Страница:
Это было настолько серьезно, что я убедил коллег позвонить копам. В ее квартире полиция никого не нашла. Все указывало на внезапный отъезд. Ее машина исчезла, а со счета в банке недавно сняли крупную сумму, что тоже походило на приготовления к путешествию.
Я почувствовал себя брошенным — и это как раз тогда, когда у нас все так хорошо могло сложиться. Грудную клетку ломило все чаще, и по мере того, как заживали два широких шрама пониже ключицы, под ними что-то набухало.
Мне все время снились кошмары о том, как призраки отрезанных конечностей пытаются меня удавить. Я просыпался, а грудь болела все сильнее. Пару раз я звонил в больницу, но доктор сказал, что на стадии заживления боль — это нормально, а сны рано или поздно пройдут. Еще он сказал, что зуд в ампутированных конечностях — тоже нормально, однако ничего подобного я не испытывал.
Прошла еще неделя, и я уже начал по-настоящему тревожиться за Тину. Вот тогда-то от нее и пришло письмо.
* * *
Джимми — надеюсь, ты в норме. Прости, что уехала, пока ты в больнице, но мне надо было куда-нибудь свалить. Я тебе сделала одну очень плохую вещь и теперь жалею. Это я виновата, но больше всего наша контора. Ты можешь у них отсудить триллион долларов. Я серьезно, ты можешь разорить этих подонков за каннибаллонизм. Они все знали, и Одно Дерево тоже был на верной реке. Проверочный сигнал был: стану я или нет, и мне стыдно, что я это сделала. ~Т.
* * *
Письмо отправили без обратного адреса и подписи, но послать его могла только Тина. Вот так: и руки мои пропали, и она. Проклятье! Что ж такое происходит? Как бы то ни было, я должен что-то предпринять. Нанять адвоката — неплохая мысль, но сперва нужно посоветоваться с человеком, которому я доверял.
Государственная исправительная система встретила меня железными решетками.
— Так-так-так, — пробормотал отец Тины, взирая на меня сквозь плексиглас.
— Да, — сказал я, все еще самоуверенно. — Я их отрезал.
— Вот и славно.
— Тина тоже отрезала свой нарост.
— Ну и как она теперь выглядит?
— Великолепно.
Отец Тины не знал, что она пропала, поэтому мне пришлось ему рассказать. Я передал ему копию ее письма и наблюдал за его лицом, пока он читал. Он предположил, что Тина отправилась на поиски матери. В этом был хоть какой-то смысл, особенно если я не ошибся по поводу ее возросшей самооценки. Что касается того, где сейчас может находиться мать Тины, Тайлер не имел представления. Мы израсходовали все отпущенное для свиданий время и договорились встретиться еще раз. Поскольку Тайлер сидел в тюрьме для хакеров, доступа к компьютеру у него не было, так что по «мылу» мы переписываться не могли. Телефон здесь имелся, но он прослушивался, и мы решили просто встретиться лично.
К концу нашего третьего свидания Тайлер просунул сквозь щель в окошке запечатанный конверт. Правилами это дозволялось. Я взял конверт, и он сделал мне знак, чтобы я пока не открывал его.
— Ты человек религиозный? — спросил он.
— Ну так, слегка.
— Я тоже. — И он подмигнул.
* * *
— Тина пропала, — сообщил я Свами, когда зашел в его кабинет. — Думаю, она скрывается от преследований компании. И это как-то связано со мной. Мне нужна твоя помощь, чтобы взломать «Гению» и попытаться выяснить, что к чему.
Я ввел Свами в курс дела и показал Тинино послание. Он сочувственно покивал.
— Все равно помочь я тебе не могу, — сказал он, — потому что не представляю, как можно взломать местные компьютеры. Я не настолько крут.
— А если попросить помочь того, кто может это сделать? И я рассказал ему об отце Тины и его репутации матерого хакера. Свами переварил эту информацию и посмотрел на меня снизу, со своего инвалидного кресла.
— Может быть, — сказал он. — Но одно условие.
— Какое?
— Если мы прорвемся, ты поможешь мне создать объект для праматери «травки».
Это было логично. Задумавшись, я уставился на один из древесных постеров Свами.
— Слушай, — сказал я, — а тебе нравится новая песня группы «Got 2B Shvat»?
— Кого?
— Ну, знаешь, новая группа в стиле хасид-рок? У них еще в клипе такое здоровенное дерево. Шват — это же какой-то еврейский праздник деревьев, да?
Меня разбирало любопытство еще с того раза, когда я впервые оказался у Свами в кабинете, и наконец любопытство пересилило.
— Не знаю.
— Так… ты не еврей?
— Нет. — Он загадочно улыбнулся. — Раста Нова.
— А… — Тогда понятно, откуда все эти идеи насчет наркотиков. Джа — бог марихуаны и все такое. — Жаль. В один прекрасный день карта «У меня есть друзья-евреи» может оказаться джокером.
— Ну и болван же ты, Джимми.
Я шутливо поклонился, а затем согласился помочь Свами отыскать его всемогущую «траву».
* * *
Идея взломать «Гению» с помощью Тайлера имела один существенный недостаток: он сидел в тюрьме именно за хакерство. Все это заведение было устроено так, чтобы перекрыть заключенным любой доступ к Сети. Все входящие и исходящие линии связи экранировались, иметь компьютер любого типа не дозволялось, телефон прослушивался, почта прочитывалась, и не знаю уж, что там еще. Водопроводную сеть заизолировали так, чтобы невозможно было передавать какие-нибудь сигналы через трубы или через саму воду. Единственными местами, где Тайлер мог уединиться, были ванная и церковь.
— Закон провозглашает тайну вероисповедания, — сказал он, — поэтому в тюремных церквях нет прослушки. И я дал взятку фирме, которая устанавливала здесь окна.
Мы созвонились с Селией — той женщиной, чье имя было в записке Тайлера. Она работала в фирме, изготавливавшей витражи для церкви. Более того, она состояла в маленьком преступном синдикате, а эти окна служили частью масштабного плана, который заключался в том, что Тайлер мог взламывать компьютерные системы, не выходя из тюрьмы. Окошки эти были не совсем обычные. Их покрывал тончайший слой какого-то геля с уникальными свойствами. Этот гель от удара звуковой волны слегка сжимался, заставляя стекло менять цвет. Селия называла это «интерференцией тонкой пленки». «Вообще-то это довольно древняя и грубая технология, — сказала она. — Этакий секретный передатчик для бедных».
Другое свойство этих окон состояло в том, что они коротко вспыхивали, когда на них попадал свет. Управляемый компьютером лазер рисовал на таком окне буквы. Тайлер мог их считывать, а через несколько секунд они бесследно исчезали. Так что эта аппаратура обеспечивала двусторонний обмен информацией, не оставляя никаких следов.
Условились, что Селия снимет квартиру в пределах видимости тюремной церкви. План был такой: Тайлер будет делать вид, что молится, а телескопический цветоанализатор в квартире будет распознавать цветовые изменения на специальном оконном стекле. Затем он переведет эти изменения обратно в звук, и мы услышим, что говорит Тайлер. После этого мы сможем ответить ему с помощью лазера. Или внедриться в компьютерную систему, а Тайлер сможет выполнять в ней операции дистанционно, из тюрьмы.
— Надежность здесь высокая, поскольку прямой связи нет, — объяснила Селия. — Со стороны трудно даже догадаться о том, что мы тут делаем.
— Почему? — удивился Свами. — В Пентагоне ведь разрабатывались меры противодействия таким вещам. Там опасались, что шпионы считают вибрацию с окон комнат, где проводились засекреченные совещания. Они просто ставили на стекла радиоколонки, чтобы смазывать голосовые вибрации.
Селия понимающе улыбнулась.
— Я вижу, ты неплохо подготовлен. Но думаю, в тюрьме таких технологий никто не ждет. Они там слишком озабочены подкожными наночипами и беспроводными телефонами, спрятанными в зубных пломбах. А эта доисторическая уловка почти забыта. В принципе, мы могли бы попробовать считывать звук напрямую со стекла, но лучше использовать цветовые сигналы, и к тому же это дает возможность двусторонней коммуникации.
Тайлер уже пользовался этой системой для какого-то взлома, и ему не терпелось попробовать что-нибудь покрупнее. Свами не был хакером, но он много чего знал про «Гению» и другие корпоративные системы — те, что использовались для электронной почты, подключения к Сети и всего такого прочего. Под руководством опытного мастера он мог стать по-настоящему опасным. Теперь мы и сами были готовы посылать проверочные сигналы.
…В квартире на восьмом этаже было темно и пусто. Единственная настольная лампа, с тусклой флуоресцентной трубкой и без абажура, стояла на полу. В затхлом нутре холодильника —. несколько бутылок с водой, а на окне с видом на тюрьму — дешевые жалюзи. Возле окна на тяжелых треногах стояли два прибора, лазер и телескоп. Я, впрочем, не делал различия между ними. Несколько ноутбуков и разных других штук лежали на двух складных столиках, и все это соединялось висящими макаронинами проводов. Селия пояснила, что для таких рискованных дел они никогда не пользуются беспроводными системами. Кабельное соединение гораздо надежнее.
Согласно плану, Тайлер вошел в церковь, включил там свет и начал молиться. Свами, Селия и я сидели в затемненной квартире с нацеленным на церковные окна телескопом и подключенным к нему цветоана-лизатором. Селия показала Свами, как слегка подкручивать телескоп, чтобы обнаружить самую активную точку. Мы зафиксировали несколько очень отчетливых цветовых изменений, и анализатор показал множество структур, не видимых простым глазом. Когда модулированные частоты перевели в звук, из колонки заскрежетал голос Тайлера:
— Господи, ты меня слышишь? Проверка номер девять, номер девять, номер девять… Пройдет восемьдесят семь лет, и я стряхну с себя мрачные узы тюрьмы, наконец свободный, наконец свободный, наконец свободный…[ «Молитва» Тайлера — мешанина из разнообразных цитат: песня «Битлз» «Revolution № 9», геттисбергское обращение Авраама Линкольна, негритянский спиричуэлс. (Здесь и далее прим, перев.)]
— Получилось! — заметил Свами.
Селия улыбнулась удовлетворенно и еще подкрутила ручку настройки.
Голос Тайлера стал слышен яснее.
— Время пришло, все добрые люди, приидите к Уотсону! Вы мне нужны![ «Господин Уотсон, идите сюда, вы мне нужны» — первая фраза, переданная в 1876 г. Беллом по проводам своему помощнику.]
Мы набрали на клавиатуре ответ, и луч лазера затрепетал незаметно глазу, выписывая слова на стекле — или, как выразился Свами, «перст Господень выводит письмена на стене».
— Моя молитва услышана, — произнес Тайлер.
— Теперь пора молиться системе, — сострил Свами.
Забавно, подумал я. Мы хотим атаковать программу, которая изо всех сил трудится ради излечения таких уродов, как мы. Мы были в долгу перед Тайлером и Селией, и я пообещал себе щедро с ними расплатиться, если это дерево принесет какие-нибудь плоды.
К тому времени, когда мы встретились на квартире в следующий раз, Свами подготовил подключение к корпоративной локальной сети. Связь была беспроводная, но зашифрованная. Квартира была достаточно старая, и в ней сохранились наземные линии связи, но лишь аналоговые. Пока мы не продвинулись слишком далеко, Свами собирался оснастить офис адаптером. А сейчас нам требовалось выкрасть административный пароль. Мы выяснили, что существует масса способов это сделать, но большинство из них засечет служба безопасности. Имелся один простой способ, который обычно пробовал Тайлер. Когда все было готово, я позвонил ему и сказал, чтобы он шел произносить свои молитвы. Через несколько минут мы уже считывали их.
— Дойдите до того уровня, где предлагается ввести пароль, — велел он.
— Готово.
— О'кей. Введите следующие данные.
Тайлер продиктовал логин, который включал в себя что-то вроде префикса, корня и суффикса. Только средняя его часть походила на мой собственный логин, которым мне никогда не придется воспользоваться, если только мой биочип не выйдет из строя. Он подождал немного, после чего выдал навороченный пароль.
Свами засиял, словно тлеющий кончик косяка. Во всяком случае, мне так показалось.
— Я там! — воскликнул он со смехом. — Я проник внутрь!
— Что-то я не понял, — удивился я. — Неужели все эти окна, телескопы, компьютеры — все было только ради этого?
Оказалось, что нет. Тайлер предоставил нам всего лишь аккаунт суперпользователя и пароль, который был установлен на корпоративном сервере изначально. Никто не позаботился сменить установленный по умолчанию пароль: оплошность глупая, но распространенная.
— Попасть внутрь системы — это только начало, — констатировал Тайлер. — Вам еще понадобится моя помощь, чтобы обходить другие преграды, извлекать данные и прочая, и прочая.
Я мало что понимал из того, чем занимались Свами и Тайлер, так что вскоре перестал встревать в разговор. После полутора недель ежедневных, хотя и непродолжительных сеансов связи картина происходящего стала проясняться. Свами и Тайлер начали задавать мне вопросы по поводу работы компании, патентного права и других вещей. Моя часть работы заключалась в том, чтобы находить ответы. Иногда нужная информация извлекалась легко, особенно по наиболее противоречивым вопросам, поскольку государственные архивы были забиты соответствующими дебатами. А вот подробности о работе компании раскопать оказалось сложнее, но с несколькими допущениями и предположениями все постепенно прояснялось.
* * *
Тем временем одна важная вещь случилась, а другая — нет. Вторая: не было никаких вестей от Тины. А первая: мои паразитические ручки начали отрастать заново. Все началось с ноющей боли, затем появились опухоли, а потом начала лопаться кожа. Видимо, моя грудная клетка была не способна трансформироваться в клетки пальцев, поэтому кулакам приходилось буквально пробивать себе дорогу изнутри. В больницу я не пошел, и тому имелось много причин. Да и потрескавшаяся кожа быстро зажила, так что ничего страшного не произошло. Но чесалось просто адски.
Мои руки обладали способностью регенерировать — свойство для людей неслыханное. Я отрастил себе новые конечности, как ящерица хвост. Мне даже пришло в голову, что когда я только родился, эти ручонки, должно быть, уже пытались отрезать, но они отросли заново, и родители решили оставить все как есть. Отсюда перекомпенсация моей мамочки, которая всю жизнь твердила, что эти ручки — некий дар.
Я проработал в компании достаточно долго, чтобы знать цену самовосстанавливающимся костям, мышцам и коже. Этот дар действительно стоил целого состояния. Похоже, «проверочный сигнал», обнаруженный Тиной и так смахивающий на меня, был не просто подсунут ей умышленно. Он был жизнеспособным организмом, быть может, с уникальными стволовыми клетками. Отследить, откуда он взялся и кто поставил его в очередь к Тине, не представлялось возможным, но было ясно: кто-то подтолкнул ее обратиться ко мне.
В ее письме говорилось то же самое. Компания сделала мне что-то плохое, писала Тина, и она им помогла. Чем? Уговорила меня отрезать руки, вот чем. Причем не только отрезать, но и пожертвовать их на опыты. Такое впечатление, что это и было основной целью: заставить меня подписать отказ от ампутированных органов.
Не зная, чем именно я интересуюсь, мой босс Дейв прислал мне несколько интересных ссылок. Наш «Счастливый случай» и другие подобные компании находятся в жестких рамках патентного права. Нельзя запатентовать вещества или целые организмы, распространенные в природе как норма. Давным-давно лаборатории пытались получить патент на гены, созданные по образцам представителей племен третьего мира, а кто-то даже пытался присвоить себе весь человеческий геном. «Вампиры» — вот как их стали называть тогда. И тем не менее спрос на новые средства продления жизни оказался велик. Где же было взять деньги на дорогостоящие исследования в этой наполовину государственной индустрии?
Вот тут-то и появилась «Гения». Патентовать вымершие нечеловекообразные организмы законом не запрещалось, поскольку живых заинтересованных сторон уже не существовало. Если вам удалось регенерировать ДНК динозавра, вы могли либо присвоить его и оставить у себя в собственности, либо запатентовать и сделать на этом деньги. Еще одна вещь, которую разрешалось патентовать, это трансгенные организмы, созданные из нескольких видов, срощенных вместе. К этим двум типам, в основном, и принадлежало большинство наших объектов.
Проблема с трансгенами заключалась в том, что незаконно было создавать, так сказать, «действующие модели» — слишком велик был потенциальный биологический риск. Вымершие виды тоже находились под контролем, но меньшим. Одна школа научной мысли утверждала, что раз они когда-то обитали на планете, то по отношению к современным формам жизни они не являются взаимоисключающими, тогда как другое мнение гласило, что могут и являться. Эта неуверенность оставляла лазейки в законе.
Я попытался вычислить, являюсь ли единственным представителем какого-то вида (этот случай не подпадал под существующие законы) или же каким-то образом соответствую типичным категориям, с которыми имеет дело наша «Гения». Настало время проконсультироваться со специалистом по патентному праву.
Ее звали Маккензи, и из ее офиса в небоскребе открывался именно такой вид, какие обычно показывают по телевизору. Сам офис выглядел не слишком эффектно. Мебель стояла дешевенькая, а на смартдеске невозможно было что-нибудь разглядеть из-за сваленных кучей книг и бумаг. Маккензи оказалась симпатичной женщиной лет пятидесяти, с гладко зачесанными назад светлыми волосами. Я смущался, ерзал в потертом кожаном кресле, потирая бока и надеясь, что мои раны не начнут кровоточить.
Маккензи сразу же уловила суть, едва я рассказал ей про свои ампутированные и присвоенные кем-то конечности.
— Когда вы подписали отказ от образцов ткани, — заключила она, — они стали собственностью нового владельца, при условии, что они используются в соответствии с условиями договора.
— И это означает?
— Если ваши ткани в норме не встречаются в природе и если обладают тем потенциалом, которым, как мне кажется, они обладают, это означает, что ваша компания может их запатентовать. На их основе они могут разрабатывать медикаменты и методы лечения и собирать барыши. Вы же не получите ничего.
Она продолжала, увлеченно перечисляя прецеденты подобных дел, как удачных, так и проваленных. Мур, Слейвин, Йорк против Джонса и прочие славные имена. Килрой против Джорджа Вашингтона. Прямо как в университете, ей-богу. Все это началось, когда до людей вдруг дошло, что информация, необходимая для лечения многих серьезных болезней, на самом деле доступна и совершенно бесплатна. В скопившихся за десятки лет военно-медицинских архивах имелись достоверные данные, по которым можно было установить взаимосвязь между всевозможными болезнями и генетической историей, пищевыми привычками, воздействием вредных веществ и так далее. Все, что нужно было сделать — сопоставить эти данные, и революция в медицине обеспечена. Некоторое время министерство обороны и медики сражались за сохранение врачебной тайны (а уж сражаться они умеют), пока кто-то не нашел способ использовать эту информацию анонимно.
Просто убрать имена было недостаточно. Предстояло выстроить целый ряд совершенно иных данных, используя не только вымышленные имена, но и вымышленное место рождения, вымышленные лекарства и вымышленные болезни. Эта «продезинфицированная» информация выставлялась на продажу, и такие компании, как наша, пользовались ею постоянно. Обнаружив что-нибудь интересное, мы обязаны были представить открытие в Министерство обороны, которое переводило этот результат в реальный мир, используя специальный декодер. Мы платили установленную мзду, и нам предоставлялись эксклюзивные права'на открытие.
Однако сама идея того, что кто-то хочет запатентовать образцы моих тканей, выбила меня из колеи. Должно быть, вид у меня был озадаченный, потому что Маккензи отложила перо, скрестила руки на груди и вздохнула.
— Попробую объяснить доступнее, — сказала она. — Если бы законы были немного другими, вы могли бы запатентовать себя сами. Это не совсем точно, но для простоты позвольте мне выразиться так. Физический недостаток может быть запатентован, поскольку он не является нормальным человеческим состоянием. Вы — единственное заинтересованное лицо, так что можете получить патент на свои плохие гены, или хорошие стволовые клетки, или на что-то еще, что делает вас уникальным. Однако в нашем случае произошло, по-видимому, то, что компьютер вашей компании создал… э-э… Как это у вас называется?
— Объект.
— Да, объект, похожий на вас. И тогда кто-то вдруг обнаружил, что вы уже существуете.
— Меня трудно не заметить. Она кивнула из вежливости.
— Другой вариант: они знали, что ваши руки могут регенерировать, и создали этот ваш проверочный сигнал в качестве ловушки. В любом случае, они выстроили ситуацию так, чтобы заставить вас удалить лишние конечности и отказаться от них.
— Черт возьми, они постарались на славу.
— Эта ваша система, «Гения», сама по себе не в состоянии что-либо запатентовать. Чтобы получить патент, нужно доказать, что изобретение является полезным. Для этого должна существовать другая программа.
— Симулятор. Система, которая создает виртуальные организмы и забавляется с ними, как хочет, чтобы посмотреть: помогут они вылечить рак или что-нибудь в этом роде.
— У вас там, я вижу, все предусмотрено, — она улыбнулась. — Теперь что касается договора, по которому вы отказались от отчужденных тканей. Какие там были условия?
— Я его не читал.
— Копия у вас имеется?
— Нет.
— Ладно, я его отыщу, — пообещала она. — Договор мы подошьем к делу. Вам нужно только написать доверенность, чтобы я могла его получить.
Я поскреб грудь в том месте, где два комплекта костяшек пальцев пробивали себе дорогу наружу.
— Если я подписал отказ от всех прав, это означает, что я не могу подать в суд на компанию?
— Вовсе не обязательно, — сказала Маккензи. — Вы можете доказать, что в момент подписания бумаг находились не в здравом уме и твердой памяти?
— Пожалуй, — протянул я задумчиво. В тот день голова у меня действительно была, как в тумане. — Да, наверное, могу.
— Как именно?
— Во-первых, меня готовили к операции. Мне ставили капельницу.
— Одному Богу известно, что там было, — сказала она.
Да нет, какие-то медицинские записи, к которым имел доступ не только Господь Бог, там имелись. Но ее слова прозвучали так, словно она уже репетировала свою речь в суде. Она начинала мне нравиться.
— Потом была еще Тина. Это она уговорила меня подписать отказ. Чуть ли не ручку за меня держала.
— Мошенничество и принуждение, — кивнула она. — Что еще?
— Думаю, Тина даст показания в мою пользу, — сказал я. Она коротко улыбнулась и тут же вновь посерьезнела.
— У вас очень хорошие шансы, мистер Таннер. Вы сделаете на этом много миллионов.
— Сколько именно?
— Пока не могу сказать точно. Но чем больше я об этом думаю, тем выше, мне кажется, можно поднять ставки. Сотни миллионов, вне всякого сомнения.
Голова у меня поплыла, и в груди что-то кольнуло.
— Вы шутите!
Она положила ручку на стол и захлопнула блокнот.
— Эта компания пойдет ко дну.
— Здорово, — сказал я не слишком уверенно.
* * *
Маккензи собрала целую команду, чтобы сделать все необходимое. На следующей неделе она связалась со мной по телефону. В больнице моих слов никто не смог подтвердить, сказала она, так что исход дела теперь зависел от показаний Тины. Маккензи прислала ко мне частного детектива по фамилии Ланд. Он был маленький, но крепко сбитый и накачанный. Еще его отличали складки на черепе и короткие, редкие волосы, торчащие в разные стороны, как у панков времен моего дедушки. Вместе с сыщиком мы отправились навестить Тайлера за решеткой.
— Ланд считает, что Тина могла поехать на поиски матери, — сказал я.
Ланд сдвинул брови в сторону чего-то незримого, затем взгляд его прояснился и уперся в Тайлера.
— Мы рассчитывали, что вы поможете нам отыскать вашу экс-супругу.
Тайлер скривил рот, и вид у него стал такой, словно он разжевал горькую пилюлю.
— Прошло двадцать три года.
— Все, что мне нужно, несколько зацепок.
— Типа чего?
— Любимые места, вымышленные имена, родственные связи, мечты юности… Сколько продолжался ваш брак?
— Нисколько. Прожили вместе семь лет.
После этого Тайлер накидал нам несколько случайных идей. Ти-нина мамочка любила Бродвей, терпеть не могла холод, и ей нравилось в Атлантик-Сити. Так значит, Лас-Вегас? Другими возможными местами и по другим причинам оказались Батон-Руж и Южная Калифорния. Ланд уже засобирался уходить, но мне нужно было еще кое-что обсудить с Тайлером.
— Как там дела с волшебными травками Свами?
— Не особенно, но сдвиги есть.
— Лучше, чем с поисками Тины?
— На этот счет не беспокойтесь, — вставил Ланд.
— А как поживает «Гения»?
— Она у меня в кулаке, — сказал Тайлер. Мы делали вид, что «Гения» — это имя какой-то женщины, чтобы надзиратели не заподозрили причастность Тайлера. — Если вы не сможете оставить свою компанию без штанов, то по крайней мере я посажу «Гению» в лужу.
Я почувствовал себя брошенным — и это как раз тогда, когда у нас все так хорошо могло сложиться. Грудную клетку ломило все чаще, и по мере того, как заживали два широких шрама пониже ключицы, под ними что-то набухало.
Мне все время снились кошмары о том, как призраки отрезанных конечностей пытаются меня удавить. Я просыпался, а грудь болела все сильнее. Пару раз я звонил в больницу, но доктор сказал, что на стадии заживления боль — это нормально, а сны рано или поздно пройдут. Еще он сказал, что зуд в ампутированных конечностях — тоже нормально, однако ничего подобного я не испытывал.
Прошла еще неделя, и я уже начал по-настоящему тревожиться за Тину. Вот тогда-то от нее и пришло письмо.
* * *
Джимми — надеюсь, ты в норме. Прости, что уехала, пока ты в больнице, но мне надо было куда-нибудь свалить. Я тебе сделала одну очень плохую вещь и теперь жалею. Это я виновата, но больше всего наша контора. Ты можешь у них отсудить триллион долларов. Я серьезно, ты можешь разорить этих подонков за каннибаллонизм. Они все знали, и Одно Дерево тоже был на верной реке. Проверочный сигнал был: стану я или нет, и мне стыдно, что я это сделала. ~Т.
* * *
Письмо отправили без обратного адреса и подписи, но послать его могла только Тина. Вот так: и руки мои пропали, и она. Проклятье! Что ж такое происходит? Как бы то ни было, я должен что-то предпринять. Нанять адвоката — неплохая мысль, но сперва нужно посоветоваться с человеком, которому я доверял.
Государственная исправительная система встретила меня железными решетками.
— Так-так-так, — пробормотал отец Тины, взирая на меня сквозь плексиглас.
— Да, — сказал я, все еще самоуверенно. — Я их отрезал.
— Вот и славно.
— Тина тоже отрезала свой нарост.
— Ну и как она теперь выглядит?
— Великолепно.
Отец Тины не знал, что она пропала, поэтому мне пришлось ему рассказать. Я передал ему копию ее письма и наблюдал за его лицом, пока он читал. Он предположил, что Тина отправилась на поиски матери. В этом был хоть какой-то смысл, особенно если я не ошибся по поводу ее возросшей самооценки. Что касается того, где сейчас может находиться мать Тины, Тайлер не имел представления. Мы израсходовали все отпущенное для свиданий время и договорились встретиться еще раз. Поскольку Тайлер сидел в тюрьме для хакеров, доступа к компьютеру у него не было, так что по «мылу» мы переписываться не могли. Телефон здесь имелся, но он прослушивался, и мы решили просто встретиться лично.
К концу нашего третьего свидания Тайлер просунул сквозь щель в окошке запечатанный конверт. Правилами это дозволялось. Я взял конверт, и он сделал мне знак, чтобы я пока не открывал его.
— Ты человек религиозный? — спросил он.
— Ну так, слегка.
— Я тоже. — И он подмигнул.
* * *
— Тина пропала, — сообщил я Свами, когда зашел в его кабинет. — Думаю, она скрывается от преследований компании. И это как-то связано со мной. Мне нужна твоя помощь, чтобы взломать «Гению» и попытаться выяснить, что к чему.
Я ввел Свами в курс дела и показал Тинино послание. Он сочувственно покивал.
— Все равно помочь я тебе не могу, — сказал он, — потому что не представляю, как можно взломать местные компьютеры. Я не настолько крут.
— А если попросить помочь того, кто может это сделать? И я рассказал ему об отце Тины и его репутации матерого хакера. Свами переварил эту информацию и посмотрел на меня снизу, со своего инвалидного кресла.
— Может быть, — сказал он. — Но одно условие.
— Какое?
— Если мы прорвемся, ты поможешь мне создать объект для праматери «травки».
Это было логично. Задумавшись, я уставился на один из древесных постеров Свами.
— Слушай, — сказал я, — а тебе нравится новая песня группы «Got 2B Shvat»?
— Кого?
— Ну, знаешь, новая группа в стиле хасид-рок? У них еще в клипе такое здоровенное дерево. Шват — это же какой-то еврейский праздник деревьев, да?
Меня разбирало любопытство еще с того раза, когда я впервые оказался у Свами в кабинете, и наконец любопытство пересилило.
— Не знаю.
— Так… ты не еврей?
— Нет. — Он загадочно улыбнулся. — Раста Нова.
— А… — Тогда понятно, откуда все эти идеи насчет наркотиков. Джа — бог марихуаны и все такое. — Жаль. В один прекрасный день карта «У меня есть друзья-евреи» может оказаться джокером.
— Ну и болван же ты, Джимми.
Я шутливо поклонился, а затем согласился помочь Свами отыскать его всемогущую «траву».
* * *
Идея взломать «Гению» с помощью Тайлера имела один существенный недостаток: он сидел в тюрьме именно за хакерство. Все это заведение было устроено так, чтобы перекрыть заключенным любой доступ к Сети. Все входящие и исходящие линии связи экранировались, иметь компьютер любого типа не дозволялось, телефон прослушивался, почта прочитывалась, и не знаю уж, что там еще. Водопроводную сеть заизолировали так, чтобы невозможно было передавать какие-нибудь сигналы через трубы или через саму воду. Единственными местами, где Тайлер мог уединиться, были ванная и церковь.
— Закон провозглашает тайну вероисповедания, — сказал он, — поэтому в тюремных церквях нет прослушки. И я дал взятку фирме, которая устанавливала здесь окна.
Мы созвонились с Селией — той женщиной, чье имя было в записке Тайлера. Она работала в фирме, изготавливавшей витражи для церкви. Более того, она состояла в маленьком преступном синдикате, а эти окна служили частью масштабного плана, который заключался в том, что Тайлер мог взламывать компьютерные системы, не выходя из тюрьмы. Окошки эти были не совсем обычные. Их покрывал тончайший слой какого-то геля с уникальными свойствами. Этот гель от удара звуковой волны слегка сжимался, заставляя стекло менять цвет. Селия называла это «интерференцией тонкой пленки». «Вообще-то это довольно древняя и грубая технология, — сказала она. — Этакий секретный передатчик для бедных».
Другое свойство этих окон состояло в том, что они коротко вспыхивали, когда на них попадал свет. Управляемый компьютером лазер рисовал на таком окне буквы. Тайлер мог их считывать, а через несколько секунд они бесследно исчезали. Так что эта аппаратура обеспечивала двусторонний обмен информацией, не оставляя никаких следов.
Условились, что Селия снимет квартиру в пределах видимости тюремной церкви. План был такой: Тайлер будет делать вид, что молится, а телескопический цветоанализатор в квартире будет распознавать цветовые изменения на специальном оконном стекле. Затем он переведет эти изменения обратно в звук, и мы услышим, что говорит Тайлер. После этого мы сможем ответить ему с помощью лазера. Или внедриться в компьютерную систему, а Тайлер сможет выполнять в ней операции дистанционно, из тюрьмы.
— Надежность здесь высокая, поскольку прямой связи нет, — объяснила Селия. — Со стороны трудно даже догадаться о том, что мы тут делаем.
— Почему? — удивился Свами. — В Пентагоне ведь разрабатывались меры противодействия таким вещам. Там опасались, что шпионы считают вибрацию с окон комнат, где проводились засекреченные совещания. Они просто ставили на стекла радиоколонки, чтобы смазывать голосовые вибрации.
Селия понимающе улыбнулась.
— Я вижу, ты неплохо подготовлен. Но думаю, в тюрьме таких технологий никто не ждет. Они там слишком озабочены подкожными наночипами и беспроводными телефонами, спрятанными в зубных пломбах. А эта доисторическая уловка почти забыта. В принципе, мы могли бы попробовать считывать звук напрямую со стекла, но лучше использовать цветовые сигналы, и к тому же это дает возможность двусторонней коммуникации.
Тайлер уже пользовался этой системой для какого-то взлома, и ему не терпелось попробовать что-нибудь покрупнее. Свами не был хакером, но он много чего знал про «Гению» и другие корпоративные системы — те, что использовались для электронной почты, подключения к Сети и всего такого прочего. Под руководством опытного мастера он мог стать по-настоящему опасным. Теперь мы и сами были готовы посылать проверочные сигналы.
…В квартире на восьмом этаже было темно и пусто. Единственная настольная лампа, с тусклой флуоресцентной трубкой и без абажура, стояла на полу. В затхлом нутре холодильника —. несколько бутылок с водой, а на окне с видом на тюрьму — дешевые жалюзи. Возле окна на тяжелых треногах стояли два прибора, лазер и телескоп. Я, впрочем, не делал различия между ними. Несколько ноутбуков и разных других штук лежали на двух складных столиках, и все это соединялось висящими макаронинами проводов. Селия пояснила, что для таких рискованных дел они никогда не пользуются беспроводными системами. Кабельное соединение гораздо надежнее.
Согласно плану, Тайлер вошел в церковь, включил там свет и начал молиться. Свами, Селия и я сидели в затемненной квартире с нацеленным на церковные окна телескопом и подключенным к нему цветоана-лизатором. Селия показала Свами, как слегка подкручивать телескоп, чтобы обнаружить самую активную точку. Мы зафиксировали несколько очень отчетливых цветовых изменений, и анализатор показал множество структур, не видимых простым глазом. Когда модулированные частоты перевели в звук, из колонки заскрежетал голос Тайлера:
— Господи, ты меня слышишь? Проверка номер девять, номер девять, номер девять… Пройдет восемьдесят семь лет, и я стряхну с себя мрачные узы тюрьмы, наконец свободный, наконец свободный, наконец свободный…[ «Молитва» Тайлера — мешанина из разнообразных цитат: песня «Битлз» «Revolution № 9», геттисбергское обращение Авраама Линкольна, негритянский спиричуэлс. (Здесь и далее прим, перев.)]
— Получилось! — заметил Свами.
Селия улыбнулась удовлетворенно и еще подкрутила ручку настройки.
Голос Тайлера стал слышен яснее.
— Время пришло, все добрые люди, приидите к Уотсону! Вы мне нужны![ «Господин Уотсон, идите сюда, вы мне нужны» — первая фраза, переданная в 1876 г. Беллом по проводам своему помощнику.]
Мы набрали на клавиатуре ответ, и луч лазера затрепетал незаметно глазу, выписывая слова на стекле — или, как выразился Свами, «перст Господень выводит письмена на стене».
— Моя молитва услышана, — произнес Тайлер.
— Теперь пора молиться системе, — сострил Свами.
Забавно, подумал я. Мы хотим атаковать программу, которая изо всех сил трудится ради излечения таких уродов, как мы. Мы были в долгу перед Тайлером и Селией, и я пообещал себе щедро с ними расплатиться, если это дерево принесет какие-нибудь плоды.
К тому времени, когда мы встретились на квартире в следующий раз, Свами подготовил подключение к корпоративной локальной сети. Связь была беспроводная, но зашифрованная. Квартира была достаточно старая, и в ней сохранились наземные линии связи, но лишь аналоговые. Пока мы не продвинулись слишком далеко, Свами собирался оснастить офис адаптером. А сейчас нам требовалось выкрасть административный пароль. Мы выяснили, что существует масса способов это сделать, но большинство из них засечет служба безопасности. Имелся один простой способ, который обычно пробовал Тайлер. Когда все было готово, я позвонил ему и сказал, чтобы он шел произносить свои молитвы. Через несколько минут мы уже считывали их.
— Дойдите до того уровня, где предлагается ввести пароль, — велел он.
— Готово.
— О'кей. Введите следующие данные.
Тайлер продиктовал логин, который включал в себя что-то вроде префикса, корня и суффикса. Только средняя его часть походила на мой собственный логин, которым мне никогда не придется воспользоваться, если только мой биочип не выйдет из строя. Он подождал немного, после чего выдал навороченный пароль.
Свами засиял, словно тлеющий кончик косяка. Во всяком случае, мне так показалось.
— Я там! — воскликнул он со смехом. — Я проник внутрь!
— Что-то я не понял, — удивился я. — Неужели все эти окна, телескопы, компьютеры — все было только ради этого?
Оказалось, что нет. Тайлер предоставил нам всего лишь аккаунт суперпользователя и пароль, который был установлен на корпоративном сервере изначально. Никто не позаботился сменить установленный по умолчанию пароль: оплошность глупая, но распространенная.
— Попасть внутрь системы — это только начало, — констатировал Тайлер. — Вам еще понадобится моя помощь, чтобы обходить другие преграды, извлекать данные и прочая, и прочая.
Я мало что понимал из того, чем занимались Свами и Тайлер, так что вскоре перестал встревать в разговор. После полутора недель ежедневных, хотя и непродолжительных сеансов связи картина происходящего стала проясняться. Свами и Тайлер начали задавать мне вопросы по поводу работы компании, патентного права и других вещей. Моя часть работы заключалась в том, чтобы находить ответы. Иногда нужная информация извлекалась легко, особенно по наиболее противоречивым вопросам, поскольку государственные архивы были забиты соответствующими дебатами. А вот подробности о работе компании раскопать оказалось сложнее, но с несколькими допущениями и предположениями все постепенно прояснялось.
* * *
Тем временем одна важная вещь случилась, а другая — нет. Вторая: не было никаких вестей от Тины. А первая: мои паразитические ручки начали отрастать заново. Все началось с ноющей боли, затем появились опухоли, а потом начала лопаться кожа. Видимо, моя грудная клетка была не способна трансформироваться в клетки пальцев, поэтому кулакам приходилось буквально пробивать себе дорогу изнутри. В больницу я не пошел, и тому имелось много причин. Да и потрескавшаяся кожа быстро зажила, так что ничего страшного не произошло. Но чесалось просто адски.
Мои руки обладали способностью регенерировать — свойство для людей неслыханное. Я отрастил себе новые конечности, как ящерица хвост. Мне даже пришло в голову, что когда я только родился, эти ручонки, должно быть, уже пытались отрезать, но они отросли заново, и родители решили оставить все как есть. Отсюда перекомпенсация моей мамочки, которая всю жизнь твердила, что эти ручки — некий дар.
Я проработал в компании достаточно долго, чтобы знать цену самовосстанавливающимся костям, мышцам и коже. Этот дар действительно стоил целого состояния. Похоже, «проверочный сигнал», обнаруженный Тиной и так смахивающий на меня, был не просто подсунут ей умышленно. Он был жизнеспособным организмом, быть может, с уникальными стволовыми клетками. Отследить, откуда он взялся и кто поставил его в очередь к Тине, не представлялось возможным, но было ясно: кто-то подтолкнул ее обратиться ко мне.
В ее письме говорилось то же самое. Компания сделала мне что-то плохое, писала Тина, и она им помогла. Чем? Уговорила меня отрезать руки, вот чем. Причем не только отрезать, но и пожертвовать их на опыты. Такое впечатление, что это и было основной целью: заставить меня подписать отказ от ампутированных органов.
Не зная, чем именно я интересуюсь, мой босс Дейв прислал мне несколько интересных ссылок. Наш «Счастливый случай» и другие подобные компании находятся в жестких рамках патентного права. Нельзя запатентовать вещества или целые организмы, распространенные в природе как норма. Давным-давно лаборатории пытались получить патент на гены, созданные по образцам представителей племен третьего мира, а кто-то даже пытался присвоить себе весь человеческий геном. «Вампиры» — вот как их стали называть тогда. И тем не менее спрос на новые средства продления жизни оказался велик. Где же было взять деньги на дорогостоящие исследования в этой наполовину государственной индустрии?
Вот тут-то и появилась «Гения». Патентовать вымершие нечеловекообразные организмы законом не запрещалось, поскольку живых заинтересованных сторон уже не существовало. Если вам удалось регенерировать ДНК динозавра, вы могли либо присвоить его и оставить у себя в собственности, либо запатентовать и сделать на этом деньги. Еще одна вещь, которую разрешалось патентовать, это трансгенные организмы, созданные из нескольких видов, срощенных вместе. К этим двум типам, в основном, и принадлежало большинство наших объектов.
Проблема с трансгенами заключалась в том, что незаконно было создавать, так сказать, «действующие модели» — слишком велик был потенциальный биологический риск. Вымершие виды тоже находились под контролем, но меньшим. Одна школа научной мысли утверждала, что раз они когда-то обитали на планете, то по отношению к современным формам жизни они не являются взаимоисключающими, тогда как другое мнение гласило, что могут и являться. Эта неуверенность оставляла лазейки в законе.
Я попытался вычислить, являюсь ли единственным представителем какого-то вида (этот случай не подпадал под существующие законы) или же каким-то образом соответствую типичным категориям, с которыми имеет дело наша «Гения». Настало время проконсультироваться со специалистом по патентному праву.
Ее звали Маккензи, и из ее офиса в небоскребе открывался именно такой вид, какие обычно показывают по телевизору. Сам офис выглядел не слишком эффектно. Мебель стояла дешевенькая, а на смартдеске невозможно было что-нибудь разглядеть из-за сваленных кучей книг и бумаг. Маккензи оказалась симпатичной женщиной лет пятидесяти, с гладко зачесанными назад светлыми волосами. Я смущался, ерзал в потертом кожаном кресле, потирая бока и надеясь, что мои раны не начнут кровоточить.
Маккензи сразу же уловила суть, едва я рассказал ей про свои ампутированные и присвоенные кем-то конечности.
— Когда вы подписали отказ от образцов ткани, — заключила она, — они стали собственностью нового владельца, при условии, что они используются в соответствии с условиями договора.
— И это означает?
— Если ваши ткани в норме не встречаются в природе и если обладают тем потенциалом, которым, как мне кажется, они обладают, это означает, что ваша компания может их запатентовать. На их основе они могут разрабатывать медикаменты и методы лечения и собирать барыши. Вы же не получите ничего.
Она продолжала, увлеченно перечисляя прецеденты подобных дел, как удачных, так и проваленных. Мур, Слейвин, Йорк против Джонса и прочие славные имена. Килрой против Джорджа Вашингтона. Прямо как в университете, ей-богу. Все это началось, когда до людей вдруг дошло, что информация, необходимая для лечения многих серьезных болезней, на самом деле доступна и совершенно бесплатна. В скопившихся за десятки лет военно-медицинских архивах имелись достоверные данные, по которым можно было установить взаимосвязь между всевозможными болезнями и генетической историей, пищевыми привычками, воздействием вредных веществ и так далее. Все, что нужно было сделать — сопоставить эти данные, и революция в медицине обеспечена. Некоторое время министерство обороны и медики сражались за сохранение врачебной тайны (а уж сражаться они умеют), пока кто-то не нашел способ использовать эту информацию анонимно.
Просто убрать имена было недостаточно. Предстояло выстроить целый ряд совершенно иных данных, используя не только вымышленные имена, но и вымышленное место рождения, вымышленные лекарства и вымышленные болезни. Эта «продезинфицированная» информация выставлялась на продажу, и такие компании, как наша, пользовались ею постоянно. Обнаружив что-нибудь интересное, мы обязаны были представить открытие в Министерство обороны, которое переводило этот результат в реальный мир, используя специальный декодер. Мы платили установленную мзду, и нам предоставлялись эксклюзивные права'на открытие.
Однако сама идея того, что кто-то хочет запатентовать образцы моих тканей, выбила меня из колеи. Должно быть, вид у меня был озадаченный, потому что Маккензи отложила перо, скрестила руки на груди и вздохнула.
— Попробую объяснить доступнее, — сказала она. — Если бы законы были немного другими, вы могли бы запатентовать себя сами. Это не совсем точно, но для простоты позвольте мне выразиться так. Физический недостаток может быть запатентован, поскольку он не является нормальным человеческим состоянием. Вы — единственное заинтересованное лицо, так что можете получить патент на свои плохие гены, или хорошие стволовые клетки, или на что-то еще, что делает вас уникальным. Однако в нашем случае произошло, по-видимому, то, что компьютер вашей компании создал… э-э… Как это у вас называется?
— Объект.
— Да, объект, похожий на вас. И тогда кто-то вдруг обнаружил, что вы уже существуете.
— Меня трудно не заметить. Она кивнула из вежливости.
— Другой вариант: они знали, что ваши руки могут регенерировать, и создали этот ваш проверочный сигнал в качестве ловушки. В любом случае, они выстроили ситуацию так, чтобы заставить вас удалить лишние конечности и отказаться от них.
— Черт возьми, они постарались на славу.
— Эта ваша система, «Гения», сама по себе не в состоянии что-либо запатентовать. Чтобы получить патент, нужно доказать, что изобретение является полезным. Для этого должна существовать другая программа.
— Симулятор. Система, которая создает виртуальные организмы и забавляется с ними, как хочет, чтобы посмотреть: помогут они вылечить рак или что-нибудь в этом роде.
— У вас там, я вижу, все предусмотрено, — она улыбнулась. — Теперь что касается договора, по которому вы отказались от отчужденных тканей. Какие там были условия?
— Я его не читал.
— Копия у вас имеется?
— Нет.
— Ладно, я его отыщу, — пообещала она. — Договор мы подошьем к делу. Вам нужно только написать доверенность, чтобы я могла его получить.
Я поскреб грудь в том месте, где два комплекта костяшек пальцев пробивали себе дорогу наружу.
— Если я подписал отказ от всех прав, это означает, что я не могу подать в суд на компанию?
— Вовсе не обязательно, — сказала Маккензи. — Вы можете доказать, что в момент подписания бумаг находились не в здравом уме и твердой памяти?
— Пожалуй, — протянул я задумчиво. В тот день голова у меня действительно была, как в тумане. — Да, наверное, могу.
— Как именно?
— Во-первых, меня готовили к операции. Мне ставили капельницу.
— Одному Богу известно, что там было, — сказала она.
Да нет, какие-то медицинские записи, к которым имел доступ не только Господь Бог, там имелись. Но ее слова прозвучали так, словно она уже репетировала свою речь в суде. Она начинала мне нравиться.
— Потом была еще Тина. Это она уговорила меня подписать отказ. Чуть ли не ручку за меня держала.
— Мошенничество и принуждение, — кивнула она. — Что еще?
— Думаю, Тина даст показания в мою пользу, — сказал я. Она коротко улыбнулась и тут же вновь посерьезнела.
— У вас очень хорошие шансы, мистер Таннер. Вы сделаете на этом много миллионов.
— Сколько именно?
— Пока не могу сказать точно. Но чем больше я об этом думаю, тем выше, мне кажется, можно поднять ставки. Сотни миллионов, вне всякого сомнения.
Голова у меня поплыла, и в груди что-то кольнуло.
— Вы шутите!
Она положила ручку на стол и захлопнула блокнот.
— Эта компания пойдет ко дну.
— Здорово, — сказал я не слишком уверенно.
* * *
Маккензи собрала целую команду, чтобы сделать все необходимое. На следующей неделе она связалась со мной по телефону. В больнице моих слов никто не смог подтвердить, сказала она, так что исход дела теперь зависел от показаний Тины. Маккензи прислала ко мне частного детектива по фамилии Ланд. Он был маленький, но крепко сбитый и накачанный. Еще его отличали складки на черепе и короткие, редкие волосы, торчащие в разные стороны, как у панков времен моего дедушки. Вместе с сыщиком мы отправились навестить Тайлера за решеткой.
— Ланд считает, что Тина могла поехать на поиски матери, — сказал я.
Ланд сдвинул брови в сторону чего-то незримого, затем взгляд его прояснился и уперся в Тайлера.
— Мы рассчитывали, что вы поможете нам отыскать вашу экс-супругу.
Тайлер скривил рот, и вид у него стал такой, словно он разжевал горькую пилюлю.
— Прошло двадцать три года.
— Все, что мне нужно, несколько зацепок.
— Типа чего?
— Любимые места, вымышленные имена, родственные связи, мечты юности… Сколько продолжался ваш брак?
— Нисколько. Прожили вместе семь лет.
После этого Тайлер накидал нам несколько случайных идей. Ти-нина мамочка любила Бродвей, терпеть не могла холод, и ей нравилось в Атлантик-Сити. Так значит, Лас-Вегас? Другими возможными местами и по другим причинам оказались Батон-Руж и Южная Калифорния. Ланд уже засобирался уходить, но мне нужно было еще кое-что обсудить с Тайлером.
— Как там дела с волшебными травками Свами?
— Не особенно, но сдвиги есть.
— Лучше, чем с поисками Тины?
— На этот счет не беспокойтесь, — вставил Ланд.
— А как поживает «Гения»?
— Она у меня в кулаке, — сказал Тайлер. Мы делали вид, что «Гения» — это имя какой-то женщины, чтобы надзиратели не заподозрили причастность Тайлера. — Если вы не сможете оставить свою компанию без штанов, то по крайней мере я посажу «Гению» в лужу.