Баронесса Эмма Орчи. Рыцарь любви (сборник)

   Очаровательная артистка, как сверкающая комета, спокойно вращалась в революционном Париже, пока неожиданно для всех своих друзей не обвенчалась с сэром Перси, презрев все необходимые условия фешенебельной французской свадьбы.
   Никто не понимал, каким образом этот скучный англичанин попал в избранный кружок умнейшей женщины Европы. Злые языки утверждали, что золотой ключ открывает все двери; но люди, знавшие Маргариту, знали и то, что деньги не имеют для нее цены, да и в окружающем ее космополитическом обществе нашлось бы немало людей, готовых положить к ее ногам и свое богатство, и свои титулы. Сэр Перси, по общему приговору, совершенно не годился ей в мужья. Единственными его достоинствами считались его слепая любовь к жене, огромное богатство и высокое положение при английском дворе. В Лондоне, где никто не верил в его ум, нашли, что Маргарита слишком блестящая и слишком остроумная жена для него.
   Несмотря на свое завидное положение в Англии, сэр Перси большую часть жизни провел за границей. Его мать совсем молоденькой сошла с ума, и мальчик родился как раз в то время, когда начали обнаруживаться первые признаки ужасной болезни, считавшейся в те времена Божьим проклятием. Сэр Алджернон Блейкни обожал жену и, надеясь облегчить ее болезнь серьезным лечением, увез ее за границу, где Перси рос между безумной матерью и убитым горем отцом. Его родители умерли скоро один после другого, когда, едва достигнув совершеннолетия, он остался совершенно одиноким. Он много путешествовал, но после женитьбы вернулся в Англию, где красивая, богатая и прекрасно воспитанная леди Блейкни, вопреки предубеждению против жрецов и особенно жриц сценического искусства, была принята с распростертыми объятиями, и не только в аристократическом кругу, но и при дворе; этим она всецело была обязана положению мужа и любви, которой пользовался везде добродушный ленивый баронет.
   Блейкни уже целых шесть месяцев жили в Лондоне, вводя французскую моду и манеры; о костюмах сэра Перси говорил весь Лондон, его выходкам подражали; золотая молодежь старалась перенять его странный беспричинный смех. Однако его все считали все-таки безнадежно ограниченным, что было, конечно, в порядке вещей: ведь Блейкни никогда не отличались умом, а мать Перси умерла сумасшедшей. Тем не менее его носили на руках; приглашения на его праздники считались особой привилегией. О том, что он попал в руки умнейшей женщины Европы, никто не жалел: ведь сэр Перси сам выбрал свою судьбу. Он, по-видимому, чрезвычайно гордился своей женой и не обращал ни малейшего внимания на ее небрежные остроты на его счет.
   В этот сентябрьский вечер, несмотря на долгое путешествие под дождем по грязной дороге, сэр Перси явился в гостиницу «Приют рыбака» таким же изящным щеголем, каким появлялся в лондонских гостиных. Атласный кафтан в виде фрака с необычайно короткой талией безукоризненно сидел на его статной широкоплечей фигуре; тончайшие мехельнские кружева красиво оттеняли его аристократические белые, как у женщины, руки. Жилет с необыкновенно широкими отворотами и полосатые панталоны дополняли его костюм, и если бы не ленивая небрежность манер да нелепый беспричинный смех, можно было бы залюбоваться этим прекрасным образцом британского мужества и силы.
   Сбросив на пол мокрый плащ, баронет поднес к глазам золотой лорнет и окинул внимательным взглядом присутствующих, умолкнувших при его появлении.
   – Здравствуй, Тони! Здравствуй, Фоулкс! – сказал он, пожимая руки молодым людям и с трудом подавляя зевоту. – Что за скверная погода, дорогие мои! Проклятый климат!
   Маргарита бросила на мужа быстрый взгляд, и в ее синих глазах мелькнуло странное выражение.
   – Ну, что вы все на меня уставились? – продолжал сэр Перси, удивленный тем, что никто ему не отвечает. – Что случилось?
   – О, ничего! – с напускной веселостью ответила Маргарита. – По крайней мере ничего такого, что могло бы смутить ваше хладнокровие; вашей жене нанесли маленькое оскорбление, только и всего.
   – О, не говорите так, дорогая! – возразил сэр Перси, успокоенный, однако, смехом жены. – Ну, а где же тот смельчак, который отважился задеть мою жену?
   – Месье, – сказал молодой виконт, выступая вперед с церемонным поклоном, – моя мать, графиня де Турнэ де Бассерив, оскорбила эту даму, как вижу, вашу супругу. Я не считаю себя обязанным извиниться за свою мать, так как признаю ее поступок вполне справедливым, но готов дать вам удовлетворение, принятое в таких случаях между благородными людьми! – И, вытянувшись во весь свой маленький рост, юноша окинул гордым взглядом массивного, шестифутового баронета.
   – Боже мой, сэр Эндрю! – воскликнула Маргарита с самым заразительным смехом. – Взгляните, что за прелестная парочка: английский индюк и французский бентам!
   Сходство действительно было большое: индюк в полном недоумении смотрел сверху вниз на маленького, но воинственного петушка.
   – Вот как, сэр? – произнес наконец сэр Перси, с откровенным изумлением рассматривая юношу в лорнет. – А где это, черт побери, вы научились так говорить по-английски?
   – Месье! – протестующим тоном воскликнул виконт, смущенный таким добродушным отношением врага к его воинственным словам.
   – Нет, это поразительно! – невозмутимо продолжал сэр Перси. – Не правда ли, Тони? Клянусь, я не мог бы так говорить по-французски, а?
   – За это я ручаюсь, – поспешно вмешалась Маргарита. – У сэра Перси английский акцент, с которым ничего не поделаешь.
   – Месье! – пылко заговорил виконт, в своем волнении еще больше коверкая английский язык. – Боюсь, что вы меня не поняли: я предлагаю вам единственное возможное между джентльменами удовлетворение.
   – Что же именно? – ласково спросил Блейкни.
   – Решить дело шпагой, – ответил виконт, начиная не на шутку сердиться.
   – Лорд Тони, держу двадцать против одного за маленького бентама! – воскликнула Маргарита.
   Сэр Перси сонно посмотрел на виконта, зевнул и лениво отвернулся.
   – Бог с вами! – добродушно сказал он. – При чем здесь шпага?
   – Я говорю о дуэли! – с возмущением пояснил взбешенный и растерявшийся виконт.
   Блейкни взглянул на него и разразился громким искренним хохотом:
   – Вот как! Вы требуете дуэли? Ах вы, кровожадный юный злодей! Вам хочется проткнуть шпагой человека, уважающего закон? Нет, я никогда не дерусь на дуэли, – прибавил он, садясь и вытягивая свои длинные ноги. – Дуэль – глупая вещь. Не правда ли, Тони?
   Виконт смутно помнил, что в Англии дуэли строго преследовались законом, но, будучи воспитан в духе вековых традиций своей родины, считал отказ от дуэли чем-то невозможным. От растерянности он подумал, а не ударить ли ему этого длинноногого англичанина прямо по сонной физиономии? Не назвать ли его трусом? В это время Маргарита пришла ему на помощь.
   – Лорд Тони, примирите их! – сказала она. – Мальчик вне себя от гнева и, пожалуй, отважится нанести сэру Перси оскорбление. А все-таки оказывается, что британский индюк победил, так как все время владел собой.
   – Сэр Перси совершенно прав, – сказал лорд Энтони, дружески положив руку на плечо молодого француза. – Не годится вам дуэлью начинать свою карьеру в Англии.
   – Очень хорошо, – ответил виконт после некоторого колебания. – Если милорд удовлетворен, то и я не имею ничего против.
   – Вот это дело! – со вздохом облегчения сказал Блейкни. – Что за кипяток этот юноша! Правда, Фоулкс? Если товары, которые ваши друзья привозят из-за моря, все таковы, я лучше посоветовал бы вам топить их в Ла-Манше, а не то мне, пожалуй, придется ехать к старику Питту хлопотать о запретительном тарифе. И тогда, дорогой мой, вас закуют в кандалы за контрабанду.
   – Сэр Перси, ваши рыцарские чувства и вас когда-то ввели в заблуждение, – кокетливо заметила Маргарита. – Вспомните, что и вы сами привезли из Франции большой тюк товара.
   Блейкни встал и отвесил жене низкий церемонный поклон.
   – Миледи, – почтительно сказал он, – я имел возможность выбирать на рынке самое лучшее, а вкус у меня тонкий.
   – Гораздо тоньше ваших рыцарских чувств, – насмешливо заметила Маргарита.
   – Ого, дело дрянь! – с притворным ужасом воскликнул Блейкни. – Будьте же справедливы, дорогая! Неужели я должен позволить какому-то мальчишке проткнуть мое тело, как булавочную подушку, только за то, что ему не понравилась форма вашего носа?
   – О, за мой нос прошу вас не беспокоиться, – с грациозным поклоном возразила Маргарита. – Мужчинам он очень нравится. Да и вообще я сама умею постоять за себя. Я ничего не боюсь.
   – Да ведь и я не боюсь. Вы, кажется, не можете отрицать мою храбрость?
   – Вашу храбрость? Ха-ха-ха! – рассмеялась Маргарита. – Конечно, нет!
   – Благодарю за честь, – с добродушным хохотом ответил ей муж. – Черт возьми, заметьте, я рассмешил свою жену. Это умнейшую-то женщину Европы! По этому случаю можно выпить. Эй, Джелли, живо! – крикнул он, хлопнув ладонью по столу.
   Висевшая в воздухе гроза так и не разразилась, и Джеллибэнд наконец мог успокоиться, что никаких столкновений и ссор больше не произойдет.
   – Стакан пунша, Джеллибэнд, покрепче и погорячее! Живо!
   – Уже поздно, сэр Перси, – заметила Маргарита. – Если мой брат не уедет вовремя, «Мечта» пропустит прилив.
   – Вот, кажется, брат вашей милости идет сюда со шкипером шхуны, – почтительно заметил Джеллибэнд, взглянув в окно.
   – Чудесно, Арман тоже с нами выпьет, – сказал Блейкни. – Как ты думаешь, твоему франтику, Тони, можно предложить стаканчик? Скажи ему, что мы хотим выпить в знак примирения.
   – Ну, вам тут так весело, что вы, вероятно, простите меня, если я вас покину и пойду проститься с братом; ему пора ехать, – сказала Маргарита.
   Ее не удерживали, так как понимали, что ей теперь не до них: Арман Сен-Жюст возвращался сегодня на родину после нескольких дней, проведенных у Блейкни, а в современной Франции смертная казнь так часто являлась наградой за самое верное и самоотверженное служение родине, что Маргарита не могла быть спокойной за его судьбу.
   Сэр Перси встал, с отличавшей его церемонной вежливостью отворил дверь и почтительно склонился перед женой. Насмешливо кивнув ему, она вышла из комнаты. Один сэр Эндрю, которого встреча с Сюзанной настроила особенно мягко и чутко, заметил и понял взгляд глубокой и безнадежной любви, которым болтливый веселый сэр Перси проводил свою красавицу жену.

Глава 7

   Маргарита вышла на крыльцо и остановилась, глубоко и с облегчением вздохнула, как человек, уставший постоянно следить за собой.
   Дождь прекратился; из-за рассеявшихся туч выглянуло заходящее солнце, и его косые лучи бледным светом озарили зеленые холмы Кента, береговые утесы и рыбачьи домики, ютившиеся у адмиралтейской дамбы. На темном фоне туч, облепивших горизонт с востока, рисовался изящный силуэт легкой яхты с поднятыми парусами. Это была «Мечта».
   – Арман! – радостно сказала Маргарита, увидев приближающегося брата.
   Они нежно обнялись. Дюжий шкипер с энергичным лицом, проницательными глазами и короткой седой бородой, обрамлявшей его толстый подбородок в виде бахромы, почтительно остановился в нескольких шагах.
   – Здравствуйте, Бриггз! – ласково сказала Маргарита. – Сколько еще времени может месье Сен-Жюст пробыть на берегу?
   – Мы должны сняться с якоря через полчаса, миледи!
   – Еще полчаса, и мы расстанемся! – с глубоким вздохом сказала Маргарита и, взяв брата под руку, тихо пошла с ним к берегу.
   – Но ведь это совсем близко, – с ласковой улыбкой возразил Сен-Жюст. – Переплыть Ла-Манш, проехать несколько миль на лошадях, и мы снова вместе.
   – Меня пугает не расстояние, а этот ужасный Париж. Ах, зачем так быстро пролетели эти дни, когда Перси не было дома и ты принадлежал мне одной!
   Они поднялись на высокую скалу. В вечернем тумане Маргарита постаралась рассмотреть берега грозной безжалостной Франции, предъявлявшей кровавые требования этому благороднейшему из своих сынов.
   Арман угадал ее мысли.
   – Это, во всяком случае, наша родина, Марго, наша прекрасная славная родина! – сказал он, как бы стараясь оправдать жестокости настоящего доблестным прошлым.
   – Они перешли пределы возможного! – горячо возразила леди Блейкни.
   Брат быстро прервал ее и бросил кругом подозрительный взгляд.
   – Ага! Ты и сам находишь, что обсуждать свободно эти вопросы небезопасно даже в Англии! До чего они довели! О, Арман! Умоляю тебя, не уезжай! – со слезами воскликнула она, прижимаясь к его плечу.
   – Перестань! Будь, как прежде, моей храброй сестренкой, которая всегда помнила, что истинные сыны своего отечества не должны покидать его в минуту опасности… а Франция теперь в опасности.
   – Но ты будешь осторожен?
   – Постараюсь… насколько возможно.
   – Арман! На всем свете у меня никого нет, кроме тебя, и я никому не нужна!
   – Как никому? А Перси?
   – То было… прежде, – прошептала она. – Не беспокойся, дорогой! Перси, во всяком случае, очень добр ко мне.
   – Как мне не беспокоиться, моя Марго! Послушай, я не могу уехать, не узнав… Впрочем, не отвечай, если тебе тяжело, – поспешно прибавил Сен-Жюст, заметив, что она изменилась в лице.
   – Что ты хочешь знать? – сдержанно спросила она.
   – Известны ли Перси обстоятельства, сопровождавшие гибель маркиза Сен-Сира?
   – То есть известно ли ему, что революционный трибунал отправил маркиза с семьей на эшафот благодаря «доносу» Маргариты Сен-Жюст? Известно, мой милый! – с горьким смехом сказала Маргарита. – После свадьбы я все сказала сэру Перси, но опоздала со своей исповедью: он все уже знал из посторонних источников.
   – Также и то, что ты была без вины виновата?
   – Он был, по-видимому, обо всем осведомлен. Результат тот, что один из самых глупых мужей в Англии презирает свою умную жену.
   И голос, и слова были полны горечи, и Сен-Жюст понял, что неосторожно коснулся болезненной, еще не зажившей раны.
   – Марго, твой муж любит тебя!
   – Любит? Да, я прежде тоже так думала; без этой уверенности я не вышла бы за него. А все, и даже ты, кажется, думали, что я соблазнилась его богатством. Арман! – быстро продолжила Маргарита, словно торопясь избавиться от тягостного гнета. – Верь мне, вы все ошибались. Я до двадцати четырех лет никого не любила и даже считала себя вообще не способной любить; но быть любимой страстно, слепо, беззаветно казалось мне огромным счастьем. Я думала, что сэр Перси обожает меня. Его ограниченность не смущала меня, напротив! Видишь, я думала, что интересы и заботы, которыми живет человек умный и честолюбивый, рано или поздно отвлекут его от любимой женщины; у сэра Перси, как я надеялась, сердце было полно мной одной; я мечтала заменить ему весь мир. Я чувствовала, Арман, что могу отвечать на такую любовь, могу заплатить за нее всей нежностью, на какую только способно мое сердце.
   В ее словах звучало горькое разочарование, и брат хорошо это понимал: она лишилась розовых мечтаний, обращающих жизнь в светлый праздник, после того как получила так много. А между тем она еще молода, еще только начала жить. Сен-Жюст понял и то, что Маргарита оставила недосказанным: что ее участие в эпизоде с Сен-Сиром должно было глубоко оскорбить сэра Перси, в душе которого, несмотря на его ограниченность, жило гордое сознание того, что он потомок аристократического рода. Все его предки были благороднейшими английскими джентльменами с незапятнанным именем: одни сложили головы при Босуорте, другие погибли за вероломных Стюартов, но все свято исполняли свой долг. Для Сен-Жюста гордость предками была лишь глупым предрассудком, но в Блейкни она была прирожденным чувством, и поступок жены, хотя она тогда и не была еще таковою, должен был глубоко его уязвить. Зная свою сестру, Арман понимал, что живость, пылкость характера, легкомыслие молодости могли привлечь Маргариту к нежелательным ошибкам; она могла временно попасть под дурное влияние. Она была истой француженкой, со всеми свойственными ей прелестями и недостатками; но для сэра Перси с его тяжелым британским мышлением смягчающих обстоятельств не могло существовать. Факты говорили о том, что безжалостный трибунал привлек Сен-Сира к суду на основании донесения Маргариты; презрение к такому поступку с ее стороны, конечно, могло убить любовь в сердце мужа. Но сама Маргарита положительно удивляла своего брата; странное, капризное чувство – любовь: стоило ей угаснуть в сердце мужа, и этого оказалось достаточно для того, чтобы в сердце жены она вспыхнула с новой силой. Притом крайности, очевидно, сходятся: женщина, у ног которой он, Арман, видел выдающихся людей, отдала свою любовь глупцу!
   Он взглянул на сестру, молча смотревшую на бледное, уже почти закатившееся солнце, заметил слезы, сверкавшие в последних лучах и исчезавшие в кружевной косынке на ее груди, однако не стал расспрашивать ее, зная страстный, но скрытный характер Маргариты. Он знал, что, когда ей захочется поделиться своими чувствами, она поделится ими только с ним. Со смерти родителей и до самой свадьбы Маргариты брат и сестра ни разу не расставались и привыкли к взаимной откровенности; но теперь, после нескольких месяцев разлуки, Сен-Жюст почувствовал, что между ними выросла какая-то стена, тонкая, но все-таки стена. Они по-прежнему горячо любили друг друга, однако у каждого явился свой заветный сад, закрытый для другого. Теперь Арман уже многое не мог бы сказать сестре, чувствуя, что она не поняла бы, почему изменились некоторые его взгляды, почему его друзья дошли до таких крайностей.
   Маргарита также не могла говорить с братом о том, что скрывалось в тайниках ее души; да она и сама не могла разобраться в мучившем ее чувстве, сознавая лишь одно: что она одинока и несчастна среди окружающей ее роскоши. Предстоявшая разлука с братом еще увеличила ее грустное настроение – Маргарита дрожала за его жизнь.
   Они простились на самом берегу, не высказав друг другу многого, что лежало у обоих на сердце, даже из того, что хранится в заветном саду каждого человека.

Глава 8

   За закатом быстро наступили сумерки, окутав берега Кента туманом. Яхта «Мечта» вышла в море, а Маргарита с вершины скалы долго следила глазами за белыми парусами, уносившими от нее единственного близкого человека.
   Туман сгущался. В окнах гостиницы «Приют рыбака» горел яркий свет; Маргарита смотрела на приветливые огни, и ей казалось, что она слышит веселые голоса и небрежный, так оскорблявший своей беспричинностью ее чувствительные уши смех мужа. А ведь этот флегматичный человек был чуток и деликатен; он, например, оставил ее одну, понимая, что в данный момент это будет приятно; он, придававший такое огромное значение светским приличиям, даже и не намекнул на то, что ей следовало бы взять с собой слугу. Да, его внимание к жене, как и щедрость, были неизменны, и Маргарита чувствовала к мужу глубокую благодарность; однако горькие мысли, которые он же ежедневно, ежеминутно возбуждал в ее душе своим безукоризненным, но холодным отношением, заставляли ее невольно произносить жестокие, часто даже оскорбительные слова, которыми она надеялась уколоть его и вывести из равновесия. О, как ей хотелось дать ему почувствовать, что и она также презирает его и забыла, что когда-то любила его! Да, она любила этого пустого щеголя, для которого новый покрой платья и модные галстуки являлись чуть ли не главными интересами в жизни. Было время, когда Перси Блейкни обожал ее, и в этой любви была сила, было что-то могучее, захватывающее, что очаровывало ее. И вдруг после ее рассказа о случае с Сен-Сиром пламенное чувство угасло, разлетелось, словно дым. Маргарита часто спрашивала себя: да существовало ли оно в действительности?
   Страшный финал аристократического дома Сен-Сиров был совершенно неожиданным и для самой Маргариты. Старого маркиза она ненавидела, но вовсе не желала ему такого ужасного конца; а ненависть к нему возникла в ее душе после того, как надменный аристократ нанес ее брату унизительное, незабываемое оскорбление. Арман еще юношей влюбился в Анжель де Сен-Сир, но он был демократ, плебей, а отец Анжели был полон предрассудков своей касты – разумеется, о браке не могло быть и речи. Однажды скромный влюбленный, приближавшийся к предмету своей любви лишь в поэтических мечтах, рискнул послать Анжели де Сен-Сир поэму собственного сочинения. Маркиз пришел в ярость: как осмелился плебей поднять глаза на дочь аристократа! На следующий же вечер слуги по его приказанию схватили юношу в уединенном месте и избили до полусмерти.
   В те времена такие случаи бывали нередки и, возбуждая мечты о кровавой мести, заранее обрекали на гильотину высокомерные головы.
   Сен-Сир также не избежал расплаты. Сен-Жюсты с энтузиазмом молодости увлеклись утопическими теориями революции, видя в аристократах, отстаивавших свои привилегии, врагов народа. Скоро в кружке Маргариты стало известно, что Сен-Сир вступил в тайную переписку с Австрией, склоняющейся к подавлению революции, то есть к угнетению только что освободившегося народа. Маргарита, искренне верившая в теорию всеобщей свободы и равенства и наивно предполагавшая такую безобидную веру и в членах своего кружка, страшно возмутилась и высказала несколько неосторожных слов. Личная ненависть к нему, вероятно, придала ее словам излишнюю страстность, а в то страшное время жизнь человеческая ничего не стоила. Маркиз был арестован, переписка с австрийским двором оказалась в руках революционного трибунала, и государственного изменника казнили со всем семейством. Сен-Жюсты пришли в ужас, особенно Маргарита, раскаявшаяся в своем необдуманном поступке, но все ее старания спасти осужденных ни к чему не привели.
   Рассказывая эту печальную историю мужу, леди Блейкни думала, что сумеет заставить его забыть то, что, несомненно, должно было поразить англичанина и роялиста. Сэр Перси выслушал несколько запоздалое признание жены, по-видимому, спокойно, но после их объяснения его безграничная любовь к ней как будто совершенно исчезла; остались только неизменная вежливость, безукоризненная корректность, заботливая внимательность. Перед Маргаритой был не любящий муж, а добродушный родственник, облеченный броней невозмутимого спокойствия. Она пробовала возбудить в нем ревность, обиду, досаду, лишь бы пробить вставшую между ними стену, однако все было напрасно. У Маргариты было все, что может дать богатый светский брак, но не было любви. Вот почему, когда белые паруса шхуны «Мечта» скрылись в тумане, она почувствовала себя страшно одинокой.
   Она с тяжелым вздохом отвела взор от уныло шумевшего моря и тихо пошла к гостинице. Быстро темнело, и Маргарита невольно ускорила шаг. Буквально на пороге гостиницы «Приют рыбака» перед нею внезапно выросла мужская фигура, и спокойный голос назвал ее по имени:
   – Гражданка Сен-Жюст!
   Маргарита невольно вскрикнула, но почти тотчас узнала незнакомца и с радостным удивлением протянула ему руку.
   – Да ведь это Шовелен!
   – Он самый, гражданка, к вашим услугам, – ответил незнакомец, вежливо целуя ее руку.
   Это был человек лет сорока, маленького роста, с умными, хитрыми глазами старой лисы. Джеллибэнд мог бы узнать в нем гостя, распивавшего с ним вино два часа назад.
   – Как я рада видеть вас, Шовелен, друг мой! – радостно повторила Маргарита, не замечая насмешливой улыбки, искривившей его тонкие губы. Этот человек напомнил ей о блестящем кружке на улице Ришелье, центром которого она была когда-то, и ее радость была вполне искренна. – Почему вы в Англии? – весело спросила она.
   – А вы как поживаете? – не отвечая на ее вопрос, осведомился Шовелен.
   – Я? – Она пожала плечами. – Мне скучно, мой друг!
   Шовелен близко наклонился к ней, стараясь в полумраке разглядеть ее лицо.
   – Я изумлен! – воскликнул он, но в его голосе не было искренности.
   – Вот как? А я думала, что при своей проницательности вы поймете, что Маргарите Сен-Жюст вовсе не к лицу как английские туманы, так и английские добродетели.
   – Мне казалось, что сельская жизнь в Англии особенно привлекает молодых хорошеньких женщин.
   – Я тоже думала… прежде, – со вздохом прервала Маргарита. – Хорошенькие женщины в английских поместьях действительно вполне гарантированно защищены от всяких опасностей, так как все веселое и интересное для них недостижимо. Вы только представьте себе, что мне иногда по целым дням не представляется ни малейшего повода к искушению!
   – Удивительно ли, что умнейшая женщина Европы скучает? – любезно сказал Шовелен.
   – Уж если я даже вам так обрадовалась, дело, должно быть, плохо, не правда ли? – лукаво улыбнулась Маргарита.
   – И это после нескольких месяцев брака по любви? Неужели идиллического безумия хватило лишь на такой короткий срок?
   – Милый Шовелен, всякому безумию рано или поздно приходит конец. Но не в том дело! Я рассчитываю на вас. Не найдете ли вы мне лекарства против скуки?
   – Смею ли я рассчитывать успеть в том, чего не добился даже сэр Перси?
   – Ну, сэра Перси мы лучше оставим в покое, мой милый, – сухо возразила Маргарита.
   – Прошу прощения. Смею надеяться, я мог бы предложить вам рецепт против самой мертвой скуки, но…
   – Какие еще «но»?
   Шовелен устремил на нее свои бесцветные лисьи глаза, словно стараясь прочесть, что было у нее на душе, потом осторожно огляделся и низко наклонился к ее лицу.