Барнфорд Ш.. Невероятное путешествие

если бы узнала, что произошло на самом деле.
Две собаки и кот вовсе не сидели спокойно на заднем сидении
машины Джона Лонгриджа, держащего путь на север, как доверчиво
полагала миссис Оукс. Они находились за много миль отсюда...
Первые два часа они шли довольно быстро; лабрадор - слева от
старого пса, который был почти слеп на левый глаз; бультерьер бежал,
как всегда странно подпрыгивая и раскачиваясь, а лабрадор - легким,
небыстрым скоком. Немного позади них шел кот; он часто отвлекался и
останавливался, а потом снова догонял собак.
Когда лабрадор понял, что старый пес устал, он свернул с
безлюдной посыпанной гравием дороги в полумрак соснового леса, к
быстрому чистому ручью. Старый пес жадно пил, войдя в воду по грудь.
Кот осторожно взобрался на нависший над водой камень и уселся на
краешке. Потом они отдыхали под деревьями на мягкой сосновой хвое.
Терьер часто и тяжело дышал, полузакрыв глаза, а кот умывался.
Так они провели около часа, пока солнце не стало проникать сквозь
ветви. Тогда молодая собака вскочила, потянулась и пошла к дороге.
Старый пес тоже встал на одеревеневшие, негнущиеся ноги, и опустив
голову, пошел за лабрадором, слегка прихрамывая и помахивая хвостом
коту, а тот вдруг заметался в пятне солнечного света и схватил
медленно летящий лист; потом кинулся за собаками.
До полудня они двигались рысцой, по заросшей травой бровке тихой
проселочной дороги, а заслышав гудки автомобиля, спускались в
тянущуюся вдоль дороги канаву.
Солнце начало садиться и тени упали на дорогу. Кот все еще
двигался бесшумно, равномерно и быстро, молодая собака тоже была
бодрой, но старый пес чрезвычайно устал, он замедлил шаг и стал сильно
хромать.
Они свернули в кусты и медленно двинулись по просеке вдоль
дороги, продираясь через густой подлесок. Скоро они вышли на небольшую
поляну, поперек которой лежала гигантская голубая ель, поваленная
бурей; на месте корней в яме было полно сухой листвы и хвои.
На поляну легли косые лучи заходящего солнца; здесь было уютно и
спокойно. Постояв минуту, опустив голову и слегка качаясь на
ослабевших ногах, старый пес залез в яму и повалился на бок. Кот долго
обнюхивал и рассматривал все кругом, потом сделал в хвое небольшое
углубление и свернулся там, тихонько мурлыча. Молодой пес исчез в
зарослях, но вскоре вернулся. С его гладкой шерсти стекала вода. Он
устроился поодаль.
Старый пес долго еще часто и тяжело дышал; задняя его лапа
временами сильно дрожала. Затем, наконец, глаза его закрылись, дыхание
стало ровнее и он уснул, только изредка вздрагивая всем телом.
Когда совсем стемнело, молодой пес придвинулся к старому и
прижался к нему вплотную, а кот улегся между лап терьера. Всем стало
теплее и удобнее. Старый пес спал, забыв о боли, усталости и голоде.
На окрестных холмах печально выли волки; бесшумно пролетая,
перекликались совы. Слышались чьи-то робкие шаги, слабые шорохи -
звуки, не прекращавшиеся всю ночь.
Однажды жуткий вопль, похожий на плач ребенка, разбудил старую
собаку и она, дрожа и взвизгивая, вскочила на ноги. Но то был
всего-навсего неуклюжий дикобраз, с шумом карабкавшийся по стволу
соседнего дерева. Он слез и, переваливаясь, пошел прочь, потихоньку
скуля. Когда терьер снова улегся, кота уже не было на месте. Он
отправился на охоту. Молодой пес спал, временами тревожно вздрагивая,
часто подымая голову и глухо ворча. Один раз он вскочил на ноги с
громким рычанием; вслед за этим неподалеку раздался громкий всплеск
воды, - и снова тишина. Кто знает, что было то неведомое, невидимое и
неслышное, что проникло в сознание лабрадора и не давало ему покоя.
Одно было очевидно: чего бы это ему ни стоило он дойдет до дома своего
хозяина. Дом находился на западе - так подсказывал ему инстинкт. Но он
не мог бросить своих друзей.

3

Бультерьер проснулся в холодный предрассветный час и с трудом
поднялся на ноги. Он дрожал от холода, был ужасно голоден, его мучила
жажда. Пошатываясь, медленно пошел он к ближнему озерку и по дороге
наткнулся на кота, который припал к земле, держа что-то в лапах.
Терьер услышал хруст костей в челюстях кота и, замахав хвостом, с
любопытством приблизился выяснить, что происходит. Кот встретил его
холодно и гордо и сразу же ушел прочь, оставив терьеру лишь объедки от
своего пира - одни перья.
Терьер долго пил воду из озерка, а на обратном пути жадно
накинулся на перья. Они застряли у него в горле и его вырвало.
Затем он откусил несколько травинок, немного пощипал перезрелой
малины с низкого куста. Дома малина всегда ему нравилась, но сейчас,
несмотря на то, что вкус был хорошо знаком, она нисколько не утолила
голода.
Терьер обрадовался, увидев молодого пса, помахал хвостом и лизнул
его в морду и, когда молодой пес направился к дороге, покорно
последовал за ним. Вскоре к ним присоединился и кот; он еще
облизывался после вкусного завтрака.
Они шли в сером предрассветном сумраке по обочине дороги и дошли
до места, где дорога круто сворачивала в сторону. Здесь они
остановились: перед ними была заброшенная лесовозная дорога, которая
уходила на запад, прячась под свисающими ветвями.
Вожак поднял голову, как бы исследуя доносящиеся запахи и,
по-видимому, обнаружив что-то, успокоился и повел товарищей по
заросшей колее. Идти тут было приятнее: дорожка заросла травой,
облетевшие листья покрывали ее. Густо растущие деревья почти сходились
над головой и сулили прохладу и тень, когда солнце подымется выше.
Больше всех в этом нуждалась старая собака, так как она чувствовала
себя усталой еще утром, до того, как они пустились в путь. Двигалась
она значительно медленнее, чем накануне.
Обе собаки были страшно голодны и с завистью следили за котом,
который в полдень во время отдыха у ручья, съел пойманного им
бурундука. Но когда старый пес подошел к нему, заискивающе помахивая
хвостом, кот урча, отступил в кусты вместе с добычей.
Озадаченный и разочарованный, терьер сел, прислушиваясь к
доносящемуся из куста хрусту. Изо рта собаки бежала слюна.
Спустя несколько минут кот вылез, уселся и начал заботливо
чистить усы и шерстку. Старый пес лизнул его в черную морду и получил
в ответ нежный хлопок лапой по носу.
Изнывая от голода, терьер бродил по отмелям ручья, исследуя
каждый камень и ямку, продираясь сквозь заросли высохшего камыша,
разрывая носом мягкие кротовые холмики. После этих тщетных поисков он
уныло улегся возле кустика голубики с осыпавшимися ягодами и стал
облизывать лапы и счищать грязь с морды.
Молодой пес был тоже голоден, но лишь перед лицом голодной смерти
он мог бы побороть врожденные инстинкты: все его предки были приучены
лишь находить и приносить добычу, не причиняя ей вреда, и в нем не
осталось ничего от охотника. Убийство вызывало у него отвращение.
Он вволю напился воды из ручья, и все трое отправились дальше.
Теперь тропа бежала по лесистым гребням холмов. Куда ни взглянешь
- леса в ярких осенних красках; багряные с киноварью редкие клены,
бледные березы, желтые тополя, рдеющие тут и там гроздья рябины - и
все это на фоне величавых темно-зеленых елей, сосен и кедров.
Несколько раз животные проходили мимо остатков бревенчатых
лесоспусков, сооруженных на склонах холмов, пробирались через глубокие
борозды, оставленные полозьями лесовозных саней. Иногда на буйно
заросших молодняком вырубках им попадались заброшенные постройки -
старые стойла для лошадей и бараки для людей, работавших в этих местах
лет тридцать назад. Окна были выбиты, рамы покосились, в щелях между
половицами выросла сорная трава и даже из старой ржавой кухонной плиты
торчал куст дурмана.
Это по всем признакам человеческое жилье почему-то не нравилось
животным, и они, ощетинившись, обошли его стороной как можно дальше.
После полудня старый пес шел уже совсем медленно, спотыкался и,
кажется, только невероятное усилие и удерживало его на ногах. Голова у
терьера кружилась, сердце колотилось, он шатался. Видимо, кот это
чувствовал, потому что теперь шел спокойно рядом с собаками, почти
вплотную к своему старому другу и временами жалобно мяукал.
В конце концов, совершенно обессилев, старая собака остановилась
перед глубокой колеей, наполовину залитой мутной водой. Голова его
упала на грудь, тело тряслось. Он попробовал полакать воды, но его
ноги подкосились, и он наполовину сполз в колею. Глаза собаки
закрылись, тело вытянулось, короткие вздрагивающие вздохи становились
все реже. Вскоре собака затихла.
Молодой пес словно обезумел: он завыл, задрав голову, затем начал
толкать терьера носом, пытаясь поднять неподвижное тело. Лабрадор все
лаял и лаял, а кот непрерывно нежно мурлыкал, ходил взад-вперед, терся
о забрызганную грязью морду терьера. Но все их старания ни к чему не
привели. Старый пес лежал недвижимо.
Наконец оба притихли и уселись рядом с терьером, встревоженные и
удрученные. И вдруг разом поднялись и побежали прочь, не оглядываясь.
Лабрадор скрылся в кустах и оттуда доносился хруст ломающихся
сучьев, который становился все тише по мере того, как пес уходил все
дальше. Кот начал подбираться к куропатке, беззаботно роющейся в песке
у тропинки, ярдах в ста от него. Но, предупрежденная резким стрекотом
белки, птица с шумом взлетела на дерево, когда кот был еще далеко.
Тот, не унывая, принялся за поиски новой добычи, облизываясь в
предвкушении удачи. Скоро и он скрылся из виду.
Длинные тени легли на опустевшую тропу, ветви шевельнул вечерний
ветерок. С деревьев густо сыпались, шелестя, хрупкие бурые листья,
медленно падая на белого пса.
Любопытная белка изумленно глядела на него с соседнего дерева
блестящими глазками, потихоньку стрекоча. Пробежала землеройка, но
остановилась на полпути и повернула обратно.
Послышался негромкий свист крыльев. На березовую ветку взлетела
сойка и, качаясь, наклонила голову на бок и смотрела вниз, приглашая
товарку присоединиться к ней.
Ветер успокоился и стало совсем тихо.
И вдруг раздался громкий треск сучьев. Сквозь заросли продиралось
какое-то неуклюжее животное.
Вскарабкалась повыше на дерево и резко застрекотала белка,
подавая сигнал тревоги; улетели сойки.
На тропку выбежал на четвереньках небольшой медвежонок. Увидев
старую собаку, он навострил круглые пушистые ушки; в маленьких
глубокосидящих глазках и на остренькой мордочке было любопытство.
Из кустов позади медвежонка доносилось деловитое похрюкивание -
мамаша-медведица исследовала гнилой пень.
На мгновение медвежонок остановился, а потом осторожно двинулся к
канаве, где лежал терьер. Сморщив нос, он бесцеремонно обнюхал его,
протянул кривую черную лапу и хлопнул пса по голове. Старая собака
открыла глаза: она почуяла опасность. Медвежонок с испугом прыгнул в
сторону и оттуда наблюдал: видя, что терьер не двигается, подбежал
вприпрыжку, снова ударил лапой, теперь уже крепче и стал ждать, что
будет дальше, но у старого пса хватило сил лишь на то, чтобы оскалить
зубы. Он слабо зарычал от боли и ненависти, когда в его плечо впились
когти обозленного медвежонка, и сделал попытку подняться на ноги.
Почувствовав запах крови, медвежонок совсем ошалел. Сев верхом на
собаку, он начал играть с ее длинным хвостом, как ребенок с новой
игрушкой.
Старый пес лежал неподвижно, сознавая свое бессилие и не реагируя
на боль и оскорбление. Он прикрыл глаза и лишь кривил губы, как будто
хотел зарычать.
Из-за поворота, на тропке, держа в зубах за крыло большую мертвую
куропатку, появился кот. Увидев, что происходит, он открыл пасть,
куропатка выпала из нее, а кот стал неузнаваем: хищно засверкали
голубые глаза на черной ощерившейся морде, шерсть встала дыбом, отчего
кот теперь казался вдвое больше обычного. Распушив шоколадный хвост,
он хлестал им себя по бокам. Потом, сжавшись, припал к земли, издал
пронзительный вопль и, когда испуганный медвежонок обернулся, прыгнул
на него. Крепко вцепившись задними лапами в темный пушистый загривок,
он стал царапать острыми когтями морду и глаза медвежонка, шипя и
фыркая, пока медвежонок, ослепнув от крови, не завопил от боли и
ужаса.
Его вопли заглушил громовой рев огромной черной медведицы, с
шумом выбежавшей из кустов к своему детенышу. Она замахнулась лапой,
но кот был проворнее нее, и с шипением стремительно отпрыгнул в
сторону, укрывшись за деревом. Удар со всей силой обрушился на голову
несчастного медвежонка, который кувырком перелетел через дорогу в
кусты.
Доведенная до бешенства плачем медвежонка, не зная, на кого
обрушить свою ярость, она обернулась и тут увидела неподвижную фигуру
старой собаки. С рычанием двинулась медведица к ней, но в тот же
момент кот выскочил на дорогу, отвлекая ее внимание.
Медведица остановилась и встала на дыбы; красные глазки свирепо
блестели, шея вытянулась, голова угрожающе качалась из стороны в
сторону, как у змеи.
Кот вновь издал душераздирающий вопль и боком шагнул вперед, не
спуская раскосых злых глаз с противника.
Что-то похожее на нерешительность или страх промелькнуло в глазах
медведицы. Она неохотно отступила назад и опустила голову. Медленно,
осторожно, но решительно кот двигался к ней, а медведица снова
отступила, совсем сбитая с толку. Скулящий детеныш приводил ее в
отчаяние, но она продолжала медленно отходить, так как кот все
наступал и наступал. Наконец кот остановился, пригнулся перед прыжком,
охлестывая себя хвостом. Медведица тоже неуклюже остановилась,
наклоняясь, чтобы было удобнее удрать, и боясь в то же время
повернуться к коту спиной.
Неожиданный шум в зарослях заставил медведицу замереть на месте -
она вся превратилась в слух; тут из кустов выпрыгнула большая собака и
остановилась около кота, ощетинившись, оскалив зубы, и рыча.
Медведица опустилась на четвереньки и бросилась наутек. Из кустов
долетело ее последнее отчаянное рычание и визгливый плач детеныша,
вскоре их совсем не стало слышно, наступила тишина.
Белка, укрывшаяся от всего этого шума в дупле, с любопытством
выглянула из убежища и стала спускаться вниз по стволу.
Кот постепенно возвращался в свое обычное состояние. Глаза вновь
смотрели невозмутимо и независимо. Брезгливо встряхнув каждой лапой по
очереди, он мельком глянул на обмякшее грязное тело терьера у своих
ног. Из четырех глубоких царапин на плече собаки сочилась кровь. Кот
отвернулся и возвратился к брошенной куропатке.
Молодой пес обнюхал своего друга, морщась от неприятного запаха
медведя. Он попытался зализать раны шершавым языком, наскреб на
терьера свежих листьев поверх запачканных кровью, полаял, стоя у
головы старой собаки, та, по-прежнему не шевелилась, и лабрадор
улегся, часто дыша, на траву. Глаза его смотрели тревожно и
настороженно, шерсть на спине стояла дыбом, время от времени он
растерянно скулил.
Кот приволок куропатку и положил ее к самому носу лежавшей без
сознания собаки, потом начал не спеша, старательно рвать птицу на
части и есть. Молодой пес тихонько заворчал, но кот не обратил на него
внимания и продолжал свое дело.
Соблазнительный запах сырого теплого мяса почувствовала и старая
собака. Она приоткрыла один глаз и, оживившись, потянула носом.
Грязный облезлый хвост задвигался. Пес подтянулся, с судорожным
усилием оперся на передние лапы, как старая рабочая лошадь, и встал на
ноги.
Вид у него был жалкий: грудь и живот, лежавшие в канаве, намокли
и почернели от грязи, а спина была поцарапана и испачкана кровью.
Он сильно и беспрестанно дрожал всем телом, но в глубине
запавших, косопосаженных глаз появился робкий проблеск интереса,
который увеличивался по мере того как его нос приближался к кучке еще
теплых мягких серых перьев.
На этот раз кот не стал злобно рычать над своей добычей. Он
уселся в сторонке, не обращая внимания на терьера и начал тщательно
мыть хвост. Когда кончик хвоста шевелился, кот прижимал его лапкой.
Старый пес прожорливо хрустел, перемалывая кости тупыми зубами.
Прямо на глазах к нему возвращались силы.
После еды он немного подремал, а проснувшись, доел остатки.
К ночи он уже смог перейти на мягкую травку у дороги, где улегся,
счастливый, щурясь на друзей и махая жалким хвостом. Лабрадор лежал
рядом и зализывал ему раненное плечо. Часа два спустя к ним
присоединился, мурлыча, кот и небрежно бросил еще один лакомый кусочек
к носу старого друга. Это был тушканчик - маленький зверек с большими
глазами и длинными задними ногами, похожий на миниатюрного кенгуру.
Старый пес моментально расправился с тушканчиком и вскоре заснул.
А кот, мурлыкающий у его груди, и свернувшийся за его спиной
молодой пес бодрствовали и сторожили старого друга весь остаток ночи.

4

На рассвете голод все-таки погнал лабрадора на поиски корма. Пес
дошел уже до того, что попробовал даже катышки оленьего помета, но с
отвращением выплюнул их.
Когда он пил из заболоченного пруда, покрытого плавающими
листьями водяных лилий, то заметил на маленьком камне лягушку,
смотревшую на него выпученными глазами. Лабрадор прыгнул тщательно
прицелившись, и когда лягушка подскочила, схватил ее в воздухе.
Лягушка тут же исчезла в глотке собаки, а та уже оглядывалась кругом,
надеясь поживиться еще. Но наградой за целый час терпеливых поисков
была всего пара лягушек, поэтому лабрадор вернулся к товарищам. Те,
видимо, уже поели, потому что оба облизывались, а вокруг были
разбросаны перья и шерсть. Что-то подсказало Лабрадору, что не надо
тревожить старого пса: он все еще был очень изнурен и, кроме того,
потерял много крови. Раны, нанесенные когтями медвежонка, вспухли и
почернели от запекшейся крови и при каждом движении открывались и
начинали снова кровоточить. Поэтому весь день терьер лежал спокойно на
травке, греясь в лучах осеннего солнца и спал. Питался он тем, что
приносил ему кот и всякий раз благодарно махал хвостом, когда тот
приближался.
Молодой пес провел немало времени в поисках еды. К вечеру он
совсем было потерял надежду, что-нибудь найти, как вдруг судьба
смилостивилась над ним: из высокой травы неожиданно выскочил кролик, -
уже в белой зимней шубке и бросился наутек. Молодой пес помчался
следом, опустив голову, вытянув хвост. Лабрадор то и дело догонял его,
но никак не мог схватить, так как в последнюю секунду кролик
увертывался от челюстей собаки. Но, наконец, собрав все силы, лабрадор
сделал отчаянный прыжок и почувствовал в зубах теплое бьющееся тельце.
Сразу забылись годы натаски, отучившие собаку вонзать зубы в живое
тело. Сейчас, когда пес рвал теплое сырое мясо и прожорливо его
заглатывал, он был похож на волка.
Эту ночь и большую часть следующего дня друзья оставались на
старом месте, а погода была благоприятной - теплой и солнечной.
На третьи сутки старый пес почти оправился, раны его закрылись.
Он целое утро ходил среди кустов мелкими шажками, потом хорошо
выспался, так что выглядел теперь достаточно окрепшим и мог следовать
дальше.
К вечеру животные покинули место, где провели три дня, и, не
спеша, затрусили по тропинке.
Когда взошла луна, они уже отошли на несколько миль и оказались
на берегу небольшого озера, которое огибала тропа.
В воде у противоположного берега, среди водяных лилий, стоял
лось. Его силуэт, с большой рогатой головой и горбатой шеей, четко
вырисовывался в бледном свете луны. Не обращая никакого внимания на
незнакомых животных, появившихся у озера, лось несколько раз погрузил
голову в воду, всякий раз подымая ее высоко вверх и круто выгибая шею.
В камышах шныряли водяные курочки. Маленькая хохлатая поганка
выскочила из воды, как чертик из ящика, и расходящиеся по озеру круги
засеребрились в лунном свете.
Животные сидели, насторожив уши. Они наблюдали, как лось,
осторожно ступая по илистому дну, вышел из озера, встряхнулся, в
несколько могучих скачков поднялся на берег и исчез в лесу.
Вдруг молодой пес повернул голову и его чуткий нос задергался. Он
уловил донесшийся издалека запах древесного дыма и что-то еще,
необъяснимое...
Спустя мгновение и старый пес учуял запах и вскочил, стараясь
определить, откуда он? Тонкий хвост задвигался, черно-смородиновые
глазки заблестели.
Где-то недалеко были люди - знакомый ему мир! Он не мог ошибиться
- бесспорно, они что-то стряпали и пес не в силах был противостоять
соблазну. Он решительно затрусил туда, откуда доносился запах. Молодой
пес неохотно последовал за ним, кот же сразу опередил обоих. Вероятно,
он немного ошалел от лунного света, то замирал на месте, то опять,
стремглав, мчался куда-то, потом скрывался в тени, а секунду спустя
осторожно крался за собаками. Они не обращали на кота никакого
внимания.
Едва животные поднялись на холм, как увидели внизу, на вырубке,
несколько костров. Огонь освещал палатки и берестяные вигвамы,
разбитые полукругом. Вокруг каноэ, лежащих на берегу травянистого
озерца, заросшего диким рисом, мерцая, летали искры и гасли над черной
водой.
В отсветах багрового пламени четко видны были коричневые,
продолговатые, с плоскими чертами, лица индейцев племени оджибвей,
сидевших вокруг костров. Мужчины были одеты в разноцветные штаны и
яркие клетчатые рубашки, но платья женщин были темных тонов. Два
мальчугана (других детей здесь не было) ходили от костра к костру,
потряхивая мелкие сковороды с кашей и помешивая ее лопаточками, чтобы
не подгорела.
Один из индейцев в длинных мягких мокасинах топтал кукурузные
початки в неглубокой яме, несколько мужчин лежали в стороне от
костров, лениво покуривая и вполголоса переговариваясь. Другие
неторопливо ели, наполняя оловянные тарелки вкусно пахнущей похлебкой
из закопченного чугунного котелка. Время от времени кто-нибудь из них
кидал через плечо в кусты кость, и трое друзей сильно проголодавшиеся,
внимательно провожали ее взглядом.
На краю поляны женщина провеивала зерно, пересыпая его из одного
берестяного лотка в другой, легкий ветер относил мякину в сторону.
Старый пес ничего этого не видел, но уши и нос рассказали ему обо
всем. Не в силах больше терпеть он начал осторожно спускаться со
склона, заботливо оберегая больное плечо. Мякина попала ему в нос, и
он чихнул. Один из мальчиков у костра оглянулся и потянулся рукой к
камню, но женщина рядом с ним что-то резко сказала, и он остался
сидеть неподвижно, насторожившись.
Из темноты в круг света, падающего от костра, хромая, вышел
старый пес. Уверенный в радушном приеме, он дружелюбно и заискивающе
вилял хвостом, так что весь зад его ходил ходуном. Он прижал к затылку
уши, растянул губы в жуткой гримасе.
Сразу наступила тишина, прерванная воплем меньшего мальчика,
бросившегося к матери. Затем взволнованно заговорили все индейцы.
Терьер был оскорблен и некоторое время колебался, но все-таки с
надеждой направился ко второму мальчику, который испуганно отступал,
зажав в кулаке камень. Женщина вновь одернула сына, а пес, услыхав ее
строгий голос, совсем упал духом и остановился. Поставив свою
корзинку, женщина быстро подошла к нему и стала разглядывать его.
Произнося какие-то мягкие, успокаивающие слова, она потрепала его по
голове и ласково улыбнулась. Старый пес прижался к ней, ударяя по ее
ногам хвостом, счастливый, что вновь общается с человеком. Женщина
присела около собаки, перебирая пальцами его уши и поглаживая по
спине, а когда он лизнул ее в лицо, рассмеялась. Тут оба малыша
подошли поближе да и все остальные обитатели лагеря тоже собрались
вокруг собаки.
Теперь терьер был на верху блаженства; он был центром внимания,
пользовался успехом у благодарной публики: когда один из мужчин бросил
ему кусок мяса, он начал служить, хоть и причинял себе этим
мучительную боль, махая лапой просил еще. Это вызвало приступ хохота у
индейцев, и пес вновь и вновь повторял свой трюк, пока не устал и
улегся, запыхавшийся и счастливый.
В награду индейская женщина нежно его погладила, потом ложкой
достала из котла кусок мяса и бросила его на траву. Старый пес
захромал к мясу, но прежде чем есть, поглядел вверх, на склон холма,
где оставил двух своих товарищей.
Прыгая с уступа на уступ, скатился вниз камешек. Затем из темноты
появился длинноногий голубоглазый кот. Прежде чем подойти к собаке, он
огласил поляну скрипучим заунывным воем, а потом беззастенчиво отобрал
у нее кусок мяса. Восторгу индейцев не было предела. В приступе смеха
оба мальчика, колотя пятками, катались по земле, кот же тем временем
невозмутимо пожирал мясо.
Бультерьер понял, что люди рады им, и присоединился к общему
веселью. Он так старательно катался по земле, что его раны снова
открылись: когда он вскочил на ноги, по бокам его бежали струйки
крови.
Молодой пес все это время прятался на склоне холма и внимательно
наблюдал за происходящим, хотя и нервничал, так как пора было идти
дальше. Он видел, как сытый и довольный кот свернулся на коленях у
одного из мальчиков, дремавшего у костра. Он слышал насмешливые голоса
индейцев, потом маленькая вся согнутая, древняя старуха вдруг что-то
сказала горячо и серьезно. Ковыляя, она подошла к мирно лежащему у
костра псу и стала разглядывать его плечо. Затем кинув несколько