Страница:
корешков рогозы в кипящий котелок, намочила в отваре немного мха и
приложила его к ранам собаки. Старый пес не двигался, только тихонько
стучал хвостом. Закончив, старуха поддела берестяным черпачком еще
кусок мяса и вывалила его на землю перед собакой.
Но вот костры почти догорели, индейцы начали укладываться спать,
а товарищи лабрадора по-прежнему не обнаруживали ни малейшего желания
возвращаться. Молодой пес забеспокоился.
Скользя, как тень, между деревьями на холме, он обежал лагерь и
вышел, в четверти милях на берег озера. Здесь он несколько раз резко и
повелительно пролаял.
На обоих его спутников это подействовало, как звук набата. Кот
выпрыгнул из рук сонного мальчика-индейца и подбежал к старому псу.
Тот был уже на ногах и с недоумением щурился и оглядывался. Кот
гортанно промяукал и уверенно побежал прочь от лагеря. Войдя в тень
леса, он оглянулся и стал ждать. Старый пес встряхнулся и послушно
побрел за котом, хотя ему очень не хотелось покидать теплое место у
костра.
Индейцы, молча наблюдавшие эту сцену, не остановили собаку. И
только женщина, что первая ее приласкала, тихонько пожелала
путешественнику счастливого пути.
На опушке леса собака остановилась рядом с котом и оглянулась, но
призывный, повелительный лай послышался снова; терьер и сиамец
скрылись в темноте.
В эту ночь оба путешественника обрели бессмертие, хотя и не
подозревали об этом, будучи глубоко безразличны к славе.
Старая индианка сразу догадалась, кто были старый пес и его
спутник! Это была Белая Собака Оджибвеев, священная Белая Собака, чье
появление пророчит бедствие или удачу.
Духи послали ее, голодную и израненную, для испытания
гостеприимства племени, а чтобы маловеры не сомневались в этом, - дали
Белой Собаке в товарищи кота. Потому что какая же обыкновенная собака
допустит, чтобы кот утащил у нее мясо?
Посланник духов встретил радушный прием, его накормили и
полечили. Предзнаменование наверняка окажется счастливым!
Друзья продолжали путешествие. Несколько последующих дней были
похожи один на другой, прошли они безо всяких особых происшествий или
приключений.
Оставляя ночлег на рассвете, животные равномерно двигались вперед
до вечера, большей частью приноравливаясь к старой собаке. Их
излюбленным местом сна были защищенные от ветра углубления, под
поваленными ветром деревьями, где они зарывались в облетевшую листву.
Вначале они делали частые привалы, так как терьер быстро уставал,
но с каждым днем он становился крепче, и через неделю хоть и похудел,
но рубцы на плече зажили, шерсть стала гладкой. Пожалуй, он выглядел
лучше - моложе и сильнее - чем в начале путешествия. У терьера был
прекрасный характер: он был всегда всем доволен и трусил себе рысцой
по лесу невозмутимый и благодушный. Терьер почти всегда был голоден,
хотя искусный охотник-кот и снабжал его кое-какой пищей.
Больше всех страдал от голода молодой пес, ибо он не был
природным охотником и растрачивал понапрасну массу энергии, гоняясь за
дичью. Питался он главным образом лягушками, мышами, да изредка
объедками от трапез своих товарищей. Иногда лабрадору удавалось
отпугнуть какого-нибудь маленького зверька от его добычи, но такая еда
совсем не соответствовала потребности большой собаки. Лабрадор похудел
так, что стали видны ребра. Кроме того, ему никогда не удавалось как
следует выспаться; когда его оба товарища отдыхали, он рыскал в
поисках пищи. Не участвовал он и в их играх; когда кот, притворяясь
напуганным, бросался прочь от рычащего, но благодушно машущего хвостом
белого пса и спасался от него на дерево, Лабрадор сидел в отдалении и
наблюдал за ними напряженно и беспокойно. Казалось, он никогда не
забывал о конечной цели - он шел к своему единственному хозяину, в
дом, где он родился. Все остальное не имело для него значения. Это
стремление, всецело захватившее пса, и заставляло его упорно вести
своих друзей на запад, через дикую чужую страну так же безошибочно,
как безошибочно находит дорогу домой почтовый голубь.
Коту кочевая жизнь, видимо, шла на пользу. Он стал упитанным,
лоснился и был очень доволен, казалось, он просто наслаждается
путешествием. Порой он покидал собак на часок-другой, но эти отлучки
перестали их беспокоить, так как рано или поздно, кот всегда
возвращался.
Животные шли главным образом по старым заброшенным тропинкам,
которых было удивительно много в этом, фактически необитаемом краю.
Иногда же они покидали тропинки и прокладывали путь напрямик через
лесную чащу.
На их счастье индейское лето было к ним милостиво. Редкая
короткая шерсть не смогла бы предохранить терьера от холодов. Правда,
у него стал расти густой подшерсток, но и он не защитил бы пса от уже
недалеких морозов. Шерсть кота также стала гуще, отчего выглядел он
крупнее.
Лабрадор же был приспособлен к любому климату; его густая плотная
шерсть отлично защищала и от воды и от холода. Днем, когда Солнце
стояло высоко, было еще тепло и приятно, но ночи заметно похолодали.
Однажды вдруг ударил крепкий мороз, и старый пес так продрог, что
вскоре после восхода луны животные покинули неглубокую яму, где
устроились на ночлег, и весь остаток ночи шли дальше. Зато почти все
следующее утро они спали, греясь на солнце. Листва на деревьях
поблекла. Многие деревья почти облетели. Вдоль тропинки еще пестрели
терн и голубика, да дикие астры и дурман стояли в полном цвету.
Большинство лесных птиц улетело. Те, что остались, собирались в
большие стаи, оглашая воздух щебетом и гамом.
Путешественники редко встречали других животных: робких
обитателей леса издали пугал шум, производимый собаками, и они заранее
прятались. Те же, что попадались им, были настолько заняты подготовкой
к зиме, что не проявляли никакого любопытства к пришельцам. Встретили
они еще одного медведя, он был гладкий и лоснился от жира, благодушный
и сонный. Очевидно, он уже мысленно пребывал в зимней спячке и ничем
не интересовался. Когда путешественники его заметили, медведь сидел,
греясь на солнышке, на пне и, сонно поглядев на них маленькими
глубокопосаженными глазками, зевнул и продолжал лениво скрести ухо.
Тем не менее кот после этой встречи почти целый час сердито ворчал.
Кролики и ласки оделись в белые зимние шубки. Кое-где появились
пуночки. Несколько раз животные слышали далекие, ликующие крики диких
гусей и, глядя вверх, видели над головой длинные черные косяки,
летящие к югу. Гости покидали северные края, а те, кто оставался,
готовились к предстоящей долгой зиме. Жизнь начинала замирать; скоро
земля покроется мягким снегом, и звери заберутся в берлоги, норы и
пещеры, и погрузятся в глубокую спячку, вплоть до наступления весны.
Как бы понимая, что означают все эти приготовления, друзья стали
идти быстрее, насколько допускали ограниченные силы старой собаки. В
особенно удачные дни они делали миль по пятнадцать.
С тех пор, как позади остался индейский лагерь на берегу
камышового озера, животные ни разу не встретили человека или хотя бы
признаков его существования. Однажды ночью, в поисках прибежища, они
обнаружили мусорный ящик. Он лежал в глубине зарослей, подле
заржавленной походной кухни, оставшейся от покинутого лагеря. Недавно
тут побывали мародеры-медведи: их тяжелый, противный запах до сих пор
висел в воздухе, и кот отказался подойти ближе. Старый пес наблюдал,
как его молодой товарищ опрокинул тяжелый ящик и пытался носом
сдвинуть крышку. Ящик с грохотом застучал по камням. Собаки не
заметили, как позади них, в каком-то темном строении, открылась дверь.
Неожиданно грянул выстрел и заряд дроби, угодивший в ящик, откинул
крышку и его содержимое вывалилось на старого пса. Мгновение он,
ошеломленный и оглушенный, стоял, встряхивая головой, но в следующую
секунду вновь лязгнул затвор и пес опомнился. Схватив из рассыпанного
мусора кость, он поспешно бросился за лабрадором и несся так быстро,
что даже обогнал его. Раздался второй выстрел, дробь обожгла им зады и
заставила прибавить прыти. Скоро собаки оказались под защитой кустов,
но прошло еще много времени, пока они остановились на ночлег. Старый
пес так измучился, что проспал до рассвета. Боль была несильной и
кратковременной, но все же молодой пес стал теперь еще более
осторожным и осмотрительным: он был все время начеку.
И несмотря на это, через несколько дней произошла еще одна
непредвиденная встреча.
Как-то в полдень они пили из неглубокой речки, пересекающей
заросшую дорогу, которая вела на выработанный серебряный рудник.
Вдруг, на противоположном берегу среди папоротника, мелькнул серый
кролик. Лабрадор бросился в воду, окатив обоих спутников, переплыл
речку и погнался за кроликом. Старый пес и кот смотрели как убегает
кролик от собаки, пока те не скрылись за деревьями.
Тогда терьер отряхнулся и забрызгал кота; тот, рассерженный,
надменно удалился.
Старый пес остался один, предоставленный самому себе, и решил
этим воспользоваться. Счастливый, он разгуливал по покрытым
лишайниками камням, по мшистому берегу, обнюхивая все своим чутким
носом. Он с досадой сбил у нескольких больших желтовато-коричневых
грибов шляпки, потом заметил блестящего черного жука и долго
преследовал его, как ищейка. Наконец, псу это надоело и он уселся на
жука, позевал, поскреб ухо, потом лениво покатался по земле и,
наконец, улегся неподвижно, раскинув лапы и повернув голову к дороге.
Внезапно терьер насторожился, поднял большое ухо и внимательно
прислушался. Кто-то шел сюда через кусты. Пес вскочил на ноги и
радостно забил хвостом.
На тропинке, тихонько разговаривая сам с собой, появился старик с
холщовой сумкой, бультерьер выступил ему навстречу и стал ждать.
Маленький, согнутый, старичок, не останавливаясь, проковылял мимо,
быстро приподняв над седой головой потертую войлочную зеленую шляпу,
на ходу кивая собаке и кротко ласково улыбаясь. Его сопровождали,
порхая над ним с ветки на ветку, две маленькие серо-белые
синички-черноголовки. Старый пес удовлетворенный пошел следом. Скоро
вдалеке показался и кот. Он догонял их, не спуская глаз с синичек, а
далеко позади кота шел с торжествующим, но чрезвычайно недоверчивым
видом лабрадор, держа в зубах кролика.
Вся эта процессия двигалась по лесной прохладной дороге около
полумили. Наконец, деревья поредели и они вышли к небольшой хижине,
стоящей в конце расчищенной от леса поляны, на территории брошенного
рудника.
Животные гуськом проследовали за стариком по небольшому
аккуратному садику, между бурыми кустами малины и облетевшими яблонями
и поднялись по лесенке на крылечко. Здесь старик положил на ступеньку
свою сумку, постучал в зеленую дверь, обождал, потом сам же открыл ее,
вежливо отступив в сторону и жестом приглашая своих спутников пройти
вперед. Старый пес, за ним кот и следом человек вошли в хижину.
Молодой пес нерешительно стоял у обочины дороги и глядел недоверчиво,
не выпуская добычу. Но, видимо, отворенная дверь его успокоила, он
аккуратно положил кролика под куст, засыпал его опавшими листьями и
последовал за остальными.
Животные выжидающе стояли посреди хижины, наполненной
восхитительным запахом жаркого. Они следили, как старик почистил поля
своей шляпы и повесил ее на вешалку, затем подошел, прихрамывая, к
маленькой растопленной печурке и подбросил в нее полено, неторопливо
помыл руки из рукомойника над тазиком. Наконец, он поднял крышку
кипящего на плите горшка и все трое облизнулись в предвкушении
угощения.
Когда старик взял из поставца четыре тарелки с золотым ободком,
из-за голубого кувшина, стоявшего на полке, появился бурундук. Он
взбежал по руке человека и уселся на его плече. Зверек возбужденно
пищал, сердито глядя на незнакомцев блестящими ревнивыми глазками; его
маленькое полосатое тельце тряслось.
У кота засверкали глаза, он с силой забил хвостом, но все же
сдержался из уважения к окружающим.
Старик ласково пожурил бурундука и дал ему корочку, которую тот
сразу заложил за щеки. Затем хозяин расставил тарелки и положил на
каждую из них по маленькому кусочку тушеного мяса. Бурундук все так же
сердито пищал и бегал с плеча на плечо старика, продолжая тем временем
следить за котом.
Старый пес подвинулся к столу. Старик, которого почти не было
видно за стулом с высокой спинкой, постоял немножко, закрыв свои
чистые голубые, как у ребенка, глаза. Его губы шевелились. Потом он
пододвинул стул и уселся. Он огляделся нерешительно, потом снова
поднялся и подвинул к столу два оставшихся стула и скамейку; лицо его
прояснилось.
- Садитесь пожалуйста! - сказал он и трое животных, подчиняясь
знакомому приказу, послушно уселись на полу, за его стулом.
Старик ел медленно и аккуратно. Две пары глаз заворожено следили
за вилкой; кот продолжал наблюдение за бурундуком. Съев свою порцию,
старик улыбнулся и поднял глаза, но увидев три нетронутых тарелки,
смутился, он долго что-то соображал, потом пожал плечами и пересел к
соседней тарелке. Опустошив и ее, старик вздохнул и взялся за
следующую.
Его ошеломленные гости сидели как пригвожденные. На этот раз даже
старый пес ничего не понимал, хотя и трепетал от вкусного запаха, и
слюна струей бежала у него из пасти, но сидел спокойно, повинуясь
приказу человеку.
Опустошив последнюю тарелку, старик задумался, видимо, погрузился
в воспоминания. Тихо и мирно было в маленькой хижине и животные не
смели пошевелиться.
Прошелестел ветерок и широко распахнул дверь, прилетел дубонос и
уселся на нее. Косые лучи неяркого осеннего солнца позолотили его
блестящее оперение, и казалось, что вместе с птицей в комнату проникло
безмолвие дремучего леса. Животные боязливо оглянулись.
Тишину нарушил пронзительный писк бурундука, который лез на свою
полку, скребя когтями; кот подпрыгнул, но сразу же спохватился и
выскользнул в дверь, следом за улетевшим дубоносом.
Вдруг очнувшись, хозяин поднялся со стула и огляделся, будто не
мог понять, где он. Его глаза с удивлением остановились на двух
собаках у двери. Вспомнив, видимо, что происходит, старик с ласковой
улыбкой посмотрел на животных и в то же время как бы сквозь них.
- Приходите почаще, - сказал он и добавил, обращаясь к старой
собаке, махавшей хвостом в ответ на его ласковый голос. - Передайте
привет вашей милой матушке!
Он проводил собак до двери: они гуськом прошли мимо него, поджав
хвосты, затем медленно, с достоинством, проследовали по узкой
извилистой тропке между голых кустов малины и яблонь к заросшей
дороге. Тут они ненадолго остановились; молодой пес украдкой вырыл
свою добычу. К ним сразу же присоединился и кот. Затем, не
оглядываясь, они скрылись между деревьями.
Пробежав с четверть мили, молодой пес настороженно оглянулся и
опустил кролика на землю. Он легонько потолкал тушку носом, перевернул
ее. В следующее мгновение во все стороны полетела окровавленная
кроличья шерсть и обе собаки стали прожорливо есть, хрустя костями и
добродушно рыча. Кот наблюдал за ними некоторое время, выпуская когти.
Потом он встал на задние лапы около дерева и стал точить когти о кору.
Вдруг он резко повернул голову и замер: в высокой увядшей траве
послышался шорох. В мгновение ока кот прыгнул, изогнувшись дугой,
мелькнула лапа, схватившая и пригвоздившая к земле добычу; голова
опустилась и слабый писк, едва возникнув, прервался.
На следующий день путешественники спустились с холмов и очутились
на берегу реки, текущей с севера на юг. Она была около ста футов
шириной, и животным, чтобы оказаться на противоположном берегу, все же
надо было ее переплыть.
Некоторое время молодой пес вел друзей вниз по течению, ища места
для переправы: было очевидно, что его спутники рады будут если им
удастся не замочить лапы - оба были единодушны в своем отвращении к
воде. Раза два лабрадор входил в воду и плыл, оглядываясь при этом на
своих товарищей, очевидно показывая им, как это легко и нестрашно. Но
те продолжали сидеть рядышком на берегу, сконфуженные и нерешительные.
Молодой пес был вынужден выходить и берег и бежать дальше, вниз по
течению; он сознавал что отклоняется от нужного направления и тревога
его росла.
Находились они в безлюдных, диких местах, поэтому мостов близко
никаких не было, а река, чем дальше тем становилась все шире и шире.
Пробежав мили три-четыре, молодой пес остановился, решительно вошел в
реку, и быстро, сильно рассекая воду, поплыл на противоположную
сторону. Хвост его извивался как у выдры. Лабрадор любил воду и
чувствовал себя в ней, как, дома.
Выйдя на другой берег, он ободряюще залаял, но старый пес
заскулил так горестно, а кот подвывал ему с таким отчаянием, что
молодому псу пришлось плыть обратно. Он вылез на мель возле того
места, где сидели друзья. Тогда старый пес робко вошел в воду,
дрожащий и жалкий, отворачивая морду. Лабрадор снова переплыл реку,
выбрался на тот берег, отряхнулся и залаял. Старый пес неохотно сделал
еще один шаг вперед, все так же жалобно скуля и поджав хвост. Лай
продолжался. Терьер снова двинулся вперед. И опять лабрадор переплыл
реку, чтобы подогнать его. На этот раз старый пес вошел в воду по
грудь и поплыл. Он был не слишком хорошим пловцом и продвигался
сильными, резкими рывками, держа голову высоко над водой и испуганно
озираясь. Но он был бультерьером, "белым рыцарем" и не сдавался, а
продолжал плыть за товарищем до тех пор, пока не выкарабкался на
противоположный берег.
Его восторг, когда он очутился на сухой земле, можно было,
пожалуй, сравнить с радостью потерпевшего кораблекрушение и чудом
спасшегося моряка. Он скакал, валялся по земле, носился взад и вперед,
то и дело прижимаясь к высокой траве, чтобы обсушиться, потом
набегавшись, присоединился к лабрадору: они оба стали лаем
подбадривать кота.
Впервые с тех пор, как началось путешествие, бедный кот
испугался. Он остался один. Чтобы присоединиться к друзьям, ему надо
было переплыть страшную реку и кот бегал взад и вперед по берегу,
издавая душераздирающие вопли.
Молодой пес применил тот же прием, что с терьером: самоотверженно
переплывал реку туда и назад, пытаясь заманить кота в воду. Но тот был
вне себя от ужаса.
Прошло немало времени, прежде чем он, наконец, отважился и совсем
не по-кошачьи, со слепой решимостью отчаяния бросился в воду.
На его морде было почти комичное выражение отвращения и ужаса,
когда он поплыл следом за молодым псом, но кот неожиданно оказался
хорошим пловцом и равномерно продвигался вперед рядом с собакой - и
вдруг произошло несчастье.
Много лет назад колония бобров перегородила плотиной маленький
ручей, впадающий в реку милях в двух вверх по течению. Бобры с тех пор
давно ушли, дамба ветшала и постепенно обваливалась, готовая
прорваться. По капризу судьбы, плотина рухнула за несколько минут до
того, как оба пловца достигли середины реки. Бурный поток воды, дотоле
сдерживаемый плотиной, устремился в образовавшуюся брешь, снося все на
своем пути.
Поток хлынул в реку, образовал высокий крутой вал, несущий
деревца, пни, комья дерна и остатки бобровой плотины.
За несколько мгновений до того, как волна настигла кота и
лабрадора, молодой пес, увидев опасность, сделал отчаянную попытку
подплыть против течения к коту и защитить его - но опоздал. Волна
накрыла их, и они погрузились в пучину, вместе с обломками плотины и
деревьями.
Конец бревна сильно ударил кота по голове. Его потащило вниз, он
вынырнул, потом погрузился снова, пока ему в конце концов не удалось
зацепиться за полузатопленное бревно из старой плотины, но тут же его
снова подхватила и понесла новая стремительная волна.
Старый пес лаял с берега в безумной тревоге, - он учуял беду,
хотя и не мог видеть того, что произошло. Он вошел по грудь в
пенящуюся воду, его с силой отбросило назад, испуганного и
задохнувшегося. Пришлось отступить.
Молодой пес, хоть он и был сильным пловцом, добрался до берега с
величайшим трудом: его отнесло чуть ли не на полмили вниз по течению.
Выбравшись на берег, он тотчас же помчался вслед за котом, которого
уносило течением.
Через некоторое время лабрадор разглядел кота; его было еле видно
в клочьях пены, на гребне мчавшегося с бешеной скоростью потока, но
приблизиться к нему никак не удавалось. Наконец полузатопленный
обломок плотины, на котором находился кот, застрял в нависших над
рекой кустах. Пес бросился в воду, почти уже доплыл, но тут бревно
вновь оторвало течением и понесло вниз по реке.
Собака стала отставать. Ниже река входила в узкое скалистое
ущелье, без отмелей или отлогого места на берегу, где можно было бы
пробраться. Пока он карабкался по камням и вернулся к реке, кота уже
нигде не было видно. Пес повернул назад.
Почти стемнело, когда он встретил терьера, который устало плелся
по берегу ему навстречу. Молодой пес хромал, он совершенно выдохся,
вид у него был глубоко несчастный. Он еле отозвался на приветствие
сбитого с толку старого пса и повалился на землю. Его бока судорожно
вздымались, он лежал долго, пока жажда не погнала его к воде.
Эту ночь собаки провели здесь же, на берегу реки, которая,
наконец, успокоилась.
Собаки лежали, свернувшись, тесно прижавшись одна к другой,
утешая друг друга и грея. Когда пошел мелкий холодный дождь и усилился
ветер, они укрылись под развесистыми ветвями старой ели.
Среди ночи старый пес сел, дрожа от холода. Он закинул голову и
завыл, жалуясь на горе и одиночество тяжелому, плачущему небу. Тогда
лабрадор поднялся и повел его прочь от реки, через холмы, на запад.
Далеко вниз по течению на том берегу, куда переплыли собаки,
стоял маленький домик. Вокруг него было три или четыре акра
расчищенной вырубки. Домик был грубый, но прочный, оживляли его лишь
алые герани на подоконниках да выкрашенная в яркую голубую краску
дверь. Позади стоял бревенчатый сарай, а ближе к реке, на самом краю
участка, находилась банька. Небольшой огород, молодой фруктовый садик
и аккуратно огороженные поля с грудами выкорчеванных пней и валунов
говорили о победе, которую человеку удалось одержать над подступающим
со всех сторон сюда лесом.
Здесь жили Рейно Нурми с женой, люди такие же крепкие и стойкие,
как срубленный ими дом.
Жизнь здесь была размеренной и скромной. Отвоевав у леса участок
земли, Нурми могли прокормить себя, кроме того, какие-то средства они
добывали в лесу, охотясь с капканами.
Покинув Финляндию, Нурми сменили безлюдные, безбрежные леса своей
родины на такие же леса в другой стране; образ жизни у них остался тот
же. Связь с миром, лежащим за пределами их участка, Нурми поддерживали
через десятилетнюю дочь Хельви. Девочка каждый день ходила за много
миль одна к остановке школьного автобуса. Благодаря ей родители
постепенно уверовали в надежность Нового Мира и были довольны тем, что
имели.
В тот воскресный полдень, когда прорвало бобровую плотину, Хельви
играла у реки, швыряя плоские камешки, - "блинки", прыгающие по воде,
и жалела, что у нее нет товарища. Нелегко соблюдать правила игры,
когда состязаешься сама с собой!
Берег был крутой и высокий, поэтому девочке не грозила опасность,
когда по реке, вслед за первой пенистой волной, бурля, пронесся
стремительный вал. Девочка стояла зачарованно глядя на реку, думая,
что надо побежать и рассказать об этом отцу. Но вдруг она заметила
груду сучьев и обломков, которые кружились под берегом в маленьком
водовороте, пока не застряли в прибрежных камнях. На обломках лежало
что-то, похожее на маленького зверька. Девочка побежала вдоль
клокочущей реки, чтобы рассмотреть его поближе, с трудом спустилась к
воде и остановилась, глядя с жалостью на мокрое грязное тельце,
недоумевая, кто бы это мог быть, так как никогда не видела ничего
подобного. Она подтащила к берегу обломки и положила на землю зверька,
а сама побежала за матерью.
Миссис Нурми хлопотала во дворе у старого самодельного очага, где
летом варила краску для пряжи, а также очистки и корм для кур. Она
пошла с Хельви, позвав по пути и мужа. Тот подошел, как всегда
неторопливо и спокойно. Вместе с женой и дочкой, он молча разглядывал
лежащее у их ног маленькое безжизненное тельце. Мокрая шерсть прилипла
к нему и стало видно, какой хрупкий у кота череп и тонкий хвост. Рейно
присел и легонько приложил к тельцу ладонь, потом оттянул веки и
внимательно присмотрелся. Повернувшись, он увидел вопросительный
взгляд дочери, обращенный к нему.
- Стоит ли спасать утонувшую кошку? - спросил Рейно.
Видя умоляющие глаза дочери, мать Хельви кивнула. Отец больше не
спрашивал. Подобрав кота, он пошел к дому, попросив Хельви побежать
вперед и принести сухие мешки. Положив кота на согретое солнцем
местечко возле очага, Нурми крепко растер его мешковиной,
переворачивая с боку на бок, пока шерсть у того не встала дыбом и кот
стал походить на старый взъерошенный воротник. Потом Рейно плотно
обернул кота мешком, а миссис Нурми раздвинула его сжатые зубы, и
Хельви влила ему в горло немного теплого молока с коньяком.
По тельцу пробежала судорога, закончившаяся слабым кашлем.
Хельви, затаив дыхание, следила, как кот судорожно икал, захлебываясь;
приложила его к ранам собаки. Старый пес не двигался, только тихонько
стучал хвостом. Закончив, старуха поддела берестяным черпачком еще
кусок мяса и вывалила его на землю перед собакой.
Но вот костры почти догорели, индейцы начали укладываться спать,
а товарищи лабрадора по-прежнему не обнаруживали ни малейшего желания
возвращаться. Молодой пес забеспокоился.
Скользя, как тень, между деревьями на холме, он обежал лагерь и
вышел, в четверти милях на берег озера. Здесь он несколько раз резко и
повелительно пролаял.
На обоих его спутников это подействовало, как звук набата. Кот
выпрыгнул из рук сонного мальчика-индейца и подбежал к старому псу.
Тот был уже на ногах и с недоумением щурился и оглядывался. Кот
гортанно промяукал и уверенно побежал прочь от лагеря. Войдя в тень
леса, он оглянулся и стал ждать. Старый пес встряхнулся и послушно
побрел за котом, хотя ему очень не хотелось покидать теплое место у
костра.
Индейцы, молча наблюдавшие эту сцену, не остановили собаку. И
только женщина, что первая ее приласкала, тихонько пожелала
путешественнику счастливого пути.
На опушке леса собака остановилась рядом с котом и оглянулась, но
призывный, повелительный лай послышался снова; терьер и сиамец
скрылись в темноте.
В эту ночь оба путешественника обрели бессмертие, хотя и не
подозревали об этом, будучи глубоко безразличны к славе.
Старая индианка сразу догадалась, кто были старый пес и его
спутник! Это была Белая Собака Оджибвеев, священная Белая Собака, чье
появление пророчит бедствие или удачу.
Духи послали ее, голодную и израненную, для испытания
гостеприимства племени, а чтобы маловеры не сомневались в этом, - дали
Белой Собаке в товарищи кота. Потому что какая же обыкновенная собака
допустит, чтобы кот утащил у нее мясо?
Посланник духов встретил радушный прием, его накормили и
полечили. Предзнаменование наверняка окажется счастливым!
Друзья продолжали путешествие. Несколько последующих дней были
похожи один на другой, прошли они безо всяких особых происшествий или
приключений.
Оставляя ночлег на рассвете, животные равномерно двигались вперед
до вечера, большей частью приноравливаясь к старой собаке. Их
излюбленным местом сна были защищенные от ветра углубления, под
поваленными ветром деревьями, где они зарывались в облетевшую листву.
Вначале они делали частые привалы, так как терьер быстро уставал,
но с каждым днем он становился крепче, и через неделю хоть и похудел,
но рубцы на плече зажили, шерсть стала гладкой. Пожалуй, он выглядел
лучше - моложе и сильнее - чем в начале путешествия. У терьера был
прекрасный характер: он был всегда всем доволен и трусил себе рысцой
по лесу невозмутимый и благодушный. Терьер почти всегда был голоден,
хотя искусный охотник-кот и снабжал его кое-какой пищей.
Больше всех страдал от голода молодой пес, ибо он не был
природным охотником и растрачивал понапрасну массу энергии, гоняясь за
дичью. Питался он главным образом лягушками, мышами, да изредка
объедками от трапез своих товарищей. Иногда лабрадору удавалось
отпугнуть какого-нибудь маленького зверька от его добычи, но такая еда
совсем не соответствовала потребности большой собаки. Лабрадор похудел
так, что стали видны ребра. Кроме того, ему никогда не удавалось как
следует выспаться; когда его оба товарища отдыхали, он рыскал в
поисках пищи. Не участвовал он и в их играх; когда кот, притворяясь
напуганным, бросался прочь от рычащего, но благодушно машущего хвостом
белого пса и спасался от него на дерево, Лабрадор сидел в отдалении и
наблюдал за ними напряженно и беспокойно. Казалось, он никогда не
забывал о конечной цели - он шел к своему единственному хозяину, в
дом, где он родился. Все остальное не имело для него значения. Это
стремление, всецело захватившее пса, и заставляло его упорно вести
своих друзей на запад, через дикую чужую страну так же безошибочно,
как безошибочно находит дорогу домой почтовый голубь.
Коту кочевая жизнь, видимо, шла на пользу. Он стал упитанным,
лоснился и был очень доволен, казалось, он просто наслаждается
путешествием. Порой он покидал собак на часок-другой, но эти отлучки
перестали их беспокоить, так как рано или поздно, кот всегда
возвращался.
Животные шли главным образом по старым заброшенным тропинкам,
которых было удивительно много в этом, фактически необитаемом краю.
Иногда же они покидали тропинки и прокладывали путь напрямик через
лесную чащу.
На их счастье индейское лето было к ним милостиво. Редкая
короткая шерсть не смогла бы предохранить терьера от холодов. Правда,
у него стал расти густой подшерсток, но и он не защитил бы пса от уже
недалеких морозов. Шерсть кота также стала гуще, отчего выглядел он
крупнее.
Лабрадор же был приспособлен к любому климату; его густая плотная
шерсть отлично защищала и от воды и от холода. Днем, когда Солнце
стояло высоко, было еще тепло и приятно, но ночи заметно похолодали.
Однажды вдруг ударил крепкий мороз, и старый пес так продрог, что
вскоре после восхода луны животные покинули неглубокую яму, где
устроились на ночлег, и весь остаток ночи шли дальше. Зато почти все
следующее утро они спали, греясь на солнце. Листва на деревьях
поблекла. Многие деревья почти облетели. Вдоль тропинки еще пестрели
терн и голубика, да дикие астры и дурман стояли в полном цвету.
Большинство лесных птиц улетело. Те, что остались, собирались в
большие стаи, оглашая воздух щебетом и гамом.
Путешественники редко встречали других животных: робких
обитателей леса издали пугал шум, производимый собаками, и они заранее
прятались. Те же, что попадались им, были настолько заняты подготовкой
к зиме, что не проявляли никакого любопытства к пришельцам. Встретили
они еще одного медведя, он был гладкий и лоснился от жира, благодушный
и сонный. Очевидно, он уже мысленно пребывал в зимней спячке и ничем
не интересовался. Когда путешественники его заметили, медведь сидел,
греясь на солнышке, на пне и, сонно поглядев на них маленькими
глубокопосаженными глазками, зевнул и продолжал лениво скрести ухо.
Тем не менее кот после этой встречи почти целый час сердито ворчал.
Кролики и ласки оделись в белые зимние шубки. Кое-где появились
пуночки. Несколько раз животные слышали далекие, ликующие крики диких
гусей и, глядя вверх, видели над головой длинные черные косяки,
летящие к югу. Гости покидали северные края, а те, кто оставался,
готовились к предстоящей долгой зиме. Жизнь начинала замирать; скоро
земля покроется мягким снегом, и звери заберутся в берлоги, норы и
пещеры, и погрузятся в глубокую спячку, вплоть до наступления весны.
Как бы понимая, что означают все эти приготовления, друзья стали
идти быстрее, насколько допускали ограниченные силы старой собаки. В
особенно удачные дни они делали миль по пятнадцать.
С тех пор, как позади остался индейский лагерь на берегу
камышового озера, животные ни разу не встретили человека или хотя бы
признаков его существования. Однажды ночью, в поисках прибежища, они
обнаружили мусорный ящик. Он лежал в глубине зарослей, подле
заржавленной походной кухни, оставшейся от покинутого лагеря. Недавно
тут побывали мародеры-медведи: их тяжелый, противный запах до сих пор
висел в воздухе, и кот отказался подойти ближе. Старый пес наблюдал,
как его молодой товарищ опрокинул тяжелый ящик и пытался носом
сдвинуть крышку. Ящик с грохотом застучал по камням. Собаки не
заметили, как позади них, в каком-то темном строении, открылась дверь.
Неожиданно грянул выстрел и заряд дроби, угодивший в ящик, откинул
крышку и его содержимое вывалилось на старого пса. Мгновение он,
ошеломленный и оглушенный, стоял, встряхивая головой, но в следующую
секунду вновь лязгнул затвор и пес опомнился. Схватив из рассыпанного
мусора кость, он поспешно бросился за лабрадором и несся так быстро,
что даже обогнал его. Раздался второй выстрел, дробь обожгла им зады и
заставила прибавить прыти. Скоро собаки оказались под защитой кустов,
но прошло еще много времени, пока они остановились на ночлег. Старый
пес так измучился, что проспал до рассвета. Боль была несильной и
кратковременной, но все же молодой пес стал теперь еще более
осторожным и осмотрительным: он был все время начеку.
И несмотря на это, через несколько дней произошла еще одна
непредвиденная встреча.
Как-то в полдень они пили из неглубокой речки, пересекающей
заросшую дорогу, которая вела на выработанный серебряный рудник.
Вдруг, на противоположном берегу среди папоротника, мелькнул серый
кролик. Лабрадор бросился в воду, окатив обоих спутников, переплыл
речку и погнался за кроликом. Старый пес и кот смотрели как убегает
кролик от собаки, пока те не скрылись за деревьями.
Тогда терьер отряхнулся и забрызгал кота; тот, рассерженный,
надменно удалился.
Старый пес остался один, предоставленный самому себе, и решил
этим воспользоваться. Счастливый, он разгуливал по покрытым
лишайниками камням, по мшистому берегу, обнюхивая все своим чутким
носом. Он с досадой сбил у нескольких больших желтовато-коричневых
грибов шляпки, потом заметил блестящего черного жука и долго
преследовал его, как ищейка. Наконец, псу это надоело и он уселся на
жука, позевал, поскреб ухо, потом лениво покатался по земле и,
наконец, улегся неподвижно, раскинув лапы и повернув голову к дороге.
Внезапно терьер насторожился, поднял большое ухо и внимательно
прислушался. Кто-то шел сюда через кусты. Пес вскочил на ноги и
радостно забил хвостом.
На тропинке, тихонько разговаривая сам с собой, появился старик с
холщовой сумкой, бультерьер выступил ему навстречу и стал ждать.
Маленький, согнутый, старичок, не останавливаясь, проковылял мимо,
быстро приподняв над седой головой потертую войлочную зеленую шляпу,
на ходу кивая собаке и кротко ласково улыбаясь. Его сопровождали,
порхая над ним с ветки на ветку, две маленькие серо-белые
синички-черноголовки. Старый пес удовлетворенный пошел следом. Скоро
вдалеке показался и кот. Он догонял их, не спуская глаз с синичек, а
далеко позади кота шел с торжествующим, но чрезвычайно недоверчивым
видом лабрадор, держа в зубах кролика.
Вся эта процессия двигалась по лесной прохладной дороге около
полумили. Наконец, деревья поредели и они вышли к небольшой хижине,
стоящей в конце расчищенной от леса поляны, на территории брошенного
рудника.
Животные гуськом проследовали за стариком по небольшому
аккуратному садику, между бурыми кустами малины и облетевшими яблонями
и поднялись по лесенке на крылечко. Здесь старик положил на ступеньку
свою сумку, постучал в зеленую дверь, обождал, потом сам же открыл ее,
вежливо отступив в сторону и жестом приглашая своих спутников пройти
вперед. Старый пес, за ним кот и следом человек вошли в хижину.
Молодой пес нерешительно стоял у обочины дороги и глядел недоверчиво,
не выпуская добычу. Но, видимо, отворенная дверь его успокоила, он
аккуратно положил кролика под куст, засыпал его опавшими листьями и
последовал за остальными.
Животные выжидающе стояли посреди хижины, наполненной
восхитительным запахом жаркого. Они следили, как старик почистил поля
своей шляпы и повесил ее на вешалку, затем подошел, прихрамывая, к
маленькой растопленной печурке и подбросил в нее полено, неторопливо
помыл руки из рукомойника над тазиком. Наконец, он поднял крышку
кипящего на плите горшка и все трое облизнулись в предвкушении
угощения.
Когда старик взял из поставца четыре тарелки с золотым ободком,
из-за голубого кувшина, стоявшего на полке, появился бурундук. Он
взбежал по руке человека и уселся на его плече. Зверек возбужденно
пищал, сердито глядя на незнакомцев блестящими ревнивыми глазками; его
маленькое полосатое тельце тряслось.
У кота засверкали глаза, он с силой забил хвостом, но все же
сдержался из уважения к окружающим.
Старик ласково пожурил бурундука и дал ему корочку, которую тот
сразу заложил за щеки. Затем хозяин расставил тарелки и положил на
каждую из них по маленькому кусочку тушеного мяса. Бурундук все так же
сердито пищал и бегал с плеча на плечо старика, продолжая тем временем
следить за котом.
Старый пес подвинулся к столу. Старик, которого почти не было
видно за стулом с высокой спинкой, постоял немножко, закрыв свои
чистые голубые, как у ребенка, глаза. Его губы шевелились. Потом он
пододвинул стул и уселся. Он огляделся нерешительно, потом снова
поднялся и подвинул к столу два оставшихся стула и скамейку; лицо его
прояснилось.
- Садитесь пожалуйста! - сказал он и трое животных, подчиняясь
знакомому приказу, послушно уселись на полу, за его стулом.
Старик ел медленно и аккуратно. Две пары глаз заворожено следили
за вилкой; кот продолжал наблюдение за бурундуком. Съев свою порцию,
старик улыбнулся и поднял глаза, но увидев три нетронутых тарелки,
смутился, он долго что-то соображал, потом пожал плечами и пересел к
соседней тарелке. Опустошив и ее, старик вздохнул и взялся за
следующую.
Его ошеломленные гости сидели как пригвожденные. На этот раз даже
старый пес ничего не понимал, хотя и трепетал от вкусного запаха, и
слюна струей бежала у него из пасти, но сидел спокойно, повинуясь
приказу человеку.
Опустошив последнюю тарелку, старик задумался, видимо, погрузился
в воспоминания. Тихо и мирно было в маленькой хижине и животные не
смели пошевелиться.
Прошелестел ветерок и широко распахнул дверь, прилетел дубонос и
уселся на нее. Косые лучи неяркого осеннего солнца позолотили его
блестящее оперение, и казалось, что вместе с птицей в комнату проникло
безмолвие дремучего леса. Животные боязливо оглянулись.
Тишину нарушил пронзительный писк бурундука, который лез на свою
полку, скребя когтями; кот подпрыгнул, но сразу же спохватился и
выскользнул в дверь, следом за улетевшим дубоносом.
Вдруг очнувшись, хозяин поднялся со стула и огляделся, будто не
мог понять, где он. Его глаза с удивлением остановились на двух
собаках у двери. Вспомнив, видимо, что происходит, старик с ласковой
улыбкой посмотрел на животных и в то же время как бы сквозь них.
- Приходите почаще, - сказал он и добавил, обращаясь к старой
собаке, махавшей хвостом в ответ на его ласковый голос. - Передайте
привет вашей милой матушке!
Он проводил собак до двери: они гуськом прошли мимо него, поджав
хвосты, затем медленно, с достоинством, проследовали по узкой
извилистой тропке между голых кустов малины и яблонь к заросшей
дороге. Тут они ненадолго остановились; молодой пес украдкой вырыл
свою добычу. К ним сразу же присоединился и кот. Затем, не
оглядываясь, они скрылись между деревьями.
Пробежав с четверть мили, молодой пес настороженно оглянулся и
опустил кролика на землю. Он легонько потолкал тушку носом, перевернул
ее. В следующее мгновение во все стороны полетела окровавленная
кроличья шерсть и обе собаки стали прожорливо есть, хрустя костями и
добродушно рыча. Кот наблюдал за ними некоторое время, выпуская когти.
Потом он встал на задние лапы около дерева и стал точить когти о кору.
Вдруг он резко повернул голову и замер: в высокой увядшей траве
послышался шорох. В мгновение ока кот прыгнул, изогнувшись дугой,
мелькнула лапа, схватившая и пригвоздившая к земле добычу; голова
опустилась и слабый писк, едва возникнув, прервался.
На следующий день путешественники спустились с холмов и очутились
на берегу реки, текущей с севера на юг. Она была около ста футов
шириной, и животным, чтобы оказаться на противоположном берегу, все же
надо было ее переплыть.
Некоторое время молодой пес вел друзей вниз по течению, ища места
для переправы: было очевидно, что его спутники рады будут если им
удастся не замочить лапы - оба были единодушны в своем отвращении к
воде. Раза два лабрадор входил в воду и плыл, оглядываясь при этом на
своих товарищей, очевидно показывая им, как это легко и нестрашно. Но
те продолжали сидеть рядышком на берегу, сконфуженные и нерешительные.
Молодой пес был вынужден выходить и берег и бежать дальше, вниз по
течению; он сознавал что отклоняется от нужного направления и тревога
его росла.
Находились они в безлюдных, диких местах, поэтому мостов близко
никаких не было, а река, чем дальше тем становилась все шире и шире.
Пробежав мили три-четыре, молодой пес остановился, решительно вошел в
реку, и быстро, сильно рассекая воду, поплыл на противоположную
сторону. Хвост его извивался как у выдры. Лабрадор любил воду и
чувствовал себя в ней, как, дома.
Выйдя на другой берег, он ободряюще залаял, но старый пес
заскулил так горестно, а кот подвывал ему с таким отчаянием, что
молодому псу пришлось плыть обратно. Он вылез на мель возле того
места, где сидели друзья. Тогда старый пес робко вошел в воду,
дрожащий и жалкий, отворачивая морду. Лабрадор снова переплыл реку,
выбрался на тот берег, отряхнулся и залаял. Старый пес неохотно сделал
еще один шаг вперед, все так же жалобно скуля и поджав хвост. Лай
продолжался. Терьер снова двинулся вперед. И опять лабрадор переплыл
реку, чтобы подогнать его. На этот раз старый пес вошел в воду по
грудь и поплыл. Он был не слишком хорошим пловцом и продвигался
сильными, резкими рывками, держа голову высоко над водой и испуганно
озираясь. Но он был бультерьером, "белым рыцарем" и не сдавался, а
продолжал плыть за товарищем до тех пор, пока не выкарабкался на
противоположный берег.
Его восторг, когда он очутился на сухой земле, можно было,
пожалуй, сравнить с радостью потерпевшего кораблекрушение и чудом
спасшегося моряка. Он скакал, валялся по земле, носился взад и вперед,
то и дело прижимаясь к высокой траве, чтобы обсушиться, потом
набегавшись, присоединился к лабрадору: они оба стали лаем
подбадривать кота.
Впервые с тех пор, как началось путешествие, бедный кот
испугался. Он остался один. Чтобы присоединиться к друзьям, ему надо
было переплыть страшную реку и кот бегал взад и вперед по берегу,
издавая душераздирающие вопли.
Молодой пес применил тот же прием, что с терьером: самоотверженно
переплывал реку туда и назад, пытаясь заманить кота в воду. Но тот был
вне себя от ужаса.
Прошло немало времени, прежде чем он, наконец, отважился и совсем
не по-кошачьи, со слепой решимостью отчаяния бросился в воду.
На его морде было почти комичное выражение отвращения и ужаса,
когда он поплыл следом за молодым псом, но кот неожиданно оказался
хорошим пловцом и равномерно продвигался вперед рядом с собакой - и
вдруг произошло несчастье.
Много лет назад колония бобров перегородила плотиной маленький
ручей, впадающий в реку милях в двух вверх по течению. Бобры с тех пор
давно ушли, дамба ветшала и постепенно обваливалась, готовая
прорваться. По капризу судьбы, плотина рухнула за несколько минут до
того, как оба пловца достигли середины реки. Бурный поток воды, дотоле
сдерживаемый плотиной, устремился в образовавшуюся брешь, снося все на
своем пути.
Поток хлынул в реку, образовал высокий крутой вал, несущий
деревца, пни, комья дерна и остатки бобровой плотины.
За несколько мгновений до того, как волна настигла кота и
лабрадора, молодой пес, увидев опасность, сделал отчаянную попытку
подплыть против течения к коту и защитить его - но опоздал. Волна
накрыла их, и они погрузились в пучину, вместе с обломками плотины и
деревьями.
Конец бревна сильно ударил кота по голове. Его потащило вниз, он
вынырнул, потом погрузился снова, пока ему в конце концов не удалось
зацепиться за полузатопленное бревно из старой плотины, но тут же его
снова подхватила и понесла новая стремительная волна.
Старый пес лаял с берега в безумной тревоге, - он учуял беду,
хотя и не мог видеть того, что произошло. Он вошел по грудь в
пенящуюся воду, его с силой отбросило назад, испуганного и
задохнувшегося. Пришлось отступить.
Молодой пес, хоть он и был сильным пловцом, добрался до берега с
величайшим трудом: его отнесло чуть ли не на полмили вниз по течению.
Выбравшись на берег, он тотчас же помчался вслед за котом, которого
уносило течением.
Через некоторое время лабрадор разглядел кота; его было еле видно
в клочьях пены, на гребне мчавшегося с бешеной скоростью потока, но
приблизиться к нему никак не удавалось. Наконец полузатопленный
обломок плотины, на котором находился кот, застрял в нависших над
рекой кустах. Пес бросился в воду, почти уже доплыл, но тут бревно
вновь оторвало течением и понесло вниз по реке.
Собака стала отставать. Ниже река входила в узкое скалистое
ущелье, без отмелей или отлогого места на берегу, где можно было бы
пробраться. Пока он карабкался по камням и вернулся к реке, кота уже
нигде не было видно. Пес повернул назад.
Почти стемнело, когда он встретил терьера, который устало плелся
по берегу ему навстречу. Молодой пес хромал, он совершенно выдохся,
вид у него был глубоко несчастный. Он еле отозвался на приветствие
сбитого с толку старого пса и повалился на землю. Его бока судорожно
вздымались, он лежал долго, пока жажда не погнала его к воде.
Эту ночь собаки провели здесь же, на берегу реки, которая,
наконец, успокоилась.
Собаки лежали, свернувшись, тесно прижавшись одна к другой,
утешая друг друга и грея. Когда пошел мелкий холодный дождь и усилился
ветер, они укрылись под развесистыми ветвями старой ели.
Среди ночи старый пес сел, дрожа от холода. Он закинул голову и
завыл, жалуясь на горе и одиночество тяжелому, плачущему небу. Тогда
лабрадор поднялся и повел его прочь от реки, через холмы, на запад.
Далеко вниз по течению на том берегу, куда переплыли собаки,
стоял маленький домик. Вокруг него было три или четыре акра
расчищенной вырубки. Домик был грубый, но прочный, оживляли его лишь
алые герани на подоконниках да выкрашенная в яркую голубую краску
дверь. Позади стоял бревенчатый сарай, а ближе к реке, на самом краю
участка, находилась банька. Небольшой огород, молодой фруктовый садик
и аккуратно огороженные поля с грудами выкорчеванных пней и валунов
говорили о победе, которую человеку удалось одержать над подступающим
со всех сторон сюда лесом.
Здесь жили Рейно Нурми с женой, люди такие же крепкие и стойкие,
как срубленный ими дом.
Жизнь здесь была размеренной и скромной. Отвоевав у леса участок
земли, Нурми могли прокормить себя, кроме того, какие-то средства они
добывали в лесу, охотясь с капканами.
Покинув Финляндию, Нурми сменили безлюдные, безбрежные леса своей
родины на такие же леса в другой стране; образ жизни у них остался тот
же. Связь с миром, лежащим за пределами их участка, Нурми поддерживали
через десятилетнюю дочь Хельви. Девочка каждый день ходила за много
миль одна к остановке школьного автобуса. Благодаря ей родители
постепенно уверовали в надежность Нового Мира и были довольны тем, что
имели.
В тот воскресный полдень, когда прорвало бобровую плотину, Хельви
играла у реки, швыряя плоские камешки, - "блинки", прыгающие по воде,
и жалела, что у нее нет товарища. Нелегко соблюдать правила игры,
когда состязаешься сама с собой!
Берег был крутой и высокий, поэтому девочке не грозила опасность,
когда по реке, вслед за первой пенистой волной, бурля, пронесся
стремительный вал. Девочка стояла зачарованно глядя на реку, думая,
что надо побежать и рассказать об этом отцу. Но вдруг она заметила
груду сучьев и обломков, которые кружились под берегом в маленьком
водовороте, пока не застряли в прибрежных камнях. На обломках лежало
что-то, похожее на маленького зверька. Девочка побежала вдоль
клокочущей реки, чтобы рассмотреть его поближе, с трудом спустилась к
воде и остановилась, глядя с жалостью на мокрое грязное тельце,
недоумевая, кто бы это мог быть, так как никогда не видела ничего
подобного. Она подтащила к берегу обломки и положила на землю зверька,
а сама побежала за матерью.
Миссис Нурми хлопотала во дворе у старого самодельного очага, где
летом варила краску для пряжи, а также очистки и корм для кур. Она
пошла с Хельви, позвав по пути и мужа. Тот подошел, как всегда
неторопливо и спокойно. Вместе с женой и дочкой, он молча разглядывал
лежащее у их ног маленькое безжизненное тельце. Мокрая шерсть прилипла
к нему и стало видно, какой хрупкий у кота череп и тонкий хвост. Рейно
присел и легонько приложил к тельцу ладонь, потом оттянул веки и
внимательно присмотрелся. Повернувшись, он увидел вопросительный
взгляд дочери, обращенный к нему.
- Стоит ли спасать утонувшую кошку? - спросил Рейно.
Видя умоляющие глаза дочери, мать Хельви кивнула. Отец больше не
спрашивал. Подобрав кота, он пошел к дому, попросив Хельви побежать
вперед и принести сухие мешки. Положив кота на согретое солнцем
местечко возле очага, Нурми крепко растер его мешковиной,
переворачивая с боку на бок, пока шерсть у того не встала дыбом и кот
стал походить на старый взъерошенный воротник. Потом Рейно плотно
обернул кота мешком, а миссис Нурми раздвинула его сжатые зубы, и
Хельви влила ему в горло немного теплого молока с коньяком.
По тельцу пробежала судорога, закончившаяся слабым кашлем.
Хельви, затаив дыхание, следила, как кот судорожно икал, захлебываясь;