. он всегда будет внушать ужас любому католику, ибо сам вид его оскорбителен и претит верующему». Совершенно ясно, что большая часть тамплиеров погрязла во грехе, и этого вполне достаточно, чтобы обвинить весь орден, особенно потому, что в грехах этих прежде всего повинны их предводители. Заключая свои ответы, их автор говорит, что «такой орден не может долее существовать, не сея опасность и смуту во всей церкви»69.
Итак, первоначальные признания тамплиеров суть истина, вступительные обеты ордена порочны, а в защите ордена нет никакой необходимости, поскольку не похоже, чтобы хоть кто-то из тамплиеров остался совершенно безгрешным; но все это никак не доказывает, что следует отказаться от возбужденного против ордена судебного процесса. Упорные попытки четверых защитников привлечь внимание к нарушениям судебной процедуры отметались, ибо король действовал, исполняя свой христианский долг, как монарх и Божий помазанник, но отнюдь не как обвинитель или истец. Аргументы Рено де Провена и Пьера де Болоньи, таким образом, совершенно обесценивались. Тесная связь рассуждений автора ответов с аргументами тех, кто был выдвинут тамплиерами в качестве представителей защиты, также дает основания полагать, что документ этот действительно написан в начале 1310 г. Все попытки как-то выяснить личность автора ответов представляют собой чистой воды гипотезы, но один возможный кандидат — это Жан де Пуйи, бывший клирик и магистр богословия, яростный противник привилегий, предоставленных и без того освобожденным от налогов орденам, включая орден тамплиеров и нищенствующие ордены. Этот человек был глубоко убежден в виновности тамплиеров и незадолго до Вселенского собора, состоявшегося во Вьене в 1312 г., отвечая на вопросы, посланные группой прелатов Парижскому университету, весьма сурово доказывал, что тамплиеры, отказавшиеся от своих первоначальных признаний, должны считаться упорствующими еретиками и безусловно заслуживают смертной казни. Их признания были получены законным путем, они отреклись от ереси и получили отпущение грехов, они были примирены с пер" ковью, и не считать их отказ от сооственных показании повторной ересью — все равно, что не признавать их раскаяния. Жан де Пуйи был, однако, в явном меньшинстве, выражая подобную точку зрения, ибо из остальных магистров, которых всего было 22 человека с ним вместе, он сумел убедить в собственной правоте лишь двоих. Остальные 19 сошлись во мнении, что отказавшихся от первоначальных признаний следует считать «нераскаявшимися» , что существенно отличает их от «повторно впавших в ересь» и позволяет выделить время для дальнейшего их убеждения70. По всей видимости, и мнение анонимного автора ответов, написанных в начале 1310 г., не во всем совпадало с мнением большинства богословов и правоведов, так что, скорее всего, их писал человек, чья точка зрения устраивала прежде всего французское правительство. Ни при одном другом правителе извращенная казуистика, с помощью которой Капетинги оправдывали укрепление и распространение своей власти, не была продемонстрирована так ярко, как во времена Филиппа Красивого.
6
КОНЕЦ СОПРОТИВЛЕНИЯ
Филипп де Мариньи, архиепископ Санский, был братом Ангеррана де Мариньи, который, будучи камергером Филиппа IV, являлся и его суперинтендантом. В 1310 г. Ангерран был восходящей звездой в правительстве Филиппа, начиная теснить Гийома де Но-гаре, первого министра Королевского совета. Видимо, Ангерран и привлек внимание короля к своему брату, который, будучи епископом Камбре, не был, похоже, вообще известен Филиппу. Предыдущий архиепископ Санса, Эть-ен Бекар, до своей смерти 29 марта 1309 г. несколько месяцев тяжело болел, и уже с декабря 1308 г. Филипп IV настойчиво просил папу римского никого не назначать на эту должность, не посоветовавшись с ним Место оставалось вакантным с 23 апреля 1309 г., а в октябре Филипп предложил на эту должность епископа Камбре1. В марте 1310 г. Филипп де Мариньи подарил своему брату поместье в Ганневиле, специально купленное им в декабре прошлого года, желая вознаградить Ангеррана за щедрость и великодушие2. Пока папская комиссия заседала в Париже, продолжались и епископальные расследования, посвященные индивидуальным делам тамплиеров. Новый высокий пост Филиппа де Мариньи предоставлял королю возможность значительно эффективнее контролировать сeдебный процесс в провинции Сане, куда в то время входил и Париж. На второй неделе мая 1310 г. Филипп IV воспользовался этой возможностью, жестоко сломив защиту тамплиеров. Уже 4 апреля в булле «Aima mater» Климент V приводит доводы в пользу того, что необходимо отложить Вселенский собор на год — перенести его с октября 1310 на октябрь 1311 г., потому что расследование заняло больше времени, чем ожидалось3. На эту отсрочку у короля Филиппа терпения уже не хватило. Аресты тамплиеров были начаты еще в октябре 1307 г., однако вопрос об ордене и в мае 1310 г. все еще находился в подвешенном состоянии. Мало того, тамплиеры начинали выигрывать позицию за позицией! И король полностью переключился на епископальные расследования, где его власть была практически неограниченной, опираясь на своего назначенца Филиппа де Мариньи. Папа распорядился, чтобы епископы, покончив с допросами, созвали совет провинции и решили судьбу отдельных членов ордена4. На предстоящем Соборе папский приговор мог быть вынесен лишь ордену в целом, и было бы совершенно законным завершить епископальные расследования именно вынесением приговоров по индивидуальным делам. Они, таким образом, выполнили бы возложенную на них функцию независимо от результатов работы папской комиссии. И для этого Филипп де Мариньи созвал совет провинции Сане именно в Париже.
Внезапно стало ясно, что король Филипп сам решил незамедлительно покончить с этим затянувшимся делом. 10 мая, хотя это было воскресенье и комиссия не работала, четверо (выборных) защитников всеми силами пытались убедить членов комиссии, что необходимо блокировать действия архиепископа Санского. На спешно созванном заседании комиссии в часовне Сент-Элуа монастыря Сент-Женевьев в Париже, куда папская комиссия только что перебралась, Пьер де Болонья вновь сообщил о том, сколько тамплиеров готово выступить в защиту ордена. Однако теперь,
Исходя из слухов, они со страхом и надеждой предполагали, что архиепископ Санса и его викарные епископы на совете провинции в Париже пожелают назначить судебное расследование по делам тех тамплиеров, что выступили в защиту ордена, и уже на следующий день заставят их, как то утверждали выборные защитники, отказаться от своих намерений.
***
В итоге Пьер де Болонья с товарищами подготовили апелляцию, которую и пожелали зачитать перед комиссией. Однако архиепископ Нарбона сказал им, что в компетенцию комиссии это не входит, хотя она и готова выслушать все, что будет сказано в защиту ордена. Тогда Пьер де Болонья зачитал вслух краткое заявление, в котором объяснялось, почему защитники ордена сочли данную апелляцию необходимой: они опасались, что архиепископ Санский и другие французские прелаты готовы de facto начать новое судебное расследование против тамплиеров, несмотря на то что не имеют на это права de jure, пока комиссия не закончила слушания по поводу ордена в целом. Если сейчас с тамплиерами поступят несправедливо, утверждали защитники, это «будет нарушением воли Господа и справедливости и практически сведет все расследование на нет». А потому они умоляют Святой Престол взять всех братьев, которые выступили в защиту ордена, под свое покровительство. Они сообщили, что «спрашивали совета у мудрых людей», желая «должным образом составить эту апелляцию», а также просили выделить им из казны ордена «некоторую сумму денег, достаточную для покрытия необходимых расходов». Они просили тайно доставить их к папе римскому, дабы они могли подать ему эту апелляцию, убеждая комиссию отдать приказ архиепископу Санскому и прочим прелатам, чтобы те не возобновляли пока «ни под каким новым предлогом» судебного процесса, и, по здравом размышлении, позволить им подать апелляцию и архиепископу Санскому. А также — выделить одного-двух судебных клерков, поскольку сами защитники ордена не сумели найти такого человека, который добровольно согласился бы им помочь5.
Жиль Асе лен, председатель комиссии, был человеком своенравным, да еще и оказался в положении в высшей степени неловком. Он был родом из бургундской семьи, имевшей немало прочных связей в церковных кругах, получил юридическое образование и с 1288 г. находился на королевской службе, так что карьера его целиком и полностью связана с монархией Капетингов. Он занял пост архиепископа Нарбона в 1290 г. и был весьма известен как организатор военных и торговых переговоров и учредитель королевских посольств. Некоторое время он являлся хранителем печати, затем его сменил на этом посту Гийом де Ногаре. Нельзя, однако, утверждать, что он неизменно пребывал в полном согласии с королем. В 1301 г., например, когда был арестован Бернар Сэссе, Асе-лен вызвал неудовольствие короля, выступив за то, чтобы этого епископа судили по всем правилам церковного суда как клирика6. Тем не менее, тамплиерам Аселен отнюдь не симпатизировал и в 1308 г. в Пуатье выступал против них перед папой7. Королю он, должно быть, представлялся вполне удачной кандидатурой на пост председателя папской комиссии, несмотря на случавшиеся у него приступы своенравия. Однако, каковы бы ни были собственные взгляды Аселена на тяжесть совершенных тамплиерами преступлений, комиссия под его руководством предоставила тамплиерам полную возможность защищать свой орден, но теперь король Филипп вовсе не желал с этим мириться. Будучи членом Королевского совета, Аселен, видимо, был прекрасно осведомлен об отношении короля к происходящему и, не имея намерения жертвовать собой, просто «умыл руки» как в отношении тамплиеров, так и в отношении деятельности комиссии. В этот жизненно важный для ордена, можно сказать кризисный, момент он, извинившись, отстранился от обсуждения апелляции Пьера де Болоньи, «сказав, что ему нужно то ли служить мессу, то ли просто присутствовать на ней»8.
Итак, решить этот вопрос предстояло остальным членам комиссии. Епископ Байё по-прежнему отсутствовал, однако епископы Манда и Лиможа, Маттео Неаполитанский, а также архидиакон Транта выслушали заявление защиты и, посовещавшись с архидиаконом Магелона, сообщили защитникам, что дадут ответ в тот же день к вечерне, «постаравшись сделать все, что могут и что в их власти». К вечеру в воскресенье ответ был дан. Да, они весьма сочувствуют тамплиерам, однако проблемы, которые пытаются решить архиепископ Санский и его викарные епископы, имеют отношение исключительно к совету его провинции и никак не соотносимы с деятельностью папской комиссии; проблемы, которыми они занимаются, «совершенно различны и не связаны друг с другом». А потому члены комиссии не представляют, что могли бы сделать в данном случае, ибо и комиссия, и архиепископ Санский получили свои полномочия непосредственно от самого папы римского, так что у них нет никакой возможности помешать архиепископу или другим прелатам участвовать в расследованиях или выносить приговоры по индивидуальным делам тамплиеров. Они согласились еще подумать, как можно было бы помочь защите ордена, а также обещали приобщить все прошения защиты к судебным протоколам9.
На следующий день — в понедельник 11 мая — комиссия подвела итоги допросов свидетелей, хотя архиепископ Нарбона так и не появился. Рано утром во вторник, во время перерыва, после допроса тамплиера по имени Жан Бертальд, пришло известие, что 54 тамплиера из числа вызвавшихся защищать орден перед комиссией сегодня должны быть сожжены. Членам комиссии ничего не оставалось, как сделать вид, будто их многонедельное расследование все еще имеет какой-то смысл и они сумеют подавить эту жестокую» попытку правительства смутить вставших на защиту ордена тамплиеров. Они послали Филиппа де Воэ, одного из главных тюремщиков тамплиеров, и Ами-зиуса, архидиакона Орлеана, названного в протоколе «клириком на службе у короля» и, видимо, принимавшего активное участие в административном преследовании членов ордена, к архиепископу Санскому с просьбой отложить казнь, тем более что, по утверждениям Воэ, многие тамплиеры, умершие до начала работы комиссии, оказывается, перед смертью, «опасаясь за свои души», признались, что обвинили орден несправедливо. Если казнь состоится, утверждали они, это очень помешает деятельности комиссии. Более того, многие свидетели, по их словам, теперь настолько напуганы, что, «кажется, просто утратили разум» . Воэ и архидиакона Орлеана также попросили сообщить Мариньи и его совету об апелляции, поданной в предыдущее воскресенье четырьмя защитниками ордена10. Однако Филипп де Мариньи в ответ лишь вежливо объяснил гонцам, что папской комиссией это не передусмотрено11 54 тамплиера были на телегах вывезены в поле в окрестностях Парижа, неподалеку от монастыря Сент-Ан-туан, и там сожжены на костре. Неизвестный автор, продолживший хронику Гийома де Нанжи, с некоторым удивлением пишет, что «все они без исключения не признали в итоге ни одного из тех обвинений, которые были предъявлены ордену, и упорно отрекались от первоначальных признаний, утверждая, что их приговорили к смерти беспричинно и вопреки справедливости: и действительно, многие видели воочию, что казнь эта ничуть не восхищала людей, но, напротив, чрезвычайно удивляла и вызывала их недовольство»12. Один из видевших казнь, правда, замечает, что тамплиеры подвергали свои души огромной опасности, ибо упорство их могло ввести в заблуждение «le menu peuple» (простой люд), который ошибочно поверил бы в их невиновность13. Те же, кто вообще отказался признать свою вину, были приговорены к пожизненному тюремному заключению — их нельзя было счесть упорствующими еретиками. Ну а те, кто подтвердил свои первоначальные признания, были примирены с церковью и отпущены на свободу14. Через несколько дней еще четверо тамплиеров нашли свою смерть на костре; а прах бывшего казначея парижского Тампля Жана де Тура был извлечен из могилы и сожжен. Вскоре еще девять человек были сожжены в Санлисе по приказу совета провинции Реймс15.
Невозможно составить сколько-нибудь точный список сожженных. Существуют разрозненные отсылки на более поздние показания семи тамплиеров, сожженных затем в Париже, и еще одного, по слухам сожженного там же16. Однако согласно протоколам, которые вели судебные клерки на заседаниях папской комиссии, все 54 тамплиера, «как известно, вызвались защищать орден в присутствии членов комиссии»17, и архиепископ Санский явно счел это отказом от первоначально сделанных ими признаний, после которых они были примирены с церковью, и, таким образом, причислил их к повторно впавшим в ересь. Это, правда, отнюдь не следует из самих свидетельских показаний этих восьмерых. Лишь четверо из сожженных тамплиеров — Рауль де Фрейнуа, Готье де Бюллен, Ги де Нис и Жак де Соси — совершенно определенно вызвались защищать орден, тогда как двое других — Лоран де Бон и Анрикус д'Англези — всего лишь попросили разрешения обсудить этот вопрос с великим магистром, но не более того18. Нет никаких записей и относительно двух остальных казненных — Госерана, попечителя приорства тамплиеров в Бюре, и Мартена де Ниса; неизвестно даже, давали ли они вообще показания перед папской комиссией, хотя все протоколы слушаний комиссии представляются достаточно полными19. Совершенно ясно одно: инквизиция старалась запугать упорствующих тем, что передаст их дела в светский суд20. Существуют неопровержимые свидетельства огульных обвинений и казней — видимо, следствие той спешки, в какой совет провинции Сане проводил свою работу. Отнюдь не все авторитетнейшие богословы и юристы того времени считали тех, кто вызвался защищать орден, вторично впавшими в ересь21. Если закон и оправдывал сожжение особо упорных еретиков и право выносить подобные приговоры на совете провинции казалось несомненным, это само по себе все же не могло превратить несправедливое решение в справедливое — вопрос, не имевший никакого отношения к очевидным осложнениям, привнесенным такими решениями в работу папской комиссии. Парижские казни ярко продемонстрировали способность Капетингов отлично «приспосабливать» законы для воплощения в жизнь собственных политических устремлений.
Казни, совершенные 12 мая, нанесли решающий удар делу защиты ордена, на что король Филипп и возлагал свои надежды. Если прежде члены папской комиссии упоминали о свидетелях, от страха «словно бы лишившихся разума», то теперь, когда запылали костры, страх этот значительно усилился. Уже на следующий день, в среду, первый из свидетелей, представших перед комиссией, описан в протоколе как человек «бледный и очень напуганный». Это был тамплиер лет пятидесяти, состоявший в ордене около 20 лет и до того еще лет семь ему прослуживший. Его звали Эмери де Вилье-ле-Дюк; он был из диоцеза Лангра. Однако, несмотря на испуг, произнеся
слова присяги, он поклялся жизнью и своею душою, что если солжет, то гореть ему в аду; а затем заявил перед членами комиссии, бия себя к грудь кулаком, простирая руки к алтарю и с видом глубочайшего смирения преклонив колена, что все ошибки и преступления, приписываемые ордену, ложны.
Он действительно сперва признался в некоторых из грехов, приписываемых тамплиерам, но только «потому, что его много раз пытали господа Гийом де Марсийи и Гуго де ла Селль, королевские сержанты, которые вели допрос». Он сказал, что видел накануне, как 54 брата, «отказавшиеся признаться в преступлениях», были увезены на телегах к месту казни, и слышал позднее, что их сожгли. Увидев, как их везут на казнь, он засомневался, хватит ли у него мужества перенести такие страдания или же страх смерти заставит его признаться в том, «что все грехи, приписываемые ордену, истинны, ибо подобное зрелище заставило бы его признаться даже в том, что он убийца Господа нашего». Он молил членов комиссии и судебных клерков не сообщать о его показаниях людям короля и тюремщикам, ибо боялся, что, если его слова станут им известны, ему не миновать той же участи, какая постигла более 50 тамплиеров. Члены комиссии даже решили сделать перерыв в слушаниях, ибо, как им показалось, этот Эмери был буквально «на краю пропасти» и «в совершеннейшем ужасе», считая, что ему угрожает та же участь, что и казненным тамплиерам22.
Через пять дней, в понедельник 18 мая, комиссия собралась снова под председательством архиепископа Нар-бона; заседание происходило в его доме. Вскоре члены комиссии обнаружили, что их в очередной раз провели. Как оказалось, Рено де Провен был родом из провинции Сане, и Филипп де Мариньи, воспользовавшись тем, что комиссия временно отложила слушания, велел доставить Рено де Провена на заседание провинциального совета, дабы тот дал показания как частное лицо. Похоже, в этот момент над одним из двух основных защитников ордена нависла угроза сожжения на костре. Тогда члены папской комиссии предприняли очередную попытку отстоять свои права и послали все тех же Филиппа де Воэ и Амизиуса Орлеанского к архиепископу Санскому с подробными разъяснениями: папской комиссии поручено вести расследование против ордена тамплиеров в целом, вызывая свидетелей в суд, в результате чего братья и сумели выступить в защиту своего ордена. Среди них был и указанный священник Рено де Провен, вместе с другими выдвинувший немало аргументов в пользу защиты. Кроме того, ему и некоторым другим защитникам было позволено присутствовать при допросах других свидетелей и самим выступать перед комиссией «столько раз, сколько они считали нужным, ощущая себя в полной безопасности и под охраной закона». Члены комиссии просили архиепископа Санского и его викарных епископов занести все это в протокол «прежде всего потому, что они допрашивали указанного брата Рено и как частное лицо, члена ордена, однако этот допрос, по их заверениям, завершен не был». Они не имеют ни малейшего намерения мешать архиепископу Санскому вести собственное расследование и «в свое оправдание, желая докопаться до истины», доводят все это до сведения архиепископа и его викарных епископов с тем, чтобы они, люди опытные, могли посоветоваться и решить, «как им далее вести расследование по делу брата Рено, который, насколько известно комиссии, родом из провинции Сане».
Внезапно стало ясно, что король Филипп сам решил незамедлительно покончить с этим затянувшимся делом. 10 мая, хотя это было воскресенье и комиссия не работала, четверо (выборных) защитников всеми силами пытались убедить членов комиссии, что необходимо блокировать действия архиепископа Санского. На спешно созванном заседании комиссии в часовне Сент-Элуа монастыря Сент-Женевьев в Париже, куда папская комиссия только что перебралась, Пьер де Болонья вновь сообщил о том, сколько тамплиеров готово выступить в защиту ордена. Однако теперь,
Исходя из слухов, они со страхом и надеждой предполагали, что архиепископ Санса и его викарные епископы на совете провинции в Париже пожелают назначить судебное расследование по делам тех тамплиеров, что выступили в защиту ордена, и уже на следующий день заставят их, как то утверждали выборные защитники, отказаться от своих намерений.
***
В итоге Пьер де Болонья с товарищами подготовили апелляцию, которую и пожелали зачитать перед комиссией. Однако архиепископ Нарбона сказал им, что в компетенцию комиссии это не входит, хотя она и готова выслушать все, что будет сказано в защиту ордена. Тогда Пьер де Болонья зачитал вслух краткое заявление, в котором объяснялось, почему защитники ордена сочли данную апелляцию необходимой: они опасались, что архиепископ Санский и другие французские прелаты готовы de facto начать новое судебное расследование против тамплиеров, несмотря на то что не имеют на это права de jure, пока комиссия не закончила слушания по поводу ордена в целом. Если сейчас с тамплиерами поступят несправедливо, утверждали защитники, это «будет нарушением воли Господа и справедливости и практически сведет все расследование на нет». А потому они умоляют Святой Престол взять всех братьев, которые выступили в защиту ордена, под свое покровительство. Они сообщили, что «спрашивали совета у мудрых людей», желая «должным образом составить эту апелляцию», а также просили выделить им из казны ордена «некоторую сумму денег, достаточную для покрытия необходимых расходов». Они просили тайно доставить их к папе римскому, дабы они могли подать ему эту апелляцию, убеждая комиссию отдать приказ архиепископу Санскому и прочим прелатам, чтобы те не возобновляли пока «ни под каким новым предлогом» судебного процесса, и, по здравом размышлении, позволить им подать апелляцию и архиепископу Санскому. А также — выделить одного-двух судебных клерков, поскольку сами защитники ордена не сумели найти такого человека, который добровольно согласился бы им помочь5.
Жиль Асе лен, председатель комиссии, был человеком своенравным, да еще и оказался в положении в высшей степени неловком. Он был родом из бургундской семьи, имевшей немало прочных связей в церковных кругах, получил юридическое образование и с 1288 г. находился на королевской службе, так что карьера его целиком и полностью связана с монархией Капетингов. Он занял пост архиепископа Нарбона в 1290 г. и был весьма известен как организатор военных и торговых переговоров и учредитель королевских посольств. Некоторое время он являлся хранителем печати, затем его сменил на этом посту Гийом де Ногаре. Нельзя, однако, утверждать, что он неизменно пребывал в полном согласии с королем. В 1301 г., например, когда был арестован Бернар Сэссе, Асе-лен вызвал неудовольствие короля, выступив за то, чтобы этого епископа судили по всем правилам церковного суда как клирика6. Тем не менее, тамплиерам Аселен отнюдь не симпатизировал и в 1308 г. в Пуатье выступал против них перед папой7. Королю он, должно быть, представлялся вполне удачной кандидатурой на пост председателя папской комиссии, несмотря на случавшиеся у него приступы своенравия. Однако, каковы бы ни были собственные взгляды Аселена на тяжесть совершенных тамплиерами преступлений, комиссия под его руководством предоставила тамплиерам полную возможность защищать свой орден, но теперь король Филипп вовсе не желал с этим мириться. Будучи членом Королевского совета, Аселен, видимо, был прекрасно осведомлен об отношении короля к происходящему и, не имея намерения жертвовать собой, просто «умыл руки» как в отношении тамплиеров, так и в отношении деятельности комиссии. В этот жизненно важный для ордена, можно сказать кризисный, момент он, извинившись, отстранился от обсуждения апелляции Пьера де Болоньи, «сказав, что ему нужно то ли служить мессу, то ли просто присутствовать на ней»8.
Итак, решить этот вопрос предстояло остальным членам комиссии. Епископ Байё по-прежнему отсутствовал, однако епископы Манда и Лиможа, Маттео Неаполитанский, а также архидиакон Транта выслушали заявление защиты и, посовещавшись с архидиаконом Магелона, сообщили защитникам, что дадут ответ в тот же день к вечерне, «постаравшись сделать все, что могут и что в их власти». К вечеру в воскресенье ответ был дан. Да, они весьма сочувствуют тамплиерам, однако проблемы, которые пытаются решить архиепископ Санский и его викарные епископы, имеют отношение исключительно к совету его провинции и никак не соотносимы с деятельностью папской комиссии; проблемы, которыми они занимаются, «совершенно различны и не связаны друг с другом». А потому члены комиссии не представляют, что могли бы сделать в данном случае, ибо и комиссия, и архиепископ Санский получили свои полномочия непосредственно от самого папы римского, так что у них нет никакой возможности помешать архиепископу или другим прелатам участвовать в расследованиях или выносить приговоры по индивидуальным делам тамплиеров. Они согласились еще подумать, как можно было бы помочь защите ордена, а также обещали приобщить все прошения защиты к судебным протоколам9.
На следующий день — в понедельник 11 мая — комиссия подвела итоги допросов свидетелей, хотя архиепископ Нарбона так и не появился. Рано утром во вторник, во время перерыва, после допроса тамплиера по имени Жан Бертальд, пришло известие, что 54 тамплиера из числа вызвавшихся защищать орден перед комиссией сегодня должны быть сожжены. Членам комиссии ничего не оставалось, как сделать вид, будто их многонедельное расследование все еще имеет какой-то смысл и они сумеют подавить эту жестокую» попытку правительства смутить вставших на защиту ордена тамплиеров. Они послали Филиппа де Воэ, одного из главных тюремщиков тамплиеров, и Ами-зиуса, архидиакона Орлеана, названного в протоколе «клириком на службе у короля» и, видимо, принимавшего активное участие в административном преследовании членов ордена, к архиепископу Санскому с просьбой отложить казнь, тем более что, по утверждениям Воэ, многие тамплиеры, умершие до начала работы комиссии, оказывается, перед смертью, «опасаясь за свои души», признались, что обвинили орден несправедливо. Если казнь состоится, утверждали они, это очень помешает деятельности комиссии. Более того, многие свидетели, по их словам, теперь настолько напуганы, что, «кажется, просто утратили разум» . Воэ и архидиакона Орлеана также попросили сообщить Мариньи и его совету об апелляции, поданной в предыдущее воскресенье четырьмя защитниками ордена10. Однако Филипп де Мариньи в ответ лишь вежливо объяснил гонцам, что папской комиссией это не передусмотрено11 54 тамплиера были на телегах вывезены в поле в окрестностях Парижа, неподалеку от монастыря Сент-Ан-туан, и там сожжены на костре. Неизвестный автор, продолживший хронику Гийома де Нанжи, с некоторым удивлением пишет, что «все они без исключения не признали в итоге ни одного из тех обвинений, которые были предъявлены ордену, и упорно отрекались от первоначальных признаний, утверждая, что их приговорили к смерти беспричинно и вопреки справедливости: и действительно, многие видели воочию, что казнь эта ничуть не восхищала людей, но, напротив, чрезвычайно удивляла и вызывала их недовольство»12. Один из видевших казнь, правда, замечает, что тамплиеры подвергали свои души огромной опасности, ибо упорство их могло ввести в заблуждение «le menu peuple» (простой люд), который ошибочно поверил бы в их невиновность13. Те же, кто вообще отказался признать свою вину, были приговорены к пожизненному тюремному заключению — их нельзя было счесть упорствующими еретиками. Ну а те, кто подтвердил свои первоначальные признания, были примирены с церковью и отпущены на свободу14. Через несколько дней еще четверо тамплиеров нашли свою смерть на костре; а прах бывшего казначея парижского Тампля Жана де Тура был извлечен из могилы и сожжен. Вскоре еще девять человек были сожжены в Санлисе по приказу совета провинции Реймс15.
Невозможно составить сколько-нибудь точный список сожженных. Существуют разрозненные отсылки на более поздние показания семи тамплиеров, сожженных затем в Париже, и еще одного, по слухам сожженного там же16. Однако согласно протоколам, которые вели судебные клерки на заседаниях папской комиссии, все 54 тамплиера, «как известно, вызвались защищать орден в присутствии членов комиссии»17, и архиепископ Санский явно счел это отказом от первоначально сделанных ими признаний, после которых они были примирены с церковью, и, таким образом, причислил их к повторно впавшим в ересь. Это, правда, отнюдь не следует из самих свидетельских показаний этих восьмерых. Лишь четверо из сожженных тамплиеров — Рауль де Фрейнуа, Готье де Бюллен, Ги де Нис и Жак де Соси — совершенно определенно вызвались защищать орден, тогда как двое других — Лоран де Бон и Анрикус д'Англези — всего лишь попросили разрешения обсудить этот вопрос с великим магистром, но не более того18. Нет никаких записей и относительно двух остальных казненных — Госерана, попечителя приорства тамплиеров в Бюре, и Мартена де Ниса; неизвестно даже, давали ли они вообще показания перед папской комиссией, хотя все протоколы слушаний комиссии представляются достаточно полными19. Совершенно ясно одно: инквизиция старалась запугать упорствующих тем, что передаст их дела в светский суд20. Существуют неопровержимые свидетельства огульных обвинений и казней — видимо, следствие той спешки, в какой совет провинции Сане проводил свою работу. Отнюдь не все авторитетнейшие богословы и юристы того времени считали тех, кто вызвался защищать орден, вторично впавшими в ересь21. Если закон и оправдывал сожжение особо упорных еретиков и право выносить подобные приговоры на совете провинции казалось несомненным, это само по себе все же не могло превратить несправедливое решение в справедливое — вопрос, не имевший никакого отношения к очевидным осложнениям, привнесенным такими решениями в работу папской комиссии. Парижские казни ярко продемонстрировали способность Капетингов отлично «приспосабливать» законы для воплощения в жизнь собственных политических устремлений.
Казни, совершенные 12 мая, нанесли решающий удар делу защиты ордена, на что король Филипп и возлагал свои надежды. Если прежде члены папской комиссии упоминали о свидетелях, от страха «словно бы лишившихся разума», то теперь, когда запылали костры, страх этот значительно усилился. Уже на следующий день, в среду, первый из свидетелей, представших перед комиссией, описан в протоколе как человек «бледный и очень напуганный». Это был тамплиер лет пятидесяти, состоявший в ордене около 20 лет и до того еще лет семь ему прослуживший. Его звали Эмери де Вилье-ле-Дюк; он был из диоцеза Лангра. Однако, несмотря на испуг, произнеся
слова присяги, он поклялся жизнью и своею душою, что если солжет, то гореть ему в аду; а затем заявил перед членами комиссии, бия себя к грудь кулаком, простирая руки к алтарю и с видом глубочайшего смирения преклонив колена, что все ошибки и преступления, приписываемые ордену, ложны.
Он действительно сперва признался в некоторых из грехов, приписываемых тамплиерам, но только «потому, что его много раз пытали господа Гийом де Марсийи и Гуго де ла Селль, королевские сержанты, которые вели допрос». Он сказал, что видел накануне, как 54 брата, «отказавшиеся признаться в преступлениях», были увезены на телегах к месту казни, и слышал позднее, что их сожгли. Увидев, как их везут на казнь, он засомневался, хватит ли у него мужества перенести такие страдания или же страх смерти заставит его признаться в том, «что все грехи, приписываемые ордену, истинны, ибо подобное зрелище заставило бы его признаться даже в том, что он убийца Господа нашего». Он молил членов комиссии и судебных клерков не сообщать о его показаниях людям короля и тюремщикам, ибо боялся, что, если его слова станут им известны, ему не миновать той же участи, какая постигла более 50 тамплиеров. Члены комиссии даже решили сделать перерыв в слушаниях, ибо, как им показалось, этот Эмери был буквально «на краю пропасти» и «в совершеннейшем ужасе», считая, что ему угрожает та же участь, что и казненным тамплиерам22.
Через пять дней, в понедельник 18 мая, комиссия собралась снова под председательством архиепископа Нар-бона; заседание происходило в его доме. Вскоре члены комиссии обнаружили, что их в очередной раз провели. Как оказалось, Рено де Провен был родом из провинции Сане, и Филипп де Мариньи, воспользовавшись тем, что комиссия временно отложила слушания, велел доставить Рено де Провена на заседание провинциального совета, дабы тот дал показания как частное лицо. Похоже, в этот момент над одним из двух основных защитников ордена нависла угроза сожжения на костре. Тогда члены папской комиссии предприняли очередную попытку отстоять свои права и послали все тех же Филиппа де Воэ и Амизиуса Орлеанского к архиепископу Санскому с подробными разъяснениями: папской комиссии поручено вести расследование против ордена тамплиеров в целом, вызывая свидетелей в суд, в результате чего братья и сумели выступить в защиту своего ордена. Среди них был и указанный священник Рено де Провен, вместе с другими выдвинувший немало аргументов в пользу защиты. Кроме того, ему и некоторым другим защитникам было позволено присутствовать при допросах других свидетелей и самим выступать перед комиссией «столько раз, сколько они считали нужным, ощущая себя в полной безопасности и под охраной закона». Члены комиссии просили архиепископа Санского и его викарных епископов занести все это в протокол «прежде всего потому, что они допрашивали указанного брата Рено и как частное лицо, члена ордена, однако этот допрос, по их заверениям, завершен не был». Они не имеют ни малейшего намерения мешать архиепископу Санскому вести собственное расследование и «в свое оправдание, желая докопаться до истины», доводят все это до сведения архиепископа и его викарных епископов с тем, чтобы они, люди опытные, могли посоветоваться и решить, «как им далее вести расследование по делу брата Рено, который, насколько известно комиссии, родом из провинции Сане».