С тех пор как в 1129-1130 гг. Гуго де Пейн прибыл на Британские острова, тамплиеры пользовались уважением, доверием и различными привилегиями во владениях королей из Норманской и Анжуйской династий. В качестве примера можно привести события 1158г., когда Маргарита, дочь короля Людовика VII Французского, вышла замуж за Генриха, старшего сына короля Генриха II Плантагенета. Частью приданого Маргариты была крепость Жизор в Нормандии, а также другие замки, и тамплиерам было поручено управление этими замками — весьма важными стратегически, — пока супруги не достигнут совершеннолетия5. В течение XII и XIII вв. банковская помощь тамплиеров и предоставляемые ими займы существенно облегчали финансовое бремя сменявших друг друга английских монархов, в том числе Ричарда I, Иоанна Безземельного и Генриха III6. Во время Третьего крестового похода в 1190-1193гг. орден оказал Ричарду I ценную военную и политическую поддержку и пребывал в достаточно близких отношениях с Плантагенетами, ибо Ричард сумел получить пост великого магистра ордена для Робера де Сабле, одного из своих анжуйских вассалов и бывшего командующего флотом в королевской армии во время крестового похода7. Многочисленные земельные владения тамплиеров были разбросаны по всем графствам; опись их имущества сделана в XII в. между 1185 и 1195 гг. во время общей описи земельных владений ордена по приказу нового магистра Англии Джеффри Фиц-Стивена. Финансовую характеристику деятельности тамплиеров, основанную на данных лондонского Нью-Темпла, можно прочесть в «Книге Судного дня тамплиеров» («Domesday of the Templars»); орден был не просто пассивным получателем пожертвований, но активным агентом на рынке недвижимости, покупая, продавая и обменивая земельную собственность в достаточно широких масштабах8. Об укоренении ордена в английской почве свидетельствует подтверждение его прав на собственность и различные привилегии королем Генрихом III в феврале 1227 г. На принадлежавших им землях тамплиеры имели право вершить суд как над духовными, так и над светскими лицами, рассматривая просьбы свободных крестьян, вопросы о налогах и военных поборах, предоставляя право собирать налог с продажи скота и судить тех, кто обвинен в его воровстве. Они были освобождены от уплаты королевских субсидий <T. e. от поборов в чрезвычайных обстоятельствах.>, от выкупа за военную службу феодалу (scrutages) и от множества других поборов; им было разрешено безнаказанно рубить лес на своих землях, где они пожелают; они были освобождены и от уплаты дорожной пошлины на всех рынках и ярмарках (toll), а также от уплаты пошлины за проезд по мостам, по дорогам и через переправы на территории всего королевства. Любой штраф, взысканный кем-либо из братьев, принадлежал ордену, как бы ни решил суд, занимавшийся разбором этого дела. Они даже имели право присваивать себе чужих домашних животных, что забредали в их владения9.
   Совершенно очевидно, что Эдуарду II было нелегко воспринять столь неожиданный поворот в политике; возможно к тому же, что он, попытавшись сопоставить кратковременный выигрыш, который получил бы в результате присвоения земельной собственности тамплиеров, с теми преимуществами, какие давала королевству их долгая верная служба (что, видимо, и лежало в основе его эмоциональной реакции на предложение о проведении арестов), понял, что необходимо руководствоваться и чисто практическими соображениями. Но если сперва король Эдуард и не был намерен плясать под дудку Филиппа IV, то впоследствии ему пришлось переменить свое решение, ибо 14 декабря он получил буллу «Pastoralis praeeminentiae», санкционирующую аресты тамплиеров именем папы римского10. После этой буллы спорить было практически не о чем, и 26 декабря Эдуард ответил папе, что вопросы, связанные с делом тамплиеров, будут рассмотрены «в самом скором времени и наилучшим образом»11. Королевским указом велено было произвести аресты тамплиеров 10 января12.
   На самом деле, несмотря на данное папе обещание, все получилось довольно нескладно. Никаких согласованных действий по взятию тамплиеров под стражу, хотя бы в какой-то степени напоминавших аресты во Франции в октябре 1307 г., не велось, хотя королевской администрации, видимо, было вполне по силам предпринять подобную попытку. Многие тамплиеры, похоже, вообще получили разрешение остаться в своих приорствах, некоторые даже жили там до тех пор, пока их не вызывали повесткой на заседание церковного суда, а деятельность этих судов началась лишь осенью 1309 г. Уильям де ла Мор, магистр Англии, был арестован 9 января в Нью-Темпле в Лондоне и заключен в тюрьму в Кентербери, однако ему было позволено иметь при себе двух братьев ордена в качестве слуг и некоторые материальные удобства — нормальную постель, одежду и кое-какие личные вещи. Кроме того, он получал содержание — 2 шиллинга 6 пенсов в день. А 27 мая он практически был уже на свободе, и 23 июля королевским указом ему были пожалованы шесть поместий, принадлежавших ранее тамплиерам, дабы он мог поддерживать свое существование и существование своей свиты. Другие тамплиеры также получали содержание — в основном 4 пенса в день — за счет поборов во владениях ордена. Однако 28 ноября 1308 г. магистр Англии вновь был арестован, и поместья у него отняли. Одновременно король приказал охранять тамплиеров более строго13.
   Наконец, 13 сентября 1309 г. в Англию прибыли два представителя Святой инквизиции: Дьедонне, настоятель монастыря Ланьи из диоцеза Парижа, и Сикар де Вор, каноник из Нарбона. Эдуард приказал обеспечить инквизиторов и сопровождавших их лиц всем необходимым и защищать их от любых оскорблений и посягательств в том случае, если они пожелают куда-либо отправиться в пределах его королевства. Всех тамплиеров следовало отослать в Лондон, Йорк или Линкольн, где их должны были допрашивать инквизиторы14. К инквизиторам присоединились английские прелаты, в том числе архиепископ Йорка и епископы Лондона и Линкольна15. Эдуард II также написал своему юстициарию <Верховный судья и наместник королей Норманской и Анжуйской династий.> в Ирландии, Джону Вогану, приказывая ему без промедления арестовать и заключить под стражу тех тамплиеров, которые до сих пор еще не арестованы, а затем отослать их в Дублинский замок. Джон де Сигрейв, губернатор Эдуарда в Шотландии, получил такие же указания16.
   С 20 октября по 18 ноября инквизиторы вместе с епископом Лондона допросили в церкви Святой Троицы 43 человека, предъявив им 87 статей обвинения, которые в основном совпадали с обвинениями, выдвинутыми во Франции, однако ни один из допрошенных не пожелал признать себя виновным. Ответы рыцаря Уильяма Рэве-на, которого допрашивали 23 октября, весьма типичны. Он и еще один рыцарь, ныне покойный, вступали в орден лет пять назад в Кумбе в диоцезе Бат. Принимал их Уильям де ла Мор. Когда Рэвену рассказали о нелегкой жизни тамплиеров, он поклялся, как полагается, хранить обет целомудрия, бедности и послушания, а также не совершать ни над кем насилия, за исключением случаев самообороны или сражения с сарацинами. На церемонии присутствовали еще два брата и — что несколько необычно — около 100 мирян17. Еще несколько тамплиеров подтвердили в общих чертах те же условия приема и сказали, что не раз видели, как принимали других (самым обычным образом), но никто более о присутствующих на процедуре мирянах не упоминал. Приор Оверни Энбер Бланк давал показания 28 октября. Это был человек опытный и всеми уважаемый, состоявший в ордене 37 или 38 лет; все это время он провел в заморских странах и служил там еще при великом магистре ордена Гийоме де Боже, который погиб в битве при Акре в 1291 г. Энбер, видимо, вернулся в Англию как раз к началу арестов. Когда его спросили о тайных собраниях братства и таинственной церемонии приема в орден, он ответил, что единственной причиной подобной секретности была «глупость», а на самом деле они не делали там ничего такого, чего нельзя было бы показать всему свету. Он отрицал все выдвинутые против ордена обвинения, а по поводу признаний, сделанных руководителями ордена, заметил, что не знает, что именно они сказали, «однако если они признались в упомянутых преступлениях, то солгали»18. Одну из линий судебного расследования составляло дело о весьма загадочной смерти тамплиера Уолтера Бачелера, бывшего приора Ирландии. Однако здесь ничего не удалось добиться; единственный, кто дал показания по этому вопросу, тамплиер Ральф де Бартон, сказал, что знает только, что приор содержался в оковах и умер в тюрьме, а еще он слышал, что его жестоко пытали, а потом похоронили за оградой кладбища, ибо он нарушил Устав ордена и потому считался отлученным от церкви19.
   Столь значительные отличия процесса тамплиеров в Англии от принесшего массовые признания процесса во Франции являются следствием различных правовых систем этих двух стран. Во Франции инквизиция активно использовалась как составляющая часть государственного аппарата, практически как «рука» правительства. Там, где инквизиция действовала вразрез с интересами короны, после тщательной проверки ее деятельность могли и приостановить, но в целом последние представители династии Капетингов быстро поняли, что машина инквизиции может быть ими использована с большой выгодой. В Англии же норманские и анжуйские правители создали сложную единую правовую систему, применимую ко всем свободным людям государства, и в этой системе не оставалось места для инквизиции, которую здесь порой воспринимали даже как агента «иноземного папства». А следовательно, в Англии инквизиция никогда не была особенно действенной и не имела ни собственного мощного аппарата, ни традиции, на которую могла бы опереться. Настоятель монастыря Ланьи и Сикар де Вор были ее первыми и единственными представителями на Британских островах. И сразу же на их пути возникла преграда, ибо английская правовая система опиралась прежде всего на мнение собственных юристов и исключала применение пытки. Когда было сообщено о предъявленных тамплиерам обвинениях и об общепризнанной «таинственности» их деятельности, казалось, практически невозможно будет собрать какие-либо свидетельские показания на этот счет, если вести процесс согласно английским законам. Показания свидетелей со стороны использовались достаточно широко, однако, как бы ни было развито воображение у этих свидетелей, они вряд ли сумели бы обеспечить инквизиторов сколько-нибудь достоверными сведениями. Когда в Лондоне 24 ноября собрался совет Кентербери, инквизиторы стали требовать применения пытки, что для инквизиционного процесса было делом обычным. 9 декабря они обратились к королю с просьбой разрешить им продолжать расследование «согласно церковным постановлениям», т. е. с использованием пыток. На следующий день король ответил, хотя и довольно уклончиво, что им позволено «действовать и вести расследование по делу тамплиеров согласно своим установлениям, однако не (дозволяется) предиринимать что-либо против (нашей) страны и короны», и инквизиторы заключили, что разрешение на применение пытки получено20.
   А потому с нового, 1310 г. начался и новый этап следствия, которое было усилено созданием нового списка статей обвинения21. Разочарование, испытанное инквизиторами по поводу безуспешности повторных слушаний, отразилось в их неустанных попытках оказать на арестованных тамплиеров все более сильное давление. В марте Гийом де Ден был назначен ответственным за последовательное применение пыток, и, согласно приказу, всех тамплиеров теперь содержали в тюрьмах отдельно друг от друга22. В апреле —мае 1310 г. результаты допросов тамплиеров в Йорке и Линкольне ничего нового не дали23. В конце мая совет Северных графств, собравшийся в Йорке и намеревавшийся решить, помимо прочих, и этот вопрос, отложил все обсуждения до следующего года24.
   И лишь в одном незначительном пункте имелись какие-то нарушения. Несколько тамплиеров, согласно их же показаниям, верили, будто великий магистр или же местный приор имеют полное право отпускать братьям грехи во время собраний ордена25. Этот пункт даже исходно не был включен в статьи обвинения, однако же явно послужил единственной зацепкой для инквизиторов, которые, благодаря этим показаниям, получали возможность немного «потрясти» свидетелей, прежде чем применять к ним более суровые пытки. Однако дававшие показания руководители ордена и наиболее опытные из тамплиеров быстро разъяснили суду, что многие братья просто плохо разбираются в церковных законах, но вовсе не имеют намерения их сознательно нарушать. Уильям де ла Мор описал то, что обычно происходило на таких собраниях. Тамплиер, признавшийся в нарушении Устава, приходил на собрание обнаженным по пояс и получал три удара кнутом. Затем он обязан был просить у Бога прощения, а другие братья должны были поддерживать его в этой мольбе. Затем многие выступали и требовали от виновного никогда более не повторять содеянного им. Однако Уильям де ла Мор отрицал, что после этого он произносил положенное: «Отпускаю тебе грехи твои именем Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь». Те же грехи, в которых грешник не осмеливался признаться перед собранием, как вследствие собственной слабости, так и из страха перед суровыми законами ордена, он прощал настолько, насколько позволяла власть, дарованная ему Господом и папой26. Похоже, некоторые тамплиеры ошибочно верили, что магистр способен дать им полное отпущение грехов, а не только простить им грех, связанный с нарушением Устава ордена.
   Вряд ли можно было утверждать, что собранные свидетельские показания выглядели достаточно убедительно. Это подразумевалось и в письме инквизиторов от 16 июня 1310 г. архиепископу Кентерберийскому, где они жаловались, что не могут найти ни одного человека, который взял бы на себя применение пыток, и что следствие должно вестись в соответствии с церковными законами, как это было во Франции. Они возмущенно заявляли, что приложили все силы к тому, чтобы исполнить свой долг, но теперь просят разрешения вернуться к Святому Престолу и предоставить английским прелатам самим завершить это следствие. Впрочем, основную часть письма составляет описание восьми способов, с помощью которых расследование могло бы быть ускорено, — что в данный момент представлялось весьма существенным в связи со впечатляющими результатами, достигнутыми во Франции после сожжения тамплиеров весной 1310 г. Инквизиторы требовали, чтобы охрану узников передали церкви, якобы желая освободить короля от излишних расходов, но на самом деле облегчая для себя путь к применению пыток. Они также просили выделить содержание — 4 пенса в день — тем, кто ведет расследование от имени церкви. Признания об отпущении грехов на собраниях братства они намеревались использовать как рычаг, с помощью которого можно было бы вынести отдельные обвинительные приговоры и тем самым предоставить возможность остальным тамплиерам спасти себя путем полного очищающего душу признания. Давление на некоторых особо упорных можно было усилить, если на разные сроки посадить их на хлеб и воду и поместить в невыносимые условия, однако наиболее захватывающей представлялась инквизиторам мысль о том, чтобы всех тамплиеров отослать в (французское) графство Понтье, находившееся на противоположном берегу Ла-Манша, которое хотя и являлось частью земель английского короля, но еще не испытывало на себе влияния несовершенной английской правовой системы, а потому там к заключенным могли бы применяться те же методы, что и во всей Франции. Они предложили также как можно шире оповестить население Англии о признаниях, сделанных французскими тамплиерами, ибо это помогло бы подавить возможное недовольство народа, а духовенству других стран провести допросы свидетелей в своих епархиях, дабы иметь законную возможность вынести приговор некоторым английским тамплиерам27.
   Видимо, и сам король теперь более активно требовал введения пытки; 26 августа, а также б и 23 октября он приказывал вести судебную процедуру «в соответствии с церковным законом»28. 23 сентября вновь собравшийся после отсрочки совет Кентербери решил, что тамплиеры из Лондона и Линкольна должны быть отделены от других и допрошены снова, дабы «от них можно было добиться хоть каких-то правдивых показаний». Было решено, что «если после применения различных методов дознания и содержания в отдельных камерах они по-прежнему не пожелают ни в чем признаться, то их следует подвергнуть более пристрастному допросу, однако без мучительств, без членовредительства и увечий»29. Тем не менее, письмо Климента V Эдуарду II от 23 октября 1310 г. свидетельствует о том, что пытки по-прежнему систематически не применялись, ибо папа предложил королю полное отпущение грехов и вечную милость Господню, если следствие можно будет перенести в Понтье30.
   Мерой тех трудностей, с которыми приходилось сталкиваться инквизиторам, может служить широкое использование ими свидетелей, не являвшихся членами ордена.
   Во Франции, где большое количество признаний было получено практически сразу в связи с применением пыток, только 6 признаний из 231 сохранившегося сделаны не тамплиерами, тогда как на Британских островах, где тамплиеров вообще было значительно меньше, насчитывалось 60 таких свидетелей в Англии, 41 — в Ирландии и 49 — в Шотландии. Похоже, не предпринималось и никаких попыток специально подобрать более солидных свидетелей, ибо в Англии только шестеро из 60 свидетелей со стороны не были церковниками, а из этих шестерых лишь двое были рыцарями настолько знатными, что могли заседать в местных судах31.
   Однако кое-кто из свидетелей поведал поистине цветистые истории32. Уильям де ла Форд, ректор Крофтона в диоцезе Йорка, например, рассказывал, что ныне покойный монах-августинец Уильям де Рейнбур сообщил ему о признании на исповеди покойного Патрика де Рипона, тамплиера, которому во время вступления в орден велели отречься от Господа нашего и Иисуса Христа и плюнуть на Святой крест, а потом приказали «спустить штаны [и] повернуться к распятию спиной». Затем ему показали изображение золотого тельца, стоявшее на алтаре, и велели его целовать и прославлять. И все это он проделал. Затем, наконец, с завязанными глазами он получил приказание поцеловать каждого из присутствовавших братьев, «хотя он не знал, куда именно»33. Другой свидетель, рыцарь по имени Феринзиус Марешаль, поделился своими воспоминаниями о том, как вступил в орден его дядя, человек «сильный, здоровый и веселый, увлекавшийся охотой с ловчими птицами и собаками, а через три дня после этого умер, и, как он (Марешаль) теперь подозревает, умер из-за тех преступлений, которые, как он слышал, творятся тамплиерами, поскольку не пожелал согласиться на участие в них»34. В Шотландии и Ирландии свидетели, похоже, просто высказывали свое мнение, приводя крайне мало аргументов в подкрепление (собственных утверждений).
   Типичный пример тому — показания одного монаха по имени Уильям ле Ботиллер, который присутствовал при том, как тамплиеры служили торжественную мессу в их церкви в Клонферте. Во время сошествия Святого Духа, все тамплиеры уставились в землю и не желали поднять глаза, не стали они читать и Евангелие35. Далее инквизиторы применили еще один метод: показания двух тамплиеров, арестованных во Франции, но вступавших в орден в Англии, были зачитаны вслух перед другими братьями, также вступившими в орден на Британских островах. Наиболее известным из них был Жоффруа де Гонневиль, приор Аквитании, который в 1307 г. признался, что в орден его принимали в Лондоне36.
   Однако все эти усилия увенчались чрезвычайно малыми результатами. Впрочем, пока длилось расследование в Англии и свидетели не давали никаких существенных показаний, королевским чиновникам в начале июня 1311 г. удалось схватить в Солсбери беглого тамплиера по имени Стивен де Стапелбрюгге. Он и еще один беглец, Томас де Торолдеби, бежавший из тюрьмы в Линкольне, однако затем сдавшийся властям, сделали первые признания, в какой-то мере сопоставимые с полученными ранее во Франции. 23 июня в Ньюгейте перед епископами Лондона и Чичестера, Стивен де Стапелбрюгге показал, что в ордене существовало как бы две разновидности приема новичков — одна «пристойная и добропорядочная», а вторая «противная вере». Во время своего вступления он испытал все это на себе — сперва его принимали обычным способом, а через два года ему пришлось участвовать и в греховной церемонии. Во второй раз обрядом руководил Брайан ле Джей, тогдашний магистр ордена в Англии. Принесли крест, и в присутствии двух братьев с обнаженными мечами, приор сказал: «Нужно, чтобы ты отрекся от этого Иисуса Христа, который вовсе и не Бог, а человек, а также отрекся от Марии, матери его, и плюнул на этот крест». Стивен испугался и сделал, что от него требовали, хотя, как и его французские братья, отрекся только «на словах, но не в сердце», и плюнул на руку совсем близко от креста, но не на сам крест. Обряд происходил на рассвете, и, по его словам, такие церемонии проводились в ордене повсеместно. Он также сообщил, что ему было велено не верить в церковные таинства, что великий магистр давал полное отпущение грехов и что в ордене был открыто разрешен гомосексуализм. Он знал, что тамплиер Уолтер Бачелер, по поводу которого допрашивали других братьев, умер «в тюрьме, в результате пыток». Он полагал, что все преступные заблуждения ордена тамплиеров зародились в диоцезе Ажен.
 
   А затем, пав на колени, воздев очи горе и стиснув руки, со слезами, вздохами и причитаниями он смиренно просил прощения и милости Святой церкви, а также сурового наказания за содеянное им, говоря, что не боится смерти тела своего или мучений, но молит лишь о спасении души своей37.
 
   26 июня Томаса Торолдеби допрашивали епископы Лондона и Чичестера, а до того, представ перед архиепископом Кентерберийским, он отрицал обвинения по всем статьям. Но после этого ему удалось бежать «из страха перед смертью», ибо в Линкольне настоятель Ланьи, инквизитор, спросил его, не желает ли он сделать признание, и он ответил, что ему нечего сказать, разве только «согласиться лжесвидетельствовать», в ответ на что настоятель, положив руку на сердце, поклялся, «что добудет у него признание и вырваться из его рук ему (Томасу) не удастся». Тогда Томас подкупил тюремщика, дав ему 40 флоринов, и тот выпустил его на свободу. Переодевшись в мирское платье, он уехал во Францию и посетил папскую курию — очевидно (как посчитал суд), с целью шпионажа в пользу магистра Англии. Однако, будучи за границей, он услышал о множестве признаний, сделанных тамплиерами, в том числе и о показаниях тех четырех братьев, которые заявили, что вступали в орден в Англии и принимал их Энбер Бланк, приор Оверни, который потребовал от них отречения от Господа и плевания на крест. 29 июня Томас Торолдеби снова был допрошен и сделал дополнительные признания — возможно, вследствие примененной к нему в эти дни пытки. Его описание приема в орден практически совпадает с описанием Стивена де Стапел-брюгге, вплоть до присутствия двух братьев с обнаженными мечами. Он рассказал также немало небылиц относительно бывшего магистра, Брайана ле Джея, который, по его словам, относился к бедным с презрением, ибо, когда у него просили милостыню ради Пресвятой Девы Марии, швырял на землю какой-нибудь фартинг, чтобы бедняки возились в грязи, разыскивая монетку. Будучи на Востоке, Томас видел, как сарацины отпускали тамплиеров с миром, совершая при этом жестокие набеги на других христиан, но ему так и не удалось получить от руководителей ордена удовлетворительного объяснения, почему это так. Что же касается его самого, то он не в состоянии был поднять глаза при сошествии Духа Святого целых три года, думая при этом о дьяволе, и грешные эти мысли не могла изгнать из его души даже молитва, «однако в тот день в суде он слушал мессу с глубочайшей преданностью Господу и не думал ни о чем, кроме Христа». В ордене ничто не могло бы спасти его душу, «только если бы он (орден) полностью переменился», ибо все члены его были виновны либо в незаконном отпущении грехов, либо еще в каком-нибудь противоправном деянии. Все, что он видел, совпадало с тем, что ему рассказывали другие, когда он вступил в орден. Брат Джон де Мун, например, говорил ему: «Даже если вознестись над колокольней собора Св. Павла в Лондоне, и тогда невозможно увидеть большего несчастья, чем то, что приключится с тобой, прежде чем ты умрешь». Другой брат, Тома де Ту луз, предупреждал его и других братьев, что ни одного счастливого дня у них в ордене не будет38.